Алексей Зайцев
Не дождавшись
На первый день ко мне прилетела стая ворон. Черные, похожие на уголь, они блестели на фоне недостижимого для меня нежно-синего неба. Ворон было много, около сотни.
Довольно легко и быстро они разбили мое окно. Я встретил их с улыбкой. Я был к этому готов. Было немного страшно, но уж точно не неожиданно. Спустя секунду они начали клевать мою грудь. Безжалостно рвали ее в клочья своими проворными клювами. Стремились вырвать у меня оттуда самое дорогое. Я с трудом подавил вопль. Я знал, что рано или поздно они улетят. И улетят, так ничего и не добившись.
Так и произошло. Когда пробило двенадцать, все вороны сгинули так же внезапно, как и появились.
На второй день из моей груди стали расти прекрасные белые лилии. Как красиво они выглядели! И сколько боли мне причиняли… Вырывая клочки моего «я», они никак не могли добраться до самого дорогого. Я знал это, но боль была просто чудовищна, и я сжал зубы с такой силой, что стал слышен их треск. Лилии росли из меня, не желая во мне задерживаться, желая вырвать из меня все самое лучшее. Они были прекрасны.
К вечеру лилии стали чернеть, а к двенадцати часам исчезли. Оставшись наедине с собой, я весело рассмеялся — я ведь знал, что им меня не сломать.
На третий день в комнату ко мне вползли скользкие змеи. Они стремились укусить мое сердце и вырвать оттуда самое дорогое. Они вливали в мою душу обманный яд, заставляя меня путать самое дорогое с чем-то иным. Я знал, что им меня не сломать, но однажды мне стало так больно, что я упал на колени и заплакал.
К двенадцати часам они уползли прочь.
Зачем они прилетали ко мне? Росли из меня? Ползли ко мне? Ведь им было прекрасно известно, что им меня не сломать.
Я сидел, скорчившись от боли в кресле. Раны мои кровоточили, рубцы на душе никак не затягивались, яд обмана не желал уходить из головы. Однако, собрав всю свою волю в кулак, я изо всех сил попытался не стонать.
Чуть позже я услышал за дверью легкое шуршание. Медленно, оставляя за собой известно-красные следы, я подполз к двери. Открыл ее.
На пороге сидел красивый белый котенок. Такой нежный, пушистый. Я попробовал ему улыбнуться. Его прекрасные, по-детски добрые глаза смотрели на меня так ласково, что я не удержался и отдал ему ключ. А потом пополз обратно к креслу. Спустя секунду я услышал легкий скрип. Проворные коготки заскребли по самому для меня дорогому. Я не стал поворачиваться назад.
— Зачем ты это сделал? — спросил меня удивленный мяукающий голос. — Ведь, ты знал, что я с этим сделаю.
Скрип усилился.
— Ведь ты знал, что никому нельзя доверять.
— Мне просто нужно было убедительное доказательство моей правоты. Если даже ты…
— Я не стану ломать это.
— Я знаю… И именно поэтому я умру.
Небо печально подмигивало мне своей недоступной для добра нежностью.
Довольно легко и быстро они разбили мое окно. Я встретил их с улыбкой. Я был к этому готов. Было немного страшно, но уж точно не неожиданно. Спустя секунду они начали клевать мою грудь. Безжалостно рвали ее в клочья своими проворными клювами. Стремились вырвать у меня оттуда самое дорогое. Я с трудом подавил вопль. Я знал, что рано или поздно они улетят. И улетят, так ничего и не добившись.
Так и произошло. Когда пробило двенадцать, все вороны сгинули так же внезапно, как и появились.
На второй день из моей груди стали расти прекрасные белые лилии. Как красиво они выглядели! И сколько боли мне причиняли… Вырывая клочки моего «я», они никак не могли добраться до самого дорогого. Я знал это, но боль была просто чудовищна, и я сжал зубы с такой силой, что стал слышен их треск. Лилии росли из меня, не желая во мне задерживаться, желая вырвать из меня все самое лучшее. Они были прекрасны.
К вечеру лилии стали чернеть, а к двенадцати часам исчезли. Оставшись наедине с собой, я весело рассмеялся — я ведь знал, что им меня не сломать.
На третий день в комнату ко мне вползли скользкие змеи. Они стремились укусить мое сердце и вырвать оттуда самое дорогое. Они вливали в мою душу обманный яд, заставляя меня путать самое дорогое с чем-то иным. Я знал, что им меня не сломать, но однажды мне стало так больно, что я упал на колени и заплакал.
К двенадцати часам они уползли прочь.
Зачем они прилетали ко мне? Росли из меня? Ползли ко мне? Ведь им было прекрасно известно, что им меня не сломать.
Я сидел, скорчившись от боли в кресле. Раны мои кровоточили, рубцы на душе никак не затягивались, яд обмана не желал уходить из головы. Однако, собрав всю свою волю в кулак, я изо всех сил попытался не стонать.
Чуть позже я услышал за дверью легкое шуршание. Медленно, оставляя за собой известно-красные следы, я подполз к двери. Открыл ее.
На пороге сидел красивый белый котенок. Такой нежный, пушистый. Я попробовал ему улыбнуться. Его прекрасные, по-детски добрые глаза смотрели на меня так ласково, что я не удержался и отдал ему ключ. А потом пополз обратно к креслу. Спустя секунду я услышал легкий скрип. Проворные коготки заскребли по самому для меня дорогому. Я не стал поворачиваться назад.
— Зачем ты это сделал? — спросил меня удивленный мяукающий голос. — Ведь, ты знал, что я с этим сделаю.
Скрип усилился.
— Ведь ты знал, что никому нельзя доверять.
— Мне просто нужно было убедительное доказательство моей правоты. Если даже ты…
— Я не стану ломать это.
— Я знаю… И именно поэтому я умру.
Небо печально подмигивало мне своей недоступной для добра нежностью.