Влас Михайлович Дорошевич
Добрыня Никитич[1]
Опера в 2-х действиях, с прологом и эпилогом.
Музыка А.Т. Гречанинова и В.М. Дорошевича[2]
Действующие лица:
Федор свет Иванович Шаляпин, – богатырь.
Алеша Гречанинов млад, – внук Вагнера, двоюродный племянник Бородина[3], временно исправляющий должность Глинки. Богатырь.
Г-н Альтани[4], получает двадцатого числа жалованье. Богатырь.
Первый, второй – богатыри в вицмундирах.
Первый тенор, второй тенор – больные богатыри.
Балерины с богатырскими ногами.
Боярин Мюр, боярин Мерилиз – представители московского купечества.
Гадкий мальчик, впоследствии, вероятно, рецензент.
Настасья Микулишна.
Мамелфа Тимофеевна.[5]
Русские, японцы, японки, амазоны, амазонки и стерлядь.
Перед поднятием занавеса музыка играет увертюру из «Руслана»[6]. По окончании г. Альтани поворачивается и говорит: – Это музыка Дорошевича. Публика аплодирует. Г-н Дорошевич выходит и кланяется. Занавес поднимается.
Алеша Гречанинов млад, – внук Вагнера, двоюродный племянник Бородина[3], временно исправляющий должность Глинки. Богатырь.
Г-н Альтани[4], получает двадцатого числа жалованье. Богатырь.
Первый, второй – богатыри в вицмундирах.
Первый тенор, второй тенор – больные богатыри.
Балерины с богатырскими ногами.
Боярин Мюр, боярин Мерилиз – представители московского купечества.
Гадкий мальчик, впоследствии, вероятно, рецензент.
Настасья Микулишна.
Мамелфа Тимофеевна.[5]
Русские, японцы, японки, амазоны, амазонки и стерлядь.
Перед поднятием занавеса музыка играет увертюру из «Руслана»[6]. По окончании г. Альтани поворачивается и говорит: – Это музыка Дорошевича. Публика аплодирует. Г-н Дорошевич выходит и кланяется. Занавес поднимается.
Пролог
Пир в конторе. Контора. Тенора пьют декокты. Придверники разносят капли, хинин, антипирин и проч. Г-н Шаляпин сидит в костюме Руслана.
Богатырь в вицмундире:
Придверник (вбегая в испуге):
Г-н Гречанинов:
Г-н Гречанинов: – А это всегда так в былинах!
Второй богатырь в вицмундире (с испугом). – Не возражайте Федору Ивановичу!
Г-н Гречанинов (тряхнув кудрями):
Г-н Гречанинов. – Не Бородино, а Бородин. Увидав, как я Вагнера всего лишил, Бородин явился с того света и мне все, что он написал, подарил: «Награждаю. Твое. Пользуйся»
Богатырь в вицмундире (неразобрав): – Да, да, совсем Мусоргский! Гениальный молодой человек!
Г-н Альтани (скромно): – Точно так-с.
Второй конторский богатырь в вицмундире: – А как он с Вагнером-то разделался! Весьма отрадно-с, что может, так сказать, «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов земля российская рождать»![14]
Богатырь в вицмундире:
Кому бы только поручить сей богатырский подвиг? На чьи бы плечи возложить? (Басы поджимают плечи и едят облатки[15]). Уж ты гой еси, Федор свет Иванович…
Г-н Шаляпин (поднимаясь): – Не хотелось бы мне, Федю-шеньке…
Один из басов: – Почему же это вдруг «Федюшенька»? Нежности какие.
Г-н Шаляпин: – А почему же в опере у господина Гречанинова Добрыня себя все «Добрынюшкой» величает? Стало быть, так уж выходит, по-богатырскому.
Богатырь в вицмундире:
(Оркестр играет, будто бы, марш тореадора из «Кармен», а на самом деле это музыка Дорошевича).
Сядем мы за почестен стол,
Уж мы гой еси, мы подумаем,
Что играти нам, воспевати что,
То ли «Фауста», с «Кавалерией»,[7]
«Риголетто» ли с «Травиатою»…
Придверник (вбегая в испуге):
Богатырь в вицмундире (строго).
Там пришел, пришел злой насильничек,
Сторожам он всем супротивничек!
(Но двери распахиваются. На пороге Алеша Гречанинов млад. В руках у него партитура. Он бьет партитурой сторожей. Сторожа валятся).
Ты вяжи ему руки белые,
Отправляй его ты в участочек!
Г-н Гречанинов:
Богатырь в вицмундире:
Тщетно волшебная сила
Тучи сдвигает на нас…
Г-н Гречанинов (тряхнув кудрями).
Откуда ты, прелестное дитя?[8]
Шаляпин (басом): – Почему «музыкантельщик»?
Уж я гой еси, добрый молодец, музыкантельщик…
Г-н Гречанинов: – А это всегда так в былинах!
Второй богатырь в вицмундире (с испугом). – Не возражайте Федору Ивановичу!
Г-н Гречанинов (тряхнув кудрями):
Богатырь в вицмундире: – Позвольте, при чем же тут Бородино?[12]
Я из Берлина, злому Вагнеру
Монументик там вдруг поставили.
Возмутился я, Гречанинов млад,
Стал я Вагнеру выговаривать:
«Уж ты, гой еси, злой нахальничек
И байретская ты бахвальщина![9]
Серед площади раскорячился?
Сокрушу тебя, Гречанинов млад!
Монументик весь исковеркаю».
Размахнулся я, задрожал тут весь,
На колени пал свет Рихардушка,
Нибелужьим он молвил голосом:[10]
«Уж ты гой еси, Гречанинов млад!
Вот „Зигфрид“ тебе, вот „Валькирии“,[11]
Ты с меня возьми сколько вздумаешь,
Не коверкай лишь монументика,
Не срами меня в Неметчине».
Взял тогда себе, добрый молодец,
Я «Валькирии» – и мои они!
(Грозно).
То честной был бой, Бородинский бой!
Г-н Гречанинов. – Не Бородино, а Бородин. Увидав, как я Вагнера всего лишил, Бородин явился с того света и мне все, что он написал, подарил: «Награждаю. Твое. Пользуйся»
Г-н Альтани (почтительно): – Да это Мусоргского музыка-с!
(Гордо).
Тень «Игоря» меня усыновила[13]
И Глинкою с восторгом нарекла,
Вокруг меня музыку возмутила
И в жертву мне «Руслана» обрекла!
Богатырь в вицмундире (неразобрав): – Да, да, совсем Мусоргский! Гениальный молодой человек!
Г-н Альтани (скромно): – Точно так-с.
Второй конторский богатырь в вицмундире: – А как он с Вагнером-то разделался! Весьма отрадно-с, что может, так сказать, «собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов земля российская рождать»![14]
Богатырь в вицмундире:
(Тенора начинают усиленно пить декокты и принимать капли).
Уж ты гой еси, Гречанинов млад!
Уж не все тебе партитурою
Сторожей лупить, капельдинеров.
Ты подай, подай партитуру нам!
Воспоем ее всею труппою!
Кому бы только поручить сей богатырский подвиг? На чьи бы плечи возложить? (Басы поджимают плечи и едят облатки[15]). Уж ты гой еси, Федор свет Иванович…
Г-н Шаляпин (поднимаясь): – Не хотелось бы мне, Федю-шеньке…
Один из басов: – Почему же это вдруг «Федюшенька»? Нежности какие.
Г-н Шаляпин: – А почему же в опере у господина Гречанинова Добрыня себя все «Добрынюшкой» величает? Стало быть, так уж выходит, по-богатырскому.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента