Александр Житинский
Золотые слитки Лапландии
Удачу нужно хватать за хвост, даже если есть риск его оторвать.
Машина у меня – «Вольво» седьмой серии возраста пожилой собаки. А народ кругом давно ездит на «мерседесах». Это было бы ничего, если бы при этом они не смотрели на меня сквозь тонированные стекла, как на неудачника жизненного движения.
А Паша этого не любит. Паша еще кому хочешь вставит фитиль, подожжет и только потом позвонит в пожарную команду.
Паша – это я, как вы поняли.
Короче, снимаю трубку, звоню Губернатору.
– Вова, – говорю, – что за бардак в твоем королевстве? При Толике такого не было...
– А что? А что? – сразу заволновался.
– Кредит взять в банке не могу на покупку «мерседеса».
Губернатор загрустил. Видно, ему тоже давно не дают. Это было до того, как его в Москву Президент пригласил заниматься батареями народного отопления.
– Паша, я постараюсь что-нибудь для тебя сделать, – говорит.
– Да уж постарайся. Не разбазаривай электорат.
Через день – звонок и приятный женский голос:
– Мы предлагаем вам и вашей семье путевку в Лапландию.
– Куда-а? Я такой страны не знаю.
– Ничего, узнаете. Приходите заполнять анкеты.
Оказалось, действительно, Смольный перекинул льготные путевки в турфирму на мое имя. И нужно ехать в Лапландию мыть золото. У них там золотой туризм процветает. Сколько намыл – все твое.
Лапландия, как мне удалось узнать, – это север Финляндии, за Полярным кругом. Там живет Санта-Клаус, по-русски Дед Мороз. И лопари живут тоже, или саамы по-другому. Едят оленину и моют это самое золото.
Раньше я иногда мыл посуду, Василису мыл в ванночке, когда маленькая была, и отмывал деньги за разного рода махинации, когда ими занимался, пока не стал честным гражданином.
Золото никогда не мыл.
Это было интересное предложение со стороны Губернатора. Я посчитал, что на покупку «мерседеса» мне нужно намыть примерно два с половиной – три килограмма золота. Такой сравнительно небольшой кусок. Правда, в проспекте турфирмы сообщалось, что самый крупный самородок, когда-либо попадавший в лоток старателя в Лапландии, весил всего триста сорок граммов. И было это семьдесят лет назад.
Но ничего. Где наша не пропадала. Мы едем втроем, рассуждал я, – жена Лариса, дочь Настя и я. Намоем маленькими кусочками.
Жена Лариса моложе меня на четырнадцать лет, ей тридцать пять. А дочери нашей Настасье всего двенадцать. Идея намыть золота ей очень пришлась по душе. Если не на «мерседес», то на мобильник Motorola с цветным дисплеем. «Плюс еще двадцать граммов», – подумал я.
Собрались мы, получили визы, взяли отпуска в своих фирмах, в которых летом все равно мухи дохли от скуки и отсутствия заказчиков, сели в «Вольво» – и двинули в Лапландию.
Жарко было, начало июля. Лариса моя роскошной блондинкой рядом со мною, а сзади Настя с картой в руках – наш штурман.
Границу проскочили быстро, в дьюти-фри запаслись пивом по теме «Lapin Kulta» – «Золото Лапландии» в переводе. 6 коробок по 24 банки. И двинули на Север по прекрасным финским дорогам.
Надо сказать, что Лариса в успех нашего предприятия не верила и насмехалась над нами:
– Если трех золотинок, которые вы намоете, хватит на то, чтобы починить мою золотую цепочку, я вам куплю мороженого, – сказала она.
– Что значит: «вы намоете»? – спросил я. – А ты что собираешься там делать?
– Днем загорать на скалах, вечером в сауне. Мне надо похудеть, – сказала она.
Что правда, то правда. Выглядела Лариса мощно, уверенно, красиво, килограммов на семьдесят. Таких женщин очень любят лица кавказской национальности с питерских продуктовых рынков. И она это знает.
Ей всегда там дают лишний помидор.
Мы продвигались на север среди лесов, озер и болот, и день удлинялся, растягивался, готовясь перейти в полярный безразмерный день с незаходящим солнцем.
Предчувствие чего-то необычного овладело мною. Я представил себе кусок золота весом в три кило. Он сиял и крутился в воздухе, будто был невесом. Это было даже красивей, чем «мерседес».
Я так размечтался, что чуть не сбил северного оленя, не спеша переходившего автостраду. А это означало, что мы уже в Лапландии.
Олень презрительно взглянул на меня, покачал ветвистыми рогами и скрылся в лесу.
Переночевав в гостиничном чуме в поселке Асмунти, не доезжая немного до Рованиеми, мы отправились еще дальше на север и еще через несколько часов были у цели, в местечке Саарисельки.
Здесь нас определили в коттедж с сауной, и Лариса сразу принялась ее топить. А мы с Настей пошли к местному проводнику, знатоку золотоносных ручьев. Звали его Йокки, это был маленький кудрявый лопарь, очень подвижный, с большими ушами. Говорил на всех языках и на всех языках плохо.
– Та-та-та, – закивал он лохматой головой. – Солотто та. Путешь погатым.
– Что он говорит? – не поняла Настя.
– Он говорит, что я буду богатым.
Тут же выяснилось, что лицензия на старательские работы стоит десять евро в день с человека. И я прямо спросил этого Йокки, стоит ли овчинка выделки.
– Офшинкка? Йа! – выкрикнул он. – Сопирайтес, мы итем тута!
И мы пошли собираться. Лариса уже успела сделать заход в сауну и сидела на открытой веранде коттеджа, завернутая в махровое полотенце, распаренная, розовая и довольная.
– А вы дураки, – сказала она.
– Золото по осени считают! – огрызнулся я.
Мы с Настей переоделись в старые джинсы и резиновые сапоги, как велел Йокки, натерлись мазью от комаров и двинулись в тайгу. Или это была уже тундра, я не понял.
– Грузите золото в бочках! – крикнула нам вслед Лариса.
Мы едва поспевали за этим ушастым Йокки, который перепрыгивал коряги и протискивался сквозь завалы деревьев с ловкостью северной обезьяны локитта, которая когда-то водилась в лесах Финляндии. Потом лопари истребили их на воротники. Потом та же судьба постигла и лопарей.
Мы с треском и шумом ломились за Йокки.
Наконец мы пришли к ручью. Берег его был изрядно изрыт лопатами, которые валялись тут же. На берегу лежали круглые металлические лотки для промывки песка. Йокки схватил лоток, погрузил его в ручей и швырнул на него лопату песка. И стал двигать лотком туда-сюда, промывая песок.
Как вдруг его лицо озарилось улыбкой, он выхватил из воды что-то мелкое и поднял над головой.
– Солотто!! – завопил он.
И в самом деле, это был маленький самородок, похожий на голову курицы, величиною не больше фасоли. Как я потом узнал, этот самородок Йокки всегда подкладывал в песок, когда показывал старателям, как надо мыть золото.
Рекламная уловка.
Но мы с Настасьей поверили, схватили по лотку и принялись остервенело промывать песок.
Йокки бесшумно испарился. Он-то знал, какое это безнадежное занятие. Часа три мы просеивали этот песок, причем у меня зародилась мысль, что он уже многократно просеян несколькими поколениями старателей. Ни одной золотинки! Вдруг Настя показала мне песчинку, блеснувшую на солнце.
– Солото... – устало сказала дочь, подражая лопарю.
Я тут же посчитал, что такими темпами мы намоем на «мерседес» в течение всего ста двадцати лет.
Мы перекусили, и я снова взялся за лопату и лоток, а дочь отправилась в лес есть чернику.
Внезапно у ручья появилась процессия, состоящая из маленького восточного человека с усами, похожего на Саддама Хусейна, трех его слуг в тюрбанах и Йокки, который их вел, о чем-то говоря с Саддамом на языке, который он считал арабским.
Они расположились выше по ручью, метрах в ста, и слуги в тюрбанах принялись кидать песок на лоток восточного человека, а тот величественно, как и подобает диктатору, стал промывать этот песок.
Йокки восторженно наблюдал за ним, замерев рядом в позе суслика в степи.
«Шейх какой-нибудь, что ли? – подумал я. – Зачем ему золото? Он может его купить сколько хочешь».
Но здесь, видимо, та же история, что с рыбалкой. Купить можно любую рыбу. Но интереснее поймать самому!
Вдруг «шейх» издал короткий восточный вопль. Он наклонился над лотком, и в его руках блеснул довольно крупный золотой самородок, насколько я мог разглядеть с расстояния в сто метров. Йокки подпрыгнул от радости и что-то залопотал. «Шейх» промыл самородок в ручье, повертел в руках, цокая языком, а потом спрятал в расшитую драгоценными камнями торбу, висевшую у него на плече.
Я продолжал полоскать песок без малейших проблесков драгметалла.
Через три минуты снова раздался вопль «шейха» и подобострастное лопотание Йокки. Он нашел второй самородок, этот восточный балбес! И снова бросил его в торбу, где самородки глухо звякнули друг о друга.
До конца рабочей смены этот придурок намыл двенадцать самородков величиною от грецкого ореха до апельсина. Он даже скрючился немного от веса торбы, но прислуге ее не отдавал.
Йокки аплодировал, смеялся в кулачок, восхищенно что-то шептал, молился своим саамским богам, короче, вел себя до крайности подхалимски.
Я не выдержал, подошел к нему сзади и спросил:
– Йокки, что за хрень получается? И это у вас зовется равноправием?
– Та, та... – закивал Йокки. – Этта ест солото гарант! Тур солото гарант!
– Тур гарантированного золота? – переспросил я.
– Та! Та!
– Я тоже хочу такой, – заявил я.
– Теньги тругой, софсем тругой...
Другими словами, «шейху» купили путевку за пятьдесят тысяч американских рублей на неделю с гарантией отмывки двух килограммов золотых самородков, которые исправно и незаметно подкладывались прислугой в лоток этого олуха.
Не знаю, был ли он в курсе такой золотой рыбалки, но радовался, как ребенок.
А у нас тур был без гарантии, поэтому ни шиша мы не отмыли. Настя возвратилась из леса почему-то сияющая, с перемазанным черникой ртом. А я был зол на Губернатора и Лапландию. Обещали золото, а подсунули кучу мокрого песка!
– Что ты лыбишься, как блин на сковородке?! – довольно грубо спросил я Настю.
Она захлопала ресницами от неожиданности, потом сказала:
– А тебе много золота хочется?
– Конечно! А ты думала! – закричал я.
– Ну, я постараюсь, – сказала она.
– Что ты постараешься?!
– Наколдовать. Здесь хорошо колдуется.
Колдунья нашлась!
Вечером выпили с Ларисой водки, стало хорошо. Лариса так и не вылезла из белого махрового полотенца, дышала жаром и была необыкновенно прекрасна. Мы сидели на веранде и смотрели, как на озеро опускается легкий туман. А потом отвязали лодку от сходен рядом с домом и выплыли на простор.
И Лариса затянула своим чудесным голосом на все озеро:
Утром опять с Настей кинулись к лоткам – я упорный, как гусь! Моем этот треклятый песок, ни фига не намываем. А между прочим, за каждый день платим по двадцать с лишним евро на двоих. Хорошо, Лариса опять намазалась кремами, пошла загорать на камень, пока сауна топится.
– Ну, где твое колдовство? – спрашиваю дочь.
Настасья посмотрела на меня укоризненно: мол, что ж ты без колдовства ничего не можешь сделать? И пошла в лес колдовать.
А я песок кидаю и мою, кидаю и мою. Как вдруг вместе с очередной лопатой песка, чувствую, в лоток попадает камень. Промываю и вижу – сияет чистым золотом! Размерами со сливу!
Издал я рев – это вам не «шейх» взвизгнул! Он, кстати, продолжал там свои халявные слитки выуживать, но мой-то трудовой! Оперся о лопату и смотрит, чем это я в воздухе потрясаю. Потом послал слугу посмотреть. Прибежал смуглый паренек в тюрбане, я ему сунул самородок под нос: любуйся! Он поцокал языком, побежал к хозяину, залопотал что-то. «Шейх» достал мобилу, звонит.
Через три минуты примчался Йокки. «Шейх» ему на меня показал: что за непорядок, мол? Кто здесь смеет, кроме меня, самородки добывать?!
Йокки ко мне прискакал, увидел самородок и побелел.
– Не мошшетт бытт!
– Может, может, – говорю и бросаю на лоток новую лопату. А там пластинка золотая с кленовый лист и толстенькая, граммов на двести!
Йокки руками на меня замахал, побежал куда-то, хрустя валежником, проламываясь сквозь кусты.
«Шейх» лопату бросил в сердцах и удалился в сопровождении свиты. Сломал я ему кайф. А у меня удача удесятерила силы, я стал мыть в десять раз быстрее, пока не устал.
Тут Настя вернулась из леса, на голове веночек из лесных цветов.
– Настасья! Колдунья! – закричал я. – Есть золото!
– Ух ты! Значит, не обманули! – говорит она.
– Кто не обманул?!
– Лесные духи.
– Ерунда. Просто я везучий. Пошли мамку обрадуем.
И в тот вечер мы настроили планов по самое не хочу. Я, конечно, ни в какое колдовство не верю, просто нашли золотую жилу. Вот она самая и есть. И надо ее разрабатывать.
На следующее утро я сразу туда, но Настасья говорит:
– Папа, пошли по течению, метров шестьдесят. Отмеряй.
– Почему это? – не понял я. – Вот она, наша золотая жила!
– Сегодня там будет жила. Я наколдовала.
Ладно, пошли туда. Типа попробовать.
Не успели начать, как вокруг нас какие-то люди появились. Во-первых, журналисты с финского телевидения. Просят показать самородки и рассказать, как мы их нашли. Во-вторых, два финских полицейских при оружии. Это чтобы, значит, нас охранять с золотом. Ну и стали прибывать братья-золотоискатели, услышав про наш Клондайк по телевизору. Оккупировали наше старое место, стали там орудовать. Но чего-то никаких слитков не находят.
А мы с Настасьей, видя такое внимание публики, стали выдавать на-гора по-стахановски. Сначала она один самородок маленький, с виноградину, потом я два, тоже небольших, а потом, уже к обеду, Настасья грохнула на лоток золотую грушу весом в полкило.
Чем сразу побила местный рекорд.
Ажиотаж страшный!
Конкуренты-золотоискатели норовят поближе к нашей жиле копать. Полицейские их отгоняют, как мух. Журналисты с камерами бегают. Жаль, «шейх» этого не видел, он на промысел решил не выходить, пока наше безобразие не кончится.
На Йокки было жалко смотреть. Лопарь понял, что сидел на золоте, а золота не нашел. Думал, что все уже выбрали, ан нет – осталось еще до черта.
Вечером поникший Йокки приехал к нам на старом джипе в сопровождении полицейских.
– Натто стать солотто, – печально промолвил он.
– Кому сдать? Зачем?
– Пот охранну.
И мы с ним поехали в контору поселка, где Йокки выделил мне сейф под слитки. Туда я сгрузил добытые самородки общим количеством девять штук и весом в полтора килограмма. То есть тысяч на пятнадцать долларов, не меньше. Ключи Йокки отдал мне и сказал, что сейф будут охранять горячие финские парни в форме.
Неожиданное обогащение растревожило меня. Вечером я пошел в сауну с Ларисой, выпил пива и заснул на своей кровати, предварительно зайдя в комнату к Настасье и пожелав ей спокойной ночи. Дочь читала «Саамские сказки», которые захватила с собою в дорогу из Питера.
– Интересно? – спросил я.
– Ой, очень!
– Не понимаю. В сказках врут, – сказал я.
– А вот и нет, – обиделась Настасья.
Ночью я вдруг проснулся, будто кто меня толкнул. Я вышел из спальни, открыл холодильник и выпил пива. Потом подошел к окну и взглянул на природу.
Белая ночь бывает в Питере. В Лапландии я назвал бы это «ночным днем». Солнце стояло низко над горизонтом, было светло, как днем, но в воздухе была разлита нега и покой, как ночью. Поэтому все казалось призрачным, ненастоящим.
И самыми призрачными и ненастоящими казались три фигурки, сидящие на лужайке перед нашим домом, под тентом типа «грибок», за столиком. Они играли в карты и тихо хихикали.
Это были Настасья и два маленьких голых человечка, ростом не выше табуретки, что можно было определить по тому, что головы их едва высовывались из-за стола.
Я протер глаза. Видение не исчезло. Человечки были по виду взрослые, но совсем лилипуты. У них были смешные физиономии, как в мультиках, тонкие ручки и ножки. Глаза, как пуговки, и кудрявые волосы – у одного светлые, а у другого темные.
Кто такие? Что им здесь надо? Почему Настя с ними играет ночью?
Такие вопросы пронеслись в голове, я рывком распахнул дверь на веранду и появился перед ними в одних трусах.
Человечки застыли на мгновение, потом побросали карты, разом спрыгнули со стульев и бросились наутек по лужайке.
– Стойте! – закричала им Настасья. – Это папа. Он нестрашный. Он вас не обидит.
Приятно было слышать, что я нестрашный. Хотя думаю, что в ту минуту я был страшен.
Человечки замерли, потом несмело двинулись назад. Я затруднился бы сказать – кто из них мальчик, а кто девочка, потому что никаких признаков мальчика и девочки у них не было, как у пластмассовых кукол.
– Папа, познакомься. Это Чуха и Чаха, мои друзья, – сказала Настасья.
Человечки с достоинством поклонились.
– А... кто они? – выговорил я.
– Они чхакли. Местные гномы, – сказала Настя.
– А-а... гномы... – пробормотал я, стараясь ущипнуть себя за запястье.
– Ну да. Они живут под землей.
Гномы согласно закивали своими головками.
Я спустился с веранды и пожал гномам лапки. Они были тоненькие и теплые. Вообще, эти чхакли были вполне симпатичны, но их нереальность все же сильно смущала.
– Вы на каком языке говорите? – спросил я.
– На всех. Мы же сказочные, – ответил светловолосый Чаха.
Голосок у него был неожиданно довольно густой. То есть примерно голос мальчика лет десяти.
– Что ж, садитесь, говорить будем, – пригласил я их за стол и уселся сам.
И вот что выяснилось в этот ночной день, в эту сказочную лапландскую ночь.
Настасья познакомилась с чхаклями случайно. То есть она сначала прочла о них в «Саамских сказках», а потом нашла в лесу пещерку. Заглянула туда и увидела маленькое стойбище чхаклей – с чумами и оленями. Олени тоже были миниатюрные, не больше кошки.
Как ей удалось с ними договориться, неизвестно. Наверное, с помощью чипсов «Эстрелла». Чхакли обожают чипсы, готовы за чипсы душу продать. И Настасья договорилась с ними о поставках золота за чипсы. Чхакли золото не считают за товар, оно им не нужно, но знают, что у людей оно ценится.
Короче, чхакли стали закапывать свое золото (а его у них немеряно) в прибрежный песок, а мы потом откапывали.
В этом и было Настасьино «колдовство».
Порцию золота назавтра Чуха с Чахой уже заготовили, а теперь играли в карты на те же чипсы. Между прочим, смышленые гномы. В «подкидного» вполне секут.
Выиграли они у нас две небольшие пачки чипсов «барбекю» и ушли довольные. А мы с Настей отправились досыпать.
Но как тут уснуть?
Я до утра переводил чипсы в золото и получалось, что мы можем увезти из Лапландии не то, что «мерседес», а двухэтажный кирпичный дом со всей мебелью и участком, кучу техники и тряпок.
Но не тут-то было.
Я не учел некоторых свойств этого страшного металла, который называется «золото». Это вам не чипсы.
На следующее утро Настя указала новый участок, и мы сходу отмыли там три крупных самородка. Чуха с Чахой постарались.
Журналисты и полицейские от нас не отходили. Причем их все прибавлялось. Появились и какие-то странные люди в штатском, которые наблюдали за нами молча.
Йокки куда-то делся, вместо него появился толстый молчаливый финн Пекки. Как потом выяснилось, Йокки увезли в Хельсинки давать показания, а Пекки был следователем по особо важным делам.
Финны не хотели расставаться с золотишком на несколько десятков тысяч долларов. Понять их можно.
Вообще, золото делает людей злыми и дурными.
Это я на всякий случай.
К вечеру наш золотой запас достиг трех килограммов, и было ясно, что мы на этом не остановимся.
Пекки пригласил меня в бар, заказал пива и начал разговор.
– Вы понимаете, что этого не может быть? – спросил он меня по-английски.
– Но это же есть. Вы своими глазами видите.
– Дэвида Копперфилда тоже все видят. И тем не менее, это фокусы.
– Вы хотите сказать... – начал я.
– Я ничего не хочу сказать. Но я вынужден конфисковать это золото и отправить его на экспертизу.
– Как? А условия контракта? Там написано, что все добытое золото должно остаться у меня.
Пекки пожал плечами и предъявил мне какую-то бумажку.
– Вот постановление прокурора о конфискации. Это все очень подозрительно, по мнению нашего департамента.
Я понял, что золота я не увижу, как своих ушей.
Жадность фраера сгубила, вспомнил я популярную поговорку.
– Вы можете продолжать мыть золото. Контракт еще не истек, – сказал Пекки.
Они хотят, чтобы мы с гномами намыли им тонну? Как бы не так!
Но на следующий день мы пополнили запас еще на один килограмм. Окружающие нас люди перестали восхищаться. Теперь они злобно завидовали. Каждый новый самородок встречали свистом и улюлюканьем. Они думали, что мы показываем фокусы.
Вечером я гордо отнес очередные самородки в контору и запер в сейф.
Дверь комнаты, где стоял сейф, охраняли четыре солдата с автоматами. И ключа от этой комнаты у меня не было.
Ночью к нам пришли чхакли.
Мы рассказали им, как опасно быть обладателем золота. Мы положили на стол четыре пачки чипсов и стали их вместе есть и пить пиво. Чуха и Чаха впервые попробовали пиво «Lapin Kulta» и нашли его восхитительным.
– Нам это золото досталось просто так, пусть забирают! – сказал я. – Больше не надо нам его подкладывать. В сущности, они правы. Это был фокус.
– Не-ет! – закричала чхакли. – Наша дружба не фокус. И обмен был справедлив. Золото на чипсы. Чипсы для нас гораздо ценнее этих блестящих камней.
– Что вы предлагаете? – спросил я.
– Дайте нам ключи от сейфа, – сказал Чаха.
Я дал им ключи, и оба гнома исчезли в ночном тумане. Мы с Настей ждали, мы надеялись, что у них все получится.
Уже под утро из тумана выплыли две маленькие голые фигурки. Сгибаясь от тяжести, они несли вдвоем за ручки полиэтиленовый пакет, в котором было что-то тяжелое.
Я заглянул туда. Там сверкало наше золото.
– Что нам с ним делать? – спросил я. – В Россию взять его невозможно. Его отберут по дороге. Его не пропустят таможенники. Нас могут убить бандиты. Разве нам это нужно? Давайте утопим его в озере!
– Нет, – сказала Настасья. – Давайте зароем его в условном месте. Это будет наш клад. Мы будем знать, что у нас где-то есть клад, а в нем много золота. А может быть, его найдет случайный путешественник...
– ...И тогда его ограбят бандиты и арестуют пограничники! – закончил я.
И все же мы пошли в сопки по утренней росе.
Солнце медленно поднималось от горизонта, верхушки елей золотились, вершины сопок сияли золотом.
Далекое озеро блистало золотой дорожкой.
Золото было везде – в природе и у нас в мешочке.
Мы нашли огромный черный валун и закопали мешок с золотом прямо под ним. А потом мы, взявшись за руки, дали друг другу клятву хранить тайну этого клада. Маленькие пальчики чхаклей до сих пор помнит моя ладонь.
Чуха и Чаха, забрав остатки чипсов, ушли в свое подземное стойбище, а мы вернулись домой. Я тщательно протер ключи от сейфа ваткой, смоченной в одеколоне, чтобы стереть отпечатки пальцев, и улегся в кровать.
Мы с Настей ощущали себя преступниками.
И действительно, утром примчался джип с Пекки и солдатами. Пекки потребовал у меня ключи от сейфа. Он очень волновался.
– Что случилось? – спросил я.
Он только махнул рукой и умчался с ключами.
А я не спеша пошел к конторе.
Там было настоящее столпотворение полиции и журналистов. Ко мне сразу кинулись с микрофонами, но я лишь пожимал плечами и говорил, что ничего не знаю, расскажите, мол, что случилось.
И мне поведали, что в полу комнаты, где стоял сейф, обнаружили небольшую дыру. Сейф оказался пустым. Следов взлома сейфа не обнаружено.
– Как вы можете это объяснить? – спросил меня Пекки.
Я лишь пожал плечами.
– Похоже, здесь орудовали чхакли. Знаете, это такие персонажи саамских сказок, – предположил я.
– Мне сейчас не до шуток! – отмахнулся Пекки.
Нас отпустили домой. Никаких улик против нас не было.
Мы ехали к югу, к границе с Россией. В кошельке у Настасьи было спрятано маленькое золотое сердечко. Его принесли Чаха и Чуха, когда мы собирались в дорогу, и подарили Насте. Они плакали, расставаясь, и говорили, что таких вкусных чипсов они никогда не ели.
Золото не делает людей счастливыми.
А чипсы могут сделать.
Мы приехали домой. «Мерседеса» у нас так и не появилось, зато мы точно знаем, что где-то в краю Санта-Клауса, под большим черным камнем лежит мешочек с золотыми слитками – наш клад, который когда-нибудь достанется усталому путнику.
А Губернатора, пока мы ездили, перевели в Москву. Спросить теперь не с кого.
2003 г.
Машина у меня – «Вольво» седьмой серии возраста пожилой собаки. А народ кругом давно ездит на «мерседесах». Это было бы ничего, если бы при этом они не смотрели на меня сквозь тонированные стекла, как на неудачника жизненного движения.
А Паша этого не любит. Паша еще кому хочешь вставит фитиль, подожжет и только потом позвонит в пожарную команду.
Паша – это я, как вы поняли.
Короче, снимаю трубку, звоню Губернатору.
– Вова, – говорю, – что за бардак в твоем королевстве? При Толике такого не было...
– А что? А что? – сразу заволновался.
– Кредит взять в банке не могу на покупку «мерседеса».
Губернатор загрустил. Видно, ему тоже давно не дают. Это было до того, как его в Москву Президент пригласил заниматься батареями народного отопления.
– Паша, я постараюсь что-нибудь для тебя сделать, – говорит.
– Да уж постарайся. Не разбазаривай электорат.
Через день – звонок и приятный женский голос:
– Мы предлагаем вам и вашей семье путевку в Лапландию.
– Куда-а? Я такой страны не знаю.
– Ничего, узнаете. Приходите заполнять анкеты.
Оказалось, действительно, Смольный перекинул льготные путевки в турфирму на мое имя. И нужно ехать в Лапландию мыть золото. У них там золотой туризм процветает. Сколько намыл – все твое.
Лапландия, как мне удалось узнать, – это север Финляндии, за Полярным кругом. Там живет Санта-Клаус, по-русски Дед Мороз. И лопари живут тоже, или саамы по-другому. Едят оленину и моют это самое золото.
Раньше я иногда мыл посуду, Василису мыл в ванночке, когда маленькая была, и отмывал деньги за разного рода махинации, когда ими занимался, пока не стал честным гражданином.
Золото никогда не мыл.
Это было интересное предложение со стороны Губернатора. Я посчитал, что на покупку «мерседеса» мне нужно намыть примерно два с половиной – три килограмма золота. Такой сравнительно небольшой кусок. Правда, в проспекте турфирмы сообщалось, что самый крупный самородок, когда-либо попадавший в лоток старателя в Лапландии, весил всего триста сорок граммов. И было это семьдесят лет назад.
Но ничего. Где наша не пропадала. Мы едем втроем, рассуждал я, – жена Лариса, дочь Настя и я. Намоем маленькими кусочками.
Жена Лариса моложе меня на четырнадцать лет, ей тридцать пять. А дочери нашей Настасье всего двенадцать. Идея намыть золота ей очень пришлась по душе. Если не на «мерседес», то на мобильник Motorola с цветным дисплеем. «Плюс еще двадцать граммов», – подумал я.
Собрались мы, получили визы, взяли отпуска в своих фирмах, в которых летом все равно мухи дохли от скуки и отсутствия заказчиков, сели в «Вольво» – и двинули в Лапландию.
Жарко было, начало июля. Лариса моя роскошной блондинкой рядом со мною, а сзади Настя с картой в руках – наш штурман.
Границу проскочили быстро, в дьюти-фри запаслись пивом по теме «Lapin Kulta» – «Золото Лапландии» в переводе. 6 коробок по 24 банки. И двинули на Север по прекрасным финским дорогам.
Надо сказать, что Лариса в успех нашего предприятия не верила и насмехалась над нами:
– Если трех золотинок, которые вы намоете, хватит на то, чтобы починить мою золотую цепочку, я вам куплю мороженого, – сказала она.
– Что значит: «вы намоете»? – спросил я. – А ты что собираешься там делать?
– Днем загорать на скалах, вечером в сауне. Мне надо похудеть, – сказала она.
Что правда, то правда. Выглядела Лариса мощно, уверенно, красиво, килограммов на семьдесят. Таких женщин очень любят лица кавказской национальности с питерских продуктовых рынков. И она это знает.
Ей всегда там дают лишний помидор.
Мы продвигались на север среди лесов, озер и болот, и день удлинялся, растягивался, готовясь перейти в полярный безразмерный день с незаходящим солнцем.
Предчувствие чего-то необычного овладело мною. Я представил себе кусок золота весом в три кило. Он сиял и крутился в воздухе, будто был невесом. Это было даже красивей, чем «мерседес».
Я так размечтался, что чуть не сбил северного оленя, не спеша переходившего автостраду. А это означало, что мы уже в Лапландии.
Олень презрительно взглянул на меня, покачал ветвистыми рогами и скрылся в лесу.
Переночевав в гостиничном чуме в поселке Асмунти, не доезжая немного до Рованиеми, мы отправились еще дальше на север и еще через несколько часов были у цели, в местечке Саарисельки.
Здесь нас определили в коттедж с сауной, и Лариса сразу принялась ее топить. А мы с Настей пошли к местному проводнику, знатоку золотоносных ручьев. Звали его Йокки, это был маленький кудрявый лопарь, очень подвижный, с большими ушами. Говорил на всех языках и на всех языках плохо.
– Та-та-та, – закивал он лохматой головой. – Солотто та. Путешь погатым.
– Что он говорит? – не поняла Настя.
– Он говорит, что я буду богатым.
Тут же выяснилось, что лицензия на старательские работы стоит десять евро в день с человека. И я прямо спросил этого Йокки, стоит ли овчинка выделки.
– Офшинкка? Йа! – выкрикнул он. – Сопирайтес, мы итем тута!
И мы пошли собираться. Лариса уже успела сделать заход в сауну и сидела на открытой веранде коттеджа, завернутая в махровое полотенце, распаренная, розовая и довольная.
– А вы дураки, – сказала она.
– Золото по осени считают! – огрызнулся я.
Мы с Настей переоделись в старые джинсы и резиновые сапоги, как велел Йокки, натерлись мазью от комаров и двинулись в тайгу. Или это была уже тундра, я не понял.
– Грузите золото в бочках! – крикнула нам вслед Лариса.
Мы едва поспевали за этим ушастым Йокки, который перепрыгивал коряги и протискивался сквозь завалы деревьев с ловкостью северной обезьяны локитта, которая когда-то водилась в лесах Финляндии. Потом лопари истребили их на воротники. Потом та же судьба постигла и лопарей.
Мы с треском и шумом ломились за Йокки.
Наконец мы пришли к ручью. Берег его был изрядно изрыт лопатами, которые валялись тут же. На берегу лежали круглые металлические лотки для промывки песка. Йокки схватил лоток, погрузил его в ручей и швырнул на него лопату песка. И стал двигать лотком туда-сюда, промывая песок.
Как вдруг его лицо озарилось улыбкой, он выхватил из воды что-то мелкое и поднял над головой.
– Солотто!! – завопил он.
И в самом деле, это был маленький самородок, похожий на голову курицы, величиною не больше фасоли. Как я потом узнал, этот самородок Йокки всегда подкладывал в песок, когда показывал старателям, как надо мыть золото.
Рекламная уловка.
Но мы с Настасьей поверили, схватили по лотку и принялись остервенело промывать песок.
Йокки бесшумно испарился. Он-то знал, какое это безнадежное занятие. Часа три мы просеивали этот песок, причем у меня зародилась мысль, что он уже многократно просеян несколькими поколениями старателей. Ни одной золотинки! Вдруг Настя показала мне песчинку, блеснувшую на солнце.
– Солото... – устало сказала дочь, подражая лопарю.
Я тут же посчитал, что такими темпами мы намоем на «мерседес» в течение всего ста двадцати лет.
Мы перекусили, и я снова взялся за лопату и лоток, а дочь отправилась в лес есть чернику.
Внезапно у ручья появилась процессия, состоящая из маленького восточного человека с усами, похожего на Саддама Хусейна, трех его слуг в тюрбанах и Йокки, который их вел, о чем-то говоря с Саддамом на языке, который он считал арабским.
Они расположились выше по ручью, метрах в ста, и слуги в тюрбанах принялись кидать песок на лоток восточного человека, а тот величественно, как и подобает диктатору, стал промывать этот песок.
Йокки восторженно наблюдал за ним, замерев рядом в позе суслика в степи.
«Шейх какой-нибудь, что ли? – подумал я. – Зачем ему золото? Он может его купить сколько хочешь».
Но здесь, видимо, та же история, что с рыбалкой. Купить можно любую рыбу. Но интереснее поймать самому!
Вдруг «шейх» издал короткий восточный вопль. Он наклонился над лотком, и в его руках блеснул довольно крупный золотой самородок, насколько я мог разглядеть с расстояния в сто метров. Йокки подпрыгнул от радости и что-то залопотал. «Шейх» промыл самородок в ручье, повертел в руках, цокая языком, а потом спрятал в расшитую драгоценными камнями торбу, висевшую у него на плече.
Я продолжал полоскать песок без малейших проблесков драгметалла.
Через три минуты снова раздался вопль «шейха» и подобострастное лопотание Йокки. Он нашел второй самородок, этот восточный балбес! И снова бросил его в торбу, где самородки глухо звякнули друг о друга.
До конца рабочей смены этот придурок намыл двенадцать самородков величиною от грецкого ореха до апельсина. Он даже скрючился немного от веса торбы, но прислуге ее не отдавал.
Йокки аплодировал, смеялся в кулачок, восхищенно что-то шептал, молился своим саамским богам, короче, вел себя до крайности подхалимски.
Я не выдержал, подошел к нему сзади и спросил:
– Йокки, что за хрень получается? И это у вас зовется равноправием?
– Та, та... – закивал Йокки. – Этта ест солото гарант! Тур солото гарант!
– Тур гарантированного золота? – переспросил я.
– Та! Та!
– Я тоже хочу такой, – заявил я.
– Теньги тругой, софсем тругой...
Другими словами, «шейху» купили путевку за пятьдесят тысяч американских рублей на неделю с гарантией отмывки двух килограммов золотых самородков, которые исправно и незаметно подкладывались прислугой в лоток этого олуха.
Не знаю, был ли он в курсе такой золотой рыбалки, но радовался, как ребенок.
А у нас тур был без гарантии, поэтому ни шиша мы не отмыли. Настя возвратилась из леса почему-то сияющая, с перемазанным черникой ртом. А я был зол на Губернатора и Лапландию. Обещали золото, а подсунули кучу мокрого песка!
– Что ты лыбишься, как блин на сковородке?! – довольно грубо спросил я Настю.
Она захлопала ресницами от неожиданности, потом сказала:
– А тебе много золота хочется?
– Конечно! А ты думала! – закричал я.
– Ну, я постараюсь, – сказала она.
– Что ты постараешься?!
– Наколдовать. Здесь хорошо колдуется.
Колдунья нашлась!
Вечером выпили с Ларисой водки, стало хорошо. Лариса так и не вылезла из белого махрового полотенца, дышала жаром и была необыкновенно прекрасна. Мы сидели на веранде и смотрели, как на озеро опускается легкий туман. А потом отвязали лодку от сходен рядом с домом и выплыли на простор.
И Лариса затянула своим чудесным голосом на все озеро:
Такие песни хорошо слушать в чужой Лапландии. Сразу чувствуешь себя русским, народным, всемирным...
Каким ты был,
Таким остался.
Орел седой,
Казак лихой...
Утром опять с Настей кинулись к лоткам – я упорный, как гусь! Моем этот треклятый песок, ни фига не намываем. А между прочим, за каждый день платим по двадцать с лишним евро на двоих. Хорошо, Лариса опять намазалась кремами, пошла загорать на камень, пока сауна топится.
– Ну, где твое колдовство? – спрашиваю дочь.
Настасья посмотрела на меня укоризненно: мол, что ж ты без колдовства ничего не можешь сделать? И пошла в лес колдовать.
А я песок кидаю и мою, кидаю и мою. Как вдруг вместе с очередной лопатой песка, чувствую, в лоток попадает камень. Промываю и вижу – сияет чистым золотом! Размерами со сливу!
Издал я рев – это вам не «шейх» взвизгнул! Он, кстати, продолжал там свои халявные слитки выуживать, но мой-то трудовой! Оперся о лопату и смотрит, чем это я в воздухе потрясаю. Потом послал слугу посмотреть. Прибежал смуглый паренек в тюрбане, я ему сунул самородок под нос: любуйся! Он поцокал языком, побежал к хозяину, залопотал что-то. «Шейх» достал мобилу, звонит.
Через три минуты примчался Йокки. «Шейх» ему на меня показал: что за непорядок, мол? Кто здесь смеет, кроме меня, самородки добывать?!
Йокки ко мне прискакал, увидел самородок и побелел.
– Не мошшетт бытт!
– Может, может, – говорю и бросаю на лоток новую лопату. А там пластинка золотая с кленовый лист и толстенькая, граммов на двести!
Йокки руками на меня замахал, побежал куда-то, хрустя валежником, проламываясь сквозь кусты.
«Шейх» лопату бросил в сердцах и удалился в сопровождении свиты. Сломал я ему кайф. А у меня удача удесятерила силы, я стал мыть в десять раз быстрее, пока не устал.
Тут Настя вернулась из леса, на голове веночек из лесных цветов.
– Настасья! Колдунья! – закричал я. – Есть золото!
– Ух ты! Значит, не обманули! – говорит она.
– Кто не обманул?!
– Лесные духи.
– Ерунда. Просто я везучий. Пошли мамку обрадуем.
И в тот вечер мы настроили планов по самое не хочу. Я, конечно, ни в какое колдовство не верю, просто нашли золотую жилу. Вот она самая и есть. И надо ее разрабатывать.
На следующее утро я сразу туда, но Настасья говорит:
– Папа, пошли по течению, метров шестьдесят. Отмеряй.
– Почему это? – не понял я. – Вот она, наша золотая жила!
– Сегодня там будет жила. Я наколдовала.
Ладно, пошли туда. Типа попробовать.
Не успели начать, как вокруг нас какие-то люди появились. Во-первых, журналисты с финского телевидения. Просят показать самородки и рассказать, как мы их нашли. Во-вторых, два финских полицейских при оружии. Это чтобы, значит, нас охранять с золотом. Ну и стали прибывать братья-золотоискатели, услышав про наш Клондайк по телевизору. Оккупировали наше старое место, стали там орудовать. Но чего-то никаких слитков не находят.
А мы с Настасьей, видя такое внимание публики, стали выдавать на-гора по-стахановски. Сначала она один самородок маленький, с виноградину, потом я два, тоже небольших, а потом, уже к обеду, Настасья грохнула на лоток золотую грушу весом в полкило.
Чем сразу побила местный рекорд.
Ажиотаж страшный!
Конкуренты-золотоискатели норовят поближе к нашей жиле копать. Полицейские их отгоняют, как мух. Журналисты с камерами бегают. Жаль, «шейх» этого не видел, он на промысел решил не выходить, пока наше безобразие не кончится.
На Йокки было жалко смотреть. Лопарь понял, что сидел на золоте, а золота не нашел. Думал, что все уже выбрали, ан нет – осталось еще до черта.
Вечером поникший Йокки приехал к нам на старом джипе в сопровождении полицейских.
– Натто стать солотто, – печально промолвил он.
– Кому сдать? Зачем?
– Пот охранну.
И мы с ним поехали в контору поселка, где Йокки выделил мне сейф под слитки. Туда я сгрузил добытые самородки общим количеством девять штук и весом в полтора килограмма. То есть тысяч на пятнадцать долларов, не меньше. Ключи Йокки отдал мне и сказал, что сейф будут охранять горячие финские парни в форме.
Неожиданное обогащение растревожило меня. Вечером я пошел в сауну с Ларисой, выпил пива и заснул на своей кровати, предварительно зайдя в комнату к Настасье и пожелав ей спокойной ночи. Дочь читала «Саамские сказки», которые захватила с собою в дорогу из Питера.
– Интересно? – спросил я.
– Ой, очень!
– Не понимаю. В сказках врут, – сказал я.
– А вот и нет, – обиделась Настасья.
Ночью я вдруг проснулся, будто кто меня толкнул. Я вышел из спальни, открыл холодильник и выпил пива. Потом подошел к окну и взглянул на природу.
Белая ночь бывает в Питере. В Лапландии я назвал бы это «ночным днем». Солнце стояло низко над горизонтом, было светло, как днем, но в воздухе была разлита нега и покой, как ночью. Поэтому все казалось призрачным, ненастоящим.
И самыми призрачными и ненастоящими казались три фигурки, сидящие на лужайке перед нашим домом, под тентом типа «грибок», за столиком. Они играли в карты и тихо хихикали.
Это были Настасья и два маленьких голых человечка, ростом не выше табуретки, что можно было определить по тому, что головы их едва высовывались из-за стола.
Я протер глаза. Видение не исчезло. Человечки были по виду взрослые, но совсем лилипуты. У них были смешные физиономии, как в мультиках, тонкие ручки и ножки. Глаза, как пуговки, и кудрявые волосы – у одного светлые, а у другого темные.
Кто такие? Что им здесь надо? Почему Настя с ними играет ночью?
Такие вопросы пронеслись в голове, я рывком распахнул дверь на веранду и появился перед ними в одних трусах.
Человечки застыли на мгновение, потом побросали карты, разом спрыгнули со стульев и бросились наутек по лужайке.
– Стойте! – закричала им Настасья. – Это папа. Он нестрашный. Он вас не обидит.
Приятно было слышать, что я нестрашный. Хотя думаю, что в ту минуту я был страшен.
Человечки замерли, потом несмело двинулись назад. Я затруднился бы сказать – кто из них мальчик, а кто девочка, потому что никаких признаков мальчика и девочки у них не было, как у пластмассовых кукол.
– Папа, познакомься. Это Чуха и Чаха, мои друзья, – сказала Настасья.
Человечки с достоинством поклонились.
– А... кто они? – выговорил я.
– Они чхакли. Местные гномы, – сказала Настя.
– А-а... гномы... – пробормотал я, стараясь ущипнуть себя за запястье.
– Ну да. Они живут под землей.
Гномы согласно закивали своими головками.
Я спустился с веранды и пожал гномам лапки. Они были тоненькие и теплые. Вообще, эти чхакли были вполне симпатичны, но их нереальность все же сильно смущала.
– Вы на каком языке говорите? – спросил я.
– На всех. Мы же сказочные, – ответил светловолосый Чаха.
Голосок у него был неожиданно довольно густой. То есть примерно голос мальчика лет десяти.
– Что ж, садитесь, говорить будем, – пригласил я их за стол и уселся сам.
И вот что выяснилось в этот ночной день, в эту сказочную лапландскую ночь.
Настасья познакомилась с чхаклями случайно. То есть она сначала прочла о них в «Саамских сказках», а потом нашла в лесу пещерку. Заглянула туда и увидела маленькое стойбище чхаклей – с чумами и оленями. Олени тоже были миниатюрные, не больше кошки.
Как ей удалось с ними договориться, неизвестно. Наверное, с помощью чипсов «Эстрелла». Чхакли обожают чипсы, готовы за чипсы душу продать. И Настасья договорилась с ними о поставках золота за чипсы. Чхакли золото не считают за товар, оно им не нужно, но знают, что у людей оно ценится.
Короче, чхакли стали закапывать свое золото (а его у них немеряно) в прибрежный песок, а мы потом откапывали.
В этом и было Настасьино «колдовство».
Порцию золота назавтра Чуха с Чахой уже заготовили, а теперь играли в карты на те же чипсы. Между прочим, смышленые гномы. В «подкидного» вполне секут.
Выиграли они у нас две небольшие пачки чипсов «барбекю» и ушли довольные. А мы с Настей отправились досыпать.
Но как тут уснуть?
Я до утра переводил чипсы в золото и получалось, что мы можем увезти из Лапландии не то, что «мерседес», а двухэтажный кирпичный дом со всей мебелью и участком, кучу техники и тряпок.
Но не тут-то было.
Я не учел некоторых свойств этого страшного металла, который называется «золото». Это вам не чипсы.
На следующее утро Настя указала новый участок, и мы сходу отмыли там три крупных самородка. Чуха с Чахой постарались.
Журналисты и полицейские от нас не отходили. Причем их все прибавлялось. Появились и какие-то странные люди в штатском, которые наблюдали за нами молча.
Йокки куда-то делся, вместо него появился толстый молчаливый финн Пекки. Как потом выяснилось, Йокки увезли в Хельсинки давать показания, а Пекки был следователем по особо важным делам.
Финны не хотели расставаться с золотишком на несколько десятков тысяч долларов. Понять их можно.
Вообще, золото делает людей злыми и дурными.
Это я на всякий случай.
К вечеру наш золотой запас достиг трех килограммов, и было ясно, что мы на этом не остановимся.
Пекки пригласил меня в бар, заказал пива и начал разговор.
– Вы понимаете, что этого не может быть? – спросил он меня по-английски.
– Но это же есть. Вы своими глазами видите.
– Дэвида Копперфилда тоже все видят. И тем не менее, это фокусы.
– Вы хотите сказать... – начал я.
– Я ничего не хочу сказать. Но я вынужден конфисковать это золото и отправить его на экспертизу.
– Как? А условия контракта? Там написано, что все добытое золото должно остаться у меня.
Пекки пожал плечами и предъявил мне какую-то бумажку.
– Вот постановление прокурора о конфискации. Это все очень подозрительно, по мнению нашего департамента.
Я понял, что золота я не увижу, как своих ушей.
Жадность фраера сгубила, вспомнил я популярную поговорку.
– Вы можете продолжать мыть золото. Контракт еще не истек, – сказал Пекки.
Они хотят, чтобы мы с гномами намыли им тонну? Как бы не так!
Но на следующий день мы пополнили запас еще на один килограмм. Окружающие нас люди перестали восхищаться. Теперь они злобно завидовали. Каждый новый самородок встречали свистом и улюлюканьем. Они думали, что мы показываем фокусы.
Вечером я гордо отнес очередные самородки в контору и запер в сейф.
Дверь комнаты, где стоял сейф, охраняли четыре солдата с автоматами. И ключа от этой комнаты у меня не было.
Ночью к нам пришли чхакли.
Мы рассказали им, как опасно быть обладателем золота. Мы положили на стол четыре пачки чипсов и стали их вместе есть и пить пиво. Чуха и Чаха впервые попробовали пиво «Lapin Kulta» и нашли его восхитительным.
– Нам это золото досталось просто так, пусть забирают! – сказал я. – Больше не надо нам его подкладывать. В сущности, они правы. Это был фокус.
– Не-ет! – закричала чхакли. – Наша дружба не фокус. И обмен был справедлив. Золото на чипсы. Чипсы для нас гораздо ценнее этих блестящих камней.
– Что вы предлагаете? – спросил я.
– Дайте нам ключи от сейфа, – сказал Чаха.
Я дал им ключи, и оба гнома исчезли в ночном тумане. Мы с Настей ждали, мы надеялись, что у них все получится.
Уже под утро из тумана выплыли две маленькие голые фигурки. Сгибаясь от тяжести, они несли вдвоем за ручки полиэтиленовый пакет, в котором было что-то тяжелое.
Я заглянул туда. Там сверкало наше золото.
– Что нам с ним делать? – спросил я. – В Россию взять его невозможно. Его отберут по дороге. Его не пропустят таможенники. Нас могут убить бандиты. Разве нам это нужно? Давайте утопим его в озере!
– Нет, – сказала Настасья. – Давайте зароем его в условном месте. Это будет наш клад. Мы будем знать, что у нас где-то есть клад, а в нем много золота. А может быть, его найдет случайный путешественник...
– ...И тогда его ограбят бандиты и арестуют пограничники! – закончил я.
И все же мы пошли в сопки по утренней росе.
Солнце медленно поднималось от горизонта, верхушки елей золотились, вершины сопок сияли золотом.
Далекое озеро блистало золотой дорожкой.
Золото было везде – в природе и у нас в мешочке.
Мы нашли огромный черный валун и закопали мешок с золотом прямо под ним. А потом мы, взявшись за руки, дали друг другу клятву хранить тайну этого клада. Маленькие пальчики чхаклей до сих пор помнит моя ладонь.
Чуха и Чаха, забрав остатки чипсов, ушли в свое подземное стойбище, а мы вернулись домой. Я тщательно протер ключи от сейфа ваткой, смоченной в одеколоне, чтобы стереть отпечатки пальцев, и улегся в кровать.
Мы с Настей ощущали себя преступниками.
И действительно, утром примчался джип с Пекки и солдатами. Пекки потребовал у меня ключи от сейфа. Он очень волновался.
– Что случилось? – спросил я.
Он только махнул рукой и умчался с ключами.
А я не спеша пошел к конторе.
Там было настоящее столпотворение полиции и журналистов. Ко мне сразу кинулись с микрофонами, но я лишь пожимал плечами и говорил, что ничего не знаю, расскажите, мол, что случилось.
И мне поведали, что в полу комнаты, где стоял сейф, обнаружили небольшую дыру. Сейф оказался пустым. Следов взлома сейфа не обнаружено.
– Как вы можете это объяснить? – спросил меня Пекки.
Я лишь пожал плечами.
– Похоже, здесь орудовали чхакли. Знаете, это такие персонажи саамских сказок, – предположил я.
– Мне сейчас не до шуток! – отмахнулся Пекки.
Нас отпустили домой. Никаких улик против нас не было.
Мы ехали к югу, к границе с Россией. В кошельке у Настасьи было спрятано маленькое золотое сердечко. Его принесли Чаха и Чуха, когда мы собирались в дорогу, и подарили Насте. Они плакали, расставаясь, и говорили, что таких вкусных чипсов они никогда не ели.
Золото не делает людей счастливыми.
А чипсы могут сделать.
Мы приехали домой. «Мерседеса» у нас так и не появилось, зато мы точно знаем, что где-то в краю Санта-Клауса, под большим черным камнем лежит мешочек с золотыми слитками – наш клад, который когда-нибудь достанется усталому путнику.
А Губернатора, пока мы ездили, перевели в Москву. Спросить теперь не с кого.
2003 г.