Александр Власенко
Ей рогулькой угрожая…
На мой взгляд, цена этой собаки равнялась стоимости ее шкуры минус себестоимость выделки. А что шкура облезлая, я успел разглядеть и за ту долю секунды, в течение которой ее носительница с визгом исчезла из моего поля зрения и забилась в будку. А я чего, я ничего – просто захотел взглянуть своими глазами на новое приобретение старшего инспектора Гусева, произведенное в целях комплектации поголовья караульных собак. Шумно и мгновенно испарившееся существо звалось, насколько мне помнится, Найдой и представляло собой одну из агонических конвульсий чистокровного разведения бесчисленного количества выродков, в ту пору гордо именовавшегося породой «восточноевропейская овчарка».
Хороший человек старший инспектор Гусев и хороший начальник. Но любой знает: не бывает человека без слабостей, а тем более – начальника без недостатков. Ну и мы с Гусевым, пусть и нечасто – где-то раз в год, – а бывало, что общий язык тоже не сразу находили. То он рогом упрется, то я. Ему, как хозяйственнику и прагматику, хочется, чтобы все делалось постепенно, дешево и бесконфликтно, а мне нужно – глобально, радикально и в сжатые сроки, невзирая на потери. Потому, случалось, и ругались, но в целом, надо сказать, друг друга вполне уравновешивали и относительного консенсуса рано или поздно достигали. Я ему не давал увязнуть в тине, а он мне – наломать дров. Поскольку конечными результатами нашей работы вышестоящее начальство всегда оставалось довольно, задним числом можно предположить, что оно осуществляло достаточно грамотную политику в кадровых вопросах.
В тот раз не поладили мы со старшим инспектором из-за траты денег на закупку собак. Соответствующая статья бюджета отдела охраны предусматривала не бог весть какие щедрые финансовые расходы, поскольку работал наш питомник согласно наставлению, утвержденному годами двадцатью пятью ранее, а с тех пор закупочные цены успели заметно возрасти. Достаточно сказать, что балансовая стоимость выращенной в питомнике взрослой собаки составляла тридцать шесть рублей, в то время как приличный щенок немецкой овчарки в любительском клубе продавался примерно в пять, а «кавказеныш», бывало, и в десять раз дороже. Здорово выручало то, что разведение немецких овчарок я наладить уже успел, и хоть это были не совсем те собаки, которые меня бы целиком и полностью устраивали, но для службы они в большинстве своем годились, а главное – пользовались неплохим спросом у любителей. И мало того, что «ремонт» поголовья патрульно-розыскных собак питомник проводил уже своими силами, но и для караульной службы на полученную «немчуру» путем многоступенчатого бартера можно было выменять «кавказцев», покупать которых за деньги мы позволить себе не могли. «Кавказцев» же нам требовалось много, и не абы каких, а приличных, пригодных на племя. Ситуация осложнялась нормативными ограничениями, согласно которым численность племенных собак не должна была превышать не помню уж какого, но мизерного процента от общего размера поголовья. Официальный путь решения наших проблем выглядел долгим, затратным и ненадежным, А точнее говоря, провальным без вариантов. Судите сами. Нам следовало предварительно раздуть сверх всякой потребности и здравого смысла штатное количество собак, потратив на закупку чего попало совсем не лишние деньги; затем где-то раздобыть дополнительные средства на легальное приобретение сук-производительниц породы немецкая овчарка; мотивировать полезность их приобретения потребностью в дальнейшем увеличении и улучшении поголовья; получить от купленных производительниц щенков нужного качества; найти желающих «особачиться» и продать им щенков; убедить областное начальство в необходимости таковой продажи ввиду низкого качества щенков и достаточного числа имеющихся по штату собак; на вырученные деньги купить «кавказят»; опять же мотивировать выгоду данного действия обратными доводами; выбраковать и списать собак, ранее взятых в питомник только лишь для обеспечения численности, и этому также найти серьезные обоснования; и наконец, ни разу не превысить установленных пределов стоимости, кои и рядом с реальными ценами не стояли. В общем, типично советская система: круглое полагается носить, квадратное – катить, правое ухо чесать левой ногой, а гланды удалять через противоположное окончание пищеварительного тракта. Чтобы усомниться в положительном исходе подобного рода эпопеи, довольно будет представить себе хотя бы одного начальника, позволившего подчиненному навязать ему четырежды подряд каждый раз радикально отличающуюся точку зрения на одно и то же явление. Всякий скажет: не встречается в природе таких начальников ни при одной социально-экономической формации, и это факт неопровержимый.
Разрешить столь запутанную коллизию возможно было лишь исключительно использованием способов, не предусмотренных ни одним руководящим документом. Каковые авантюры мне приходилось регулярно придумывать и воплощать в жизнь под отважным прикрытием своих начальников. Вследствие чего, с одной стороны, нам удавались, ко всеобщему благу и удивлению, почти любые прожекты, к тому же безо всяких добавочных расходов, а с другой – каждая ревизионная проверка для всех нас непременно заканчивалась наложением служебных взысканий.
Вот и тут обдумывал я очередную хитрую комбинацию, связанную с арендой и фиктивной перепродажей пары «немочек», за что нам светило почти дармовое обретение очень интересной «кавказявки», а то и двух. Но кое-какие деньги поначалу заплатить все-таки требовалось, а финансы наши были в том году уже изрядно пощипаны, и остатков их едва-едва, в обрез, хватало на осуществление моего замысла, отчего я по-кощейски дрожал над каждым червонцем. Как назло, именно к этому моменту в отдел охраны чередой потянулись граждане, предлагающие за символическую плату избавить их от ненужного и надоевшего шавья, обычно «восточников», и пополнить таким образом штатное поголовье питомника. И день за днем бледно-чепрачный полуживой хлам, от одного вида которого меня тошнило, стал все более и более заполонять питомничьи вольеры. Гусев, вручая мне акты о приемке, виновато отводил взгляд:
– Ты ж понимаешь, у нас некомплект. А скоро опять ревизия!
Что ревизия не за горами, для меня не новость. Но настолько ли то важный резон, чтобы навозом по горло загружаться? И денег по понятой причине жалко, да и списывать-то потом это добро как?
– Ну знаешь… – говорит, – за пять-то рублей…
А по мне и по пять рублей за поганого «водостока» платить – неоправданное расточительство.
– Когда понадобится, – уверяет, – сразу и спишем без затруднений, не бойся.
И тут дошла до меня наконец его логика. Ведь и впрямь, купленную за гроши собаку списать легче, нежели дареную. Дареной балансовая стоимость проставляется такая же, как и выращенной в питомнике – тридцать шесть рублей. А за пятерку взятая так пятирублевой во всех бумагах и значится. А стало быть, определенный бюрократический резон, четко вписывавшийся в окружавшую нас социалистическую действительность, здесь присутствовал несомненно.
Ну, в общем, поголовье быстро прирастало, а денежки потихонечку таяли. И, в принципе, я уже готов был смириться с неосуществимостью свежеизобретенной своей комбинации, если бы не появление этой самой Найды. Другие «водостоки» хотя бы для видимости годились. Для тех постов, куда и так никто не полезет. А Найду на пост не выставишь: переполненная панической трусостью вкупе с истерической злобой, она и в руки-то не давалась. Не так уж много на свете собак, которые, как Найда, улепетывая изо всей мочи, одновременно блажат с пронзительной силой, скалятся, мелко лязгая зубами, и фонтанируют вдоль маршрута содержимым своего кишечника.
Посмотрев вслед промелькнувшей и пропавшей белокурой бестии и немного послушав продолжающие доноситься из будки ее едва ли не предсмертные вопли, я направился взглянуть в глаза своему начальнику. Вижу, он явно не в своей тарелке.
– Что, – спрашиваю, – тоже за пять рублей?
Голос у Гусева раздраженный:
– Нет. За пятнадцать.
– И как прикажешь с нею поступать? Куда ставить, как из будки вытаскивать?
– За караульных собак ты отвечаешь. Вот и решай вопрос!
Угу, все ясно. Похоже, Владимир Георгиевич сознает ошибку и в ожидании разговора со мною успел перенервничать. Сейчас все козыри, конечно, у меня в руках, но пользоваться ими не следует. Нельзя без крайней необходимости загонять человека в угол, а начальника – тем более. Да и судя по реакции, он сам себя уже в этот угол загнал. Стоит мне на него теперь хоть чуточку надавить, и мы поссоримся. А зачем? Лучше перевести зарождающийся конфликт в конструктивное русло.
Подчеркнуто спокойно говорю:
– Отловить-то Найду я все равно отловлю, тут особых проблем нет. Может, уже и сегодня. Но ставить ее нужно только на привязь, причем туда, откуда снимать вскоре не придется. Где для нее такой пост искать – ума не приложу. И как везти ее в машине, я себе очень слабо представляю.
В ответ Гусев тоже успокоился:
– Поставь на водозаборную станцию. Чем-то помочь надо?
– Пока вроде нет.
На водозабор – это хорошая мысль. Станция стоит бок о бок с питомником. Там как раз нужна собака лишь для виду. Но сначала Найду нужно суметь взять.
Прихватив топорик, я прогулялся в близлежащий лесок и отыскал подходящую березу. Вырубил рогульку, не очень тяжелую и достаточно длинную. Древко побольше двух метров и развилина метровая. Между концами рогов сантиметров шестьдесят, наверное. В питомнике медной проволокой прикрепил к рогам довольно толстую веревку, так чтобы она сильно провисала, но вокруг собачьей шеи могла быть плотно закручена не более чем двумя-тремя оборотами рогульки. Надел я на всякий противопожарный дрессировочные штаны, нашел подходящий намордник и бинт, позвал с собою вожатого Женю, проинструктировал его и взялся за ловлю.
Выманить или выгнать «бледную поганку» из будки возможным не представлялось, но зато будка не была прикреплена к днищу, так что Найда тотчас лишилась своего убежища и с воплями заметалась по клетке. Спасаясь от рогульки, она забилась в угол и стала лихорадочно клацать зубами. Выбрав удобный момент, я круговым движением накинул веревку истеричной дуре на шею и быстренько пару раз повернул древко. Готово. Немножко придушиваю живность, дабы поскорее обессилела, и зову Женю. Теперь Женя держит на рогульке хрипящую сучку, а я захожу к ней сзади. Ловлю скотину за хвост, и мы вдвоем ее растягиваем, как гармошку. Перешагнув через удерживаемый отросток организма, зажимаю Найдину поясницу между своими коленями. Теперь наступает самый ответственный момент. Нужно враз крепко ухватить собаку за оба уха, под самый корень. Ошибка обычно влечет за собой серьезные дырки на запястье, а они мне безо всякой надобности. В миг, когда сучка меня не видит, ловлю и накручиваю ее уши на кулаки. У Найды – что часто в таких случаях и бывает – кратковременный шок. Говорю Жене, что настала пора связывать челюсти. В сущности, это делается просто. Нужно размотать бинт примерно на метр, широким движением обернуть несколько витков вокруг морды, а затем завязать узлы под челюстью и за ушами. Женя бросает рогульку, достает бинт, но видя перед собой разинутую и оскаленную пасть, трусит, нерешительно топчется, а потом с криком «Я сейчас, я позову!» убегает за помощью. Ну что с него возьмешь? Пятидесятилетнего мужика воспитывать поздно. Его еще во младенчестве утопить следовало. Предаюсь таковым людоедским мыслям, ибо мне ничего не остается делать, как ждать и надеяться. Нехорошо здесь то, что держать собаку за уши больше двух минут мне всегда было трудно: пальцы слабые, затекают. А выскользнет ухо из кулака, тогда даже от самой трусливой собаки пострадаешь – жамкнет обязательно. Ждать пришлось долго. Ладно еще, Найда, под стать моим пальцам, слабосильная и особенно не дергалась. Прибежал второй вожатый – тоже сунуться побоялся. Но в итоге мне, как всегда, повезло: в питомник пришел один из кинологов, присоединился. Совместными усилиями они накинули Найде на харю петлю из бинта, затянули, а потом поверх нацепили и намордник. Долгая процедура их совещаний и примериваний до того мне надоела, что по завершении всего не было желания даже выматерить Женю как следует. Отвели мы, уже с другим вожатым, собаку к месту несения службы и, действуя в обратной последовательности, предоставили ей свободу, ограниченную размером блокпоста.
Ничего, пообвыклась. Бдила и очень грозно лаяла. Чужие к ней близко не подходили, а издали она производила впечатление страшно злой. В случае нужды – для вакцинации, например – я снимал ее с цепи тем же порядком. Ну да это часто делать не приходилось. Так, раз в год.
А Гусев больше «восточников» не покупал.
