— Ты мог бы, к примеру, уменьшить ее кредит, закрыть ее счет… что-нибудь в этом роде.
   — В этом нет необходимости. Я же сказал тебе, что она может продолжать в том же духе достаточно долго, не принося серьезного ущерба своим финансам. Закрытие счета только рассердит ее, вот и все.
   — Зато оно привлечет ее внимание, и она больше не сможет игнорировать тебя.
   — Да ты, я вижу, дока в таких делах, — усмехнулся Ник.
   — Она моя сестра, и я дразнил ее почти что со дня ее рождения.
   — Ну что ж, я, пожалуй, постараюсь привлечь ее внимание тем, что урежу ей фонды. Предоставлю только средства, необходимые по случаю Рождества. Но пойми, привлечь ее внимание — еще не значит добиться желаемого. План явно несостоятельный, если здесь вообще уместно подобное слово.
   — Проблема с Элизабет заключается в том, что она долгие годы не имела достаточного представления о собственных силах, а теперь осознала это и очень рада реализовать свои возможности.
   — Отсюда и проистекает стремление защищать любой ценой свою независимость.
   — Верно, — согласился Джонатон. — Мне кажется, что самое лучшее для тебя — показать ей цену ее независимости. Показать, сколь многого она лишает себя.
   — Я предпринял некоторые шаги в этом направлении, — сообщил Ник.
   — Я не уверен, что хотел бы узнать в точности, какие это шаги. Как-никак я ее брат.
   — Само собой. Итак. — Николас снова сдвинул брови. — Чего же она лишена?
   — Хороший вопрос. Я не уверен, что у меня есть столь же хороший, даже просто приемлемый ответ на него. —Джонатон сделал долгую паузу. — Нам придется обсудить это в дальнейшем. А пока я посоветовал бы тебе поближе сойтись с детьми. Она исключительно привязана к ним.
   — Я практически ничего не знаю о детях.
   — Но ведь ты и сам был ребенком.
   — Очень давно.
   Ну, не так уж давно. Господи, Ник, неужели ты ни на что не обратил особого внимания в этом доме, кроме того, что он находится по соседству с домом моей сестры?
   — Ну почему же не обратил. Дом достаточно велик. — Ник окинул взглядом комнату. — Отлично расположен, и это выгодное вложение средств.
   Джонатон в ответ на повторение этих характеристик только застонал.
   — Ну, можно еще сказать, что он битком набит антиквариатом и прочими вещами.
   — Посмотри еще разок.
   Николас снова оглядел комнату и пожал плечами.
   — Еще раз могу сказать, что он битком набит вещами. Ни в одной из комнат нельзя двигаться свободно.
   — Зато здесь много мест, где можно спрятаться.
   — Наверное, — несколько смущенно согласился Ник.
   — Просто не верится, что ты сумел заработать кучу денег, будучи таким тупым. — Джонатон возвел возмущенные очи к потолку. — Осмотри эту комнату еще раз. Взгляни на нее глазами ребенка, причем мальчика. Понимаешь?
   — Кажется, понимаю.
   На этот раз он совершал осмотр медленно, пытаясь поставить себя на место сыновей Элизабет. Да, если тебе шесть или восемь лет, тебя, несомненно, заинтересуют развешанные по стенам головы экзотических зверей… если не напугают до смерти. И стойка со средневековым оружием, помещенная в углу, — одна из многих, размещенных в доме. Мечи, висящие на стенах там и тут, миниатюрные пушки, модели кораблей в полной парусной оснастке…
   — Боже милостивый! — Ник в изумлении широко раскрыл рот. Как он мог всего этого не заметить? — Для мальчишки это просто сон, обернувшийся явью.
   — Вот именно, — веско подтвердил Джонатон, наклонив голову.
   — Мне всего-навсего надо пригласить их сюда и предоставить им полную свободу. — Ник принялся обдумывать такую возможность. — А Элизабет не рассердится на то, что ее дети проводят время со мной?
   — Но ведь поскольку ты занимаешься делами с их наследством, тебе, естественно, нужно познакомиться с ними поближе, — резонно заметил Джонатон. — Кроме того, если Лиззи хочет доказать тебе, насколько она легкомысленна, ей скорее всего придется проводить немало времени вне дома. По моему личному наблюдению, женщина не в состоянии реализовать свои покупательские потребности, если она постоянно сидит в четырех стенах.
   — Ты предлагаешь мне приглашать сюда детей, не спрашивая разрешения у их матери? Завоевать их привязанность до того, как мать узнает о наших встречах?
   —Да.
   — Мне это кажется в некотором отношении коварным.
   — Так оно и есть.
   — Но мне это нравится, — заявил Ник, улыбаясь во весь рот.
   — Я так и думал, что тебе это будет по душе. После детей на очереди остальные члены семьи, тебе надо заручиться их поддержкой. Впрочем, она у тебя уже есть, все они ценят тебя очень высоко.
   — Выходит, самым большим препятствием для завоевания руки Элизабет является сама Элизабет.
   — Я помогу тебе с детьми и семейством, но в отношении Лиззи я тебе не помощник. Тем не менее я убежден, что сестра любила тебя в прошлом, и готов заключить пари на крупную сумму, что любит и до сих пор.
   — Что позволяет тебе говорить такое?
   — Горячность, с которой она отрицает, что питала к тебе нежное чувство, в сочетании с тем, как она защищает то, что было у нее с Чарлзом. Думаю, она очень боится признать, что любит тебя до сих пор, так же как боится признать, что брак ее с покойным мужем был не столь совершенен, как она прежде считала. Ведь оба признания могут привести к заключению, что она вышла замуж не за того человека.
   — Ты что-то очень уж много знаешь о том, что произошло между мной и Элизабет. Мне не верится, будто она откровенничала с тобой на эту тему.
   — Важно не то, как и откуда я это узнал, важно, что я это знаю. Скажу только, что невзирая на твои благородные намерения, ты вел себя как полный идиот.
   — Благодарю за столь сжатое и точное определение сути дела.
   — Не за что. Рад оказать любезность. — Джонатон слегка поклонился. — Ты никогда не переставал любить ее, и подозреваю, что и она не переставала любить тебя. Но признание в этом изменит всю ее жизнь. — Он пристально посмотрел на Николаса. — Ты ей сказал?
   — О чем?
   — О том, что любишь ее.
   — Сколько помню, нет, не сказал.
   — Так о чем же ты ей сказал, когда делал предложение?
   — Я сказал, что она была бы хорошим… — Николас поморщился. — Хорошим партнером.
   — Партнером? — изумился Джонатон.
   — В ту минуту мне казалось важным сказать об этом. Видишь ли, я никогда не делал предложения, для меня это нечто совершенно новое. Я даже никогда о таких вещах не задумывался.
   — Ты, видимо, ничего не знаешь о женщинах, — заметил Джонатон, глядя на друга с непритворным сожалением.
   — Наоборот, я очень много знаю о женщинах, — возразил Ник и снова поморщился. — Но о том, как делают предложения, я не знаю ничего. И не понимаю, с чего это я слушаю тебя, как оракула. Ты же ни разу не был в подобном положении. Кстати, почему? Мы ведь с тобой ровесники. Почему ты до сих пор не женат?
   — Увы, — произнес Джонатон с театральным вздохом. — Я еще не встретил женщину своей мечты. — Он рассмеялся. — Или она меня не встретила. Но сегодня нам незачем углубляться в мои проблемы. Главное — ты и твой план достижения цели. Давай повторим его по пунктам. Первое: ты блокируешь счет Лиззи, чтобы она не имела возможности игнорировать тебя, как делает это сейчас. Второе…
   — Подружиться с ее сыновьями, — подхватил Ник.
   — И с остальными членами семьи. Сказать ей о своем чувстве.
   — Которое я питал к ней всегда.
   — Признать, что десять лет назад ты совершил ужасную ошибку.
   — Я уже признал свою ошибку.
   — Сказал, что это самая большая ошибка, какую ты совершил в жизни?
   — Наверное, нет.
   — Кайся, Николас, кайся униженно, со всей искренностью и энтузиазмом, — наставлял Джонатон. — И наконец, ты должен объяснить ей, какую цену она платит за свою независимость.
   — Это все? — спросил Николас.
   — Вероятно, нет, это, как бы сказать, план в общем виде. Не вполне организованный и отчетливый, но тем не менее план. — Глаза у Джонатона вспыхнули. — О, я нашел!
   —Что?
   — Что Лиззи теряет из-за своего пристрастия к независимости.
   — Продолжай!
   — Любовь. — Джонатон произнес это слово пылко и торжественно. — Великую страсть.
   — Я считал, что это великое безумие.
   — Между любовью и безумием разница невелика. Докажи ей, что любишь ее, Николас, более того, докажи, что она тебя любит.
   — В этом заключен большой смысл. Ты просто мудрец, Джонатон, в том, что касается женщин.
   — Ну нет. — Джонатон расхохотался. — На самом деле я полный идиот, когда дело касается женщин. Говорю сам не знаю что. — Лицо его приняло серьезное выражение. — Но я знаю свою сестру. Пока она не разберется в своих чувствах по отношению к тебе и к Чарлзу в настоящем и прошлом, пока не поймет до конца, что тоже совершила ошибку десять лет назад, ваше совместное будущее невозможно.
   — Спасибо тебе, Джонатон. В этом по крайней мере что-то есть.
   — Не благодари меня. Я могу ошибаться.

Глава 14

   Элизабет ворвалась в прихожую в доме Николаса, едва Эдварде открыл дверь. Мисс Отис следовала за ней не далее чем в двух шагах.
   — Где он? — почти выкрикнула она, заметив странное одеяние Эдвардса, но не сказав по этому поводу ни слова.
   — Он, миледи?
   Тон у дворецкого был спокойный, холодный и сдержанный.
   — Сэр Николас. Где… — начала было Элизабет, но тут же умолкла, уставившись на дворецкого.
   Мисс Отис, в свою очередь, вытаращила глаза, а рот ее принял форму буквы «о».
   Эдварде взирал на них обеих с самой вежливой миной, словно ничего необычного не происходило. Если не считать того, что свой обычный строгий костюм, подобающий дворецкому, он сменил на одеяние совершенно невообразимое.
   Вместо сюртука на нем был камзол из золотой парчи длиной почти до колен — таких не носили уже более ста лет. Белая сорочка с кружевными манжетами. Обут Эдварде был в ботфорты с широкими отворотами, а на шее у него болталась черная повязка, видимо, спущенная со лба. На талии же…
   — Что это? — Элизабет указала пальцем на привлекший ее внимание предмет. — Неужели сабля?
   — Совершенно верно, миледи, — ответствовал Эдварде так невозмутимо, словно не видел ничего удивительного в том, что у дворецкого в нынешнем Лондоне висит на поясе сабля.
   — Он выглядит как отъявленный пират, миледи, — произнесла мисс Отис, и нельзя было понять, звучит ли в ее голосе страх или благоговейный трепет.
   — Стареющий пират, — заметила Элизабет, и Эдварде при этих словах поиграл бровями, но не более того. — Что происходит, Эдварде, и где мои дети?
   — Ему в настоящее время приличествует обращение «мистер Эдварде», поскольку он первый помощник короля пиратов, — донесся с погруженной в полумрак верхней площадки лестницы голос Николаса. — Что касается меня…
   Элизабет подняла голову, и рот ее раскрылся сам собой.
   Николас уселся боком на перила лестницы и ловко съехал вниз. С той же ловкостью он соскочил на пол и, сорвав с головы украшенную перьями широкополую шляпу, отвесил Элизабет низкий почтительный поклон:
   — …то к вашим услугам король пиратов.
   — Ваше величество, — промолвила мисс Отис и присела в глубоком реверансе.
   — Никакой он не король пиратов! — отрезала Элизабет.
   — Но выглядит именно так, — возразила мисс Отис.
   — Благодарю вас, — вставил Эдварде.
   — Он не король пиратов, — стояла на своем Элизабет. — Он просто сумасшедший, вот и все.
   — Но вы должны признать, что вид у меня в точности как у короля пиратов, — ухмыльнулся Николас. — И что я дьявольски красив в этой роли.
   Он выглядел точь-в-точь так, словно сошел со страниц иллюстрированной исторической повести, и надо признать, этот живописный пиратский костюм был ему к лицу.
   — Я согласна признать, что словечко «дьявольски» здесь вполне уместно, — сказала Элизабет, помахав перед ним запиской, которую сжимала в руке. — А теперь объясните мне, что это такое.
   Он вытянул записку у нее из руки и проглядел короткие строчки.
   — Это, как легко определить, приглашение.
   — Вы отлично знаете, что это приглашение. Оно исходит от вас. — Элизабет резким рывком выхватила у Николаса бумажку. — Датировано тремя днями назад и адресовано виконту Лэнгли и достопочтенному Адаму Лэнгли. Их приглашают на чай и последующие разведывательные действия. Подумать только! Чай и разведывательные действия!
   Николас пожал плечами:
   — Должен признать, что чаю они предпочли сладкий фруктовый напиток, изобретенный моим поваром.
   — А что насчет разведывательных действий?
   — Оглянитесь, Элизабет. — Николас, все еще держа в руке свою уморительную шляпу с перьями, сделал широкий жест — Вы когда-нибудь видели дом, который показался бы мальчишкам более подходящим для разведки?
   Элизабет бросила на него испепеляющий взгляд:
   — Мисс Отис утверждает, что мальчики во время моего отсутствия проводили в последние три дня послеполуденные часы в вашем доме.
   Я прошу прощения, миледи, — поспешила вмешаться в разговор мисс Отис. — Сэр Николас пришел к нам в сопровождении вашего брата. Его сиятельство ваш брат сообщил, что эти посещения вполне приемлемы, поскольку сэр Николас является финансовым попечителем детей и…
   — Да, да, я знаю, мисс Отис, вы мне уже объясняли это. Со своим братом я разберусь позже. — Элизабет снова обратилась к Николасу: — Что касается вас, сэр, то я нуждаюсь в объяснении другого случая, сведения о котором дошли до меня, а пока прошу вас немедленно, слышите, немедленно привести сюда детей.
   — Детей? — Николас с озабоченным видом сдвинул брови. — Вы видели каких-нибудь детей, мистер Эдварде?
   — Нет, ваше величество, — ровным голосом ответил Эдварде. — Я видел только солдат королевы.
   — Солдат королевы? — выдохнул Николас в притворном ужасе и принялся оглядываться по сторонам, как будто упомянутые солдаты королевы могли ворваться в прихожую в любую минуту. — Да, они преследуют нас по пятам.
   — Николас!
   Он определенно спятил, и если бы Элизабет не была так разозлена, ей, наверное, стало бы смешно.
   — Что вы на это скажете, мистер Эдварде? — Николас швырнул тому свою шляпу, и Эдварде поймал ее без малейших затруднений. — Следует ли нам бежать? Или… — Он перевел взгляд с Элизабет на мисс Отис и обратно. — Или предпочтительнее взять заложников?
   — Думаю, последнее предпочтительнее, сэр, — отвечал Эдварде.
   — Я тоже так думаю. Я хватаю эту, а вы другую. — Он крепко взял Элизабет за руку, притянул к себе и прижал к своему боку. — Ну, она просто красотка.
   — Если вы сделаете ко мне хоть один шаг, мистер Эдварде, я буду вынуждена отомстить вам. — Мисс Отис вздернула подбородок и полыхнула глазами на дворецкого-пирата, который не сдвинулся с места ни на дюйм. — У меня есть братья, и я могу рассчитывать на их помощь. Вам будет трудно орудовать саблей, если придется одновременно удерживать…
   — Довольно, мисс Отис, — остановила гувернантку Элизабет. — Я уверена, что мистер Эдварде не станет брать вас в заложницы или причинять еще какие-либо неприятности. — Она подняла глаза на Николаса. — Скажите же ей.
   — Это верно, девушка. — Николас обращался к мисс Отис, но смотрел на Элизабет. — Боюсь, что вам не удастся собрать выкуп за миледи.
   — Ну знаете, — негодующе прошипела мисс Отис. Николас посмотрел Элизабет в глаза.
   — Довольно и одной. Она хорошенькая штучка.
   — Ни за что! — выкрикнула Лиззи, чувствуя, что ее охватывает желание, и стараясь не думать об этом, а также о том, что хорошо бы избавиться каким-нибудь способом хоть на пять минут от Эдвардса и мисс Отис. — Уберите руки! Отпустите меня!
   — Ах, миледи, вы теперь заложница короля пиратов. — Николас сверкнул озорной улыбкой. — Радуйтесь этому.
   — И не подумаю! Отпустите меня сию минуту! Ваша проклятая сабля колется.
   Он неожиданно повернул ее спиной к себе и наклонил так, что она была вынуждена опереться на него, чтобы не упасть. Он проговорил почти шепотом:
   — Это не сабля.
   Элизабет задохнулась от злости.
   — Николас! Отпустите меня немедленно, иначе я…
   — Что вы можете сделать?
   Он продолжал говорить тихо, чтобы слышала только она.
   Тогда она тоже понизила голос:
   — Я вытащу вашу саблю из ножен и зажму так, что у вас слезы хлынут из глаз и вы запросите пощады.
   — Фу! — Он поморщился. — Это звучит как-то… — Пауза. — Впрочем, это было бы забавно.
   — Николас!
   — Не бойся, мама, мы тебя спасем! — послышался откуда-то сверху голос Кристофера.
   — Мы идем, мама, — присоединился к брату Адам. Николас придал Элизабет вертикальное положение, но продолжал удерживать ее, обняв одной рукой. Она посмотрела вверх, на лестничную площадку. И прежде чем успела предостеречь ребят, две маленькие, облаченные в красное фигурки уже скользили вниз по перилам с внушающей опасения скоростью.
   Сердце у Элизабет словно подступило к горлу.
   — Немедленно слезайте с перил, сию минуту! Она бросилась было к лестнице, но Николас резким рывком остановил ее и тихо сказал на ухо:
   — Уверяю тебя, беспокоиться не о чем. Они в этом деле мастера. Кроме того, они двигаются не так быстро, как тебе кажется.
   — Но это же дети!
   — Сейчас они солдаты королевы и явились спасти тебя. Приготовься быть спасенной — и улыбайся.
   Кристофер спустился первым, скользя по перилам с удивительной грацией. Послышался глухой удар о нижнюю стойку перил. Только теперь Элизабет заметила, что к стойке привязана подушка. Перила оказались хорошо наезженной дорогой. Кристофер спрыгнул с них за секунду до того, как брат, который дико улюлюкал всю дорогу, прикатил к той же стойке. Он тоже ударился о нее, и Элизабет, несмотря на смягчающую удар подушку, зажмурилась.
   Она вздохнула с облегчением, изобразила сияющую улыбку и тихонько сказала Нику:
   — Когда все кончится, надо, чтобы кто-нибудь съехал по перилам и спас тебя самого.
   Николас с трудом подавил смех.
   Адам слез с перил и привел в порядок военную форму. На нем был старый, очень старый красный офицерский мундир, наверное, столетней давности, доходивший мальчугану почти до самых лодыжек. Рукава были закатаны, а мундир подпоясан желтым шелковым кушаком, чтобы огромная куртка не свалилась с шестилетнего воина. Кристофер был повыше Адама, но хотя он и не тонул чуть ли не с головой в таком же мундире, как у брата, оба они являли собой забавные карикатуры на британских офицеров прошлого столетия. Элизабет, глядя на них, не знала, смеяться ей или плакать от умиления.
   — Именем ее королевского величества приказываю немедленно освободить эту благородную леди, — потребовал Кристофер.
   — Освободи ее сию же минуту, ты, дьявол с черным сердцем! — заявил Адам, но тут же бросил опасливый взгляд на мать, поскольку выражение «дьявол с черным сердцем» могло показаться ей недозволенным с точки зрения приличий.
   Однако Элизабет придержала язык, и Адам заулыбался с явным облегчением.
   — Никогда!
   Николас привлек Элизабет ближе к себе и выхватил из ножен саблю. Мальчуганы сделали то же самое и взметнули сабли высоко в воздух.
   Элизабет задохнулась, но голос не повысила.
   — Сабли? Ты дал им сабли? Как ты мог?
   — Дорогая Элизабет, я ни в коем случае не дал бы им настоящие сабли. — Николас обратил к ней укоризненный взгляд. — Их сабли сделаны из крашеного картона.
   — Все-таки…
   — Успокойся. Эдварде великолепно справился с задачей. Сабли даже на расстоянии двух футов не отличишь от настоящих, но они совершенно безопасны.
   — Они могут случайно ткнуть острием в глаз.
   — Освободи ее, тебе говорят! — выкрикнул Кристофер. — Иначе я буду вынужден напасть на тебя.
   — А я буду вынужден ему помочь, — пригрозил Адам.
   — Ни за что! — рявкнул Николас. — Она моя! — Пригнувшись, он зашептал Элизабет на ухо: — Будь я настоящим пиратом, я бы тебя поцеловал прямо сейчас, но поскольку такой поступок поразит солдат королевы, придется воздержаться. — Он отпустил Элизабет, переместил ее себе за спину и обратился к мальчикам: — Предупреждаю, что я отменно владею клинком.
   — Быть может, и так. — Кристофер поднял саблю вверх. — Но никто им так не владеет, как…
   — Солдаты королевы! — закончил Адам.
   И солдаты королевы бросились на пирата, размахивая саблями с невероятной лихостью. Как и следовало ожидать, они одержали полную победу, хотя король пиратов защищался отчаянно и умело.
   Элизабет явилась в этот дом в невероятном гневе, но вид мальчиков и взрослого мужчины, у нее на глазах превратившегося в мальчишку постарше и намного выше ростом, чем ее дети, сражающихся на картонных мечах с невероятным энтузиазмом и громкими воплями, немало позабавил ее и смягчил ожесточенное сердце. Она не помнила, чтобы Чарлз так увлеченно и самозабвенно играл с детьми. Правда, Кристоферу было всего пять лет, когда умер отец. Тем не менее она и вообразить не могла, чтобы Чарлз нарядился в нелепый костюм и превратился в короля пиратов. Не то чтобы он был плохим отцом, но такое вот было ему не дано. Он, как и большинство людей его положения, считал, что человек должен обзаводиться семьей и детьми, особенно сыновьями. Так положено.
   То, что Николас не только проявил немало усилий, чтобы устроить такую вот игру, но и сам принимал в ней участие с неподдельным удовольствием, яснее ясного свидетельствовало о том, какой он добрый человек.
   Если дух сражающихся был силен, то сабли их оказались куда слабее. Через несколько минут оружие Кристофера плачевно согнулось, клинок Адама беспомощно свисал, сломавшись у самой рукоятки, а сабля Николаса едва ли не свернулась в спираль. Изготовленное Эдвардсом оружие явно не годилось для жаркой битвы.
   Николас был тем не менее повержен и свалился спиной на пол, а ребята стояли над ним, нацелив на короля пиратов то, что осталось от их клинков, с самым угрожающим видом; к сожалению, у сабель вид был скорее убогий, нежели устрашающий.
   — Сдаешься? — спросил Кристофер.
   — Сдавайся сейчас же, ты, сын акулы! — подхватил Адам, оглянувшись на мать.
   Сын акулы, — пробормотала мисс Отис, сдерживая тяжелый вздох: она, видимо, предчувствовала, каково ей будет провести остаток дня с торжествующими победу солдатами королевы.
   — Сдаюсь, сдаюсь, — с горестным видом признал Николас, — но вы еще меня узнаете, приятели.
   — По крайней мере он узнал вас достаточно за сегодняшний день, — строго сказала детям Элизабет. — Я подозреваю, что сэр Николас…
   — Его величество, с вашего разрешения. — Николас вскочил на ноги и уперся руками в бока. — Король пиратов.
   Он выглядел точь-в-точь таким, каким и должен быть король пиратов по представлениям маленьких мальчиков. Или, быть может, в соответствии с фантазией их матери. Во всяком случае, он был весьма привлекателен и в этом нелепом одеянии.
   — У его величества, без сомнения, немало дел, настоящих пиратских дел, которыми ему надо заняться, — продолжала Элизабет. — Мисс Отис отведет вас домой. А мне нужно кое-что обсудить с сэром Николасом.
   — Но, мама, мы еще не нашли сокровище, — сдвинув тоненькие брови, сказал Адам.
   — Он украл его у королевы, мама. — Кристофер испытующим оком окинул прихожую. — Оно где-то здесь, и наш священный долг — вернуть сокровище ее величеству. Это будет прекрасным подарком к Рождеству.
   — Хотя она, может, предпочла бы получить поезд. — Адам многозначительно посмотрел на Николаса. — Сокровищ у нее и так полно.
   — В другой раз, друзья мои. Сокровище останется здесь и будет ждать вашего следующего визита. А теперь поступите так, как велит мама.
   Тон у Николаса был твердый, но доброжелательный. Самый подходящий для разговора с мальчиками.
   Элизабет не могла взять в толк, где и как этот исключительно деловой человек научился единственно верному обращению с детьми.
   — Отправляйтесь домой с мисс Отис, — сказала она. — Я уверена, что ей есть что рассказать вам о пиратах, о самых настоящих пиратах — о том, какими они были низкими, кровожадными и жестокими.
   — Это правда. — Мисс Отис подтвердила свои слова кивком. — Они были отвратительными. Грабили, разоряли, беспощадно резали глотки своим жертвам.
   — Правда? — У Адама округлились глаза. — Но дядя Джонатон говорил, что среди Эффингтонов тоже были пираты.
   — Капитаны каперов, — с видом превосходства старшего брата сказал Кристофер, — это были хорошие пираты. Они грабили вражеские корабли с разрешения короля и в пользу короны.
   — В следующий раз мы поиграем в каперство, — пообещал Николас.
   — С новыми саблями. — Адам с грустным видом поднял свою. — Моя сломалась.
   Николас взглянул на Эдвардса.
   — Я подумаю, как помочь делу, сэр, — произнес тот своим неизменно ровным голосом.
   Элизабет в жизни не встречала такого слуги — корректного и в тоже время совершенно необычного. Она не могла себе представить, чтобы Хэммонд занимался изготовлением игрушечных сабель для ее мальчуганов.
   — Отлично, мистер Эдварде, — просиял Адам.
   — Позвольте поблагодарить вас за приятное времяпрепровождение, — совсем по-взрослому и очень вежливо произнес Кристофер.
   — Это я получил удовольствие, ваше сиятельство, — ответил Николас в том же стиле.
   — И я, — не преминул заявить Адам. Потом он прижался к матери и забормотал ей на ухо: — Он такой веселый, мама. Вчера мы одевались как индейцы, раскрашивали лица и втыкали перья в волосы. Это было здорово!