Ян ВАЙСС
ТАЙНУ НАДО БЕРЕЧЬ
Главного психолога Шмидркала ночью разбудил сигнал фотоэлемента, помещенного в ушной раковине. Шмидркал уже несколько ночей подряд спал с фотоэлементом, ибо им овладела навязчивая идея поймать этого человека, и упрямство, наконец, принесло свои плоды.
Он всмотрелся в темноту и заметил крадущуюся фигуру, которая напоминала паука на бархатном фоне тьмы. Паук замер, словно испуганный шорохом открывшихся век. Он был темнее самой ночи, как будто вобрал в себя все окружающие его тени.
Шмидркал нажал на кнопку, спрятанную под подушкой, и внезапно спальню залил яркий свет. В ту же секунду автоматически защелкнулись двери. Паук оказался в ловушке.
Он был худ и долговяз, в его прищуренных глазах блуждал только страх и ничего больше. Шмидркал осмотрел его, несколько разочарованный. Во всяком случае, не таким он представлял себе лицо человека, скрывающего тайну. Оно было каким-то незаконченным, невыразительным, с мелкими чертами, словно его делали наспех.
– Вот я вас и поймал, – сказал Шмидркал и сел в кровати. – Что вы принесли на этот раз?
– Великолепные шахматы, – неуверенно сказал пришелец, и выражение его лица вдруг стало намного приветливее. – Вам они понравятся, фигурки сделаны из слоновой кости, каждая самостоятельное произведение искусства. Это венецианская работа, обратите внимание на ладьи – это же кампанильи с хрустальными колокольчиками. Они звенят каждый раз, когда вы трогаете фигурку. Слышите? Я вам даже завидую…
Он поднес к уху белую ладью. Колокольчик тоненько прозвенел, будто звук доносился издалека.
– Зачем мне шахматы, если я не умею в них играть? – неуверенно спросил Шмидркал, слегка ошеломленный ответом, и потрогал ладью. – Она действительно звенит, но какой в этом смысл?
Пришелец не ответил, и весь как бы сжался. Казалось, он не знает, что сказать. Шмидркал понял, что поймал паука за ножку.
– Ну так как же, – спросил он, – зачем вы пришли? Зажгите-ка свой волшебный фонарь! Для чего вы приносите гербарии, скрипки, коллекции марок, редкие книги и шахматы тем, кто всего этого не собирает?
– О, у меня есть еще столько прекрасных и полезных вещей…
– Я спрашиваю, почему вы их приносите по ночам, когда люди спят? Что у вас на уме, когда вы преподносите все эти подарки?
– Если б я только знал, – сказал пришелец и грустно посмотрел на психиатра.
Шмидркал торжествовал.
– Хорошо, тогда я вам скажу! – воскликнул он так, что гость вздрогнул.
– Я знаю, что виноват, делайте со мной что хотите, сказал он сокрушенно.
– Вы нарушаете спокойствие…
– Да, я занимаюсь недозволенными делами. Но как мне быть, как бороться с собой, когда наступает ночь, и я остаюсь один на один со своими вещами?
– Они вам мешают, но вам их жалко, вы не хотите их уничтожать и нашли способ избавиться от них – подсунуть своим ближним. Верно?
– Нет, не верно. Они мне совсем не мешают. Я их очень люблю, и мне очень не хочется с ними расставаться. Я каждый раз говорю себе: “Хватит! Больше никому ничего не дам!”
– Так в чем же дело? Вам хочется оригинальничать, удивлять людей?
– Нет!
– Значит, вы просто вводите их во искушение, подсовываете им вещи, словно червю-древоточцу – кору или листья…
– Да нет, какие там листья! Это сильнее меня!
– Что сильнее вас?
– Ночь! Всюду такая тишина-тьма дразнит, нашептывает, влечет – рождается смелость, появляется желание совершить что-то таинственное. И когда это чувство меня охватывает…
– Какое чувство?
– Не знаю. Глаза спят, губы спят, всюду – мертвые вещи, но, стоит возникнуть звуку, чуть более сильному, чем удары сердца, как все сразу же просыпается! Поэтому движешься незаметно, словно часовая стрелка…
– Кажется, я понял, – сказал психолог, – вы говорите, что вас влечет тьма? Что вами овладевает желание, заставляя что-то делать, и вы не в силах противиться? Скажите, а кем был ваш дед?
– Гардеробщиком в отеле “Исфаган”.
– А ваш прадед? Прапрадед?
– Меня это никогда не интересовало…
– Давайте договоримся: вы пойдете домой и как следует выспитесь. А я изучу эти ваши ночные похождения под увеличительным стеклом утреннего солнца и завтра приду к вам…
Утром главный психолог Шмидркал посетил ОПИС – отдел превентивной информационной службы. В одном из залов там стоял огромный, до потолка, старинный “дед-всевед”. Шмидркал уселся за пульт, взял перфокарту, заполнил ее. вложил в отверстие и включил машину. Электронный мозг на мгновение проснулся. По его клеткам молнией пронесся импульс на уровне мышления, и машина выдала ОПИСание…
– Дорогой господин Андреас, – обратился на следующий день к своему пациенту Шмидркал, – должен вам сказать, что ваш предок Франц Ксавер Андреас был вором. Так раньше называли людей, у которых за душой не было ничего и которые присваивали чужое. Однако ваш предок брал не деньги, а вещи, это был не карманник, а домушник. И вот, господин Андреас, дурные наклонности вашего уважаемого предка через несколько поколений передались вам. Вы, конечно, можете возразить как же так, ведь вы, нынешний Эдуард Андреас, приносите людям вещи, в то время как ваш предок Франц Андреас их отбирал…
– Да нет, я понимаю, что вы хотите сказать… Но Шмидр кал вошел во вкус, и его невозможно было остановить: Давать намного выгоднее, чем брать. Если бы вы поступали так, как ваш прапрапрадед, то вы походили бы на сумасшедшего, который нагромождает вещи в одну огромную кучу. Мы ведь задыхаемся среди вещей, ищем способ, как выбраться из этого болота…
– И вы считаете, что я нашел такой способ, – перебил его Андреас, – я, у которого есть лавка, забитая всяким хламом так, что глаза разбегаются…
– А откуда у вас эта лавка?
– Я получил ее в наследство – даже не знаю от кого…
– Ну, тогда все ясно. Это, вероятно, те вещи, которые накопил ваш знаменитый предок…
– Видите ли, я вроде бы управляющий своей лавкой. Это моя работа, мой труд. Я предлагаю людям что-нибудь выбрать, взять на память, но никто ничего не берет. Время от времени кто-нибудь остановится у витрины, возьмет что-нибудь в руки, но потом отложит и идет дальше. Я начал сходить с ума, не мог больше ждать, когда кто-нибудь смилуется надо мной, и решил сам избавляться от своих вещей, разносить их людям. Теперь я горд, когда мне удается хорошо пристроить достойную вещь. Вы говорили, что раньше одни люди воровали у других. Я поступаю наоборот – ворую у себя и отдаю людям…
– Однако вы и тут наносите вред обществу, – не дал ему договорить Шмидркал. – Вы избавляетесь от заботы о вещах и перекладываете ее на плечи других. Вы тоже действуете во зло…
– Вы хотите сказать, что я тоже злоумышленник?
– Злоумышленник, только наоборот!
– И притом злоумышленник пойманный! – горестно воскликнул Андреас. – И что теперь будет? Как мне дальше жить? Что я буду делать по ночам? Ведь кому бы и что бы я ни принес, каждый будет знать, что это сделал я, что все это – краденое…
– Вам все вернут, – усмехнулся психолог.
– А что делали с вором, когда его ловили?
– Не знаю, но, наверное, высмеивали его.
– Теперь меня выставят на потеху людям… – убивался Андреас.
– Подождите, – смягчился психолог, – а если я буду молчать?
– И вы на это пойдете?
– А почему бы и нет? Дарите и дальше свои вещички, ведь в конце концов вы никому этим не угрожаете, никому не вредите…
– Я клянусь, что буду дарить лишь самое прекрасное из того, что у меня есть!
– Дело не в самих вещах, а в окружающей их тайне. В дразнящем, безответном “зачем”, в тех странных обстоятельствах, которые связаны с подаренными вами предметами. Насколько мне известно, те, к кому вы по ночам приходили, собирались вместе, чтобы разрешить эту загадку… И я подумал: надо беречь любую тайну, пусть даже самую незначительную, не раскрывать ее, ведь чем дальше, тем их становится меньше. Пусть люди спрашивают, пусть ищут! Лучше маленькая тайна, чем никакой! Но берегитесь, если вас поймают…
– Никогда! – воскликнул Андреас.
Он пригласил Шмидркала осмотреть старую лачугу, находящуюся под охраной Института архитектуры и памятников. Они вошли в сводчатую комнату, уставленную полками. На них лежали вещи, навевающие грусть своей явной ненужностью, избыточностью, никчемностью, бренностью существования. Шмидркал был убежден, что как психолог он может проникнуть не только в глубины человеческой души, но и понять сущность вещей. Он брал их в руки, рассматривал, приблизив к глазам, стряхивал с них пыль, слушал их, принюхивался к ним и снова клал на место.
Внезапно прозвучали куранты – пять мерных металлических ударов. И как только замер последний удар, послышался дрожащий голос:
“Приятный час, И если верные
друзья И доброе вино…”
– Да это же говорящие часы! – удивился Шмидркал. Он по дошел к застекленному ящику, в котором был скрыт механизм часов с циферблатом, сделанным в виде золотого лунного диска. Андреас передвинул стрелку на 10, чтобы продемонстрировать, на что они способны. На этот раз в голосе послышались нотки предостережения:
“Вечерний час – мгновеньем пролетишь,
Исчезнешь в вечности,
себя преобразишь…”
– Ты много говоришь! – перебил его Шмидркал и поставил стрелку на полночь:
“Дни осени – короче, Но выпьем еще – трах! Пока
нам
не сыграют Бах-бах,
бах-бах, бах-бах!”
– Что это такое – “бах-бах”?
– Это же удары барабана, похоронного оркестра, исполняющего траурный марш – бах, бах, бах…
– Ах, вот оно что…
– А вам не нужны часы? – неожиданно спросил Андреас Шмидркала. – Возьмите их на память…
Шмидркал всячески отбивался от подарка, но в конце концов сдался, не устояв против такого страстного желания дарить.
– Я вам дам запасной валик с радостной, веселой мелодией, и время для вас полетит птицей, на душе станет так легко…
– Хватит с меня и часов, – со вздохом проворчал психолог.
– Но часы без валика, – старался объяснить ему Андреас, – как человек без языка. В валике заключена вся их мудрость…
И когда главный психолог Шмидркал отправился домой, вслед за ним с часами шел Андреас. Он думал о том, насколько приятнее работать при свечах.
Он всмотрелся в темноту и заметил крадущуюся фигуру, которая напоминала паука на бархатном фоне тьмы. Паук замер, словно испуганный шорохом открывшихся век. Он был темнее самой ночи, как будто вобрал в себя все окружающие его тени.
Шмидркал нажал на кнопку, спрятанную под подушкой, и внезапно спальню залил яркий свет. В ту же секунду автоматически защелкнулись двери. Паук оказался в ловушке.
Он был худ и долговяз, в его прищуренных глазах блуждал только страх и ничего больше. Шмидркал осмотрел его, несколько разочарованный. Во всяком случае, не таким он представлял себе лицо человека, скрывающего тайну. Оно было каким-то незаконченным, невыразительным, с мелкими чертами, словно его делали наспех.
– Вот я вас и поймал, – сказал Шмидркал и сел в кровати. – Что вы принесли на этот раз?
– Великолепные шахматы, – неуверенно сказал пришелец, и выражение его лица вдруг стало намного приветливее. – Вам они понравятся, фигурки сделаны из слоновой кости, каждая самостоятельное произведение искусства. Это венецианская работа, обратите внимание на ладьи – это же кампанильи с хрустальными колокольчиками. Они звенят каждый раз, когда вы трогаете фигурку. Слышите? Я вам даже завидую…
Он поднес к уху белую ладью. Колокольчик тоненько прозвенел, будто звук доносился издалека.
– Зачем мне шахматы, если я не умею в них играть? – неуверенно спросил Шмидркал, слегка ошеломленный ответом, и потрогал ладью. – Она действительно звенит, но какой в этом смысл?
Пришелец не ответил, и весь как бы сжался. Казалось, он не знает, что сказать. Шмидркал понял, что поймал паука за ножку.
– Ну так как же, – спросил он, – зачем вы пришли? Зажгите-ка свой волшебный фонарь! Для чего вы приносите гербарии, скрипки, коллекции марок, редкие книги и шахматы тем, кто всего этого не собирает?
– О, у меня есть еще столько прекрасных и полезных вещей…
– Я спрашиваю, почему вы их приносите по ночам, когда люди спят? Что у вас на уме, когда вы преподносите все эти подарки?
– Если б я только знал, – сказал пришелец и грустно посмотрел на психиатра.
Шмидркал торжествовал.
– Хорошо, тогда я вам скажу! – воскликнул он так, что гость вздрогнул.
– Я знаю, что виноват, делайте со мной что хотите, сказал он сокрушенно.
– Вы нарушаете спокойствие…
– Да, я занимаюсь недозволенными делами. Но как мне быть, как бороться с собой, когда наступает ночь, и я остаюсь один на один со своими вещами?
– Они вам мешают, но вам их жалко, вы не хотите их уничтожать и нашли способ избавиться от них – подсунуть своим ближним. Верно?
– Нет, не верно. Они мне совсем не мешают. Я их очень люблю, и мне очень не хочется с ними расставаться. Я каждый раз говорю себе: “Хватит! Больше никому ничего не дам!”
– Так в чем же дело? Вам хочется оригинальничать, удивлять людей?
– Нет!
– Значит, вы просто вводите их во искушение, подсовываете им вещи, словно червю-древоточцу – кору или листья…
– Да нет, какие там листья! Это сильнее меня!
– Что сильнее вас?
– Ночь! Всюду такая тишина-тьма дразнит, нашептывает, влечет – рождается смелость, появляется желание совершить что-то таинственное. И когда это чувство меня охватывает…
– Какое чувство?
– Не знаю. Глаза спят, губы спят, всюду – мертвые вещи, но, стоит возникнуть звуку, чуть более сильному, чем удары сердца, как все сразу же просыпается! Поэтому движешься незаметно, словно часовая стрелка…
– Кажется, я понял, – сказал психолог, – вы говорите, что вас влечет тьма? Что вами овладевает желание, заставляя что-то делать, и вы не в силах противиться? Скажите, а кем был ваш дед?
– Гардеробщиком в отеле “Исфаган”.
– А ваш прадед? Прапрадед?
– Меня это никогда не интересовало…
– Давайте договоримся: вы пойдете домой и как следует выспитесь. А я изучу эти ваши ночные похождения под увеличительным стеклом утреннего солнца и завтра приду к вам…
Утром главный психолог Шмидркал посетил ОПИС – отдел превентивной информационной службы. В одном из залов там стоял огромный, до потолка, старинный “дед-всевед”. Шмидркал уселся за пульт, взял перфокарту, заполнил ее. вложил в отверстие и включил машину. Электронный мозг на мгновение проснулся. По его клеткам молнией пронесся импульс на уровне мышления, и машина выдала ОПИСание…
– Дорогой господин Андреас, – обратился на следующий день к своему пациенту Шмидркал, – должен вам сказать, что ваш предок Франц Ксавер Андреас был вором. Так раньше называли людей, у которых за душой не было ничего и которые присваивали чужое. Однако ваш предок брал не деньги, а вещи, это был не карманник, а домушник. И вот, господин Андреас, дурные наклонности вашего уважаемого предка через несколько поколений передались вам. Вы, конечно, можете возразить как же так, ведь вы, нынешний Эдуард Андреас, приносите людям вещи, в то время как ваш предок Франц Андреас их отбирал…
– Да нет, я понимаю, что вы хотите сказать… Но Шмидр кал вошел во вкус, и его невозможно было остановить: Давать намного выгоднее, чем брать. Если бы вы поступали так, как ваш прапрапрадед, то вы походили бы на сумасшедшего, который нагромождает вещи в одну огромную кучу. Мы ведь задыхаемся среди вещей, ищем способ, как выбраться из этого болота…
– И вы считаете, что я нашел такой способ, – перебил его Андреас, – я, у которого есть лавка, забитая всяким хламом так, что глаза разбегаются…
– А откуда у вас эта лавка?
– Я получил ее в наследство – даже не знаю от кого…
– Ну, тогда все ясно. Это, вероятно, те вещи, которые накопил ваш знаменитый предок…
– Видите ли, я вроде бы управляющий своей лавкой. Это моя работа, мой труд. Я предлагаю людям что-нибудь выбрать, взять на память, но никто ничего не берет. Время от времени кто-нибудь остановится у витрины, возьмет что-нибудь в руки, но потом отложит и идет дальше. Я начал сходить с ума, не мог больше ждать, когда кто-нибудь смилуется надо мной, и решил сам избавляться от своих вещей, разносить их людям. Теперь я горд, когда мне удается хорошо пристроить достойную вещь. Вы говорили, что раньше одни люди воровали у других. Я поступаю наоборот – ворую у себя и отдаю людям…
– Однако вы и тут наносите вред обществу, – не дал ему договорить Шмидркал. – Вы избавляетесь от заботы о вещах и перекладываете ее на плечи других. Вы тоже действуете во зло…
– Вы хотите сказать, что я тоже злоумышленник?
– Злоумышленник, только наоборот!
– И притом злоумышленник пойманный! – горестно воскликнул Андреас. – И что теперь будет? Как мне дальше жить? Что я буду делать по ночам? Ведь кому бы и что бы я ни принес, каждый будет знать, что это сделал я, что все это – краденое…
– Вам все вернут, – усмехнулся психолог.
– А что делали с вором, когда его ловили?
– Не знаю, но, наверное, высмеивали его.
– Теперь меня выставят на потеху людям… – убивался Андреас.
– Подождите, – смягчился психолог, – а если я буду молчать?
– И вы на это пойдете?
– А почему бы и нет? Дарите и дальше свои вещички, ведь в конце концов вы никому этим не угрожаете, никому не вредите…
– Я клянусь, что буду дарить лишь самое прекрасное из того, что у меня есть!
– Дело не в самих вещах, а в окружающей их тайне. В дразнящем, безответном “зачем”, в тех странных обстоятельствах, которые связаны с подаренными вами предметами. Насколько мне известно, те, к кому вы по ночам приходили, собирались вместе, чтобы разрешить эту загадку… И я подумал: надо беречь любую тайну, пусть даже самую незначительную, не раскрывать ее, ведь чем дальше, тем их становится меньше. Пусть люди спрашивают, пусть ищут! Лучше маленькая тайна, чем никакой! Но берегитесь, если вас поймают…
– Никогда! – воскликнул Андреас.
Он пригласил Шмидркала осмотреть старую лачугу, находящуюся под охраной Института архитектуры и памятников. Они вошли в сводчатую комнату, уставленную полками. На них лежали вещи, навевающие грусть своей явной ненужностью, избыточностью, никчемностью, бренностью существования. Шмидркал был убежден, что как психолог он может проникнуть не только в глубины человеческой души, но и понять сущность вещей. Он брал их в руки, рассматривал, приблизив к глазам, стряхивал с них пыль, слушал их, принюхивался к ним и снова клал на место.
Внезапно прозвучали куранты – пять мерных металлических ударов. И как только замер последний удар, послышался дрожащий голос:
“Приятный час, И если верные
друзья И доброе вино…”
– Да это же говорящие часы! – удивился Шмидркал. Он по дошел к застекленному ящику, в котором был скрыт механизм часов с циферблатом, сделанным в виде золотого лунного диска. Андреас передвинул стрелку на 10, чтобы продемонстрировать, на что они способны. На этот раз в голосе послышались нотки предостережения:
“Вечерний час – мгновеньем пролетишь,
Исчезнешь в вечности,
себя преобразишь…”
– Ты много говоришь! – перебил его Шмидркал и поставил стрелку на полночь:
“Дни осени – короче, Но выпьем еще – трах! Пока
нам
не сыграют Бах-бах,
бах-бах, бах-бах!”
– Что это такое – “бах-бах”?
– Это же удары барабана, похоронного оркестра, исполняющего траурный марш – бах, бах, бах…
– Ах, вот оно что…
– А вам не нужны часы? – неожиданно спросил Андреас Шмидркала. – Возьмите их на память…
Шмидркал всячески отбивался от подарка, но в конце концов сдался, не устояв против такого страстного желания дарить.
– Я вам дам запасной валик с радостной, веселой мелодией, и время для вас полетит птицей, на душе станет так легко…
– Хватит с меня и часов, – со вздохом проворчал психолог.
– Но часы без валика, – старался объяснить ему Андреас, – как человек без языка. В валике заключена вся их мудрость…
И когда главный психолог Шмидркал отправился домой, вслед за ним с часами шел Андреас. Он думал о том, насколько приятнее работать при свечах.