Владимир Михайлович Шулятиков
Теоретик интеллигенции (по поводу романов А.К. Шеллера)

   В газетных некрологах, посвященных памяти А.К. Шеллера-Михайлова подчеркивалось преимущественно значение его романов, сказавшееся в их влиянии на молодежь шестидесятых-семидесятых годов. Но этим влиянием значение романов Шеллера далеко не исчерпывается. Правда, его романы утратили свой первоначальный, животрепещущий интерес, правда, теперь ни находят себе восторженных читателей лишь в провинциальной глуши; за то другого рода интерес должен сохранить их от забвения. Они – драгоценные исторические документы: они (мы берем такие произведения, как «Гнилые болота», «Лес рубят, щепки летят», «Жизнь Шунова») повествует о славнейшем, героическом моменте в жизни русской «интеллигенции». Этот момент, помимо прочего богатого культурного наследства, передал потомству один замечательный догмат, имевший долгое время священное обаяние для интеллигентов – догмат о критически мыслящей личности, вершающей судьбы истории. И вот в настоящую минуту, когда вопросы о роли личности в истории, о соотношении, существующем между индивидуумом и общественным организмом, еще не выяснены окончательно, романы Шеллера могут оказать нам великую помощь: содержащийся в них материал позволяет осветить эти вопросы с генетической точки зрения, объяснить лучше, чем многие другие литературные памятники, как и почему в среде русской интеллигенции зародилось и сложилось представление о мыслящей личности, движущей историю.
   Оно родилось вместе с появлением на историческую сцену нового типа интеллигенции, которую составили представители различнейших общественных групп в пятидесятых-шестидесятых годах.
   Вглядитесь в пеструю толпу шеллеровских героев: кто они? – сын придворного служителя Рудый, сын торговца Калинин, сын канцелярского служителя Прилежаев, сыновья чиновников Люлюшин и Панютин, сын штаб-ротмистра Прохоров, незаконнорожденный генеральский сын Розенкампф, сын бедного священника Носович, сын малосостоятельного дворянина Шупов.
   Эти интеллигенты, или, по терминологии шестидесятых годов, «мыслящие пролетарии», выступили на историческую сцену при исключительных условиях, о которых совершенно не ведали их литературные предшественники: в противоположность Печориным, Рудиным, Александрам Адуевым и другим «лишним людям» эпохи романтизма им пришлось приобретать себе с бою права на существование; в противоположность Костанжогло, Петрам Адуевым, Саксам и другим заводчикам и бюрократам, которых идеализировали трезвые реалисты сороковых годов, они приобрели это право ценой самой тяжелой борьбы за существование.
   Здесь мы не будем вскрывать тех исторических, экономических и социальных причин, которые привели к образованию новой интеллигенции: Шеллер в своих романах сосредоточивает внимание исключительно на изображении тех трудностей и терний, которыми была обставлена борьба за существование этой интеллигенции, – интеллигенция разночинцев и «кающихся» дворян. Он описывает гнет материальной обстановки, среди которой росли интеллигенты-разночинцы, описывает ужасы нужды, голода и холода, с которыми им пришлось знакомиться на каждом шагу. Он останавливает свое внимание на том, как ежеминутно интеллигенты-дворяне страдали от предрассудков, составлявших достояние их среды, от фальшивости отношений дореформенной дворянской семьи. Далее все решительно его интеллигенты переживают нравственную ломку, находясь в тисках дореформенного воспитания. И в конце-концов дореформенная среда и дореформенная семья выбрасывают их из своих недр, делают их людьми, не имеющими ни кола, ни двора, принужденными с величайшими усилиями отстаивать свои права на жизнь.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента