Страница:
Возле выхода из парка Павел поймал мини-кеб и бросил своему лондонскому коллеге:
– Кингз-Кросс!
Машина промчалась по широкому бульвару мимо ограды парка, свернула на Чаринг-кросс, углубилась в лабиринт улочек по другую сторону Оксфорд-стрит и наконец остановилась на людной мрачноватой площади.
– Кингз-Кросс, – проговорил водитель, повернувшись.
Павел расплатился и вышел на площадь между вокзалами Кингз-Кросс и Сент-Панкрас.
Этот район Лондона представлял собой полную противоположность бульварам возле Букингемского дворца. Привалившись к стене, дремали лондонские бомжи, на углу маячила потасканная девица с зажатым в зубах пакетиком из фольги – так называемый «мул». В пакетике у нее крэк или героин на продажу, при появлении полицейских она должна успеть его проглотить, если не хочет сесть за распространение наркотиков.
Навстречу Павлу шагнула женщина средних лет и вполне приличного вида.
– Сэр! – проговорила она негромко, с достоинством. – Не хотите ли развлечься с тринадцатилетней девочкой? Не сомневайтесь, ей действительно тринадцать, никакого мошенничества!
Павел оттолкнул сводню, двинулся в сторону Сент-Панкрас-роуд.
– Мужик, дай на пиво! – окликнул его веселый рослый негр, точнее, афробританец, как его положено называть. Дреды на голове, кривой шрам от ножевого удара через всю щеку. Павел не ответил, и тот вслед ему беззлобно выругался.
Из подворотни выскочила растрепанная женщина и закричала:
– Помогите, люди! Он использовал меня и не заплатил!
Павел прибавил шагу, миновал ряд дешевых баров на Сент-Панкрас-роуд – над этими барами расположены дешевые номера, где принимают клиентов малолетние проститутки Кингз-Кросса, приехавшие сюда из маленьких захолустных городков северной Англии.
Наконец он вышел на Пентонвил-роуд. Здесь было почище, и публика навстречу попадалась не такая подозрительная. Павел прошел мимо «Бургер кинга» и остановился перед темным подъездом. Судя по всему, именно здесь обитала Лора Лозовски.
На лестнице Павел столкнулся с сутулой старухой, которая окинула его неприязненным взглядом и пробормотала:
– Дома она, дома! Вот повезло девке… каждый день то полиция, то журналисты! А старая Кэти тоже могла бы кое-что рассказать! Моя жизнь – это один сплошной роман… только кого интересует женщина, оставившая за кормой свои лучшие годы!
Павел осторожно обошел старуху, поднялся на третий этаж и позвонил.
Внезапно он вспомнил другую лестницу, другую дверь… те, что снились ему уже восемь лет.
Во рту стало горько, сердце неровно забилось. Он глубоко вдохнул, выдохнул, выравнивая пульс.
Дверь открылась на цепочку. В щели показался темный глаз, падающая на него прядь светлых, давно не мытых волос.
– Чего надо?
– Поговорить, мисс Лозовски!
– Ты легавый? – деловито осведомилась девица. – Я уже все вашим рассказала! Катись к черту!
– Зря вы так, мисс Лозовски, – мягким, доверительным голосом проговорил Павел. – Лучше откройте дверь! Я из государственной иммиграционной службы…
– У меня все бумаги в порядке! – выпалила девица. – Проваливай!
– А вот мы и проверим, в порядке они или нет! Или мне вызвать спецбригаду? Вышибить к чертям собачьим вашу дверь?
– Сволочь… – тихо выдохнула Лозовски и сбросила цепочку.
Павел протиснулся в тесную прихожую, закрыл за собой дверь, огляделся.
Квартирка была маленькая и до предела запущенная. То же самое можно было сказать и о ее хозяйке – Лора Лозовски была маленькая и очень запущенная блондинка лет двадцати пяти. Видно было, что она уже несколько дней не выходит из дома. Точнее, выходит только с одной целью – купить дозу.
О ее зависимости говорили красные глаза с болезненно суженными зрачками, дрожащие руки и то, что она постоянно шмыгала носом, как будто к чему-то принюхиваясь.
Она скрылась в полутемной спальне, через минуту снова появилась, протягивая Павлу какую-то бумагу:
– Вот гляди – у меня все в порядке! Видал? Все печати, все ваши долбаные подписи! А теперь проваливай!
– Не раньше, чем поговорю с тобой, – отозвался Павел, втолкнув девчонку в спальню и прикрыв за собой дверь. – Не раньше, чем ты мне расскажешь про тот день, про первое ноября.
– Козел! – взвизгнула Лозовски. – Я уже все рассказала вашим! Чего тебе еще надо? Убирайся к черту!
– Уберусь. – Павел сел на жесткий стул, сложил руки на коленях. – Уберусь, как только ты расскажешь мне все, что знаешь.
– Я уже все рассказала. – Теперь голос Лоры звучал жалобно. – Уйди по-хорошему, а?
– Повтори мне все еще раз. Расскажи про этого человека. Ведь он бывал у вас не один раз, правда?
– Он приходил к нам часто, – заученно проговорила Лора. – Богатый русский мужик. Классно одетый, при деньгах. Хорошие костюмы, дорогие швейцарские часы. Всегда давал хорошие чаевые. В этот день он пришел один, потом появился второй, тот итальянец, которого показывали по телевизору.
– Ты сама их обслуживала?
– Сама… – пробормотала Лора, опустив глаза. – Но я тут ни при чем! И вообще мы все ни при чем! Еду приготовили на кухне, накрыли крышкой… ее могли отравить только потом, на столе.
– А этот итальянский профессор, что сидел рядом с ним? Как он себя вел? Много ел, пил?
– Вообще не ел, – удивленно протянула Лора, – и даже воды, кажется, не пил… И все время дергался, нервничал, что ли…
– Нервничал? – оживился Павел. – А с чего ты взяла, что он нервничал?
– Ну… он все вертелся на стуле, по сторонам оглядывался, много говорил… Хотя… итальянцы многие так себя ведут, манера у них такая…
– Это точно, – признал Павел, – ты наблюдательная, это хорошо. А кто-нибудь к их столику подходил из персонала, кроме тебя?
– Кроме меня, никто, – твердо ответила Лора, – у нас так не положено. Но я же не могу запомнить всех, кто проходил мимо…
– Не можешь, – согласился Павел, не сводя глаз с лица девушки. – Разве я говорю, что можешь?
– Теперь ты уйдешь? – В голосе Лоры прозвучала надежда. – Я рассказала тебе все, что знала… ты обещал уйти.
– Разве я обещал? – удивленно переспросил Павел. – Что-то я такого не припомню!
– Сволочь! – выкрикнула Лора и подскочила к Павлу, но он мягким сильным толчком отбросил ее на диван. – Сволочь! – повторила она, всхлипывая. Глаза ее стали совсем больными, щека задергалась.
– Ты меня за полного кретина принимаешь? – мягко, сочувственно спросил Павел. – Рассказала мне свою тупую байку и думаешь, что отделалась? Нет, лапочка, придется тебе напрячь память и припомнить что-нибудь поинтереснее. Вся эта лабуда, которую ты мне наплела, сегодня ни фига не стоит.
– Сэр, – теперь голос Лоры стал умоляющим, – сэр, мне непременно нужно выйти! Отпустите меня буквально на пять минут, а потом мы еще поговорим!
– Ну вот опять! – вздохнул Павел. – Мы же договорились – не надо считать меня кретином! Ты выйдешь к вокзалу за дозой, а потом тебе все будет до лампочки! Кстати, на чем ты сидишь – крэк? Героин?
– Крэк… – неохотно призналась Лозовски.
– Паршиво… – вздохнул Павел. – А как же тебя держит хозяин? У вас же вроде приличный бар!
– Тебе-то какое дело? – огрызнулась Лора.
Она вскочила, прошла взад-вперед по комнате, ломая руки, и вдруг опустилась перед Павлом на колени, отбросила в сторону волосы и открыла шею, как перед палачом:
– Видишь?
Павел, не теряя контроля, склонился и взглянул. Шея девушки была покрыта странной красноватой сыпью.
– Что это? – спросил он, брезгливо отстранившись.
– Ага, тебе тоже противно! – процедила Лора, пристально глядя в глаза мужчине. – Все парни шарахаются от меня! Это началось у меня после того дня, после первого ноября! После того как я обслуживала русского пижона и его итальянского дружка. Полицейский врач сказал, что это ничего не значит, но сам прикасался ко мне в перчатках! Анализы еще не готовы, но я уверена – это тот чертов яд! Я отравилась заодно с тем русским и теперь умру!
Она затряслась в беззвучных рыданиях, закрыв лицо руками, потом снова уставилась на Павла. Глаза были красными, зрачки сузились в булавочную головку.
– Вот так мы сидели с друзьями, веселились, а потом я увидела эту дрянь у себя на шее и узнала про этот чертов яд! Я умру! Понимаешь, козел паршивый, – я умру!
– Все мы умрем, – философски высказался Павел.
– Да, но ты умрешь через пятьдесят лет, старым маразматиком с трясущейся головой, которому уже ничего не нужно, а я сдохну, может быть, через неделю, не дожив до своего двадцать пятого дня рождения! И ты еще спрашиваешь, почему я подсела на крэк! Только он помогает мне не свихнуться!
– Очень сочувствую, мисс Лозовски, но ничем не могу помочь!
– Сволочь! – Лора скорчилась на полу, плечи ее затряслись.
Минута прошла в молчании, потом она подняла голову и жалко, вымученно улыбнулась:
– Парень, ты такой симпатичный! Может, мы с тобой поладим? Я тебя ублажу по первому разряду, и мы разойдемся! Ты скажешь своему начальству, что я ничего не знаю…
– Ты давно смотрела в зеркало, детка? – насмешливо бросил Павел. – Честно говоря, сейчас твое предложение звучит не слишком соблазнительно!
– Грязная свинья! Это тебе не сойдет с рук! – Лора плюнула в Павла, плевок угодил на его ботинок. Павел покачал головой, взял со стола бумажную салфетку и вытер обувь.
– Не стоит так горячиться, мисс Лозовски, – проговорил он, доставая из кармана бумажный пакетик. – Думаю, нам с вами лучше договориться. Причем на моих условиях. Видите, что у меня есть? Вам даже не придется бегать на вокзал! И что вам там подсунут? Грязный порошок пополам с содой, и за большие деньги. А у меня тут отличный крэк, первый сорт, и совершенно бесплатно!
– Бесплатно? – переспросила Лора и хрипло расхохоталась. – Бесплатно! Ты знаешь, ублюдок, где бывает бесплатный сыр? В долбаной мышеловке!
– Это вопрос терминов! – отрезал Павел. – Во всяком случае, денег я с тебя не возьму. Ты просто расскажешь мне то, о чем промолчала, когда разговаривала с моими коллегами, и тут же получишь этот замечательный пакетик…
– Скот вонючий! – выдавила сквозь зубы Лора.
По ее телу пробежала волна судороги, она скрипнула зубами и простонала:
– Если бы ты знал, каково это… ладно, тебя, наверное, интересует тот чеченец…
– Чеченец? – переспросил Павел. – Что еще за чеченец?
– А ты дашь мне дозу? – Лора не сводила зачарованного взгляда с пакетика в его руках.
– Мы же с вами друзья, мисс Лозовски! – криво усмехнулся Павел. – А друзья должны верить друг другу! Так что там про этого чеченца?
– Ты никому не расскажешь, что узнал это от меня?
– А зачем? Я что, похож на старую сплетницу? – И он потряс перед глазами Лоры бумажным пакетиком.
– Этот чеченец… он тоже приходил к нам почти каждый день. И я замечала, что он всегда приходит сразу же за русским. Садится в другом конце бара и все время посматривает на него…
– И в тот день он тоже приходил?
– Приходил, – кивнула Лора, не сводя глаз с пакетика. – Только в тот день он пришел раньше русского. Он сел в дальний угол бара, заказал холодный чай…
– Он проходил мимо стола, за которым сидели русский с итальянцем?
– Да… – Лора облизнула губы. – Он прошел мимо их стола и вышел. Больше я его не видела. Но потом наш бар закрыла полиция из-за всей этой истории… хозяин нам все равно платит деньги, как положено, и даже прибавил фунт в час за неприятности… – Она снова рассмеялась. – Фунт в час за то, что я, может быть, сдохну через неделю!
– Не надо так мрачно смотреть на мир! – оборвал ее Павел.
– Эй, сэр, – напомнила ему Лора, – вы обещали мне дозу в обмен на информацию!
– В обмен на информацию, – подчеркнул Павел. – На информацию, а не на туфту! Что ты мне сказала? Что к вам в бар заходил какой-то чеченец… так к вам заходят сотни людей – и англичане, и голландцы, и пакистанцы, и китайцы… и даже если я захочу поговорить с этим чеченцем – где я буду его искать? Знаешь, сколько чеченцев в Лондоне? Что же мне – каждого из них допрашивать?
Лора обхватила свои плечи руками, словно ей стало холодно. Ее била крупная мучительная дрожь.
– Он рыжий, невысокого роста, но очень широкоплечий… у него широкое грубое лицо и шрам на левой щеке…
Она замолчала, как будто не решаясь продолжать.
– Ну, давай же! – поторопил ее Павел.
– Он… этот чеченец… – проговорила Лора, стуча зубами, – он знакомый мадам Айши… я видела, как он заходил в ее лавку, и еще раз видела, как они разговаривали на улице… спроси у нее, она знает, где его искать…
– Мадам Айша? – переспросил Павел. – Кто такая мадам Айша?
– Гадалка, – едва слышно отозвалась Лора. – Хозяйка восточной лавочки на Йорк-роуд… тут неподалеку, за углом… ну что – такая информация тебя устраивает?
– Это кое-что… – согласился Павел. – Но может, ты еще что-нибудь припомнишь?
– Хватит издеваться надо мной! – взмолилась Лора. – Ты обещал мне дозу! Или дай, или проваливай, а больше я тебе слова не скажу!
– Верю, – кивнул Павел и протянул пакетик.
Лора вцепилась в него, как собака в кость, и торопливо принялась трясущимися руками сворачивать косяк.
– Желаю счастья в личной жизни, мисс Лозовски! – проговорил Павел, направляясь к выходу. – И непременно закройте за мной дверь, а то люди попадаются разные… не все так снисходительны к чужим слабостям, как я!
Лора длинно выругалась ему вслед.
Выйдя на лестницу, он едва не сбил с ног прежнюю старуху, которая наверняка подслушивала под дверью.
– Старой Кэти тоже есть что порассказать… – начала она. – Только никто ее не хочет слушать…
– Шли бы вы, мэм, домой, – посоветовал ей Павел. – А то, говорят, в этом районе появился маньяк, который убивает излишне любопытных старых леди…
Старуху как ветром сдуло.
Павел вышел на улицу и зашагал обратно к вокзалам.
Свернув на Йорк-роуд, он убавил шаг и стал вглядываться в расположенные по обе стороны лавчонки.
Тут торговали одеждой и сувенирами, зонтами и посудой, сумками и дешевой бижутерией, но больше всего – наркотиками и живым товаром.
«Чеченцы вокруг этого дела пока не мелькали, – думал Павел на ходу, – такую версию никто не рассматривал. Однако если девчонка не врет и чеченец следил за Литовченко, он мог многое заметить. Вот только захотят ли они со мной разговаривать?»
То и дело из дверей лавок и подворотен Павла окликали:
– Сэр, не желаете девочку? Настоящая школьница! Сэр, героин? Крэк? Кокс?
Медленно двигаясь среди этих зазывал, он наконец увидел лавочку, в витрине которой были выставлены кальяны и шкатулки, арабские платки и шерстяные рубахи – джелабы, узорчатые коврики, амулеты с арабской вязью и богато инкрустированные зеркала.
В самом центре витрины красовался магический хрустальный шар, над которым неровными буквами было написано: «Мадам Айша. Предсказание будущего. Поиски потерянных вещей. Возвращение возлюбленных».
Однако лавка была заперта. Павел потоптался немного рядом и решил вернуться сюда утром.
15 декабря 2006. Лондон
Павел толкнул дверь лавки мадам Айши. Где-то в глубине мелодично зазвенел колокольчик, и из полутемного дверного проема показалась полная высокая женщина средних лет с обвязанной платком головой и выразительными, ярко обведенными глазами.
– Джентльмен желает приобрести подарок? – спросила она глубоким певучим голосом. – Ковер, или медный кувшин, или красивый платок? Красивый джентльмен, красивый подарок! Я сделаю вам большую скидку…
– Не подарок, нет! – Павел показал на хрустальный шар. – Это вы – мадам Айша, предсказание будущего и все прочее?
– Я, – кивнула женщина. – Пройдемте в мой кабинет!
Она заглянула за расшитую занавеску и крикнула:
– Ахмет, пригляди за лавкой! У меня клиент!
Кабинет гадалки был крайне скромно обставлен: два кресла черного дерева, такой же стол. На этом столе стояли две черные свечи в серебряных подсвечниках, небольшое зеркало в чеканной раме и такой же хрустальный шар, как на витрине.
– Джентльмен хочет вернуть любовь? – осведомилась гадалка, усевшись в одно из кресел и указав клиенту на второе. – Или джентльмена интересует будущее?
– Будущее лучше не знать, – усмехнулся Павел. – Иначе не захочешь жить. В любовь я больше не верю… уже восемь лет не верю. Джентльмен хочет найти потерю…
– Вы перенесли большое горе, – сочувственно произнесла мадам Айша, приглядываясь к нему. – Но вы сильный человек, и вы справитесь… а что вы потеряли? Вещь? Или, может быть, домашнего любимца?
– Не совсем. – Павел внимательно следил за лицом гадалки. – Я потерял друга.
– Друга? – Женщина явно насторожилась. – Но это не совсем то, чем я обычно занимаюсь… хотя, конечно, можно попробовать. У вас есть какая-нибудь его вещь?
– Нет, к сожалению. Но я могу его описать. Он рыжий, небольшого роста, но очень крепкий и широкоплечий. У него широкое лицо, а на левой щеке – шрам…
– Вот как? – задумчиво проговорила мадам Айша и взглянула на что-то за спиной Павла.
На что-то или на кого-то.
Павел попытался встать, повернуться, но не успел.
На его голову обрушился удар, и он погрузился в темноту.
Он снова бежал по лестнице, перескакивая через ступени, бежал, зная, что снова опоздает. Он влетел на четвертый этаж, рванул дверь квартиры и оказался в залитом кровью коридоре. Кровь была на всем – на стенах, на полу, на дверной ручке.
Это была дверь ванной комнаты.
Павел потянулся к ней и вдруг боковым зрением заметил движение у себя за спиной…
И пришел в себя.
Он лежал на холодном бетонном полу. Прямо перед глазами у него стояли светло-коричневые ботинки на толстой рубчатой подошве. Выше имелись две ноги в черных узких джинсах.
– Очнулся, кажется! – проговорил наверху хриплый голос с кавказским акцентом. – Но для верности плесни еще!
На Павла обрушился поток ледяной воды. Он дернулся и попытался подняться, но тут же коричневый ботинок пнул его в живот.
Руки были связаны за спиной, голова мучительно болела.
– Теперь точно очнулся! – повторил хриплый голос и добавил что-то на незнакомом гортанном языке. В ответ откуда-то сзади раздался смех.
Павел напрягся и перекатился на спину.
Над ним стоял высокий черноволосый мужчина, до самых глаз заросший густой курчавой бородой. Чуть в стороне стоял еще один – помоложе и без бороды. Павел мысленно сосчитал до десяти, сгруппировался, подтянул ноги и резко ударил ими бородача в живот.
Точнее, он только хотел его ударить, потому что в том месте, где тот стоял секунду назад, уже никого не было.
Бородач зашел сзади и снова что-то сказал по-чеченски.
Второй человек осторожно приблизился к Павлу, нагнулся над ним, стараясь не попасть под удар, схватил его за воротник и рывком поднял на ноги. Судя по тому, как легко он это сделал, силища у него была неимоверная.
Павел попытался воспользоваться случаем и боднуть противника головой, но тот увернулся, развернул Павла и швырнул в металлическое кресло, привинченное к полу. В ту же секунду руки Павла прикрутили к подлокотникам.
Бородач что-то одобрительно произнес по-чеченски, подошел к Павлу спереди, уставился на него мрачным взглядом и проговорил:
– Ну и куда тебя девать? В мешок и в реку? Или в бетон закатать?
На такие явно провокационные заявления Павел предпочел не отвечать. Тогда бородач нагнулся и резко, сильно ударил Павла волосатым кулаком под ребра.
Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Павел сжал зубы, резко, с шипением выдохнул, превозмогая боль.
– На кого ты работаешь? – спросил чеченец с терпеливой, просительной интонацией. – Слушай, ты лучше скажи, на кого работаешь, а то плохо будет! Понимаешь, очень плохо!
– На фирму «Задруж», – с трудом проговорил Павел. – Штаб-квартира в Сплите…
– Ты меня лучше не серди! – окрысился бородач. – Я этого не люблю! Ты пойми, дурак-человек, все равно ведь все расскажешь, только мучиться дольше будешь!
– Кто вы такие? – спросил Павел, немного отдышавшись. – Чего вы от меня хотите? Вы меня, наверное, с кем-то перепутали!
– Ну да, конечно! – Бородач выпрямился и снова что-то сказал по-своему напарнику.
Тот разразился длинной раздраженной тирадой.
– Вот и я так считаю, – согласился бородач и повернулся к Павлу: – Ты к девке из бара ходил? Ходил. Про Усмана спрашивал? Спрашивал. К Айше пришел? Пришел. Так что ни с кем мы тебя, дурак-человек, не перепутали. Это ты дорогу перепутал, пошел туда, куда не следовало. Зачем про Усмана спрашивал? Хочешь на него дело это повесить? Хочешь на всех нас дело это повесить? Никак не получится, дурак-человек! Мы этого человека не убивали!
Чеченец выпрямился, потер одну руку о другую и яростно сверкнул глазами:
– Нам его убивать зачем? Он нам как брат! Он – правоверный, мусульманин, нашего Ахмата друг! А его хотят на нас повесить, чтобы поссорить с англичанами…
Внезапно, с резким хриплым выдохом, он снова впечатал кулак в живот Павла. Ощущение у Павла было такое, будто ему выстрелили в живот из базуки. Комната поплыла перед глазами, воздух стал жестким и колючим, как битое стекло. Павел задержал дыхание, затем медленно, экономя силы, втянул сырой холодный воздух. Ноздри жадно расширились, в голове немного прояснилось.
– На кого ты работаешь? – вполголоса, доверительно и почти дружески спросил чеченец.
– На фирму «Задруж», – едва слышно выдохнул Павел. – Маломерные суда, катера и яхты… хочешь яхту с большой скидкой? Могу посодействовать… хорошую океанскую яхту, с большой каютой и всеми удобствами…
– Издеваешься, да? – На лице чеченца появилось выражение детской наивной обиды. – Это нехорошо. Я не люблю, когда надо мной издеваются. В наших горах можно целое кладбище собрать из тех, кто на меня косо посмотрел… нет, ты совсем дурак!
Он прищурил глаза, словно раздумывал, и наконец вздохнул как бы с сожалением:
– По всему видать, что по-хорошему с тобой не получится… а мучить тебя… я солдат, я не палач, мне это не по душе…
– Так что – неужели отпустишь меня? – с сомнением поинтересовался Павел.
– Зачем отпустишь? – Чеченец поднял брови. – Ты же мне ничего не сказал… нет, дурак-человек, я тебя Шамилю отдам… Шамиль – он зверь, ему людей мучить – как песню петь. У него от чужой боли душа радуется. Так что ему ты все расскажешь. Одно плохо – после него тебе уже жить нельзя будет. Он с людьми такое делает – я сам иногда нервничаю, спать не могу, есть не могу…
Бородач выпрямился, отступил на шаг и громко щелкнул пальцами, как будто подзывая официанта.
Его напарник что-то крикнул по-чеченски, и сзади, за спиной Павла, тяжело скрипнула железная дверь.
Павел не мог видеть того, кто вошел в комнату, но слышал его медленные, тяжелые шаги и шумное дыхание.
Шаги приближались, и в душе Павла зашевелился темный мистический страх. Всегда невидимая, загадочная опасность кажется неизмеримо страшнее опасности очевидной…
Наконец шаги приблизились, и Павел увидел Шамиля.
Это был человек не очень большого роста, но с чудовищно широкой грудью, выпуклой и круглой, как пивная бочка. Руки его свисали почти до земли, как у гориллы или орангутанга, и заканчивались кулаками, огромными и тяжелыми, как две кувалды. Но самым страшным было его лицо. Собственно, это было не лицо, во всяком случае, не человеческое лицо, а темное, коряво и неумело заштопанное месиво из мяса, костей и сухожилий, из которого мрачно и непримиримо горел единственный черный глаз.
– Нарвался на мину в девяносто шестом, – пояснил бородач, как будто Павел о чем-то его спрашивал.
Затем он что-то проговорил по-чеченски.
Шамиль ответил ему – не словами, но нечленораздельным бормотанием, птичьим клекотом, утробным бульканьем и хрипом. При этом он приоткрыл рот, точнее, бесформенную и безобразную дыру, внутри которой торчали несколько обломанных коричневых зубов и багровый обрывок языка.
– Радуется, – пояснил бородач, отступая в сторону. – Любит он, понимаешь, свою работу!
«Зачем я здесь? – подумал Павел, судорожно сглатывая. – Зачем я терплю эти страдания, зачем готовлюсь к страшной, мучительной смерти? Почему не скажу все, что знаю? Конечно, они не отпустят меня, но хотя бы смерть моя будет быстрой и легкой…»
Словно прочитав его мысли, бородач негромко, как бы сочувственно проговорил:
– Ну что, дурак-человек, может, передумаешь? Может, скажешь мне, что я хочу? Пока не поздно? Пока Шамиль не сделал тебя таким, как он сам, – бессловесным куском мяса?
Но Павел знал, что не пойдет на сделку. По двум причинам: во-первых, из-за того сна, который мучил его последние восемь лет, из-за той крутой лестницы, по которой он взбегает, задыхаясь, ночь за ночью, из-за облитых кровью обоев, дверной ручки, занавески в ванной… а во-вторых, из-за того, что он – мужчина.
Конечно, у каждого есть свой предел, своя граница, за которой не остается уже никаких причин, никаких снов, никакого мужества, предел, за которым только кровь, боль и беспамятство, – но сдаваться раньше времени он не намерен…
– Кингз-Кросс!
Машина промчалась по широкому бульвару мимо ограды парка, свернула на Чаринг-кросс, углубилась в лабиринт улочек по другую сторону Оксфорд-стрит и наконец остановилась на людной мрачноватой площади.
– Кингз-Кросс, – проговорил водитель, повернувшись.
Павел расплатился и вышел на площадь между вокзалами Кингз-Кросс и Сент-Панкрас.
Этот район Лондона представлял собой полную противоположность бульварам возле Букингемского дворца. Привалившись к стене, дремали лондонские бомжи, на углу маячила потасканная девица с зажатым в зубах пакетиком из фольги – так называемый «мул». В пакетике у нее крэк или героин на продажу, при появлении полицейских она должна успеть его проглотить, если не хочет сесть за распространение наркотиков.
Навстречу Павлу шагнула женщина средних лет и вполне приличного вида.
– Сэр! – проговорила она негромко, с достоинством. – Не хотите ли развлечься с тринадцатилетней девочкой? Не сомневайтесь, ей действительно тринадцать, никакого мошенничества!
Павел оттолкнул сводню, двинулся в сторону Сент-Панкрас-роуд.
– Мужик, дай на пиво! – окликнул его веселый рослый негр, точнее, афробританец, как его положено называть. Дреды на голове, кривой шрам от ножевого удара через всю щеку. Павел не ответил, и тот вслед ему беззлобно выругался.
Из подворотни выскочила растрепанная женщина и закричала:
– Помогите, люди! Он использовал меня и не заплатил!
Павел прибавил шагу, миновал ряд дешевых баров на Сент-Панкрас-роуд – над этими барами расположены дешевые номера, где принимают клиентов малолетние проститутки Кингз-Кросса, приехавшие сюда из маленьких захолустных городков северной Англии.
Наконец он вышел на Пентонвил-роуд. Здесь было почище, и публика навстречу попадалась не такая подозрительная. Павел прошел мимо «Бургер кинга» и остановился перед темным подъездом. Судя по всему, именно здесь обитала Лора Лозовски.
На лестнице Павел столкнулся с сутулой старухой, которая окинула его неприязненным взглядом и пробормотала:
– Дома она, дома! Вот повезло девке… каждый день то полиция, то журналисты! А старая Кэти тоже могла бы кое-что рассказать! Моя жизнь – это один сплошной роман… только кого интересует женщина, оставившая за кормой свои лучшие годы!
Павел осторожно обошел старуху, поднялся на третий этаж и позвонил.
Внезапно он вспомнил другую лестницу, другую дверь… те, что снились ему уже восемь лет.
Во рту стало горько, сердце неровно забилось. Он глубоко вдохнул, выдохнул, выравнивая пульс.
Дверь открылась на цепочку. В щели показался темный глаз, падающая на него прядь светлых, давно не мытых волос.
– Чего надо?
– Поговорить, мисс Лозовски!
– Ты легавый? – деловито осведомилась девица. – Я уже все вашим рассказала! Катись к черту!
– Зря вы так, мисс Лозовски, – мягким, доверительным голосом проговорил Павел. – Лучше откройте дверь! Я из государственной иммиграционной службы…
– У меня все бумаги в порядке! – выпалила девица. – Проваливай!
– А вот мы и проверим, в порядке они или нет! Или мне вызвать спецбригаду? Вышибить к чертям собачьим вашу дверь?
– Сволочь… – тихо выдохнула Лозовски и сбросила цепочку.
Павел протиснулся в тесную прихожую, закрыл за собой дверь, огляделся.
Квартирка была маленькая и до предела запущенная. То же самое можно было сказать и о ее хозяйке – Лора Лозовски была маленькая и очень запущенная блондинка лет двадцати пяти. Видно было, что она уже несколько дней не выходит из дома. Точнее, выходит только с одной целью – купить дозу.
О ее зависимости говорили красные глаза с болезненно суженными зрачками, дрожащие руки и то, что она постоянно шмыгала носом, как будто к чему-то принюхиваясь.
Она скрылась в полутемной спальне, через минуту снова появилась, протягивая Павлу какую-то бумагу:
– Вот гляди – у меня все в порядке! Видал? Все печати, все ваши долбаные подписи! А теперь проваливай!
– Не раньше, чем поговорю с тобой, – отозвался Павел, втолкнув девчонку в спальню и прикрыв за собой дверь. – Не раньше, чем ты мне расскажешь про тот день, про первое ноября.
– Козел! – взвизгнула Лозовски. – Я уже все рассказала вашим! Чего тебе еще надо? Убирайся к черту!
– Уберусь. – Павел сел на жесткий стул, сложил руки на коленях. – Уберусь, как только ты расскажешь мне все, что знаешь.
– Я уже все рассказала. – Теперь голос Лоры звучал жалобно. – Уйди по-хорошему, а?
– Повтори мне все еще раз. Расскажи про этого человека. Ведь он бывал у вас не один раз, правда?
– Он приходил к нам часто, – заученно проговорила Лора. – Богатый русский мужик. Классно одетый, при деньгах. Хорошие костюмы, дорогие швейцарские часы. Всегда давал хорошие чаевые. В этот день он пришел один, потом появился второй, тот итальянец, которого показывали по телевизору.
– Ты сама их обслуживала?
– Сама… – пробормотала Лора, опустив глаза. – Но я тут ни при чем! И вообще мы все ни при чем! Еду приготовили на кухне, накрыли крышкой… ее могли отравить только потом, на столе.
– А этот итальянский профессор, что сидел рядом с ним? Как он себя вел? Много ел, пил?
– Вообще не ел, – удивленно протянула Лора, – и даже воды, кажется, не пил… И все время дергался, нервничал, что ли…
– Нервничал? – оживился Павел. – А с чего ты взяла, что он нервничал?
– Ну… он все вертелся на стуле, по сторонам оглядывался, много говорил… Хотя… итальянцы многие так себя ведут, манера у них такая…
– Это точно, – признал Павел, – ты наблюдательная, это хорошо. А кто-нибудь к их столику подходил из персонала, кроме тебя?
– Кроме меня, никто, – твердо ответила Лора, – у нас так не положено. Но я же не могу запомнить всех, кто проходил мимо…
– Не можешь, – согласился Павел, не сводя глаз с лица девушки. – Разве я говорю, что можешь?
– Теперь ты уйдешь? – В голосе Лоры прозвучала надежда. – Я рассказала тебе все, что знала… ты обещал уйти.
– Разве я обещал? – удивленно переспросил Павел. – Что-то я такого не припомню!
– Сволочь! – выкрикнула Лора и подскочила к Павлу, но он мягким сильным толчком отбросил ее на диван. – Сволочь! – повторила она, всхлипывая. Глаза ее стали совсем больными, щека задергалась.
– Ты меня за полного кретина принимаешь? – мягко, сочувственно спросил Павел. – Рассказала мне свою тупую байку и думаешь, что отделалась? Нет, лапочка, придется тебе напрячь память и припомнить что-нибудь поинтереснее. Вся эта лабуда, которую ты мне наплела, сегодня ни фига не стоит.
– Сэр, – теперь голос Лоры стал умоляющим, – сэр, мне непременно нужно выйти! Отпустите меня буквально на пять минут, а потом мы еще поговорим!
– Ну вот опять! – вздохнул Павел. – Мы же договорились – не надо считать меня кретином! Ты выйдешь к вокзалу за дозой, а потом тебе все будет до лампочки! Кстати, на чем ты сидишь – крэк? Героин?
– Крэк… – неохотно призналась Лозовски.
– Паршиво… – вздохнул Павел. – А как же тебя держит хозяин? У вас же вроде приличный бар!
– Тебе-то какое дело? – огрызнулась Лора.
Она вскочила, прошла взад-вперед по комнате, ломая руки, и вдруг опустилась перед Павлом на колени, отбросила в сторону волосы и открыла шею, как перед палачом:
– Видишь?
Павел, не теряя контроля, склонился и взглянул. Шея девушки была покрыта странной красноватой сыпью.
– Что это? – спросил он, брезгливо отстранившись.
– Ага, тебе тоже противно! – процедила Лора, пристально глядя в глаза мужчине. – Все парни шарахаются от меня! Это началось у меня после того дня, после первого ноября! После того как я обслуживала русского пижона и его итальянского дружка. Полицейский врач сказал, что это ничего не значит, но сам прикасался ко мне в перчатках! Анализы еще не готовы, но я уверена – это тот чертов яд! Я отравилась заодно с тем русским и теперь умру!
Она затряслась в беззвучных рыданиях, закрыв лицо руками, потом снова уставилась на Павла. Глаза были красными, зрачки сузились в булавочную головку.
– Вот так мы сидели с друзьями, веселились, а потом я увидела эту дрянь у себя на шее и узнала про этот чертов яд! Я умру! Понимаешь, козел паршивый, – я умру!
– Все мы умрем, – философски высказался Павел.
– Да, но ты умрешь через пятьдесят лет, старым маразматиком с трясущейся головой, которому уже ничего не нужно, а я сдохну, может быть, через неделю, не дожив до своего двадцать пятого дня рождения! И ты еще спрашиваешь, почему я подсела на крэк! Только он помогает мне не свихнуться!
– Очень сочувствую, мисс Лозовски, но ничем не могу помочь!
– Сволочь! – Лора скорчилась на полу, плечи ее затряслись.
Минута прошла в молчании, потом она подняла голову и жалко, вымученно улыбнулась:
– Парень, ты такой симпатичный! Может, мы с тобой поладим? Я тебя ублажу по первому разряду, и мы разойдемся! Ты скажешь своему начальству, что я ничего не знаю…
– Ты давно смотрела в зеркало, детка? – насмешливо бросил Павел. – Честно говоря, сейчас твое предложение звучит не слишком соблазнительно!
– Грязная свинья! Это тебе не сойдет с рук! – Лора плюнула в Павла, плевок угодил на его ботинок. Павел покачал головой, взял со стола бумажную салфетку и вытер обувь.
– Не стоит так горячиться, мисс Лозовски, – проговорил он, доставая из кармана бумажный пакетик. – Думаю, нам с вами лучше договориться. Причем на моих условиях. Видите, что у меня есть? Вам даже не придется бегать на вокзал! И что вам там подсунут? Грязный порошок пополам с содой, и за большие деньги. А у меня тут отличный крэк, первый сорт, и совершенно бесплатно!
– Бесплатно? – переспросила Лора и хрипло расхохоталась. – Бесплатно! Ты знаешь, ублюдок, где бывает бесплатный сыр? В долбаной мышеловке!
– Это вопрос терминов! – отрезал Павел. – Во всяком случае, денег я с тебя не возьму. Ты просто расскажешь мне то, о чем промолчала, когда разговаривала с моими коллегами, и тут же получишь этот замечательный пакетик…
– Скот вонючий! – выдавила сквозь зубы Лора.
По ее телу пробежала волна судороги, она скрипнула зубами и простонала:
– Если бы ты знал, каково это… ладно, тебя, наверное, интересует тот чеченец…
– Чеченец? – переспросил Павел. – Что еще за чеченец?
– А ты дашь мне дозу? – Лора не сводила зачарованного взгляда с пакетика в его руках.
– Мы же с вами друзья, мисс Лозовски! – криво усмехнулся Павел. – А друзья должны верить друг другу! Так что там про этого чеченца?
– Ты никому не расскажешь, что узнал это от меня?
– А зачем? Я что, похож на старую сплетницу? – И он потряс перед глазами Лоры бумажным пакетиком.
– Этот чеченец… он тоже приходил к нам почти каждый день. И я замечала, что он всегда приходит сразу же за русским. Садится в другом конце бара и все время посматривает на него…
– И в тот день он тоже приходил?
– Приходил, – кивнула Лора, не сводя глаз с пакетика. – Только в тот день он пришел раньше русского. Он сел в дальний угол бара, заказал холодный чай…
– Он проходил мимо стола, за которым сидели русский с итальянцем?
– Да… – Лора облизнула губы. – Он прошел мимо их стола и вышел. Больше я его не видела. Но потом наш бар закрыла полиция из-за всей этой истории… хозяин нам все равно платит деньги, как положено, и даже прибавил фунт в час за неприятности… – Она снова рассмеялась. – Фунт в час за то, что я, может быть, сдохну через неделю!
– Не надо так мрачно смотреть на мир! – оборвал ее Павел.
– Эй, сэр, – напомнила ему Лора, – вы обещали мне дозу в обмен на информацию!
– В обмен на информацию, – подчеркнул Павел. – На информацию, а не на туфту! Что ты мне сказала? Что к вам в бар заходил какой-то чеченец… так к вам заходят сотни людей – и англичане, и голландцы, и пакистанцы, и китайцы… и даже если я захочу поговорить с этим чеченцем – где я буду его искать? Знаешь, сколько чеченцев в Лондоне? Что же мне – каждого из них допрашивать?
Лора обхватила свои плечи руками, словно ей стало холодно. Ее била крупная мучительная дрожь.
– Он рыжий, невысокого роста, но очень широкоплечий… у него широкое грубое лицо и шрам на левой щеке…
Она замолчала, как будто не решаясь продолжать.
– Ну, давай же! – поторопил ее Павел.
– Он… этот чеченец… – проговорила Лора, стуча зубами, – он знакомый мадам Айши… я видела, как он заходил в ее лавку, и еще раз видела, как они разговаривали на улице… спроси у нее, она знает, где его искать…
– Мадам Айша? – переспросил Павел. – Кто такая мадам Айша?
– Гадалка, – едва слышно отозвалась Лора. – Хозяйка восточной лавочки на Йорк-роуд… тут неподалеку, за углом… ну что – такая информация тебя устраивает?
– Это кое-что… – согласился Павел. – Но может, ты еще что-нибудь припомнишь?
– Хватит издеваться надо мной! – взмолилась Лора. – Ты обещал мне дозу! Или дай, или проваливай, а больше я тебе слова не скажу!
– Верю, – кивнул Павел и протянул пакетик.
Лора вцепилась в него, как собака в кость, и торопливо принялась трясущимися руками сворачивать косяк.
– Желаю счастья в личной жизни, мисс Лозовски! – проговорил Павел, направляясь к выходу. – И непременно закройте за мной дверь, а то люди попадаются разные… не все так снисходительны к чужим слабостям, как я!
Лора длинно выругалась ему вслед.
Выйдя на лестницу, он едва не сбил с ног прежнюю старуху, которая наверняка подслушивала под дверью.
– Старой Кэти тоже есть что порассказать… – начала она. – Только никто ее не хочет слушать…
– Шли бы вы, мэм, домой, – посоветовал ей Павел. – А то, говорят, в этом районе появился маньяк, который убивает излишне любопытных старых леди…
Старуху как ветром сдуло.
Павел вышел на улицу и зашагал обратно к вокзалам.
Свернув на Йорк-роуд, он убавил шаг и стал вглядываться в расположенные по обе стороны лавчонки.
Тут торговали одеждой и сувенирами, зонтами и посудой, сумками и дешевой бижутерией, но больше всего – наркотиками и живым товаром.
«Чеченцы вокруг этого дела пока не мелькали, – думал Павел на ходу, – такую версию никто не рассматривал. Однако если девчонка не врет и чеченец следил за Литовченко, он мог многое заметить. Вот только захотят ли они со мной разговаривать?»
То и дело из дверей лавок и подворотен Павла окликали:
– Сэр, не желаете девочку? Настоящая школьница! Сэр, героин? Крэк? Кокс?
Медленно двигаясь среди этих зазывал, он наконец увидел лавочку, в витрине которой были выставлены кальяны и шкатулки, арабские платки и шерстяные рубахи – джелабы, узорчатые коврики, амулеты с арабской вязью и богато инкрустированные зеркала.
В самом центре витрины красовался магический хрустальный шар, над которым неровными буквами было написано: «Мадам Айша. Предсказание будущего. Поиски потерянных вещей. Возвращение возлюбленных».
Однако лавка была заперта. Павел потоптался немного рядом и решил вернуться сюда утром.
15 декабря 2006. Лондон
Павел толкнул дверь лавки мадам Айши. Где-то в глубине мелодично зазвенел колокольчик, и из полутемного дверного проема показалась полная высокая женщина средних лет с обвязанной платком головой и выразительными, ярко обведенными глазами.
– Джентльмен желает приобрести подарок? – спросила она глубоким певучим голосом. – Ковер, или медный кувшин, или красивый платок? Красивый джентльмен, красивый подарок! Я сделаю вам большую скидку…
– Не подарок, нет! – Павел показал на хрустальный шар. – Это вы – мадам Айша, предсказание будущего и все прочее?
– Я, – кивнула женщина. – Пройдемте в мой кабинет!
Она заглянула за расшитую занавеску и крикнула:
– Ахмет, пригляди за лавкой! У меня клиент!
Кабинет гадалки был крайне скромно обставлен: два кресла черного дерева, такой же стол. На этом столе стояли две черные свечи в серебряных подсвечниках, небольшое зеркало в чеканной раме и такой же хрустальный шар, как на витрине.
– Джентльмен хочет вернуть любовь? – осведомилась гадалка, усевшись в одно из кресел и указав клиенту на второе. – Или джентльмена интересует будущее?
– Будущее лучше не знать, – усмехнулся Павел. – Иначе не захочешь жить. В любовь я больше не верю… уже восемь лет не верю. Джентльмен хочет найти потерю…
– Вы перенесли большое горе, – сочувственно произнесла мадам Айша, приглядываясь к нему. – Но вы сильный человек, и вы справитесь… а что вы потеряли? Вещь? Или, может быть, домашнего любимца?
– Не совсем. – Павел внимательно следил за лицом гадалки. – Я потерял друга.
– Друга? – Женщина явно насторожилась. – Но это не совсем то, чем я обычно занимаюсь… хотя, конечно, можно попробовать. У вас есть какая-нибудь его вещь?
– Нет, к сожалению. Но я могу его описать. Он рыжий, небольшого роста, но очень крепкий и широкоплечий. У него широкое лицо, а на левой щеке – шрам…
– Вот как? – задумчиво проговорила мадам Айша и взглянула на что-то за спиной Павла.
На что-то или на кого-то.
Павел попытался встать, повернуться, но не успел.
На его голову обрушился удар, и он погрузился в темноту.
Он снова бежал по лестнице, перескакивая через ступени, бежал, зная, что снова опоздает. Он влетел на четвертый этаж, рванул дверь квартиры и оказался в залитом кровью коридоре. Кровь была на всем – на стенах, на полу, на дверной ручке.
Это была дверь ванной комнаты.
Павел потянулся к ней и вдруг боковым зрением заметил движение у себя за спиной…
И пришел в себя.
Он лежал на холодном бетонном полу. Прямо перед глазами у него стояли светло-коричневые ботинки на толстой рубчатой подошве. Выше имелись две ноги в черных узких джинсах.
– Очнулся, кажется! – проговорил наверху хриплый голос с кавказским акцентом. – Но для верности плесни еще!
На Павла обрушился поток ледяной воды. Он дернулся и попытался подняться, но тут же коричневый ботинок пнул его в живот.
Руки были связаны за спиной, голова мучительно болела.
– Теперь точно очнулся! – повторил хриплый голос и добавил что-то на незнакомом гортанном языке. В ответ откуда-то сзади раздался смех.
Павел напрягся и перекатился на спину.
Над ним стоял высокий черноволосый мужчина, до самых глаз заросший густой курчавой бородой. Чуть в стороне стоял еще один – помоложе и без бороды. Павел мысленно сосчитал до десяти, сгруппировался, подтянул ноги и резко ударил ими бородача в живот.
Точнее, он только хотел его ударить, потому что в том месте, где тот стоял секунду назад, уже никого не было.
Бородач зашел сзади и снова что-то сказал по-чеченски.
Второй человек осторожно приблизился к Павлу, нагнулся над ним, стараясь не попасть под удар, схватил его за воротник и рывком поднял на ноги. Судя по тому, как легко он это сделал, силища у него была неимоверная.
Павел попытался воспользоваться случаем и боднуть противника головой, но тот увернулся, развернул Павла и швырнул в металлическое кресло, привинченное к полу. В ту же секунду руки Павла прикрутили к подлокотникам.
Бородач что-то одобрительно произнес по-чеченски, подошел к Павлу спереди, уставился на него мрачным взглядом и проговорил:
– Ну и куда тебя девать? В мешок и в реку? Или в бетон закатать?
На такие явно провокационные заявления Павел предпочел не отвечать. Тогда бородач нагнулся и резко, сильно ударил Павла волосатым кулаком под ребра.
Дыхание перехватило, в глазах потемнело. Павел сжал зубы, резко, с шипением выдохнул, превозмогая боль.
– На кого ты работаешь? – спросил чеченец с терпеливой, просительной интонацией. – Слушай, ты лучше скажи, на кого работаешь, а то плохо будет! Понимаешь, очень плохо!
– На фирму «Задруж», – с трудом проговорил Павел. – Штаб-квартира в Сплите…
– Ты меня лучше не серди! – окрысился бородач. – Я этого не люблю! Ты пойми, дурак-человек, все равно ведь все расскажешь, только мучиться дольше будешь!
– Кто вы такие? – спросил Павел, немного отдышавшись. – Чего вы от меня хотите? Вы меня, наверное, с кем-то перепутали!
– Ну да, конечно! – Бородач выпрямился и снова что-то сказал по-своему напарнику.
Тот разразился длинной раздраженной тирадой.
– Вот и я так считаю, – согласился бородач и повернулся к Павлу: – Ты к девке из бара ходил? Ходил. Про Усмана спрашивал? Спрашивал. К Айше пришел? Пришел. Так что ни с кем мы тебя, дурак-человек, не перепутали. Это ты дорогу перепутал, пошел туда, куда не следовало. Зачем про Усмана спрашивал? Хочешь на него дело это повесить? Хочешь на всех нас дело это повесить? Никак не получится, дурак-человек! Мы этого человека не убивали!
Чеченец выпрямился, потер одну руку о другую и яростно сверкнул глазами:
– Нам его убивать зачем? Он нам как брат! Он – правоверный, мусульманин, нашего Ахмата друг! А его хотят на нас повесить, чтобы поссорить с англичанами…
Внезапно, с резким хриплым выдохом, он снова впечатал кулак в живот Павла. Ощущение у Павла было такое, будто ему выстрелили в живот из базуки. Комната поплыла перед глазами, воздух стал жестким и колючим, как битое стекло. Павел задержал дыхание, затем медленно, экономя силы, втянул сырой холодный воздух. Ноздри жадно расширились, в голове немного прояснилось.
– На кого ты работаешь? – вполголоса, доверительно и почти дружески спросил чеченец.
– На фирму «Задруж», – едва слышно выдохнул Павел. – Маломерные суда, катера и яхты… хочешь яхту с большой скидкой? Могу посодействовать… хорошую океанскую яхту, с большой каютой и всеми удобствами…
– Издеваешься, да? – На лице чеченца появилось выражение детской наивной обиды. – Это нехорошо. Я не люблю, когда надо мной издеваются. В наших горах можно целое кладбище собрать из тех, кто на меня косо посмотрел… нет, ты совсем дурак!
Он прищурил глаза, словно раздумывал, и наконец вздохнул как бы с сожалением:
– По всему видать, что по-хорошему с тобой не получится… а мучить тебя… я солдат, я не палач, мне это не по душе…
– Так что – неужели отпустишь меня? – с сомнением поинтересовался Павел.
– Зачем отпустишь? – Чеченец поднял брови. – Ты же мне ничего не сказал… нет, дурак-человек, я тебя Шамилю отдам… Шамиль – он зверь, ему людей мучить – как песню петь. У него от чужой боли душа радуется. Так что ему ты все расскажешь. Одно плохо – после него тебе уже жить нельзя будет. Он с людьми такое делает – я сам иногда нервничаю, спать не могу, есть не могу…
Бородач выпрямился, отступил на шаг и громко щелкнул пальцами, как будто подзывая официанта.
Его напарник что-то крикнул по-чеченски, и сзади, за спиной Павла, тяжело скрипнула железная дверь.
Павел не мог видеть того, кто вошел в комнату, но слышал его медленные, тяжелые шаги и шумное дыхание.
Шаги приближались, и в душе Павла зашевелился темный мистический страх. Всегда невидимая, загадочная опасность кажется неизмеримо страшнее опасности очевидной…
Наконец шаги приблизились, и Павел увидел Шамиля.
Это был человек не очень большого роста, но с чудовищно широкой грудью, выпуклой и круглой, как пивная бочка. Руки его свисали почти до земли, как у гориллы или орангутанга, и заканчивались кулаками, огромными и тяжелыми, как две кувалды. Но самым страшным было его лицо. Собственно, это было не лицо, во всяком случае, не человеческое лицо, а темное, коряво и неумело заштопанное месиво из мяса, костей и сухожилий, из которого мрачно и непримиримо горел единственный черный глаз.
– Нарвался на мину в девяносто шестом, – пояснил бородач, как будто Павел о чем-то его спрашивал.
Затем он что-то проговорил по-чеченски.
Шамиль ответил ему – не словами, но нечленораздельным бормотанием, птичьим клекотом, утробным бульканьем и хрипом. При этом он приоткрыл рот, точнее, бесформенную и безобразную дыру, внутри которой торчали несколько обломанных коричневых зубов и багровый обрывок языка.
– Радуется, – пояснил бородач, отступая в сторону. – Любит он, понимаешь, свою работу!
«Зачем я здесь? – подумал Павел, судорожно сглатывая. – Зачем я терплю эти страдания, зачем готовлюсь к страшной, мучительной смерти? Почему не скажу все, что знаю? Конечно, они не отпустят меня, но хотя бы смерть моя будет быстрой и легкой…»
Словно прочитав его мысли, бородач негромко, как бы сочувственно проговорил:
– Ну что, дурак-человек, может, передумаешь? Может, скажешь мне, что я хочу? Пока не поздно? Пока Шамиль не сделал тебя таким, как он сам, – бессловесным куском мяса?
Но Павел знал, что не пойдет на сделку. По двум причинам: во-первых, из-за того сна, который мучил его последние восемь лет, из-за той крутой лестницы, по которой он взбегает, задыхаясь, ночь за ночью, из-за облитых кровью обоев, дверной ручки, занавески в ванной… а во-вторых, из-за того, что он – мужчина.
Конечно, у каждого есть свой предел, своя граница, за которой не остается уже никаких причин, никаких снов, никакого мужества, предел, за которым только кровь, боль и беспамятство, – но сдаваться раньше времени он не намерен…