Зорин Леонид Генрихович. Покровские ворота

Леонид Зорин
ПОКРОВСКИЕ ВОРОТА
Элегическая комедия в трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

   (В порядке появления)
   Лев Евгеньевич Хоботов.
   Людочка.
   Алиса Витальевна.
   Аркадий Варламович Велюров.
   Соев.
   Костик Ромин. 
   Света. 
   Савва Игнатьевич Ефимов.
   Леонтий Минаевич.
   Маргарита Павловна.
   Орлович.
   Нина Орлович.
   Анна Адамовна.
   Алевтина.
   Выздоравливающие доминошники.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ОСЕНЬ

Речитатив

   Голос Костика.
 
   Москва. Пятидесятые годы.
   Они уже скрылись за поворотом,
   Они уже стали старыми письмами
   И пожелтевшими подшивками.
   Но стоит рукой прикрыть глаза,
   Вижу еще не снятые рельсы,
   Еще не отмененные рейсы,
   Здания, еще не снесенные,
   И незастроенные пустыри.
   Еще от Мневников до Давыдкова
   Столько домов еще не взметнулось,
   Столько домов, в которых сегодня
   Ждут и ревнуют, глядят в телевизоры
   И собираются по вечерам.
   Столько домов, где клубятся страсти,
   Зреют мысли, цветут надежды,
   В которых дети становятся взрослыми
   И выпархивают из гнезд.
   Одни обернутся, другие — нет,
   Иные вернутся, иные — нет.
   Столько домов еще на ватманах
   Или даже — в воображении.
   Чертаново — за городской чертою,
   Тропинки Тропарева безлюдны.
   Москва… Пятидесятые годы…
   Мой сосед бредет по Рождественке.
   Это интеллектуал и чудак.
   А на Рождественском бульваре
   Шепчутся под ногами листья,
   Это спешит московская осень
   В порыжевшем дождевике.

1

   Процедурная. Людочка и Хоботов.
   Х о б о т о в (подтягивая брюки и поправляя галстук). Благодарю вас. О, благодарю.
   Л ю д о ч к а. Ну вот, это был последний укол.
   Х о б о т о в. Не говорите так.
   Л ю д о ч к а. Курс закончен. Теперь вы будете молодцом.
   Х о б о т о в. В самом деле. Мне уже стало лучше. Когда я пришел к вам в первый раз, я чувствовал полный упадок сил. (Помолчав.) И духа.
   Л ю д о ч к а. Я рада, что вам помогло.
   Х о б о т о в. Позвольте поцеловать вашу руку.
   Л ю д о ч к а. Ой, что вы… Зачем это?
   Х о б о т о в. От души. Я уж привык сюда приходить. Конечно, у вас большие очереди.
   Л ю д о ч к а. Витаминизация популярна.
   Х о б о т о в. Удивительно популярна. Но это — пустое… Я сидел в очереди, готовясь к тому, что увижу вас.
   Л ю д о ч к а. Во мне нет ничего особенного.
   Х о б о т о в. Вы ошибаетесь. О, вы ошибаетесь. Вспомните, когда я пришел в первый раз, выяснилось, что я потерял направление. Любая отправила б меня восвояси. А вы…
   Л ю д о ч к а. У вас было такое лицо… смешное.
   Х о б о т о в. Могу себе представить.
   Л ю д о ч к а. Такое несчастное.
   Х о б о т о в. Спасибо за все. Позвольте поцеловать вашу руку.
   Л ю д о ч к а. Так вы уже целовали.
   Х о б о т о в. Неважно. То есть не то… Вы прекрасно кололи.
   Л ю д о ч к а. Ну что вы!
   Х о б о т о в. Я ничего не чувствовал.
   Л ю д о ч к а (негромко). Жаль.
   Х о б о т о в. Нет, нет, вы меня не поняли. Я не чувствовал там, куда шприц входил. Таково ваше мастерство. Но вообще-то… я очень почувствовал.
   Л ю д о ч к а. Не нужно.
   Х о б о т о в (задумчиво). «Наверно, так нужно, так надо».
   Л ю д о ч к а. Почему?
   Х о б о т о в. Есть такие стихи:

 
«Наверно, так нужно, так надо,
что нам на прощанье даны
осенний огонь листопада
и льдистый покров тишины».
 

   Стихи об осени. Их написал один поэт в далекой стране. Он умер совсем молодым. От чахотки.
   Л ю д о ч к а. Какой ужас…
   Х о б о т о в. Вот и у нас уже — осень. И не будет бабьего лета. Польют дожди. Ветер завоет.
   Л ю д о ч к а. Самое гриппозное время.
   Х о б о т о в. Вы правы.
   Л ю д о ч к а. Держите ноги в тепле.
   Х о б о т о в. Благодарю вас. О, благодарю.
   Л ю д о ч к а. Разве жена за вами не смотрит?
   Х о б о т о в. Видите ли, она занятой человек. У нее напряженная духовная жизнь. Кроме того, мы расстались.
   Л ю д о ч к а. Она уехала?
   Х о б о т о в. Не то что уехала. Но — ушла.
   Л ю д о ч к а. Как это? Я не пойму.
   Х о б о т о в. Просто она полюбила другого.
   Л ю д о ч к а. Надо же!
   Х о б о т о в. Наверно, так надо.
   Л ю д о ч к а. Бедненький…
   Х о б о т о в. Он человек достойный. Я понимаю этот выбор.
   Л ю д о ч к а. Вы очень страдаете?
   Х о б о т о в. Как вам сказать… (Задумчиво.) «Воспоминанья горькие, вы снова врываетесь в моей опустелый дом…»
   Л ю д о ч к а. Это — вы сами?
   Х о б о т о в. Нет. Это Камоэнс. Португальский поэт. Он уже умер.
   Л ю д о ч к а. Ах, боже мой!
   Х о б о т о в. В шестнадцатом веке.
   Л ю д о ч к а. В шестнадцатом веке!
   Х о б о т о в. Да, представляете. На редкость грустная биография. Сражался. Страдал. Потерял глаз. Впоследствии умер нищим.
   Л ю д о ч к а. Надо же! (Утирает слезы.)
   Х о б о т о в. Боже, какая у вас душа.
   Л ю д о ч к а (с уважением). Сколько вы знаете… Вы профессор?
   Х о б о т о в. Нет, я работаю в издательстве. Издаю зарубежных поэтов. Преимущественно романских. Но бывает — и англосаксов.
   Л ю д о ч к а. И все поэты — вот так?
   Х о б о т о в. Почти.
   Стук в дверь.
   Л ю д о ч к а. Подождите, я занята! Какие нетерпеливые люди…
   Х о б о т о в. Я вас задерживаю, простите…
   Л ю д о ч к а. Что вы? С вами так интересно.
   Х о б о т о в. Я бы хотел увидеть вас вновь.
   Л ю д о ч к а (опустив глаза). Не знаю, где мы можем увидеться.
   Х о б о т о в. Мало ли где… Москва велика. Вот у вас на углу — лаборатория.
   Л ю д о ч к а. Да. Туда сдают на анализ.
   Х о б о т о в. Если позволите, буду вас ждать. Мы бы куда-нибудь с вами отправились.
   Л ю д о ч к а. Прямо с работы? Я не одета. И дома столько всяческих дел.
   Х о б о т о в. Может быть, я вам могу помочь?
   Л ю д о ч к а. Нет. Ко мне неудобно.
   Х о б о т о в. Так как же?
   Л ю д о ч к а. Видите, вы уже растерялись!
   Х о б о т о в. Мне просто стало безмерно страшно, что вы вдруг исчезнете…
   Л ю д о ч к а. Вы — как дитя.
   Х о б о т о в. А между тем мне сорок три года.
   Л ю д о ч к а. И направление где-то посеяли… (Смеется.)
   Х о б о т о в. Да… все выглядит так нелепо…
   Л ю д о ч к а. Вы говорите, он глаз потерял?
   Х о б о т о в. Кто?
   Л ю д о ч к а. Португальский поэт.
   Х о б о т о в. Камоэнс? Да. Он — глаз, а Сервантес — руку.
   Л ю д о ч к а. Перестаньте! Это уж слишком.
   Х о б о т о в. Я понимаю, но что же делать?
   Л ю д о ч к а. Я освобожусь через час.
   Х о б о т о в. Я подожду вас.
   Л ю д о ч к а. Где?
   Х о б о т о в. На углу.
   Л ю д о ч к а. Смотрите не спутайте — на каком.
   Х о б о т о в. Именно там, где сдают на анализ.
   Л ю д о ч к а. Ну, идите. Очередь сердится.
   Х о б о т о в. Благодарю. О, благодарю вас.
 
   Занавес

Речитатив

   Голос Костика.
 
   В этой странной квартире, неподалеку
   От Покровских ворот, было пять дверей.
   Две комнаты занимали мы с теткой,
   Седою как горная гряда
   И восторженной как мадригал.
   Две комнаты приходились на долю
   Одной распавшейся семьи,
   На руинах которой возникла новая.
   А в пятой — жил вдохновенный артист,
   Исполнитель куплетов и фельетонов.
   Да, теперь их все меньше и меньше,
   Муравейников под паутинкой,
   С фамилиями над каждым звонком,
   С тусклой лампочкой в длинном, как жизнь, коридоре,
   С разместившимся вдоль темной стены
   Сундуком неизвестного назначения
   Таких невообразимых размеров,
   Что в нем должны бы храниться мечты
   По крайней мере трех поколений.
   Я был молод и учился наукам.
   Я приехал в Москву из южного города.
   Я увидел Москву. И влюбился. По уши.
   А она меня яростно обвивала,
   То Бульварным кольцом,
   То Садовым кольцом.
   А она меня тянула сквозь улицы
   И заворачивала в переулки,
   Пока, окончательно оглушенного,
   Не отпускала для передышки
   В коммунальный очаг у Покровских ворот.

2

   Коридор. Несколько дверей. Огромный сундук. Телефон на стене. Общая вешалка. Где-то бьют часы. Телефонный звонок. Кутаясь в шаль, появляется Алиса Витальевна, затейливо причесанная старая дама. Берет трубку.
   А л и с а. Да, я вас слушаю. Ах, вам Костика? Соблаговолите чуть подождать. (Повысив голос.) Костик, душа моя, это тебя.
   Голос К о с т и к а: «Я занят. Пусть скажут, куда звонить».
   А л и с а (в телефон). Вы слушаете меня, дорогая? Костик сейчас принимает душ. Соблаговолите оставить номер. Один момент, я возьму карандаш.
   В коридор выходит Велюров, высокий полный мужчина лет сорока пяти в халате, из-под которого видны его обнаженные ноги, и его гость Соев — человек неопределенного возраста.
   В е л ю р о в. Можно не шуметь, когда я работаю с автором?
   А л и с а. Простите меня, я отнюдь не хотела… (В телефон.) Диктуйте, мой друг, я вся — внимание.
   В е л ю р о в. Соев, голубчик, ну, поднатужьтесь. Вы же талантливый человек.
   С о е в (надевая пальто). Уж не знаю, чего вы хотите.
   А л и с а. Миусы два, тридцать семь, тридцать три…
   В е л ю р о в. Поверьте, вы слишком замахнулись.
   С о е в. Это мне свойственно.
   В е л ю р о в. Я не спорю. Но вспомните собственные удачи. Большая проблема, темперамент, но одновременно экономия средств. Восемь куплетов, а все охвачено.
   С о е в. Я посоветуюсь с женой.
   На последних репликах выходит Костик. Черноволосый молодой человек в рубашке с закатанными рукавами.
   А л и с а (в телефон). Благодарю вас, я передам. (Вешает трубку.)
   В е л ю р о в. Жду вас во вторник. Поклон Ольге Яновне.
   С о е в (уклончиво). Во всяком случае я позвоню. (Уходит.)
   В е л ю р о в. Что ни напишет — все бесподобно. А все — супруга. Вот уж злой гений. С утра до ночи кадит фимиам.
   А л и с а. Прошу извинить, если я помешала.
   В е л ю р о в (с усмешкой). Что вы, это я вам мешал. Пока ваш племянник совершал омовение, вам надо было успокаивать дам.
   А л и с а. Аркадий Варламович, это странно…
   В е л ю р о в. Алиса Витальевна, это смешно. Вы в вашем Костике растворились. Приняли на себя обязанности персонального секретаря. Более того, поощряете этот женский ажиотаж.
   А л и с а. Боже мой, все это так понятно. Молодой человек приехал в Москву. Вокруг незнакомые люди, соблазны. Естественно, находятся женщины, которые рвутся его опекать.
   В е л ю р о в. Нет, он сомнителен, он сомнителен. Я бы ему не доверял.
   К о с т и к (выдвигаясь на первый план). Это не бдительность, а подозрительность.
   В е л ю р о в. Вы здесь?
   К о с т и к. Мы с тетей чистые люди. Вам просто нелегко нас понять. (Целует Алисе руку.)
   А л и с а. Спасибо, мой друг. (Целует его в голову.) Я записала.(Отдает ему листок.)
   К о с т и к. Что это?
   А л и с а. Телефон незнакомки.
   К о с т и к. Чей же это? Я и не вспомню.
   В е л ю р о в. Хорош!
   К о с т и к (кротко). Голова не тем занята.
   В е л ю р о в. Я вам сочувствую.
   К о с т и к. Я учусь на историческом, в аспирантуре. И кроме того, даю уроки.
   В е л ю р о в. Уроки чего?
   А л и с а. Аркадий Варламович!
   К о с т и к. Вы это знаете. Я веду кружок художественной атлетики. В течение двух или трех месяцев создаю людям новые торсы.
   В е л ю р о в. Торгуете телом?
   А л и с а. Аркадий Варламыч!
   К о с т и к. Я шахматист. Я даю сеансы…
   В е л ю р о в. Одновременной игры в любовь?
   К о с т и к (пожав плечами). Странно. Я кандидат в мастера.
   В е л ю р о в. Вы кандидат? Вы давно уже мастер. Ох вы и мастер.
   К о с т и к (Алисе). Бесполезно. Это ведь диалог глухих.
   А л и с а. Ты поужинаешь перед уходом?
   К о с т и к. Я бы, родная, не возражал.
   Алиса уходит.
   (Глядя на листок, снимает трубку.) Звякнуть ей, что-ли, на, старости лет? (Неожиданно вешает трубку.)
   Пусть живет безмятежно. (Уходит за теткой.)
   В е л ю р о в. Тартюф. (Скрывается в своей комнате.)
   Входная дверь отворяется. Показывается раскрытый зонт; затем входят Хоботов и Людочка.
   Х о б о т о в. Боже мой, вы промочили ножки. (Пытается закрыть зонт.)
   Л ю д о ч к а. Вы такой хлопотун, ничего страшного.
   Х о б о т о в. Этот зонтик — большой оригинал.
   Зонт не поддается.
   Л ю д о ч к а. Позвольте мне.
   Х о б о т о в. Нет, ни за что. Снимите туфельки поскорее.
   Зонт с шумом закрывается.
   Ах!
   Л ю д о ч к а. Что такое?
   Х о б о т о в. Поранил палец.
   Л ю д о ч к а. Ой, ну какой вы!
   Х о б о т о в. Пустяки.
   Л ю д о ч к а. Йод у вас есть?
   Х о б о т о в. Не убежден.
   Л ю д о ч к а. Дайте мне руку. Платок у вас чистый?
   Х о б о т о в. Относительно.
   Л ю д о ч к а. Лучше моим… (Смочив платок духами, протирает его палец.)
   Х о б о т о в. Как славно. Благодаря вам я понял: не надо бояться жить.
   Л ю д о ч к а (еще раз осмотрев палец). Не страшно.
   Х о б о т о в. И ничего не нужно откладывать. «Зарыты в ямины и рвы, о, не воротимся, увы!»
   Л ю д о ч к а. Вы сочинили?
   Х о б о т о в. Нет, Рембо. Умер в девятнадцатом веке. Очень талантлив и очень несчастен.
   Л ю д о ч к а. Он — тоже?
   Х о б о т о в. Ему отрезали ногу.
   Л ю д о ч к а. Они у вас все — как сговорились.
   Х о б о т о в. Вы правы — какая-то закономерность. Ну вот… У вас уже губки дрожат. Хотите, я научу вас полечке?
   В глубине показался Костик, остановился.
   Л ю д о ч к а. Вы танцуете?
   Х о б о т о в. Это песенка. Старая французская песенка. Очень наивная и прозрачная. Я вам ее сейчас спою. (Шаря по карманам.) «Мон папа не вё па кё же дансэ, кё же дансэ…»
   Л ю д о ч к а. Что вы ищете?
   Х о б о т о в. Ключ от комнаты…(Напевает.) «Мон папа не вё па, кё же дансэ ля полька»… Правда, прелестно? О, боже мой…
   Л ю д о ч к а. Что случилось?
   Х о б о т о в. Потерян ключ… (Шарит по карманам.)
   Л ю д о ч к а. Да вот же вы держите…
   Х о б о т о в. То от входной… (Шарит по карманам.) Слушайте, меня надо убить.
   Л ю д о ч к а. А рядом, на том же колечке?
   Х о б о т о в. Верно! Ничего не соображаю.
   Л ю д о ч к а. И как вы живете один?
   Х о б о т о в. Не знаю. Сезам, отворись. Прошу вас ко мне.
   Они заходят в его комнату. Почти сразу гремит звонок. Мурлыкая мотив хоботовской песенки, Костик идет открывать дверь. Появляется Света. Широколицее, широкоплечее существо. Свежесть и здоровье.
   С в е т а. Велюров Аркадий Варламович — есть?
   К о с т и к. Как не быть?
   С в е т а. А вы его сын?
   К о с т и к. Нет, моя радость, я его отчим.
   С в е т а. Скажете! Так я вам и поверила.
   К о с т и к. У каждого, знаете, свой крест. (Стучит к Велюрову и отходит за вешалку.)
   Появляется Велюров. Увидев Свету, вскрикивает и поспешно запахивает полу халата.
   С в е т а. Аркадий Варламович, это я.
   В е л ю р о в. Господи боже, какой подарок! Сию минуту. Сию секунду. Я приведу себя в порядок.
   С в е т а. А я пока позвоню. Можно?
   В е л ю р о в. Вы еще спрашиваете. Ах, Света… (Скрывается.)
   С в е т а (набирает номер). Ир, это я. Ну как, готова? Сейчас заеду. Давай. Спускайся. (Вешает трубку.)
   Из-за вешалки выходит Костик.
   К о с т и к. Здравствуйте, Света. Так вот вы какая. Пасынок вами просто бредит.
   С в е т а. Какой он вам пасынок? Вы это бросьте. Нашли себе дурочку с переулочка.
   К о с т и к. Меня зовут Константин.
   С в е т а. На здоровье.
   К о с т и к. В переводе с античного — постоянный.
   С в е т а. Поздравляю вашу жену.
   К о с т и к. Я одинокий, как Робинзон.
   С в е т а. Тем хуже для вас.
   К о с т и к. Не всем везет. (Выразительно смотрит на дверь Велюрова.)
   С в е т а. Да мы знакомы всего три дня.
   К о с т и к. А где же произошло знакомство?
   С в е т а. На соревнованиях по плаванию.
   К о с т и к. Это Велюров соревновался?
   С в е т а. Нет, он смотрел. Я пришла второй.
   К о с т и к. Общество «Трудовые резервы»?
   С в е т а. Откуда вы знаете?
   К о с т и к. Интуиция.
   С в е т а. Слушайте, он в самом дело — артист?
   К о с т и к. Вы что — вчера на свет родились? Аркадий Велюров. Сатира. Куплеты. И политический фельетон.
   С в е т а. Он обещал позвать на концерт.
   К о с т и к. Он это сделает непременно. Но ведь артисты крайне опасны.
   С в е т а. Скажете тоже. Он очень милый. Очень вежливый и культурный.
   К о с т и к. Должно быть, он вас русалкой зовет.
   С в е т а (смутившись). Сегодня даже прислал телеграмму.
   К о с т и к. Зачем?
   С в е т а. У нас телефона нет.
   К о с т и к. А что случилось?.
   С в е т а. Так я и сказала.
   К о с т и к. Вы мне доверьтесь, не пожалеете. Я всем советы даю.
   С в е т а. Вот, смотрите.
   К о с т и к (читает). «Схожу ума». Здорово.
   С в е т а. Правда?
   К о с т и к. Сходит, да не совсем.
   Выходит Велюров. Он в костюме.
   (Сияет.) В общем, я одобряю ваш выбор. Очень масштабный человек.
   В е л ю р о в (глядя на него с подозрением). Пройдемте ко мне.
   С в е т а. Я не могу. Ира ждет. Вы билеты достали?
   В е л ю р о в. Ах, да… Я голову потерял. (Уходит.)
   К о с т и к. Покажите еще разок телеграмму.
   С в е т а. Да на что вам? (Протягивает бланк.)
   К о с т и к. Я адрес не разобрал.
   С в е т а. А зачем он вам?
   К о с т и к. Да уж нужен, значит… (Переписывает в блокнотик.)
   Когда дома бываете?
   С в е т а. После семи. А в чем дело?
   К о с т и к. Объясню вам позднее.
   С в е т а. Все загадки… Понять ничего нельзя.
   Вновь выходит Велюров. Отдает билеты.
   В е л ю р о в. Завтра — в восемь.
   С в е т а. Здесь — два?
   В е л ю р о в. Вам с Ирой. Вы подойдете после концерта?
   С в е т а. Если рано закончится. Счастливо!
   В е л ю р о в (тихо). Наяда моя…
   Света уходит.
   Что вы ей говорили?
   К о с т и к. Надо ж было занять чем-то девушку, пока вы натягивали брюки.
   В е л ю р о в. Увольте. Обойдемся без вас.
   К о с т и к. Как угодно. (Набирает номер.) Миллион извинений. Анну Адамовну. (Слушает.) Миллион благодарностей. (Вешает трубку.)
   В е л ю р о в. У вас с ней не может быть ничего общего.
   К о с т и к. Почем вы знаете?
   Телефонный звонок.
   (Снимает трубку.) Да? Это — вас. (Передает трубку Велюрову.)
   В е л ю р о в. Я слушаю. Кто? Илья? Нет, не ждал. Да, я в курсе. Ах, вот оно что… Красиво. Я входил в Мосэстраду как в дом родной, а теперь я иду туда как на Голгофу. (Слушает, страстно.) Ну, а кто не пьет? Назови. Я жду. (Слушает.) Нет, достаточно. Я удовлетворен. Да, все правильно. Вы мне плюнули в душу. (Вешает трубку.) Негодяи.
   К о с т и к. Неправда. Они за вас борются.
   В е л ю р о в. Ах, оставьте. Я вижу всех насквозь.
   К о с т и к. Вы должны победить эту страсть. (Поеживаясь.) Как сыро… А не хлопнуть ли нам сейчас по рюмашечке?
   В е л ю р о в (с грустной улыбкой). Вы заметьте — не я это предложил.
   Костик заходит к Велюрову. Бой часов. Из двери, расположенной рядом с дверью Хоботова, выходят Савва Игнатьевич Ефимов, долговязый, неправдоподобно худой, с длинным вытянутым лицом, и его друг Леонтий Минаевич, коренастый крепыш с удивленными глазами.
   С а в в а. Здесь, Леонтий, и подымим — в коридорчике, тихо, культурно. Она, брат, в комнате не велит.
   Л е о н т и й. На сундучок присесть позволительно?
   С а в в а. Смело садись. Видать по всему, этот сундук не такое выдержал.
   Л е о н т и й. Как же у вас все это сладилось? Хоть теперь объясни обстоятельно.
   С а в в а. Летом мы соседями были. Взял я отпуск — куда податься? Наш Петухов мне и скажи: езжай, Савва, в тихое место. От Савеловского вокзала, не доезжая станции Икша. Там у снохи имеется дом. Сдаст комнатенку, а плата божеская. Поехал. Так оно все и началось. Они — дикарями, и я — дикарем.
   Л е о н т и й. И как это все развивалось ступенчато?
   С а в в а. Видишь ли ты, какое дело: сам — выдающийся феномен. Подкован он, надо сказать, исключительно. На всех языках как птица поет. Но может быть, по этой причине нет равновесия в голове. Как бы это тебе объяснить — живет в неустойчивом состоянии.
   Л е о н т и й. Лучше ты приведи пример, как выражается непосредственно.
   С а в в а. Тут не примеры, тут норма жизни. Такой уж это, брат, человек.