Владимир Шулятиков
Одинокие и лишние
(Ек. Леткова. Повести и рассказы, т. I и II. Ее же. «Без фамилии» («На славном посту»)
«Я – раба твоя, навеки твоя: ради тебя я готова решиться на все, отречься от всего остального мира, с тобой я пойду на самый край света, с тобой разделю опасности, горе и смерть», – с такими восклицаниями героини старинных романов и повестей, драм и поэм неизменно обращались к «избранникам» своего сердца. И эти патетические восклицания полны глубокого исторического смысла: от них веет духом тем временем, когда европейская женщина переживала первый фазис своего развития, когда она не видела света вне области семейных отношений, когда она могла действовать и совершать подвиги лишь в союзе с мужчиной, лишь в качестве преданного ему оруженосца, когда союз с мужчиной для нее на самом деле составлял «все».
Принадлежать мужчине – вот в чем видела тогда исключительную цель своей жизни европейская женщина. И на протяжении многих столетий принадлежа исключительно мужчине и заботам семейного очага, европейская женщина старых времен воспитывала в себе чувство полной несамостоятельности. Это чувство легло в основание ее психической деятельности. От этого чувства европейская женщина долго не была в состоянии отделаться и тогда, когда перед ней открывались новые «пути», когда она вступила на поприще самостоятельной борьбы за существование. К анализу этого чувства очень часто любят возвращаться наши писательницы. Потерявшее под собой всякую историческую почву, это чувство, тем не менее, продолжает зачастую вторгаться в душевный мир героинь новейшей «женской» литературы, продолжает руководить их действиями, переродившись в инстинктивную потребность кому-нибудь принадлежать, от кого-нибудь зависеть в своих действиях, кому-нибудь слепо приносить себя в жертву.
О могуществе перерожденного чувства особенно много говорит г-жа Екатерина Леткова[1].
В ее произведениях фигурирует целый ряд «новых» женщин, устраивающих свою жизнь не на тех устоях, на которых покоилось положение женщин в старину. Героиня романа «Мертвая зыбь»[2], Елена Бармина, ненавидит «мещанские» идеалы. Ей кажется душной атмосфера сытой, обеспеченной, семейной жизни, сводящейся к «мелким» интересам, мелким расчетам и изредка к «мелким» столкновениям и мелкой борьбе. Она расходится со своим мужем – красивым, блестящим, душевно уравновешенным, самодовольным гвардейским офицером. В то же время, стремление сорвать с себя все путы рутинной жизни заводит ее слишком далеко и страх перед «мещанским» застоем заставляет ее видеть опасности там, где их вовсе нет. Развивавшаяся среди той общественной обстановки, которая подарила столько разочарований прогрессистам-народникам, Елена не уверовала в «истину семидесятых годов», но, напротив, в народнических начинаниях усмотрела только проявление «мещанского» духа и тиранию рутинной мысли. Она отвернулась от матери, звавшей ее на служение «народу», и пошла навстречу черствому эгоисту, эстету Львову, надеясь в его объятиях забыть «землю, заботы и мелочи жизни». С такой же энергией против «мещанского» ограниченного существования восстает генеральская дочь Марина Снопова (в повести «Чудачка»). Проникнутая самыми искренними альтруистическими чувствами и стремлениями, скорбящая за всех обездоленных и угнетенных, мечтающая о помощи голодающим, она решает бросить светское общество и ехать на служение народу в деревенскую глушь. Но в своем протесте Марине приходится преодолевать иные препятствия, чем Елене Барминой: Марина ведет борьбу исключительно с «предрассудками» своей родни. И эта борьба носит менее бурный характер: Марина ограничивается спорами с матерью и вспышками негодования, не идущими дальше резких упреков и обличений в «пустоте и бесцельности» жизни. Героиня рассказа «Лишняя» не довольствуется чисто филантропическими порывами Марины. Софья Николаевна Ловцева, жена видного педагога, преподавателя классической гимназии, отдалась интересам «идейной» жизни, явилась убежденной сторонницей прогрессивного учения шестидесятых-семидесятых годов. Убедившись в том, что ее муж не может быть ее товарищам по убеждениям, она сочла необходимым немедленно расстаться с ним, покинула его и своих двух дочерей и соединила свою судьбу с судьбой любимого ею человека – одного из талантливейших проповедников народничества.
Марья Ниловна Мигаева («Отдых»[3]) – другой тип «новой» женщины. Это – женщина, поставленная в условия трудной борьбы за существование. Она работает на городской телеграфной станции, через день ходит на дежурство, просиживает на телеграфе по одиннадцать часов и страшно утомляется, да и к тому же ее постоянно преследует боязнь лишиться места. Получаемое ею жалование настолько ничтожно, что с трудом покрывает расходы на стол, квартиру и предметы первой необходимости. На многое, например, на портниху, ей не хватает денег. Все ее свободное время уходит на шитье и работу по хозяйству. Эти заботы не дают ей возможности заниматься «идейными интересами», даже читать ей приходится очень мало. И так она живет в душной маленькой комнате, «без семьи, без радости, без природы» уже целых семнадцать лет.
Принадлежать мужчине – вот в чем видела тогда исключительную цель своей жизни европейская женщина. И на протяжении многих столетий принадлежа исключительно мужчине и заботам семейного очага, европейская женщина старых времен воспитывала в себе чувство полной несамостоятельности. Это чувство легло в основание ее психической деятельности. От этого чувства европейская женщина долго не была в состоянии отделаться и тогда, когда перед ней открывались новые «пути», когда она вступила на поприще самостоятельной борьбы за существование. К анализу этого чувства очень часто любят возвращаться наши писательницы. Потерявшее под собой всякую историческую почву, это чувство, тем не менее, продолжает зачастую вторгаться в душевный мир героинь новейшей «женской» литературы, продолжает руководить их действиями, переродившись в инстинктивную потребность кому-нибудь принадлежать, от кого-нибудь зависеть в своих действиях, кому-нибудь слепо приносить себя в жертву.
О могуществе перерожденного чувства особенно много говорит г-жа Екатерина Леткова[1].
В ее произведениях фигурирует целый ряд «новых» женщин, устраивающих свою жизнь не на тех устоях, на которых покоилось положение женщин в старину. Героиня романа «Мертвая зыбь»[2], Елена Бармина, ненавидит «мещанские» идеалы. Ей кажется душной атмосфера сытой, обеспеченной, семейной жизни, сводящейся к «мелким» интересам, мелким расчетам и изредка к «мелким» столкновениям и мелкой борьбе. Она расходится со своим мужем – красивым, блестящим, душевно уравновешенным, самодовольным гвардейским офицером. В то же время, стремление сорвать с себя все путы рутинной жизни заводит ее слишком далеко и страх перед «мещанским» застоем заставляет ее видеть опасности там, где их вовсе нет. Развивавшаяся среди той общественной обстановки, которая подарила столько разочарований прогрессистам-народникам, Елена не уверовала в «истину семидесятых годов», но, напротив, в народнических начинаниях усмотрела только проявление «мещанского» духа и тиранию рутинной мысли. Она отвернулась от матери, звавшей ее на служение «народу», и пошла навстречу черствому эгоисту, эстету Львову, надеясь в его объятиях забыть «землю, заботы и мелочи жизни». С такой же энергией против «мещанского» ограниченного существования восстает генеральская дочь Марина Снопова (в повести «Чудачка»). Проникнутая самыми искренними альтруистическими чувствами и стремлениями, скорбящая за всех обездоленных и угнетенных, мечтающая о помощи голодающим, она решает бросить светское общество и ехать на служение народу в деревенскую глушь. Но в своем протесте Марине приходится преодолевать иные препятствия, чем Елене Барминой: Марина ведет борьбу исключительно с «предрассудками» своей родни. И эта борьба носит менее бурный характер: Марина ограничивается спорами с матерью и вспышками негодования, не идущими дальше резких упреков и обличений в «пустоте и бесцельности» жизни. Героиня рассказа «Лишняя» не довольствуется чисто филантропическими порывами Марины. Софья Николаевна Ловцева, жена видного педагога, преподавателя классической гимназии, отдалась интересам «идейной» жизни, явилась убежденной сторонницей прогрессивного учения шестидесятых-семидесятых годов. Убедившись в том, что ее муж не может быть ее товарищам по убеждениям, она сочла необходимым немедленно расстаться с ним, покинула его и своих двух дочерей и соединила свою судьбу с судьбой любимого ею человека – одного из талантливейших проповедников народничества.
Марья Ниловна Мигаева («Отдых»[3]) – другой тип «новой» женщины. Это – женщина, поставленная в условия трудной борьбы за существование. Она работает на городской телеграфной станции, через день ходит на дежурство, просиживает на телеграфе по одиннадцать часов и страшно утомляется, да и к тому же ее постоянно преследует боязнь лишиться места. Получаемое ею жалование настолько ничтожно, что с трудом покрывает расходы на стол, квартиру и предметы первой необходимости. На многое, например, на портниху, ей не хватает денег. Все ее свободное время уходит на шитье и работу по хозяйству. Эти заботы не дают ей возможности заниматься «идейными интересами», даже читать ей приходится очень мало. И так она живет в душной маленькой комнате, «без семьи, без радости, без природы» уже целых семнадцать лет.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента