Воннегут Курт. Возвращайся к своим драгоценным жене и сыну

Курт Воннегут
 
Возвращайся к своим драгоценным жене и сыну

 

   В Нью-Хемпшире Глория Хилтон и её пятый муж прожили недолго. Но они прожили здесь достаточно долго, чтобы я смог продать им свою продукцию — ограждение для ванны. В основном я продаю всепогодные окна и раздвижные двери с алюминиевыми рамами, но от них уже полшага до ограждений для ванн.
   Мне заказали ограждение для личной ванны Глории Хилтон. Похоже, что это был зенит моей карьеры. Кому-то выпадает возвести мощные дамбы или гордые небоскребы, кому-то обуздать ужасные эпидемии, кому-то выпадает вести в бой великие армии.
   Мне?
   Мне выпало снять эскиз с самого известного тела в мире.

* * *

   Люди часто спрашивают меня, как близко я знал Глорию Хилтон. Я всегда отвечаю: «Я видел эту женщину живьем только один раз. И то — через отдушину для горячего воздуха.» Именно так отапливалась та самая ванная, где они хотели поставить ограждение — через отдушину в полу. С отопительной системой эта отдушина никак не сообщалась. Она просто цедила тепло из-под потолка комнаты внизу. Не удивительно, что Глория Хилтон всегда жаловалась на холод в ванной.
   Я крепил ограждение, когда из отдушины вдруг услышал громкий разговор. У меня как раз наступил чертовски ответственный момент: я замазывал контактным цементом водонепроницаемую прокладку по краю ванны и даже не мог отвлечься, чтобы закрыть отдушину. Поневоле мне пришлось слушать то, что меня вовсе не касалось.
   — Не говори со мной о любви, — сказала Глория Хилтон своему пятому мужу. — Ты в любви ничего не понимаешь. Тебе не известно, что такое любовь.
   Тогда я еще не смотрел в отдушину, и для меня ее голос был связан только с ее лицом в фильмах.
   — Может быть, ты права, Глория, — сказал её пятый муж.
   — Даю тебе честное слово, что я права, — сказала она.
   — Ну, тогда дискуссия мгновенно завершается, — сказал он. — Как я могу подвергать сомнению святое честное слово Глории Хилтон?
   Как он выглядит, я знал. Это он ранее вёл со мной все переговоры об этой работе. Я, кстати, также сумел получить заказ на установку в этой ванной комнате двух всепогодных окон типа «Флитвуд». Эти окна снабжены самоскладывающимся экраном. Говоря со мной, он все время называл свою жену «мисс Хилтон». Мисс Хилтон хочет так, мисс Хилтон хочет этак… Ему было всего тридцать пять лет, но из-за кругов под глазами он выглядел на шестьдесят.
   — Мне жаль тебя, — сказала ему Глория Хилтон. — Мне жаль всех тех, кто не может любить. Такие люди больше всех достойны жалости.
   — Чем больше ты говоришь, — сказал он, — тем больше я убеждаюсь, что я один из них.
   Ну, конечно, он был писателем. Моя жена вечно держит в голове всякую голливудскую дребедень. Она когда-то говорила мне, что сначала Глория Хилтон была замужем за полицейским мотоциклистом, потом за сахарным королем, потом за тем парнем, который сыграл Тарзана, потом её мужем был её менеджер и, наконец, — Джордж Мурра, писатель. С этим-то писателем я и познакомился.
   — Люди удивляются, не понимают, что же происходит в мире, — сказала Глория. — Я знаю, что происходит. Просто большинству мужчин неизвестно значение слова «любовь».
   — Ты по крайней мере должна признать, что я пытаюсь понять значение этого слова, — сказал Мурра. — Вот уже год, как я только и делаю, что пытаюсь понять значение этого слова, да еще вот заказал ограждение для ванны.
   — По твоему это тоже моя вина.
   — Что именно?
   — То, что ты не написал ни строчки с тех пор, как мы поженились. Я в этом тоже как-то виновата, да?
   — Ну не настолько я мелочен. Я же понимаю, что это простое совпадение. Наши ночные ссоры, дни, заполненные фотографами, репортерами и этими так называемыми друзьями, — все это не имеет ни малейшего отношения к тому факту, что я просто-напросто исписался.
   — Ты один из тех людей, которым нравится страдать.
   — Это не так глупо.
   — Скажу тебе откровенно, я в тебе разочаровалась.
   — Я знал, что рано или поздно ты это скажешь.
   — И еще я хочу сказать тебе, что я решила положить конец этой комедии.
   — Очень мило с твоей стороны, что я — один из тех, кому ты сообщаешь об этом в первую очередь. Лоуэллу Пирсон оповестить мне или это уже сделано?
   Я уже скрепил прокладку цементом и мог закрыть отдушину. Глянув вниз сквозь решетку, я увидел Глорию Хилтон. В волосах — бигуди, косметики — никакой. Даже не дала себе труда подвести брови. На ней была рубашонка и распахивающийся на груди купальный халат. Клянусь, она выглядела не более привлекательно, чем какая-нибудь видавшая виды кушетка в съёмной однокомнатной квартире, сдаваемой внаём вместе с мебелью.
   — По-моему, твоя шутка не смешна, — сказала она.
   — Когда ты выходила за меня замуж, ты знала, что я серьезный писатель.
   Она встала, протянула вперед руки, как Моисей, когда он объявлял евреям, что Земля Обетованная начинается за ближайшим холмом.
   — Возвращайся к своей семье, возвращайся к своим драгоценным жене и сыну, — сказала она. — Я у тебя на дороге стоять не буду.
   Я закрыл отдушину.

* * *

   Через пять минут Мурра поднялся наверх и приказал мне закругляться.
   — Мисс Хилтон хочет принять ванну, — сказал он.
   Такого странного выражения лица, как у него в тот момент, я никогда не видел. Лицо его было красным, в глазах стояли слезы, но в то же время казалось, что его распирает, прорывается наружу какой-то странный смех.
   — У меня еще не все закончено, — сказал я.
   — Зато у мисс Хилтон все закончено. Выметайтесь!
   И я вышел, сел в свой грузовик и поехал в город выпить чашку кофе. На крыше грузовика, у всех на виду, на деревянной подставке покоилась дверь ограждения ванны и, конечно, привлекала всеобщее внимание.
   Большинство людей, заказывающих ограждение ванны, не желают на своей двери никакого изображения — разве что фламинго или морского конька. На заводе в Лоуренсе, штат Массачусетс, всего за лишних шесть долларов методом песчаной обдувки на вашей двери в момент изобразят хоть фламинго, хоть конька. Но Глория Хилтон пожелала на своей двери огромное "G" шириной в два фута и в середине буквы — изображение своей головы в натуральную величину. Глаза этой головы должны были находиться на высоте точно пять футов два дюйма над дном ванны, потому что именно на этой высоте находятся глаза Глории, когда она босиком стоит в ванне.
   В Лоуренсе все чертовски удивились.
   Одним из моих собеседников за чашкой кофе был Гарри Кроккер, водопроводчик.
   — Я надеюсь, ты настоял на том, чтобы лично снять с нее мерку, — сказал он, — чтобы цифры были абсолютно точными.
   — Это сделал ее муж.
   — Везёт же людям! — сказал он.
   Я подошел к телефону и назвал телефонистке номер Мурры. Я хотел спросить у него, можно ли мне вернуться и закончить работу. Номер был занят.
   Когда я вернулся к своему кофе, Гарри Кроккер сказал мне:
   — Ты пропустил зрелище, какого в нашем городе, наверно, больше не увидишь.
   — А именно?
   — Тут только что проехала Глория Хилтон со своей служанкой на скорости двести миль в час.
   — В какую сторону? — спросил я.
   — На запад, — ответил он.

* * *

   Тогда я снова попробовал дозвониться до Мурры. Я думал, раз Глория Хилтон уехала, кончились долгие телефонные беседы. Но номер был занят еще целый час. «Может, кто-то вырвал провод», — подумал я, — но телефонистка на станции сказала, что телефон в порядке.
   — Раз так, попытайтесь, пожалуйста, еще разок, — попросил я ее.
   На этот раз я пробился.
   Трубку взял Мурра. Я едва успел сказать «Алло», и тут он страшно разволновался. И волновался он вовсе не потому, что хотел, чтобы я закончил работу. Он волновался, потому что решил, будто ему звонит кто-то по имени Джон.
   — Джон, Джон, — закричал он в трубку, — ну, слава Богу, ты позвонил!
   — Джон, — продолжал он, — я знаю всё, что ты обо мне думаешь, и не виню тебя за это, но прошу тебя, выслушай меня, не клади трубку. Она бросила меня, Джон. С этим покончено. Теперь я собираю осколки. Джон, я умоляю тебя, приезжай сюда. Ты должен приехать. Пожалуйста, Джон. Джон, я прошу тебя!
   — Мистер Мурра, — произнес я.
   — Да? — ответил он.
   Его голос внезапно зазвучал тише, и я понял, что он решил, будто я вошел в комнату.
   — Это я, мистер Мурра, — сказал я.
   — Кто это, я?
   — Я занимаюсь ограждением для Вашей ванны.
   — Я жду междугородный звонок. Это очень важно. Пожалуйста, освободите линию.
   — Прошу прощения, я только хотел бы узнать, когда я смогу закончить работу.
   — Никогда, — рявкнул он. — Забудьте! К черту!
   — Мистер Мурра, — настаивал я, — я не могу просто так вернуть эту дверь на завод.
   — Пришлите мне счет, — сказал он. — Дверь возьмите от меня в подарок.
   — Как вам будет угодно, — сказал я. — А как насчет этих двух «Флитвудов»?
   — Выбросите их на свалку, — отрезал он.
   — Мистер Мурра, — сказал я, — вы чем-то расстроены.
   — О Боже, как вы проницательны!
   — Может быть, действительно э т у дверь стоит выбросить, но защитные окна еще никому не повредили. Почему бы мне сейчас не приехать к вам и не установить их? Вы даже не заметите мое присутствие.
   — Ладно, ладно, ладно, — сказал он и повесил трубку.

* * *

   Окна «Флитвуд» — наша лучшая продукция, и поэтому вставить их — дело тонкое и совсем не быстрое. Сначала по всей длине цементом крепится специальная прокладка, также как крепится прокладка для ограждения по краю ванны. Поэтому дома у Мурры мне нужно было немного подождать, пока состав затвердеет. Кстати, комнату с окнами «Флитвуд» можно наполнить водой хоть до потолка, и вода выливаться не будет — во всяком случае не из окон.
   Жду, значит, я, пока цемент схватится, и тут выходит Мурра и спрашивает, не хочу ли я выпить.
   — Простите? — переспросил я.
   — Или, может, в вашей фирме на работе не пьют?
   — Ну, это только в телевизионных фильмах.
   Он проводил меня в кухню, достал бутылку, лёд и два бокала.
   — Очень мило с вашей стороны, — сказал я.
   — Может, я и не знаю, что такое любовь, но — Бог свидетель — я ни разу не напивался в одиночестве.
   — А мы что, собираемся напиться?
   — Если у вас нет других предложений, — сказал он.
   — Я должен немного подумать, — сказал я.
   — А вот это большая ошибка. Когда живешь с оглядкой, чертовски много теряешь. Вот почему вы, янки, такие холодные. Вы слишком много думаете и поэтому так редко женитесь.
   — Может иногда людям просто не хватает денег?
   — Нет, нет, — запротестовал он. — Причина глубже. Вы здесь не привыкли сразу вырывать чертополох с корнем.
   Он должен был непременно объяснить мне, что чертополох ни за что не уколет, если успеть вовремя его выдернуть.
   — Что-то не очень мне верится насчет чертополоха, — сказал я.
   — Это типичный для Новой Англии консерватизм.
   — Я так понял, что Вы родом не из этих мест.
   — Не имею такого счастья, — сказал он. Тут он сообщил мне, что он родом из Лос-Анджелеса.
   — Ну, по-моему, это тоже неплохо.
   — Все люди — притворщики, — заявил он.
   — Не берусь судить, — ответил я.
   — Поэтому мы и переехали сюда, — сказал он. — Так говорила моя жена — моя вторая жена — всем репортерам на нашей свадьбе. «Мы уезжаем от всех этих притворщиков. Мы будем жить среди настоящих людей в Нью-Хемпшире. Мы с мужем начнем новую жизнь. Он будет писать, писать и писать. Он напишет для меня сценарий, равного которому не было в истории литературы».
   — Чудесно, — сказал я.
   — Разве Вы не читали об этом в журналах? — спросил он.
   — Нет, — ответил я. — Когда-то я ухаживал за девушкой, которая выписывала журнал «Кинозритель», но это было много лет тому назад. Понятия не имею, что с ней стало.
   В ходе этой беседы из галлоновой бутыли прекрасного коллекционного Бурбона «Старый Хикки» то ли испарилась, то ли была похищена, то ли просто бесследно исчезла пятая часть содержимого. Наш разговор я запомнил нетвердо. Помню, Мурра сообщил мне, что в восемнадцать лет он был уже женат, а также открыл мне, кто такой этот Джон, за которого он меня принял по телефону.
   Разговор о Джоне давался ему с трудом.
   — Джон, — сказал он, — это мой единственный сын. Ему пятнадцать лет.
   Мурра нахмурился и ткнул пальцем в южном направлении.
   — Всего двадцать две мили отсюда — так близко и так далеко, — сказал он.
   — Он не остался со своей матерью в Лос-Анджелесе?
   — Вообще-то он живет с ней, но учится в Маунт-Генри.
   Маунт-Генри это первоклассная школа для мальчиков неподалёку от нас.
   — Моё желание быть поближе к нему было одной из причин моего переезда в Нью-Хемпшир.
   Мурра затряс головой.
   — Я думал, рано или поздно он все-таки даст о себе знать — позвонит или ответит на письмо.
   — А он этого не сделал?
   — Нет, — сказал Мурра. — Знаете, что он мне сказал, когда мы с ним виделись последний раз?
   — Нет, — сказал я.
   — Когда я развелся с его матерью и женился на Глории Хилтон, он мне сказал напоследок: «Отец, ты ничтожен. Я больше ничего не желаю слышать о тебе».
   — Это… это сильно, — сказал я.
   — Приятель, — хрипло сказал Мурра, — это очень сильно.
   Он кивнул.
   — Он так и сказал: ничтожен. Молод, а нашёл верное слово.
   — А сегодня Вы все-таки говорили с ним? — спросил я.
   — Я позвонил директору школы и сказал, что мне срочно необходимо поговорить с сыном. Директор тут же заставил Джона позвонить мне. И хотя я, безусловно, ничтожен, я упросил его завтра приехать ко мне.
   Помню, еще в ходе нашей беседы Мурра посоветовал мне иногда заглядывать в статистические отчеты. Я обещал.
   — В любые отчеты или в какие-то специальные отчеты? — все же решил уточнить я.
   — По статистике браков, — ответил он.
   — Я боюсь даже думать о том, что в них кроется.
   — Загляните в отчеты, — сказал Мурра, — и вы увидите, что для вступивших в брак в восемнадцать лет, — как я со своей первой женой, — имеется вероятность пятьдесят на пятьдесят, что дело кончится грандиозным взрывом.
   — Я женился в восемнадцать лет, — сказал я.
   — И Вы всё ещё в браке с Вашей первой женой?
   — Вот уже двадцать лет.
   — А у Вас никогда не бывает такого чувства, будто Вас обманом лишили холостяцкого времени, веселого времени гуляния, времени Большого Ходока? — спросил он.
   — Ну, в Нью-Хемпшире это время обычно приходится на возраст от четырнадцати до семнадцати лет.
   — Тогда я Вам так скажу, — сказал он. — Положим, Вы женаты все эти годы, ссоритесь с женой по мелочам, как все супруги. Вы издёрганы, постоянно угнетены…
   — Продолжайте.
   — И, положим, студия купила Вашу книгу, и Вы получили заказ написать по ней сценарий для фильма, и главную роль будет играть Глория Хилтон.
   — Мне трудно представить это.
   — Ладно, — сказал он. — Что для Вас в Вашем деле было бы величайшей удачей?
   Тут мне пришлось на минуту задуматься.
   — Пожалуй, если бы я получил заказ установить «Флитвуды» во всех окнах отеля «Коннерс». Это пятьсот окон, а то и больше.
   — Хорошо! Вы только что заключили контракт. У Вас в кармане настоящие деньги — первый раз в жизни. Вы поссорились с женой, клянёте её и жалеете себя. А управляющая отелем — Глория Хилтон. Великая Глория Хилтон, и выглядит она так, как она выглядит в кино.
   — Я слушаю, — сказал я.
   — Положим. Вы начали ставить «Флитвуды» в эти пятьсот окон, и каждый раз сквозь стекло Вам улыбается Глория Хилтон, улыбается Вам одному, будто Вы божество.
   — В доме есть еще, что выпить? — спросил я.
   — Положим, это длится три месяца. И каждый вечер Вы возвращаетесь к жене, к женщине, которую Вы знаете так давно, что она стала Вам почти, как сестра, и она пилит Вас из-за какого-нибудь пустяка…
   — Это очень тёплая комната даже без «Флитвудов», — сказал я.
   — Положим, Глория Хилтон вдруг говорит Вам: «Не бойся стать счастливым, мой бедняжка, мой милый! Дорогой, мы созданы друг для друга. Не бойся стать счастливым со мной! Я таю, когда вижу, как ты устанавливаешь „Флитвуд“ в окне! Не могу вынести, что ты так несчастлив и принадлежишь какой-то другой женщине. Ведь я знаю, каким счастливым я могла бы тебя сделать, если бы ты только был моим!»

* * *

   После этого мы с Муррой вышли из дома искать чертополох. Он собирался показать мне, как схватить чертополох и при этом не уколоться.
   Кажется, мы его не нашли. Мы вырвали кучу травы, и разбросали её вокруг дома, смеясь, как заведённые. Вряд ли среди этой травы был чертополох.
   Потом мы потеряли друг друга в бесконечном просторе. Я кричал ему, но его отклики становились все слабее, и наконец, я отправился домой.
   Приход в родную гавань я не помню, зато помнит моя жена. Она утверждает, что я обратился к ней грубо и неуважительно. Я сообщил ей, что заключил контракт на пятьсот «Флитвудов» для отеля «Коннерс». Я тек же посоветовал ей заглянуть в статистику ранних браков. Потом я поднялся наверх и снял дверь с нашего ограждения ванны. Я сказал, что мы с Муррой торгуем этими дверьми.
   Сняв дверь, я заснул в ванне.
   Моя женя разбудила меня, но я отослал ее прочь. Я заявил ей, что Глория Хилтон купила отель «Коннерс» и что я собираюсь на ней жениться.
   Потом я попытался ей сказать что-то очень важное насчет чертополоха, но не сумел выговорить это слово и снова заснул.
   Моя жена густо посыпала меня порошком для детского купания и ушла спать в комнату для гостей.

* * *

   Примерно в три часа следующего дня я подъехал к дому Мурры, чтобы закончить установку окон и заодно выяснить, не пришли ли мы вчера к какому-нибудь решению насчет двери ограждения ванны и если пришли, — то к какому. На крыше моего грузовика лежали уже две двери: моя дверь с фламинго и его дверь с Глорией Хилтон.
   Я позвонил разок в дверь и вдруг услышал, что кто-то наверху стучит в стекло. Глянув вверх, я увидел Мурру в окне ванной комнаты Глории Хилтон. Моя лестница по-прежнему была прислонена к стене, и взобравшись наверх, я спросил Мурру, что случилось.
   Он открыл окно и пригласил меня войти. Он весь дрожал и был очень бледен.
   — Ваш парень приехал? — спросил я.
   — Да, — ответил он. — Он внизу. Час назад я встретил его на станции.
   — Теперь отношения уже налажены?
   Мурра покачал головой.
   — Он все еще ожесточён. Ему всего пятнадцать, но он говорит со мной, как будто он мой прапрадедушка. Я поднялся сюда только на минуту, и теперь у меня не хватает духу спуститься вниз.
   Он взял меня за руку.
   — Слушайте, — сказал он, — может, Вы спуститесь и наведёте мосты, а?
   — Если мне еще есть, чем наводить мосты, я бы приберёг материал для дома, — сказал я. Тут я кратко обрисовал ему далеко не идеальную обстановку, сложившуюся в моём доме.
   — Делайте, что хотите, но не совершайте моей ошибки. Храните свой семейный очаг несмотря ни на что. Я знаю, что временами это бывает чертовски тяжело, но, поверьте мне, есть положения в десять тысяч раз тяжелее.
   — За одно я благодарю бога, — сказал я.
   — За что?
   — Глория Хилтон не врывалась в мою жизнь и не признавалась мне в любви.

* * *

   Я спустился на первый этаж к сыну Мурры. Юный Джон был одет в костюм, как настоящий мужчина. Под пиджаком на нём даже был жилет. Джон носил большие очки в черной оправе и имел вид профессора колледжа.
   — Джон, — сказал я, — я старый друг твоего отца.
   — Вот как? — произнес он и смерил меня взглядом. Он и не подумал протянуть мне руку.
   — Ты выглядишь, как настоящий мужчина, — сказал я.
   — Я должен был возмужать. Когда отец оставил нас с матерью, я ведь стал главой семьи, верно?
   — Знаешь, Джон, твой отец тоже не был особенно счастлив.
   — Я очень разочарован. Я считал, что Глория Хилтон моментально делает мужчин бесконечно счастливыми.
   — Джон, — сказал я, — Когда ты вырастешь, ты поймешь много такого, чего не понимаешь сейчас.
   — Вы, должно быть, говорите о ядерной физике, — сказал он. — Я просто сгораю от нетерпения.
   Повернувшись ко мне спиной, он глянул в окно и спросил: "А где отец? " — Вот он, — сказал Мурра, спускаясь вниз. — Вот он, несчастный дуралей.
   Он медленно спустился по скрипучей лестнице.
   — Я, пожалуй, вернусь в школу, отец, — сказал юноша.
   — Так быстро? — спросил Мурра.
   — Мне сказали, что дело срочное, вот я и приехал. Но никакой срочности, как видно, нет, и если ты не возражаешь, я бы хотел вернуться.
   — Не возражаю? — переспросил Мурра. Он протянул к сыну обе руки. — Джон… ты разобьешь мне сердце, если сейчас покинешь меня… и не…
   — И не что, отец?
   Он был холоден, как лёд.
   — И не простишь, — сказал Мурра.
   — Никогда, — сказал сын. — Этого я никогда не сделаю.
   Он кивнул.
   — Как только ты будешь готов, отец, отвези меня. Я жду в машине.
   И он вышел из дома.
   Мурра опустился на стул и уронил голову на руки.
   — Что мне делать? Наверно, я заслужил это наказание. Значит, сжать зубы и терпеть.
   — Есть еще один выход, — сказал я.
   — Какой?
   — Дать ему под зад.

* * *

   Так он и сделал.
   С мрачным видом он вышел из дома и подошел к машине. Потом он сказал Джону, что переднее сиденье неисправно, и для того, чтобы его исправить, Джону придётся выйти из машины. Джон вышел.
   И тут Мурра врезал мальчишке ногой по мягкому месту. Не думаю, что парню было больно, но взлетел он довольно высоко.
   Приземлившись, он проделал танцевальный пируэт в направлении кустов, где мы с его отцом накануне искали чертополох. Окончательно остановившись, он уже был просто удивлённым мальчиком.
   — Джон, — требовательно сказал ему Мурра, — жаль, что мне пришлось это сделать, но мне не оставалось ничего другого.
   Его сын стоял как громом поражённый.
   — В своей жизни я сделал много серьёзных ошибок, — продолжал Мурра, — но не думаю, что это одна из них. Я люблю тебя. И я люблю твою мать. И, пожалуй, я буду пинать тебя до тех пор, пока ты душой не поймёшь, что мне нужно дать еще один шанс.
   Мальчик все ещё не знал, что сказать, но было видно, что перспектива повторной экзекуции его не обрадовала.
   — А сейчас мы вернёмся в дом и поговорим, как цивилизованные люди, — сказал Мурра.
   Когда они вернулись в дом, Мурра заставил парня позвонить своей матери в Лос-Анджелес.
   — Скажи ей, что мы с тобой чудно поладили, что я ужасно несчастлив, что с Глорией Хилтон покончено, и я прошу её позволения вернуться на любых условиях.
   Парень так ей и сказал, и она расплакалась. А потом первая жена Мурры сказала ему, что он может вернуться домой, когда пожелает. Тем дело и кончилось.

* * *

   А с дверью ограждения ванны мы решили так: я взял дверь Мурры, а он мою. По правде говоря, я обменял двадцатидолларовую дверь на сорокавосьмидолларовую, не говоря уже о том, что стал обладателем изображения Глории Хилтон.
   Когда я приехал домой, моей жены дома не было. Я повесил новую дверь на место старой. Мой сын тихо подошел и стал смотреть. Лицо у него было заплаканное.
   — Где мама? — спросил я.
   — Ушла, — сказал он.
   — Когда вернётся?
   — Она сказала, что, может быть, вообще не вернётся.
   У меня подкосились ноги, но сыну я вида не подал.
   — Это одна из её шуток. Она всегда так говорит.
   — Я от неё такого раньше не слышал, — сказал он.
   Но по-настоящему я испугался, когда она не пришла к ужину. Я старался держать себя в руках. Приготовив ужин для двоих, я сказал: «Наверное, ее что-то задержало».
   — Отец… — сказал мой сын.
   — Что?
   — Что ты сделал маме вчера вечером? — спросил он очень требовательным агрессивным тоном.
   — Занимайся своими делами, — сказал я, — иначе ты рискуешь получить под зад.
   Это его тут же остудило.
   Слава Богу, моя жена пришла домой в девять часов.
   Она была в весёлом расположении духа. Она сказала, что прекрасно провела время одна — одна ходила по магазинам, одна обедала в ресторане, одна пошла в кино.
   Она поцеловала меня и пошла наверх.
   Я услышал звук льющейся воды и вдруг вспомнил про изображение Глории Хилтон на двери ограждения.
   — О Господи! — застонал я и рванулся наверх, чтобы объяснить ей, как эта картинка попала на нашу дверь и заверить, что завтра с утра я первым делом удалю её.
   Я вошёл в ванную.
   Моя жена принимала душ.
   Она была одного роста с Глорией Хилтон, и этот портрет на двери был для неё, как маска.
   Я видел тело моей жены с головой Глории Хилтон.
   Моя жена не была сердита. Она смеялась. Она находила это забавным.
   — Кто я? — спросила она.