Ямпольский Борис
Ресторан 'Иртыш'
Борис Ямпольский
Ресторан "Иртыш"
Я сел за одинокий столик, покрытый холодной, желтой клеенкой, на котором стояло блюдце с крупной темной солью и в стакане мелко нарезанные салфетки, такие мелкие, что ими утираться муравью. подошла официантка, вынула из передника блокнотик и приготовила карандаш.
-- Что есть? -- спросил я.
-- Все есть.
-- Яичница есть?
-- Нет.
-- Сосиски?
-- Нет.
-- Может, каша есть?
Она обидчиво поджала губы и не ответила.
-- Или кефир?
-- Вы что, надо мной издеваетесь?
-- А что же все-таки есть?
-- Пельмени...
-- А что еще?
Она опять поджала губы.
-- Пельмени и пятьдесят граммов, -- сказал я.
-- Сколько?
-- Пятьдесят.
Она спрятала блокнотик и карандаш и ушла, раскачиваясь на высоких каблуках, и в длинной змеиной ее талии было пренебрежение.
Открылась дверь, и в ресторан вошел слоноподобный мужчина с красным от ветра лицом, в твердом, широком брезентовом плаще поверх ватника, весь в ледяных брызгах, и направился ко мне. За столиком стало холодно.
Подбежал швейцар.
-- Гражданин, сдайте авоську на вешалку!
-- Не,--сказал слон, пряча авоську под стол,
-- А я вам говорю: сдайте авоську на вешалку! Зина, не обслуживай его!
-- На, подавись!--сказал он, протягивая авоську. Девушка принесла на подносе графинчик и объявила:
-- Пятьдесят граммов...
Пришелец с интересом взглянул на меня, потом на графин, и все-таки ему показалось, что он ослышался.
На вид казалось, водки много. Но это был оптический обман граненого графина. Когда я вылил все в рюмку, оказалось пятьдесят граммов или еще того меньше,
-- Ты сколько выпил?
-- Пятьдесят. Слон усмехнулся.
-- У меня лимит -- триста и поверху кайзер-бир.
-- А зачем так много?
-- Ревматизм! -- коротко сказал он. -- Шпрее.
-- Вам что? -- спросила официантка.
-- Триста и салат на свой взгляд.
-- Сто, -- сказала девушка и пошла к буфету.
-- Аптека,--буркнул сосед. -- Антибиотики.
Официантка принесла графинчик. Он вылил все в рюмку и выплеснул в рот и растерянно взглянул на рюмку, словно там была водичка. Утерся рукавом и стал тыкать вилкой в закуску, но мороженая свиная грудинка была жесткая, скользкая, и, взяв в руки, он стал грызть ее всеми зубами.
-- Девушка!--он подмигнул и показал пальцем на
стопку.
-- Все!--сказала она и отвернулась.
-- Симпатичная...
-- Вы меня лучше не просите -- норма!--сказала
она, не поворачиваясь.
-- Красавица, мы моторные, мы на реке, сразу все
выдует, мигом!
---- Бы что, хотите, чтобы я на скандал наскочила, да?
-- Молчу, -- сказал моторный.
-- Вы хотите, чтобы я выговор получила?
-- А что без выговора можно? -- кротко спросил он.
-- Коньяк "Елисей".
-- И на прицеп пива.
Девушка принесла коньяк и пиво, он выплеснул коньяк в рот, потом запил пивом, пощелкал языком.
-- Букет моей бабушки, -- засмеялся он, тыча вилкой в огурец, и на несколько минут успокоился.
-- Есть огневая поддержка?
Я вынул спички, зажег и дал ему прикурить.
-- А вот была та сказка в Саксонии, --неторопливо начал он. -- Знаешь, где Саксония?.. Победа! Понимаешь, победа! А жидкости -- ни грамма. Уловил? На вопросы: "Тринк? тринк?" -- мотают головой: "Нике! никс!" И скажи пожалуйста, в одной кухоньке, беленькой, миленькой, старшина нашел оранжевую бутыль. Огонь! А-а-а!
Немка кричит: "Пан, пан, бреншпирт!" Значит, пузырек для разжигания примуса. А мы: "Фрау, порядок!" Не сегодня родились. Киндеркопф! Мы аккуратненько разлили по стаканчикам. А немка на подоконник: мол, сигану с третьего, убьюсь, решусь жизни самоубийством, отравитесь, а меня к стенке. Мы чокнулись, немка в обморок. А потом проснулась -- мы закусываем. Она поглядела, поглядела и бежать по квартиркам, и кричит, смеется, хвастается: "Зи тринкен бреншпирт! Зи тринкен бреншпирт!" Мои, мол, вот какие дьяволы--пьют бреншпирт и не загибаются. А нам это было как какао!
Он взглянул на официантку.
-- Принцесса! Она подошла.
-- А что еще без выговора можно?
-- Портвейн можно.
-- Сладкий, наверное,--он скривился.
-- Ликер абрикотин можно...
-- А больше ничего нельзя? -- Он подмигнул и изобразил стопочку.
Не отвечая, она отвернулась.
-- Два абрикотина! -- покорно сказал он.--Только подкеросинь немного.
-- Ликер абрикотин пойдет, -- сказала девушка буфетчице, выбивая чек.
-- Это все тому вулкану? -- спросила буфетчица.-- Смотри, Зина!
-- Из него все ветром выдует, мигом.
Она принесла в фужере ярко-рубиновый ликер. Сосед мой сглотнул густую, липкую жидкость, сплюнул и стал жадно есть, не разбираясь, тыкая вилкой в селедку, в мясо, в огурец.
-- Молчок! -- говорил он сам себе. -- Штиль! Прошло несколько минут.
-- Мамочка, а мамочка, -- жалобно попросил он.
-- Теперь крышка, -- сказала она.--Теперь только шампанское.
-- Комплект! Катюша! -- сказал он радостно.
Шампанское кипело в бокале. Он пил его, как воду, бокал за бокалом, и хмыкал от удовольствия и покручивал головой:
-- Детский садик! Вот так детский садик! Сосунки. А она стояла, смотрела и говорила:
-- Надо же
Ресторан "Иртыш"
Я сел за одинокий столик, покрытый холодной, желтой клеенкой, на котором стояло блюдце с крупной темной солью и в стакане мелко нарезанные салфетки, такие мелкие, что ими утираться муравью. подошла официантка, вынула из передника блокнотик и приготовила карандаш.
-- Что есть? -- спросил я.
-- Все есть.
-- Яичница есть?
-- Нет.
-- Сосиски?
-- Нет.
-- Может, каша есть?
Она обидчиво поджала губы и не ответила.
-- Или кефир?
-- Вы что, надо мной издеваетесь?
-- А что же все-таки есть?
-- Пельмени...
-- А что еще?
Она опять поджала губы.
-- Пельмени и пятьдесят граммов, -- сказал я.
-- Сколько?
-- Пятьдесят.
Она спрятала блокнотик и карандаш и ушла, раскачиваясь на высоких каблуках, и в длинной змеиной ее талии было пренебрежение.
Открылась дверь, и в ресторан вошел слоноподобный мужчина с красным от ветра лицом, в твердом, широком брезентовом плаще поверх ватника, весь в ледяных брызгах, и направился ко мне. За столиком стало холодно.
Подбежал швейцар.
-- Гражданин, сдайте авоську на вешалку!
-- Не,--сказал слон, пряча авоську под стол,
-- А я вам говорю: сдайте авоську на вешалку! Зина, не обслуживай его!
-- На, подавись!--сказал он, протягивая авоську. Девушка принесла на подносе графинчик и объявила:
-- Пятьдесят граммов...
Пришелец с интересом взглянул на меня, потом на графин, и все-таки ему показалось, что он ослышался.
На вид казалось, водки много. Но это был оптический обман граненого графина. Когда я вылил все в рюмку, оказалось пятьдесят граммов или еще того меньше,
-- Ты сколько выпил?
-- Пятьдесят. Слон усмехнулся.
-- У меня лимит -- триста и поверху кайзер-бир.
-- А зачем так много?
-- Ревматизм! -- коротко сказал он. -- Шпрее.
-- Вам что? -- спросила официантка.
-- Триста и салат на свой взгляд.
-- Сто, -- сказала девушка и пошла к буфету.
-- Аптека,--буркнул сосед. -- Антибиотики.
Официантка принесла графинчик. Он вылил все в рюмку и выплеснул в рот и растерянно взглянул на рюмку, словно там была водичка. Утерся рукавом и стал тыкать вилкой в закуску, но мороженая свиная грудинка была жесткая, скользкая, и, взяв в руки, он стал грызть ее всеми зубами.
-- Девушка!--он подмигнул и показал пальцем на
стопку.
-- Все!--сказала она и отвернулась.
-- Симпатичная...
-- Вы меня лучше не просите -- норма!--сказала
она, не поворачиваясь.
-- Красавица, мы моторные, мы на реке, сразу все
выдует, мигом!
---- Бы что, хотите, чтобы я на скандал наскочила, да?
-- Молчу, -- сказал моторный.
-- Вы хотите, чтобы я выговор получила?
-- А что без выговора можно? -- кротко спросил он.
-- Коньяк "Елисей".
-- И на прицеп пива.
Девушка принесла коньяк и пиво, он выплеснул коньяк в рот, потом запил пивом, пощелкал языком.
-- Букет моей бабушки, -- засмеялся он, тыча вилкой в огурец, и на несколько минут успокоился.
-- Есть огневая поддержка?
Я вынул спички, зажег и дал ему прикурить.
-- А вот была та сказка в Саксонии, --неторопливо начал он. -- Знаешь, где Саксония?.. Победа! Понимаешь, победа! А жидкости -- ни грамма. Уловил? На вопросы: "Тринк? тринк?" -- мотают головой: "Нике! никс!" И скажи пожалуйста, в одной кухоньке, беленькой, миленькой, старшина нашел оранжевую бутыль. Огонь! А-а-а!
Немка кричит: "Пан, пан, бреншпирт!" Значит, пузырек для разжигания примуса. А мы: "Фрау, порядок!" Не сегодня родились. Киндеркопф! Мы аккуратненько разлили по стаканчикам. А немка на подоконник: мол, сигану с третьего, убьюсь, решусь жизни самоубийством, отравитесь, а меня к стенке. Мы чокнулись, немка в обморок. А потом проснулась -- мы закусываем. Она поглядела, поглядела и бежать по квартиркам, и кричит, смеется, хвастается: "Зи тринкен бреншпирт! Зи тринкен бреншпирт!" Мои, мол, вот какие дьяволы--пьют бреншпирт и не загибаются. А нам это было как какао!
Он взглянул на официантку.
-- Принцесса! Она подошла.
-- А что еще без выговора можно?
-- Портвейн можно.
-- Сладкий, наверное,--он скривился.
-- Ликер абрикотин можно...
-- А больше ничего нельзя? -- Он подмигнул и изобразил стопочку.
Не отвечая, она отвернулась.
-- Два абрикотина! -- покорно сказал он.--Только подкеросинь немного.
-- Ликер абрикотин пойдет, -- сказала девушка буфетчице, выбивая чек.
-- Это все тому вулкану? -- спросила буфетчица.-- Смотри, Зина!
-- Из него все ветром выдует, мигом.
Она принесла в фужере ярко-рубиновый ликер. Сосед мой сглотнул густую, липкую жидкость, сплюнул и стал жадно есть, не разбираясь, тыкая вилкой в селедку, в мясо, в огурец.
-- Молчок! -- говорил он сам себе. -- Штиль! Прошло несколько минут.
-- Мамочка, а мамочка, -- жалобно попросил он.
-- Теперь крышка, -- сказала она.--Теперь только шампанское.
-- Комплект! Катюша! -- сказал он радостно.
Шампанское кипело в бокале. Он пил его, как воду, бокал за бокалом, и хмыкал от удовольствия и покручивал головой:
-- Детский садик! Вот так детский садик! Сосунки. А она стояла, смотрела и говорила:
-- Надо же