Ян Вильям Сиверц ван Рейзема
Мыслящий Универсум. Фундаментальные категории Универсума, технологии общественного разума
От автора
Эта книга родилась из стремления прояснить ведущий сюжет – Мыслящий Универсум – предыдущей монографии «Информатика социального отражения». Мысль как неотъемлемое качество и свойство Универсума нуждается в особом фундаментально-прикладном рассмотрении. Для погружения систем искусственного интеллекта в «проблематику» Разума требуется понятийное действие, произведенное культурой исторического человека.
К такому действию относится иновыражение пространства/времени, энергии/информации, культуры, и мышления – характеристик, описывающих стадии развертывания/свертывания Универсума. Вывод характеристик мышления и культуры, за рамки ноосферы, отвечая традиции, содержит и конструктивную новизну.
Мышление, как и свет, присуще Универсуму. Оно, однако, может пребывать за границами субъектности как видимая или скрытая перспектива. Хотелось бы верить, что книга найдет тех, кому адресована.
К такому действию относится иновыражение пространства/времени, энергии/информации, культуры, и мышления – характеристик, описывающих стадии развертывания/свертывания Универсума. Вывод характеристик мышления и культуры, за рамки ноосферы, отвечая традиции, содержит и конструктивную новизну.
Мышление, как и свет, присуще Универсуму. Оно, однако, может пребывать за границами субъектности как видимая или скрытая перспектива. Хотелось бы верить, что книга найдет тех, кому адресована.
I
Общественный разум и Универсум
1. Постановка вопроса
Мыслительная деятельность, носящая универсальный характер, требует единства фундаментальных и прикладных подходов.
Это единство тождественно самому Универсуму, его разумоподобию, открывающемуся по мере раскрытия духовных, интеллектуальных и материальных сил человека.
Гармонические структуры восходящей сложности, циклические преобразования энерго-информационного материала, концентрация тонких субстанций, ставящих станции в виде цивилизаций, индивидуального и сверхиндивидуального разума, – таковы темы мышления, его информационных и семиотических технологий.
Характеристики разумоподобия Универсума разрабатывались еще в древневосточной, прежде всего индийской и китайской философии.
Рассмотрение разума с глобальных позиций – историческая традиция: «мировая душа» (Платон), «мировой ум» (Аристотель), «мировой дух» (Гегель), «общественный разум» (К. Маркс).
В рамках культурософских концепций Универсум предстает как непрерывное превращение одних порядков организации в другие, т. е. как приобретение и утрата упорядоченности. Процессы организации (упорядочения) и дезорганизации связаны с глубинными внутренними и внешними качествами материи/информации, их фундаментальной эталонностью.
Мышление – этика субъекта, совершающего выбор в бесконечном информационном пространстве.
Выбор зависит от взаимодействия составляющих. Природа Универсума требует исследований этих взаимодействий.
По отношению к современному обществу составляющие выступают в форме категорий отражения, информации, общественного разума, культуры.
Это единство тождественно самому Универсуму, его разумоподобию, открывающемуся по мере раскрытия духовных, интеллектуальных и материальных сил человека.
Гармонические структуры восходящей сложности, циклические преобразования энерго-информационного материала, концентрация тонких субстанций, ставящих станции в виде цивилизаций, индивидуального и сверхиндивидуального разума, – таковы темы мышления, его информационных и семиотических технологий.
Характеристики разумоподобия Универсума разрабатывались еще в древневосточной, прежде всего индийской и китайской философии.
Рассмотрение разума с глобальных позиций – историческая традиция: «мировая душа» (Платон), «мировой ум» (Аристотель), «мировой дух» (Гегель), «общественный разум» (К. Маркс).
В рамках культурософских концепций Универсум предстает как непрерывное превращение одних порядков организации в другие, т. е. как приобретение и утрата упорядоченности. Процессы организации (упорядочения) и дезорганизации связаны с глубинными внутренними и внешними качествами материи/информации, их фундаментальной эталонностью.
Мышление – этика субъекта, совершающего выбор в бесконечном информационном пространстве.
Выбор зависит от взаимодействия составляющих. Природа Универсума требует исследований этих взаимодействий.
По отношению к современному обществу составляющие выступают в форме категорий отражения, информации, общественного разума, культуры.
1.2. Общественный разум
Категория общественного разума в современных условиях обретает обогащенный смысл. Наукофикация производства, массовые коммуникации и информатика, охватывающие совокупный образ жизни общества, по-новому ставят проблему гносеологических и информационных технологий социального отражения как базовых составляющих общественного разума.
Планетарное воплощение мыслительной и социальной практики человечества – ноосфера – получает в категории общественного разума развитое предметное содержание, которое должно быть рассмотрено в историческом процессе
самоорганизации общества, в том числе и в особенности восхождения способов отражения натурального и социального миров, раскрытия духовно-интеллектуальных способностей человека, разрешения противоречий между потенциалом культурного опыта и массовой социальной практикой.
Общественный разум – необходимая ступень исторического прогресса, на которой умственное, духовное развитие каждого – непременное условие восхождения социальной самоорганизации человечества, воспитания созидательной силы, его самоконтроля и свободы. Общественный разум и есть самоуправление общества посредством высших способностей, их свободного и разнообразного проявления. Категория общественного разума позволяет более направленно проводить духовные измерения социальной действительности, исследовать процессы социального отражения под углом планетарных задач сохранения человечества.
Подобные измерения предполагают пополнение теоретического взгляда и на такую «внутреннюю» область социального отражения, как информатика, включая предшествующие и сопутствующие формы, связанные с созданием и переработкой социальной информации. Стержневой, в смысле сказанного, представляется идея о зависимости исторического прогресса от разнообразия и богатства общественных отношений, раскрывающих способности человека.
Из чего состоит общественный разум с точки зрения своей структуры? В его составе: 1) мыслители – люди, вне зависимости от их социального статуса; 2) гносеологические и технические средства, включая информационные сети и коммуникации; 3) информационные материалы в знаковой и незнаковой формах; 4) культурно-гносеологические и информационные технологии – методы развертывания содержания мышления. Этот четвертый элемент – особая сила, сплачивающая общественный разум как действующее мыслительное единство.
Общественный разум подготавливается и воспитывается жизнью во всех ее проявлениях, а сама она становится его главным объектом и интересом.
Восхождение общества от дикости к общественному разуму есть развитие способов мышления.
В.И. Вернадский рассматривает подобное развитие как особый процесс реализации основного принципа культуры: соположения и отбора творческого опыта. Процесс действует диахронно и синхронно. Синхронно – как раскрытие духовного разнообразия личностей, их способностей и талантов («модель спирали»). Диахронно – как консолидация научной мысли («стрела времени»).
Исследуя нарастание научной мысли с точки зрения ноосферного процесса, В.И. Вернадский выделяет две взаимосвязанных базы движения общества: 1) силы природы, которые находятся в распоряжении страны; 2) силы народа, которые осваивают территорию. От того, как используются или не используются эти производительные силы, зависят возможные действия данного народа[1].
Согласно Вернадскому, производительные силы народа, его действительное богатство слагаются энергией культуры: 1) способностью к работе, 2) честностью, 3) моральными и умственными качествами, 4) знаниями и талантливостью.
Интеллектуальные показатели В.И. Вернадский рассматривает в их неразрывной связи с этическими качествами. «Духовные силы человека, – пишет В.И. Вернадский, – мысль, его воля и нравственная сила – несомненно являются основным, определяющим условием национального богатства. Обладая ими, народ в сложных условиях исторической жизни приобретает и добудет себе необходимые для их проявления силы природы[2].
В центре ноосферного процесса находится, согласно Вернадскому, культура, объединяющая все виды разнообразного исторического творчества народа: его образ жизни, философию, искусство, технику, политику и науку.
Способность личности к сознательному научному творчеству является, согласно Вернадскому, новым элементом, связующим отдельные социальные проявления людей в ноосферный процесс. Вызревание науки в качестве института культуры – решающий показатель развитости общества. Наука концентрирует материальные и духовные производительные силы общества, способствует превращению человечества в единое планетное целое. «Только тот народ, – подчеркивает В.И. Вернадский, – может сейчас выжить свободным и сильным в мировой жизни, который является творческим народом в научной работе человечества[3].
Но что есть научная мысль в ее отличиях от других произведений духовной культуры? В понимании Вернадского она – такое произведение, которое содержит проверку истинности в качестве конечного условия собственного существования. Если отвлечься от полемики Вернадского с философским догматизмом и бюрократизмом, то подобное определение будет соответствовать его взглядам.
Научная мысль, по методу получения, не самодовлеет, поскольку критерии ее правильности включены в историческую систему науки как культурного института, т. е. опирается на аксиологическую и экспериментальную деятельность, находящиеся в преемственности в отношении методов получения результатов. Научный результат по своему содержанию относителен, но относителен в смысле ковариантности методологий результата. Главное отличие в том, что научная мысль – модель правильностей Универсума, содержащая информационную меру отражаемого объекта. Художественная мысль эту меру лишь подразумевает: 1) своей целостностью, 2) соотнесенностью с иными моделями правильности. Но и те, и другие – онтологические модели Универсума, которые поэтому всегда философичны и содержат «счетную» меру достоверности, поскольку сводятся в своей изначальности к «простым» отношениям элементов и связей. Достоинства художественной мысли заключены не только в неповторимости личности автора, но и в способности иновыражения философской и специализированной мысли.
Там, где дух произволен, совершает отлет от своей базы правильности, там кончается научность в ее философском и естественно-прикладном смысле. Плохие (с точки зрения метода получения) материальные, духовные и социальные вещи входят в отрицательный осадок духовного опыта. Не только мышление и его социальная практика производят вещи, но и сами вещи (материальные, духовные, социальные) порождают мышление – метафорически, как отражение в материнской информационной плаценте; предметно – как искусственный интеллект.
Различия между научной и философской мыслью лежат не в области метода, но в области разработки содержания отображений внешнего мира. Это – различие общего и особенного. Наука, в таком смысле, есть углубление специального, которое «рано или поздно», по мере углубления, становится философией.
Дифференциация, разнообразие общего влекут специальное. И то, и другое суть производство социальных вещей. Например, философия Р. Луллия, Дж. Бруно, Г.В. Лейбница произвела такие материально-информационные предметы, как счислительные устройства, способные к сложным семантическим формализмам. С другой стороны, современная информационная техника – результат специализированной деятельности, имеющей итогом ввод в философию и практику материальных и программно-гносеологических систем общественного разума.
Различия между философской, научной и художественной мыслью – знаковые, языковые различия. Это различия в содержании меры. Математические формализмы по контрасту с семантическими формализмами в гораздо меньшей степени допускают «логические паузы». Семантические формализмы, наоборот, оперируют непроявленным знанием, которое содержится в памяти как намек на дополняющий ресурс. Чем основательней исполнено правило, тем «математичней» оказывается результат семантического отражения.
Мышление – философская, научная и художественная мысль – не имеет критерия правильности за рамками исторического опыта. Формы мысли, по своему производству относящиеся к культуре, этим и отличаются от мыслей непроработанных, выступающих как произвольное мнение.
В этом смысле многие философские и фундаментальные разработки не могут иметь эмпирического подтверждения даже в течение обозримого ряда поколений – к такой «двусмысленной» области относится, в частности, космогония и космология. Здесь критерии, сопрягающие взгляды в систему, вынужденно допускают доверие (или, как говорит Вернадский, «научную веру») в качестве исторически приемлемого основания.
Именно поэтому «мировые загадки», решаемые до своего эмпирического предела, не перестают существовать, но отодвигаются вглубь вместе с расширяющимся знанием. «Научная вера», конечно, не религия, так как лишена особого натурфилософского, этического и организационного аппарата. Но она представляет «вещь-в-себе», которая становится «вещью-для-нас» в собственно человеческом значении. Разрешение этого противоречия познания в религиях путем переноса в область «небесного человечества» не является оптимальным. Даже в религиях, где действуют не персонифицированные, а надличные категории, такие, как Логос, Дао, Дхарма, происходит перенос историко-космогонического опыта.
Противоречие, однако, – диалектика творчества, побуждение к единству культурных форм мышления с целью их сопоставления и критики для получения «положительного остатка». Кантовская антиномия чистого и практического разума преодолевается не чистым познанием разума, а усложнением и разнообразием общественной практики, которая сознает противоречие и тем самым преодолевает его скептическую и антидиалектическую диктатуру. Противоречия между жизнью и не-жизнью, между общественным разумом и его бюрократическим двойником разрешаются расширением сферы жизни разума, т. е. ноосферой.
Общественный разум обладает своей внутренней, интимной структурой. На нисходящих ступенях он – дух, творческая возможность, информационная потенциальность, опирающаяся на индивидуальность человека, его чувства, влечения, впечатлительность, память, побуждения и запреты, на то, что древние именовали душой и что на языке эмпирических наук именуется психическим складом. Понятие души более точно выражает «подоплеку» мыслитель-ности, внутреннее, глубинное состояние нашего «Я».
«Духовное» и «душевное» обогащают восприятие общественного разума в его отличиях, например, от психики общества, разъясняемой и, в конечном итоге, ведомой общественным разумом. Понятие общественного разума может быть лучше раскрыто и через категорию Логоса. Логос человечества – не частный закон небольшой планеты. Он соотнесен с логосом Универсума и как таковой не только подлежит общественному разуму, но и предполагает его.
В ноосфере Вернадского человечество обрело не еще одну гениальную гипотезу, но достоверность, поддерживаемую практикой планетарного образа жизни с его экологическими и космическими заботами. К заботам этим относятся и информационные технологии социального отражения, непосредственно нормирующие внутреннее функционирование общественного разума.
В бытии человека проступают эпохи, границами которых полагаются применяемые общественным разумом способы социального отражения:
1. Языковая выделенность из животного мира. Сложение устной речи, графических изображений, счислений, образных символов в дописьменную систему запоминания и передачи социальной информации.
2. Изобретение письменных знаков и письма, развитие представлений о правильности знакового отражения – собственно цивилизационный период.
3. Развитие рукописных форм производства, хранение и передача знаковой информации на гибких естественных материалах. Умножение способов обработки знаковой информации, расширяющих содержание, смысловое разнообразие, допускающих и предполагающих более сложные, по сравнению с предшествующим, хозяйственные, социальные и духовные уклады.
4. Изобретение книгопечатания, распространение образования и экспериментальной науки как новой базы машинного производства, дифференцирования социально-политического и духовного уклада.
5. Разработка и социальное освоение разнообразных систем массовой информации – массовой периодической печати, радио, кино и телевидения.
6. Изобретение компьютерной письменности, перевод социальной информации на машинные носители, формирование единых компьютерных информационных сетей, позволяющих и предполагающих новые способы формирования общественного разума, производства, науки, массовых коммуникаций, политики, охватывающих планетную и космическую сферу человеческой активности.
Исследование общественного разума открывает новые возможности и для изучения индивидуального разума. Пока что изучение это сосредоточено на физиологических и психологических сторонах мышления, отодвигающих мыслительность за рамки цивилизационно-культурных форм. При таком ограниченном подходе невозможно проследить формирование индивидуального разума в его связи с общественным разумом.
Переход к компьютерным формам социального отражения знаменует коренное изменение в позициях индивидов по отношению к включенности в общественный разум. В каналах связи личность как индивид становится менее зависимой от посредника. Зависимость ослабляется после перевода социальной информации на машинные носители, когда информационная связь принимает вид всеобщей компьютерно-информационной сети, открытой индивиду.
Формирование информатических технологий означает, говоря словами В.И. Вернадского, «внутреннюю культурную перестройку общества», «перестройку всего древнего культурного уклада»[4].
Планетарное воплощение мыслительной и социальной практики человечества – ноосфера – получает в категории общественного разума развитое предметное содержание, которое должно быть рассмотрено в историческом процессе
самоорганизации общества, в том числе и в особенности восхождения способов отражения натурального и социального миров, раскрытия духовно-интеллектуальных способностей человека, разрешения противоречий между потенциалом культурного опыта и массовой социальной практикой.
Общественный разум – необходимая ступень исторического прогресса, на которой умственное, духовное развитие каждого – непременное условие восхождения социальной самоорганизации человечества, воспитания созидательной силы, его самоконтроля и свободы. Общественный разум и есть самоуправление общества посредством высших способностей, их свободного и разнообразного проявления. Категория общественного разума позволяет более направленно проводить духовные измерения социальной действительности, исследовать процессы социального отражения под углом планетарных задач сохранения человечества.
Подобные измерения предполагают пополнение теоретического взгляда и на такую «внутреннюю» область социального отражения, как информатика, включая предшествующие и сопутствующие формы, связанные с созданием и переработкой социальной информации. Стержневой, в смысле сказанного, представляется идея о зависимости исторического прогресса от разнообразия и богатства общественных отношений, раскрывающих способности человека.
Из чего состоит общественный разум с точки зрения своей структуры? В его составе: 1) мыслители – люди, вне зависимости от их социального статуса; 2) гносеологические и технические средства, включая информационные сети и коммуникации; 3) информационные материалы в знаковой и незнаковой формах; 4) культурно-гносеологические и информационные технологии – методы развертывания содержания мышления. Этот четвертый элемент – особая сила, сплачивающая общественный разум как действующее мыслительное единство.
Общественный разум подготавливается и воспитывается жизнью во всех ее проявлениях, а сама она становится его главным объектом и интересом.
Восхождение общества от дикости к общественному разуму есть развитие способов мышления.
В.И. Вернадский рассматривает подобное развитие как особый процесс реализации основного принципа культуры: соположения и отбора творческого опыта. Процесс действует диахронно и синхронно. Синхронно – как раскрытие духовного разнообразия личностей, их способностей и талантов («модель спирали»). Диахронно – как консолидация научной мысли («стрела времени»).
Исследуя нарастание научной мысли с точки зрения ноосферного процесса, В.И. Вернадский выделяет две взаимосвязанных базы движения общества: 1) силы природы, которые находятся в распоряжении страны; 2) силы народа, которые осваивают территорию. От того, как используются или не используются эти производительные силы, зависят возможные действия данного народа[1].
Согласно Вернадскому, производительные силы народа, его действительное богатство слагаются энергией культуры: 1) способностью к работе, 2) честностью, 3) моральными и умственными качествами, 4) знаниями и талантливостью.
Интеллектуальные показатели В.И. Вернадский рассматривает в их неразрывной связи с этическими качествами. «Духовные силы человека, – пишет В.И. Вернадский, – мысль, его воля и нравственная сила – несомненно являются основным, определяющим условием национального богатства. Обладая ими, народ в сложных условиях исторической жизни приобретает и добудет себе необходимые для их проявления силы природы[2].
В центре ноосферного процесса находится, согласно Вернадскому, культура, объединяющая все виды разнообразного исторического творчества народа: его образ жизни, философию, искусство, технику, политику и науку.
Способность личности к сознательному научному творчеству является, согласно Вернадскому, новым элементом, связующим отдельные социальные проявления людей в ноосферный процесс. Вызревание науки в качестве института культуры – решающий показатель развитости общества. Наука концентрирует материальные и духовные производительные силы общества, способствует превращению человечества в единое планетное целое. «Только тот народ, – подчеркивает В.И. Вернадский, – может сейчас выжить свободным и сильным в мировой жизни, который является творческим народом в научной работе человечества[3].
Но что есть научная мысль в ее отличиях от других произведений духовной культуры? В понимании Вернадского она – такое произведение, которое содержит проверку истинности в качестве конечного условия собственного существования. Если отвлечься от полемики Вернадского с философским догматизмом и бюрократизмом, то подобное определение будет соответствовать его взглядам.
Научная мысль, по методу получения, не самодовлеет, поскольку критерии ее правильности включены в историческую систему науки как культурного института, т. е. опирается на аксиологическую и экспериментальную деятельность, находящиеся в преемственности в отношении методов получения результатов. Научный результат по своему содержанию относителен, но относителен в смысле ковариантности методологий результата. Главное отличие в том, что научная мысль – модель правильностей Универсума, содержащая информационную меру отражаемого объекта. Художественная мысль эту меру лишь подразумевает: 1) своей целостностью, 2) соотнесенностью с иными моделями правильности. Но и те, и другие – онтологические модели Универсума, которые поэтому всегда философичны и содержат «счетную» меру достоверности, поскольку сводятся в своей изначальности к «простым» отношениям элементов и связей. Достоинства художественной мысли заключены не только в неповторимости личности автора, но и в способности иновыражения философской и специализированной мысли.
Там, где дух произволен, совершает отлет от своей базы правильности, там кончается научность в ее философском и естественно-прикладном смысле. Плохие (с точки зрения метода получения) материальные, духовные и социальные вещи входят в отрицательный осадок духовного опыта. Не только мышление и его социальная практика производят вещи, но и сами вещи (материальные, духовные, социальные) порождают мышление – метафорически, как отражение в материнской информационной плаценте; предметно – как искусственный интеллект.
Различия между научной и философской мыслью лежат не в области метода, но в области разработки содержания отображений внешнего мира. Это – различие общего и особенного. Наука, в таком смысле, есть углубление специального, которое «рано или поздно», по мере углубления, становится философией.
Дифференциация, разнообразие общего влекут специальное. И то, и другое суть производство социальных вещей. Например, философия Р. Луллия, Дж. Бруно, Г.В. Лейбница произвела такие материально-информационные предметы, как счислительные устройства, способные к сложным семантическим формализмам. С другой стороны, современная информационная техника – результат специализированной деятельности, имеющей итогом ввод в философию и практику материальных и программно-гносеологических систем общественного разума.
Различия между философской, научной и художественной мыслью – знаковые, языковые различия. Это различия в содержании меры. Математические формализмы по контрасту с семантическими формализмами в гораздо меньшей степени допускают «логические паузы». Семантические формализмы, наоборот, оперируют непроявленным знанием, которое содержится в памяти как намек на дополняющий ресурс. Чем основательней исполнено правило, тем «математичней» оказывается результат семантического отражения.
Мышление – философская, научная и художественная мысль – не имеет критерия правильности за рамками исторического опыта. Формы мысли, по своему производству относящиеся к культуре, этим и отличаются от мыслей непроработанных, выступающих как произвольное мнение.
В этом смысле многие философские и фундаментальные разработки не могут иметь эмпирического подтверждения даже в течение обозримого ряда поколений – к такой «двусмысленной» области относится, в частности, космогония и космология. Здесь критерии, сопрягающие взгляды в систему, вынужденно допускают доверие (или, как говорит Вернадский, «научную веру») в качестве исторически приемлемого основания.
Именно поэтому «мировые загадки», решаемые до своего эмпирического предела, не перестают существовать, но отодвигаются вглубь вместе с расширяющимся знанием. «Научная вера», конечно, не религия, так как лишена особого натурфилософского, этического и организационного аппарата. Но она представляет «вещь-в-себе», которая становится «вещью-для-нас» в собственно человеческом значении. Разрешение этого противоречия познания в религиях путем переноса в область «небесного человечества» не является оптимальным. Даже в религиях, где действуют не персонифицированные, а надличные категории, такие, как Логос, Дао, Дхарма, происходит перенос историко-космогонического опыта.
Противоречие, однако, – диалектика творчества, побуждение к единству культурных форм мышления с целью их сопоставления и критики для получения «положительного остатка». Кантовская антиномия чистого и практического разума преодолевается не чистым познанием разума, а усложнением и разнообразием общественной практики, которая сознает противоречие и тем самым преодолевает его скептическую и антидиалектическую диктатуру. Противоречия между жизнью и не-жизнью, между общественным разумом и его бюрократическим двойником разрешаются расширением сферы жизни разума, т. е. ноосферой.
Общественный разум обладает своей внутренней, интимной структурой. На нисходящих ступенях он – дух, творческая возможность, информационная потенциальность, опирающаяся на индивидуальность человека, его чувства, влечения, впечатлительность, память, побуждения и запреты, на то, что древние именовали душой и что на языке эмпирических наук именуется психическим складом. Понятие души более точно выражает «подоплеку» мыслитель-ности, внутреннее, глубинное состояние нашего «Я».
«Духовное» и «душевное» обогащают восприятие общественного разума в его отличиях, например, от психики общества, разъясняемой и, в конечном итоге, ведомой общественным разумом. Понятие общественного разума может быть лучше раскрыто и через категорию Логоса. Логос человечества – не частный закон небольшой планеты. Он соотнесен с логосом Универсума и как таковой не только подлежит общественному разуму, но и предполагает его.
В ноосфере Вернадского человечество обрело не еще одну гениальную гипотезу, но достоверность, поддерживаемую практикой планетарного образа жизни с его экологическими и космическими заботами. К заботам этим относятся и информационные технологии социального отражения, непосредственно нормирующие внутреннее функционирование общественного разума.
В бытии человека проступают эпохи, границами которых полагаются применяемые общественным разумом способы социального отражения:
1. Языковая выделенность из животного мира. Сложение устной речи, графических изображений, счислений, образных символов в дописьменную систему запоминания и передачи социальной информации.
2. Изобретение письменных знаков и письма, развитие представлений о правильности знакового отражения – собственно цивилизационный период.
3. Развитие рукописных форм производства, хранение и передача знаковой информации на гибких естественных материалах. Умножение способов обработки знаковой информации, расширяющих содержание, смысловое разнообразие, допускающих и предполагающих более сложные, по сравнению с предшествующим, хозяйственные, социальные и духовные уклады.
4. Изобретение книгопечатания, распространение образования и экспериментальной науки как новой базы машинного производства, дифференцирования социально-политического и духовного уклада.
5. Разработка и социальное освоение разнообразных систем массовой информации – массовой периодической печати, радио, кино и телевидения.
6. Изобретение компьютерной письменности, перевод социальной информации на машинные носители, формирование единых компьютерных информационных сетей, позволяющих и предполагающих новые способы формирования общественного разума, производства, науки, массовых коммуникаций, политики, охватывающих планетную и космическую сферу человеческой активности.
Исследование общественного разума открывает новые возможности и для изучения индивидуального разума. Пока что изучение это сосредоточено на физиологических и психологических сторонах мышления, отодвигающих мыслительность за рамки цивилизационно-культурных форм. При таком ограниченном подходе невозможно проследить формирование индивидуального разума в его связи с общественным разумом.
Переход к компьютерным формам социального отражения знаменует коренное изменение в позициях индивидов по отношению к включенности в общественный разум. В каналах связи личность как индивид становится менее зависимой от посредника. Зависимость ослабляется после перевода социальной информации на машинные носители, когда информационная связь принимает вид всеобщей компьютерно-информационной сети, открытой индивиду.
Формирование информатических технологий означает, говоря словами В.И. Вернадского, «внутреннюю культурную перестройку общества», «перестройку всего древнего культурного уклада»[4].
1.3. Противоразум
Обращение к историческому и текущему опыту мыслительности позволяет более дифференцированно представлять картину развертывания и свертывания общественного разума, его собственных внутренних ценностей и ресурсов.
Культурная мысль пролагает себе дорогу в контекстах жизненной среды, формируемых множеством интересов, в том числе и внекультурных. Подобные интересы также должны становиться объектом исследования, поскольку общественный разум есть борьба сил, созидающих мир как восходящий порядок, в котором каждый элемент получает оправдание через разум целого, и низводящих мир к единичности, тупой противопоставленности одинокого субъекта хаосу бессмысленного.
Общественный разум исходит из индивидуальных форм разума и интеллекта, включая искусственные интеллектуальные системы. По форме самоорганизации и методам оценки он реализует принцип культуры – отбор наилучших образцов. В тезаурусах мышления его антагонист – Противоразум – не имеет четкого оформления. Он описывается через отрицательные метафорические характеристики интеллекта/ума: злой ум, глупый ум и т. д.
Подобное отношение можно сравнить с фотографическим негативом, кэрролловским Зазеркальем, где смыслы принятого искажены, но искажены повсеместно, в общей инерциальной системе, отчего нет разрушительных последствий искажения.
В отличие от Зазеркалья общество сталкивается с разрушительными последствиями противоразума, причем последний с течением исторического времени начинает все больше обретать не метафорическое, но предметное значение всеобщего информационного антагониста – бюрократического разума, концентрированно действующего против культурного базиса ноосферы.
Бюрократический разум также развертывает свое надличное содержание, встраиваясь в социальное отражение наподобие онкогена, перерождающего ткань культурного мышления. Будучи выражением частного интереса, он мимикрирует к материальным и духовным интересам общества, смещает действительную общественную потребность в разнообразии и индивидуальной свободе к ведомственно-корпоративной изолированности, противопоставлению частного индивида его всеобщности.
Усложнение материального производства, его дифференциация ведет к усложнению информационной деятельности, в том числе той ее части, которая связана с социальной информацией, организующей деловую и духовную жизнь. Формирование массивов социальных данных и контроль за их обращением превращается в особую форму управления людьми. Контроль за оборотом информации имеет тенденцию превращаться в корпоративный интерес, в стиль отношения к адресатам информации как к зависимым лицам – бюрократизм. Бюрократизм паразитирует на социальной информации, превращает информацию в частную сделку по продаже и перепродаже ее потребительской сущности, накладывает грубую печать на государственную и социальную жизнь, препятствует сосредоточению общественного разума. Являясь организованной частью социального отражения, он представляет его противоречия со стороны самой этой организации.
Конституирующей базой бюрократического разума является само развитие общества: развитие и усложнение труда в материальной, информационно-духовной и социальной сферах; противоречие между перспективными потребностями во всеобщем образовании и узостью социального поприща на данный момент времени; сложный характер семейных и гражданских отношений, историческая непроработанность их взаимодействия, сосуществование разнонаправленных этик и культур; противоречия в раскрытии способностей индивидов и их включение в государственную и социальную жизнь, удовлетворение генотипического разнообразия; противоречия в обращении с исторической и прогностической информацией относительно текущей действительности. Обобщенно – это противоречия в социальном освоении культуры, в соотношениях индивидуального, коллективного и общественного долженствования.
Бюрократический разум вырастает из стыков долженствования, ибо он – нереализованная потребность индивидов в суверенитете, их собственная потребность. На этой потребности бюрократизм развивается как частная круговая порука, извращенный подряд по эксплуатации исторически неразвитого общественного положения индивидов.
Бюрократический разум как общественная форма мышления представляет в своей деятельности функции частичного мыслителя, оторванного от духовного смысла работы. Этот тип мыслительного отношения воспитывает своих методологов и риторов.
Как явление культуры, данный стиль представляет философскую, социологическую разновидность тоталитарного бюрократизма, связанного с отношением к информации как особому товару, сущность которого есть абстракт над его общественной стоимостью, поскольку из его состава отбираются лишь грубо утилитарное и моментальное.
В обществе, группах, индивидах бюрократический разум выступает как культурно-этический противоразум.
Если общественный разум осуществляет в тезаурусах мышления отбор культурно санкционированных образцов, то противоразум стремится подчинить информацию неокортекса инстинктам, волевую духовность – физиологической реактивности. Он – уголовная этика, рациональное оправдание абсолютного эгоизма, пассионарности, поиск и подготовка сообщников по сокрушению культурных оснований.
Эта коллизия разыгрывается ежечасно и в человеке. Как болевые всплески, кличи радости возносятся потоки данных к «центральным процессорам». От них – к перифериям, покуда целое, Универсум не осуществят волю, выбор, культурное или антикультурное действие на уровне атомарных, клеточных и надклеточных структур. Уже здесь информация облекается в знаковые, семиотические коды, различаемые по типу, интенсивности алфавитов и синтаксиса. Антагонистом общественного разума является не только бюрократический разум, но и глупость. Глупость – не как забывчивость личного опыта, но как тип философского отношения к общественному богатству, низведение его к частному обладанию. Организм моделирует общество не в меньшей степени, чем последнее предопределяется социально-организмической субстанцией индивидов. И здесь, и там также сталкиваются различение и неразличение, ум и глупость, смешение которых влечет повреждение или смерть целого. «Генетическая» глупость – отражение надиндивидуальных структур, следствие их неправильного, грубо утилитарного ассоциирования, потрясение «культурного договора», расплата за насилие, обман и подавление.
Культурная мысль пролагает себе дорогу в контекстах жизненной среды, формируемых множеством интересов, в том числе и внекультурных. Подобные интересы также должны становиться объектом исследования, поскольку общественный разум есть борьба сил, созидающих мир как восходящий порядок, в котором каждый элемент получает оправдание через разум целого, и низводящих мир к единичности, тупой противопоставленности одинокого субъекта хаосу бессмысленного.
Общественный разум исходит из индивидуальных форм разума и интеллекта, включая искусственные интеллектуальные системы. По форме самоорганизации и методам оценки он реализует принцип культуры – отбор наилучших образцов. В тезаурусах мышления его антагонист – Противоразум – не имеет четкого оформления. Он описывается через отрицательные метафорические характеристики интеллекта/ума: злой ум, глупый ум и т. д.
Подобное отношение можно сравнить с фотографическим негативом, кэрролловским Зазеркальем, где смыслы принятого искажены, но искажены повсеместно, в общей инерциальной системе, отчего нет разрушительных последствий искажения.
В отличие от Зазеркалья общество сталкивается с разрушительными последствиями противоразума, причем последний с течением исторического времени начинает все больше обретать не метафорическое, но предметное значение всеобщего информационного антагониста – бюрократического разума, концентрированно действующего против культурного базиса ноосферы.
Бюрократический разум также развертывает свое надличное содержание, встраиваясь в социальное отражение наподобие онкогена, перерождающего ткань культурного мышления. Будучи выражением частного интереса, он мимикрирует к материальным и духовным интересам общества, смещает действительную общественную потребность в разнообразии и индивидуальной свободе к ведомственно-корпоративной изолированности, противопоставлению частного индивида его всеобщности.
Усложнение материального производства, его дифференциация ведет к усложнению информационной деятельности, в том числе той ее части, которая связана с социальной информацией, организующей деловую и духовную жизнь. Формирование массивов социальных данных и контроль за их обращением превращается в особую форму управления людьми. Контроль за оборотом информации имеет тенденцию превращаться в корпоративный интерес, в стиль отношения к адресатам информации как к зависимым лицам – бюрократизм. Бюрократизм паразитирует на социальной информации, превращает информацию в частную сделку по продаже и перепродаже ее потребительской сущности, накладывает грубую печать на государственную и социальную жизнь, препятствует сосредоточению общественного разума. Являясь организованной частью социального отражения, он представляет его противоречия со стороны самой этой организации.
Конституирующей базой бюрократического разума является само развитие общества: развитие и усложнение труда в материальной, информационно-духовной и социальной сферах; противоречие между перспективными потребностями во всеобщем образовании и узостью социального поприща на данный момент времени; сложный характер семейных и гражданских отношений, историческая непроработанность их взаимодействия, сосуществование разнонаправленных этик и культур; противоречия в раскрытии способностей индивидов и их включение в государственную и социальную жизнь, удовлетворение генотипического разнообразия; противоречия в обращении с исторической и прогностической информацией относительно текущей действительности. Обобщенно – это противоречия в социальном освоении культуры, в соотношениях индивидуального, коллективного и общественного долженствования.
Бюрократический разум вырастает из стыков долженствования, ибо он – нереализованная потребность индивидов в суверенитете, их собственная потребность. На этой потребности бюрократизм развивается как частная круговая порука, извращенный подряд по эксплуатации исторически неразвитого общественного положения индивидов.
Бюрократический разум как общественная форма мышления представляет в своей деятельности функции частичного мыслителя, оторванного от духовного смысла работы. Этот тип мыслительного отношения воспитывает своих методологов и риторов.
Как явление культуры, данный стиль представляет философскую, социологическую разновидность тоталитарного бюрократизма, связанного с отношением к информации как особому товару, сущность которого есть абстракт над его общественной стоимостью, поскольку из его состава отбираются лишь грубо утилитарное и моментальное.
В обществе, группах, индивидах бюрократический разум выступает как культурно-этический противоразум.
Если общественный разум осуществляет в тезаурусах мышления отбор культурно санкционированных образцов, то противоразум стремится подчинить информацию неокортекса инстинктам, волевую духовность – физиологической реактивности. Он – уголовная этика, рациональное оправдание абсолютного эгоизма, пассионарности, поиск и подготовка сообщников по сокрушению культурных оснований.
Эта коллизия разыгрывается ежечасно и в человеке. Как болевые всплески, кличи радости возносятся потоки данных к «центральным процессорам». От них – к перифериям, покуда целое, Универсум не осуществят волю, выбор, культурное или антикультурное действие на уровне атомарных, клеточных и надклеточных структур. Уже здесь информация облекается в знаковые, семиотические коды, различаемые по типу, интенсивности алфавитов и синтаксиса. Антагонистом общественного разума является не только бюрократический разум, но и глупость. Глупость – не как забывчивость личного опыта, но как тип философского отношения к общественному богатству, низведение его к частному обладанию. Организм моделирует общество не в меньшей степени, чем последнее предопределяется социально-организмической субстанцией индивидов. И здесь, и там также сталкиваются различение и неразличение, ум и глупость, смешение которых влечет повреждение или смерть целого. «Генетическая» глупость – отражение надиндивидуальных структур, следствие их неправильного, грубо утилитарного ассоциирования, потрясение «культурного договора», расплата за насилие, обман и подавление.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента