Житков Борис Степанович. Шквал

Житков Борис Степанович
Шквал

   Борис Степанович Житков
   Шквал
   - Провались он совсем и с своей черепицей вместе! - ругался матрос Ковалев. - Этакую тяжесть на палубу валит!
   - Ладно, сейчас кончаем, еще только тысяча осталась, - прохрипел старик боцман, размазывая красную черепичную пыль по потному лицу.
   Жара стояла несносная, был самый разгар южного лета.
   Отправитель черепицы с хозяином судна спорили в каюте, и было слышно на палубе, как грек-хозяин кричал:
   - Понимаешь ты, я рискую: судно перевес будет иметь, самая тяжесть сверху, а ты не хочешь прибавить гривенник за тысячу!
   - Ведь близко, капитан, два шага, погода хорошая, - пищал отправитель со слезой в голосе, - ведь через два часа на месте будете! Прибавлю пятак, уж куда ни шло.
   - Продаешь нас за пятак, - бубнил на палубе матрос Ковалев, укладывая рядами черепицу, - рванет хороший ветерок, и амба: ляжем парусами на воду.
   - Да что вы, что вы? - испуганно сказала стоявшая подле женщина. Она держала за руку девочку лет восьми. Девочка вертелась и, запрокинув голову, разглядывала высокие мачты и реи судна.
   - А очень просто, - серьезно сказал Ковалев и, остановясь на минуту, сердито взглянул на женщину. - Он, не то нас, он и внучку не жалеет, - и Ковалев кивнул головой на девочку. - Вот подите, скажите ему.
   - Да разве ему скажешь?.. - прошептала женщина и еще ближе прижала к себе девочку.
   А матросы валили и валили черепицу, укладывали рядами и досками укрепляли ряды.
   Боцман глядел на их работу и покачивал головой, что-то про себя соображая. Потом взглянул на небо, прищурился и перевел взгляд на горизонт. Море гладкое, без морщинки, как масло, лоснилось на солнце и тоже, казалось, еле дышало от нестерпимого зноя.
   - Мертвый штиль, - сказал боцман. - Ух как бы не сорвалась ночью погода.
   - Ничего, ничего, - затараторил хозяин, выходя из каюты, - бриз, бриз будет, хорошо пойдем. Веселей шевелись! - крикнул он матросам и побежал по палубе зачем-то нагонять отправителя.
   Наконец кончили погрузку. Судно "Два друга" оттянулось на середину порта. Ждали ветра. Солнце зашло, а жара не спадала. Все пятеро матросов стояли у борта, курили и сплевывали в воду. В порту зажглись огоньки, и красным глазом вспыхнул на рейде маяк. Красной змеей извивалось его отраженье в воде.
   - А это что у тебя в ящике, Настя, куклы? - спросил Ковалев девочку.
   Большой ящик стоял на палубе у борта, и девочка поминутно в него заглядывала через дверцу вверху.
   - Нет, зайчик живой, - ответила Настя с гордостью.
   - Да ну? - сказал Ковалев и запустил в ящик руку. Он вытащил за уши большого зайца. Девочка закричала и потянулась руками. Но она сейчас же успокоилась: матрос ловко посадил зайца на руки и стал бережно гладить своей огромной ладонью.
   - Вот и жаркое, - сказал подошедший сзади матрос Дмитрий.
   Настя испуганно поглядела на Дмитрия и перевела глаза на Ковалева.
   - Не дадим, не бойся! - сказал матрос. - Это он шутит.
   - А если буря будет? - спросила девочка, - страшная-престрашная, заиньку захлестнет волной?
   - Мы его тогда в каюту к деду занесем, - утешал ее Ковалев.
   - Ковалев! - раздался голос хозяина, - Дмитрий! Шлюпку на палубу!
   Ковалев быстро сунул зайца обратно в ящик и пошел исполнять приказанье.
   Настя теперь не отходила от Ковалева. Ей казалось, что Ковалев главный: такой громадный и за зайчика заступился.
   Шлюпку вытащили и вверх дном уложили на палубе поверх черепицы.
   Вот жарким дыханьем пахнул с берега бриз. Судно ожило. Все зашевелились. Матросы взялись за коромысло ручного брашпиля и, поругиваясь и отдуваясь, выкатили якорь. Поставили паруса, и "Два друга" медленно прокатилось в ворота порта. Бриз усилился и ходко гнал судно вдоль берега. Вот уже далеко за кормой остался красный глаз маяка. Усталые люди спешили в койки.
   Ковалев стоял на руле.
   - Смотри, Гришка, за ветром! Ненадежная погода, - говорил ему боцман.
   Старик поглядывал за борт, стараясь на глаз определить ход судна.
   - Чуть что, буди меня, Коваль, - сказал он, оглядывая небо и паруса. Дойдем до мыса, непременно разбуди. Я пойду, сосну.
   И боцман зашагал усталыми ногами к кубрику.
   Ковалев остался один. В отворенный люк хозяйской каюты он видел, как грек что-то писал в засаленной счетной книге.
   Обе пассажирки спали тут же на узкой койке. Настя улыбалась во сне.
   "Эта зайца своего видит, - подумал Ковалев, - а дед все пятак: считает".
   В это время ветер вдруг прервал свое дыханье, судно выпрямилось, перевалилось на другой борт и стало качаться тяжелыми и широкими размахами. Но снова подул с берега бриз, и судно, прилегши на правый борт, побежало по-прежнему.
   Ковалев беспокойно оглянул горизонт. Справа всходила полная луна. Ее диск двумя узкими полосками перерезывали облака. Небо посветлело, и на нем темным силуэтом вырисовывались паруса судна. Но Ковалев не отрывал глаз от той части горизонта, откуда выплывала луна. Он стал следить за облаками и ясно увидал теперь, что они идут навстречу ветру, подымаясь из-за горизонта вместе с луной.
   Бриз усилился, и судно побежало быстрей. Ковалеву казалось, что оно спешит скорее в порт, как конь тянется к дому, чуя опасность. Теперь рулевой весь напрягся и чутко прислушивался. Вдруг его ухо уловило какой-то шум, как будто отдаленный гул толпы. Шум приближался, усиливался и скоро обратился в яростный рев.
   - Хозяин, - закричал Ковалев, - шквал идет с подветра!
   Грек оглянулся.
   - Тридцать девять и сорок пять, тридцать девять и... ах, черт! - сказал он и опять повернулся к столу.
   Ковалев опрометью бросился к кубрику.
   Шум рос. Теперь уже казалось, что бешеная толпа с ревом несется на судно.
   - Хлопцы, хлопцы! - заорал Ковалев в люк. - Шквал идет!
   Сонное лицо боцмана показалось из люка.
   - Чего орешь? - бормотал он спросонья.
   - Шквал! - крикнул Ковалев, нагнувшись к самому уху старика. - Все наверх!
   Но он не успел кончить, как резкий порыв ветра налетел на судно, выстрелом рванул по парусам, и "Два друга" стремительно повалилось на левый борт. Ковалев не удержался на ногах и полетел в люк, увлекая за собой по трапу боцмана. На палубе загрохотала, зазвенела черепица, гулко стукнула о борт покатившаяся шлюпка, что-то трещало, лопалось и стонало, казалось, все судно рассядется надвое; волной хлынула вода в люк кубрика.
   Шквал сделал свое дело и понесся дальше.
   Все это совершилось мгновенно, никто не успел опомниться и что-нибудь сообразить. Сонные люди попадали с коек. Послышалась испуганная ругань, проклятья. В темной тесноте, по колено в воде, обезумевшие люди барахтались, наступали друг на друга, выли, ругались и молились. Ушибались об упавшие сундуки, путались в мокрых одеялах, давили друг друга, в ужасе, в смертельном страхе ища дорогу к выходу. А выхода не было.
   - Стой! - вдруг покрыл все голоса окрик Ковалева. Обезумевшие люди на мгновенье замолчали, и стало слышно, как спокойно плещет вода в борт опрокинутого судна.
   - Нас перекинуло, - сказал Ковалев, воспользовавшись минутой молчанья, - мы не пошли подзаныр*: вон как зыбь в борт бьется.
   ______________
   * На дно, под воду.
   - Давай топор, - крикнул матрос Христо, - руби дно!
   Все бросились искать топор. Но это было нелегко в этом мокром хаосе. Руки судорожно хватались в темноте за всякую палку, принимая ее за ручку топора. Мешал двигаться висевший сверху привинченный к палубе стол, тряпье, мокрые подушки, путавшаяся в ногах веревка.
   - Есть, есть! - закричал Дмитрий, ухватив наконец топор.
   - Повыше, повыше рубайте, - молил боцман, - вот тут!
   Но в темноте никто не видал, куда он показывал. Вмиг сломали ящик-койку, которая преграждала путь к борту.
   Ковалев взял ощупью из рук Дмитрия топор.
   - Рубай, рубай скорее, Гришка! - кричали люди. Все знали силу Ковалева. Топор застучал, щепки летели и били в лицо, но все старались протиснуться ближе.
   - Давай мне! - крикнул Христо, заметив, что Ковалев устал.
   И так, передавая топор из рук в руки, люди по очереди, что было силы, колотили топором, попадая в нарубленное место.
   А опрокинутое судно плавало: находившийся внутри воздух не успел выйти, так внезапно его перевернуло. И этот-то воздух и держал судно на поверхности.
   В кубрике становилось заметно душно. Запыхавшиеся люди часто дышали и спешили прорубить выход на волю к свежему воздуху. Они боялись задохнуться и каждую минуту думали, что вот-вот судно начнет погружаться под воду.
   Ковалев рубил в свою очередь. Он бил топором из последних сил и слышал по звуку, что немного уже оставалось. Сейчас будет дыра. Вот она. Лунный свет пробивался заездочкой сквозь маленькое отверстие. Ковалев перевел дух и хотел крикнуть товарищам, что уже виден свет. Он слышал тонкий свист прорвавшегося через дырку воздуха. Ковалев приставил к дыре мокрый палец: нет, из дыры не дуло. Куда же идет воздух? Ковалев понял, что воздух не входит в каюту. А ведь слышно, как он идет! Значит, вон из каюты выходит воздух?.. И вдруг все сообразил. Их каюта, как опрокинутый вверх дном пустой стакан: если его пихать в воду, то воздух в стакане не даст войти воде. Но если в дне такого стакана сделать дырку, то воздух уйдет через нее, и весь стакан заполнит вода.
   - Дай топор! - кричал Дмитрий.
   Он шарил в темноте руки Ковалева.
   - Да давай же скорей! - кричали кругом.
   Но Ковалев быстро схватил плававшую под ногами щепку и забил ею отверстие.
   - Стой, хлопцы! - кричал Ковалев. - Не руби!
   Дмитрий вырвал из его рук топор. Ковалев знал, что Дмитрий сейчас ударит, и поймал его за руку.
   - Стой! Ударишь - пропали все!
   - Рубай! - кричал боцман.
   - Нет! Воздух уйдет! - выкрикивал Ковалев, удерживая руку Дмитрия, вода снизу через люк напирает... ее воздух сюда не пускает... Дыра будет... потонем, как мыши... Сюда вода зайдет.
   Все замолчали.
   - Вот! - Ковалев выдернул на время щепку из отверстия и, поймав в темноте чью-то руку, поднес ее к дырке.
   - Верно! - сказал голос боцмана.
   - Все одно, рубай! - кричал Христо.
   - Хлопцы, - сказал Ковалев, и все почувствовали, что он что-то важное скажет, и замолкли, - сейчас на воле будем. Вот он люк, я ногой нащупал. Давай веревку, я поднырну, а вы по веревке за мной.
   Христо торопливо стал совать ему в руку конец веревки. Ковалев сорвал с себя мокрую одежду, быстро сделал на конце веревки петлю, надел ее через плечо и исчез под водой. Бьет проклятая веревка по ногам, мешает плыть; обо что-то острое ткнулся Григорий головой, помутилось на минуту в мозгу, но он все гребет руками. Вот он борт - Ковалев стукнулся в него теменем. Не хватает воздуху - хоть водой дохни. А там внизу чуть светлей: это пробивается лунный свет через воду. Сбросить бы петлю - вмиг на воле. Но Ковалев изо всей силы дернул веревку к себе и нырнул под борт. Вот уж на той стороне. Оттолкнулся из последних сил ногами от борта - грудь рвется, горло сжимает, вот-вот дохнет водой.
   - Ну, на воле! Вот дохнул-то! - Огляделся Ковалев. Уж поднявшаяся луна ярко освещала спокойное море. Легкий ветер тянул к берегу. Как брюхо огромного чудовища, чернело дно опрокинутого корабля. Обломки мачт и реи с парусами плавали тут же на оборванных снастях. Ковалев подплыл к рее и закрепил на ней свою петлю. Держался за рею и только дышал. Он сейчас ни о чем не думал, а глотал воздух, цену которому узнал только теперь.
   Странно было думать, глядя на огромный опрокинутый корпус судна, что там внутри копошатся и рвутся на волю живые люди.
   Через несколько секунд показалась на поверхности воды голова Христо, а за ним вынырнули остальные. Шлюпка, полная воды, но целая, плавала неподалеку, запутавшись в снастях. Матросы подплыли к ней.
   Ковалев направился на обломке реи к корме, откуда раздавались глухие удары.
   - Рубят, ей богу, рубят! - крикнул Ковалев.
   Матросы как попало отливали воду из шлюпки и не слушали.
   Ковалев достал конец веревки из воды, сделал опять петлю, надел по-прежнему через плечо и нырнул под судно. Нащупал под водой люк в хозяйскую каюту.
   А там и в самом деле рубили. Хозяин-грек отчаянно работал топором, силясь прорубить выход через дно.
   Все вздрогнули в капитанской каюте, когда услыхали голос Ковалева.
   - Брось рубить! Пропадешь! - кричал он греку и хотел впотьмах схватить его руку.
   - Оставь! - заорал грек. - Убью!
   Ковалев наскоро закрутил свою петлю за стол.
   В темноте он нащупал женщину. На руках у нее Настя.
   - Давай девочку, а сама за нами по веревке - ныряй под судно.
   - Ой, ой! - закричала женщина. Но Ковалев вырвал из ее рук девочку, сгреб под мышку. Одной рукой зажал ей рот и нос, а другой взялся за веревку.
   Перебирая веревку одной рукой, он вынырнул с Настей около реи.
   Матросы подплывали на шлюпке, пробираясь между обломками снастей. Вслед за Ковалевым вынырнула и женщина.
   Все уселись в шлюпку.
   Удары изнутри корабля все яснее и яснее слышались, прерывались на минуту - видно, старик переводил дух - и снова гукали в дно.
   - Могилу себе рубает, - сказал Ковалев. - Дорубится и поймет.
   Шлюпка стояла у борта, откуда слышались удары.
   Все молчали и ждали. Вот уж совсем близко бьет топор.
   - Заткни дырку, могилу себе рубаешь! - кричал Ковалев. Христо что-то часто кричал по-гречески.
   - Ныряй, хозяин, под палубу! - кричал Дмитрий.
   Но старик или не понимал, или не слышал: рубил и рубил.
   И вдруг послышался свистящий вздох. Это из невидимой дырки выходил воздух.
   Удары топора бешено забарабанили по борту. Мелкие щепки летели наружу.
   - Ай-ай, дедушка, дедушка! - крикнула Настя.
   Вдруг стук сразу оборвался. С минуту все в шлюпке молчали.
   - Ну, аминь, - сказал Ковалев, - пропал старик.
   Женщина вдруг вскочила, вырвала из рук Дмитрия черпак и в отчаянии застучала по дну судна. Ответа не было.
   - Отваливай! - скомандовал Ковалев.
   Шлюпка отошла. Легкий ветер гнал ее к берегу и помогал гребцам.
   - Чего ты, Настя? - спросил Ковалев.
   Девочка плакала.
   - А заинька, где заинька?
   Не плачь, - утешал матрос, - мама другого купит.
   Шлюпка медленно двигалась, гребли чем попало: весла пропали, их не нашли.
   - Вон, вон что-то! - вдруг крикнула Настя.
   Все поглядели, куда указывала девочка. Черное пятно маячило на воде справа.
   Подошли. Ящик плавал, слегка погрузившись в воду. Ковалев засунул руку и достал мокрого, но живого зайца.
   - Заинька, вот он, заинька! - крикнула Настя и стала заворачивать зайца в мокрый подол.
   - Вот ведь: скотина бессмысленная спаслась, а человек пропал, - сказал Дмитрий и оглянулся на блестевшее на луне осклизлое брюхо корабля.
   Гребцы налегли: всем хотелось поскорее уйти от погибшего судна. Каждому чудилось, что грек еще стучит топором по дну.
   Через час шлюпка с пассажирами пристала к берегу.
   Все невольно оглянулись на море. Но там уже не видно было опрокинутого судна.