Владислав Дорофеев
Баранья нога
Я достал из под себя петушиное перо, почесал черенком пера живот и за ухом, посмотрел в окно, зашторенное ночью, кинул задумчиво перо по ветру.
Из печи вышел черный дым и, обожествленная им кочерга, принялась солировать моему остановившемуся настроению. Кочерга разошлась и прыгнула до потолка, и облако свернулось на столе возле яблока, которое еще засветло я поднял в саду. Яблоко червивое, но румяное, а облако уплотнилось. Я заметил его. Схватил правой рукой облако-шарик и принялся, насвистывая и считая, бросать в стену шарик.
Игра мне так понравилась, что я перекрасил печь, раздул угли, и закрыл вьюшку. Я лег, а правую руку с шариком и голову свесил за кровать, к голове прилила кровь, я прикрыл глаза; и под кроватью вдоль стены заструились зеленые огоньки. Я засвистал. Воздух из розового стал белым, потом голубым и черным, а печь раскалилась и превратилась в алебарду. Воина с бутылочной этикетки я превратил в настоящего, приказал – на лошадином наречии – взять алебарду, и слушаться белого котенка с черным хвостом.
«Как же, ведь у котенка вместо головы солнце?! А, котенок – это ты, повелитель и создатель. Страшно подчиняться из опасения, хочется из страха, повелитель».
«Пойди в сад, подергай яблонь, потопчи траву, выволочи из угла белого оленя с золотыми зубами, выкуй из моей правой руки меч. Шарик воткни в лоб, будет третий глаз».
Воздух качало. В комнату плыл угар. Сон попыхтел и оставил меня. Над столом фотография, «Камю с папиросой». Камю ошалело вздохнул и покосился на останки своей машины. На моем дощатом коричневом столе поместились и авария, и машина, и воздух той горы. Камю глотнул дыма, а я глотнул угара.
Стены взмокли, и затрещали зеленые листья, вкручиваясь в стены. Обшивка комнаты в труху! И только на бело-сером подоконнике оставались перевернутый стакан и воткнутый в подоконник нож с зеленой рукояткой.
Мне захотелось пойти набрать грецких орехов. Орех растет в углу комнаты из черного рояля. Надо взобраться на крутящийся табурет, и со взмахом руки стать бледно-сочным цветком с лазоревыми листьями и красным корнем.
Из печи вышел черный дым и, обожествленная им кочерга, принялась солировать моему остановившемуся настроению. Кочерга разошлась и прыгнула до потолка, и облако свернулось на столе возле яблока, которое еще засветло я поднял в саду. Яблоко червивое, но румяное, а облако уплотнилось. Я заметил его. Схватил правой рукой облако-шарик и принялся, насвистывая и считая, бросать в стену шарик.
Игра мне так понравилась, что я перекрасил печь, раздул угли, и закрыл вьюшку. Я лег, а правую руку с шариком и голову свесил за кровать, к голове прилила кровь, я прикрыл глаза; и под кроватью вдоль стены заструились зеленые огоньки. Я засвистал. Воздух из розового стал белым, потом голубым и черным, а печь раскалилась и превратилась в алебарду. Воина с бутылочной этикетки я превратил в настоящего, приказал – на лошадином наречии – взять алебарду, и слушаться белого котенка с черным хвостом.
«Как же, ведь у котенка вместо головы солнце?! А, котенок – это ты, повелитель и создатель. Страшно подчиняться из опасения, хочется из страха, повелитель».
«Пойди в сад, подергай яблонь, потопчи траву, выволочи из угла белого оленя с золотыми зубами, выкуй из моей правой руки меч. Шарик воткни в лоб, будет третий глаз».
Воздух качало. В комнату плыл угар. Сон попыхтел и оставил меня. Над столом фотография, «Камю с папиросой». Камю ошалело вздохнул и покосился на останки своей машины. На моем дощатом коричневом столе поместились и авария, и машина, и воздух той горы. Камю глотнул дыма, а я глотнул угара.
Стены взмокли, и затрещали зеленые листья, вкручиваясь в стены. Обшивка комнаты в труху! И только на бело-сером подоконнике оставались перевернутый стакан и воткнутый в подоконник нож с зеленой рукояткой.
Мне захотелось пойти набрать грецких орехов. Орех растет в углу комнаты из черного рояля. Надо взобраться на крутящийся табурет, и со взмахом руки стать бледно-сочным цветком с лазоревыми листьями и красным корнем.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента