Александрова Марина. Отцеубийца

   Дед Макар подвел Романа к маленькому, чистенькому домику, над которым весело струился сизый дымок.
   – Вот, здесь твои сродственники и обитают... – объяснил он.
 

ГЛАВА 14

   В небольшом огороде перед домом копошились две женщины. В одной из них Роман без труда узнал Раду – бывшую материну прислужницу. За шесть лет, минувших с той поры, как покинул Роман родную деревню, Рада почитай что и не переменилась – только пополнела чуть, да лоб прорезали две глубокие морщины. Женщина, заметив подходящих, поздоровалась с дедом Макаром, а потом перевела взгляд на гостя. Некоторое время смотрела на него широко раскрытыми глазами, а потом, всплеснув руками, кинулась навстречу.
   – Батюшки святы! Роман, да ты ли это? Господи, как вырос-то, возмужал-то как! – воскликнула она, бросаясь Роману на грудь. – Да как же это? Мы столько лет тебя в упокойниках считали!
   На этот крик вынырнула из огородной зелени и вторая женщина, на поверку оказавшаяся девочкой-подростком. Роман сразу, как взглянул на девчушку, признал в ней сестру – настолько она была похожа на мать.
   – Да где ж ты пропадал-то столько годов! – продолжала голосить Рада. – Мы ведь тебя похоронили давно! А ты, вот он – живой и невредимый!
   Роман, наконец, избавился от объятий Рады и отошел, чтобы привязать коня к ближайшему дереву. Девочка неотрывно смотрела на него, чуть улыбаясь, но когда брат подошел к ней поближе, испуганно попятилась. А Роман, неожиданно для себя, подхватил девочку на руки и молча, крепко, прижал ее к своей груди.
   Девчушка испугалась, не в силах понять, кто этот молодой, богато одетый воин, тискающий ее в объятиях, и, взвизгнув, попыталась вырваться.
   – Ну что ты, что ты, Настенька, – растроганно бормотал Роман. – Не признала меня, что ли? Да полно тебе, полно...
   Девочке все же удалось вырваться из объятий, и она отпрыгнула в сторону, как рассерженная взъерошенная кошка.
   Роман стоял растерянно, не зная, радоваться ли ему долгожданной встрече или досадовать на то, что не признала его сестренка.
   – Экая ты недотрога, Настенька! – обратилась Рада к девочке, видя замешательство Романа.
   – А чего он хватается? – огрызнулась та.
   – Да как же ему не обнять тебя? Ведь это брат твой старший, Роман.
   – Неправда!– воскликнула девочка. – Нет у меня брата старшего, сами говорили, что помер он, когда я еще вовсе малая была!
   – Так мы и думали, что помер, а он, как видишь, жив и в полном здравии пребывает, – все уговаривала девочку Рада. – Да что же мы на улице стоим?! В дом пойдемте! Там и поговорим! Да и ты, Роман, наверное, устал с дороги-то?
   Жилище Рады внутри было столь же скромным, как и снаружи, но отличалось чистотой удивительной.
   Роман, не мешкая, достал привезенные с собою подарки. Хоть и мала у него была надежда на то, что найдет он сестру да брата живыми, а все же припас им гостинцы. Сестре плат цветной, отрез дорогой на платье да длинные, звонкие серьги с самоцветными каменьями. Брату – нож дивной иноземной работы да конскую сбрую, всю в серебре.
   Настя подаркам обрадовалась, но к Роману относилась по-прежнему настороженно, не в силах поверить в то, что брат, давно похороненный и всею деревнею отпетый, явился цел-невредим из дальнего града.
   – А где ж Егор? – спросил Роман. – Не случилось ли с ним чего недоброго?
   – Что с ним приключится, с бугаем таким? – усмехнулась Рада. – Он и теперь почти с тебя ростом, а уж силы в нем не меряно. Что из него выйдет, когда возмужает парнишка – даже представить себе не могу. Он ведь наравне со взрослыми мужиками работает, наравне с ними ест и ни в чем им не уступает. В кого такой силой богатырской удался – ума не приложу! – нараспев заговорила Рада. – Вот ведь с Настеной близнята, а такие разные. Эта – худышка, ветер подует – с ног собьет!
   – Так не ответила ты мне, Рада, где братец мой? – настойчиво повторил Роман.
   – Надо думать, что в поле, – ответила Рада. – К вечеру вернется. – Ты скажи мне лучше, родимый, надолго ли к нам? Али навсегда? Вот было бы хорошо!
   – Нет, уезжать мне скоро, – ответил Роман. – Княжья служба меня ждет, да семейство в славном городе Новгороде.
   Рада удивилась переменам в жизни Романа никак не меньше деда Макара, и оставшуюся часть дня Роман только и делал, что рассказывал о своем житье-бытье.
   – Не могу поверить, что все это взаправду приключилось! – призналась, наконец, Рада. – Все, как в сказке... Вот бы родители твои порадовались! – Рада перевела взгляд на темные образа в углу горницы и быстро сотворила крестное знамение.
   – Почто за мать мою крест кладешь? – вдруг спросил Роман.
   – Как почто? – удивилась Рада. – Чтобы чистая ее душа упокоилась на небесах.
   – Не верю я, Рада, что нету более моей матери среди живых! – нахмурился Роман.
   Рада ничего не ответила, лишь переглянулась с дедом Макаром.
   – Ты бы лучше, сыне, рассказал, про то, как бился на замерзшем озере среди дружины князя Александра! – поспешил повернуть разговор в другое русло дед Макар. – Про чудов, про чудов озерных им расскажи.
   Роман тяжко вздохнул, подумав о том, что придется вновь наслушаться всякой чепухи, но тут дверь отворилась, и в горницу вошел могучий отрок.
   Лицом Егор, так же, как и Настя, был похож на мать, но мощью тела своего явно пошел в какого-то далекого предка, потому как среди ближней родни Роман такого великана припомнить не мог.
   Егор заприметил гостя и поздоровался с ним. Если Настя дичилась незнакомца и боялась заговаривать с ним, то Егор, напротив, вел себя свободно и уверенно, как то и пристало хозяину, единственному мужчине в семье.
   – Кто ты, добрый человек, что делаешь в наших местах? – спросил он после приветствий.
   – Да вот, приехал родню навестить, – усмехнулся Роман. – Давно в этих краях не бывал, не знал, где и искать их...
   – Что ж, нашел ли?
   – Нашел! Сперва сестру, а теперь вот и брата! – рассмеялся Роман.
   Егор поначалу ничего понять не мог, а когда ему объяснили, что пропавший брат его вернулся, верить в то не хотел. Когда же поверил, то обрадовался и, стиснув Романа в богатырских своих объятиях, чуть все кости ему не переломал.
   По такому случаю устроили настоящий пир, на который сбежалась вся деревня – хорошо, народу в ней было немного. Каждый принес с собой, что мог, и трапеза удалась на славу.
   Уже лежа в постели, после того, как шумное застолье кончилось, и гости разошлись по домам, Роман думал о том, что теперь он точно знает, что не одинок в этом мире, что у него есть семья. И от этого так тепло стало у Романа на душе и так хорошо, что хотелось смеяться от радости. Так и заснул Роман с улыбкою на устах.
   И в эту же ночь вновь приснился ему жуткий сон. Странник в бедных, серых одеждах шел по нескончаемой дороге. Вокруг царила непроглядная, душная тьма, но багровый луч освещал его тропу, и в этом луче видел Роман горы мертвых тел, людей, бившихся в агонии и призывавших на помощь... Но странник словно не видел этого, он шел спокойно и, казалось, именно этот кровавый луч вел его за собой во тьму. Лицо же его показалось Роману знакомым...
   – Кто ты? – вскричал Роман. Странник обернулся к нему, улыбнулся ласково, но зловещий луч озарил на миг лицо Романа, и тот почувствовал острую боль – точно ножом полоснули по щеке.
   Проснулся Роман в холодном поту и с тяжестью на сердце. Что же это – что за чудовищные видения преследуют его, не оставляя в покое? Роман заметил, что перстень на пальце его вновь засиял призрачным алым светом, и нехорошее предчувствие сдавило ему грудь.
   С родными Роман пробыл недолго – князь ждал его, и нужно было ехать. Через два дня, распрощавшись с дедом Макаром, Радой, братом и сестрой и оставив им денег на житье-бытье, Роман сел на коня и пустился в путь до Владимира.
   Там нашел он князя Александра, уже простившегося с прахом отца своего и смирившегося с его кончиною. Был князь бледен и печален, но горе не притупило его острого ума, чему Роман был рад чрезвычайно.
   Вскоре вернулся князь Александр, а с ним и Роман, в Новгород, но тут приехали к нему послы хана из Золотой Орды и передали повеление хана немедленно ехать ему вслед за братом Андреем в Орду, к хану на поклон.
   Александр, сколь ни был он независим, все же счел за благо подчиниться, и начал собираться в дорогу. С собою брал он среди доверенных людей и Романа.
   К тому времени монголо-татары заняли своими кочевьями все Кипчакские степи. Остатки печенегов, половцев и других кочевых народов, ранее здесь обитавших, были обращены ими в рабство.
   На пределах Южной Руси было расположено несколько отдельных орд под началом особых темников, которые охраняли Кипчак и наблюдали за покорностью завоеванной страны. Степи Таврические и Азовские отдал Батый во владение своему родственнику, другую часть, ту, что находилась в Сибири и Туркестане – своему брату Шибану. Сам же Батый с сыном своим Сартаком и главною ордою расположился в Поволжских и донских степях.
   В летнее время татарские орды кочевали в северной части степей, а на зиму приближались к Черному и Каспийскому морям. Первое время ханы татарские не имели постоянного местопребывания и кочевали вместе со своим народом, двором и войском.
   Щедро были раззолочены ханские шатры, и за это царство Батыя прозвали Золотой Ордой.
   К тому времени, как князь Александр Ярославич вслед за братом своим Андреем предпринял поход к ханскому двору, Ханская ставка совершенно уже утвердилась на постоянном месте – на реке Ахтубе, что впадает в матушку-Волгу. Именно сюда должны были являться на поклон к хану государи завоеванных им стран.
   Великий вой поднялся в доме Романа при известии о том, что едет он в далекие степи, сопровождая князя своего. Плакала Ксения, видя слезы матери, ревела малолетняя Дашка, стенала дворня.
   И то правда, что нелегок и опасен был путь в Орду, и, кроме опасностей, поджидающих путников в пути, могло еще случится так, что не придется по душе жестокому хану князь Александр, – тогда погибнет он смертью жестокою на чужой стороне, и все слуги его преданные лягут рядом с ним.
   Оттого и рыдала Ксения, опасаясь за жизнь мужа своего. Одно только радовало ее – Феофан не ехал с Князем Александром. Оставался он в Новгороде, а значит, не столь одиноко будет ей без Романа.
   Начались долгие сборы, в коих принимала участие вся дворня. В итоге собранных вещей хватило бы на несколько обозов, и Роман, обругав слуг темными словами, распорядился все вещи на прежние места вернуть и собрать ему лишь самое нужное.
   День отъезда выдался сырым и пасмурным – будто бы небо оплакивало князя и людей его, отправляющихся в дальнюю дорогу. В числе едущих с князем был и Кирьян, ставший к тому времени тысяцким, оженившийся и имевший уже двоих детей от своей разлюбезной Марьи.
   Перед тем как покинуть дом, расцеловал Роман жену свою в мокрое от слез лицо, поцеловал и дочурку.
   – Ну, хватит реветь, слезомойка! – ворчливо сказал он, продолжая обнимать Ксению. – Не на войну ведь иду, а просто князя в даль великую провожаю.
   – Так та даль хуже всякой войны будет! – отвечала Ксения.
   – Не спорю – долог путь, но не так страшен черт, как его малюют! Ведь не первый я, кто едет в Орду, бывали там люди и до меня, и ничего – возвращались целыми и невредимыми.
   – То-то великий князь Ярослав Всеволодович и возвратился! – Вновь заливаясь слезами, сказала Ксения.
   – Ну что ты, родная! То, что отравили его – слухи, и больше ничего. Им и верить не нужно! А я вернусь, вот увидишь! Ты только не плачь.
   Но Ксения продолжала рыдать, орошая горькими слезами уже промокшую насквозь Романову рубаху.
   – Пора мне, Ксюша, – попытался оторвать от себя жену Роман. – Того и гляди, князь в путь тронется. Неужто ты думаешь, что меня дожидаться станет?
   – Вот и пусть не дожидается! – сквозь рыдания воскликнула Ксения. – Пусть без тебя едет!
   – Рехнулась ты что ли, глупая баба? – внезапно рассвирепел Роман. – Неужто ты думаешь, что я всю жизнь возле тебя просижу, за твою юбку цепляясь?
   Ксения ничего не ответила, лишь еще крепче прижалась к Роману, обхватив его шею руками.
   – Тебе говорю, пора мне! – вновь попытался освободиться от ее цепких объятий Роман. Но и в этот раз потерпел неудачу.
   – Что ж, пеняй на себя! – взревел он и, буквально оторвав от себя Ксению, со всей силы швырнул ее в дальний угол. Отлетев, та ударилась об угол лавки и рассекла губу, из которой тотчас тонкой струйкой потекла кровь и закапала на светлый дощатый пол.
   Ксения заплакала пуще прежнего. Теперь к горю ее примешалась еще и обида – до сих пор Роман никогда ее и пальцем не тронул. Ксения закрыла лицо руками, ожидая, что муж сейчас подойдет к ней, обнимет и успокоит ласковым словом. Однако ничего такого не произошло. Роман поглядел на скорчившуюся на полу жену и, не сказав более ни слова, вышел вон из палаты. Через несколько мгновений до Ксении донесся со двора топот конских копыт. Тут только поняла она, что супруг сейчас уедет, с ней не попрощавшись. Ксения тотчас поднялась с пола и кинулась прочь из дома, надеясь догнать мужа и примириться с ним, испросив прощенья за свою бабью глупость.
   Выбежав на улицу, увидела Ксения лишь пыль, повисшую над дорогой, по которой только что проскакал Роман. Женщина кинулась в сторону княжьего терема, но путь был неблизок. Она бежала что есть мочи, так, что вскоре у нее закололо в боку и перехватило дыхание, но все же не успела. Подбежав к княжескому терему, увидела она открытые ворота, сквозь которые проглядывался пустой двор, истоптанный копытами многих лошадей.
   Ксения вновь пустилась бежать, надеясь нагнать уезжающих хотя бы у городских ворот. Она почти успела, увидела, как хвост длинного каравана всадников проходит сквозь городские ворота и, растянувшись по дороге, как огромная гусеница, исчезает в поднятой конскими копытами пыли.
   Дальше бежать у Ксении уже не было сил, да и не догнала бы она всадников, скачущих на сытых, отдохнувших конях. Медленно пошла Ксения обратно, утирая слезы, смешавшиеся с кровью с разбитых губ белым платом, стянутым с головы.
   Никогда еще не было Ксении так больно, обидно и тяжело. Сердце словно окаменело в ней, и в то мгновение стало Ксении все равно, вернется ли Роман с чужбины или нет. Она пришла домой и там, взяв на руки сонную Дашутку, просидела с ней у окна до вечера, не думая ни о чем и ни о чем не жалея.

ГЛАВА 15

   Высокие равнины Азии издревле служили колыбелью кочевым народам. Оттуда пришли и татаро-монголы, ставшие на долгие годы властителями земли Русской.
   Племя это, как и другие кочевые племена, делилось на разные части, так называемые орды. В каждой орде были свои знатные семьи, свой княжеский род, из коего и выбирали хана. Власть ханская не была безгранична, ею управляло собрание знатных, которое созывалось в важных случаях и называлось курилтаем. Этот курилтай избирал ханов и подтверждал их наследственные права.
   К тому времени, когда Роман, следуя за князем своим, ехал к хану, татары уже основали государство, названное ими Золотой Ордой. Туда-то и лежал путь князя Александра.
   Сперва доехали они до Киева. Дорога вела их по землям разоренным и только начинающим оправляться от страшного бедствия татарского. Сам Киев, бывший еще недавно большим и многолюдным городом, поражавшим великолепием своим странников, ныне представлял собою воистину жалкое зрелище.
   Многие жители его были перебиты или уведены татарами в плен, оттого некому было отстроиться заново. До самой смерти Ярослав Всеволодович княжил в Киеве, но сам там не сидел, а назначал наместника. До сих пор еще над городом властвовал ставленник Ярослава тысяцкий Димитрий Ейкович.
   От него-то и получил князь Александр добрый совет оставить в Киеве своих лошадей, поскольку зима должна была неминуемо застать путников в степи, а лошади русские были к степному житью непригодны. Лишь кони кочевников умели отыскивать себе корм, разрывая снег копытами.
   С превеликим трудом были найдены и куплены за баснословные деньги такие кони, и Александр, не мешкая, со всею своею свитою направился далее, взяв с собою проводников до Канева, за которым находилась первая татарская застава.
   Там путников остановили и, вызнав, кто и куда едет, отправили к тамошнему темнику, чье звание соответствовало чину воеводскому. Под началом того темника по имени Куремсе было шестьдесят тысяч воинов, при посредстве коих оберегались все Кипчакские степи.
   У порога шатра, в котором жил темник, путников заставили три раза преклонить левое колено и запретили им ногою наступать на порог. В шатре же все они, кроме самого князя Александра, должны были представиться темнику и многочисленной свите его, стоя на коленях. На каждом шагу от них требовали подарков. Однако предусмотрительный князь Александр запасся мехами и иными дарами заранее, а потому особой трудности с этим не возникло.
   Куремса выслушал Александра внимательно и отнесся к нему благосклонно, после чего дал провожатого, который должен был провести князя и людей его дальше, в глубь степей к хану Батыю.
   Путь был не слишком долог, потому как коней князю Александру и его свите меняли по нескольку раз за день. Степь, бесконечная половецкая степь долго еще будет сниться Роману после того, как вернется он в отчизну. Ни кустика, ни деревца, лишь ветер гоняет по степи перекати-поле да колышет тронутые инеем травы.
   Наконец, достигли путники ставки хана Батыя – города Сарай-ал-Махруса, что в переводе на русский звучало как «Дворец Богохранимый». Город был многолюдный, обнесенный глиняной стеной с четырьмя воротами. Были в нем большие дома для ханских чиновников и храмы разных вероисповеданий – тут толпились пришлые люди самых разных племен, покоренных монголами.
   Обширный и богатый ханский дворец располагался за городом, но хан остался верен кочевому образу жизни. Лишь изредка он являлся в столицу, а жизнь проводил, переезжая с места на место с огромным обозом. Где приглянется ему – располагались станом, раскидывали огромные палатки, и одна из них, вся изукрашенная золотом и драгоценностями, отнятыми у побежденных народов, служила властелину дворцом. Являлся, как призрак, пышный город и вновь исчезал, возникая на другом месте.
   Путешественников поселили на постоялом дворе, недалеко от ханского дворца. Видно, этот постоялый двор предназначался лишь для гостей привилегированных, так как князю Александру пришлось убеждать татар оставить с ним и всю свиту тоже.
   На следующий день повели их ханские чиновники к хану Батыю на поклон. Но, прежде чем предстать пред великим Батыем, должны были все, не исключая самого князя Александра, пройти меж двух огней.
   – Зачем? – удивленно спросил князь, медля ступить на узкую тропу.
   – Не бойтесь и ступайте смело, – отвечал ему смуглый узкоглазый чиновник с лицом плоским и круглым, как блин. – Делается это для того, чтобы яд, если вы таковой при себе имеете, стал безвредным, ведь священный огонь истребляет всякое зло.
   – Ежели так, то я готов, – ответил князь и смело шагнул вперед.
   «Что ж ваш священный огонь не помог вам самим избавится от зла!» – подумал про себя Роман, но также пошел вслед за князем.
   Когда все, кто сопровождал князя Александра в пути, прошли меж двух огней, их вновь предупредили о том, чтобы ни в коем случае не ступали они на порог, и провели в ханский дворец. Там царил полумрак, и Роман мало что сумел рассмотреть. Однако покой, где хан принимал послов, поразил его своим великолепием и нечистоплотностью – безобразные монголы считали опрятность даже пороком.
   Посреди огромной палаты, на высоком месте сидел немолодой человек, чья кожа была такой темной, словно обуглилась от яркого, палящего степного солнца. Был Батый, насколько мог судить Роман по человеку сидящему, очень невысок ростом, кривоног и вообще хорошим сложением не отличался. Лицо его тоже было ничем не примечательно. Что касается Романа, то для него все татары были на одно лицо, и единственное, что отличало для него хана Батыя от сонма присутствующих здесь же придворных, были живые черные глаза, в которых светился незаурядный ум.
   Рядом с Батыем на престоле сидела женщина – одна из его многочисленных жен. Ниже на скамье расположились братья и сыновья великого хана, а также некоторые особо привилегированные вельможи.
   Остальные придворные сидели прямо на полу, поджав под себя ноги.
   Князь Александр, по подсказке чиновника, следующего за ним по пятам, преклонил перед ханом колени. За ним опустилась на колени и вся его свита. Роману тяжко было наблюдать, как гордый и храбрый князь, славный своими громкими победами, вынужден склоняться пред человеком, который завоевал его родную страну, принеся столько горя и страданий его соотечественникам.
   Батый кивнул князю, и тот жестом подозвал своих людей, которые разложили перед ханом привезенные богатые дары. Батый, если и заинтересовался дарами, виду не показал. Он благосклонно кивнул Александру и, подозвав толмача, что-то сказал ему на своем отрывистом лающем языке.
   – Великий хан Батый, – начал переводить толмач, – доволен дарами, которые преподнес ему русский князь Александр, и приглашает его и самых приближенных его людей на завтрашнюю торжественную трапезу, на коей будет присутствовать и брат его князь Андрей Ярославич.
   Александр выслушал толмача и, смиренно склонив голову, сказал:
   – Передай великому хану Батыю, что я благодарен ему за оказанную честь присутствовать на трапезе.
   Толмач покорно перевел. Батый коротко кивнул и отвернулся к сидящей рядом жене, давая понять, что аудиенция закончена.
   Весь день Роман бесцельно бродил по городу, разглядывая его и удивляясь непривычной чужеземной жизни. Как он заметил, не все население города составляли татары. Жили здесь люди и других народностей и вероисповеданий – это были те пленные, коих привели с собой татары. Однако же, основав город, они сочли за лучшее дать им право жить свободно, отдельными поселениями. Поселенцы работали на татар с утра до ночи, а сами перебивались с хлеба на квас, борясь с ужасной нуждой. Впрочем, даже татары ценили хороших мастеров и не давали им бедствовать, но и на свободу не пускали.
   Так Роман узнал, что есть в городе и поселение русских, и робкая, смутная надежда родилась в его сердце...
   Расспросив хозяина постоялого двора, Роман узнал, где именно селятся русские, и тотчас отправился туда. Наперед всего увидел он маковку церкви православной и премного тому удивился. Лишь потом узнал он, что татары не только относились с полнейшим равнодушием к тому, какому Богу поклонялись жители города, и разрешали им строить свои храмы – в городе даже был свой архиепископ, – но и промеж них самих было немало христиан. Тому примером был сын хана Батыя Сартак.
   Подойдя к церковке, узрел Роман, что дверь приоткрыта, и вошел внутрь. Сразу же пахнуло на него сладким ладаном, глянули с икон строгие лики святых, и на мгновение показалось Роману, что не покидал он пределов России, что стоит ему выйти за дверь, окажется он посреди бурлящего торговой жизнью Новгорода.
   Роман отогнал докучливую мысль. Навстречу ему шел седенький маленький священник.
   – Отец, – обратился к нему Роман. – Прибыл я издалека, с Руси-матушки, и прошу тебя помочь в моей беде.
   – Я слушаю тебя, сын мой, – ответил священник. Роман же заметил, как при упоминании о родной стороне в светлых, выцветших глазах старика засветилась тоска.
   – Давно, уж лет шесть тому назад, угнали татары в полон мать мою. С тех пор никто не видел ее ни живой, ни мертвою, но жива во мне надежда на то, что все же найду я ее.
   – Чем же могу помочь я тебе, сын мой? – грустно удивился священник.
   – Ты ж давно здесь, верно? А ежели так, то приход свой знать хорошо должен.
   – Ну, в лицо-то, может, и знаю, а по именам стольких людей никто запомнить не в силах, не говоря уж обо мне в мои-то годы...
   – Дарьей звать мать мою, – упрямо повторил Роман.
   – Сын мой, – устало вздохнул священник, и худые плечи его опустились. – Это безнадежно – все равно, что искать иглу в стоге сена...
   Роман помрачнел.
   – Ну, хорошо, – наконец вымолвил он, – но хоть проверить по своим книгам, не преставилась ли такая, ты можешь?
   – Могу, да что толку? Знаешь, скольких Дарий отпел я на своем веку, на этой земле?
   – Что же делать? – в голосе Романа послышалось отчаяние.
   Священник задумался.
   – Единственное, что могу я предложить тебе, сын мой – самому попробовать отыскать свою мать. Послезавтра ведь праздник большой, и почитай все христиане православные соберутся... Приходи, может, и отыщешь... Бог милостив...
   С тем Роман и ушел. А на следующий день он сопровождал князя Александра.
   Народа в просторной палате собралось еще больше, чем в прошлый раз. Среди них заметил Роман и русских с князем Андреем Ярославичем во главе.
   Батый, как и прежде, восседал на возвышении, рядом с ним сидела жена его, облаченная в дорогие златотканые одежды.
   Многочисленная знать расположилась полукругом возле низкого столика, на котором на золотой посуде были разложены различные яства.
   Пир начался. Князь Александр говорил мало, в основном отвечая на вопросы хана. Ответы его усердно переводил толмач.