---------------------------------------------------------------
P.G.Wodehouse. Bingo has a bad goodwood (1922)
Перевод А. Балясникова (1999)
The Russian Wodehouse Society
---------------------------------------------------------------
Я пообещал Бинго встретиться с ним на следующий день и сообщить свое
мнение об этой жуткой Шарлотте и вот теперь тащился по Сент-Джеймс Стрит,
ломая голову над тем, как, не нанеся смертельной обиды, объяснить ему, что
на всем свете нет более омерзительной особы. Вдруг из дверей Девонширского
клуба вышел старый Битлшем, а с ним Бинго -- собственной персоной. Я
прибавил шагу и нагнал их.
-- Вот так встреча! -- сказал я.
Это невинное приветствие отчего-то произвело неожиданный эффект. Старый
Битлшем весь затрясся с головы до ног, словно бланманже на палочке, выпучил
глаза и позеленел.
-- Мистер Вустер! -- воскликнул он с облегчением, узнав меня, --
очевидно, встреча со мной представлялась ему не самым худшим из возможных
несчастий. -- Как вы меня напугали.
-- Ах, извините.
-- Дядя немного расстроен, -- сказал Бинго полушепотом, словно у
постели тяжелобольного. -- Он получил письмо с угрозами.
-- Письмо с угрозами?
-- Написанное явно безграмотной рукой, -- сказал Битлшем, -- и в
недвусмысленно угрожающих выражениях. Мистер Вустер, вы помните того
злобного бородатого субъекта, который набросился на меня с оскорблениями в
Гайд-Парке в минувшее воскресенье?
Я вздрогнул и украдкой покосился на Бинго. Его лицо не выражало ничего,
кроме озабоченности и участия.
-- Что? А... ну да, -- сказал я. -- Бородатый субъект. Тот тип с
бородой.
-- Вы смогли бы его опознать -- если потребуется?
-- Ну.. э-э-э... То есть как это?
-- Видишь ли, Берти, -- сказал Бинго, -- мы подозреваем, что письмо --
дело рук бородатого. Вчера вечером я проходил по Паунсби-Гарденз мимо дома,
где живет дядя Мортимер, и увидел, как с крыльца крадучись спустился
незнакомец. Видимо, это он принес письмо. Я заметил, что у него была борода.
Я вспомнил об этом, когда дядя Мортимер рассказал мне про письмо и про тот
инцидент в парке. Я решил во всем разобраться.
-- Нужно известить полицию, -- сказал лорд Битлшем.
-- Нет, -- твердо сказал Бинго, -- на этой стадии расследования полиция
мне только помешает. Не волнуйтесь, дядя. Я уверен, что сумею выследить
этого типа. Предоставьте дело мне. Сейчас я посажу вас в такси, и мы как
следует все обсудим с Берти.
-- Ты славный мальчик, Ричард, -- сказал старик Битлшем, после чего мы
запихнули его в проезжавшее такси и помахали ему ручкой. Я повернулся к
Бинго и смерил его суровым взглядом.
-- Это ты написал письмо? -- спросил я.
-- Разумеется! Жаль, Берти, что ты его не видел! Лучшее угрожающее
письмо всех времен и народов!
-- Но какой во всем этом смысл?
-- Очень даже большой смысл, дорогой мой Берти, -- сказал Бинго и с
чувством взял меня за рукав. -- Что ни скажут обо мне потомки, в одном они
не смогут меня упрекнуть: что, мол, у меня не было деловой хватки. Взгляни
на это! -- Он помахал у меня перед носом какой-то бумажкой.
-- Ух ты! -- Это был чек, самый настоящий, недвусмысленный чек на
пятьдесят монет, подписанный лордом Битлшемом и выданный на имя Р. Литтла.
-- Это за какие же заслуги?
-- На расходы, -- сказал Бинго, и положил чек в карман. -- Ведь всякое
расследование требует денег, верно? Сейчас побегу в банк -- то-то они там
рот разинут, потом отправлюсь к букмекеру и поставлю всю сумму на Морского
Ветерка. В таких делах, Берти, главное -- такт. Если бы я пришел к дяде и
попросил у него пятьдесят фунтов, получил бы я их? Да никогда в жизни! А,
проявив такт, я... Кстати, что ты скажешь о Шарлотте?
-- Ну... э-э-э...
Бинго любовно массировал рукав моего пиджака.
-- Понимаю, старик, понимаю. Даже и не пытайся подыскать слова. Она
сразила тебя наповал, верно? Ты просто онемел, ведь так? Уж я-то знаю. Она
на всех так действует. Ладно, дружище, мне пора... Да, и последнее: что ты
скажешь о Бате? Роковая ошибка природы, ты не находишь?
-- Должен признаться, мне доводилось встречать людей и поприветливее.
-- По-моему, я его обскакал, Берти. Сегодня Шарлотта идет со мной в
зоопарк. Одна. А после этого я веду ее в кино. Мне кажется, что это начало
конца, а? Ладно, хоп-хоп, старичок. Если тебе сегодня нечего делать, можешь
пробежаться по Бонд-Стрит и присмотреть мне свадебный подарок.
После этого я потерял Бинго из виду. Пару раз я оставлял для него
записки в клубе с просьбой позвонить, но безо всякого результата. Я понял,
что он слишком занят, чтобы откликнуться на мои призывы. И дети "Красной
зари" исчезли из моей жизни, хотя Дживс как-то сказал, что однажды
встретился с Батом и имел с ним краткий разговор. Дживс сообщил, что Бат
стал еще мрачнее прежнего. Его шансы на победу в борьбе за пышнотелую
Шарлотту резко пошли вниз.
-- Похоже, что мистер Литтл полностью затмил его, сэр, -- сказал Дживс.
-- Плохо дело, Дживс, очень плохо.
-- Да, сэр.
-- Боюсь, что когда Бинго покончит с артподготовкой и пойдет в
штыковую, нет такой силы ни на небе, ни на земле, которая помешала бы ему
свалять грандиозного дурака.
-- Похоже, что так, сэр, -- сказал Дживс.
Потом подоспели Гудвудские скачки, я облачился в свой лучший костюм и
полетел на ипподром.
Когда о чем-то рассказываешь, всегда встает вопрос: стоит ли
ограничиться голыми фактами или развести пожиже и украсить рассказ всякими
мелкими деталями, передать атмосферу и все такое. Я хочу сказать, что многие
на моем месте, прежде чем дойти до развязки этой истории, описали бы Гудвуд,
голубое небо, живописные холмы, веселые стайки карманников, а также толпы
тех, чьи карманы они обчистили, ну, и так далее. Но лучше все это опустить.
Даже если бы я и захотел подробно описать те злополучные скачки, у меня
просто рука не поднимается. Рана еще слишком свежа. Боль до сих пор не
утихла. Дело в том, что Морской Ветерок (будь он трижды неладен!) пришел
последним. Представляете? Последним!
"Настало время испытаний, когда проверяется сила духа каждого из нас".
Проигрывать всегда неприятно, но на этот раз я был настолько уверен в победе
этого чертова Ветерка, что полагал, будто сам забег -- пустая формальность,
своего рода причудливая устаревшая церемония, которую полагается совершить
прежде, чем прогуляться к букмекеру и получить свой выигрыш. Я побрел к
выходу с ипподрома на поиски средства, позволяющего приглушить боль и
забыться, и вдруг наткнулся на Битлшема. У него был настолько убитый вид,
физиономия такого свекольного оттенка, а глаза горестно скосились к
переносице под таким невообразимым углом, что я лишь молча пожал его руку.
-- Я тоже, -- сказал я. -- И я тоже. А вы -- сколько вы продули?
-- Продул?
-- На Морском Ветерке?
-- Но я не ставил на Морского Ветерка.
-- Как? Владелец фаворита Гудвудского кубка не ставит на собственную
лошадь!
-- Я никогда не играю на скачках. Это противоречит моим принципам. Мне
сообщили, что моя лошадь не победила в сегодняшних состязаниях.
-- Не победила! Да она настолько отстала от всех, что чуть было не
пришла первой в следующем забеге!
-- Ну и ну! -- сказал Битлшем.
-- Вот именно, что "ну и ну", -- согласился я. Тут только до меня
дошло, что здесь что-то не так. -- Но, если вы ничего не проиграли, отчего у
вас такой убитый вид?
-- Этот субъект здесь.
-- Какой субъект?
-- Тот, бородатый.
Представляете, до какой степени я был сокрушен проигрышем -- до сих пор
ни разу не вспомнил про Бинго. Только сейчас до меня дошло, что он
тоже собирался в Гудвуд.
-- Он как раз произносит подстрекательскую речь лично против меня.
Идемте! Видите, какая там собралась толпа. -- Он потянул меня за собой и,
умело используя преимущества супертяжелой весовой категории, пробрался -- а
вместе с ним и я -- в первые ряды. -- Слушайте! Слушайте!
Бинго и вправду был в ударе. Горечь разочарования от того, что
проклятая кляча, на которую он поставил последние деньги, не вошла в первую
шестерку, распалила его красноречие. Он с беспощадной яростью обрушился на
бессердечных плутократов -- владельцев скаковых лошадей, которые вводят в
заблуждение публику и уверяют, будто их животные находятся в отличной форме,
а они едва способны доковылять до ворот конюшни. Потом он широкими мазками
набросал душераздирающую картину, наглядно продемонстрировав, как подобная
бесчестность отражается на положении трудящихся масс. Простой рабочий,
доверчивый и полный радужных надежд, свято верит каждому слову,
напечатанному в газетах о великолепных статях Морского Ветерка; он морит
голодом жену и детей, чтобы иметь возможность поставить на расхваленную
лошадь; отказывает себе в кружке пива, лишь бы сэкономить лишний шиллинг;
накануне скачек он взламывает шляпной булавкой детскую копилку; и в конце
концов оказывается обманутым самым бессовестным образом. Очень выразительно
все это у Бинго получилось. Я видел, как старый Роуботем одобрительно кивает
головой, а Бат с плохо скрытой завистью злобно глядит на оратора. Публика
слушала Бинго, развесив уши.
-- Но какое дело лорду Битлшему до того, что бедный рабочий потеряет
свои сбережения, нажитые непосильным трудом? -- заливался Бинго. -- Вот что
я вам скажу, дорогие товарищи и друзья, мы можем сколько угодно здесь
митинговать, мы можем сколько угодно спорить и принимать резолюции, но
единственное, что нам требуется, -- это действовать! Действовать! Чтобы
простые честные люди завоевали себе достойное место в этом мире, кровь лорда
Битлшема и ему подобных должна хлынуть на мостовую Парк-Лейн!
Его речь была встречена одобрительным ревом; видимо, многие тоже
поставили на Морского Ветерка и потому приняли его слова близко к сердцу.
Битлшем бросился к дюжему полицейскому с печальной физиономией, который
меланхолично наблюдал за происходящим, и, судя по всему, стал побуждать его
вмешаться. Полицейский потеребил усы, печально улыбнулся, этим его
вмешательство и ограничилось, и старый Битлшем вернулся назад ко мне, громко
фыркая от возмущения.
-- Чудовищно! Мне открыто угрожают, а полисмен не желает пальцем
шевельнуть. Говорит, пустые слова. Ничего себе "слова"! Просто чудовищно!
-- Вот именно! -- подтвердил я, но мне показалось, я его не слишком
утешил.
Слово взял товарищ Бат. Голос у него был, как труба архангела Гавриила,
дикция великолепная, но завоевать расположение публики ему почему-то не
удалось. Мне кажется, ему не хватало конкретных фактов. После речи Бинго
слушателям хотелось чего-нибудь позабористее, чем абстрактные рассуждения
про Общее Дело. Публика начала бесцеремонно перебивать оратора, и тут Бат
замолк на полуслове и уставился на Битлшема.
В толпе решили, что у него сел голос.
-- Пососи таблетку с ментолом, -- крикнул кто-то. Товарищ Бат
судорожным усилием взял себя в руки, и даже издали я увидел, как злобно
засверкали его глаза.
-- Ладно, товарищи! -- прокричал он. -- Можете надо мной смеяться,
можете глумиться, можете издеваться, сколько вам вздумается. Но знайте:
движение наше растет и крепнет с каждым днем и с каждым часом. В него
включаются представители так называемых высших классов. Чтобы не быть
голословным, скажу, что здесь, сегодня, вот на этом самом месте, среди нас
присутствует один из самых стойких наших борцов, племянник лорда Битлшема --
того самого лорда Битлшема, чье имя вызвало ваше справедливое негодование
всего несколько минут назад.
И прежде, чем Бинго успел сообразить, что сейчас произойдет, Бат сорвал
с него фальшивую бороду. Как ни велик был успех, выпавший на долю Бинго, он
ни в какое сравнение не шел с бурей восторга, обрушившейся на голову
товарища Бата. Я услышал, как старый Битлшем крякнул от изумления, но все
последующие его комментарии -- если таковые были -- потонули в громе
аплодисментов.
Должен признаться, что в этой непростой ситуации Бинго проявил завидную
решительность и присутствие духа. Не долго думая, он схватил товарища Бата
за горло, явно желая оторвать ему голову. Впрочем, ему не удалось достичь на
этом поприще сколько-нибудь ощутимых результатов, поскольку печальный
полисмен очнулся от гипноза и вступил в игру: в следующую минуту он уже
пробирался сквозь толпу с Бинго в правой руке и с товарищем Батом в левой.
-- Пожалуйста, позвольте пройти, сэр, -- вежливо попросил он,
натолкнувшись на стоявшего у него на пути лорда Битлшема.
-- А? Что? -- пролепетал Битлшем: он еще не вышел из ступора.
Услышав дядин голос, Бинго выглянул из-под правой руки державшего его
за шиворот полисмена, и в тот же миг вся его храбрость улетучилась, точно
газ из проткнутого иглой воздушного шарика. Он поник, как увядшая водяная
лилия, и молча прошаркал мимо. У него был вид человека, которому только что
крепко накостыляли по шее.
Когда Дживс приносит мне утром чашку чая и ставит на столик рядом с
кроватью, он либо молча выскальзывает из спальни, оставляя меня в
одиночестве смаковать "Оолонг", либо почтительно топчется на ковре, и это
значит, что ему нужно мне что-то сообщить. Проснувшись на следующий день
после возвращения из Гудвуда, я лежал на спине и глядел в потолок и вдруг
заметил, что Дживс все еще в спальне.
-- А, Дживс, -- сказал я. -- Хотите мне что-то сказать?
-- Мистер Литтл заходил час назад, сэр.
-- В самом деле? Он рассказал вам про вчерашнее?
-- Да, сэр. Его приход к вам как раз и был связан с последними
событиями. Он решил уехать из Лондона и пожить некоторое время на лоне
природы.
-- Весьма разумная мысль.
-- Именно так я ему и сказал, сэр. Однако на пути к осуществлению этого
плана встала финансовая проблема. Я взял на себя смелость ссудить ему от
вашего имени десять фунтов на текущие расходы. Надеюсь, вы ничего не имеете
против, сэр?
-- Разумеется, нет. Возьмите десятку на туалетном столике.
-- Хорошо, сэр.
-- Дживс, -- сказал я.
-- Сэр?
-- Никак не могу взять в толк, как все это произошло. Я хочу сказать,
как этому Вату удалось разнюхать, кто такой Бинго?
Дживс кашлянул.
-- Боюсь, в какой-то мере это моя вина, сэр.
-- Ваша? Каким образом?
-- Кажется, я нечаянно раскрыл имя мистера Литтла в разговоре с
мистером Батом.
Я сел на кровати.
-- Что-о?
-- Да, сэр, теперь я со всей определенностью припоминаю, как говорил
ему, что преданность мистера Литтла Общему Делу заслуживает широкого
общественного признания. Я горько сожалею, что стал невольной причиной
временной размолвки между мистером Литтлом и его светлостью. Боюсь, в этом
деле есть еще одна сторона. Я также несу ответственность за разрыв отношений
между мистером Литтлом и юной леди, которая приходила к нам на чай.
Я снова сел на постели. Как ни странно, я до сих пор не подумал о
положительных последствиях вчерашнего инцидента.
-- Вы хотите сказать, что между ними все кончено?
-- Окончательно и бесповоротно, сэр. Насколько я понял со слов мистера
Литтла, он потерял надежду на успех в этом предприятии. Даже если не было бы
иных препятствий, отец юной леди считает его обманщиком и шпионом, так
сказал мне мистер Литтл.
-- Будь я проклят!
-- Сам того не желая, я доставил всем столько неприятностей, сэр.
-- Дживс! -- сказал я.
-- Сэр?
-- Сколько денег на туалетном столике?
-- Помимо тех десяти фунтов, которые вы велели мне взять, сэр, там
остались две пятифунтовые банкноты, три банкноты по одному фунту, десять
шиллингов, две полкроны, флорин, четыре шиллинга, шесть пенсов и полпенса,
сэр.
-- Забирайте все, -- сказал я. -- Вы их честно заработали.
The Russian Wodehouse Society
P.G.Wodehouse. Bingo has a bad goodwood (1922)
Перевод А. Балясникова (1999)
The Russian Wodehouse Society
---------------------------------------------------------------
Я пообещал Бинго встретиться с ним на следующий день и сообщить свое
мнение об этой жуткой Шарлотте и вот теперь тащился по Сент-Джеймс Стрит,
ломая голову над тем, как, не нанеся смертельной обиды, объяснить ему, что
на всем свете нет более омерзительной особы. Вдруг из дверей Девонширского
клуба вышел старый Битлшем, а с ним Бинго -- собственной персоной. Я
прибавил шагу и нагнал их.
-- Вот так встреча! -- сказал я.
Это невинное приветствие отчего-то произвело неожиданный эффект. Старый
Битлшем весь затрясся с головы до ног, словно бланманже на палочке, выпучил
глаза и позеленел.
-- Мистер Вустер! -- воскликнул он с облегчением, узнав меня, --
очевидно, встреча со мной представлялась ему не самым худшим из возможных
несчастий. -- Как вы меня напугали.
-- Ах, извините.
-- Дядя немного расстроен, -- сказал Бинго полушепотом, словно у
постели тяжелобольного. -- Он получил письмо с угрозами.
-- Письмо с угрозами?
-- Написанное явно безграмотной рукой, -- сказал Битлшем, -- и в
недвусмысленно угрожающих выражениях. Мистер Вустер, вы помните того
злобного бородатого субъекта, который набросился на меня с оскорблениями в
Гайд-Парке в минувшее воскресенье?
Я вздрогнул и украдкой покосился на Бинго. Его лицо не выражало ничего,
кроме озабоченности и участия.
-- Что? А... ну да, -- сказал я. -- Бородатый субъект. Тот тип с
бородой.
-- Вы смогли бы его опознать -- если потребуется?
-- Ну.. э-э-э... То есть как это?
-- Видишь ли, Берти, -- сказал Бинго, -- мы подозреваем, что письмо --
дело рук бородатого. Вчера вечером я проходил по Паунсби-Гарденз мимо дома,
где живет дядя Мортимер, и увидел, как с крыльца крадучись спустился
незнакомец. Видимо, это он принес письмо. Я заметил, что у него была борода.
Я вспомнил об этом, когда дядя Мортимер рассказал мне про письмо и про тот
инцидент в парке. Я решил во всем разобраться.
-- Нужно известить полицию, -- сказал лорд Битлшем.
-- Нет, -- твердо сказал Бинго, -- на этой стадии расследования полиция
мне только помешает. Не волнуйтесь, дядя. Я уверен, что сумею выследить
этого типа. Предоставьте дело мне. Сейчас я посажу вас в такси, и мы как
следует все обсудим с Берти.
-- Ты славный мальчик, Ричард, -- сказал старик Битлшем, после чего мы
запихнули его в проезжавшее такси и помахали ему ручкой. Я повернулся к
Бинго и смерил его суровым взглядом.
-- Это ты написал письмо? -- спросил я.
-- Разумеется! Жаль, Берти, что ты его не видел! Лучшее угрожающее
письмо всех времен и народов!
-- Но какой во всем этом смысл?
-- Очень даже большой смысл, дорогой мой Берти, -- сказал Бинго и с
чувством взял меня за рукав. -- Что ни скажут обо мне потомки, в одном они
не смогут меня упрекнуть: что, мол, у меня не было деловой хватки. Взгляни
на это! -- Он помахал у меня перед носом какой-то бумажкой.
-- Ух ты! -- Это был чек, самый настоящий, недвусмысленный чек на
пятьдесят монет, подписанный лордом Битлшемом и выданный на имя Р. Литтла.
-- Это за какие же заслуги?
-- На расходы, -- сказал Бинго, и положил чек в карман. -- Ведь всякое
расследование требует денег, верно? Сейчас побегу в банк -- то-то они там
рот разинут, потом отправлюсь к букмекеру и поставлю всю сумму на Морского
Ветерка. В таких делах, Берти, главное -- такт. Если бы я пришел к дяде и
попросил у него пятьдесят фунтов, получил бы я их? Да никогда в жизни! А,
проявив такт, я... Кстати, что ты скажешь о Шарлотте?
-- Ну... э-э-э...
Бинго любовно массировал рукав моего пиджака.
-- Понимаю, старик, понимаю. Даже и не пытайся подыскать слова. Она
сразила тебя наповал, верно? Ты просто онемел, ведь так? Уж я-то знаю. Она
на всех так действует. Ладно, дружище, мне пора... Да, и последнее: что ты
скажешь о Бате? Роковая ошибка природы, ты не находишь?
-- Должен признаться, мне доводилось встречать людей и поприветливее.
-- По-моему, я его обскакал, Берти. Сегодня Шарлотта идет со мной в
зоопарк. Одна. А после этого я веду ее в кино. Мне кажется, что это начало
конца, а? Ладно, хоп-хоп, старичок. Если тебе сегодня нечего делать, можешь
пробежаться по Бонд-Стрит и присмотреть мне свадебный подарок.
После этого я потерял Бинго из виду. Пару раз я оставлял для него
записки в клубе с просьбой позвонить, но безо всякого результата. Я понял,
что он слишком занят, чтобы откликнуться на мои призывы. И дети "Красной
зари" исчезли из моей жизни, хотя Дживс как-то сказал, что однажды
встретился с Батом и имел с ним краткий разговор. Дживс сообщил, что Бат
стал еще мрачнее прежнего. Его шансы на победу в борьбе за пышнотелую
Шарлотту резко пошли вниз.
-- Похоже, что мистер Литтл полностью затмил его, сэр, -- сказал Дживс.
-- Плохо дело, Дживс, очень плохо.
-- Да, сэр.
-- Боюсь, что когда Бинго покончит с артподготовкой и пойдет в
штыковую, нет такой силы ни на небе, ни на земле, которая помешала бы ему
свалять грандиозного дурака.
-- Похоже, что так, сэр, -- сказал Дживс.
Потом подоспели Гудвудские скачки, я облачился в свой лучший костюм и
полетел на ипподром.
Когда о чем-то рассказываешь, всегда встает вопрос: стоит ли
ограничиться голыми фактами или развести пожиже и украсить рассказ всякими
мелкими деталями, передать атмосферу и все такое. Я хочу сказать, что многие
на моем месте, прежде чем дойти до развязки этой истории, описали бы Гудвуд,
голубое небо, живописные холмы, веселые стайки карманников, а также толпы
тех, чьи карманы они обчистили, ну, и так далее. Но лучше все это опустить.
Даже если бы я и захотел подробно описать те злополучные скачки, у меня
просто рука не поднимается. Рана еще слишком свежа. Боль до сих пор не
утихла. Дело в том, что Морской Ветерок (будь он трижды неладен!) пришел
последним. Представляете? Последним!
"Настало время испытаний, когда проверяется сила духа каждого из нас".
Проигрывать всегда неприятно, но на этот раз я был настолько уверен в победе
этого чертова Ветерка, что полагал, будто сам забег -- пустая формальность,
своего рода причудливая устаревшая церемония, которую полагается совершить
прежде, чем прогуляться к букмекеру и получить свой выигрыш. Я побрел к
выходу с ипподрома на поиски средства, позволяющего приглушить боль и
забыться, и вдруг наткнулся на Битлшема. У него был настолько убитый вид,
физиономия такого свекольного оттенка, а глаза горестно скосились к
переносице под таким невообразимым углом, что я лишь молча пожал его руку.
-- Я тоже, -- сказал я. -- И я тоже. А вы -- сколько вы продули?
-- Продул?
-- На Морском Ветерке?
-- Но я не ставил на Морского Ветерка.
-- Как? Владелец фаворита Гудвудского кубка не ставит на собственную
лошадь!
-- Я никогда не играю на скачках. Это противоречит моим принципам. Мне
сообщили, что моя лошадь не победила в сегодняшних состязаниях.
-- Не победила! Да она настолько отстала от всех, что чуть было не
пришла первой в следующем забеге!
-- Ну и ну! -- сказал Битлшем.
-- Вот именно, что "ну и ну", -- согласился я. Тут только до меня
дошло, что здесь что-то не так. -- Но, если вы ничего не проиграли, отчего у
вас такой убитый вид?
-- Этот субъект здесь.
-- Какой субъект?
-- Тот, бородатый.
Представляете, до какой степени я был сокрушен проигрышем -- до сих пор
ни разу не вспомнил про Бинго. Только сейчас до меня дошло, что он
тоже собирался в Гудвуд.
-- Он как раз произносит подстрекательскую речь лично против меня.
Идемте! Видите, какая там собралась толпа. -- Он потянул меня за собой и,
умело используя преимущества супертяжелой весовой категории, пробрался -- а
вместе с ним и я -- в первые ряды. -- Слушайте! Слушайте!
Бинго и вправду был в ударе. Горечь разочарования от того, что
проклятая кляча, на которую он поставил последние деньги, не вошла в первую
шестерку, распалила его красноречие. Он с беспощадной яростью обрушился на
бессердечных плутократов -- владельцев скаковых лошадей, которые вводят в
заблуждение публику и уверяют, будто их животные находятся в отличной форме,
а они едва способны доковылять до ворот конюшни. Потом он широкими мазками
набросал душераздирающую картину, наглядно продемонстрировав, как подобная
бесчестность отражается на положении трудящихся масс. Простой рабочий,
доверчивый и полный радужных надежд, свято верит каждому слову,
напечатанному в газетах о великолепных статях Морского Ветерка; он морит
голодом жену и детей, чтобы иметь возможность поставить на расхваленную
лошадь; отказывает себе в кружке пива, лишь бы сэкономить лишний шиллинг;
накануне скачек он взламывает шляпной булавкой детскую копилку; и в конце
концов оказывается обманутым самым бессовестным образом. Очень выразительно
все это у Бинго получилось. Я видел, как старый Роуботем одобрительно кивает
головой, а Бат с плохо скрытой завистью злобно глядит на оратора. Публика
слушала Бинго, развесив уши.
-- Но какое дело лорду Битлшему до того, что бедный рабочий потеряет
свои сбережения, нажитые непосильным трудом? -- заливался Бинго. -- Вот что
я вам скажу, дорогие товарищи и друзья, мы можем сколько угодно здесь
митинговать, мы можем сколько угодно спорить и принимать резолюции, но
единственное, что нам требуется, -- это действовать! Действовать! Чтобы
простые честные люди завоевали себе достойное место в этом мире, кровь лорда
Битлшема и ему подобных должна хлынуть на мостовую Парк-Лейн!
Его речь была встречена одобрительным ревом; видимо, многие тоже
поставили на Морского Ветерка и потому приняли его слова близко к сердцу.
Битлшем бросился к дюжему полицейскому с печальной физиономией, который
меланхолично наблюдал за происходящим, и, судя по всему, стал побуждать его
вмешаться. Полицейский потеребил усы, печально улыбнулся, этим его
вмешательство и ограничилось, и старый Битлшем вернулся назад ко мне, громко
фыркая от возмущения.
-- Чудовищно! Мне открыто угрожают, а полисмен не желает пальцем
шевельнуть. Говорит, пустые слова. Ничего себе "слова"! Просто чудовищно!
-- Вот именно! -- подтвердил я, но мне показалось, я его не слишком
утешил.
Слово взял товарищ Бат. Голос у него был, как труба архангела Гавриила,
дикция великолепная, но завоевать расположение публики ему почему-то не
удалось. Мне кажется, ему не хватало конкретных фактов. После речи Бинго
слушателям хотелось чего-нибудь позабористее, чем абстрактные рассуждения
про Общее Дело. Публика начала бесцеремонно перебивать оратора, и тут Бат
замолк на полуслове и уставился на Битлшема.
В толпе решили, что у него сел голос.
-- Пососи таблетку с ментолом, -- крикнул кто-то. Товарищ Бат
судорожным усилием взял себя в руки, и даже издали я увидел, как злобно
засверкали его глаза.
-- Ладно, товарищи! -- прокричал он. -- Можете надо мной смеяться,
можете глумиться, можете издеваться, сколько вам вздумается. Но знайте:
движение наше растет и крепнет с каждым днем и с каждым часом. В него
включаются представители так называемых высших классов. Чтобы не быть
голословным, скажу, что здесь, сегодня, вот на этом самом месте, среди нас
присутствует один из самых стойких наших борцов, племянник лорда Битлшема --
того самого лорда Битлшема, чье имя вызвало ваше справедливое негодование
всего несколько минут назад.
И прежде, чем Бинго успел сообразить, что сейчас произойдет, Бат сорвал
с него фальшивую бороду. Как ни велик был успех, выпавший на долю Бинго, он
ни в какое сравнение не шел с бурей восторга, обрушившейся на голову
товарища Бата. Я услышал, как старый Битлшем крякнул от изумления, но все
последующие его комментарии -- если таковые были -- потонули в громе
аплодисментов.
Должен признаться, что в этой непростой ситуации Бинго проявил завидную
решительность и присутствие духа. Не долго думая, он схватил товарища Бата
за горло, явно желая оторвать ему голову. Впрочем, ему не удалось достичь на
этом поприще сколько-нибудь ощутимых результатов, поскольку печальный
полисмен очнулся от гипноза и вступил в игру: в следующую минуту он уже
пробирался сквозь толпу с Бинго в правой руке и с товарищем Батом в левой.
-- Пожалуйста, позвольте пройти, сэр, -- вежливо попросил он,
натолкнувшись на стоявшего у него на пути лорда Битлшема.
-- А? Что? -- пролепетал Битлшем: он еще не вышел из ступора.
Услышав дядин голос, Бинго выглянул из-под правой руки державшего его
за шиворот полисмена, и в тот же миг вся его храбрость улетучилась, точно
газ из проткнутого иглой воздушного шарика. Он поник, как увядшая водяная
лилия, и молча прошаркал мимо. У него был вид человека, которому только что
крепко накостыляли по шее.
Когда Дживс приносит мне утром чашку чая и ставит на столик рядом с
кроватью, он либо молча выскальзывает из спальни, оставляя меня в
одиночестве смаковать "Оолонг", либо почтительно топчется на ковре, и это
значит, что ему нужно мне что-то сообщить. Проснувшись на следующий день
после возвращения из Гудвуда, я лежал на спине и глядел в потолок и вдруг
заметил, что Дживс все еще в спальне.
-- А, Дживс, -- сказал я. -- Хотите мне что-то сказать?
-- Мистер Литтл заходил час назад, сэр.
-- В самом деле? Он рассказал вам про вчерашнее?
-- Да, сэр. Его приход к вам как раз и был связан с последними
событиями. Он решил уехать из Лондона и пожить некоторое время на лоне
природы.
-- Весьма разумная мысль.
-- Именно так я ему и сказал, сэр. Однако на пути к осуществлению этого
плана встала финансовая проблема. Я взял на себя смелость ссудить ему от
вашего имени десять фунтов на текущие расходы. Надеюсь, вы ничего не имеете
против, сэр?
-- Разумеется, нет. Возьмите десятку на туалетном столике.
-- Хорошо, сэр.
-- Дживс, -- сказал я.
-- Сэр?
-- Никак не могу взять в толк, как все это произошло. Я хочу сказать,
как этому Вату удалось разнюхать, кто такой Бинго?
Дживс кашлянул.
-- Боюсь, в какой-то мере это моя вина, сэр.
-- Ваша? Каким образом?
-- Кажется, я нечаянно раскрыл имя мистера Литтла в разговоре с
мистером Батом.
Я сел на кровати.
-- Что-о?
-- Да, сэр, теперь я со всей определенностью припоминаю, как говорил
ему, что преданность мистера Литтла Общему Делу заслуживает широкого
общественного признания. Я горько сожалею, что стал невольной причиной
временной размолвки между мистером Литтлом и его светлостью. Боюсь, в этом
деле есть еще одна сторона. Я также несу ответственность за разрыв отношений
между мистером Литтлом и юной леди, которая приходила к нам на чай.
Я снова сел на постели. Как ни странно, я до сих пор не подумал о
положительных последствиях вчерашнего инцидента.
-- Вы хотите сказать, что между ними все кончено?
-- Окончательно и бесповоротно, сэр. Насколько я понял со слов мистера
Литтла, он потерял надежду на успех в этом предприятии. Даже если не было бы
иных препятствий, отец юной леди считает его обманщиком и шпионом, так
сказал мне мистер Литтл.
-- Будь я проклят!
-- Сам того не желая, я доставил всем столько неприятностей, сэр.
-- Дживс! -- сказал я.
-- Сэр?
-- Сколько денег на туалетном столике?
-- Помимо тех десяти фунтов, которые вы велели мне взять, сэр, там
остались две пятифунтовые банкноты, три банкноты по одному фунту, десять
шиллингов, две полкроны, флорин, четыре шиллинга, шесть пенсов и полпенса,
сэр.
-- Забирайте все, -- сказал я. -- Вы их честно заработали.
The Russian Wodehouse Society