Страница:
Павел затравленно огляделся по сторонам, вывернул руль…
– Эй, шеф, ты куда? – раздался в переговорнике голос Елисеева. – Какие будут указания?
– Валя, прикрой оба направления! – выпалил Павел. – У меня форс-мажор… потом объясню…
– Ты с ума сошел! – Елисеев был просто поражен. – Объект уже на подходе! Оттуда, где я стою, не просматривается подход со стороны проходного двора…
И тут в переговорнике раздался голос старого друга Алексея Самойлова:
– Павлик, что у тебя случилось?
– Алеха, с Ленкой беда! – выпалил Павел, выезжая на Невский. – Она просила о помощи…
– Я совсем близко. – В голосе Самойлова звучала тревога. – Если нужно, через пару минут подъеду…
– Прикрой меня, будь человеком!
– Ладно, не беспокойся. – Голос Самойлова становился глуше, переговорник работал на пределе досягаемости. – Не беспокойся, я беру все на себя…
Подъезжая к своему дому, Павел по очереди набирал номер домашнего телефона и мобильник жены, но ни тот ни другой не отвечал. Он выскочил из машины, даже не захлопнув дверцу, влетел в подъезд. Вызывать лифт не мог – беспокойство, страх не позволяли ему ждать лишнюю секунду, и Павел побежал по лестнице, спотыкаясь и перепрыгивая через ступеньки.
Дверь квартиры была не заперта.
Он толкнул ее и влетел в прихожую. В ту самую прихожую, где всего несколько часов назад прощался с Леной. В прихожую, по которой накануне он кружил ее, узнав счастливую новость.
Ничего не напоминало здесь о тех безвозвратно ушедших благополучных временах. Стены, пол – все было забрызгано кровью, и кровавый след тянулся в сторону ванной комнаты.
Павел пробежал по этому следу, распахнул дверь ванной – и застыл на пороге. Все здесь было залито кровью, а занавеска возле ванны была задернута. Нарядная пластиковая занавеска в цвет кафеля, по которой плыли рядами голубые дельфины.
Он хотел отдернуть эту занавеску – и не мог заставить себя сделать это, потому что уже знал, что увидит за ней.
Но потом подумал, что она, может быть, еще жива, что она истекает кровью и ждет помощи…
Он отдернул занавеску и издал хриплый, беспомощный крик, которым кричит раненое животное.
То, что лежало в ванне, уже не было его женой. Хотя это были ее волосы, ее губы, ее лоб, который она так смешно морщила…
Только вчера!
Если бы можно было перевести часы на двадцать четыре часа назад! Хотя бы на шесть часов! Он остался бы дома, защитил бы ее от всего мира, и ничего этого не случилось бы!
Павел сидел на полу и бился головой о край ванны.
Здесь его и нашел непосредственный начальник, подполковник Старостин.
Одним взглядом оценив обстановку, он нахмурился и гаркнул командным голосом:
– Майор Лосев! Встать!
Это подействовало.
Павел словно проснулся. Он поднялся, огляделся вокруг, словно впервые видел эту ванную комнату, эту мертвую женщину и этого рослого седого человека, своего начальника.
Старостин вывел его из квартиры, усадил в свою машину и отвез в управление. Там Павлу вкатили слоновую дозу успокоительного, и на какое-то время он впал в ступор.
В таком заторможенном состоянии Павел присутствовал на похоронах жены. Хоронили ее в закрытом гробу.
Только через неделю Павел смог относительно членораздельно разговаривать.
И тут же попал на допрос.
Оказывается, в тот день погибла не только Лена.
Женщина-политик, за чью безопасность Павел отвечал, подъехала к офису адвоката на набережной канала, вышла из машины в сопровождении своего секретаря и направилась к дверям. Но не успела она пройти и половины расстояния, как из проходного двора, того самого проходного двора, который должен был контролировать Павел, вышла высокая девушка в темных очках и длинном светлом плаще. Она распахнула свой плащ, под которым оказались два коротких десантных автомата, и почти в упор расстреляла обоих – и депутата, и секретаря.
Валя Елисеев, который находился в подворотне, выскочил на выстрелы, но успел заметить только промчавшийся мотоцикл, на который вскочила киллерша.
– Объясните, Лосев, почему вы бросили доверенный вам пост? – сухо и брезгливо осведомился председатель следственной комиссии полковник Вычегдов.
– Николай Николаевич, – вступился за подчиненного Старостин, – ведь вы знаете, какую трагедию пережил Лосев в тот день…
– Это не может служить ему оправданием! – проскрипел Вычегдов. – Сотрудник нашего управления ни при каких, я повторяю – ни при каких обстоятельствах не может оставить свой объект без прикрытия! Это железное правило!
– Но я попросил Самойлова заменить меня… – проговорил Павел тусклым, безжизненным голосом. Ему на самом деле было совершенно безразлично, какое решение примет комиссия. Ему вообще все теперь было безразлично.
– Самойлова? – ухватился за его слова Старостин. – Давайте выслушаем майора Самойлова…
Но Самойлов, явившись на следующее заседание комиссии, начисто опроверг слова Павла. Он утверждал, что никакого разговора между ними в тот день не было.
– Ты что, Леха! – На этот раз возмущение и обида пробили панцирь, за которым укрылся от жизни Павел. – Как же ты можешь? Ведь ты тогда пообещал мне помочь, прикрыть объект…
– Мне тебя очень жаль, Павлик, – проникновенно проговорил Алексей, сочувственно наклонив крупную голову с ранними залысинами. – Ты мне друг, конечно. Но я даже ради тебя, даже ради нашей дружбы не могу лгать своим товарищам, лгать комиссии. Прости, но не могу. Знаешь, как говорят – Платон мне друг, но истина дороже.
Павел вскочил и схватил Самойлова за воротник.
– Сволочь! – кричал он сквозь злые слезы. – Сволочь, как ты можешь так врать?!
Двое прапорщиков с трудом оттащили его от бывшего друга. Тот скорбно смотрел светлыми, почти прозрачными глазами, потом переглянулся с начальством и развел руками.
– Вот видите? – Вычегдов взглянул на Старостина. – Ваш сотрудник майор Лосев не только недисциплинирован, не только безответственен до такой степени, что способен из-за личного дела оставить доверенный ему пост – он даже на заседании нашей комиссии способен устроить отвратительный дебош!
– Но, Николай Николаевич, – пытался защищать его Старостин, – он только что пережил такую трагедию…
– С этим тоже не все ясно, – продолжал Вычегдов своим скрипучим голосом. – Как Лосев узнал о нападении на жену?
– Она мне позвонила… – еле слышно проговорил Павел.
– Факты этого не подтверждают!
Оказалось, что в памяти мобильного телефона Павла звонок жены не зафиксирован. Ленин же телефон бесследно пропал.
– Кроме того, само это преступление выглядит очень подозрительно. В квартире Лосевых ничего не пропало, а на месте преступления нет никаких отпечатков пальцев, кроме отпечатков самой потерпевшей и ее мужа, майора Лосева…
Павел еле пережил эту комиссию.
Старостин сумел добиться того, что, учитывая его тяжелое моральное состояние, против Павла не возбудили уголовное дело, но из органов его уволили.
Несколько месяцев он жил в каком-то бреду, в каком-то тумане, никакие сигналы из внешнего мира до него не доходили. Единственное, что он как-то осознал – через неделю после завершения работы комиссии ему позвонил Старостин и рассказал, что Алексей Самойлов погиб в автомобильной катастрофе.
– Странная была катастрофа, – говорил бывший начальник, понизив голос. – В его машину врезался грузовик… водитель скрылся, а грузовик числился в угоне…
Даже это сообщение Павел не вполне воспринял. Собственно, для него Самойлов умер раньше – тогда, на заседании комиссии, когда он холодно и заученно проговорил: «Платон мне друг, но истина дороже».
На что и как он жил в это время, Павел не помнил. Что-то продавал, питался какой-то дрянью. Ему все это было безразлично.
Самым страшным в его жизни были ночи.
Он подолгу не мог заснуть, а если все же засыпал – видел один и тот же сон: лестница, по которой он бежит, задыхаясь и перепрыгивая через ступеньки…
Примерно через месяц после трагедии он вышел в магазин, купить себе какой-нибудь еды, и там встретил двоих потрепанных мужиков средних лет, которым нужна была компания. Втроем они выпили в ближайшем сквере две бутылки какой-то ядовитой гадости, и Павел неожиданно забыл о случившемся. Забыл о крови в коридоре, забыл о занавеске с плывущими дельфинами…
Забыл совсем ненадолго, может быть, всего на полчаса – но все-таки забыл. После этого он каждый день встречался с теми двумя мужиками и молча, зло напивался.
Так продолжалось до тех пор, пока как-то утром он не взглянул на свое отражение в зеркале.
Опухшая, небритая физиономия, мешки под глазами. Лицо опустившегося, равнодушного к самому себе человека.
И вдруг совсем рядом раздался тихий голос Лены:
– Павлик, ты что? Как ты можешь?
Он вздрогнул, завертел головой.
В квартире, разумеется, никого не было.
Но голос Лены отчетливо звучал у него в ушах.
Действительно, как он мог так опуститься? Только для того, чтобы забыть? Но разве можно забывать такое? Он должен помнить, помнить и учиться жить с этим.
Павел побрился, привел себя в порядок, выстирал и вычистил одежду. К счастью, он не успел продать машину – просто потому, что это было для него слишком сложно.
И теперь она стала его средством существования.
Он стал ночным извозчиком, бомбилой.
Все равно спать по ночам он не мог.
Первое время его встречали неподалеку от дома былые собутыльники, пытались вернуть в свою компанию, но Павел довольно быстро сумел объяснить им, что к чему.
Он заново учился жить.
Иногда он задавал себе вопрос – зачем?
Но тут же вспоминал голос Лены и мысленно отвечал, что должен жить хотя бы для того, чтобы ей не пришлось повторять те слова.
А еще в самой глубине его души теплилась слабая надежда, что когда-нибудь он сможет найти того, кто в тот страшный день побывал у него в квартире. Того, кто лишил его жизнь смысла.
И вот теперь, кажется, у него появился шанс.
* * *
Павел замолчал и поднял глаза на президента.
– Теперь вы понимаете, через что мне пришлось пройти? Нет, я уже совсем не тот человек, каким был прежде. Не тот человек, который вам нужен!
– Вы ошибаетесь. – В голосе президента прозвучало сочувствие. – Позвольте мне самому судить. Я в вас верю.
– Да, но я сам в себя не верю. Я живу по инерции. Просто потому, что так нужно. Моя жизнь давно уже лишена смысла, поэтому я не смогу работать с полной отдачей, не смогу выложиться, а без этого никакую операцию успешно не проведешь…
– А что, если я предложу вам восстановить справедливость? Что, если я передам вам документы по тому делу восьмилетней давности, помогу наказать виновных и очистить свое доброе имя, свою репутацию от того пятна, которое на них осталось?
– И узнать, кто убил мою жену? – Павел поднял на президента глаза, загоревшиеся темным огнем.
– Возможно, и это удастся выяснить… только, прошу вас, держите себя в руках, а то охрана нервничает…
– Я тогда еще чувствовал, что меня подставили! – выдохнул Павел. – Я чувствовал… но вы… вы – знали?
– Нет. – Президент покачал головой. – Если бы я тогда знал, возможно, все сложилось бы по-другому. Нет, тогда у меня не было многих документов. Теперь они есть…
Он помолчал недолго и наконец проговорил:
– Ну что – мне удалось убедить вас? Вы возьметесь за это дело?
– За то, чтобы узнать правду, я готов на все! Вы можете рассчитывать на меня…
– Вот и отлично!
Президент протянул Павлу конверт:
– Здесь ваши новые документы, немного наличных денег на первые расходы и несколько кредитных карточек. Карточки особенные, их невозможно отследить. Здесь же билет в Лондон с открытой датой. Вылетите, как только сможете. Там вы встретитесь с одним человеком… это мой старый друг, и только ему я сейчас могу вполне доверять. Он подготовит для вас кое-какую информацию и постарается ввести в курс дела… Впрочем, рассчитывать вам придется почти только на себя.
«Расследованием дела об отравлении бывшего подполковника ФСБ России Алексея Литовченко занимается специальное подразделение по борьбе с терроризмом Скотленд-Ярда.
Решение о передаче дела Алексея Литовченко, которым ранее занималась криминальная полиции, в это контртеррористическое подразделение было принято после того, как состояние здоровья Литовченко резко ухудшилось.
После смерти Литовченко, последовавшей двадцать третьего ноября, в Великобритании проведено заседание чрезвычайного комитета COBRA под председательством главы МВД Джона Райда. Это говорит о предельной серьезности отношения британских властей к смерти бывшего офицера ФСБ.
В состав комитета COBRA входят высшее руководство страны и руководители спецслужб. Комитет собирается в чрезвычайных для страны ситуациях. Последние встречи проводились в связи с терактами в Лондоне в 2005 году и в связи с раскрытием заговора по подрыву самолетов в августе этого года. В этот раз премьер-министр Тони Блэр во встрече не участвовал, поскольку находился в Шотландии.
Великобритания запросила у России информацию в связи с расследованием дела о смерти экс-офицера ФСБ Литовченко. Официальные представители британского МИДа обсудили смерть Алексея Литовченко с послом России. Англичане попросили посла донести до официальных лиц в Москве запрос о предоставлении любой информации, которая могла бы помочь полиции в расследовании».
14 декабря 2006. Лондон
Перед входом в Сент-Джеймс-парк посетителей встречают два строгих предупреждения: собаку не следует спускать с поводка и не разрешается кормить пеликанов. Из этого можно сделать естественный вывод, что в этом парке имеются пеликаны. Еще здесь водится несметное множество уток самых разных пород и огромное количество белок.
Павел миновал киоск, где продавали зерна для птиц и орешки для белок, и пошел вслед за гуляющей публикой к птичьему острову.
Пруды кишели водоплавающей птицей. Были тут утки обычные, утки королевские – с черным оперением и хохолком на затылке, гуси разных размеров. На берегу толпились мамы с детьми. Чуть в стороне на лавочках сидели чинные английские старушки – все в аккуратных маленьких шляпках, чуть прикрывающих тщательно уложенные седые кудри, и в хорошо сшитых драповых пальто.
Пожилой джентльмен, судя по выправке – бывший моряк или военный, придерживал за ошейник рыжего сеттера. Сеттер делал вид, что его нисколько не касается такое обилие всевозможной дичи совсем рядом. Павел взглянул на часы – было без десяти двенадцать. Не следовало приходить на встречу раньше времени, и он постоял возле заборчика, где сидел, нахохлившись, большой пеликан. Дисциплинированные посетители парка его не кормили, и пеликан, надо полагать, сильно на них обижался.
Павел оглядел все вокруг ленивым скучающим взглядом и остался доволен. Похоже, в этом праздничном гвалте его скромная персона никого не интересует.
Он улыбнулся чернокожему малышу в красном комбинезоне, пропустил вперед дикого гуся, который понесся по тропинке, негодующе гогоча, и свернул на боковую аллею.
Тут было потише, навстречу Павлу попались лишь девчушка на велосипеде и темнокожая бонна с двумя близнецами. Аллея вывела его на поляну, покрытую свежеподстриженным газоном. Осторожно ступая по сырой траве, он направился к скамейкам, стоявшим на другом краю поляны. На третьей справа сидел немолодой мужчина, одетый с нарочитой аккуратностью и даже кокетством. На нем было светло-бежевое кашемировое пальто и подобранное в тон замшевое кепи. Шею покрывало золотистое кашне. Рядом на скамейке лежали замшевые перчатки. Мужчина кормил с руки крупную рыжую белку и, казалось, был полностью поглощен этим занятием.
Павел ступал неслышно, но белка почуяла его, встрепенулась и скакнула прочь, испуганно цокая.
– Вам привет от старого друга, – проговорил Павел условленную фразу.
– Ну, не такой уж он и старый… – протянул мужчина негромко, взглянул на Павла и подвинулся. – Прошу!
Белка отбежала недалеко и спряталась за дерево. Павел присел на скамью. Вблизи было видно, что его сосед гораздо старше, чем казалось вначале.
– Как прошел полет? – спросил он, не глядя на Павла. – Не было никаких неожиданностей?
– Пока все нормально, – Павел пожал плечами, – хотелось бы побыстрее приступить к делу.
– Вы были осторожны? Хвоста за собой не привели?
– За кого вы меня принимаете! Я все-таки профессионал… давайте перейдем к делу.
Старик повернулся и испытующе посмотрел на него из-под козырька кепи.
– Я в курсе поставленной перед вами задачи, – сказал он, помолчав, – однако меня слишком поздно информировали. Даже не сообщили, под каким именем вы прибудете.
– Михал Караджич, бизнесмен из Сплита, владелец фирмы «Задруж»…
– Очень приятно. Связь, понимаете, хоть и надежная, но небыстрая. Так что пока чем богаты, тем и рады.
Он протянул Павлу заклеенную конфетную коробку.
– Откроете не на людях. Допросите девушку, она должна вспомнить кое-какие подробности. У вас уже есть ко мне вопросы?
Павел подумал немного и решился:
– Боюсь, что покажусь вам полным идиотом, но вопрос у меня пока только один – что вообще здесь происходит? Кое-что я прочитал в газетах, версий происшедшего там выдвигается много, но все какие-то беспочвенные и необоснованные. Журналисты стараются вовсю, однако еще больше напускают туману…
– Так-так… – Старик снова внимательно посмотрел на Павла. – Думаю, что наш общий друг там, в Москве, был прав, когда не стал вываливать на вас ворох секретной информации…
Павел тут же подумал, что, по его впечатлению, президент и сам не слишком владел информацией, ведь именно за ней он послал в Лондон Павла.
– Иногда, знаете ли, очень полезен непредвзятый взгляд человека нового, неискушенного. Хотя… я знаю, что вы – бывший профессионал, не так ли?
– Это не важно. – Павел отвернулся.
– Это несомненно важно, но только для вас, здесь, – поправил старик. – Я верю, что навыки оперативной работы остаются навсегда, это как езда на велосипеде. Итак, существует множество версий, кто же отравил нашего фигуранта.
Павел машинально отметил, что старик по старой «шпионской» привычке не называет в разговоре никаких имен.
– Версия номер один, которую больше всего муссировали в прессе, имеет отношение к нашему с вами старому другу, который остался в Москве, – заговорил старик негромко. – Вы, разумеется, не станете заниматься этой версией, поскольку вам поручили это дело, чтобы доказать обратное. Доказать его непричастность к событиям.
– Не только, – вставил Павел.
– Прошу прощения. – Старик слегка поклонился. – Так вот, если бы нашего фигуранта отравили по приказу… ну вы понимаете кого, то, я вас уверяю, он бы использовал менее громкий способ. Многие его критикуют, но все сходятся на том, что наш московский друг обладает большой долей здравого смысла, что в корне противоречит использованному методу устранения фигуранта. В самом деле, зачем использовать в деле полоний, который и достать трудно, и агония длится так долго, что за это время средства массовой информации просто ведьмин шабаш устроить успели? Если уж так нужно, шлепнули бы по-тихому, как выражаются в современной России, да и дело с концом…
– Согласен. – Павел наклонил голову и подмигнул рыжей белке, выглядывающей из-за дерева.
– Версия вторая рассматривает участие в деле врагов нашего московского друга. Они якобы завели всю эту историю, чтобы дискредитировать его в глазах мировой общественности. Из внешних врагов первым номером идет знаменитый лондонский изгнанник, мультимиллионер… вы понимаете, кого я имею в виду. Сейчас он оплакивает нашего отравленного покойника, как близкого человека, раньше помог ему с семьей нелегально перебраться в Лондон, оплачивал вполне сносное жилье. Сведения, рассказы и всевозможные разоблачения сыпались из нашего фигуранта, как труха из прохудившегося мешка, его книга о том, кто стоит за взрывами в Москве, наделала на Западе много шума. Окрыленный успехом и вдохновляемый, по некоторым сведениям, лондонским изгнанником, фигурант приступил к следующей фазе – описывал торговлю оружием, подготовку террористических актов, бактериологических войн и многое другое, чем якобы занималось ведомство, в котором он служил, пребывая в России.
Однако по утверждению бывшего коллеги нашего фигуранта, который дал интервью нескольким газетам, лондонский сиделец и отравленный фигурант находились в последние несколько дней в сильнейшей ссоре и практически прервали отношения.
– Он не сообщил, по какой причине? – вклинился Павел.
– Кажется, нет, наплел что-то там про угрозы, про то, что российские спецслужбы неоднократно предупреждали фигуранта об опасности связи с лондонским изгнанником… в общем, сведения непроверенные. Вообще очень много людей заявляют теперь в средствах массовой информации о том, что были близки с покойным до такой степени, что он поверял им все свои секреты, полностью раскрывал душу. Создается впечатление, что покойный страдал недержанием речи. – Старик саркастически хмыкнул. – Разумеется, верить этим заявлениям нельзя.
– Да уж я понял, – сказал Павел.
– В третьей версии основными действующими лицами называют не врагов, а друзей нашего московского друга, людей из его ближайшего окружения, сотрудников его аппарата. Им скандал на руку, так как после дестабилизации может последовать сильное закручивание гаек и сплачивание рядов вокруг их шефа. Возможно, это заставит его не уходить со своего поста, чего они и добиваются.
Голос старика сорвался, он закашлялся и сунул в рот мятную пастилку. Потом прижал руку к груди и посидел так немного, свободной рукой приманивая белку. Белка выскочила из-за дерева, сделала несколько грациозных прыжков по траве, но передумала и вернулась на прежнюю позицию.
– Следующая версия, – продолжал старик, – говорит о том, что наш фигурант стал жертвой группы влиятельных лиц российского происхождения, которых он пытался шантажировать. Он, видите ли, планомерно копил компромат на своих бывших коллег, на крупных бизнесменов, политиков и чиновников. Цель его была самая прозаическая – получение выкупа. В пользу этой версии говорит тот факт, что покойный остро нуждался в деньгах. В самом деле, Лондон – дорогой город, а у покойного была семья. Приехал он сюда без копейки, квартиру оплачивал его благодетель, с которым он якобы рассорился, еще один его «благодетель и друг», представитель чеченских сепаратистов, прямо заявил журналистам, что покойный подрабатывал у него личным шофером. Это о чем-то говорит, не правда ли?
– Опять-таки сведения непроверенные, – усмехнулся Павел.
– Да, тут еще много работы. – Старик наклонил голову и продолжал: – И последняя версия на данный момент связана с тем, что покойный незадолго до смерти принял ислам. Высказывается гипотеза, что он мог быть причастен к попыткам «Аль-Каиды» изготовить так называемую «грязную ядерную бомбу». В этом случае возникает следующее предположение – о самоубийстве. То есть вряд ли можно считать, что покойный нарочно принял полоний и бродил потом по Лондону, стараясь заразить как можно больше людей, скорей всего он случайно открыл контейнер и получил отравление.
– Верится с трудом, – протянул Павел.
– Согласен, однако и эта версия требует тщательной проверки наравне с другими.
Список мест, загрязненных радиацией со следами яда, уже известен, их всего шесть. Это бар лондонского отеля «Миллениум», филиал бара «Итцу» недалеко от Пиккадилли, где покойный встречался с итальянским профессором, в организме которого также нашли полоний, дом нашего фигуранта в северной части Лондона, отделение больницы, где он проходил лечение с первого ноября, и еще два места: бизнес-центр в западной части Лондона и дом в аристократическом районе Мейфэр. Вот пока все. Поговорите с девушкой из бара «Итцу», возможно, вам удастся узнать кое-что новое…
Следующая наша встреча завтра в два часа в галерее Тейт. Любите Тёрнера?
– Не очень, – усмехнулся Павел, – уж больно однообразен.
– Только не говорите такого при англичанах! – Старик шутливо замахал руками. – Рискуете нарваться на скандал. Значит, завтра в два часа возле картины «Пылающий закат».
«Ценное дополнение, – подумал Павел, – а то там этого Тёрнера навалом…»
– Засим позвольте откланяться, – сказал старик.
Он взял перчатки и ушел, оставив на скамейке пакетик с орехами. Павел поцокал белке, но та только выглядывала из-за дерева, не решаясь приблизиться, очевидно, он не вызывал ее доверия.
У выхода стоял бетонный кубик туалета. Павел заперся в кабинке и разорвал коробку. Там лежали небольшой плоский пистолет, фотография симпатичной блондинки с большими глазами и маленький пакетик с белым порошком. На обороте фотографии было написано: Лора Лозовски, двадцать пять лет, Пентонвил-роуд, 16.
Из газет Павел знал, что именно Лора Лозовски работала в суши-баре «Итцу». Она часто видела покойного Литовченко, могла что-то заметить. Что ж, можно навестить девушку, если она знает что-то, чего не рассказала полиции, это будет очень кстати.
– Эй, шеф, ты куда? – раздался в переговорнике голос Елисеева. – Какие будут указания?
– Валя, прикрой оба направления! – выпалил Павел. – У меня форс-мажор… потом объясню…
– Ты с ума сошел! – Елисеев был просто поражен. – Объект уже на подходе! Оттуда, где я стою, не просматривается подход со стороны проходного двора…
И тут в переговорнике раздался голос старого друга Алексея Самойлова:
– Павлик, что у тебя случилось?
– Алеха, с Ленкой беда! – выпалил Павел, выезжая на Невский. – Она просила о помощи…
– Я совсем близко. – В голосе Самойлова звучала тревога. – Если нужно, через пару минут подъеду…
– Прикрой меня, будь человеком!
– Ладно, не беспокойся. – Голос Самойлова становился глуше, переговорник работал на пределе досягаемости. – Не беспокойся, я беру все на себя…
Подъезжая к своему дому, Павел по очереди набирал номер домашнего телефона и мобильник жены, но ни тот ни другой не отвечал. Он выскочил из машины, даже не захлопнув дверцу, влетел в подъезд. Вызывать лифт не мог – беспокойство, страх не позволяли ему ждать лишнюю секунду, и Павел побежал по лестнице, спотыкаясь и перепрыгивая через ступеньки.
Дверь квартиры была не заперта.
Он толкнул ее и влетел в прихожую. В ту самую прихожую, где всего несколько часов назад прощался с Леной. В прихожую, по которой накануне он кружил ее, узнав счастливую новость.
Ничего не напоминало здесь о тех безвозвратно ушедших благополучных временах. Стены, пол – все было забрызгано кровью, и кровавый след тянулся в сторону ванной комнаты.
Павел пробежал по этому следу, распахнул дверь ванной – и застыл на пороге. Все здесь было залито кровью, а занавеска возле ванны была задернута. Нарядная пластиковая занавеска в цвет кафеля, по которой плыли рядами голубые дельфины.
Он хотел отдернуть эту занавеску – и не мог заставить себя сделать это, потому что уже знал, что увидит за ней.
Но потом подумал, что она, может быть, еще жива, что она истекает кровью и ждет помощи…
Он отдернул занавеску и издал хриплый, беспомощный крик, которым кричит раненое животное.
То, что лежало в ванне, уже не было его женой. Хотя это были ее волосы, ее губы, ее лоб, который она так смешно морщила…
Только вчера!
Если бы можно было перевести часы на двадцать четыре часа назад! Хотя бы на шесть часов! Он остался бы дома, защитил бы ее от всего мира, и ничего этого не случилось бы!
Павел сидел на полу и бился головой о край ванны.
Здесь его и нашел непосредственный начальник, подполковник Старостин.
Одним взглядом оценив обстановку, он нахмурился и гаркнул командным голосом:
– Майор Лосев! Встать!
Это подействовало.
Павел словно проснулся. Он поднялся, огляделся вокруг, словно впервые видел эту ванную комнату, эту мертвую женщину и этого рослого седого человека, своего начальника.
Старостин вывел его из квартиры, усадил в свою машину и отвез в управление. Там Павлу вкатили слоновую дозу успокоительного, и на какое-то время он впал в ступор.
В таком заторможенном состоянии Павел присутствовал на похоронах жены. Хоронили ее в закрытом гробу.
Только через неделю Павел смог относительно членораздельно разговаривать.
И тут же попал на допрос.
Оказывается, в тот день погибла не только Лена.
Женщина-политик, за чью безопасность Павел отвечал, подъехала к офису адвоката на набережной канала, вышла из машины в сопровождении своего секретаря и направилась к дверям. Но не успела она пройти и половины расстояния, как из проходного двора, того самого проходного двора, который должен был контролировать Павел, вышла высокая девушка в темных очках и длинном светлом плаще. Она распахнула свой плащ, под которым оказались два коротких десантных автомата, и почти в упор расстреляла обоих – и депутата, и секретаря.
Валя Елисеев, который находился в подворотне, выскочил на выстрелы, но успел заметить только промчавшийся мотоцикл, на который вскочила киллерша.
– Объясните, Лосев, почему вы бросили доверенный вам пост? – сухо и брезгливо осведомился председатель следственной комиссии полковник Вычегдов.
– Николай Николаевич, – вступился за подчиненного Старостин, – ведь вы знаете, какую трагедию пережил Лосев в тот день…
– Это не может служить ему оправданием! – проскрипел Вычегдов. – Сотрудник нашего управления ни при каких, я повторяю – ни при каких обстоятельствах не может оставить свой объект без прикрытия! Это железное правило!
– Но я попросил Самойлова заменить меня… – проговорил Павел тусклым, безжизненным голосом. Ему на самом деле было совершенно безразлично, какое решение примет комиссия. Ему вообще все теперь было безразлично.
– Самойлова? – ухватился за его слова Старостин. – Давайте выслушаем майора Самойлова…
Но Самойлов, явившись на следующее заседание комиссии, начисто опроверг слова Павла. Он утверждал, что никакого разговора между ними в тот день не было.
– Ты что, Леха! – На этот раз возмущение и обида пробили панцирь, за которым укрылся от жизни Павел. – Как же ты можешь? Ведь ты тогда пообещал мне помочь, прикрыть объект…
– Мне тебя очень жаль, Павлик, – проникновенно проговорил Алексей, сочувственно наклонив крупную голову с ранними залысинами. – Ты мне друг, конечно. Но я даже ради тебя, даже ради нашей дружбы не могу лгать своим товарищам, лгать комиссии. Прости, но не могу. Знаешь, как говорят – Платон мне друг, но истина дороже.
Павел вскочил и схватил Самойлова за воротник.
– Сволочь! – кричал он сквозь злые слезы. – Сволочь, как ты можешь так врать?!
Двое прапорщиков с трудом оттащили его от бывшего друга. Тот скорбно смотрел светлыми, почти прозрачными глазами, потом переглянулся с начальством и развел руками.
– Вот видите? – Вычегдов взглянул на Старостина. – Ваш сотрудник майор Лосев не только недисциплинирован, не только безответственен до такой степени, что способен из-за личного дела оставить доверенный ему пост – он даже на заседании нашей комиссии способен устроить отвратительный дебош!
– Но, Николай Николаевич, – пытался защищать его Старостин, – он только что пережил такую трагедию…
– С этим тоже не все ясно, – продолжал Вычегдов своим скрипучим голосом. – Как Лосев узнал о нападении на жену?
– Она мне позвонила… – еле слышно проговорил Павел.
– Факты этого не подтверждают!
Оказалось, что в памяти мобильного телефона Павла звонок жены не зафиксирован. Ленин же телефон бесследно пропал.
– Кроме того, само это преступление выглядит очень подозрительно. В квартире Лосевых ничего не пропало, а на месте преступления нет никаких отпечатков пальцев, кроме отпечатков самой потерпевшей и ее мужа, майора Лосева…
Павел еле пережил эту комиссию.
Старостин сумел добиться того, что, учитывая его тяжелое моральное состояние, против Павла не возбудили уголовное дело, но из органов его уволили.
Несколько месяцев он жил в каком-то бреду, в каком-то тумане, никакие сигналы из внешнего мира до него не доходили. Единственное, что он как-то осознал – через неделю после завершения работы комиссии ему позвонил Старостин и рассказал, что Алексей Самойлов погиб в автомобильной катастрофе.
– Странная была катастрофа, – говорил бывший начальник, понизив голос. – В его машину врезался грузовик… водитель скрылся, а грузовик числился в угоне…
Даже это сообщение Павел не вполне воспринял. Собственно, для него Самойлов умер раньше – тогда, на заседании комиссии, когда он холодно и заученно проговорил: «Платон мне друг, но истина дороже».
На что и как он жил в это время, Павел не помнил. Что-то продавал, питался какой-то дрянью. Ему все это было безразлично.
Самым страшным в его жизни были ночи.
Он подолгу не мог заснуть, а если все же засыпал – видел один и тот же сон: лестница, по которой он бежит, задыхаясь и перепрыгивая через ступеньки…
Примерно через месяц после трагедии он вышел в магазин, купить себе какой-нибудь еды, и там встретил двоих потрепанных мужиков средних лет, которым нужна была компания. Втроем они выпили в ближайшем сквере две бутылки какой-то ядовитой гадости, и Павел неожиданно забыл о случившемся. Забыл о крови в коридоре, забыл о занавеске с плывущими дельфинами…
Забыл совсем ненадолго, может быть, всего на полчаса – но все-таки забыл. После этого он каждый день встречался с теми двумя мужиками и молча, зло напивался.
Так продолжалось до тех пор, пока как-то утром он не взглянул на свое отражение в зеркале.
Опухшая, небритая физиономия, мешки под глазами. Лицо опустившегося, равнодушного к самому себе человека.
И вдруг совсем рядом раздался тихий голос Лены:
– Павлик, ты что? Как ты можешь?
Он вздрогнул, завертел головой.
В квартире, разумеется, никого не было.
Но голос Лены отчетливо звучал у него в ушах.
Действительно, как он мог так опуститься? Только для того, чтобы забыть? Но разве можно забывать такое? Он должен помнить, помнить и учиться жить с этим.
Павел побрился, привел себя в порядок, выстирал и вычистил одежду. К счастью, он не успел продать машину – просто потому, что это было для него слишком сложно.
И теперь она стала его средством существования.
Он стал ночным извозчиком, бомбилой.
Все равно спать по ночам он не мог.
Первое время его встречали неподалеку от дома былые собутыльники, пытались вернуть в свою компанию, но Павел довольно быстро сумел объяснить им, что к чему.
Он заново учился жить.
Иногда он задавал себе вопрос – зачем?
Но тут же вспоминал голос Лены и мысленно отвечал, что должен жить хотя бы для того, чтобы ей не пришлось повторять те слова.
А еще в самой глубине его души теплилась слабая надежда, что когда-нибудь он сможет найти того, кто в тот страшный день побывал у него в квартире. Того, кто лишил его жизнь смысла.
И вот теперь, кажется, у него появился шанс.
* * *
Павел замолчал и поднял глаза на президента.
– Теперь вы понимаете, через что мне пришлось пройти? Нет, я уже совсем не тот человек, каким был прежде. Не тот человек, который вам нужен!
– Вы ошибаетесь. – В голосе президента прозвучало сочувствие. – Позвольте мне самому судить. Я в вас верю.
– Да, но я сам в себя не верю. Я живу по инерции. Просто потому, что так нужно. Моя жизнь давно уже лишена смысла, поэтому я не смогу работать с полной отдачей, не смогу выложиться, а без этого никакую операцию успешно не проведешь…
– А что, если я предложу вам восстановить справедливость? Что, если я передам вам документы по тому делу восьмилетней давности, помогу наказать виновных и очистить свое доброе имя, свою репутацию от того пятна, которое на них осталось?
– И узнать, кто убил мою жену? – Павел поднял на президента глаза, загоревшиеся темным огнем.
– Возможно, и это удастся выяснить… только, прошу вас, держите себя в руках, а то охрана нервничает…
– Я тогда еще чувствовал, что меня подставили! – выдохнул Павел. – Я чувствовал… но вы… вы – знали?
– Нет. – Президент покачал головой. – Если бы я тогда знал, возможно, все сложилось бы по-другому. Нет, тогда у меня не было многих документов. Теперь они есть…
Он помолчал недолго и наконец проговорил:
– Ну что – мне удалось убедить вас? Вы возьметесь за это дело?
– За то, чтобы узнать правду, я готов на все! Вы можете рассчитывать на меня…
– Вот и отлично!
Президент протянул Павлу конверт:
– Здесь ваши новые документы, немного наличных денег на первые расходы и несколько кредитных карточек. Карточки особенные, их невозможно отследить. Здесь же билет в Лондон с открытой датой. Вылетите, как только сможете. Там вы встретитесь с одним человеком… это мой старый друг, и только ему я сейчас могу вполне доверять. Он подготовит для вас кое-какую информацию и постарается ввести в курс дела… Впрочем, рассчитывать вам придется почти только на себя.
«Расследованием дела об отравлении бывшего подполковника ФСБ России Алексея Литовченко занимается специальное подразделение по борьбе с терроризмом Скотленд-Ярда.
Решение о передаче дела Алексея Литовченко, которым ранее занималась криминальная полиции, в это контртеррористическое подразделение было принято после того, как состояние здоровья Литовченко резко ухудшилось.
После смерти Литовченко, последовавшей двадцать третьего ноября, в Великобритании проведено заседание чрезвычайного комитета COBRA под председательством главы МВД Джона Райда. Это говорит о предельной серьезности отношения британских властей к смерти бывшего офицера ФСБ.
В состав комитета COBRA входят высшее руководство страны и руководители спецслужб. Комитет собирается в чрезвычайных для страны ситуациях. Последние встречи проводились в связи с терактами в Лондоне в 2005 году и в связи с раскрытием заговора по подрыву самолетов в августе этого года. В этот раз премьер-министр Тони Блэр во встрече не участвовал, поскольку находился в Шотландии.
Великобритания запросила у России информацию в связи с расследованием дела о смерти экс-офицера ФСБ Литовченко. Официальные представители британского МИДа обсудили смерть Алексея Литовченко с послом России. Англичане попросили посла донести до официальных лиц в Москве запрос о предоставлении любой информации, которая могла бы помочь полиции в расследовании».
14 декабря 2006. Лондон
Перед входом в Сент-Джеймс-парк посетителей встречают два строгих предупреждения: собаку не следует спускать с поводка и не разрешается кормить пеликанов. Из этого можно сделать естественный вывод, что в этом парке имеются пеликаны. Еще здесь водится несметное множество уток самых разных пород и огромное количество белок.
Павел миновал киоск, где продавали зерна для птиц и орешки для белок, и пошел вслед за гуляющей публикой к птичьему острову.
Пруды кишели водоплавающей птицей. Были тут утки обычные, утки королевские – с черным оперением и хохолком на затылке, гуси разных размеров. На берегу толпились мамы с детьми. Чуть в стороне на лавочках сидели чинные английские старушки – все в аккуратных маленьких шляпках, чуть прикрывающих тщательно уложенные седые кудри, и в хорошо сшитых драповых пальто.
Пожилой джентльмен, судя по выправке – бывший моряк или военный, придерживал за ошейник рыжего сеттера. Сеттер делал вид, что его нисколько не касается такое обилие всевозможной дичи совсем рядом. Павел взглянул на часы – было без десяти двенадцать. Не следовало приходить на встречу раньше времени, и он постоял возле заборчика, где сидел, нахохлившись, большой пеликан. Дисциплинированные посетители парка его не кормили, и пеликан, надо полагать, сильно на них обижался.
Павел оглядел все вокруг ленивым скучающим взглядом и остался доволен. Похоже, в этом праздничном гвалте его скромная персона никого не интересует.
Он улыбнулся чернокожему малышу в красном комбинезоне, пропустил вперед дикого гуся, который понесся по тропинке, негодующе гогоча, и свернул на боковую аллею.
Тут было потише, навстречу Павлу попались лишь девчушка на велосипеде и темнокожая бонна с двумя близнецами. Аллея вывела его на поляну, покрытую свежеподстриженным газоном. Осторожно ступая по сырой траве, он направился к скамейкам, стоявшим на другом краю поляны. На третьей справа сидел немолодой мужчина, одетый с нарочитой аккуратностью и даже кокетством. На нем было светло-бежевое кашемировое пальто и подобранное в тон замшевое кепи. Шею покрывало золотистое кашне. Рядом на скамейке лежали замшевые перчатки. Мужчина кормил с руки крупную рыжую белку и, казалось, был полностью поглощен этим занятием.
Павел ступал неслышно, но белка почуяла его, встрепенулась и скакнула прочь, испуганно цокая.
– Вам привет от старого друга, – проговорил Павел условленную фразу.
– Ну, не такой уж он и старый… – протянул мужчина негромко, взглянул на Павла и подвинулся. – Прошу!
Белка отбежала недалеко и спряталась за дерево. Павел присел на скамью. Вблизи было видно, что его сосед гораздо старше, чем казалось вначале.
– Как прошел полет? – спросил он, не глядя на Павла. – Не было никаких неожиданностей?
– Пока все нормально, – Павел пожал плечами, – хотелось бы побыстрее приступить к делу.
– Вы были осторожны? Хвоста за собой не привели?
– За кого вы меня принимаете! Я все-таки профессионал… давайте перейдем к делу.
Старик повернулся и испытующе посмотрел на него из-под козырька кепи.
– Я в курсе поставленной перед вами задачи, – сказал он, помолчав, – однако меня слишком поздно информировали. Даже не сообщили, под каким именем вы прибудете.
– Михал Караджич, бизнесмен из Сплита, владелец фирмы «Задруж»…
– Очень приятно. Связь, понимаете, хоть и надежная, но небыстрая. Так что пока чем богаты, тем и рады.
Он протянул Павлу заклеенную конфетную коробку.
– Откроете не на людях. Допросите девушку, она должна вспомнить кое-какие подробности. У вас уже есть ко мне вопросы?
Павел подумал немного и решился:
– Боюсь, что покажусь вам полным идиотом, но вопрос у меня пока только один – что вообще здесь происходит? Кое-что я прочитал в газетах, версий происшедшего там выдвигается много, но все какие-то беспочвенные и необоснованные. Журналисты стараются вовсю, однако еще больше напускают туману…
– Так-так… – Старик снова внимательно посмотрел на Павла. – Думаю, что наш общий друг там, в Москве, был прав, когда не стал вываливать на вас ворох секретной информации…
Павел тут же подумал, что, по его впечатлению, президент и сам не слишком владел информацией, ведь именно за ней он послал в Лондон Павла.
– Иногда, знаете ли, очень полезен непредвзятый взгляд человека нового, неискушенного. Хотя… я знаю, что вы – бывший профессионал, не так ли?
– Это не важно. – Павел отвернулся.
– Это несомненно важно, но только для вас, здесь, – поправил старик. – Я верю, что навыки оперативной работы остаются навсегда, это как езда на велосипеде. Итак, существует множество версий, кто же отравил нашего фигуранта.
Павел машинально отметил, что старик по старой «шпионской» привычке не называет в разговоре никаких имен.
– Версия номер один, которую больше всего муссировали в прессе, имеет отношение к нашему с вами старому другу, который остался в Москве, – заговорил старик негромко. – Вы, разумеется, не станете заниматься этой версией, поскольку вам поручили это дело, чтобы доказать обратное. Доказать его непричастность к событиям.
– Не только, – вставил Павел.
– Прошу прощения. – Старик слегка поклонился. – Так вот, если бы нашего фигуранта отравили по приказу… ну вы понимаете кого, то, я вас уверяю, он бы использовал менее громкий способ. Многие его критикуют, но все сходятся на том, что наш московский друг обладает большой долей здравого смысла, что в корне противоречит использованному методу устранения фигуранта. В самом деле, зачем использовать в деле полоний, который и достать трудно, и агония длится так долго, что за это время средства массовой информации просто ведьмин шабаш устроить успели? Если уж так нужно, шлепнули бы по-тихому, как выражаются в современной России, да и дело с концом…
– Согласен. – Павел наклонил голову и подмигнул рыжей белке, выглядывающей из-за дерева.
– Версия вторая рассматривает участие в деле врагов нашего московского друга. Они якобы завели всю эту историю, чтобы дискредитировать его в глазах мировой общественности. Из внешних врагов первым номером идет знаменитый лондонский изгнанник, мультимиллионер… вы понимаете, кого я имею в виду. Сейчас он оплакивает нашего отравленного покойника, как близкого человека, раньше помог ему с семьей нелегально перебраться в Лондон, оплачивал вполне сносное жилье. Сведения, рассказы и всевозможные разоблачения сыпались из нашего фигуранта, как труха из прохудившегося мешка, его книга о том, кто стоит за взрывами в Москве, наделала на Западе много шума. Окрыленный успехом и вдохновляемый, по некоторым сведениям, лондонским изгнанником, фигурант приступил к следующей фазе – описывал торговлю оружием, подготовку террористических актов, бактериологических войн и многое другое, чем якобы занималось ведомство, в котором он служил, пребывая в России.
Однако по утверждению бывшего коллеги нашего фигуранта, который дал интервью нескольким газетам, лондонский сиделец и отравленный фигурант находились в последние несколько дней в сильнейшей ссоре и практически прервали отношения.
– Он не сообщил, по какой причине? – вклинился Павел.
– Кажется, нет, наплел что-то там про угрозы, про то, что российские спецслужбы неоднократно предупреждали фигуранта об опасности связи с лондонским изгнанником… в общем, сведения непроверенные. Вообще очень много людей заявляют теперь в средствах массовой информации о том, что были близки с покойным до такой степени, что он поверял им все свои секреты, полностью раскрывал душу. Создается впечатление, что покойный страдал недержанием речи. – Старик саркастически хмыкнул. – Разумеется, верить этим заявлениям нельзя.
– Да уж я понял, – сказал Павел.
– В третьей версии основными действующими лицами называют не врагов, а друзей нашего московского друга, людей из его ближайшего окружения, сотрудников его аппарата. Им скандал на руку, так как после дестабилизации может последовать сильное закручивание гаек и сплачивание рядов вокруг их шефа. Возможно, это заставит его не уходить со своего поста, чего они и добиваются.
Голос старика сорвался, он закашлялся и сунул в рот мятную пастилку. Потом прижал руку к груди и посидел так немного, свободной рукой приманивая белку. Белка выскочила из-за дерева, сделала несколько грациозных прыжков по траве, но передумала и вернулась на прежнюю позицию.
– Следующая версия, – продолжал старик, – говорит о том, что наш фигурант стал жертвой группы влиятельных лиц российского происхождения, которых он пытался шантажировать. Он, видите ли, планомерно копил компромат на своих бывших коллег, на крупных бизнесменов, политиков и чиновников. Цель его была самая прозаическая – получение выкупа. В пользу этой версии говорит тот факт, что покойный остро нуждался в деньгах. В самом деле, Лондон – дорогой город, а у покойного была семья. Приехал он сюда без копейки, квартиру оплачивал его благодетель, с которым он якобы рассорился, еще один его «благодетель и друг», представитель чеченских сепаратистов, прямо заявил журналистам, что покойный подрабатывал у него личным шофером. Это о чем-то говорит, не правда ли?
– Опять-таки сведения непроверенные, – усмехнулся Павел.
– Да, тут еще много работы. – Старик наклонил голову и продолжал: – И последняя версия на данный момент связана с тем, что покойный незадолго до смерти принял ислам. Высказывается гипотеза, что он мог быть причастен к попыткам «Аль-Каиды» изготовить так называемую «грязную ядерную бомбу». В этом случае возникает следующее предположение – о самоубийстве. То есть вряд ли можно считать, что покойный нарочно принял полоний и бродил потом по Лондону, стараясь заразить как можно больше людей, скорей всего он случайно открыл контейнер и получил отравление.
– Верится с трудом, – протянул Павел.
– Согласен, однако и эта версия требует тщательной проверки наравне с другими.
Список мест, загрязненных радиацией со следами яда, уже известен, их всего шесть. Это бар лондонского отеля «Миллениум», филиал бара «Итцу» недалеко от Пиккадилли, где покойный встречался с итальянским профессором, в организме которого также нашли полоний, дом нашего фигуранта в северной части Лондона, отделение больницы, где он проходил лечение с первого ноября, и еще два места: бизнес-центр в западной части Лондона и дом в аристократическом районе Мейфэр. Вот пока все. Поговорите с девушкой из бара «Итцу», возможно, вам удастся узнать кое-что новое…
Следующая наша встреча завтра в два часа в галерее Тейт. Любите Тёрнера?
– Не очень, – усмехнулся Павел, – уж больно однообразен.
– Только не говорите такого при англичанах! – Старик шутливо замахал руками. – Рискуете нарваться на скандал. Значит, завтра в два часа возле картины «Пылающий закат».
«Ценное дополнение, – подумал Павел, – а то там этого Тёрнера навалом…»
– Засим позвольте откланяться, – сказал старик.
Он взял перчатки и ушел, оставив на скамейке пакетик с орехами. Павел поцокал белке, но та только выглядывала из-за дерева, не решаясь приблизиться, очевидно, он не вызывал ее доверия.
У выхода стоял бетонный кубик туалета. Павел заперся в кабинке и разорвал коробку. Там лежали небольшой плоский пистолет, фотография симпатичной блондинки с большими глазами и маленький пакетик с белым порошком. На обороте фотографии было написано: Лора Лозовски, двадцать пять лет, Пентонвил-роуд, 16.
Из газет Павел знал, что именно Лора Лозовски работала в суши-баре «Итцу». Она часто видела покойного Литовченко, могла что-то заметить. Что ж, можно навестить девушку, если она знает что-то, чего не рассказала полиции, это будет очень кстати.