Алексей Зарубин
ТИГРЕНОК НА ПРИВЯЗИ
Свечи испанского воска горят ровно. Вся зала в мягком желтом свете, усладе утомленных глаз, а язычки пламени медленно переливаются на малахитовых колоннах, словно подчиняясь мелодии, что выводят скрипки на хорах. Музыканты играют с завязанными глазами, дабы не видеть обличья собравшихся и того, что воспоследует после бала. Щедро оплатят услугу музыкантов, а затем выведут через людскую и отпустят. А мы останемся. Мы обречены…
Поступь моя неровна, а лионский бархат не скрывает горба. Но никто не кривит бровь, глядя мне вослед, - в глазах гостей лишь страх и надежда. Собравшиеся знают, что дни наши сочтены, но никто и помыслить не может, что час ныне пробил. 3-й и 4-й батальоны Преображенского полка уже разворачиваются у Верхнего сада Михайловского замка и ожидают, когда подойдет 1-й Семеновский батальон. Батальон же сей был тайно уведен от пути следования колонны и окружил дворец графа А. на окраине Санкт-Петербурга, где собрались мы на свой последний бал.
Холодный выдался март первого года нового столетия. По приметам, лето обещается жарким, да не нам в утеху будут долгие светлые ночи, радость ночных скитальцев. Впрочем, века скитаний завершаются здесь: немногим выпал счастливый или роковой жребий спастись от истребительных гонений обезумевшей черни.
Гость из Мадрида дон Альфонсо Тостадо учтиво склоняется ко мне, берет под локоть и ведет к портьере.
– Мальтийский вестник уже третьего дня должен был доставить послание императору Павлу, - говорит он. - Почтит ли Гроссмейстер своим присутствием наше собрание?
– Вестник… Ах, дон Альфонсо, вам я могу доверить ужасную правду. Соблаговолите следовать за мной.
Я быстро ковыляю сквозь анфиладу к лестнице для прислуги и поднимаюсь наверх, к гостевым покоям. Дон Альфонсо не отстает от меня ни на шаг. Распахиваю четвертую от лестницы дверь: в комнате на ковре лежит вестник в красном мальтийском мундире - мертвый и опустошенный.
– Sangre de diablo! Кто посмел!?
– Один из нас, - мой ответ ввергает его в ужас, я вижу, как глаза дона Альфонсо белеют. - Только один из нас мог сотворить сие.
– Когда это случилось?
– Утром тело обнаружили слуги. Граф же вместе со мной вернулся к себе пополудни, тогда же начали съезжаться остальные.
– А послание?
– Исчезло.
Мы проходим к балюстраде. Отсюда видно и слышно все, страх обостряет чувства, и без того изрядные. Тончайшие запахи сплетаются в невыразимо затейливый узор, малейший шорох и трепет крыл ночных тварей отдается в ушах рокотом. Внизу, в зале, расхаживают и стоят на месте, обмениваются ничего не значащими фразами две дюжины гостей - все, что осталось от некогда многолюдной семьи.
– Кто же предатель? - спрашивает дон Альфонсо, вглядываясь сверху в фигуры, источающие тоскливое ожидание дурных или хороших вестей.
Но вестник мертв.
Наверху слышно, как Н., богатейший малороссийский помещик, беседует с невысоким щуплым человечком в левантийском наряде.
– …а то плюнем на все, махнем ко мне в поместье. Хоть ночь, да наша, а? Людишки у меня славные, а девки-то, девки! Сочные все, как на подбор, пальчики оближешь. Загоним их в баньку, они после баньки парные такие, кровь с молоком…
– Не надо молока, - недовольно бормочет его собеседник. Оба поднимают глаза и молча смотрят на нас.
У колонн прямо под нами лорд Д. меланхолично поигрывает тростью. Рядом обмахивается веером баронесса М., чудом избежавшая гильотины. Благодаря неувядаемым прелестям своим, она ловко обольстила вожака санкюлотов и ночью, опустошивпохотливого тюремщика, бежала на утлой лодчонке, которая вынесла ее к английскому кораблю. Там она встретила лорда Д., который и препроводил ее далее. Впрочем, вскоре и ему пришлось бежать от тайных эмиссаров Звездной Палаты, которые подозревали в нем агента узурпатора. Попечительством семьиоба беглеца оказались в северной столице.
Здесь и пресечется их путь. И всех нас тоже.
В нескольких шагах от них в высоком кресле восседает почетный гость, господарь Влад Цепеш. Время от времени он обводит присутствующих дикими горящими глазами. Хорошо, что нет рядом его гайдуков, готовых исполнить самую безумную волю своего хозяина. С него станется убить посланца из прихоти, каприза. Но он прибыл позже всех.
– Как это унизительно, быть добычей, - шепчет баронесса М., но слова ее громче колокола, - о, как это вдвойне унизительно для охотника…
– Отчего же, дорогая, - цедит сквозь зубы лорд Д., - охотник должен быть готов к тому, что может промахнуться или только ранить зверя. Тогда спасут только быстрые ноги или загонщики.
– Кажется, загонщики уже окружили добычу. Вы слышите, как солдаты оцепляют дом?
– Граф уверяет, что это лишь для того, чтобы оберечь нас. Так вот, мне доводилось охотиться на тигров в Индии. Привязываешь козленка к колышку, он мечется, блеет, и тут появляется тигр, привлеченный его страхом…
– Разве о такой охоте я говорю? - сердится баронесса М. - Что нам козленок! Что нам тигр! Мы сами здесь как привязанные к колышку!
– Забавное сравнение! - хмыкает лорд Д. - Однажды на блеяние козленка вышел не тигр, а другой охотник. Что же будет, если привязать к колышку тигренка? Выйдет ли на его рык зверь еще страшнее?
– Козел на него выйдет! - неожиданно вмешивается в разговор господарь Влад. - Страшный и могучий козел. Всем козлам козел!
Короткие смешки в зале мгновенно гаснут под его ледяным взором.
– Кто же из них? - задумчиво поглаживает остроконечную бородку дон Альфонсо и медленно идет вдоль перил.
Я оставляю его и спускаюсь вниз. Чем ближе к полночи, тем больше нарастает ожидание развязки. Одни из нас молча ждут, другие в словах пытаются утопить безысходность. Кто-то шепчет, что с минуты на минуту прибудет охранная грамота от Государя, другой вполголоса уверяет, что давеча в Михайловском видели призрак Белой Дамы, а такое знамение царственным особам сулит беду. Наверху по балюстраде кружит дон Альфонсо, разглядывая лица в поисках предателя. Многие из членов семьи уверяют, что дон Альфонсо - самый старый из нас, разве что господарь Влад старше, но мало кто решится спросить Влада о возрасте. Но что считаться годами, пустое это занятие, да и только мне ведомо, что я - их прародитель. Все члены семьи- порождение моей крови.
Мне приходилось знавать величие и ничтожество, роскошь и нищету. Я не знаю имен тех, кому обязан рождением. Когда слабым и голодным был вышвырнут я в этот мир, стран и языков нынешних в те времена и в помине не было, а уж о племени моем и говорить не приходится. Многих породил я, многие стали сопричастны семье радением внуков моих и правнуков, много было нас, но все, кто уцелел, - собрались здесь.
Откуда я пришел - не помню. Единственно, что сохранилось в моей памяти - невыносимо яркое двойное солнце, каменные своды над улицами, ослепительные полосы света, бьющие из высоких узких щелей, чьи-то ласковые руки и негромкий голос, убаюкивающий меня, больного урода; но заснуть невозможно из-за невыносимого голода, который не покидает меня ни на миг, разрастается и достигает предела; за пределом же - опустошенные тела, невнятное понимание того, что сделал что-то очень плохое, мерзкое, а потом сужающийся круг суровых лиц, перст, указующий вниз, каменные плиты рассыпаются, исчезают у меня под ногами; я падаю, падение длится вечность, как во сне…
Но с тех пор я не знаю сна.
Помню, как иссыхали реки, а морские берега меняли очертания. Помню, как прекрасные города обращались в пепел, а кости великих правителей истлевали среди отбросов. Помню, как одержимые безумием народы покидали родные пределы, дабы исчезнуть без следа. Помню, как поклонялись ведомым и неведомым богам, но и боги исчезли почти все. Помню бесчисленное множество лиц и имен. Но я не помню, как звали ту, что качала мою колыбель.
Скоро все кончится. Это я заманил вестника и убил его. Послание же, адресованное Гроссмейстеру, попало мне в руки. Генерал-губернатор фон Пален, приватной встречи с которым я добился с превеликим трудом, долго отказывался верить тому, что их комплот с наследником престола раскрыт. Мальтийская бумага, в которой находились все имена заговорщиков, убедила его. Когда же я показал ему свое обличьеи поведал тайну семейства, ужасу и отвращению фон Палена не было предела. Он сразу согласился на мое предложение. Сейчас уже, наверное, замкнули смертоносное оцепление вокруг замка. По моему сигналу солдаты войдут и возьмут нас всех на посеребренные багинеты. Этой же ночью придет конец Гроссмейстеру, хоть в планах заговорщиков поначалу было лишь заставить его подписать отречение. Но время королей-вампиров закончилось. Я шепнул фон Палену несколько слов, и надо было видеть его глаза! Уходя, я услышал, как он приказал немедленно вызвать к нему Николая Зубова.
Я выхожу в галерею и иду вдоль сухого кустарника к флигелю. Останавливаюсь у летней беседки. Шесть высоких колонн венчает белая чаша купола. Слабость в ногах заставляет присесть на скамью.
Недавно я снова начал видеть сны. Во сне меня преследовал огненный вихрь, из которого доносился голос. Изо дня в день голос становился все громче, а невнятные слова зазвучали разборчиво, но ужасен был смысл их. Тот, кто вещал из огня, требовал от меня искупления, обещая за это покой и прощение. Порой я мог разглядеть грозный лик, глаза, опаляющие, как два солнца, - они преследовали меня даже в часы бодрствования. И когда я вопрошал, что же мне делать, ответ всегда был один и тот же. В страхе просыпался я - казалось, тесные стены моего ложа сжимаются со всех сторон, дабы выдавить из моего бренного тела всю отравленную проклятием кровь.
Сегодня я исполняю повеление.
Шорох за спиной. В полумраке беседки возникает светлая тень, размытые очертания составляются в высокую женщину в свободном одеянии. Белая кожа, белая туника. Стройная фигура, могущая украсить лучшие дворы Европы, высокая грудь, правильный овал лица, вьющиеся пышные волосы. Некоторая полнота даже уместна ей, лишь глаза, источающие слабый красный свет, завораживают, требуют подчинения.
– О, человек! - восклицает Белая Дама высоким голосом. - Радуйся встрече со мной. Есть ли, о, человек, поблизости еще подобные тебе?
Мне хочется сказать, что я не человек, но лишь киваю в ответ, ибо есть поблизости подобные мне. И к тому же я успел разглядеть, что из-под туники видна не только стройная нога, но и то, что она завершается подобием птичьей лапы, один удар которой способен вспороть живот такому, на первый взгляд, неповоротливому существу, как я.
Она крепко берет меня за плечи (дрожь пронзает меня - чувствую, как в ее жилах струится горячая сладкая кровь) и впивается странными зрачками мне в лицо.
– Смею ли я спросить, светлейшая госпожа…
– Не смеешь! Ты и другие насельники этого мира созданы, дабы служить нам. Вы успели позабыть о счастливом предназначении. Иди и призови сюда людей, - повелевает она. - Призови себе подобных столько, чтобы они поместились между колоннами. Я уведу вас туда, где вы исполните свое предназначение. И пусть будут особи обоего пола. Спеши исполнить!
Я попятился, чуть не сорвавшись с высоких ступенек беседки, и медленно побрел обратно к тем, кого Белая Дама назвала людьми. Какая-то непонятная сила едва заметно словно подталкивает в спину, требуя повиновения. Одолеть эту силу не составит труда. Но века гонений научили наше племя осторожности. И раз уж таинственная гостья возжелала куда-то увести людей, то, может, она примет семьюза тех, кто должен служить ей? Молчит голос во мне, требующий денно и нощно от меня истребления выродков моих. Может, смилостивился тот, чьи глаза опаляют, как два солнца, и подает он надежду малому племени моему?
Вбегаю в залу, и призыв мой слышат все. Семьятолпится вокруг меня, вслушиваясь в безумные слова. Выбора нет, они покорно следуют за мной. Музыканты на хорах продолжают играть в опустевшей зале, нежные скрипки провожают нас, обреченных.
Белая Дама стоит в центре круглой беседки, воздев руки. Мы поднимаемся по ступенькам, окружаем ее.
– Приготовьтесь идти со мной, о, смертные, источающие страх, - возвещает она. - Сейчас вы окажетесь там, где вас ждут, и вы примете то, что уготовано вам.
«Кого она называет смертными?» - доносится до меня недоуменный шепот баронессы М.
Между ладонями Белой Дамы возникло красное сияние, полыхнуло желтым и синим, и в следующий миг беседка исчезла. Исчезли каменные колонны, сгинула чаша купола с осыпавшейся штукатуркой, пропали сухие колючие кусты…
Странное место, странный мир, пронизанный незнакомыми пряными ароматами. Мы стоим, прижавшись друг к другу, многие от неожиданности приняли истинное обличье, готовясь ударить или уйти молниеносно. Со всех сторон уступами возвышаются круги каменных скамей - амфитеатр заполнен молчащими полнокровными фигурами в белых одеяниях, их налитые покоем равнодушные лица невозмутимо созерцают нас. А твердь небесная… о, владыки сил! В этом небе над нами висит огромное темноесветило, лучи его невыразимо приятны для наших натруженных зрачков. Здесь мы сможем глядеть на мир широко раскрытыми глазами. Воздух напоен запахами, говорящими многое об этих местах, только не хватает какой-то малости…
– Внемлите же, смертные! - провозглашает Белая Дама, величественным жестом протягивая руку к небесам. - Ныне будете обретаться здесь, жить и размножаться под Черным Солнцем себе на радость, ибо нет лучшей доли, как служить тем, кто будет для вас как боги. Теперь мы - владыки ваших ничтожных жизней! А вы - жертвоприношение нам. Ведь жертва - это пища богов. Когда-то мы приходили в ваш мир и наслаждались запахом горящей на жертвенниках плоти. Но сама плоть гораздо приятнее! Не страшитесь своей участи, все ваши страхи позади, здесь вы будет мирно плодиться и с должным почтением и благоговением приносить себя в жертву. Мы же с благодарностью ее примем. Так сбросьте эти смешные клыкастые маски и ступайте на луга, нагуливать жирок.
– Но это не маски, - шепчет баронесса М., - и вы не будете нашими богами.
А я вдруг понимаю, какого запаха нет в этом мире, и удерживаю руку господаря Влада, которой он ухватился было за эфес своего палаша.
– Господин Цепеш! - кричу я что было сил, а их у меня немало. - Оглянитесь, господарь Влад, сколь дивное и чудесное место досталось нам! Здесь никогда не светит солнце и, слушайте все, здесь не растут чеснок и осина! А посмотрите на этих славных пухлых богов - какая роскошная пища!
Белая Дама вгляделась в нас и завыла в страхе. Вой ее повторила толпа, заметавшаяся по ступеням амфитеатра. Мы закричали в ответ, и надо ли говорить, что это был призыв к доброй охоте…
Поступь моя неровна, а лионский бархат не скрывает горба. Но никто не кривит бровь, глядя мне вослед, - в глазах гостей лишь страх и надежда. Собравшиеся знают, что дни наши сочтены, но никто и помыслить не может, что час ныне пробил. 3-й и 4-й батальоны Преображенского полка уже разворачиваются у Верхнего сада Михайловского замка и ожидают, когда подойдет 1-й Семеновский батальон. Батальон же сей был тайно уведен от пути следования колонны и окружил дворец графа А. на окраине Санкт-Петербурга, где собрались мы на свой последний бал.
Холодный выдался март первого года нового столетия. По приметам, лето обещается жарким, да не нам в утеху будут долгие светлые ночи, радость ночных скитальцев. Впрочем, века скитаний завершаются здесь: немногим выпал счастливый или роковой жребий спастись от истребительных гонений обезумевшей черни.
Гость из Мадрида дон Альфонсо Тостадо учтиво склоняется ко мне, берет под локоть и ведет к портьере.
– Мальтийский вестник уже третьего дня должен был доставить послание императору Павлу, - говорит он. - Почтит ли Гроссмейстер своим присутствием наше собрание?
– Вестник… Ах, дон Альфонсо, вам я могу доверить ужасную правду. Соблаговолите следовать за мной.
Я быстро ковыляю сквозь анфиладу к лестнице для прислуги и поднимаюсь наверх, к гостевым покоям. Дон Альфонсо не отстает от меня ни на шаг. Распахиваю четвертую от лестницы дверь: в комнате на ковре лежит вестник в красном мальтийском мундире - мертвый и опустошенный.
– Sangre de diablo! Кто посмел!?
– Один из нас, - мой ответ ввергает его в ужас, я вижу, как глаза дона Альфонсо белеют. - Только один из нас мог сотворить сие.
– Когда это случилось?
– Утром тело обнаружили слуги. Граф же вместе со мной вернулся к себе пополудни, тогда же начали съезжаться остальные.
– А послание?
– Исчезло.
Мы проходим к балюстраде. Отсюда видно и слышно все, страх обостряет чувства, и без того изрядные. Тончайшие запахи сплетаются в невыразимо затейливый узор, малейший шорох и трепет крыл ночных тварей отдается в ушах рокотом. Внизу, в зале, расхаживают и стоят на месте, обмениваются ничего не значащими фразами две дюжины гостей - все, что осталось от некогда многолюдной семьи.
– Кто же предатель? - спрашивает дон Альфонсо, вглядываясь сверху в фигуры, источающие тоскливое ожидание дурных или хороших вестей.
Но вестник мертв.
Наверху слышно, как Н., богатейший малороссийский помещик, беседует с невысоким щуплым человечком в левантийском наряде.
– …а то плюнем на все, махнем ко мне в поместье. Хоть ночь, да наша, а? Людишки у меня славные, а девки-то, девки! Сочные все, как на подбор, пальчики оближешь. Загоним их в баньку, они после баньки парные такие, кровь с молоком…
– Не надо молока, - недовольно бормочет его собеседник. Оба поднимают глаза и молча смотрят на нас.
У колонн прямо под нами лорд Д. меланхолично поигрывает тростью. Рядом обмахивается веером баронесса М., чудом избежавшая гильотины. Благодаря неувядаемым прелестям своим, она ловко обольстила вожака санкюлотов и ночью, опустошивпохотливого тюремщика, бежала на утлой лодчонке, которая вынесла ее к английскому кораблю. Там она встретила лорда Д., который и препроводил ее далее. Впрочем, вскоре и ему пришлось бежать от тайных эмиссаров Звездной Палаты, которые подозревали в нем агента узурпатора. Попечительством семьиоба беглеца оказались в северной столице.
Здесь и пресечется их путь. И всех нас тоже.
В нескольких шагах от них в высоком кресле восседает почетный гость, господарь Влад Цепеш. Время от времени он обводит присутствующих дикими горящими глазами. Хорошо, что нет рядом его гайдуков, готовых исполнить самую безумную волю своего хозяина. С него станется убить посланца из прихоти, каприза. Но он прибыл позже всех.
– Как это унизительно, быть добычей, - шепчет баронесса М., но слова ее громче колокола, - о, как это вдвойне унизительно для охотника…
– Отчего же, дорогая, - цедит сквозь зубы лорд Д., - охотник должен быть готов к тому, что может промахнуться или только ранить зверя. Тогда спасут только быстрые ноги или загонщики.
– Кажется, загонщики уже окружили добычу. Вы слышите, как солдаты оцепляют дом?
– Граф уверяет, что это лишь для того, чтобы оберечь нас. Так вот, мне доводилось охотиться на тигров в Индии. Привязываешь козленка к колышку, он мечется, блеет, и тут появляется тигр, привлеченный его страхом…
– Разве о такой охоте я говорю? - сердится баронесса М. - Что нам козленок! Что нам тигр! Мы сами здесь как привязанные к колышку!
– Забавное сравнение! - хмыкает лорд Д. - Однажды на блеяние козленка вышел не тигр, а другой охотник. Что же будет, если привязать к колышку тигренка? Выйдет ли на его рык зверь еще страшнее?
– Козел на него выйдет! - неожиданно вмешивается в разговор господарь Влад. - Страшный и могучий козел. Всем козлам козел!
Короткие смешки в зале мгновенно гаснут под его ледяным взором.
– Кто же из них? - задумчиво поглаживает остроконечную бородку дон Альфонсо и медленно идет вдоль перил.
Я оставляю его и спускаюсь вниз. Чем ближе к полночи, тем больше нарастает ожидание развязки. Одни из нас молча ждут, другие в словах пытаются утопить безысходность. Кто-то шепчет, что с минуты на минуту прибудет охранная грамота от Государя, другой вполголоса уверяет, что давеча в Михайловском видели призрак Белой Дамы, а такое знамение царственным особам сулит беду. Наверху по балюстраде кружит дон Альфонсо, разглядывая лица в поисках предателя. Многие из членов семьи уверяют, что дон Альфонсо - самый старый из нас, разве что господарь Влад старше, но мало кто решится спросить Влада о возрасте. Но что считаться годами, пустое это занятие, да и только мне ведомо, что я - их прародитель. Все члены семьи- порождение моей крови.
Мне приходилось знавать величие и ничтожество, роскошь и нищету. Я не знаю имен тех, кому обязан рождением. Когда слабым и голодным был вышвырнут я в этот мир, стран и языков нынешних в те времена и в помине не было, а уж о племени моем и говорить не приходится. Многих породил я, многие стали сопричастны семье радением внуков моих и правнуков, много было нас, но все, кто уцелел, - собрались здесь.
Откуда я пришел - не помню. Единственно, что сохранилось в моей памяти - невыносимо яркое двойное солнце, каменные своды над улицами, ослепительные полосы света, бьющие из высоких узких щелей, чьи-то ласковые руки и негромкий голос, убаюкивающий меня, больного урода; но заснуть невозможно из-за невыносимого голода, который не покидает меня ни на миг, разрастается и достигает предела; за пределом же - опустошенные тела, невнятное понимание того, что сделал что-то очень плохое, мерзкое, а потом сужающийся круг суровых лиц, перст, указующий вниз, каменные плиты рассыпаются, исчезают у меня под ногами; я падаю, падение длится вечность, как во сне…
Но с тех пор я не знаю сна.
Помню, как иссыхали реки, а морские берега меняли очертания. Помню, как прекрасные города обращались в пепел, а кости великих правителей истлевали среди отбросов. Помню, как одержимые безумием народы покидали родные пределы, дабы исчезнуть без следа. Помню, как поклонялись ведомым и неведомым богам, но и боги исчезли почти все. Помню бесчисленное множество лиц и имен. Но я не помню, как звали ту, что качала мою колыбель.
***
Скоро все кончится. Это я заманил вестника и убил его. Послание же, адресованное Гроссмейстеру, попало мне в руки. Генерал-губернатор фон Пален, приватной встречи с которым я добился с превеликим трудом, долго отказывался верить тому, что их комплот с наследником престола раскрыт. Мальтийская бумага, в которой находились все имена заговорщиков, убедила его. Когда же я показал ему свое обличьеи поведал тайну семейства, ужасу и отвращению фон Палена не было предела. Он сразу согласился на мое предложение. Сейчас уже, наверное, замкнули смертоносное оцепление вокруг замка. По моему сигналу солдаты войдут и возьмут нас всех на посеребренные багинеты. Этой же ночью придет конец Гроссмейстеру, хоть в планах заговорщиков поначалу было лишь заставить его подписать отречение. Но время королей-вампиров закончилось. Я шепнул фон Палену несколько слов, и надо было видеть его глаза! Уходя, я услышал, как он приказал немедленно вызвать к нему Николая Зубова.
Я выхожу в галерею и иду вдоль сухого кустарника к флигелю. Останавливаюсь у летней беседки. Шесть высоких колонн венчает белая чаша купола. Слабость в ногах заставляет присесть на скамью.
Недавно я снова начал видеть сны. Во сне меня преследовал огненный вихрь, из которого доносился голос. Изо дня в день голос становился все громче, а невнятные слова зазвучали разборчиво, но ужасен был смысл их. Тот, кто вещал из огня, требовал от меня искупления, обещая за это покой и прощение. Порой я мог разглядеть грозный лик, глаза, опаляющие, как два солнца, - они преследовали меня даже в часы бодрствования. И когда я вопрошал, что же мне делать, ответ всегда был один и тот же. В страхе просыпался я - казалось, тесные стены моего ложа сжимаются со всех сторон, дабы выдавить из моего бренного тела всю отравленную проклятием кровь.
Сегодня я исполняю повеление.
* * *
Шорох за спиной. В полумраке беседки возникает светлая тень, размытые очертания составляются в высокую женщину в свободном одеянии. Белая кожа, белая туника. Стройная фигура, могущая украсить лучшие дворы Европы, высокая грудь, правильный овал лица, вьющиеся пышные волосы. Некоторая полнота даже уместна ей, лишь глаза, источающие слабый красный свет, завораживают, требуют подчинения.
– О, человек! - восклицает Белая Дама высоким голосом. - Радуйся встрече со мной. Есть ли, о, человек, поблизости еще подобные тебе?
Мне хочется сказать, что я не человек, но лишь киваю в ответ, ибо есть поблизости подобные мне. И к тому же я успел разглядеть, что из-под туники видна не только стройная нога, но и то, что она завершается подобием птичьей лапы, один удар которой способен вспороть живот такому, на первый взгляд, неповоротливому существу, как я.
Она крепко берет меня за плечи (дрожь пронзает меня - чувствую, как в ее жилах струится горячая сладкая кровь) и впивается странными зрачками мне в лицо.
– Смею ли я спросить, светлейшая госпожа…
– Не смеешь! Ты и другие насельники этого мира созданы, дабы служить нам. Вы успели позабыть о счастливом предназначении. Иди и призови сюда людей, - повелевает она. - Призови себе подобных столько, чтобы они поместились между колоннами. Я уведу вас туда, где вы исполните свое предназначение. И пусть будут особи обоего пола. Спеши исполнить!
Я попятился, чуть не сорвавшись с высоких ступенек беседки, и медленно побрел обратно к тем, кого Белая Дама назвала людьми. Какая-то непонятная сила едва заметно словно подталкивает в спину, требуя повиновения. Одолеть эту силу не составит труда. Но века гонений научили наше племя осторожности. И раз уж таинственная гостья возжелала куда-то увести людей, то, может, она примет семьюза тех, кто должен служить ей? Молчит голос во мне, требующий денно и нощно от меня истребления выродков моих. Может, смилостивился тот, чьи глаза опаляют, как два солнца, и подает он надежду малому племени моему?
Вбегаю в залу, и призыв мой слышат все. Семьятолпится вокруг меня, вслушиваясь в безумные слова. Выбора нет, они покорно следуют за мной. Музыканты на хорах продолжают играть в опустевшей зале, нежные скрипки провожают нас, обреченных.
Белая Дама стоит в центре круглой беседки, воздев руки. Мы поднимаемся по ступенькам, окружаем ее.
– Приготовьтесь идти со мной, о, смертные, источающие страх, - возвещает она. - Сейчас вы окажетесь там, где вас ждут, и вы примете то, что уготовано вам.
«Кого она называет смертными?» - доносится до меня недоуменный шепот баронессы М.
Между ладонями Белой Дамы возникло красное сияние, полыхнуло желтым и синим, и в следующий миг беседка исчезла. Исчезли каменные колонны, сгинула чаша купола с осыпавшейся штукатуркой, пропали сухие колючие кусты…
Странное место, странный мир, пронизанный незнакомыми пряными ароматами. Мы стоим, прижавшись друг к другу, многие от неожиданности приняли истинное обличье, готовясь ударить или уйти молниеносно. Со всех сторон уступами возвышаются круги каменных скамей - амфитеатр заполнен молчащими полнокровными фигурами в белых одеяниях, их налитые покоем равнодушные лица невозмутимо созерцают нас. А твердь небесная… о, владыки сил! В этом небе над нами висит огромное темноесветило, лучи его невыразимо приятны для наших натруженных зрачков. Здесь мы сможем глядеть на мир широко раскрытыми глазами. Воздух напоен запахами, говорящими многое об этих местах, только не хватает какой-то малости…
– Внемлите же, смертные! - провозглашает Белая Дама, величественным жестом протягивая руку к небесам. - Ныне будете обретаться здесь, жить и размножаться под Черным Солнцем себе на радость, ибо нет лучшей доли, как служить тем, кто будет для вас как боги. Теперь мы - владыки ваших ничтожных жизней! А вы - жертвоприношение нам. Ведь жертва - это пища богов. Когда-то мы приходили в ваш мир и наслаждались запахом горящей на жертвенниках плоти. Но сама плоть гораздо приятнее! Не страшитесь своей участи, все ваши страхи позади, здесь вы будет мирно плодиться и с должным почтением и благоговением приносить себя в жертву. Мы же с благодарностью ее примем. Так сбросьте эти смешные клыкастые маски и ступайте на луга, нагуливать жирок.
– Но это не маски, - шепчет баронесса М., - и вы не будете нашими богами.
А я вдруг понимаю, какого запаха нет в этом мире, и удерживаю руку господаря Влада, которой он ухватился было за эфес своего палаша.
– Господин Цепеш! - кричу я что было сил, а их у меня немало. - Оглянитесь, господарь Влад, сколь дивное и чудесное место досталось нам! Здесь никогда не светит солнце и, слушайте все, здесь не растут чеснок и осина! А посмотрите на этих славных пухлых богов - какая роскошная пища!
Белая Дама вгляделась в нас и завыла в страхе. Вой ее повторила толпа, заметавшаяся по ступеням амфитеатра. Мы закричали в ответ, и надо ли говорить, что это был призыв к доброй охоте…
Журнал «Если», №12, 1997