Влас Михайлович Дорошевич
Иветта Гильбер[1]
(К нынешним гастролям)
* * *
Вот уже восемь лет, как г-жа Иветта Гильбер[2] состоит несменяемою «любимицей» парижской публики.
Так долго в Париже не держалось ни одно министерство!
И вы понимаете, с каким интересом я шел в Café Ambassadeurs посмотреть на эту удивительную женщину, сумевшую сделать постоянными парижан!
Посмотрите на эту артистку, про которую я каждый день читал в газетах:
Сегодня она пела с огромным успехом в кафешантане. Завтра выступала на вечере у президента. Сегодня появлялась на одних подмостках с пользующеюся скандальною репутацией Отеро, завтра участвовала рядом с Саррой Бернар.
Посмотреть «шансонетную певицу», которой Париж гордится не меньше, чем г-жой Режан, г. Мунэ-Сюлли, Рошфором[3] или Эйфелевою башней.
Сгорая от любопытства, я забрался спозаранку.
Места в Café Ambassadeurs были свободны, но заняты.
Публика разобрала их днем и съезжалась к концу вечера, «к песенкам Иветты».
На сцене, как в калейдоскопе, сменялся ряд женщин, почти одетых и почти не одетых.
Они экспонировали свои икры, обтянутые черными шелковыми чулками, набеленные плечи, похожие на мрамор чуть-чуть розового цвета, стреляли своими подведенными глазами.
Эти голые плечи, руки, ноги, обтянутые черными чулками, отражались в зеркалах, которыми окружена сцена, повторялись десятками отражений, и все это вместе было похоже на какую-то вакханалию.
Для моралиста это было бы противно, для новичка – соблазнительно, для человека, привыкшего к Парижу, – скучно.
Под песенки этих почти одетых и почти не одетых женщин партер наполнялся, и когда над оркестром появился аншлаг «Ivette Guilbert», раздался залп аплодисментов.
Парижане приветствовали появление «любимицы».
Аплодировали все: мужчины и дамы, кокотки и порядочные, старики и молодежь, «снобы» и буржуа.
Вы понимаете, что я ушел «весь в бинокль», готовясь увидать женщину, которая держит «весь Париж».
Что это?
Недоразумение? Ошибка? Вышла другая?
Эта?
Ее наружность…
Скажу словами Гейне: «Если бы прекрасная Елена была похожа на нее, Троянской войны не вспыхнуло бы[4]. Это наверное».
Длинная, «плоская», некрасивая фигура. Открытый корсаж, который ничего не скрывает, потому что ему нечего скрывать. Худые, длинные руки, выкрашенные бесцветные волосы, бесцветные глаза. Длинное бледно-зеленое платье и черные перчатки выше локтей.
Так долго в Париже не держалось ни одно министерство!
И вы понимаете, с каким интересом я шел в Café Ambassadeurs посмотреть на эту удивительную женщину, сумевшую сделать постоянными парижан!
Посмотрите на эту артистку, про которую я каждый день читал в газетах:
Сегодня она пела с огромным успехом в кафешантане. Завтра выступала на вечере у президента. Сегодня появлялась на одних подмостках с пользующеюся скандальною репутацией Отеро, завтра участвовала рядом с Саррой Бернар.
Посмотреть «шансонетную певицу», которой Париж гордится не меньше, чем г-жой Режан, г. Мунэ-Сюлли, Рошфором[3] или Эйфелевою башней.
Сгорая от любопытства, я забрался спозаранку.
Места в Café Ambassadeurs были свободны, но заняты.
Публика разобрала их днем и съезжалась к концу вечера, «к песенкам Иветты».
На сцене, как в калейдоскопе, сменялся ряд женщин, почти одетых и почти не одетых.
Они экспонировали свои икры, обтянутые черными шелковыми чулками, набеленные плечи, похожие на мрамор чуть-чуть розового цвета, стреляли своими подведенными глазами.
Эти голые плечи, руки, ноги, обтянутые черными чулками, отражались в зеркалах, которыми окружена сцена, повторялись десятками отражений, и все это вместе было похоже на какую-то вакханалию.
Для моралиста это было бы противно, для новичка – соблазнительно, для человека, привыкшего к Парижу, – скучно.
Под песенки этих почти одетых и почти не одетых женщин партер наполнялся, и когда над оркестром появился аншлаг «Ivette Guilbert», раздался залп аплодисментов.
Парижане приветствовали появление «любимицы».
Аплодировали все: мужчины и дамы, кокотки и порядочные, старики и молодежь, «снобы» и буржуа.
Вы понимаете, что я ушел «весь в бинокль», готовясь увидать женщину, которая держит «весь Париж».
Что это?
Недоразумение? Ошибка? Вышла другая?
Эта?
Ее наружность…
Скажу словами Гейне: «Если бы прекрасная Елена была похожа на нее, Троянской войны не вспыхнуло бы[4]. Это наверное».
Длинная, «плоская», некрасивая фигура. Открытый корсаж, который ничего не скрывает, потому что ему нечего скрывать. Худые, длинные руки, выкрашенные бесцветные волосы, бесцветные глаза. Длинное бледно-зеленое платье и черные перчатки выше локтей.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента