-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Купол Галактики".
OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Идет ночь - чернее цыганского глаза, густая падающим дождем и комарами.
Друзья не спят. Весной еще Нил выцедил из берез достаточно сока и
приготовил самоквасом брагу.
Постояв, брага здорово окрепла, годилась на случай какой простудной
хвори. А если смочить тряпицу и приложить, будет возможность оттянуть жар
от глотки.
А можно и хлебнуть - с радости, что будет жить Ильнеаут, вылечили с
Другом охотника!..
Давал Нил зарок, но с радости можно... Что до сих пор, слава богу, жив
и здоров!.. И надо помянуть покойного барина, выпить за здоровье солдат.
Им, конечно, всыпали по первое число за побег Нила.
И отчего не выпить с Другом?.. Разве мало они помучились в тайге?..
Нил закусил черемшой и лег на расстеленную медвежью шкуру. Ее подарила
жена Ильнеаута.
Хороша шкура, спасибо ей!
Он подумал, что кончилась старая его жизнь и рождена новая. Новую жизнь
дали Нилу эвены и Друг.
Друг и эвены...
Хотя Нил здорово измазался дегтем (который сам гнал из тощей здешней
березовой скорлупы), но остаются местечки. Глаза, уши... Их не смажешь.
Мучает в тайге комар.
- Комары-ы-ы... - рычит Нил. - Казнь египетская...
- Комары-ы-ы! - вторит Друг.
- Тебе-то чаво, - сердится Нил. - У тебя и тела одна видимость.
- Я чувствую тебя.
- Дымарь разведи. Хучь бы зима скорей!..
Нил знает, Другу ничего не стоит развести дымарь: моргнул - и
задымились головешки. Но ветер гонит дым обратно, нечем дышать в чуме.
- Погаси, - просит Нил.
Костер гаснет.
- Вывел бы ты комаров, - просит Друга мучающийся Нил.
- О, не могу, есть запрет на вмешивание... Н-начальство!
- Иди ты со своим вмешиванием, - сердится Нил. - Выведи!.. Другом
зовешься... Яви еще чудо...
- Не могу-у-у, - подвывает Друг и нервно дергается.
- И то, - соглашается Нил. - Комары - божья тварь, создана, питаться
надо. Он допустил, а тут мы... Зима-а-а, где ты?
- Зима-а-а... - стонет Друг, шевелясь за пазухой Нила.
И больше всего хочется Нилу сейчас или заснуть, или без промедления
оказаться в сельце Быковке, на пасеке. И чтобы пчелы вокруг тебя, и коровы
ходили по травам. Рай!.. Сейчас и ягоды и огурцы зреют.
А молока-то, молока... Оленье что, сусло суслой... Ах и хороша Расея, а
хода в нее нету. Мука! И Друг мучается с ним. Друг... Звать его мудрено,
не выговоришь. Зато добр. Потому Нил зовет Другом.
Одно тело его железное, оно лежит в ящичке, закопано у того железного
ведра, которое никаким камнем не прогнешь, сколько ни бей. А сам Друг то
вроде дым, то котенок, то черт знает что. Может быть, думает Нил, их
два?.. Один спит в ящичке, а другой здесь, с ним мучается его человечьей
мукой?
- Комары-ы-ы... - стонет Друг.
- Хоть бы заснуть, - истомно говорит пахнущий дегтем Нил. - Навей сон
покрепче.
И Друг тотчас же начинает показывать ему сон. В нем есть шар вроде
одуванчика, но это изба для множества нелюдей. Чертей, что ли? Их-то уж
бог не делал по своему образу и подобию. Но Друг один из них, а так добр,
так добр. Куда добрее быковского священника, отца Игнатия.
Нил засыпает. Он видит странные сны, в которые не верит. Даже во сне. А
Друг склоняется над ним, таращится и навевает их, навевает. Даже светится.
Комары, пища, летят к его свету.
Затем друг Нила размышляет о своей планете, о катастрофе своего
корабля, о том, что еще узнал (и запомнил) сегодня.
Он сравнил различные методы лечения - своего, таежного, ниловского...
Он запомнил предание о Вороне и разбирался в очень усложненных родственных
отношениях эвенов. Тайно.
...Что еще он сегодня сделал, что успел?.. Мыл друзей-эвенов. Сами не
захотели, так он ливень нагнал, все равно помытые.
Что еще было?.. Лечили охотника вдвоем. Нил плясал обрядовый танец, а
он починял Ильнеаута, хорошо починил.
Затем Нил пил то, что зовется бурдой.
- Бу-урда... За-ачем?.. - спрашивал он Нила.
- Жив, жив будет охотничек, - радовался Нил. - Пей и ты!.. Друг...
Барина помянем, солдатушек...
- Бу-урда...
- Пчелы какие были! Здесь и шмель в диковину.
Попали они в тайгу разными путями, но в одно время. Пасечник Нил Кротов
(он же знахарь) отравил барина. Выпив, он дал барину Кириллу Нефедычу
настой блекоты, которой пользовал Манеиху от трясучки. (Барина он лечил
зверобоем, его хоть ковшом пей. А блекоту полагалось считать каплями.)
Когда Нил проспался и восстановил привычно хитроватое выражение
скуластого лица, он вспомнил и побежал. Шибко!
Ох, как бежал, а ноги плохо слушались его... Он ворвался на барский
двор, к окнам, что были величиной с его ворота.
Нил кричал:
- Погоди!.. Годи!.. Нельзя пить!
Будь Нил в себе, орать бы не стал. И уж конечно, не дал бы барину
проклятый настой.
Он бежал и кричал: барин же кончался, карачун его брал... Понятно, Нила
сгребли и под суд... И правильно, за дело - не лечи пьяным. А дело такое -
хорошо задалась медовуха, и пили ее с кумом. Затем кум сбегал за штофом,
соблазнил, и вот...
На суде Нил говорил чистую правду про медовуху и штоф и очень верно
указал, что дворецкому Мишке не следовало брать настой, коли он вынес его
в черпаке.
Дали каторгу. Нил не обиделся, надо так надо!..
...Гнали этапом. Сначала он шел окованным в железки, это было тяжко и
больно. Все ноги посбивал. Потом он лечил зубы конвойного офицера
Макарина, за что его повезли в телеге. Он и стал всех лечить от болей -
той же блекотой. Закуривал ее в чайничке и давал сосать дым из носика.
Помогало. С него и кандалы сняли, чтобы по пути травки собирал. И тогда
Нил рванул в лес. Благо, ноги поджили, а солдат зазевался.
Нил ушел в тайгу. Глушь!.. Была осень, подошли они уже к реке Лене.
Дремучая страна!.. Бежал Нил с молитвой, кормясь тем, что добыл. А что
добудешь голыми руками?.. Сильно голодал, обеспамятел Нил. Очнулся - рядом
сидит Друг. Он жжет костер. Далее пошли вместе, понес он Друга за пазухой.
Зимовали они в берлоге, а весной нашли их дикие тунгусы - эвены, так они
себя звали и уверяли, что их предки - собаки.
Нил с Другом остался у них... Нил жил открыто, а вот Друг таился, чтобы
не пугать.
Патрульный корабль столкнулся со сгустком антиматерии, спасся один
Сваритакаксис. Увидел: вспыхнул их ан летящий впереди. Но слишком, слишком
близко! А сколько он спорил и доказывал омандо, что он должен быть
отдален. Не послушался... И только он, сидевший под смешки весь путь в
аварийной капсуле, был выброшен из корабля. Его удача...
Аварийная капсула спасла. К добру?.. К худу?.. И началось скитание - он
попал в плен притяжения солнца, желтого карлика, и летел от одной его
планеты к другой, пока не нашел живую. Эту! Затем понадобилась кое-какая
перестройка сенсорных механизмов и даже белковых систем. Это время он
провел в капсуле. А когда вышел, то вдохнул здешний легкий воздух и
подвигал руками, вытягивая их от удовлетворения, так ему здесь
понравилось.
Настоящая, живая планета, бушевание биосил... Но мучило одиночество. А
тут он вскоре встретил Нила. Кто знает, как бы прошла их встреча. Быть
может, Нил бы перепугался до смерти и напал, и тогда Сваритакаксис пустил
бы в ход анопакс в нарушение инструкций.
Но человек полз и стонал. Друг, бредя тайгой, встретил Нила, обогрел
его. Ополоумевший от радости Нил предложил жить вместе. Он все говорил:
Друг, Друг...
Сваритакаксис лечил Нила... Когда Нил однажды проснулся с все еще
болевшей, но ясной головой, то увидел Друга.
(А вся дорога представилась ему тяжелым сном, в котором и ногами
сучишь, и орешь благим матом.)
Спал Нил крепко, но проснулся и поднял хитрое и скуластое свое лицо.
Перед ним стояла тварь из сна. И посему Нил решил, что ему снится.
Но нет сна, а лес, снег и это... ("Друг... Друг..." - билось в голове
Нила).
- Ты хто? - спросил ошалелый Нил.
Существо ответило птичьим языком:
- Свири... сие...
- С нами крестная сила! - троеперстно осенил себя Нил.
Ничто не изменилось - странная тварь на него поглядывала. Нил потянулся
к палке - ударить - и не мог взять ее, так был слаб.
- За грехи мои, - застонал он: тварь одновременно походила и на зеленую
лягву, и на бабье любезное ситечко с дырочками. Была она в пояске с
какими-то блестящими штучками.
- Ты черт? - спросил он.
- Не-ет, Ни-ил, - по-человечески ответила она. - Я Друг...
Нил облизнул губы. Что бы такое сделать?.. Проверить?..
- Перекрестись! - велел он.
- Ка-ак?
- А так, - ответил Нил, крестясь в убеждении, что обвел черта, который
станет неопасным.
Существо повторило жест Нила всеми лапами и осталось как было. Значит,
это не черт, а дивная божья тварь, говорящая по-русски.
- Дру-уг, помога-ай, - говорило Нилу существо. И точно, помогает:
рядом, на костре, в прозрачном горшке, варится птичье мясо. А рядом другая
посуда, и в ней преет то, что слаще сладкого, - каша из саран. Значит,
тварь человечий смысл имеет. А ежели разбираться, то все едино дышат на
свете.
- Дру-уг, - сказала тварь. - Я-а-а...
- Друг, - отвечал Нил, испытывая странное блаженство.
И зиму они прожили вместе - Нил ходил охотиться с Другом. Тот прямо
из-за пазухи стрелял зверей. Огнем. Перезимовали в берлоге, а весной их
нашли тунгусы.
Нил перепугался - дикий народ! Набежал верхом на оленях, рогов полно,
лес...
А еще у них ножи на деревянных предлинных ручках, и луки, и копья.
Словом, вояки. Собаки их сердитые, да и сами хороши, чуть поссорятся,
тотчас давай стрелять из луков. Вроде барина, которого по милости Нила
карачун взял. Тот стрелялся из пистолетов с соседом, страшнее. Но и стрела
в пузо очень нехорошо. Стрела... Все здесь чудно для русского человека!
Житие этих людей странное - кожаные чумы, скитания, едят сырую рыбу,
младенцев возят в корчажках, присыпав тертыми гнилушками. И сосать им дают
не жвачку в тряпочке, а кусок сырого мяса.
Но прошел страх, понравились Нилу лесные люди. Зовутся эвены, уважают
собак. Правильные люди, стариков слушают. И одежда хорошая, меховая.
Легкая и удобная в тепло и мороз. А свыкнешься, то и рыба сырая, если
мороженая, вкусом коровье мясо напоминает.
Привык Нил, ел и сырое и сушеное мясо.
Ел лесные саранки и ягоды, грибы, что растут здесь, чистые, ровно
детки, без единого червяка. Эвены их есть не желают. Друг - тоже. Нил
варил их себе одному.
Но что за еда в одиночестве?.. Без соли?..
Не будь Друга, сошелся бы Нил с шаманом. Очень был умственный мужик. К
Нилу ходил, о травках лекарственных разговаривал. Но действовал он больше
камланием - страхом вышибал хвори!
Нил посмеивался: не так, не так надо. Но и завидовал: работы пустяк, а
платят хорошо, оленей, шкуры дают.
Да и лечить хотелось Нилу, привык... Об этом говорил с Другом. И -
помогло несчастье. Шаман, леча девицу, полез в дымовую отдушину изображать
злого духа и упал оттуда. Он сломал ноги и отшиб печенку. Нил лечил его, и
шаман, помирая, велел старикам считать Нила шаманом.
Друг тоже нашептывал.
Теперь колотил в бубен и плясал Нил, после давал пить хворым травяные
настои. Когда эвены потребовали полетов Нила за духами и лазанья в
дымоход, Нил поговорил с Другом. И теперь Нил бил в бубен, а плясал и
головы задуривал Друг.
Появились олени, тридцать, пришлось принять на себя грех, женился -
хозяйство! Взял старуху, чтобы все умела. Но сам жил с Другом в отдельном
чуме.
Совсем хорошая жизнь, кабы не комары. Стойбище росло, ребятишки были
здоровые.
От такой удачной жизни надо бы с Другом петь песни. (Друг умный, он
быстро научится петь.) Но и горевал Нил: шаманство - бесовское действо!
Отказаться?.. Но шаман его просил - пляши!.. И правда, отчего не
сплясать, ежели добрые люди требуют? Но это дело обманное... А почему и не
обмануть человека, если ему этого хочется?.. Друг утверждал, что так всем
будет лучше.
Шаман... Сам он верил и не верил в бубен. Спросил его как-то Нил, а тот
отвечал ему так:
- Мы не верим, мы боимся.
- Чего?
- Тайгу боимся, амикана (медведя), плохих людей.
Понятно. Как не бояться: тайга!.. Страшновато, хотя и не каторга. А
если разобраться, то вообще жить временами не худо - еда имеется, Друг
есть. И какой!
Учился Нил выть и в бубен бить. Друг во вкус вошел - летал, плясал,
даже чудеса творил. Так, по малости: то зуб кому из железа поставит, то
стекло в глаз сунет - и все видно.
Дело пошло. Нилу сделали парку из соболя, упряжь бисером расшили. Но
главное - удалось построить передвижную баньку. Друг придумал сделать ее
разборной. Воду грели в корчаге. Нил мылся и даже парился.
И все же страшное это камланье, особенно последнее. Чум большой, в нем
очаг и все, что положено. Урке, вход.
И дымоход широкий, будто окно. Принесли больного Ильнеаута, что в воду
зимой угодил. Теперь он чах, один скелет остался. А хороший охотник. И
хотя не страшно за жену и детей: их сообща прокормят, но все равно жаль
охотника. Жинка ему иглой грудь вышивала - лечила, - брусники давала. Не
помогло, травы тоже не помогли.
Нил к нему приходил и спрашивал, что и где болит. Друг велел ухом
слушать - и Нил слушал: хрипела грудь. Чахотка!
Надо плясать.
Собрался весь род - сидят ветхие старики, лежит хворый. Дрожит, ему
страшно.
Что же, от хорошего камланья, бывает, и помирают люди - у шамана
случалось. И бьет в бубен Нил, страшно Друг пляшет. Будто огонь!
Нил в тугой бубен колотит, скачет. Друг пускает то искры, то дым. То
обернется медведем, то сажей мажет всех подряд.
Здорово работали оба. Только знает Нил: здесь камланье и травы не
годятся, надежда в другом: вскакивает Друг прямо в больного, в нем
исчезает, начинает болезнь вытягивать. Невозможно понять как, но
вытягивает. Из него вот простуду вытянул. Большое это чудо (было и
другое).
Нил притворяется, что Друг - это Злой Дух. Теперь он Друга будет
выгонять. Час бьет в бубен, второй, третий... Больной глаза закатил, а в
нем Друг ходит и лечит, ходит и лечит.
Третий час... Нил совсем обессилел, дыханье заходится. Наконец выходит
Друг, а с ним болезнь. Хотя человек еще этого не знает. Друг очень
усталый. Вылетая, он дает круг, пускает дым - и фьюить в дымоход. Нет
Друга!.. Исчез Злой Дух!.. "А вдруг совсем?" - пугается Нил.
Но Друг ждет в чуме. Оба они устали.
- Выздоровеет? - спрашивает Нил, и Друг отвечает, что в этом уверен. -
Жить будет? - суматошится Нил.
- Бу-удет... бу-удет... - уверяет Друг.
- Верно говоришь?
Другу надо верить, он может явить чудо. Это и смущает Нила, и пугает
немного. А чудо уже было, являл его Друг, все его видели. И не зря есть
большой кусок тайги, куда эвены ни ногой. А почему?.. Шибко непонятное
место, говорят они. Духи бродят, мол, а понять, добрые они или злые,
невозможно.
Так было - их совсем недавно приняли к себе эвены. Совсем рядом с ними
аргишили хукочары, что по-русски означает "топорики". Почему? Да выменяли
у купца много топориков, а их бойцы-сонинги ими драться научились.
Сонинг, он такой, с детства к вооруженной драке приучен, с ним лучше не
связываться. А тут еще род хукочаров сердитый, да помер у них кто-то
быстрой смертью. И выходит, его убили наговором, так порешили хукочарские
старики.
Нил как раз бродил около реки и закидывал удочку с костяным крючком. Он
уже надергал бойких рыб, ранее им невиданных. И тут послышались крики.
Нил, открыв рот, увидел - из леса на берег вывалило множество оленей, а
на них сонинги с луками и копьями. Иные, топориками размахивая, кричат.
И все нарядные, будто на праздник вывалили. А князец их аж подпрыгивает
на своем учуге, Нилову стойбищу кулаком грозит. (До него рукой подать,
только брод отыскать.)
- Ну, быть беде, - прошептал Нил. Он пересчитал хукочаров - тех было
вдвое больше, и Нил поправился: - Быть великой беде...
Вот уже и стрелы полетывают с берега на берег.
Быть великой крови! И сердце Нила, пчеловода и лекаря, екнуло. Он
побежал к чуму, как летел к барину.
- Беда-а... беда-а-а... Друг, помоги!
Нил влетел в свой чум. Увидел: Друг, очень недовольный, раскачивается в
берестяной коробочке. Подвесил ее и качается. Он отказался вмешиваться.
Нил просил его, на колени становился (а как орали хукочары, отыскавшие
наконец брод...). Тогда Нил схватил валявшийся шестик и хотел бежать с
ним.
- Разниму!
Тут Друг и швырнул какую-то блестящую штучку, нажал и бросил. Все
затряслось вокруг. Нил упал и пополз к выходу. Теперь дрожал и пел сам
воздух, будто громаднейший рой пчел ревел.
Нил вышел - и обомлел, Друг их накрыл радужной какой-то штукой. Накрыл
сверху, как барин накрывал какие-то особенные часы. Это, должно быть, был
какой-то особенный сорт крепкого стекла. Оно разгородило враждебных
сонингов (а заодно и оленей). Хукочары уже побежали на оленях, лишь князь
их в ярости бился, в радужную стенку, махал топориком - хотел в стойбище,
сердешный...
Но опомнился и бросился наутек, крича непонятное. Ниловы же эвены
попрятались в чумы и даже костры свои погасили. И остался Нил, несчастные
олени с той стороны да лающие собаки. А ночью колпак исчез неизвестно
куда.
...Хорошо поработали. Друг Нила лезет ему за пазуху. Нилу приятно.
- Комары, комары... - шепчет Друг.
- Спи, спи, - говорит ему Нил. И сам мечтает вслух, будто барин его,
Кирилл Нефедович, совсем не умер и Нилу можно возвращаться на пасеку.
И он берет Друга, идет с ним в Россию, бросив дьявольские радения. И
там они вместе живут на пасеке, ухаживают за пчелами, варят травяные
настои! Хорошо! Друг рад.
...Вечерами они сидят за столом, у жбана самой легкой медовухи. Он пьет
из ковша, а приучившийся Друг лакает из плошки. И они разговаривают о том,
о сем...
Друг подает ему хорошие советы.
...Хорошо - бабы принесли дикие утиные яйца, зеленоватые, а в
берестяном туеске - оленье густое молоко.
А, черт!.. Куриные яйца...
И когда стемнеет, Друг станет показывать ему чудную землю, где такие,
как он, живут и прыгают.
Он познакомит Друга со старым барином, ставшим вполне хорошим
человеком, когда состарился и оставил деревенских девок в покое.
...Перед сном Нил выходит, вдыхает воздух, определяет погоду
завтрашнего дня по миганью звезд. Спят в ульях пчелы, пахнет травами и
липой, гудят хрущи, летая туда и сюда.
Поют девки, а парни играют на гармонике. Все это разносится,
разносится... Хорошо так жить!
Ах, Расея, Расея, чудесная ты сторона...
...Другу тоже не спится. Он лежит за пазухой Нила и, хотя ему жарко,
старается не шевелиться.
Он слушает, как стучит сердце Нила, и думает о том, что придет
спасательный корабль. За ним. До того времени осталось тридцать здешних
лет. С комарами, мошками... Но улетать не хочется. Затем видится Другу его
планета.
От выставленных солнечных приемников похожа она на шар того цветка,
который Нил зовет одуванчиком.
Друг раздумывает о Ниле, ему жалко покидать его. Но за тридцать земных
кругов многое может случиться. И с Нилом... Ему будет одиноко тогда.
Нила следует беречь.
- ...Комары, комары, - шепчет Друг.
Нил отвечает ему:
- Спи, спи...
Авт.сб. "Купол Галактики".
OCR & spellcheck by HarryFan, 13 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Идет ночь - чернее цыганского глаза, густая падающим дождем и комарами.
Друзья не спят. Весной еще Нил выцедил из берез достаточно сока и
приготовил самоквасом брагу.
Постояв, брага здорово окрепла, годилась на случай какой простудной
хвори. А если смочить тряпицу и приложить, будет возможность оттянуть жар
от глотки.
А можно и хлебнуть - с радости, что будет жить Ильнеаут, вылечили с
Другом охотника!..
Давал Нил зарок, но с радости можно... Что до сих пор, слава богу, жив
и здоров!.. И надо помянуть покойного барина, выпить за здоровье солдат.
Им, конечно, всыпали по первое число за побег Нила.
И отчего не выпить с Другом?.. Разве мало они помучились в тайге?..
Нил закусил черемшой и лег на расстеленную медвежью шкуру. Ее подарила
жена Ильнеаута.
Хороша шкура, спасибо ей!
Он подумал, что кончилась старая его жизнь и рождена новая. Новую жизнь
дали Нилу эвены и Друг.
Друг и эвены...
Хотя Нил здорово измазался дегтем (который сам гнал из тощей здешней
березовой скорлупы), но остаются местечки. Глаза, уши... Их не смажешь.
Мучает в тайге комар.
- Комары-ы-ы... - рычит Нил. - Казнь египетская...
- Комары-ы-ы! - вторит Друг.
- Тебе-то чаво, - сердится Нил. - У тебя и тела одна видимость.
- Я чувствую тебя.
- Дымарь разведи. Хучь бы зима скорей!..
Нил знает, Другу ничего не стоит развести дымарь: моргнул - и
задымились головешки. Но ветер гонит дым обратно, нечем дышать в чуме.
- Погаси, - просит Нил.
Костер гаснет.
- Вывел бы ты комаров, - просит Друга мучающийся Нил.
- О, не могу, есть запрет на вмешивание... Н-начальство!
- Иди ты со своим вмешиванием, - сердится Нил. - Выведи!.. Другом
зовешься... Яви еще чудо...
- Не могу-у-у, - подвывает Друг и нервно дергается.
- И то, - соглашается Нил. - Комары - божья тварь, создана, питаться
надо. Он допустил, а тут мы... Зима-а-а, где ты?
- Зима-а-а... - стонет Друг, шевелясь за пазухой Нила.
И больше всего хочется Нилу сейчас или заснуть, или без промедления
оказаться в сельце Быковке, на пасеке. И чтобы пчелы вокруг тебя, и коровы
ходили по травам. Рай!.. Сейчас и ягоды и огурцы зреют.
А молока-то, молока... Оленье что, сусло суслой... Ах и хороша Расея, а
хода в нее нету. Мука! И Друг мучается с ним. Друг... Звать его мудрено,
не выговоришь. Зато добр. Потому Нил зовет Другом.
Одно тело его железное, оно лежит в ящичке, закопано у того железного
ведра, которое никаким камнем не прогнешь, сколько ни бей. А сам Друг то
вроде дым, то котенок, то черт знает что. Может быть, думает Нил, их
два?.. Один спит в ящичке, а другой здесь, с ним мучается его человечьей
мукой?
- Комары-ы-ы... - стонет Друг.
- Хоть бы заснуть, - истомно говорит пахнущий дегтем Нил. - Навей сон
покрепче.
И Друг тотчас же начинает показывать ему сон. В нем есть шар вроде
одуванчика, но это изба для множества нелюдей. Чертей, что ли? Их-то уж
бог не делал по своему образу и подобию. Но Друг один из них, а так добр,
так добр. Куда добрее быковского священника, отца Игнатия.
Нил засыпает. Он видит странные сны, в которые не верит. Даже во сне. А
Друг склоняется над ним, таращится и навевает их, навевает. Даже светится.
Комары, пища, летят к его свету.
Затем друг Нила размышляет о своей планете, о катастрофе своего
корабля, о том, что еще узнал (и запомнил) сегодня.
Он сравнил различные методы лечения - своего, таежного, ниловского...
Он запомнил предание о Вороне и разбирался в очень усложненных родственных
отношениях эвенов. Тайно.
...Что еще он сегодня сделал, что успел?.. Мыл друзей-эвенов. Сами не
захотели, так он ливень нагнал, все равно помытые.
Что еще было?.. Лечили охотника вдвоем. Нил плясал обрядовый танец, а
он починял Ильнеаута, хорошо починил.
Затем Нил пил то, что зовется бурдой.
- Бу-урда... За-ачем?.. - спрашивал он Нила.
- Жив, жив будет охотничек, - радовался Нил. - Пей и ты!.. Друг...
Барина помянем, солдатушек...
- Бу-урда...
- Пчелы какие были! Здесь и шмель в диковину.
Попали они в тайгу разными путями, но в одно время. Пасечник Нил Кротов
(он же знахарь) отравил барина. Выпив, он дал барину Кириллу Нефедычу
настой блекоты, которой пользовал Манеиху от трясучки. (Барина он лечил
зверобоем, его хоть ковшом пей. А блекоту полагалось считать каплями.)
Когда Нил проспался и восстановил привычно хитроватое выражение
скуластого лица, он вспомнил и побежал. Шибко!
Ох, как бежал, а ноги плохо слушались его... Он ворвался на барский
двор, к окнам, что были величиной с его ворота.
Нил кричал:
- Погоди!.. Годи!.. Нельзя пить!
Будь Нил в себе, орать бы не стал. И уж конечно, не дал бы барину
проклятый настой.
Он бежал и кричал: барин же кончался, карачун его брал... Понятно, Нила
сгребли и под суд... И правильно, за дело - не лечи пьяным. А дело такое -
хорошо задалась медовуха, и пили ее с кумом. Затем кум сбегал за штофом,
соблазнил, и вот...
На суде Нил говорил чистую правду про медовуху и штоф и очень верно
указал, что дворецкому Мишке не следовало брать настой, коли он вынес его
в черпаке.
Дали каторгу. Нил не обиделся, надо так надо!..
...Гнали этапом. Сначала он шел окованным в железки, это было тяжко и
больно. Все ноги посбивал. Потом он лечил зубы конвойного офицера
Макарина, за что его повезли в телеге. Он и стал всех лечить от болей -
той же блекотой. Закуривал ее в чайничке и давал сосать дым из носика.
Помогало. С него и кандалы сняли, чтобы по пути травки собирал. И тогда
Нил рванул в лес. Благо, ноги поджили, а солдат зазевался.
Нил ушел в тайгу. Глушь!.. Была осень, подошли они уже к реке Лене.
Дремучая страна!.. Бежал Нил с молитвой, кормясь тем, что добыл. А что
добудешь голыми руками?.. Сильно голодал, обеспамятел Нил. Очнулся - рядом
сидит Друг. Он жжет костер. Далее пошли вместе, понес он Друга за пазухой.
Зимовали они в берлоге, а весной нашли их дикие тунгусы - эвены, так они
себя звали и уверяли, что их предки - собаки.
Нил с Другом остался у них... Нил жил открыто, а вот Друг таился, чтобы
не пугать.
Патрульный корабль столкнулся со сгустком антиматерии, спасся один
Сваритакаксис. Увидел: вспыхнул их ан летящий впереди. Но слишком, слишком
близко! А сколько он спорил и доказывал омандо, что он должен быть
отдален. Не послушался... И только он, сидевший под смешки весь путь в
аварийной капсуле, был выброшен из корабля. Его удача...
Аварийная капсула спасла. К добру?.. К худу?.. И началось скитание - он
попал в плен притяжения солнца, желтого карлика, и летел от одной его
планеты к другой, пока не нашел живую. Эту! Затем понадобилась кое-какая
перестройка сенсорных механизмов и даже белковых систем. Это время он
провел в капсуле. А когда вышел, то вдохнул здешний легкий воздух и
подвигал руками, вытягивая их от удовлетворения, так ему здесь
понравилось.
Настоящая, живая планета, бушевание биосил... Но мучило одиночество. А
тут он вскоре встретил Нила. Кто знает, как бы прошла их встреча. Быть
может, Нил бы перепугался до смерти и напал, и тогда Сваритакаксис пустил
бы в ход анопакс в нарушение инструкций.
Но человек полз и стонал. Друг, бредя тайгой, встретил Нила, обогрел
его. Ополоумевший от радости Нил предложил жить вместе. Он все говорил:
Друг, Друг...
Сваритакаксис лечил Нила... Когда Нил однажды проснулся с все еще
болевшей, но ясной головой, то увидел Друга.
(А вся дорога представилась ему тяжелым сном, в котором и ногами
сучишь, и орешь благим матом.)
Спал Нил крепко, но проснулся и поднял хитрое и скуластое свое лицо.
Перед ним стояла тварь из сна. И посему Нил решил, что ему снится.
Но нет сна, а лес, снег и это... ("Друг... Друг..." - билось в голове
Нила).
- Ты хто? - спросил ошалелый Нил.
Существо ответило птичьим языком:
- Свири... сие...
- С нами крестная сила! - троеперстно осенил себя Нил.
Ничто не изменилось - странная тварь на него поглядывала. Нил потянулся
к палке - ударить - и не мог взять ее, так был слаб.
- За грехи мои, - застонал он: тварь одновременно походила и на зеленую
лягву, и на бабье любезное ситечко с дырочками. Была она в пояске с
какими-то блестящими штучками.
- Ты черт? - спросил он.
- Не-ет, Ни-ил, - по-человечески ответила она. - Я Друг...
Нил облизнул губы. Что бы такое сделать?.. Проверить?..
- Перекрестись! - велел он.
- Ка-ак?
- А так, - ответил Нил, крестясь в убеждении, что обвел черта, который
станет неопасным.
Существо повторило жест Нила всеми лапами и осталось как было. Значит,
это не черт, а дивная божья тварь, говорящая по-русски.
- Дру-уг, помога-ай, - говорило Нилу существо. И точно, помогает:
рядом, на костре, в прозрачном горшке, варится птичье мясо. А рядом другая
посуда, и в ней преет то, что слаще сладкого, - каша из саран. Значит,
тварь человечий смысл имеет. А ежели разбираться, то все едино дышат на
свете.
- Дру-уг, - сказала тварь. - Я-а-а...
- Друг, - отвечал Нил, испытывая странное блаженство.
И зиму они прожили вместе - Нил ходил охотиться с Другом. Тот прямо
из-за пазухи стрелял зверей. Огнем. Перезимовали в берлоге, а весной их
нашли тунгусы.
Нил перепугался - дикий народ! Набежал верхом на оленях, рогов полно,
лес...
А еще у них ножи на деревянных предлинных ручках, и луки, и копья.
Словом, вояки. Собаки их сердитые, да и сами хороши, чуть поссорятся,
тотчас давай стрелять из луков. Вроде барина, которого по милости Нила
карачун взял. Тот стрелялся из пистолетов с соседом, страшнее. Но и стрела
в пузо очень нехорошо. Стрела... Все здесь чудно для русского человека!
Житие этих людей странное - кожаные чумы, скитания, едят сырую рыбу,
младенцев возят в корчажках, присыпав тертыми гнилушками. И сосать им дают
не жвачку в тряпочке, а кусок сырого мяса.
Но прошел страх, понравились Нилу лесные люди. Зовутся эвены, уважают
собак. Правильные люди, стариков слушают. И одежда хорошая, меховая.
Легкая и удобная в тепло и мороз. А свыкнешься, то и рыба сырая, если
мороженая, вкусом коровье мясо напоминает.
Привык Нил, ел и сырое и сушеное мясо.
Ел лесные саранки и ягоды, грибы, что растут здесь, чистые, ровно
детки, без единого червяка. Эвены их есть не желают. Друг - тоже. Нил
варил их себе одному.
Но что за еда в одиночестве?.. Без соли?..
Не будь Друга, сошелся бы Нил с шаманом. Очень был умственный мужик. К
Нилу ходил, о травках лекарственных разговаривал. Но действовал он больше
камланием - страхом вышибал хвори!
Нил посмеивался: не так, не так надо. Но и завидовал: работы пустяк, а
платят хорошо, оленей, шкуры дают.
Да и лечить хотелось Нилу, привык... Об этом говорил с Другом. И -
помогло несчастье. Шаман, леча девицу, полез в дымовую отдушину изображать
злого духа и упал оттуда. Он сломал ноги и отшиб печенку. Нил лечил его, и
шаман, помирая, велел старикам считать Нила шаманом.
Друг тоже нашептывал.
Теперь колотил в бубен и плясал Нил, после давал пить хворым травяные
настои. Когда эвены потребовали полетов Нила за духами и лазанья в
дымоход, Нил поговорил с Другом. И теперь Нил бил в бубен, а плясал и
головы задуривал Друг.
Появились олени, тридцать, пришлось принять на себя грех, женился -
хозяйство! Взял старуху, чтобы все умела. Но сам жил с Другом в отдельном
чуме.
Совсем хорошая жизнь, кабы не комары. Стойбище росло, ребятишки были
здоровые.
От такой удачной жизни надо бы с Другом петь песни. (Друг умный, он
быстро научится петь.) Но и горевал Нил: шаманство - бесовское действо!
Отказаться?.. Но шаман его просил - пляши!.. И правда, отчего не
сплясать, ежели добрые люди требуют? Но это дело обманное... А почему и не
обмануть человека, если ему этого хочется?.. Друг утверждал, что так всем
будет лучше.
Шаман... Сам он верил и не верил в бубен. Спросил его как-то Нил, а тот
отвечал ему так:
- Мы не верим, мы боимся.
- Чего?
- Тайгу боимся, амикана (медведя), плохих людей.
Понятно. Как не бояться: тайга!.. Страшновато, хотя и не каторга. А
если разобраться, то вообще жить временами не худо - еда имеется, Друг
есть. И какой!
Учился Нил выть и в бубен бить. Друг во вкус вошел - летал, плясал,
даже чудеса творил. Так, по малости: то зуб кому из железа поставит, то
стекло в глаз сунет - и все видно.
Дело пошло. Нилу сделали парку из соболя, упряжь бисером расшили. Но
главное - удалось построить передвижную баньку. Друг придумал сделать ее
разборной. Воду грели в корчаге. Нил мылся и даже парился.
И все же страшное это камланье, особенно последнее. Чум большой, в нем
очаг и все, что положено. Урке, вход.
И дымоход широкий, будто окно. Принесли больного Ильнеаута, что в воду
зимой угодил. Теперь он чах, один скелет остался. А хороший охотник. И
хотя не страшно за жену и детей: их сообща прокормят, но все равно жаль
охотника. Жинка ему иглой грудь вышивала - лечила, - брусники давала. Не
помогло, травы тоже не помогли.
Нил к нему приходил и спрашивал, что и где болит. Друг велел ухом
слушать - и Нил слушал: хрипела грудь. Чахотка!
Надо плясать.
Собрался весь род - сидят ветхие старики, лежит хворый. Дрожит, ему
страшно.
Что же, от хорошего камланья, бывает, и помирают люди - у шамана
случалось. И бьет в бубен Нил, страшно Друг пляшет. Будто огонь!
Нил в тугой бубен колотит, скачет. Друг пускает то искры, то дым. То
обернется медведем, то сажей мажет всех подряд.
Здорово работали оба. Только знает Нил: здесь камланье и травы не
годятся, надежда в другом: вскакивает Друг прямо в больного, в нем
исчезает, начинает болезнь вытягивать. Невозможно понять как, но
вытягивает. Из него вот простуду вытянул. Большое это чудо (было и
другое).
Нил притворяется, что Друг - это Злой Дух. Теперь он Друга будет
выгонять. Час бьет в бубен, второй, третий... Больной глаза закатил, а в
нем Друг ходит и лечит, ходит и лечит.
Третий час... Нил совсем обессилел, дыханье заходится. Наконец выходит
Друг, а с ним болезнь. Хотя человек еще этого не знает. Друг очень
усталый. Вылетая, он дает круг, пускает дым - и фьюить в дымоход. Нет
Друга!.. Исчез Злой Дух!.. "А вдруг совсем?" - пугается Нил.
Но Друг ждет в чуме. Оба они устали.
- Выздоровеет? - спрашивает Нил, и Друг отвечает, что в этом уверен. -
Жить будет? - суматошится Нил.
- Бу-удет... бу-удет... - уверяет Друг.
- Верно говоришь?
Другу надо верить, он может явить чудо. Это и смущает Нила, и пугает
немного. А чудо уже было, являл его Друг, все его видели. И не зря есть
большой кусок тайги, куда эвены ни ногой. А почему?.. Шибко непонятное
место, говорят они. Духи бродят, мол, а понять, добрые они или злые,
невозможно.
Так было - их совсем недавно приняли к себе эвены. Совсем рядом с ними
аргишили хукочары, что по-русски означает "топорики". Почему? Да выменяли
у купца много топориков, а их бойцы-сонинги ими драться научились.
Сонинг, он такой, с детства к вооруженной драке приучен, с ним лучше не
связываться. А тут еще род хукочаров сердитый, да помер у них кто-то
быстрой смертью. И выходит, его убили наговором, так порешили хукочарские
старики.
Нил как раз бродил около реки и закидывал удочку с костяным крючком. Он
уже надергал бойких рыб, ранее им невиданных. И тут послышались крики.
Нил, открыв рот, увидел - из леса на берег вывалило множество оленей, а
на них сонинги с луками и копьями. Иные, топориками размахивая, кричат.
И все нарядные, будто на праздник вывалили. А князец их аж подпрыгивает
на своем учуге, Нилову стойбищу кулаком грозит. (До него рукой подать,
только брод отыскать.)
- Ну, быть беде, - прошептал Нил. Он пересчитал хукочаров - тех было
вдвое больше, и Нил поправился: - Быть великой беде...
Вот уже и стрелы полетывают с берега на берег.
Быть великой крови! И сердце Нила, пчеловода и лекаря, екнуло. Он
побежал к чуму, как летел к барину.
- Беда-а... беда-а-а... Друг, помоги!
Нил влетел в свой чум. Увидел: Друг, очень недовольный, раскачивается в
берестяной коробочке. Подвесил ее и качается. Он отказался вмешиваться.
Нил просил его, на колени становился (а как орали хукочары, отыскавшие
наконец брод...). Тогда Нил схватил валявшийся шестик и хотел бежать с
ним.
- Разниму!
Тут Друг и швырнул какую-то блестящую штучку, нажал и бросил. Все
затряслось вокруг. Нил упал и пополз к выходу. Теперь дрожал и пел сам
воздух, будто громаднейший рой пчел ревел.
Нил вышел - и обомлел, Друг их накрыл радужной какой-то штукой. Накрыл
сверху, как барин накрывал какие-то особенные часы. Это, должно быть, был
какой-то особенный сорт крепкого стекла. Оно разгородило враждебных
сонингов (а заодно и оленей). Хукочары уже побежали на оленях, лишь князь
их в ярости бился, в радужную стенку, махал топориком - хотел в стойбище,
сердешный...
Но опомнился и бросился наутек, крича непонятное. Ниловы же эвены
попрятались в чумы и даже костры свои погасили. И остался Нил, несчастные
олени с той стороны да лающие собаки. А ночью колпак исчез неизвестно
куда.
...Хорошо поработали. Друг Нила лезет ему за пазуху. Нилу приятно.
- Комары, комары... - шепчет Друг.
- Спи, спи, - говорит ему Нил. И сам мечтает вслух, будто барин его,
Кирилл Нефедович, совсем не умер и Нилу можно возвращаться на пасеку.
И он берет Друга, идет с ним в Россию, бросив дьявольские радения. И
там они вместе живут на пасеке, ухаживают за пчелами, варят травяные
настои! Хорошо! Друг рад.
...Вечерами они сидят за столом, у жбана самой легкой медовухи. Он пьет
из ковша, а приучившийся Друг лакает из плошки. И они разговаривают о том,
о сем...
Друг подает ему хорошие советы.
...Хорошо - бабы принесли дикие утиные яйца, зеленоватые, а в
берестяном туеске - оленье густое молоко.
А, черт!.. Куриные яйца...
И когда стемнеет, Друг станет показывать ему чудную землю, где такие,
как он, живут и прыгают.
Он познакомит Друга со старым барином, ставшим вполне хорошим
человеком, когда состарился и оставил деревенских девок в покое.
...Перед сном Нил выходит, вдыхает воздух, определяет погоду
завтрашнего дня по миганью звезд. Спят в ульях пчелы, пахнет травами и
липой, гудят хрущи, летая туда и сюда.
Поют девки, а парни играют на гармонике. Все это разносится,
разносится... Хорошо так жить!
Ах, Расея, Расея, чудесная ты сторона...
...Другу тоже не спится. Он лежит за пазухой Нила и, хотя ему жарко,
старается не шевелиться.
Он слушает, как стучит сердце Нила, и думает о том, что придет
спасательный корабль. За ним. До того времени осталось тридцать здешних
лет. С комарами, мошками... Но улетать не хочется. Затем видится Другу его
планета.
От выставленных солнечных приемников похожа она на шар того цветка,
который Нил зовет одуванчиком.
Друг раздумывает о Ниле, ему жалко покидать его. Но за тридцать земных
кругов многое может случиться. И с Нилом... Ему будет одиноко тогда.
Нила следует беречь.
- ...Комары, комары, - шепчет Друг.
Нил отвечает ему:
- Спи, спи...