Зуев Федор
Хитрый Милавкин
Федор Зуев
ХИТРЫЙ МИЛАВКИН
Ни день, ни два - целую неделю дул северозападный ветер. Дул порывисто, со свистом, катал водяные горы. Яростно трепал верхушки деревьев, срывал листву.
"Кто в такую пору захочет разбойничать, даже на осетров?" - думал я, поджидая на катере участкового инспектора рыбоохраны Бориса Прокофьевича Милавкина.
Но он явился в полной "боевой". Высокий. В плечах косая сажень. В мокром от дождя прорезиненном плаще. С "вальтером" и неразлучной кожаной планшеткой. Прикрыв за собой дверь рубки, с сожалением проговорил:
- Если не утихнет, ехать опасно. Может "положить" сразу же, как только отвалим от причала.
- Что же, подождем часок, - согласился я с предложением инспектора, тем более что Бориса Прокофьевича поддержал и капитан катера.
За разговором просидели до полуночи. Уже хотели возвращаться в город и капитан уже начал выключать свет, как вдруг к берегу подошла на веслах лодка.
- Кто? - спросил Милавкин у сходивших на берег людей.
- Ты, Борис Прокофьевич ? - вместо ответа спросил мужской голос.
- Я, а ты кто?
- Зайцев. Не узнаешь?
- А, председатель. Ты что-то не своим голосом говоришь, - заметил Борис Прокофьевич, узнав в одном из подъехавших председателя Вольского рыбколхоза Зайцева. - Где это ты в такую бурю бродил?
- В Тупилкинской бригаде на собрании. В Иргизе было тихо, а выехали на Волгу - думал, концы отдадим. Такой ураган...
- Один?
- С бухгалтером. А ты куда собрался?
- Хотели посмотреть планы.
- У приверха не то плавают, не то охонят. Да только не советую в такую. Им за островом тихо, а ты вряд ли доберешься.
С погашенными огнями катер шел по взъерошенной Волге. Обгоняя друг друга, волны яростно обрушивались на катер, перекатывали через рубку. Вода застилала лобовое стекло. Капитан злился, как злятся все в шторм.
Войдя в приверх острова, заглушили дизель. Судно, подхваченное ветром, бесшумно шло к тому месту, где должны были быть браконьеры. Вскоре катер навалило на кусты. Пересев в спущенную на воду лодку, мы по течению спустились вниз.
Встали у берега. Тут было тихо. Ураганный ветер, смятый крупными деревьями острова, еле долетал сюда. Здесь он только морщил рябью воду. А напротив широких прогалин, как бы злясь на свое бессилье, срывал белые барашки волн и яростно швырял их на песчаные берега и прибрежные кустарники.
Была глубокая, наполненная ветром и шумом взбудораженной воды ночь. И, несмотря на бушующий над островом ураган, чуткое ухо инспектора уловило глухой скрип уключин, обрывки голосов ничего не подозревавших браконьеров. С каждой минутой голоса их росли, приближались. Уже слышны удары весел о воду. Вот и лодка выплыла на середине, против нас, остановилась. Разговор на ней стал громче. Донесся смешок. Борис Прокофьевич, всматриваясь в силуэт лодки, легонько тронул меня за плечо и прошептал:
- Шашковую перебирают.
- ...а здорово будет, когда вернемся домой, - долетел с лодки голос.
- Не загадывай. Сначала дело сделай, - проговорил другой.
- Сделаем. Не трусь. Он не дурак, чтобы в такую...
Под "он" браконьеры имели в виду инспектора рыбоохраны. А Борис Прокофьевич сидел рядышком в лодке и слушал разговор ничего не подозревавших осетрятников.
- Да он тоже хитрый. Не выйдет сюда, так на берегу подцепит. Табань! крикнул один из браконьеров.
Лодка подошла еще ближе, и нас теперь отделяли лишь кудрявые кусты тальника. Мы уже хорошо могли различить не только силуэт лодки, но и сидящих в ней людей: один из них подавал лодку веслами в нужном направлении, другой, на корме, держал спускавшийся в воду
конец шнура. Вот он сделал несколько перехватов, и последовал рывок. Сбоку яростно выбросилась крупная, упористая рыба и накренила лодку на бок.
- Один есть! - донеслось с кормы лодки. Выскочив еще раз в воздух, осетр снова ушел в глубину. Затем круто повернул в сторону и, оставляя пузырчатые буруны, начал медленно, но упорно кружить по протоке.
То подтягивая шнур к себе, то с придержкой отпуская его, сидевший на корме человек терпеливо, без рывков выматывал рыбу. Конечно, силы были неравными. За несколько минут отчаянного поединка осетр утихомирился. Перевернувшись белым брюхом вверх, он показался над водой, словно плавающая колодина. Человек осторожно подвел его к лодке.
Сидевший за веслами другой с кошачьей гибкостью перегнулся через борт и с невероятным проворством подцепил рыбу острым крючком багорика. На браконьеров шарахнулись тысячи колких холодных брызг.
- Бал-да! - донеслось с лодки. - Багрить не научился! Бей под жабры! И еще раз переметнул на лодке скользкий шнур. - Еще один сидит. Готовь багорик.
- Вот это улов, - проговорил человек с ба-гориком, переваливая через борт второго осетра. Килограммов тридцать потянет!.. Третью снасть тоже проверим или на сегодня довольно?..
- Довольно! - Это усиленный мощным динамиком мегафон разнес над водой басовитый властный голос инспектора. Глухое эхо отдалось на острове, звонко отскочило обратно в воду, звук гремел и шарахался из стороны в сторону.
Браконьеры на мгновение замерли.
- Заводи мотор, - прохрипел злобный голос с лодки. - Заводи!
Послышалось глухое урчание стартера. Второпях мотор не заводился.
- Заводи же!! - орал стоявший с веслами человек.
- Поднажми, - торопил меня участковый. Я успел сделать несколько взмахов веслами.
До браконьеров оставалось двадцать-тридцать метров. Пронзительный луч прожектора ослепительно ударил с катера, воткнулся в борт лодки, отпечатал на ней чуткие тени двух метавшихся людей.
В этот миг взревел газовский мотор. Лодка рванулась птицей и полетела в темноту.
- Стой!! - заревел в мегафон Милавкин. Браконьерская лодка развивала скорость, но шквальный ветер трепал ее на крупных волнах.
Чувствуя, что от катера им не уйти, браконьеры круто свернули в разливы, где по отмелям катер не мог ее преследовать. В небо взвилась ракета. Но на воде уже никого не было.
- Упустили! - не скрывая огорчения, высказал я инспектору.
- Не отчаивайтесь, - спокойно заметил Борис Прокофьевич, браконьеры-то известны! Сами придут. Поворачивай, Ваня, к при-верху рыбного острова, - распорядился инспектор. - В заливе против огорода Куприянова остановишься.
- Думаешь, что они сами приедут?
- Безусловно. Домой с осетрами сейчас не поедут - не те люди. Они отсидятся до вечера на огороде, а с темнотой вернутся домой. Я уже изучил этих типов...
К рассвету ветер поутих. Сразу стало теплее. На востоке заалела розоватая полоска. В заводях ходила крутая зыбь. Вода успокаивалась, светлела, отражая голубизну неба.
В заливе, где Куприянов постоянно ставит свою лодку, когда приезжает на огород, остановился и наш катер. Здесь было тихо. С Волги нас прикрывал крутой мыс с тальниками. Приставший катер можно было заметить только при входе в залив.
Как только катер ткнулся носом в песчаный берег, Борис Прокофьевич сразу же разделся и прямо с палубы прыгнул в воду.
- Вот это да! - завистливо воскрикнул капитан, когда взлохмаченная голова инспектора вынырнула на середине затона.
- А вы так не умеете - подзадорил я капитана.
- Двадцать лет на воде. Волгарь, можно сказать, а купаться не пристрастился, - признался капитан, всматриваясь, как инспектор с удивительной ловкостью редкими саженями плыл к песчаному берегу, шумно отфыркивался.
- Вот и пожаловали, - шепнул мне капитан, указывая на входившую в залив на веслах лодку.
- Это те самые?
- За рулем Куприянов, отъявленный бра-коньер-осетрятник, а на веслах его дружок. Иванов, в прошлом механик с "Комсомольца". Хорошо зарабатывал. А поди же ты, бросил, перескочил на легкую наживу, - шепотом проинформировал меня капитан.
- Греби к берегу! - крикнул сидевший на корме мужчина и несколько раз ударил кормови-ком о воду. С кормовика звучно упали крупные капли воды. Иванов сидел на веслах, смахивал пот с виска. Они, должно быть, долго шли на
веслах. Он злобно поглядел на Куприянова и огрызнулся:
- Не ори. Измучил совсем!
- Ну, замолол! - зло оборвал его Куприянов. - Не видишь - сами в лапы пришли!..
- Струсил?
- А ты нет?
Лодка, шурша днищем, ткнулась в песчаный берег. Куприянов неторопливо свернул цигарку. Закурив, он сунул в нос лодки мокрый, с подтеками крови мешок, прикрыв его охапкой свеженарванной травы.
Оба браконьера всем своим видом показывали, что они уморились от тяжелой гребли и решили подольше отдохнуть.
А Борис Прокофьевич плескался в заливе.
Куприянов начал терять терпение. Ему, очевидно, представилось, как выйдет сейчас ненавистный инспектор и этак ехидно скажет: "Ага, дружок, сам пришел, теперь я тебя упеку".
Наконец инспектор вылез из воды, оделся и подошел к лодке. Куприянов зачем-то сердито застучал веслами.
- Куда, Михаил Захарович, так рано ездил? Куприянов посмотрел на инспектора и ответил неласковр:
- На кудыкины горы. Знаешь такие?
- За травой? - живо переспросил Борис Прокофьевич, будто не поняв злобной насмешки.
- За дураками.
- Их и здесь много. Меня грубостью не обидишь. Заходи на катер, поговорим, чайку попьем.
Хоть чая-то Куприянов и не хотел, но он все же решил заглянуть в кубрик и поднялся по трапу вслед за инспектором.
Милавкин словно обрадовался приходу Куприянова. Заторопился с чайником, усадил его рядом с нами. Принялся рассказывать о инспекторских делах, о браконьерах, которые минувшей ночью ускользнули из-под самого носа. И ни одним словом не обмолвился он о своих подозрениях к Куприянову. Но это не успокоило Куприянова. Наоборот, приветливость инспектора казалась ему обманчивой и зловещей.
- А еще горе у нас... - продолжал Милавкин. И Куприянов окончательно насторожился.
- Горе, говорю, большое: на черную доску нас занести хотят. Плохо, видишь ли, с осет-рятниками боремся.
- Да-да! - тяжело вздохнул Куприянов. Ему было не легче от того, что Борис Прокофье-вич не говорил прямо. Наконец Куприянов решительно отказался от чая. Долго искал фуражку, пока не ощутил, что она была на его голове.
- Значит, на кудыкиных горах был? - переспросил инспектор, провожая Куприянова к лодке.
Вдоль острова шли на свои огороды приехавшие женщины. Куприянов проследил за ними глазами. Как только они скрылись за гривой, наглая ухмылка скользнула по его лицу.
- Не подходи! - угрожающе прохрипел Куприянов, преграждая дорогу Милавкину. - А то как бы мой дружок по нечайности веслами не зацепил.
- Зачем же веслами, можно и добром разобраться, - спокойно проговорил инспектор, закидывая ногу через борт лодки.
- Назад!! - взревел стоявший в лодке напарник Куприянова и занес над инспектором увесистый шест.
Увидев, что инспектору угрожает опасность, мы с капитаном поспешили на помощь. Но Борис Прокофьевич ловким ударом выбил шест из рук браконьера. Тогда озверевший верзила схватил инспектора за воротник куртки, пытаясь сбросить его за борт, а Куприянов замахнулся веслом.
Еще бы миг и... Но в грудь верзилы уже уперлось дуло пистолета.
ХИТРЫЙ МИЛАВКИН
Ни день, ни два - целую неделю дул северозападный ветер. Дул порывисто, со свистом, катал водяные горы. Яростно трепал верхушки деревьев, срывал листву.
"Кто в такую пору захочет разбойничать, даже на осетров?" - думал я, поджидая на катере участкового инспектора рыбоохраны Бориса Прокофьевича Милавкина.
Но он явился в полной "боевой". Высокий. В плечах косая сажень. В мокром от дождя прорезиненном плаще. С "вальтером" и неразлучной кожаной планшеткой. Прикрыв за собой дверь рубки, с сожалением проговорил:
- Если не утихнет, ехать опасно. Может "положить" сразу же, как только отвалим от причала.
- Что же, подождем часок, - согласился я с предложением инспектора, тем более что Бориса Прокофьевича поддержал и капитан катера.
За разговором просидели до полуночи. Уже хотели возвращаться в город и капитан уже начал выключать свет, как вдруг к берегу подошла на веслах лодка.
- Кто? - спросил Милавкин у сходивших на берег людей.
- Ты, Борис Прокофьевич ? - вместо ответа спросил мужской голос.
- Я, а ты кто?
- Зайцев. Не узнаешь?
- А, председатель. Ты что-то не своим голосом говоришь, - заметил Борис Прокофьевич, узнав в одном из подъехавших председателя Вольского рыбколхоза Зайцева. - Где это ты в такую бурю бродил?
- В Тупилкинской бригаде на собрании. В Иргизе было тихо, а выехали на Волгу - думал, концы отдадим. Такой ураган...
- Один?
- С бухгалтером. А ты куда собрался?
- Хотели посмотреть планы.
- У приверха не то плавают, не то охонят. Да только не советую в такую. Им за островом тихо, а ты вряд ли доберешься.
С погашенными огнями катер шел по взъерошенной Волге. Обгоняя друг друга, волны яростно обрушивались на катер, перекатывали через рубку. Вода застилала лобовое стекло. Капитан злился, как злятся все в шторм.
Войдя в приверх острова, заглушили дизель. Судно, подхваченное ветром, бесшумно шло к тому месту, где должны были быть браконьеры. Вскоре катер навалило на кусты. Пересев в спущенную на воду лодку, мы по течению спустились вниз.
Встали у берега. Тут было тихо. Ураганный ветер, смятый крупными деревьями острова, еле долетал сюда. Здесь он только морщил рябью воду. А напротив широких прогалин, как бы злясь на свое бессилье, срывал белые барашки волн и яростно швырял их на песчаные берега и прибрежные кустарники.
Была глубокая, наполненная ветром и шумом взбудораженной воды ночь. И, несмотря на бушующий над островом ураган, чуткое ухо инспектора уловило глухой скрип уключин, обрывки голосов ничего не подозревавших браконьеров. С каждой минутой голоса их росли, приближались. Уже слышны удары весел о воду. Вот и лодка выплыла на середине, против нас, остановилась. Разговор на ней стал громче. Донесся смешок. Борис Прокофьевич, всматриваясь в силуэт лодки, легонько тронул меня за плечо и прошептал:
- Шашковую перебирают.
- ...а здорово будет, когда вернемся домой, - долетел с лодки голос.
- Не загадывай. Сначала дело сделай, - проговорил другой.
- Сделаем. Не трусь. Он не дурак, чтобы в такую...
Под "он" браконьеры имели в виду инспектора рыбоохраны. А Борис Прокофьевич сидел рядышком в лодке и слушал разговор ничего не подозревавших осетрятников.
- Да он тоже хитрый. Не выйдет сюда, так на берегу подцепит. Табань! крикнул один из браконьеров.
Лодка подошла еще ближе, и нас теперь отделяли лишь кудрявые кусты тальника. Мы уже хорошо могли различить не только силуэт лодки, но и сидящих в ней людей: один из них подавал лодку веслами в нужном направлении, другой, на корме, держал спускавшийся в воду
конец шнура. Вот он сделал несколько перехватов, и последовал рывок. Сбоку яростно выбросилась крупная, упористая рыба и накренила лодку на бок.
- Один есть! - донеслось с кормы лодки. Выскочив еще раз в воздух, осетр снова ушел в глубину. Затем круто повернул в сторону и, оставляя пузырчатые буруны, начал медленно, но упорно кружить по протоке.
То подтягивая шнур к себе, то с придержкой отпуская его, сидевший на корме человек терпеливо, без рывков выматывал рыбу. Конечно, силы были неравными. За несколько минут отчаянного поединка осетр утихомирился. Перевернувшись белым брюхом вверх, он показался над водой, словно плавающая колодина. Человек осторожно подвел его к лодке.
Сидевший за веслами другой с кошачьей гибкостью перегнулся через борт и с невероятным проворством подцепил рыбу острым крючком багорика. На браконьеров шарахнулись тысячи колких холодных брызг.
- Бал-да! - донеслось с лодки. - Багрить не научился! Бей под жабры! И еще раз переметнул на лодке скользкий шнур. - Еще один сидит. Готовь багорик.
- Вот это улов, - проговорил человек с ба-гориком, переваливая через борт второго осетра. Килограммов тридцать потянет!.. Третью снасть тоже проверим или на сегодня довольно?..
- Довольно! - Это усиленный мощным динамиком мегафон разнес над водой басовитый властный голос инспектора. Глухое эхо отдалось на острове, звонко отскочило обратно в воду, звук гремел и шарахался из стороны в сторону.
Браконьеры на мгновение замерли.
- Заводи мотор, - прохрипел злобный голос с лодки. - Заводи!
Послышалось глухое урчание стартера. Второпях мотор не заводился.
- Заводи же!! - орал стоявший с веслами человек.
- Поднажми, - торопил меня участковый. Я успел сделать несколько взмахов веслами.
До браконьеров оставалось двадцать-тридцать метров. Пронзительный луч прожектора ослепительно ударил с катера, воткнулся в борт лодки, отпечатал на ней чуткие тени двух метавшихся людей.
В этот миг взревел газовский мотор. Лодка рванулась птицей и полетела в темноту.
- Стой!! - заревел в мегафон Милавкин. Браконьерская лодка развивала скорость, но шквальный ветер трепал ее на крупных волнах.
Чувствуя, что от катера им не уйти, браконьеры круто свернули в разливы, где по отмелям катер не мог ее преследовать. В небо взвилась ракета. Но на воде уже никого не было.
- Упустили! - не скрывая огорчения, высказал я инспектору.
- Не отчаивайтесь, - спокойно заметил Борис Прокофьевич, браконьеры-то известны! Сами придут. Поворачивай, Ваня, к при-верху рыбного острова, - распорядился инспектор. - В заливе против огорода Куприянова остановишься.
- Думаешь, что они сами приедут?
- Безусловно. Домой с осетрами сейчас не поедут - не те люди. Они отсидятся до вечера на огороде, а с темнотой вернутся домой. Я уже изучил этих типов...
К рассвету ветер поутих. Сразу стало теплее. На востоке заалела розоватая полоска. В заводях ходила крутая зыбь. Вода успокаивалась, светлела, отражая голубизну неба.
В заливе, где Куприянов постоянно ставит свою лодку, когда приезжает на огород, остановился и наш катер. Здесь было тихо. С Волги нас прикрывал крутой мыс с тальниками. Приставший катер можно было заметить только при входе в залив.
Как только катер ткнулся носом в песчаный берег, Борис Прокофьевич сразу же разделся и прямо с палубы прыгнул в воду.
- Вот это да! - завистливо воскрикнул капитан, когда взлохмаченная голова инспектора вынырнула на середине затона.
- А вы так не умеете - подзадорил я капитана.
- Двадцать лет на воде. Волгарь, можно сказать, а купаться не пристрастился, - признался капитан, всматриваясь, как инспектор с удивительной ловкостью редкими саженями плыл к песчаному берегу, шумно отфыркивался.
- Вот и пожаловали, - шепнул мне капитан, указывая на входившую в залив на веслах лодку.
- Это те самые?
- За рулем Куприянов, отъявленный бра-коньер-осетрятник, а на веслах его дружок. Иванов, в прошлом механик с "Комсомольца". Хорошо зарабатывал. А поди же ты, бросил, перескочил на легкую наживу, - шепотом проинформировал меня капитан.
- Греби к берегу! - крикнул сидевший на корме мужчина и несколько раз ударил кормови-ком о воду. С кормовика звучно упали крупные капли воды. Иванов сидел на веслах, смахивал пот с виска. Они, должно быть, долго шли на
веслах. Он злобно поглядел на Куприянова и огрызнулся:
- Не ори. Измучил совсем!
- Ну, замолол! - зло оборвал его Куприянов. - Не видишь - сами в лапы пришли!..
- Струсил?
- А ты нет?
Лодка, шурша днищем, ткнулась в песчаный берег. Куприянов неторопливо свернул цигарку. Закурив, он сунул в нос лодки мокрый, с подтеками крови мешок, прикрыв его охапкой свеженарванной травы.
Оба браконьера всем своим видом показывали, что они уморились от тяжелой гребли и решили подольше отдохнуть.
А Борис Прокофьевич плескался в заливе.
Куприянов начал терять терпение. Ему, очевидно, представилось, как выйдет сейчас ненавистный инспектор и этак ехидно скажет: "Ага, дружок, сам пришел, теперь я тебя упеку".
Наконец инспектор вылез из воды, оделся и подошел к лодке. Куприянов зачем-то сердито застучал веслами.
- Куда, Михаил Захарович, так рано ездил? Куприянов посмотрел на инспектора и ответил неласковр:
- На кудыкины горы. Знаешь такие?
- За травой? - живо переспросил Борис Прокофьевич, будто не поняв злобной насмешки.
- За дураками.
- Их и здесь много. Меня грубостью не обидишь. Заходи на катер, поговорим, чайку попьем.
Хоть чая-то Куприянов и не хотел, но он все же решил заглянуть в кубрик и поднялся по трапу вслед за инспектором.
Милавкин словно обрадовался приходу Куприянова. Заторопился с чайником, усадил его рядом с нами. Принялся рассказывать о инспекторских делах, о браконьерах, которые минувшей ночью ускользнули из-под самого носа. И ни одним словом не обмолвился он о своих подозрениях к Куприянову. Но это не успокоило Куприянова. Наоборот, приветливость инспектора казалась ему обманчивой и зловещей.
- А еще горе у нас... - продолжал Милавкин. И Куприянов окончательно насторожился.
- Горе, говорю, большое: на черную доску нас занести хотят. Плохо, видишь ли, с осет-рятниками боремся.
- Да-да! - тяжело вздохнул Куприянов. Ему было не легче от того, что Борис Прокофье-вич не говорил прямо. Наконец Куприянов решительно отказался от чая. Долго искал фуражку, пока не ощутил, что она была на его голове.
- Значит, на кудыкиных горах был? - переспросил инспектор, провожая Куприянова к лодке.
Вдоль острова шли на свои огороды приехавшие женщины. Куприянов проследил за ними глазами. Как только они скрылись за гривой, наглая ухмылка скользнула по его лицу.
- Не подходи! - угрожающе прохрипел Куприянов, преграждая дорогу Милавкину. - А то как бы мой дружок по нечайности веслами не зацепил.
- Зачем же веслами, можно и добром разобраться, - спокойно проговорил инспектор, закидывая ногу через борт лодки.
- Назад!! - взревел стоявший в лодке напарник Куприянова и занес над инспектором увесистый шест.
Увидев, что инспектору угрожает опасность, мы с капитаном поспешили на помощь. Но Борис Прокофьевич ловким ударом выбил шест из рук браконьера. Тогда озверевший верзила схватил инспектора за воротник куртки, пытаясь сбросить его за борт, а Куприянов замахнулся веслом.
Еще бы миг и... Но в грудь верзилы уже уперлось дуло пистолета.