Александр Зорич
Похороны крокодила
Было утро. Марина Сергеевна, уборщица, явилась на работу с опозданием - подвел троллейбус, сел, голуба, на ледовую мель.
С жестяным упорством покорителей восьмитысячников брела она через сугробы К родному супермаркету. Ночной снег только начали кое-как чистить. Шаркали об асфальт сонные еще дворничьи лопаты.
Опасливо поглядывая на часы, она выкатила телегу с инвентарем на середину секции рыбы и морепродуктов и принялась оглядывать витрины, стойки, холодильники - всели в порядке.
Вообще-то ее сменщица Нона по вечерам убирала на совесть. Но все может статься - тут на стекле сверкнет беглая чешуйка, там жирная полоса перечеркнет хромированный прилавок…
Старший менеджер Богдан будет с инспекцией ровно через три минуты. К моменту его появления все должно быть идеально. Марина Сергеевна беспокойно вертела седой головой. Что за день?! Сначала этот снег, потом ревматизм разыгрался, тут оказалось, из подсобки исчезли ее персональные совок и веник… С тяжелым вздохом она сняла с тележки химически синюю бутыль распылителя со средством для мытья стекол, вынула чистую сухую тряпку - с ними она чувствовала себя увереннее.
Сладенькая музыка полилась, потекла из динамика - до открытия «Сытый-сити» осталось десять минут.
Хлопотливый взгляд Марины Сергеевны скользнул подлинному стеклянному саркофагу с рыбой горячего копчения, он плавно перетекал в холодильник, загруженный филе и нарезками. Поднялся к стене с аквариумами. В самом большом из них серела грозовой тучей обреченная община зеркальных карпов. Едва ли сыщется более унылое и в плохом смысле слова более экзистенциальное зрелище, нежели это.
Невольничий рынок уже проснулся и шамкал ртами, а вот черные угри по соседству еще видели речные сны, свернувшись кольцами на мутно-желтом донном стекле своей выгородки, в то время как длинномордый крокодил… А вот крокодила не было.
«Неужто вчера-таки купили?»
Но сердце Марины Сергеевны подсказывало ей: что-то неладное произошло, неправильное.
Она принюхалась, вдумчиво втягивая воздух, как делают в фильмах следопыты.
В секции пахло тоской, скандалом, горем - как в домах престарелых или гримерных некоторых сто лет не ремонтировавшихся театров.
Нервно сжав губы, она пшикнула распылителем в пространство перед собой. Зачем - не понятно.
- Ну-с, что тут у нас? - мягкой поступью к Марине Сергеевне приближался Богдан, в респектабельном пиджаке, дивной с широким воротом итальянской рубашке и дешевом галстуке-приблуде. Его красивые голубые глаза глядели хищно, но как бы через силу, хотелось даже сказать «торчали» - перед выходом из дома он выпил слишком много кофе, силясь сменить ночную рифму «пабы-клубы-бабы» на какую-нибудь к слову «порядок».
- Чистота, Богданчик. Только вот крокодил… Куда подевался-то?
На лбу менеджера образовались две озабоченные складки.
Он достал из кармана мобильный, набрал номер. Долго не отвечали. Богдан чертыхнулся и набрал еще раз. Наконец повезло.
- Ариша? Спишь? Чего? Ах, простудилась… Плохо… Лечись там… Слушай, у меня тут вопросик один. Куда зеленого девали? Ну, крокодила. Что? А-а… Ты это серьезно? Ну ничего себе! Жжёте! А я подумал, что сбежал… - Богдан гаденько хохотнул.
Он спрятал трубку в карман и растерянно уставился в пол - мысль нехотя распихивала добытые сведения по дырявым карманам мозга.
- Что там сказали? - поинтересовалась Марина Сергеевна, подобострастно заглядывая в кое-как выбритое лицо начальника. - Продали голубу?
- Умер. Представляете?
Труп обнаружили вечером.
Зеленые глисты цифр электронных часов акробатически изгибались, показывая начало двенадцатого - «Сытый-сити» был пятнадцать минут как закрыт.
По-гусиному вытянувшись к складному зеркальцу, поставленному на витрину - там, в морозных глубинах, зернилась разновсяческая икра - прехорошенькая Галинька, она была уже в дубленке, возила по верхней губе восковым пальцем гигиенической помады.
Она дожидалась Женю, которая сдавала отчетность, чтобы вместе с ней идти к автобусу.
Не то чтобы идти в одиночку было опасно - микрорайон слыл приличным, хорошо освещался, да и улица производила впечатление людной, но такова была традиция. Галинька и Женя считались подругами.
Увлажненные губы призывно заблестели и Галинька удовлетворенно сложила помаду в косметичку.
Женя все не шла.
«Опять опоздала, копуша. Небось теперь там очередь на сдаче. А может Богдан решил проповедь прочесть, чтобы потом ему в кабаке веселей гулялось…» - вздохнула Галинька, извлекая из косметички голубой карандаш.
Раз есть время, можно и глаза накрасить.
Зачем прихорашиваться на ночь глядя (Галинька незаконно жила в женском общежитии Текстильного техникума, сразу по возвращении с работы она смывала косметику и, даже не поужинав, ложилась спать), было непонятно. Но Галинька Привыкла доверять своей интуиции, а она, голосом старшей сестры - та еще в начале девяностых перебралась в Москву и теперь служила в салоне красоты - говорила: так правильно.
«Вероятно, она красится, чтобы осимволить Великое Освобождение, с которым у нее ассоциируется всякий конец рабочего дня. Это как пострижение новобранцев или молодых монахов, только наоборот…» - подумал проходящий мимо разнорабочий Саша. Он медленно грохотал тележкой, полной мороженых минтайных обрубков.
Смугленькое веко Галиньки послушно замерло, голубой карандаш прочертил длинную жирную стрелку.
Теперь левое.
Галинька примерилась… Как вдруг в карманном зеркальце, двустворчатая раковина которого как будто затаилась, чтобы вот-вот цапнуть девицу за нос, мелькнул желтый аквариум, точнее, акватеррариум, с единственным в экспозиции крокодилом. Одну третью часть составляла сухая пластиковая площадка, куда крокодил кое-как выбирался по ночам, чтобы порычать, поскрести когтями. Привычным взглядом Галинька окинула датчики - фильтр работает, температура воды 24, воздух - 35 градусов… Как во Вьетнаме.
Хозяин вольеры, молодой вьетнамский крокодил, лежал на дне, как обычно.
Нет, не как обычно. Брюхом вверх!
Галинька громко вскрикнула, вскочила со своего вертящегося стула.
- Ты чего, Галка? - встревожено поинтересовалась Женя, трогая ее за плечо.
- Посмотри же! Там, вон! Что ли, сдох? Женя повернулась к аквариуму.
- Ну… да. Ужас какой…
- И что теперь?
- Наверное, похороны, - пожал плечами Саша, его крупной лепки ироничное лицо, обросшее двухдневной щетиной, блестело от трудового пота.
Но в этой Сашиной шутке не оказалось никакой шутки.
В секции рыбы и морепродуктов собрался народ.
Все еще в дубленках, Галинька и Женя походили на жен-мироносиц из баптистской брошюры. Они стояли ближе всех к аквариуму, излучая скорбное спокойствие.
За ними, оплывая от усталости как большая новогодняя свеча, расположилась продавщица из кондитерского Серафима, немолодая, неповоротливая женщина, всяким торговавшая на своем веку. Эпоха обэхаэсэса, с ее редкими, но оттого втройне грозными расстрельными делами, борьбой против несунов, «особо крупными размерами» и прочим народным контролем наложила на Серафиму печать непроходящего испуга. Выражение ее увядшего лица наводило Сашу на мысди о гримасах гибнущих внезапной насильственной смертью - оно было недоумевающим и одновременно мазохистически-радостным.
Серафиму придерживала за талию уборщица Нона - бесправное существо родом из грузинского села. Когда-то их названия завораживали даже диавольски требовательного поручика Лермонтова, теперь же не умели запомниться картографу.
С той же стороны витрины, что и Саша, стоял, поигрывая брелоком от машины (он никогда не упускал случая уточнить - «иномарки»), охранник, отставной майор Молоштанов. Крючковатый нос, мелкие бесцветные глаза, волосы в ушах.
Поодаль теребила пачку дамских сигарет Арина, менеджер этажа. Время от времени она изменяла позу, чтобы дать отдохнуть своим натруженным ногам, переобутым уже для улицы в теплые сапожки на высоком каблуке.
Остальных Саша, работавший в «Сытый-сити» только четыре месяца, совсем не знал.
Все по-разному молчали, вглядываясь в мутную воду аквариума с покойником.
«Гражданская панихида», - усмехнулся Саша.
- Товарищи, что делать будем? - воззвала Серафима, оборачиваясь. На собраниях трудового коллектива супермаркета она всегда что-то предлагала - сказывалась советская выучка.
- Ну… как это что? Закопаем! Галинька зачем-то всхлипнула.
- А по ведомости проведем как «браковку», - задумчиво заметила старший кассир.
- Не получится. При браке нужно оформлять возврат, - сказала очкастая девушка из бухгалтерий. - А эта «Гортензия-альфа», которая нам животное поставила, уже месяц как самоликвидировалась, директор вообще в розыске…
- Тогда оформим как «порченый».
- Теоретически можно. Только если будет проверка, с меня за «порченого крокодила» снимут премиальные… Скажут, неправильные у тебя, Шарова, шутки.
- Можно сделать, чтобы его купили, - предложила Женя.
- Да кто его дохлым купит? Его и живым-то никто не покупал…
- Почему, предыдущего же купили, - возразила Галинька.
- То случайность была. Такие фраера, с фантазией, нынче редкость… - Молоштанов улыбнулся своему воспоминанию, сверкнул золотой зуб.
Эту популярную историю - про фраера с фантазией - Саша уже слышал. Некий бизнесмен привез купленного в «Сытый-сити» крокодила на стрелку с контрагентами, думал удивить. Поскольку он приехал раньше, сдал спортивную сумку с тварью в гардероб ресторана. Пока то да се, крокодил выбрался, довел до апоплексического удара лысого метрдотеля и принялся за сонную кухонную челядь… Его ловили габардиновым чехлом от дивана под улюлюканье и свист официантов, а потом, озлобившись, палили в болотно-серую тушку из газовых пистолетов, пока она не затихла на фальшивых булыжниках декоративного камина. Происшествие попало в газеты.
- Вы не поняли, - настаивала Женя. - Можно в складчину его купить, а потом похоронить. И тогда проблем не будет в отчетностью.
С жестяным упорством покорителей восьмитысячников брела она через сугробы К родному супермаркету. Ночной снег только начали кое-как чистить. Шаркали об асфальт сонные еще дворничьи лопаты.
Опасливо поглядывая на часы, она выкатила телегу с инвентарем на середину секции рыбы и морепродуктов и принялась оглядывать витрины, стойки, холодильники - всели в порядке.
Вообще-то ее сменщица Нона по вечерам убирала на совесть. Но все может статься - тут на стекле сверкнет беглая чешуйка, там жирная полоса перечеркнет хромированный прилавок…
Старший менеджер Богдан будет с инспекцией ровно через три минуты. К моменту его появления все должно быть идеально. Марина Сергеевна беспокойно вертела седой головой. Что за день?! Сначала этот снег, потом ревматизм разыгрался, тут оказалось, из подсобки исчезли ее персональные совок и веник… С тяжелым вздохом она сняла с тележки химически синюю бутыль распылителя со средством для мытья стекол, вынула чистую сухую тряпку - с ними она чувствовала себя увереннее.
Сладенькая музыка полилась, потекла из динамика - до открытия «Сытый-сити» осталось десять минут.
Хлопотливый взгляд Марины Сергеевны скользнул подлинному стеклянному саркофагу с рыбой горячего копчения, он плавно перетекал в холодильник, загруженный филе и нарезками. Поднялся к стене с аквариумами. В самом большом из них серела грозовой тучей обреченная община зеркальных карпов. Едва ли сыщется более унылое и в плохом смысле слова более экзистенциальное зрелище, нежели это.
Невольничий рынок уже проснулся и шамкал ртами, а вот черные угри по соседству еще видели речные сны, свернувшись кольцами на мутно-желтом донном стекле своей выгородки, в то время как длинномордый крокодил… А вот крокодила не было.
«Неужто вчера-таки купили?»
Но сердце Марины Сергеевны подсказывало ей: что-то неладное произошло, неправильное.
Она принюхалась, вдумчиво втягивая воздух, как делают в фильмах следопыты.
В секции пахло тоской, скандалом, горем - как в домах престарелых или гримерных некоторых сто лет не ремонтировавшихся театров.
Нервно сжав губы, она пшикнула распылителем в пространство перед собой. Зачем - не понятно.
- Ну-с, что тут у нас? - мягкой поступью к Марине Сергеевне приближался Богдан, в респектабельном пиджаке, дивной с широким воротом итальянской рубашке и дешевом галстуке-приблуде. Его красивые голубые глаза глядели хищно, но как бы через силу, хотелось даже сказать «торчали» - перед выходом из дома он выпил слишком много кофе, силясь сменить ночную рифму «пабы-клубы-бабы» на какую-нибудь к слову «порядок».
- Чистота, Богданчик. Только вот крокодил… Куда подевался-то?
На лбу менеджера образовались две озабоченные складки.
Он достал из кармана мобильный, набрал номер. Долго не отвечали. Богдан чертыхнулся и набрал еще раз. Наконец повезло.
- Ариша? Спишь? Чего? Ах, простудилась… Плохо… Лечись там… Слушай, у меня тут вопросик один. Куда зеленого девали? Ну, крокодила. Что? А-а… Ты это серьезно? Ну ничего себе! Жжёте! А я подумал, что сбежал… - Богдан гаденько хохотнул.
Он спрятал трубку в карман и растерянно уставился в пол - мысль нехотя распихивала добытые сведения по дырявым карманам мозга.
- Что там сказали? - поинтересовалась Марина Сергеевна, подобострастно заглядывая в кое-как выбритое лицо начальника. - Продали голубу?
- Умер. Представляете?
Труп обнаружили вечером.
Зеленые глисты цифр электронных часов акробатически изгибались, показывая начало двенадцатого - «Сытый-сити» был пятнадцать минут как закрыт.
По-гусиному вытянувшись к складному зеркальцу, поставленному на витрину - там, в морозных глубинах, зернилась разновсяческая икра - прехорошенькая Галинька, она была уже в дубленке, возила по верхней губе восковым пальцем гигиенической помады.
Она дожидалась Женю, которая сдавала отчетность, чтобы вместе с ней идти к автобусу.
Не то чтобы идти в одиночку было опасно - микрорайон слыл приличным, хорошо освещался, да и улица производила впечатление людной, но такова была традиция. Галинька и Женя считались подругами.
Увлажненные губы призывно заблестели и Галинька удовлетворенно сложила помаду в косметичку.
Женя все не шла.
«Опять опоздала, копуша. Небось теперь там очередь на сдаче. А может Богдан решил проповедь прочесть, чтобы потом ему в кабаке веселей гулялось…» - вздохнула Галинька, извлекая из косметички голубой карандаш.
Раз есть время, можно и глаза накрасить.
Зачем прихорашиваться на ночь глядя (Галинька незаконно жила в женском общежитии Текстильного техникума, сразу по возвращении с работы она смывала косметику и, даже не поужинав, ложилась спать), было непонятно. Но Галинька Привыкла доверять своей интуиции, а она, голосом старшей сестры - та еще в начале девяностых перебралась в Москву и теперь служила в салоне красоты - говорила: так правильно.
«Вероятно, она красится, чтобы осимволить Великое Освобождение, с которым у нее ассоциируется всякий конец рабочего дня. Это как пострижение новобранцев или молодых монахов, только наоборот…» - подумал проходящий мимо разнорабочий Саша. Он медленно грохотал тележкой, полной мороженых минтайных обрубков.
Смугленькое веко Галиньки послушно замерло, голубой карандаш прочертил длинную жирную стрелку.
Теперь левое.
Галинька примерилась… Как вдруг в карманном зеркальце, двустворчатая раковина которого как будто затаилась, чтобы вот-вот цапнуть девицу за нос, мелькнул желтый аквариум, точнее, акватеррариум, с единственным в экспозиции крокодилом. Одну третью часть составляла сухая пластиковая площадка, куда крокодил кое-как выбирался по ночам, чтобы порычать, поскрести когтями. Привычным взглядом Галинька окинула датчики - фильтр работает, температура воды 24, воздух - 35 градусов… Как во Вьетнаме.
Хозяин вольеры, молодой вьетнамский крокодил, лежал на дне, как обычно.
Нет, не как обычно. Брюхом вверх!
Галинька громко вскрикнула, вскочила со своего вертящегося стула.
- Ты чего, Галка? - встревожено поинтересовалась Женя, трогая ее за плечо.
- Посмотри же! Там, вон! Что ли, сдох? Женя повернулась к аквариуму.
- Ну… да. Ужас какой…
- И что теперь?
- Наверное, похороны, - пожал плечами Саша, его крупной лепки ироничное лицо, обросшее двухдневной щетиной, блестело от трудового пота.
Но в этой Сашиной шутке не оказалось никакой шутки.
В секции рыбы и морепродуктов собрался народ.
Все еще в дубленках, Галинька и Женя походили на жен-мироносиц из баптистской брошюры. Они стояли ближе всех к аквариуму, излучая скорбное спокойствие.
За ними, оплывая от усталости как большая новогодняя свеча, расположилась продавщица из кондитерского Серафима, немолодая, неповоротливая женщина, всяким торговавшая на своем веку. Эпоха обэхаэсэса, с ее редкими, но оттого втройне грозными расстрельными делами, борьбой против несунов, «особо крупными размерами» и прочим народным контролем наложила на Серафиму печать непроходящего испуга. Выражение ее увядшего лица наводило Сашу на мысди о гримасах гибнущих внезапной насильственной смертью - оно было недоумевающим и одновременно мазохистически-радостным.
Серафиму придерживала за талию уборщица Нона - бесправное существо родом из грузинского села. Когда-то их названия завораживали даже диавольски требовательного поручика Лермонтова, теперь же не умели запомниться картографу.
С той же стороны витрины, что и Саша, стоял, поигрывая брелоком от машины (он никогда не упускал случая уточнить - «иномарки»), охранник, отставной майор Молоштанов. Крючковатый нос, мелкие бесцветные глаза, волосы в ушах.
Поодаль теребила пачку дамских сигарет Арина, менеджер этажа. Время от времени она изменяла позу, чтобы дать отдохнуть своим натруженным ногам, переобутым уже для улицы в теплые сапожки на высоком каблуке.
Остальных Саша, работавший в «Сытый-сити» только четыре месяца, совсем не знал.
Все по-разному молчали, вглядываясь в мутную воду аквариума с покойником.
«Гражданская панихида», - усмехнулся Саша.
- Товарищи, что делать будем? - воззвала Серафима, оборачиваясь. На собраниях трудового коллектива супермаркета она всегда что-то предлагала - сказывалась советская выучка.
- Ну… как это что? Закопаем! Галинька зачем-то всхлипнула.
- А по ведомости проведем как «браковку», - задумчиво заметила старший кассир.
- Не получится. При браке нужно оформлять возврат, - сказала очкастая девушка из бухгалтерий. - А эта «Гортензия-альфа», которая нам животное поставила, уже месяц как самоликвидировалась, директор вообще в розыске…
- Тогда оформим как «порченый».
- Теоретически можно. Только если будет проверка, с меня за «порченого крокодила» снимут премиальные… Скажут, неправильные у тебя, Шарова, шутки.
- Можно сделать, чтобы его купили, - предложила Женя.
- Да кто его дохлым купит? Его и живым-то никто не покупал…
- Почему, предыдущего же купили, - возразила Галинька.
- То случайность была. Такие фраера, с фантазией, нынче редкость… - Молоштанов улыбнулся своему воспоминанию, сверкнул золотой зуб.
Эту популярную историю - про фраера с фантазией - Саша уже слышал. Некий бизнесмен привез купленного в «Сытый-сити» крокодила на стрелку с контрагентами, думал удивить. Поскольку он приехал раньше, сдал спортивную сумку с тварью в гардероб ресторана. Пока то да се, крокодил выбрался, довел до апоплексического удара лысого метрдотеля и принялся за сонную кухонную челядь… Его ловили габардиновым чехлом от дивана под улюлюканье и свист официантов, а потом, озлобившись, палили в болотно-серую тушку из газовых пистолетов, пока она не затихла на фальшивых булыжниках декоративного камина. Происшествие попало в газеты.
- Вы не поняли, - настаивала Женя. - Можно в складчину его купить, а потом похоронить. И тогда проблем не будет в отчетностью.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента