Страница:
Выводя самолет в горизонтальный полет над строем бомбардировщиков, Йоси поискал глазами истребителей. Наконец низко над водой он увидел четверку «сто девятых», устремившуюся к востоку под прикрытие шторма, и линию преследующих их «Зеро». Но оставшиеся полдюжины бомбардировщиков пробивались к «Йонаге», который опоясался вспышками зенитного огня. Несмотря на отвратительные коричневые пятна вспухающих вокруг, словно ядовитые оспины, разрывов 127-миллиметровых снарядов, бомбардировщики шли вперед, быстро приближаясь к пятидесятиградусному углу бомбометания.
Мацухара схватился за микрофон.
— Я Ведущий Эдо. Перехватить бомбардировщики! Бомбардировщики! Следовать за мной! — Он отдал ручку от себя. Число оранжевых вспышек и следов трассеров сзади увеличилось. Мацухара чувствовал, как вибрирует истребитель, а по крыльям бьют удары спрессованного скоростью воздуха, отрывая кусочки краски. Йоси поймал в дальномер «Сессну», начал гашетку и услышал свист. Снаряды кончились! Выругавшись, он ударил кулаком по приборной доске.
Брент Росс смотрел в бинокль, как подполковник Мацухара ведет воздушный бой, и пересчитывал самолеты, напрягая ноги, когда могучий авианосец менял курс.
— Дюжина бомбардировщиков, адмирал, — сообщил он командирским голосом. — И целая эскадрилья истребителей.
— Какие?
— «Ме-сто девятые» и, может быть, один «сто десятый». Бомбардировщики разные: «Хейнкель-один одиннадцать», «Ди-си-третьи» и, возможно, пара «Сессн».
— Очень хорошо. — Старик нагнулся к ветрозащитному экрану, за которым ревела двигателями дюжина готовых к полету «Зеро», рвавшихся со швартовочных тросов, как голодные псы на привязи, учуявшие запах крови.
— Курс один-два-ноль, скорость двадцать четыре, сто двадцать восемь оборотов, сэр, — донеслось из переговорной трубы.
— Взлет! Взлет!
Шквал желтого и белого, когда механики освободили швартовочные тросы, вытащили колодки и побежали к узким проходам вдоль борта. Первый «Зеро» прогрохотал по полетной палубе. Потом один за другим блестящие белые самолеты срывались с короткой взлетной палубы и уносились в небо.
— Трехмоторный! Трехмоторный, адмирал! — выкрикнул Брент, приникнув к биноклю.
— Это «Юнкерс-52» — раздался позади него новый голос.
Адмирал Марк Аллен быстро встал рядом с Фудзитой, поправляя одной рукой ремешок своей каски под подбородком и поднимая другой бинокль. Седой ветеран второй мировой войны, участник двенадцати сражений на авианосце, японист и эксперт по Японии, адмирал вместе с Брентом Россом служил в военно-морской разведке США и был при Фудзите в качестве советника на случай боевых действий.
— Адмирал, у «Юнкерса» швейцарские опознавательные знаки, — сообщил Брент Фудзите.
— Об этом самолете я сужу по его окружению. — Морской волк повернулся к телефонисту, отдавая приказ:
— Радар! Дальность до ближайшего вражеского самолета.
— Пятнадцать километров, сэр.
— Все — вперед!
— Адмирал, должны сесть три истребителя. При таком ветре они не удержатся на палубе.
— Они опытные пилоты, адмирал Аллен.
Брент ощутил новый удар, когда двигатели корабля взревели от нагрузки и 84000 тонн стали врезались в океанскую волну, взрывая ее брызгами сверкающих радуг, на что корпус судна ответил тяжелым гулом.
С левого борта от заряжающих донеслись одобрительные возгласы.
— Адмирал, наш боевой патруль сбил пару истребителей и «Юнкере».
— Очень хорошо.
Полетная палуба задрожала от выхлопов звездообразных двигателей, работавших на полной тяге, и еще два А6М2 заняли стартовую позицию. Оставался один.
— Дальность?
— Шесть километров, адмирал.
— Главная батарея. Приготовиться к отражению авиационной атаки с левого борта — управление с поста борта. — Старик нетерпеливо перегнулся через ветрозащитный экран. — Взлет последнему истребителю!
С захлебывающимся гулом оставшийся истребитель рванулся вперед, когда его летчик отпустил тормоз. Брент увидел вспышку белого пламени, затем услышал рев форсажа. С ужасом он наблюдал, как «Мицубиси» остановился, затем приподнялся в неодолимом стремлении вверх.
— Слишком рано! Слишком рано!
Качнувшись влево, самолет зацепил концом крыла полетную палубу и резко перевернулся через левое крыло, ломая его и врезаясь в расчет 25-миллиметровой зенитной установки, состоящий из девяти человек.
— Не спасать! — рявкнул Фудзита на телефониста, когда самолет упал в воду и его стало утаскивать на глубину бурлящей вокруг «Йонаги» водой.
— Адмирал, — сказал вдруг Марк Аллен, — я бы рекомендовал, чтобы эсминцы эскорта создали плотную огневую завесу. Они должны находиться не далее пятисот ярдов от нас. Нам нужны их орудия тридцать восьмого калибра, сэр.
— Хорошо. — Адмирал повернулся к телефонисту. — Радиорубка — связь «рубка — рубке». Сопровождению приблизиться ко мне на двести метров.
Прогремел гром, когда два находящихся справа американских эсминца открыли огонь. Брент всегда удивлялся скорости — двадцать выстрелов в минуту, — с которой каждый из пяти кораблей мог стрелять из зенитных орудий тридцать восьмого калибра, превращая «Флетчеры» в огнедышащие вулканы, сверкавшие пламенем вспышек в облаках бурого дыма.
— Самолеты в пределах досягаемости, адмирал.
— Открыть огонь!
Как гром с ясного неба двадцать 127-миллиметровых орудий ударили как одно. Застонав от грохота, Брент покрутил головой, но бинокля не опустил. Запах пороха, возбужденные крики заряжающих, звяканье латунных корпусов снарядов о сталь холодным спазмом отдались у него в животе, и он почувствовал пульсирование крови в ушах. Его бинокль задрожал, когда кровавая карусель приблизилась; вражеские истребители и бомбардировщики были атакованы «Зеро» сверху и снизу, но все-таки по меньшей мере с полдюжины бомбардировщиков устремились к авианосцу, в то время как большая часть боевого патруля с «Йонаги» была связана боем с пятью или шестью Me-109. Брент знал, что некоторые из бомбардировщиков прорвутся. Тут он увидел два продолговатых цилиндра.
— Торпеды, адмирал, — отрывисто бросил он. — Под фюзеляжами.
— Они постараются отвлечь нас воздушным боем на большой высоте и сбросить торпеды, пока мы будем следить за схваткой, — предположил Марк Аллен.
— Вознести нас на небеса своими двумя торпедоносцами, — пробормотал Фудзита. — Но это мы еще посмотрим!
Не обращая внимания на смертоносные разрывы зенитных снарядов, заполнивших небо, уцелевшие самолеты врага медленно приближались к «Йонаге» и уже ясно различались в фокусе бинокля Брента Росса. Отчетливо была видна каждая деталь: два Не-111 с остекленной носовой частью и двумя 20-миллиметровыми пушками, двумя двигателями жидкостного охлаждения «Юмо-211А», обтекаемыми фюзеляжами и высокими, словно акульи плавники, рулями; два «Дугласа DC—3» с огромными двигателями «Пратт-Уитни», стойками шасси, убранными в гондолы, напоминавшие двойной подбородок, пузатыми фюзеляжами и люками бомбоотсеков в их нижней части; пара «Норт Америкэн АТ—6 Техасец» с двигателями «Пратт-Уитни», пулеметами, торчащими в сторону хвоста и огромными блестящими торпедами под брюхом. У Брента перехватило дыхание, когда торпедоносцы, еще находясь далеко от авианосца, вдруг спикировали.
— Торпедоносцы атакуют, адмирал, — доложил американец сквозь плотно сжатые губы.
— Очень хорошо.
— Пока курс не меняйте, адмирал Фудзита.
— Знаю, адмирал Аллен. Пусть атакуют.
Пожилой американец кивнул, продолжая наблюдать.
Донесся новый рвущий уши звук, когда десятки 20— и 40-миллиметровых орудий «Флетчеров» открыли огонь. К ним присоединилось стаккато пробудившихся к жизни и сотрясающих галерейную палубу строенных 25-миллиметровых батарей, рассеивая приближающиеся самолеты гирляндами оставляющих дымный след трассирующих снарядов.
АТ—6, заходивший на авианосец, попал под огонь кэптена Файта и полетел к воде, как прихлопнутая муха. Один из «Хейнкелей» потерял крыло, закувыркался и упал в море, подняв трехсотметровый фонтан воды и обломков. Взрывом разнесло один DC—3, а на другой накинулась пара «Зеро», расстреляв его экипаж длинными очередями. Еще один японский истребитель всадил очередь в крыло «Хейнкеля», пропоров его до самого основания. Это происходило так близко, что Брент видел пучки разноцветных проводов и трубопроводов, когда самолет завертелся навстречу своей смерти.
Остались лишь две машины: приближавшийся над кромкой воды «сто одиннадцатый» слева, а справа по носу, уже практически рядом, заходил АТ—6.
— Право на борт! — закричал Фудзита. — Курс два-два-ноль.
— Хорошо, хорошо, носом к нему, — сказал Аллен.
«Хейнкель» с упорством человека, решившего покончить жизнь самоубийством, отчаянно приближался, не обращая внимания на шквал трассеров и рой преследующих его «Зеро».
Брент уронил бинокль на пояс, уставившись вверх и вцепившись руками в ветрозащитный экран так, что побелели костяшки пальцев. К горлу подступила тошнота. Брент подавил ее и расправил плечи, подумав, что всех людей, оказавшихся в бою, охватывает подобный страх. Они идут за тобой, Брент Росс, подумал он. Эти незнакомые люди в старых бомбардировщиках хотели его крови — именно его. Он снова почувствовал острое желание убежать. Спрятаться. Тот же страх, который он познал в Триполи. Но опять Брент поборол себя. Прогнал животный ужас, придав лицу холодное самурайское выражение.
Бомбардировщик был уже над ними, на высоте не более шестисот метров и с одним дымящимся двигателем. Вдруг из него высыпались шесть блестящих черных цилиндров и по дуге понеслись на Брента. Но штурман опоздал на долю секунды: пять бомб просвистели мимо палубы и упали в море. Раздался резкий взрыв и звук корежащегося металла, когда шестая ударила в 127-миллиметровую установку, сбрасывая в море орудие и его расчет, попадавший в воду, как поломанные манекены.
Но и бомбардировщик запылал над головой, его вспыхнувший двигатель вывалился из гондолы и полетел вниз, увлекая за собой большую часть крыла. Раскидывая во все стороны куски алюминиевой обшивки, словно ящерица, сбрасывающая кожу, и мотки проводов и трубопроводов умирающий «Хейнкель» перевернулся, ударился о морскую поверхность, резко перевернулся еще раз, развалился на куски и исчез в фонтане воды.
— Прямо по носу торпеда! — донеслось с фор-марса.
— Вижу, — сказал Фудзита, подаваясь вперед одновременно с Брентом, Алленом и телефонистом.
Брент следил за приближающимся следом.
— Может ударить слева по носу, адмирал.
— Лево на один румб!
Голос в переговорной трубе повторил команду.
— Если торпеда самонаводящаяся, она достанет нас, адмирал, — заметил Марк Аллен.
— Вы хотите сказать — магнитная или турбулентная?
— Да! Даже акустическая.
Фудзита скомандовал телефонисту.
— Стоп машина!
Брент почувствовал, как мощная вибрация исчезла.
— Рулевому немедленно доложить о потере управляемости! — крикнул Фудзита телефонисту.
Загипнотизированный Брент смотрел на приближающийся пенистый след, даже не замечая, как АТ—6 стремительно встречает свою могилу. Через несколько мгновений торпеда прошла справа и исчезла за кормой.
— Банзай! Банзай!
Брент ощутил резкое облегчение и полное отсутствие эмоций. «Я живой, — произнес голосок внутри. — Все кончилось, и я живой». Энсин улыбнулся сам себе.
— Прекратить огонь. Занять места по боевому расписанию, курс один-два-ноль, — приказал Фудзита. — «Рубка — рубке». Кэптен Файт, подобрать уцелевших, оставаться на один-два-ноль, скорость восемнадцать, обычный походный ордер. — Телефонист повторил слова команды в микрофон, а узкие черные блестящие эбонитом глаза Фудзиты скользнули по мостику, задержавшись на Бренте. Их энергия наполнила Брента гордостью. Спина молодого американца вдруг стала тверже стали, и он расправил плечи, которые, казалось, стали на метр шире.
— Человек за бортом! Человек за бортом, пеленг два-восемь-ноль, дальность тысяча пятьсот! — прозвенело с фор-марса.
Подняв бинокль, Брент увидел кусок фюзеляжа и хвост, все еще торчавший над водой с уцелевшими и вцепившимися в него людьми. К обломкам медленно направился «Флетчер».
— «Рубка — рубке»! — прокричал Фудзита. — Всех подобранных немедленно на флагман! — И потом зычным голосом: — Моряки, вы продемонстрировали настоящий боевой дух ямато! Банзай! Банзай!
— Банзай! — снова и снова разносился по кораблю крик, сопровождаемый сильными ударами тысяч ботинок по стали палубы.
Старик адмирал повернулся к американцам.
— Согласно вашим традициям, адмирал Аллен и энсин Росс, благодарю за службу! Отличная работа!
Несмотря на ком в горле, Брент ухитрился ответить:
— Благодарю вас, сэр.
Стоя бок о бок, американцы отсалютовали.
После торопливого ответа на приветствие Фудзита отдал распоряжение:
— Отбой тревоги. Установить ходовую вахту, готовность два. Командиров боевых частей жду во флагманской рубке в четырнадцать ноль-ноль.
Старик развернулся и медленно покинул мостик.
Мацухара схватился за микрофон.
— Я Ведущий Эдо. Перехватить бомбардировщики! Бомбардировщики! Следовать за мной! — Он отдал ручку от себя. Число оранжевых вспышек и следов трассеров сзади увеличилось. Мацухара чувствовал, как вибрирует истребитель, а по крыльям бьют удары спрессованного скоростью воздуха, отрывая кусочки краски. Йоси поймал в дальномер «Сессну», начал гашетку и услышал свист. Снаряды кончились! Выругавшись, он ударил кулаком по приборной доске.
Брент Росс смотрел в бинокль, как подполковник Мацухара ведет воздушный бой, и пересчитывал самолеты, напрягая ноги, когда могучий авианосец менял курс.
— Дюжина бомбардировщиков, адмирал, — сообщил он командирским голосом. — И целая эскадрилья истребителей.
— Какие?
— «Ме-сто девятые» и, может быть, один «сто десятый». Бомбардировщики разные: «Хейнкель-один одиннадцать», «Ди-си-третьи» и, возможно, пара «Сессн».
— Очень хорошо. — Старик нагнулся к ветрозащитному экрану, за которым ревела двигателями дюжина готовых к полету «Зеро», рвавшихся со швартовочных тросов, как голодные псы на привязи, учуявшие запах крови.
— Курс один-два-ноль, скорость двадцать четыре, сто двадцать восемь оборотов, сэр, — донеслось из переговорной трубы.
— Взлет! Взлет!
Шквал желтого и белого, когда механики освободили швартовочные тросы, вытащили колодки и побежали к узким проходам вдоль борта. Первый «Зеро» прогрохотал по полетной палубе. Потом один за другим блестящие белые самолеты срывались с короткой взлетной палубы и уносились в небо.
— Трехмоторный! Трехмоторный, адмирал! — выкрикнул Брент, приникнув к биноклю.
— Это «Юнкерс-52» — раздался позади него новый голос.
Адмирал Марк Аллен быстро встал рядом с Фудзитой, поправляя одной рукой ремешок своей каски под подбородком и поднимая другой бинокль. Седой ветеран второй мировой войны, участник двенадцати сражений на авианосце, японист и эксперт по Японии, адмирал вместе с Брентом Россом служил в военно-морской разведке США и был при Фудзите в качестве советника на случай боевых действий.
— Адмирал, у «Юнкерса» швейцарские опознавательные знаки, — сообщил Брент Фудзите.
— Об этом самолете я сужу по его окружению. — Морской волк повернулся к телефонисту, отдавая приказ:
— Радар! Дальность до ближайшего вражеского самолета.
— Пятнадцать километров, сэр.
— Все — вперед!
— Адмирал, должны сесть три истребителя. При таком ветре они не удержатся на палубе.
— Они опытные пилоты, адмирал Аллен.
Брент ощутил новый удар, когда двигатели корабля взревели от нагрузки и 84000 тонн стали врезались в океанскую волну, взрывая ее брызгами сверкающих радуг, на что корпус судна ответил тяжелым гулом.
С левого борта от заряжающих донеслись одобрительные возгласы.
— Адмирал, наш боевой патруль сбил пару истребителей и «Юнкере».
— Очень хорошо.
Полетная палуба задрожала от выхлопов звездообразных двигателей, работавших на полной тяге, и еще два А6М2 заняли стартовую позицию. Оставался один.
— Дальность?
— Шесть километров, адмирал.
— Главная батарея. Приготовиться к отражению авиационной атаки с левого борта — управление с поста борта. — Старик нетерпеливо перегнулся через ветрозащитный экран. — Взлет последнему истребителю!
С захлебывающимся гулом оставшийся истребитель рванулся вперед, когда его летчик отпустил тормоз. Брент увидел вспышку белого пламени, затем услышал рев форсажа. С ужасом он наблюдал, как «Мицубиси» остановился, затем приподнялся в неодолимом стремлении вверх.
— Слишком рано! Слишком рано!
Качнувшись влево, самолет зацепил концом крыла полетную палубу и резко перевернулся через левое крыло, ломая его и врезаясь в расчет 25-миллиметровой зенитной установки, состоящий из девяти человек.
— Не спасать! — рявкнул Фудзита на телефониста, когда самолет упал в воду и его стало утаскивать на глубину бурлящей вокруг «Йонаги» водой.
— Адмирал, — сказал вдруг Марк Аллен, — я бы рекомендовал, чтобы эсминцы эскорта создали плотную огневую завесу. Они должны находиться не далее пятисот ярдов от нас. Нам нужны их орудия тридцать восьмого калибра, сэр.
— Хорошо. — Адмирал повернулся к телефонисту. — Радиорубка — связь «рубка — рубке». Сопровождению приблизиться ко мне на двести метров.
Прогремел гром, когда два находящихся справа американских эсминца открыли огонь. Брент всегда удивлялся скорости — двадцать выстрелов в минуту, — с которой каждый из пяти кораблей мог стрелять из зенитных орудий тридцать восьмого калибра, превращая «Флетчеры» в огнедышащие вулканы, сверкавшие пламенем вспышек в облаках бурого дыма.
— Самолеты в пределах досягаемости, адмирал.
— Открыть огонь!
Как гром с ясного неба двадцать 127-миллиметровых орудий ударили как одно. Застонав от грохота, Брент покрутил головой, но бинокля не опустил. Запах пороха, возбужденные крики заряжающих, звяканье латунных корпусов снарядов о сталь холодным спазмом отдались у него в животе, и он почувствовал пульсирование крови в ушах. Его бинокль задрожал, когда кровавая карусель приблизилась; вражеские истребители и бомбардировщики были атакованы «Зеро» сверху и снизу, но все-таки по меньшей мере с полдюжины бомбардировщиков устремились к авианосцу, в то время как большая часть боевого патруля с «Йонаги» была связана боем с пятью или шестью Me-109. Брент знал, что некоторые из бомбардировщиков прорвутся. Тут он увидел два продолговатых цилиндра.
— Торпеды, адмирал, — отрывисто бросил он. — Под фюзеляжами.
— Они постараются отвлечь нас воздушным боем на большой высоте и сбросить торпеды, пока мы будем следить за схваткой, — предположил Марк Аллен.
— Вознести нас на небеса своими двумя торпедоносцами, — пробормотал Фудзита. — Но это мы еще посмотрим!
Не обращая внимания на смертоносные разрывы зенитных снарядов, заполнивших небо, уцелевшие самолеты врага медленно приближались к «Йонаге» и уже ясно различались в фокусе бинокля Брента Росса. Отчетливо была видна каждая деталь: два Не-111 с остекленной носовой частью и двумя 20-миллиметровыми пушками, двумя двигателями жидкостного охлаждения «Юмо-211А», обтекаемыми фюзеляжами и высокими, словно акульи плавники, рулями; два «Дугласа DC—3» с огромными двигателями «Пратт-Уитни», стойками шасси, убранными в гондолы, напоминавшие двойной подбородок, пузатыми фюзеляжами и люками бомбоотсеков в их нижней части; пара «Норт Америкэн АТ—6 Техасец» с двигателями «Пратт-Уитни», пулеметами, торчащими в сторону хвоста и огромными блестящими торпедами под брюхом. У Брента перехватило дыхание, когда торпедоносцы, еще находясь далеко от авианосца, вдруг спикировали.
— Торпедоносцы атакуют, адмирал, — доложил американец сквозь плотно сжатые губы.
— Очень хорошо.
— Пока курс не меняйте, адмирал Фудзита.
— Знаю, адмирал Аллен. Пусть атакуют.
Пожилой американец кивнул, продолжая наблюдать.
Донесся новый рвущий уши звук, когда десятки 20— и 40-миллиметровых орудий «Флетчеров» открыли огонь. К ним присоединилось стаккато пробудившихся к жизни и сотрясающих галерейную палубу строенных 25-миллиметровых батарей, рассеивая приближающиеся самолеты гирляндами оставляющих дымный след трассирующих снарядов.
АТ—6, заходивший на авианосец, попал под огонь кэптена Файта и полетел к воде, как прихлопнутая муха. Один из «Хейнкелей» потерял крыло, закувыркался и упал в море, подняв трехсотметровый фонтан воды и обломков. Взрывом разнесло один DC—3, а на другой накинулась пара «Зеро», расстреляв его экипаж длинными очередями. Еще один японский истребитель всадил очередь в крыло «Хейнкеля», пропоров его до самого основания. Это происходило так близко, что Брент видел пучки разноцветных проводов и трубопроводов, когда самолет завертелся навстречу своей смерти.
Остались лишь две машины: приближавшийся над кромкой воды «сто одиннадцатый» слева, а справа по носу, уже практически рядом, заходил АТ—6.
— Право на борт! — закричал Фудзита. — Курс два-два-ноль.
— Хорошо, хорошо, носом к нему, — сказал Аллен.
«Хейнкель» с упорством человека, решившего покончить жизнь самоубийством, отчаянно приближался, не обращая внимания на шквал трассеров и рой преследующих его «Зеро».
Брент уронил бинокль на пояс, уставившись вверх и вцепившись руками в ветрозащитный экран так, что побелели костяшки пальцев. К горлу подступила тошнота. Брент подавил ее и расправил плечи, подумав, что всех людей, оказавшихся в бою, охватывает подобный страх. Они идут за тобой, Брент Росс, подумал он. Эти незнакомые люди в старых бомбардировщиках хотели его крови — именно его. Он снова почувствовал острое желание убежать. Спрятаться. Тот же страх, который он познал в Триполи. Но опять Брент поборол себя. Прогнал животный ужас, придав лицу холодное самурайское выражение.
Бомбардировщик был уже над ними, на высоте не более шестисот метров и с одним дымящимся двигателем. Вдруг из него высыпались шесть блестящих черных цилиндров и по дуге понеслись на Брента. Но штурман опоздал на долю секунды: пять бомб просвистели мимо палубы и упали в море. Раздался резкий взрыв и звук корежащегося металла, когда шестая ударила в 127-миллиметровую установку, сбрасывая в море орудие и его расчет, попадавший в воду, как поломанные манекены.
Но и бомбардировщик запылал над головой, его вспыхнувший двигатель вывалился из гондолы и полетел вниз, увлекая за собой большую часть крыла. Раскидывая во все стороны куски алюминиевой обшивки, словно ящерица, сбрасывающая кожу, и мотки проводов и трубопроводов умирающий «Хейнкель» перевернулся, ударился о морскую поверхность, резко перевернулся еще раз, развалился на куски и исчез в фонтане воды.
— Прямо по носу торпеда! — донеслось с фор-марса.
— Вижу, — сказал Фудзита, подаваясь вперед одновременно с Брентом, Алленом и телефонистом.
Брент следил за приближающимся следом.
— Может ударить слева по носу, адмирал.
— Лево на один румб!
Голос в переговорной трубе повторил команду.
— Если торпеда самонаводящаяся, она достанет нас, адмирал, — заметил Марк Аллен.
— Вы хотите сказать — магнитная или турбулентная?
— Да! Даже акустическая.
Фудзита скомандовал телефонисту.
— Стоп машина!
Брент почувствовал, как мощная вибрация исчезла.
— Рулевому немедленно доложить о потере управляемости! — крикнул Фудзита телефонисту.
Загипнотизированный Брент смотрел на приближающийся пенистый след, даже не замечая, как АТ—6 стремительно встречает свою могилу. Через несколько мгновений торпеда прошла справа и исчезла за кормой.
— Банзай! Банзай!
Брент ощутил резкое облегчение и полное отсутствие эмоций. «Я живой, — произнес голосок внутри. — Все кончилось, и я живой». Энсин улыбнулся сам себе.
— Прекратить огонь. Занять места по боевому расписанию, курс один-два-ноль, — приказал Фудзита. — «Рубка — рубке». Кэптен Файт, подобрать уцелевших, оставаться на один-два-ноль, скорость восемнадцать, обычный походный ордер. — Телефонист повторил слова команды в микрофон, а узкие черные блестящие эбонитом глаза Фудзиты скользнули по мостику, задержавшись на Бренте. Их энергия наполнила Брента гордостью. Спина молодого американца вдруг стала тверже стали, и он расправил плечи, которые, казалось, стали на метр шире.
— Человек за бортом! Человек за бортом, пеленг два-восемь-ноль, дальность тысяча пятьсот! — прозвенело с фор-марса.
Подняв бинокль, Брент увидел кусок фюзеляжа и хвост, все еще торчавший над водой с уцелевшими и вцепившимися в него людьми. К обломкам медленно направился «Флетчер».
— «Рубка — рубке»! — прокричал Фудзита. — Всех подобранных немедленно на флагман! — И потом зычным голосом: — Моряки, вы продемонстрировали настоящий боевой дух ямато! Банзай! Банзай!
— Банзай! — снова и снова разносился по кораблю крик, сопровождаемый сильными ударами тысяч ботинок по стали палубы.
Старик адмирал повернулся к американцам.
— Согласно вашим традициям, адмирал Аллен и энсин Росс, благодарю за службу! Отличная работа!
Несмотря на ком в горле, Брент ухитрился ответить:
— Благодарю вас, сэр.
Стоя бок о бок, американцы отсалютовали.
После торопливого ответа на приветствие Фудзита отдал распоряжение:
— Отбой тревоги. Установить ходовую вахту, готовность два. Командиров боевых частей жду во флагманской рубке в четырнадцать ноль-ноль.
Старик развернулся и медленно покинул мостик.
2
Когда Брент Росс вошел во флагманскую рубку, говорил Марк Аллен.
— Русские не поставляют Каддафи свои новые торпеды, адмирал Фудзита.
Брент быстро занял свое обычное место рядом с Алленом в тот момент, когда Фудзита согласно кивнул со своего кресла во главе длинного дубового стола. Большая каюта между флагманским мостиком и адмиральской каютой, в которой находились стол, дюжина стульев, многочисленные карты, вентилятор, громкоговоритель, закрепленная болтами на углу стола аппаратура связи с сидевшим за ней матросом, славила восседавшего на коне юного императора Хирохито огромным портретом на переборке за спиной Фудзиты.
— Да, адмирал Аллен. С этим, кажется, штаб может согласиться.
Брент с трудом подавил смех. Штаб! Какое странное смешение поколений, рас, национальностей собралось вокруг стола: он и пожилой Марк Аллен оба закончили Аннаполис как специалисты по языку и представляли военно-морскую разведку США; сотрудник израильской разведки полковник Ирвинг Бернштейн, бывший узник Освенцима, с жидкими седыми волосами, испещренным глубокими морщинами лицом и светлыми усами, являлся специалистом по шифрам, кодам и дешифровке; старший помощник капитан второго ранга Масао Кавамото, выпускник семидесятилетней давности Эта Дзимы — японского Аннаполиса, был сухой и тонкий, как бамбуковый стебель, словно его тело было сожжено до костей солнцем Атлантики; лейтенант Кэндзи Хиронака, адъютант, также выпускник Эта Дзимы, чей возраст отпечатался на лице, превратившемся в высохшую маску, покрытую морщинами и складками обвисшей кожи, со скрюченным позвоночником, сгорбившим его над блокнотом, где он дрожащей рукой рисовал иероглифы, время от времени хихикая над отдельными шутками; неуместно молодой командир БЧ оружия капитан третьего ранга Нобомицу Ацуми, черноволосый, с темными и блестящими, как отшлифованный оникс, глазами, всего лишь с несколькими морщинками в уголках рта, намекающими на его шестьдесят два.
Командир авиаотряда подполковник Йоси Мацухара в рубке отсутствовал.
Адмирал Фудзита постучал по блокноту скрюченным пальцем.
— Мы потеряли два «Зеро» и их летчиков. Кроме того, восемь артиллеристов отправились в храм Ясукуни и еще двенадцать ранены. Единственная попавшая в нас бомба не нанесла повреждений кораблю и не лишила «Йонагу» возможности использовать самолеты. Уничтожено восемнадцать вражеских самолетов, а остальные обращены в бегство! Расчетное время прибытия в Токийский залив остается прежним.
— Банзай! Банзай! — заорали, брызжа слюной и пошатываясь, вскочившие со своих мест Хиронака и Кавамото. Взмах руки Фудзиты вернул их на стулья.
— Пленные, адмирал?
— Четверо, энсин. После осмотра медперсоналом их немедленно приведут.
Раздался стук в дверь. Кивок адмирала отправил к ней матроса. Вошел командир авиаотряда подполковник Йоси Мацухара в сопровождении летчика, в котором Брент узнал лейтенанта Нобутаке Коноэ, который руководил подготовкой самолетов к полетам. Оба они с мечами, в летных комбинезонах, застегнутых шлемах и надетых на них очках и наголовных повязках хатимаки встали по стойке «смирно» перед адмиралом Фудзитой.
Необычно высокий для японца, подполковник Йоси Мацухара имел совсем не японскую внешность: большие глаза, орлиный нос и острый подбородок. Его черные волосы казались выбеленными серебристо-белыми прядями от многолетнего воздействия соли и солнца. Напротив, лейтенант Нобутаке Коноэ был невысоким и коренастым, с узкими глазами и волевым, квадратным подбородком, соответствующим его массивному телу, которое напоминало грубо обтесанную глыбу. Будто два горящих огонька, его глаза прятались под кустистыми черными бровями и пологом угольно-черных волос.
На лицах летчиков остались следы очков.
— Прекрасный перехват, подполковник Мацухара, — произнес старик адмирал. — Вы разорвали бомбардировочного червя.
— Благодарю за похвалу, адмирал.
— Ваши потери?
— Лейтенант Тамои Кадзиока и военно-морской летчик первого класса Хэйдзиро Абэ. Оба покрыли славой свои хатимаки, отдав жизнь за императора и продемонстрировав неукротимый боевой дух ямато, адмирал.
— Их души будут обитать в храме Ясукуни! — вдруг закричал Хиронака.
Не обращая внимания на адъютанта, Фудзита перевел глаза на Коноэ. Брент заметил пламя вспышки, затаившейся в их глубине.
— Вы готовили самолеты к полету?
— Да, адмирал, — еле слышно ответил летчик.
— В воздухе находились бомбардировщики, заходившие на «Йонагу», а вы разогревали двигатели, — резко, словно щелкнув кнутом, бросил Фудзита.
— У меня нет оправданий. Я принял решение, считая, что это тактически правильно, и давая возможность подполковнику Мацухаре…
— Достаточно! Вы приняли решение, удобное для вас. — Адмирал подался вперед, руки со сжатыми кулаками на столе напоминали высохшие корни. — Кодекс чести самурая гласит, что воин, выбирающий только то, что удобно ему, — бесполезен.
Наступило молчание, в котором стал слышен вторгшийся, как чей-то шепот, вой вентиляторов и шум турбин.
Низкий голос, вдруг потерявший звучность и внезапно помертвевший, разорвал тишину.
— С вашего позволения, адмирал, кодекс чести самурая учит также нападать первым и убивать или погибать, даже если перед тобой тысяча врагов.
— Бомбардировщики! Бомбардировщики! Прежде всего бомбардировщики! — кричал Фудзита, ударяя сжатым кулаком по полированному дубу. — Они — ваша тысяча врагов.
Снова каюта погрузилась в молчание.
Квадратный подбородок медленно шевельнулся, на шее вздулись жилы.
— Адмирал, — сказал Коноэ, — с вашего позволения, я сделаю харакири немедленно.
Упоминание ритуального самоубийства запульсировало в атмосфере рубки грозовым разрядом. Все напряглись.
— Это был бы правильный и достойный самурая поступок, — согласился Фудзита, злость в его голосе смягчилась. — Но нет, я не могу вам разрешить этого. В данный момент императору значительно больше нужны живые летчики, чем мертвые герои.
— Я не могу проглотить обиду.
— Слова самурая! Тогда помните об основном. Прежде всего бомбардировщики.
Летчик возбужденно продолжал.
— Прошу вас, адмирал, не забывайте о моей просьбе.
— Разумеется. Но вы, лейтенант Коноэ, подумайте о том, как я искал достойный выход из острой, как самурайский меч, ситуации, когда мы потеряли в Триполи всех заложников. Я, и только я был виноват. Но для себя я принял то же решение, что предложил вам. Император нуждается в нас обоих!
— Банзай! — закричали Хиронака и Кавамото.
На безжалостном лице Коноэ не отразилось никаких чувств, когда он заговорил.
— Благодарю вас, адмирал, я понял.
Упоминание о заложниках всколыхнуло память Брента. Свыше тысячи заложников были захвачены террористами Каддафи, когда банда головорезов напала на японский лайнер «Маеда Мару» и отбуксировала его в Трипольскую гавань. Все помнят шум, поднявшийся в Японии, беспрецедентную личную просьбу императора к адмиралу Фудзите, секретное снаряжение ЦРУ семи «Флетчеров», арабский джихад против Израиля, долгий переход вокруг Южной Америки, чтобы не попасться арабам на глаза в Суэцком канале. Потом тяжелые, потребовавшие больших жертв, воздушные бои над Мисратахом и Эль-Халилем, где ветераны Фудзиты лишили Каддафи мощи его истребительной авиации. И ужас боя надводных сил, когда «Йонагу» настиг крейсер «Бруклин» и его сопровождение. Лишь сверхъестественное тактическое чутье Фудзиты и самоубийственная храбрость его летчиков спасли могучий авианосец.
Смелый рейд кэптена Файта в Трипольскую гавань был, вероятно, самой мужественной акцией кампании. Файт поставил свой корабль, замаскированный под арабский эсминец, рядом с «Маеда Мару», пока авиагруппы «Йонаги» яростно атаковали гавань. И тут американский капитан пережил неописуемый ужас: все пассажиры и команда были мертвы, давно мертвы. Они умерли мучительной смертью, будучи задушенными или расчлененными.
Брент вспомнил ярость и жажду мести, когда Фудзита напустил своих «карающих орлов» на арабов, грозивших сбросить израильские войска в море у Эль-Халиля. Месть была кровавой: разбитые и рассеянные объединенными силами израильтян и японцев арабские армии.
Но адмирал Фудзита обвинял лично себя за гибель заложников, что в его самурайском уме означало предать императора. Согласно кодексу чести самурая харакири был традиционным путем сохранения «лица» воина. Но арабские авианосцы бороздили моря, надеясь заманить «Йонагу» в засаду и потопить его. Фудзита решительно поклялся беспощадно бороться и жить до тех пор, пока гнусный ливийский диктатор имеет силы для уничтожения его судна. Намерение осуществить харакири было отложено.
Мысли Брента прервал стук в дверь. Пара дюжих матросов-охранников с 6,5-миллиметровыми пистолетами «Рикусики» в кобуре ввела двух пленных, одетых в зеленую униформу, на несколько размеров меньшую, чем требовалось; арестантов подтолкнули к переборке.
Пленные являли собой контрастную пару. Один был достаточно старым, с лысиной, отражавшей свет лампы над головой, квадратным подбородком, покрытым седой щетиной, и массивной шеей, напоминавшей актера прошлых лет Эрика фон Штрогейма[3] с его манерой поведения — прямой спиной, прусской шеей, злобными искрящимися глазами, высокомерно поднятым подбородком. Брент с трудом подавил ухмылку.
Пленный помоложе, с каштановыми волосами и зелеными глазами, был высоким и стройным, его плечи слегка сутулились, очевидно от испуга. Он прижался к переборке, съежившись, словно его втолкнули в пещеру, полную драконов.
— Вы, — сказал Фудзита, кивая пленному постарше, — шаг вперед!
Мужчина в ответ глухо стукнул каблуками своих промокших ботинок и отдал честь.
— Оберет Генрих Виттенберг, — представился он с сильным немецким акцентом, звуки его резкого голоса заполнили ангарную палубу.
— Мы, японцы, не приветствуем друг друга на нижних палубах, полковник, — заметил Фудзита. — А эта каюта находится внизу. — И он лениво махнул рукой.
— Ja, Kapitan.
— Я ношу звание адмирала!
— Ja, Herr Admiral.
— Вы немец?
— Jawohl.
— По-английски, пожалуйста, если умеете. Все офицеры на этом судне говорят по-английски.
Немец кивнул.
Собравшиеся молча и заинтересованно, будто присутствующие на теннисном матче зрители, следили за тем, как пленный и адмирал продолжают обмениваться репликами.
— Почему вы атаковали меня?
— Я офицер ливийских ВВС — штурмовая эскадрилья. Мне было приказано атаковать вас, — ответил Виттенберг.
— Эскадрилья — двенадцать самолетов.
— Korrekt! — подтвердил полковник, переходя на немецкий. — Истребителей.
— Вы летели на двухмоторном «Мессершмитте»?
— Ja, адмирал! — жестом он указал на своего молодого напарника. — Лейтенант был моим стрелком-радистом.
Фудзита слегка махнул рукой в сторону Мацухары.
— Познакомьтесь с подполковником Мацухарой. Он вас сбил.
Мужчины посмотрели друг на друга. Мацухара медленно оскалился в ухмылке.
— Я получил удовольствие, полковник.
— Возможно, — процедил немец. — Но мы еще встретимся при других обстоятельствах.
— К вашим услугам, — тихо ответил японский летчик. — Но в следующий раз я бы посоветовал вам не прекращать огня. На тысяче метров мои двадцатимиллиметровые пушки разнесут вас в клочья.
Немец напрягся, словно его окатили холодной водой.
После некоторого молчания и сигнала рукой Фудзиты Мацухара продолжил.
— Место дислокации вашей базы, полковник Виттенберг?
— Согласно Женевской конвенции я не обязан…
— Япония ее не подписывала.
— Дикари!
— У нас не было Освенцима, — парировал Фудзита.
Брент заметил, как у Бернштейна напряглась спина, но израильтянин не произнес ни слова, пока Фудзита барабанил скрюченными пальцами по поверхности дубового стола. Немец использовал передышку, чтобы обвести глазами непонятную компанию людей, присутствовавших в комнате. Его взгляд задержался на Бернштейне, он с любопытством разглядывал израильскую форму. Внезапно его глаза расширились от удивления.
— Русские не поставляют Каддафи свои новые торпеды, адмирал Фудзита.
Брент быстро занял свое обычное место рядом с Алленом в тот момент, когда Фудзита согласно кивнул со своего кресла во главе длинного дубового стола. Большая каюта между флагманским мостиком и адмиральской каютой, в которой находились стол, дюжина стульев, многочисленные карты, вентилятор, громкоговоритель, закрепленная болтами на углу стола аппаратура связи с сидевшим за ней матросом, славила восседавшего на коне юного императора Хирохито огромным портретом на переборке за спиной Фудзиты.
— Да, адмирал Аллен. С этим, кажется, штаб может согласиться.
Брент с трудом подавил смех. Штаб! Какое странное смешение поколений, рас, национальностей собралось вокруг стола: он и пожилой Марк Аллен оба закончили Аннаполис как специалисты по языку и представляли военно-морскую разведку США; сотрудник израильской разведки полковник Ирвинг Бернштейн, бывший узник Освенцима, с жидкими седыми волосами, испещренным глубокими морщинами лицом и светлыми усами, являлся специалистом по шифрам, кодам и дешифровке; старший помощник капитан второго ранга Масао Кавамото, выпускник семидесятилетней давности Эта Дзимы — японского Аннаполиса, был сухой и тонкий, как бамбуковый стебель, словно его тело было сожжено до костей солнцем Атлантики; лейтенант Кэндзи Хиронака, адъютант, также выпускник Эта Дзимы, чей возраст отпечатался на лице, превратившемся в высохшую маску, покрытую морщинами и складками обвисшей кожи, со скрюченным позвоночником, сгорбившим его над блокнотом, где он дрожащей рукой рисовал иероглифы, время от времени хихикая над отдельными шутками; неуместно молодой командир БЧ оружия капитан третьего ранга Нобомицу Ацуми, черноволосый, с темными и блестящими, как отшлифованный оникс, глазами, всего лишь с несколькими морщинками в уголках рта, намекающими на его шестьдесят два.
Командир авиаотряда подполковник Йоси Мацухара в рубке отсутствовал.
Адмирал Фудзита постучал по блокноту скрюченным пальцем.
— Мы потеряли два «Зеро» и их летчиков. Кроме того, восемь артиллеристов отправились в храм Ясукуни и еще двенадцать ранены. Единственная попавшая в нас бомба не нанесла повреждений кораблю и не лишила «Йонагу» возможности использовать самолеты. Уничтожено восемнадцать вражеских самолетов, а остальные обращены в бегство! Расчетное время прибытия в Токийский залив остается прежним.
— Банзай! Банзай! — заорали, брызжа слюной и пошатываясь, вскочившие со своих мест Хиронака и Кавамото. Взмах руки Фудзиты вернул их на стулья.
— Пленные, адмирал?
— Четверо, энсин. После осмотра медперсоналом их немедленно приведут.
Раздался стук в дверь. Кивок адмирала отправил к ней матроса. Вошел командир авиаотряда подполковник Йоси Мацухара в сопровождении летчика, в котором Брент узнал лейтенанта Нобутаке Коноэ, который руководил подготовкой самолетов к полетам. Оба они с мечами, в летных комбинезонах, застегнутых шлемах и надетых на них очках и наголовных повязках хатимаки встали по стойке «смирно» перед адмиралом Фудзитой.
Необычно высокий для японца, подполковник Йоси Мацухара имел совсем не японскую внешность: большие глаза, орлиный нос и острый подбородок. Его черные волосы казались выбеленными серебристо-белыми прядями от многолетнего воздействия соли и солнца. Напротив, лейтенант Нобутаке Коноэ был невысоким и коренастым, с узкими глазами и волевым, квадратным подбородком, соответствующим его массивному телу, которое напоминало грубо обтесанную глыбу. Будто два горящих огонька, его глаза прятались под кустистыми черными бровями и пологом угольно-черных волос.
На лицах летчиков остались следы очков.
— Прекрасный перехват, подполковник Мацухара, — произнес старик адмирал. — Вы разорвали бомбардировочного червя.
— Благодарю за похвалу, адмирал.
— Ваши потери?
— Лейтенант Тамои Кадзиока и военно-морской летчик первого класса Хэйдзиро Абэ. Оба покрыли славой свои хатимаки, отдав жизнь за императора и продемонстрировав неукротимый боевой дух ямато, адмирал.
— Их души будут обитать в храме Ясукуни! — вдруг закричал Хиронака.
Не обращая внимания на адъютанта, Фудзита перевел глаза на Коноэ. Брент заметил пламя вспышки, затаившейся в их глубине.
— Вы готовили самолеты к полету?
— Да, адмирал, — еле слышно ответил летчик.
— В воздухе находились бомбардировщики, заходившие на «Йонагу», а вы разогревали двигатели, — резко, словно щелкнув кнутом, бросил Фудзита.
— У меня нет оправданий. Я принял решение, считая, что это тактически правильно, и давая возможность подполковнику Мацухаре…
— Достаточно! Вы приняли решение, удобное для вас. — Адмирал подался вперед, руки со сжатыми кулаками на столе напоминали высохшие корни. — Кодекс чести самурая гласит, что воин, выбирающий только то, что удобно ему, — бесполезен.
Наступило молчание, в котором стал слышен вторгшийся, как чей-то шепот, вой вентиляторов и шум турбин.
Низкий голос, вдруг потерявший звучность и внезапно помертвевший, разорвал тишину.
— С вашего позволения, адмирал, кодекс чести самурая учит также нападать первым и убивать или погибать, даже если перед тобой тысяча врагов.
— Бомбардировщики! Бомбардировщики! Прежде всего бомбардировщики! — кричал Фудзита, ударяя сжатым кулаком по полированному дубу. — Они — ваша тысяча врагов.
Снова каюта погрузилась в молчание.
Квадратный подбородок медленно шевельнулся, на шее вздулись жилы.
— Адмирал, — сказал Коноэ, — с вашего позволения, я сделаю харакири немедленно.
Упоминание ритуального самоубийства запульсировало в атмосфере рубки грозовым разрядом. Все напряглись.
— Это был бы правильный и достойный самурая поступок, — согласился Фудзита, злость в его голосе смягчилась. — Но нет, я не могу вам разрешить этого. В данный момент императору значительно больше нужны живые летчики, чем мертвые герои.
— Я не могу проглотить обиду.
— Слова самурая! Тогда помните об основном. Прежде всего бомбардировщики.
Летчик возбужденно продолжал.
— Прошу вас, адмирал, не забывайте о моей просьбе.
— Разумеется. Но вы, лейтенант Коноэ, подумайте о том, как я искал достойный выход из острой, как самурайский меч, ситуации, когда мы потеряли в Триполи всех заложников. Я, и только я был виноват. Но для себя я принял то же решение, что предложил вам. Император нуждается в нас обоих!
— Банзай! — закричали Хиронака и Кавамото.
На безжалостном лице Коноэ не отразилось никаких чувств, когда он заговорил.
— Благодарю вас, адмирал, я понял.
Упоминание о заложниках всколыхнуло память Брента. Свыше тысячи заложников были захвачены террористами Каддафи, когда банда головорезов напала на японский лайнер «Маеда Мару» и отбуксировала его в Трипольскую гавань. Все помнят шум, поднявшийся в Японии, беспрецедентную личную просьбу императора к адмиралу Фудзите, секретное снаряжение ЦРУ семи «Флетчеров», арабский джихад против Израиля, долгий переход вокруг Южной Америки, чтобы не попасться арабам на глаза в Суэцком канале. Потом тяжелые, потребовавшие больших жертв, воздушные бои над Мисратахом и Эль-Халилем, где ветераны Фудзиты лишили Каддафи мощи его истребительной авиации. И ужас боя надводных сил, когда «Йонагу» настиг крейсер «Бруклин» и его сопровождение. Лишь сверхъестественное тактическое чутье Фудзиты и самоубийственная храбрость его летчиков спасли могучий авианосец.
Смелый рейд кэптена Файта в Трипольскую гавань был, вероятно, самой мужественной акцией кампании. Файт поставил свой корабль, замаскированный под арабский эсминец, рядом с «Маеда Мару», пока авиагруппы «Йонаги» яростно атаковали гавань. И тут американский капитан пережил неописуемый ужас: все пассажиры и команда были мертвы, давно мертвы. Они умерли мучительной смертью, будучи задушенными или расчлененными.
Брент вспомнил ярость и жажду мести, когда Фудзита напустил своих «карающих орлов» на арабов, грозивших сбросить израильские войска в море у Эль-Халиля. Месть была кровавой: разбитые и рассеянные объединенными силами израильтян и японцев арабские армии.
Но адмирал Фудзита обвинял лично себя за гибель заложников, что в его самурайском уме означало предать императора. Согласно кодексу чести самурая харакири был традиционным путем сохранения «лица» воина. Но арабские авианосцы бороздили моря, надеясь заманить «Йонагу» в засаду и потопить его. Фудзита решительно поклялся беспощадно бороться и жить до тех пор, пока гнусный ливийский диктатор имеет силы для уничтожения его судна. Намерение осуществить харакири было отложено.
Мысли Брента прервал стук в дверь. Пара дюжих матросов-охранников с 6,5-миллиметровыми пистолетами «Рикусики» в кобуре ввела двух пленных, одетых в зеленую униформу, на несколько размеров меньшую, чем требовалось; арестантов подтолкнули к переборке.
Пленные являли собой контрастную пару. Один был достаточно старым, с лысиной, отражавшей свет лампы над головой, квадратным подбородком, покрытым седой щетиной, и массивной шеей, напоминавшей актера прошлых лет Эрика фон Штрогейма[3] с его манерой поведения — прямой спиной, прусской шеей, злобными искрящимися глазами, высокомерно поднятым подбородком. Брент с трудом подавил ухмылку.
Пленный помоложе, с каштановыми волосами и зелеными глазами, был высоким и стройным, его плечи слегка сутулились, очевидно от испуга. Он прижался к переборке, съежившись, словно его втолкнули в пещеру, полную драконов.
— Вы, — сказал Фудзита, кивая пленному постарше, — шаг вперед!
Мужчина в ответ глухо стукнул каблуками своих промокших ботинок и отдал честь.
— Оберет Генрих Виттенберг, — представился он с сильным немецким акцентом, звуки его резкого голоса заполнили ангарную палубу.
— Мы, японцы, не приветствуем друг друга на нижних палубах, полковник, — заметил Фудзита. — А эта каюта находится внизу. — И он лениво махнул рукой.
— Ja, Kapitan.
— Я ношу звание адмирала!
— Ja, Herr Admiral.
— Вы немец?
— Jawohl.
— По-английски, пожалуйста, если умеете. Все офицеры на этом судне говорят по-английски.
Немец кивнул.
Собравшиеся молча и заинтересованно, будто присутствующие на теннисном матче зрители, следили за тем, как пленный и адмирал продолжают обмениваться репликами.
— Почему вы атаковали меня?
— Я офицер ливийских ВВС — штурмовая эскадрилья. Мне было приказано атаковать вас, — ответил Виттенберг.
— Эскадрилья — двенадцать самолетов.
— Korrekt! — подтвердил полковник, переходя на немецкий. — Истребителей.
— Вы летели на двухмоторном «Мессершмитте»?
— Ja, адмирал! — жестом он указал на своего молодого напарника. — Лейтенант был моим стрелком-радистом.
Фудзита слегка махнул рукой в сторону Мацухары.
— Познакомьтесь с подполковником Мацухарой. Он вас сбил.
Мужчины посмотрели друг на друга. Мацухара медленно оскалился в ухмылке.
— Я получил удовольствие, полковник.
— Возможно, — процедил немец. — Но мы еще встретимся при других обстоятельствах.
— К вашим услугам, — тихо ответил японский летчик. — Но в следующий раз я бы посоветовал вам не прекращать огня. На тысяче метров мои двадцатимиллиметровые пушки разнесут вас в клочья.
Немец напрягся, словно его окатили холодной водой.
После некоторого молчания и сигнала рукой Фудзиты Мацухара продолжил.
— Место дислокации вашей базы, полковник Виттенберг?
— Согласно Женевской конвенции я не обязан…
— Япония ее не подписывала.
— Дикари!
— У нас не было Освенцима, — парировал Фудзита.
Брент заметил, как у Бернштейна напряглась спина, но израильтянин не произнес ни слова, пока Фудзита барабанил скрюченными пальцами по поверхности дубового стола. Немец использовал передышку, чтобы обвести глазами непонятную компанию людей, присутствовавших в комнате. Его взгляд задержался на Бернштейне, он с любопытством разглядывал израильскую форму. Внезапно его глаза расширились от удивления.