Страница:
Сердце стало биться ровнее. Эйко посмотрела на замшелый серый валун, на котором частенько сидела, наблюдая за игрой света и тени, проникаясь его массивностью и – монолитностью. Сегодня она решила не забираться на камень, просто оперлась на тот спиной, чтобы он поделился с ней частичкой накопленного тепла. На женщину снизошел покой.
А с Неро, подумалось ей вдруг, ничего подобного никогда не происходило. Из вежливости он время от времени соглашался прийти сюда вместе с ней, и вид, который открывался с холма, ему явно нравился, однако он столь же явно не мог дождаться, когда они отправятся домой. Покой. Мир и покой… Эйко ни разу не пыталась переубедить Неро. Что ж, он наконец обрел покой – в водах разлившегося Скамандра; теперь его кости лежат где-то под утесами Трои; вряд ли он пожелал бы иного конца… Как давно это случилось… А годы, прожитые вместе, похожи на сон… И все равно, она отчетливо помнит луг… Какой? Где? Забыла! Ничего страшного. Неро тогда протянул руку, сорвал цветок апельсинного дерева и подарил ей, а в награду потребовал поцелуй. Словно вчера; она все еще слышит его смех…
– Эйко!
Женщина заморгала, потом огляделась по сторонам. В розмарине шелестел ветер. На ветку кипариса уселся иссиня-черный, как ночное море, ворон.
– Эйко, Эйко, – негромко повторил тот же голос.
Женщина выпрямилась, отогнала остатки фантазий.
– Кто меня зовет? – спросила она с запинкой, но без робости. – И где вы?
– Это я, Эйко. Кира.
– Ой!.. – Им уже доводилось встречаться подобным образом – правда, не здесь. Должно быть, в кустарнике спрятан динамик – так сказать, голосовые связки системы. – Я не знала, что ты…
Добралась сюда. Ведь все далеко не просто. Чем Кира видит – электронными датчиками или глазами ворона; чем слышит – теми же датчиками или крылышками пчел?
– Я не хотела мешать. Холм принадлежит тебе.
– Не говори ерунды. Я люблю здесь бывать, но…
– Знаешь, мне кажется, что теперь я гораздо лучше отличаю святыни от обыкновенных вещей.
– Все равно, – стояла на своем Эйко, на глаза которой вдруг навернулись слезы, – тебе бы я только обрадовалась.
– В конце концов я в это поверила, – ответила Кира, – потому и окликнула тебя. Мне подумалось, что нам надо поговорить, причем именно тут.
– Хорошо, что ты меня нашла. – Эйко судорожно сглотнула. – Наверно, я пришла сюда в последний раз.
– Конечно, тебе нелегко подниматься.
– Иначе, чем пешком, я бы не пришла.
– Святое место…
– Кира, ты не мертва! – воскликнула Эйко. – Ты не машина!
– Не обижай моих собратьев, – рассмеялась Кира. – Они доставили нас на Деметру, сделали все, чтобы планета стала пригодной для людей.
– Нет, – возразила Эйко, покачав седой головой. – Не они, а мы – с их помощью.
– Что касается меня, я привязывалась к разным машинам. Моя «Пустельга»… – Кира не докончила фразы.
– Все равно, ты не машина, – сказала Эйко. Неужели Кира не догадывается, что ее не надо успокаивать? – Ты живая. Гораздо живее… чем я сейчас. Возможно, чем я вообще была.
– Вот почему сегодня я с тобой.
– Ты хочешь попрощаться? – недоумевающе проговорила Эйко. – Еще рано. Мне осталось несколько лет…
– Как знать? И потом, я собираюсь попросить об услуге; а через год у тебя, пожалуй, уже недостанет сил.
– Я с радостью выполню твою просьбу, – откликнулась Эйко, разводя руки, будто хотела обнять Киру. – С огромной радостью. – Она ничуть не преувеличивала: ведь к ней обращалась не просто Кира Дэвис, а, можно сказать, целая планета.
– Подожди обещать. Ты же не слышала… – Наступила тишина, которую нарушал только ветер, который шевелил иглы кипарисов и гнал волны по траве, что росла на склоне холма. Эйко прислушалась к его шелесту. – Тебе известно, что меня буквально завалили работой?
– Известно, – кивнула Эйко. – Такая обуза…
– Вовсе нет. Я не собираюсь от нее отказываться, но мне нужна помощь. Следить за планетой… – Кира помолчала. – Чаще всего у меня получалось, однако мир стал настолько сложным, что я его уже не понимаю.
– А софотехи?
– Ученые убеждены, что это решит все проблемы. – Кира вздохнула. – Лет через десять-пятнадцать ко мне наверняка подключат систему искусственного интеллекта.
– Ты не хочешь? А говорила, что тебе нравятся машины.
– Да, нравятся. Я сама была машиной – и хотела умереть. Я тоже хочу умереть, подумала Эйко, с трудом удержавшись от того, чтобы не произнести этих слов вслух. Хотя – откуда ей знать, что чувствует модуль? Кроме близости конца, их ничто не объединяет.
– Но то было давно, – продолжала Кира. – Ты права, я живая; живу и намерена жить дальше, поскольку моя жизнь обрела смысл. К тому же, я не верю, что мозг робота сможет управлять Деметрой.
– Однако он мощнее, чем твой или мой, – заметила Эйко.
– Разумеется – с точки зрения интеллекта. Возможно, не только; но главное в другом. Здесь нужен человеческий мозг.
– То, из-за чего мы переселились к альфе Центавра… – проговорила Эйко, на которую словно снизошло озарение. Под «мы» она имела в виду всех – и землян, и лунян.
– Мы бежали, – поправила Кира. – Использование софотеха означает полную рационализацию всего на свете. Можно ли допустить, чтобы вселенная, какой мы ее знаем, превратилось в нечто упорядоченно-скучное?
– К просветлению приходят разными путями.
– Ты догадалась, о чем я хочу тебя попросить?
– Чтобы я скопировала свое сознание и присоединилась к тебе.
– Верно. Пойми, я вовсе не хватаюсь за соломинку. Я чувствую, ощущаю всем своим естеством, верю, что мы вдвоем – быть может, со временем нас станет больше – сумеем изменить нынешнее положение дел. Верю, что мы станем единым целым, которое не исчезнет, пока существует этот мир.
Солнечный свет, тень кипарисов, образ отца, его улыбка, с которой он объяснял, что такое показательные функции и пороговые эффекты…
– Может быть, – согласилась Эйко. – Только… Я буду уже не я.
– А разве я – Кира Дэвис? Но я когда-то ей была и все помню. – Эйко не нашлась, что сказать. – Ты представляешь себя модулем? Эйко, тут все иначе. Ты продолжаешь жить, пускай не как человек, но и не как машина.
– Наверно, ты права. – В голосе женщины прозвучала решимость. – Конечно, не как машина.
– Не решай с ходу. Я тебя ни в коей мере не заставляю. Подумай.
– Помедитируй, – сказала Эйко, скорее себе, чем Кире. – Найди ответ.
– Ну ладно, удачи.
Над океаном поднялась бета – ослепительно яркий шар.
Жаворонок снова завел свою песню. Эйко посмотрела на стволы кипарисов, вдохнула аромат розмарина, который сделался гораздо сильнее. Кажется, когда дарят розмарин, это значит: «Помни». Интересно, Кира еще тут? Спрашивать вслух не было необходимости. Какое-то время спустя ворон взмахнул крыльями и взмыл в небо. В голове у Эйко сложилось стихотворение – нечто вроде приношения Деметре:
58
59
А с Неро, подумалось ей вдруг, ничего подобного никогда не происходило. Из вежливости он время от времени соглашался прийти сюда вместе с ней, и вид, который открывался с холма, ему явно нравился, однако он столь же явно не мог дождаться, когда они отправятся домой. Покой. Мир и покой… Эйко ни разу не пыталась переубедить Неро. Что ж, он наконец обрел покой – в водах разлившегося Скамандра; теперь его кости лежат где-то под утесами Трои; вряд ли он пожелал бы иного конца… Как давно это случилось… А годы, прожитые вместе, похожи на сон… И все равно, она отчетливо помнит луг… Какой? Где? Забыла! Ничего страшного. Неро тогда протянул руку, сорвал цветок апельсинного дерева и подарил ей, а в награду потребовал поцелуй. Словно вчера; она все еще слышит его смех…
– Эйко!
Женщина заморгала, потом огляделась по сторонам. В розмарине шелестел ветер. На ветку кипариса уселся иссиня-черный, как ночное море, ворон.
– Эйко, Эйко, – негромко повторил тот же голос.
Женщина выпрямилась, отогнала остатки фантазий.
– Кто меня зовет? – спросила она с запинкой, но без робости. – И где вы?
– Это я, Эйко. Кира.
– Ой!.. – Им уже доводилось встречаться подобным образом – правда, не здесь. Должно быть, в кустарнике спрятан динамик – так сказать, голосовые связки системы. – Я не знала, что ты…
Добралась сюда. Ведь все далеко не просто. Чем Кира видит – электронными датчиками или глазами ворона; чем слышит – теми же датчиками или крылышками пчел?
– Я не хотела мешать. Холм принадлежит тебе.
– Не говори ерунды. Я люблю здесь бывать, но…
– Знаешь, мне кажется, что теперь я гораздо лучше отличаю святыни от обыкновенных вещей.
– Все равно, – стояла на своем Эйко, на глаза которой вдруг навернулись слезы, – тебе бы я только обрадовалась.
– В конце концов я в это поверила, – ответила Кира, – потому и окликнула тебя. Мне подумалось, что нам надо поговорить, причем именно тут.
– Хорошо, что ты меня нашла. – Эйко судорожно сглотнула. – Наверно, я пришла сюда в последний раз.
– Конечно, тебе нелегко подниматься.
– Иначе, чем пешком, я бы не пришла.
– Святое место…
– Кира, ты не мертва! – воскликнула Эйко. – Ты не машина!
– Не обижай моих собратьев, – рассмеялась Кира. – Они доставили нас на Деметру, сделали все, чтобы планета стала пригодной для людей.
– Нет, – возразила Эйко, покачав седой головой. – Не они, а мы – с их помощью.
– Что касается меня, я привязывалась к разным машинам. Моя «Пустельга»… – Кира не докончила фразы.
– Все равно, ты не машина, – сказала Эйко. Неужели Кира не догадывается, что ее не надо успокаивать? – Ты живая. Гораздо живее… чем я сейчас. Возможно, чем я вообще была.
– Вот почему сегодня я с тобой.
– Ты хочешь попрощаться? – недоумевающе проговорила Эйко. – Еще рано. Мне осталось несколько лет…
– Как знать? И потом, я собираюсь попросить об услуге; а через год у тебя, пожалуй, уже недостанет сил.
– Я с радостью выполню твою просьбу, – откликнулась Эйко, разводя руки, будто хотела обнять Киру. – С огромной радостью. – Она ничуть не преувеличивала: ведь к ней обращалась не просто Кира Дэвис, а, можно сказать, целая планета.
– Подожди обещать. Ты же не слышала… – Наступила тишина, которую нарушал только ветер, который шевелил иглы кипарисов и гнал волны по траве, что росла на склоне холма. Эйко прислушалась к его шелесту. – Тебе известно, что меня буквально завалили работой?
– Известно, – кивнула Эйко. – Такая обуза…
– Вовсе нет. Я не собираюсь от нее отказываться, но мне нужна помощь. Следить за планетой… – Кира помолчала. – Чаще всего у меня получалось, однако мир стал настолько сложным, что я его уже не понимаю.
– А софотехи?
– Ученые убеждены, что это решит все проблемы. – Кира вздохнула. – Лет через десять-пятнадцать ко мне наверняка подключат систему искусственного интеллекта.
– Ты не хочешь? А говорила, что тебе нравятся машины.
– Да, нравятся. Я сама была машиной – и хотела умереть. Я тоже хочу умереть, подумала Эйко, с трудом удержавшись от того, чтобы не произнести этих слов вслух. Хотя – откуда ей знать, что чувствует модуль? Кроме близости конца, их ничто не объединяет.
– Но то было давно, – продолжала Кира. – Ты права, я живая; живу и намерена жить дальше, поскольку моя жизнь обрела смысл. К тому же, я не верю, что мозг робота сможет управлять Деметрой.
– Однако он мощнее, чем твой или мой, – заметила Эйко.
– Разумеется – с точки зрения интеллекта. Возможно, не только; но главное в другом. Здесь нужен человеческий мозг.
– То, из-за чего мы переселились к альфе Центавра… – проговорила Эйко, на которую словно снизошло озарение. Под «мы» она имела в виду всех – и землян, и лунян.
– Мы бежали, – поправила Кира. – Использование софотеха означает полную рационализацию всего на свете. Можно ли допустить, чтобы вселенная, какой мы ее знаем, превратилось в нечто упорядоченно-скучное?
– К просветлению приходят разными путями.
– Ты догадалась, о чем я хочу тебя попросить?
– Чтобы я скопировала свое сознание и присоединилась к тебе.
– Верно. Пойми, я вовсе не хватаюсь за соломинку. Я чувствую, ощущаю всем своим естеством, верю, что мы вдвоем – быть может, со временем нас станет больше – сумеем изменить нынешнее положение дел. Верю, что мы станем единым целым, которое не исчезнет, пока существует этот мир.
Солнечный свет, тень кипарисов, образ отца, его улыбка, с которой он объяснял, что такое показательные функции и пороговые эффекты…
– Может быть, – согласилась Эйко. – Только… Я буду уже не я.
– А разве я – Кира Дэвис? Но я когда-то ей была и все помню. – Эйко не нашлась, что сказать. – Ты представляешь себя модулем? Эйко, тут все иначе. Ты продолжаешь жить, пускай не как человек, но и не как машина.
– Наверно, ты права. – В голосе женщины прозвучала решимость. – Конечно, не как машина.
– Не решай с ходу. Я тебя ни в коей мере не заставляю. Подумай.
– Помедитируй, – сказала Эйко, скорее себе, чем Кире. – Найди ответ.
– Ну ладно, удачи.
Над океаном поднялась бета – ослепительно яркий шар.
Жаворонок снова завел свою песню. Эйко посмотрела на стволы кипарисов, вдохнула аромат розмарина, который сделался гораздо сильнее. Кажется, когда дарят розмарин, это значит: «Помни». Интересно, Кира еще тут? Спрашивать вслух не было необходимости. Какое-то время спустя ворон взмахнул крыльями и взмыл в небо. В голове у Эйко сложилось стихотворение – нечто вроде приношения Деметре:
Знойный летний день
И зимой, и летом
Светят все те же звезды.
58
«Ваше представление ошибочно. Люди не подчинились софотехам, даже не стали зависимыми от них. Машины освободили людей от необходимости работать. Человеческие сообщества, группы, культуры развиваются различными путями; столкновения между ними теперь случаются крайне редко и вряд ли участятся, особенно если численность населения будет сокращаться и дальше (что весьма желательно с точки зрения как экологии, так и психологии). То, что все больший процент сверхлюдей и метаморфов включается в систему, правда, но отсюда не следует, что в связи с этим изменяется их природа. Они осознают свой потенциал, а вскоре выходят за его пределы».
Поначалу антиматерию производили совместными усилиями. Лунине и бывшие земляне вместе построили заводы в Гефестосе и на орбите второй планеты альфы. Однако вскоре луняне по собственной инициативе стали усиленно развивать производство, что было вполне естественно, поскольку их планы требовали для своего осуществления громадного количества энергии, а их амбиции удовлетворить полностью, казалось, не представляется возможным. Но деметриан поразил размах проекта. Они обратились за разъяснениями к руководителям колонии на Перуне; те в ответ заговорили о звездных экспедициях, но в подробности предпочли не вдаваться. Гатри высказался в том смысле, что луняне озабочены не столько развитием экономики, сколько собственным престижем и соперничеством между своими лордами.
Криоэлектрических ячеек, в которых хранилась произведенная антиматерия, явно не хватало. Когда подсчитали, сколько их нужно, количество оказалось просто-напросто абсурдным. Решение проблемы, которое все же удалось отыскать, как обычно, поражало воображение.
Альфа и бета, притянув к себе проксиму, учинили во внешнем кометном облаке двойной звезды настоящий переполох. Многие кометы умчались в пространство, многие устремились внутрь системы. Планетам и лунам пришлось выдержать жесточайшую бомбардировку; космос заполонили астероиды, куда более многочисленные, чем их собратья из Солнечной системы. Внутреннее же облако приобрело новых членов, что двигались по причудливым, эксцентрическим орбитам, сталкиваясь с другими кометами. Возможно, в результате этих столкновений и возникло небесное тело, обнаруженное впоследствии зондом и названное Гадесом. Оно состояло в основном изо льда, но имело каменистую кору; его масса равнялась приблизительно одному проценту земной, вследствие чего Гадес обладал внушительным полем тяготения. Поскольку же кора астероида не содержала в себе железа, магнитное поле отсутствовало; солнечные ветры на Гадес не действовали, ибо он находился на значительном удалении от обоих светил.
Луняне перебросили избыток антиматерии – прежде всего, антиводорода, а также антигелия и закапсулированных тяжелых ядер – на орбиту вокруг Гадеса. Между антиматерией и окружавшей ее газовой оболочкой находились четыре маленьких астероида, которые поддерживали стабильность этой поистине фантастической комбинации.
Осуществление проекта потребовало громадных затрат, которые, впрочем, не замедлили окупиться. Беспилотные корабли доставляли антиматерию в указанное место и разгружали трюмы в пределах оболочки. Без потерь, естественно, не обходилось, но ими можно было пренебречь; к тому же, оболочка вполне справлялась с ролью защитного экрана, а космические лучи уничтожали такое количество антиматерии, по поводу которого не стоило и переживать. Что касается четырех астероидов, их орбиты, раз в пять или в десять лет, нуждались в корректировке. Для этой цели на каждом из них установили двигатель – менее мощный, чем тот, который позволил переместить астероиды сюда, но вполне способный выполнить поставленную задачу. Корректировкой, как правило, управлял с безопасного расстояния инженер-лунянин.
Антиматерия продолжала накапливаться – пока не грянула катастрофа.
Катастрофой она была с точки зрения математики. Событие, которого никто не предвидел и которое начало цепную реакцию. На Перун поступил сигнал тревоги. Компьютер проанализировал данные и выдал прогноз. Те из лунян, которые сочли, что могут понадобиться, поспешили приготовиться. Тем временем о причине тревоги известили вождей.
Установленные на Гадесе приборы сообщали, что к астероиду приближается большое небесное тело, которое обладает огромной массой; система защиты, успешно предотвратившая несколько столкновений с метеоритами, на сей раз явно бессильна. Обычно сигналы тревоги поступали заблаговременно, и луняне успевали принять меры. Однако это небесное тело двигалось не по эллиптической, а по гиперболической орбите. Скорее всего, комета из внешнего облака, которая, в силу неведомых обстоятельств, приобрела громадную скорость. Роботам с ситуацией не справиться, а люди долететь не успеют…
Конечно, можно было пожалеть об отсутствии систем, которые позволяли бы выдерживать значительно большее ускорение; но жалей, не жалей, что толку? Ведь из ничего подобные системы не появятся; никто и не предполагал, что в них может возникнуть необходимость…
– Свяжитесь с Деметрой, – посоветовали Ринндалиру. – Они доберутся до Гадеса вдвое быстрее нашего.
– Слишком долго придется объяснять, – отозвался Ринндалир. – А мне не хочется посвящать деметриан в наши секреты. Ничего, при ускорении в два g звездолет со специально подобранным экипажем и биосистемой жизнеобеспечения прибудет на место как раз вовремя. Я уже знаю, кого возьму с собой.
– С собой?
– Опыта работы в космосе у меня больше, чем у других.
– Верно, милорд. Ваш бывший партнер, пилот Дэвис…
– Про нее можно не вспоминать. Да, мы многое сделали на благо наших народов, но сейчас я справлюсь сам.
– Простите, милорд, но в вашем возрасте…
– Хватит! Вы предлагаете мне уступить славу, скажем, Асилле Арсенийской? А потом завидовать ей до конца жизни? Ну уж нет! – Ринндалир рассмеялся. – Кроме того, грех отказываться от такого приключения!
Вскоре с Перуна стартовали два звездолета. Ринндалир действовал методом кнута и пряника – то подбадривал, то угрожал и наказывал, а порой откровенно насмехался. И добился своего – все члены экипажей добрались до места назначения живыми и здоровыми.
Альфа и бета, что выглядели всего лишь яркими точками, находились поблизости друг от друга; алая проксима заметно увеличилась в размерах. В космической ночи слабо светился испещренный шрамами шар – Гадес. Если напрячь зрение, можно было различить искорки астероидов-стабилизаторов. Внутреннее кольцо, то есть сама антиматерия, приобрело на видеоэкране голубоватый оттенок; из кольца вырывались молнии – это частицы антиматерии сталкивались с крошечными метеоритами.
Ринндалир прекрасно понимал, что, собственно, происходит, поскольку успел перед отлетом ознакомиться с последним компьютерным прогнозом. Комета вызвала смещение орбиты всех четырех астероидов, и система утратила стабильность. Сильнее других пострадал астероид номер четыре, которого швырнуло прямо во внутреннее кольцо. Аннигиляция высвободила энергию, которая повредила двигатель астероида и расплавила его поверхность; килограммы драгоценного газа улетучивались в пространство, свирепствовала радиация. Словом, в системе царил настоящий хаос. Необходимо действовать, иначе будет слишком поздно; а пока еще есть возможность вернуть три уцелевших астероида на прежние орбиты.
– Мы начинаем, – сообщил Ринндалир капитану второго корабля. – Если у нас не получится, приступайте вы.
План был прост. Чтобы изменить орбиту астероида, в него обычно стреляли ракетой, которую в Солнечной системе называли «гороворотом». На носу ракеты имелся атомный бур; когда снаряд попадал в цель, бур мгновенно выкапывал колодец, в который затем выбрасывалась боеголовка, после чего происходил взрыв, напоминавший извержение вулкана, и астероид перепрыгивал на новую орбиту (потом ее, если требовалось, корректировали менее варварскими способами). Именно таким образом к Земле в свое время доставили астероиды, которые изобиловали промышленным сырьем.
Да, план был прост, но ситуация осложнялась тем, что астероид номер четыре мог, судя по всему, выдержать одно-единственное попадание. Для того, чтобы с наибольшей вероятностью вывести его из опасной зоны, следовало выбрать момент, когда он ближе всего подойдет к Гадесу, то бишь окажется в очередной раз в кольце антиматерии. Естественно, корабль в этом случае будет уничтожен; значит, стрелять надо издалека. Ведь, вдобавок, существовала еще кумулятивная радиация, от которой корпус звездолета не мог защитить при всем желании. Оставалось одно – проникнуть в кольцо, преодолев приблизительно половину расстояния до спутника; причем управлять кораблем должен человек.
Ринндалир приказал включить на полную мощность защитные экраны. Все члены экипажа облачились в скафандры. Бортовой компьютер за долю секунды рассчитал новый курс. Нажав на кнопку на панели управления, Ринндалир зарычал – словно тигр, который увидел своего врага.
На видеоэкране красовался Гадес. Мерцали индикаторы, пищали датчики. Время! Залп! В ту же секунду звездолет развернулся и устремился обратно.
Внезапно раздался оглушительный грохот. Вспыхнуло пламя, язык которого лизнул одного из членов команды. В рубке погасли все огни. Люди будто ослепли. Правда, перед глазами сверкали яркие всполохи, но то была иллюзия, шуточки сознания.
– Прием! – проговорил в интерком Ринндалир, к которому мало-помалу вернулось зрение. – Все целы? Что стряслось? И попали мы или нет?
На его вызов откликнулись двое.
– Милорд, – раздался голос из динамика: говорил капитан второго корабля, – если верить показаниям телеметрических приборов, вы столкнулись с частицей антиматерии величиной с гальку. Она пролетела сквозь корпус и угодила в дюзы.
– Вы можете определить, какую дозу радиации мы получили?
– Точно – нет, но что смертельную, можно сказать наверняка. Честь вам и хвала, милорд!
– За что, за глупость? – усмехнулся Ринндалир. – Ладно, Асилла Арсенийская у меня еще попляшет! – Рубка быстро теряла воздух, который со свистом исчезал в пробоине. – Как залп?
– Точно в цель, милорд. Астероид вышел из кольца.
– Жаль, что я не видел, как это произошло. – Ринндалир переговорил с членами своей команды, которые быстро проверили системы корабля и заявили, что тот способен на малой скорости доползти до Перуна. – Перебирайтесь на другой звездолет, – посоветовал селенарх. – Он вернется домой гораздо быстрее, и вы проживете как минимум несколько месяцев. Согласны?
Разумеется, они ничуть не возражали. На Перуне их ожидали родственники и возлюбленные (впрочем, слово «любовь» не передает всех особенностей того чувства, которое испытывают луняне).
– Значит, нам в разные стороны. – Ринндалиру почудилось, он ощущает, как в организм проникает радиация. Ну и ладно. Судя по показаниям датчиков, он как раз успеет до того, как его начнет тошнить. Он расстегнул ремни, взмыл над креслом, оттолкнулся, выплыл в коридор и добрался до главного шлюза, где уже поджидали спутники. Они помогли Ринндалиру прикрепить к скафандру ракетный движитель. Рядом плавал в невесомости труп погибшего члена экипажа. Ринндалир сделал жест, означавший: «Мы с тобой – одно».
– Милорд, вы не хотите ничего передать?
– Нет. – Ринндалир задумался. – Хотя… Передайте пилоту Кире Дэвис с Деметры… что я ее помню.
– Обязательно, милорд. Легкой смерти!
Ринндалир кивнул, закрыл за собой внутренний люк и открыл внешний. В глаза брызнул свет тысячи звезд. Ринндалир прыгнул в отверстие. Некоторое время он парил в вакууме, наблюдая за кораблем, который постепенно удалялся. Тишину нарушали лишь его собственное дыхание и стук сердца. Развернувшись, он увидел перед собой Млечный Путь.
– Кончено, – проговорил он. От стенок шлема отразилось эхо. Ринндалир сориентировался по звездам, включил движитель и ощутил легкое ускорение. Ледяной мир начал медленно приближаться.
Он вновь очутился в кольце антиматерии. Тут же последовала яркая вспышка. Некоторое время спустя на поверхность Гадеса упал скафандр, внутри которого находился труп.
Поначалу антиматерию производили совместными усилиями. Лунине и бывшие земляне вместе построили заводы в Гефестосе и на орбите второй планеты альфы. Однако вскоре луняне по собственной инициативе стали усиленно развивать производство, что было вполне естественно, поскольку их планы требовали для своего осуществления громадного количества энергии, а их амбиции удовлетворить полностью, казалось, не представляется возможным. Но деметриан поразил размах проекта. Они обратились за разъяснениями к руководителям колонии на Перуне; те в ответ заговорили о звездных экспедициях, но в подробности предпочли не вдаваться. Гатри высказался в том смысле, что луняне озабочены не столько развитием экономики, сколько собственным престижем и соперничеством между своими лордами.
Криоэлектрических ячеек, в которых хранилась произведенная антиматерия, явно не хватало. Когда подсчитали, сколько их нужно, количество оказалось просто-напросто абсурдным. Решение проблемы, которое все же удалось отыскать, как обычно, поражало воображение.
Альфа и бета, притянув к себе проксиму, учинили во внешнем кометном облаке двойной звезды настоящий переполох. Многие кометы умчались в пространство, многие устремились внутрь системы. Планетам и лунам пришлось выдержать жесточайшую бомбардировку; космос заполонили астероиды, куда более многочисленные, чем их собратья из Солнечной системы. Внутреннее же облако приобрело новых членов, что двигались по причудливым, эксцентрическим орбитам, сталкиваясь с другими кометами. Возможно, в результате этих столкновений и возникло небесное тело, обнаруженное впоследствии зондом и названное Гадесом. Оно состояло в основном изо льда, но имело каменистую кору; его масса равнялась приблизительно одному проценту земной, вследствие чего Гадес обладал внушительным полем тяготения. Поскольку же кора астероида не содержала в себе железа, магнитное поле отсутствовало; солнечные ветры на Гадес не действовали, ибо он находился на значительном удалении от обоих светил.
Луняне перебросили избыток антиматерии – прежде всего, антиводорода, а также антигелия и закапсулированных тяжелых ядер – на орбиту вокруг Гадеса. Между антиматерией и окружавшей ее газовой оболочкой находились четыре маленьких астероида, которые поддерживали стабильность этой поистине фантастической комбинации.
Осуществление проекта потребовало громадных затрат, которые, впрочем, не замедлили окупиться. Беспилотные корабли доставляли антиматерию в указанное место и разгружали трюмы в пределах оболочки. Без потерь, естественно, не обходилось, но ими можно было пренебречь; к тому же, оболочка вполне справлялась с ролью защитного экрана, а космические лучи уничтожали такое количество антиматерии, по поводу которого не стоило и переживать. Что касается четырех астероидов, их орбиты, раз в пять или в десять лет, нуждались в корректировке. Для этой цели на каждом из них установили двигатель – менее мощный, чем тот, который позволил переместить астероиды сюда, но вполне способный выполнить поставленную задачу. Корректировкой, как правило, управлял с безопасного расстояния инженер-лунянин.
Антиматерия продолжала накапливаться – пока не грянула катастрофа.
Катастрофой она была с точки зрения математики. Событие, которого никто не предвидел и которое начало цепную реакцию. На Перун поступил сигнал тревоги. Компьютер проанализировал данные и выдал прогноз. Те из лунян, которые сочли, что могут понадобиться, поспешили приготовиться. Тем временем о причине тревоги известили вождей.
Установленные на Гадесе приборы сообщали, что к астероиду приближается большое небесное тело, которое обладает огромной массой; система защиты, успешно предотвратившая несколько столкновений с метеоритами, на сей раз явно бессильна. Обычно сигналы тревоги поступали заблаговременно, и луняне успевали принять меры. Однако это небесное тело двигалось не по эллиптической, а по гиперболической орбите. Скорее всего, комета из внешнего облака, которая, в силу неведомых обстоятельств, приобрела громадную скорость. Роботам с ситуацией не справиться, а люди долететь не успеют…
Конечно, можно было пожалеть об отсутствии систем, которые позволяли бы выдерживать значительно большее ускорение; но жалей, не жалей, что толку? Ведь из ничего подобные системы не появятся; никто и не предполагал, что в них может возникнуть необходимость…
– Свяжитесь с Деметрой, – посоветовали Ринндалиру. – Они доберутся до Гадеса вдвое быстрее нашего.
– Слишком долго придется объяснять, – отозвался Ринндалир. – А мне не хочется посвящать деметриан в наши секреты. Ничего, при ускорении в два g звездолет со специально подобранным экипажем и биосистемой жизнеобеспечения прибудет на место как раз вовремя. Я уже знаю, кого возьму с собой.
– С собой?
– Опыта работы в космосе у меня больше, чем у других.
– Верно, милорд. Ваш бывший партнер, пилот Дэвис…
– Про нее можно не вспоминать. Да, мы многое сделали на благо наших народов, но сейчас я справлюсь сам.
– Простите, милорд, но в вашем возрасте…
– Хватит! Вы предлагаете мне уступить славу, скажем, Асилле Арсенийской? А потом завидовать ей до конца жизни? Ну уж нет! – Ринндалир рассмеялся. – Кроме того, грех отказываться от такого приключения!
Вскоре с Перуна стартовали два звездолета. Ринндалир действовал методом кнута и пряника – то подбадривал, то угрожал и наказывал, а порой откровенно насмехался. И добился своего – все члены экипажей добрались до места назначения живыми и здоровыми.
Альфа и бета, что выглядели всего лишь яркими точками, находились поблизости друг от друга; алая проксима заметно увеличилась в размерах. В космической ночи слабо светился испещренный шрамами шар – Гадес. Если напрячь зрение, можно было различить искорки астероидов-стабилизаторов. Внутреннее кольцо, то есть сама антиматерия, приобрело на видеоэкране голубоватый оттенок; из кольца вырывались молнии – это частицы антиматерии сталкивались с крошечными метеоритами.
Ринндалир прекрасно понимал, что, собственно, происходит, поскольку успел перед отлетом ознакомиться с последним компьютерным прогнозом. Комета вызвала смещение орбиты всех четырех астероидов, и система утратила стабильность. Сильнее других пострадал астероид номер четыре, которого швырнуло прямо во внутреннее кольцо. Аннигиляция высвободила энергию, которая повредила двигатель астероида и расплавила его поверхность; килограммы драгоценного газа улетучивались в пространство, свирепствовала радиация. Словом, в системе царил настоящий хаос. Необходимо действовать, иначе будет слишком поздно; а пока еще есть возможность вернуть три уцелевших астероида на прежние орбиты.
– Мы начинаем, – сообщил Ринндалир капитану второго корабля. – Если у нас не получится, приступайте вы.
План был прост. Чтобы изменить орбиту астероида, в него обычно стреляли ракетой, которую в Солнечной системе называли «гороворотом». На носу ракеты имелся атомный бур; когда снаряд попадал в цель, бур мгновенно выкапывал колодец, в который затем выбрасывалась боеголовка, после чего происходил взрыв, напоминавший извержение вулкана, и астероид перепрыгивал на новую орбиту (потом ее, если требовалось, корректировали менее варварскими способами). Именно таким образом к Земле в свое время доставили астероиды, которые изобиловали промышленным сырьем.
Да, план был прост, но ситуация осложнялась тем, что астероид номер четыре мог, судя по всему, выдержать одно-единственное попадание. Для того, чтобы с наибольшей вероятностью вывести его из опасной зоны, следовало выбрать момент, когда он ближе всего подойдет к Гадесу, то бишь окажется в очередной раз в кольце антиматерии. Естественно, корабль в этом случае будет уничтожен; значит, стрелять надо издалека. Ведь, вдобавок, существовала еще кумулятивная радиация, от которой корпус звездолета не мог защитить при всем желании. Оставалось одно – проникнуть в кольцо, преодолев приблизительно половину расстояния до спутника; причем управлять кораблем должен человек.
Ринндалир приказал включить на полную мощность защитные экраны. Все члены экипажа облачились в скафандры. Бортовой компьютер за долю секунды рассчитал новый курс. Нажав на кнопку на панели управления, Ринндалир зарычал – словно тигр, который увидел своего врага.
На видеоэкране красовался Гадес. Мерцали индикаторы, пищали датчики. Время! Залп! В ту же секунду звездолет развернулся и устремился обратно.
Внезапно раздался оглушительный грохот. Вспыхнуло пламя, язык которого лизнул одного из членов команды. В рубке погасли все огни. Люди будто ослепли. Правда, перед глазами сверкали яркие всполохи, но то была иллюзия, шуточки сознания.
– Прием! – проговорил в интерком Ринндалир, к которому мало-помалу вернулось зрение. – Все целы? Что стряслось? И попали мы или нет?
На его вызов откликнулись двое.
– Милорд, – раздался голос из динамика: говорил капитан второго корабля, – если верить показаниям телеметрических приборов, вы столкнулись с частицей антиматерии величиной с гальку. Она пролетела сквозь корпус и угодила в дюзы.
– Вы можете определить, какую дозу радиации мы получили?
– Точно – нет, но что смертельную, можно сказать наверняка. Честь вам и хвала, милорд!
– За что, за глупость? – усмехнулся Ринндалир. – Ладно, Асилла Арсенийская у меня еще попляшет! – Рубка быстро теряла воздух, который со свистом исчезал в пробоине. – Как залп?
– Точно в цель, милорд. Астероид вышел из кольца.
– Жаль, что я не видел, как это произошло. – Ринндалир переговорил с членами своей команды, которые быстро проверили системы корабля и заявили, что тот способен на малой скорости доползти до Перуна. – Перебирайтесь на другой звездолет, – посоветовал селенарх. – Он вернется домой гораздо быстрее, и вы проживете как минимум несколько месяцев. Согласны?
Разумеется, они ничуть не возражали. На Перуне их ожидали родственники и возлюбленные (впрочем, слово «любовь» не передает всех особенностей того чувства, которое испытывают луняне).
– Значит, нам в разные стороны. – Ринндалиру почудилось, он ощущает, как в организм проникает радиация. Ну и ладно. Судя по показаниям датчиков, он как раз успеет до того, как его начнет тошнить. Он расстегнул ремни, взмыл над креслом, оттолкнулся, выплыл в коридор и добрался до главного шлюза, где уже поджидали спутники. Они помогли Ринндалиру прикрепить к скафандру ракетный движитель. Рядом плавал в невесомости труп погибшего члена экипажа. Ринндалир сделал жест, означавший: «Мы с тобой – одно».
– Милорд, вы не хотите ничего передать?
– Нет. – Ринндалир задумался. – Хотя… Передайте пилоту Кире Дэвис с Деметры… что я ее помню.
– Обязательно, милорд. Легкой смерти!
Ринндалир кивнул, закрыл за собой внутренний люк и открыл внешний. В глаза брызнул свет тысячи звезд. Ринндалир прыгнул в отверстие. Некоторое время он парил в вакууме, наблюдая за кораблем, который постепенно удалялся. Тишину нарушали лишь его собственное дыхание и стук сердца. Развернувшись, он увидел перед собой Млечный Путь.
– Кончено, – проговорил он. От стенок шлема отразилось эхо. Ринндалир сориентировался по звездам, включил движитель и ощутил легкое ускорение. Ледяной мир начал медленно приближаться.
Он вновь очутился в кольце антиматерии. Тут же последовала яркая вспышка. Некоторое время спустя на поверхность Гадеса упал скафандр, внутри которого находился труп.
59
«По мере изучения материальной вселенной становится ясно, что в материи нет особой необходимости. Хотя Солнечная система целиком состоит именно из материи, нам нужна не она, а энергия, которая является ее свойством. Когда Солнце уничтожит на Земле все живое и превратится в красного гиганта, а затем – в белого карлика и наконец погаснет, мы не потерпим ни малейшею урона, поскольку наше местопребывание к тому времени изменится; хотя „местопребывание“ – не слишком удачный в данном случае термин. Мы не планируем новых исследований вселенной, ибо нас гораздо больше интересует интеллект, в частности – теоретическая математика. К сожалению, многое из того, что становится понятно нам, для вас останется загадкой».
Порт-Файербол рос и развивался, однако на улице Хедленд-стрит время словно замерло. Да, на ней появилось несколько новых домов, но все они были тех же скромных размеров и того же архитектурного стиля, что и более ранние постройки. Внизу по-прежнему располагался окруженный скалами пляж на побережье бухты Приюта; из окон открывался вид на океан, когда-то молодые деревца стали взрослыми деревьями. В этот зимний день вязы и клены, казалось, протягивали ветки к свинцово-серым облакам, а зелень хвойных лишь подчеркивала унылость небосвода. Вода отливала стальным блеском, небольшие волны с тихим шелестом накатывались на берег (летом шум прибоя обычно заглушали крики птиц, что гнездились на скалах). В воздухе чувствовалась сырость, которая сулила приближение весны.
Тяжело ступая по мостовой, Гатри – в корпусе, что напоминал закованного в доспехи рыцаря – прошел по пустынной улице (большинство людей находилось на работе, остальные наслаждались домашним теплом), остановился напротив дома Киры Дэвис, повернулся и приблизился к крыльцу. Входная дверь распахнулась; навстречу роботу вышли мужчина и женщина.
– Привет, – поздоровался Гатри в своей обычной манере. – Небось, не отходили от окошка?
– Да, – признался Хью Дэвис. – Нам, конечно, следовало бы принять вас как следует, но… – Он провел пятерней по спутанным волосам.
– Я все равно зайду, – отозвался Гатри, – а вот вам, ребятки, явно не мешает проветриться. Вы слишком долго не выходили из дома.
– Мы как раз собирались уйти, сэр. Нам показалось, вы захотите поговорить с ней наедине…
– Что? Ну-ка, отвечай! Ей стало хуже?
– Вроде бы нет, – ответила Чарисса Дэвис. – Она в сознании, улыбается, ждет не дождется вас, но…
– Долго она не протянет, – прибавил с запинкой Хью. – От силы несколько дней, причем, вполне возможно, скоро впадет в беспамятство. Времени осталось мало, сэр, так что не мешкайте.
– Сэр, – сказала Чарисса, беря мужа под руку, – ради всего святого, не подумайте, что мы устали о ней заботиться. Для нас это – и привилегия, и, прежде всего, удовольствие.
– Ну-ну, – хмыкнул Гатри. – Вы молодцы, ребята. Между нами, я считаю, что человек должен умирать дома, а не в какой-нибудь там больнице. Да, кстати, у вас-то какие дела? – Он часто связывался с Дэвисами, но спрашивал в первую очередь о состоянии Киры, а об остальном обычно забывал.
– Все в порядке, сэр, – откликнулся с улыбкой Хью.
– Позавчера вместе с мамой приехал Майки, – добавила Чарисса.
– Майкл Рудбек, – пояснил Хью. – Сын Тессы и Джека.
– Помню, помню, – пробурчал Гатри. – Ну, и как?
– Они с Кирой влюблены друг в друга, – рассмеялась Чарисса. – Ни на кого не обращают внимания, болтают, играют.
– Значит, уже правнук… Детей, правда, хвалить негоже, но старикам, в отличие от родителей, многое прощается.
– Сэр, – сказал Хью, – у мамы почти не осталось сил. Если вы хотите с ней поговорить, то не теряйте времени.
– Верно, – согласился Гатри. – Ну, счастливо.
– Мы пойдем прогуляемся, – сообщила Чарисса. Ей подумалось, что сейчас им прогулки нужней, чем кому-либо другому; к тому же, они так давно не гуляли вместе. – Вернемся где-нибудь через час. Они ушли, а Гатри вошел в дом. Гостиная, которую он миновал, походила на магазин сувениров: переплетенные компьютерные распечатки, потрепанный плюшевый медведь, модели парусников и звездолетов, крохотный метеорит, кусочек обшивки космического корабля, сверкающий камень с единственной планеты, что вращалась вокруг беты Центавра, и многое другое… На стене висели снимки, в том числе – фотографии нескольких мужчин (Кира называла этот ряд фото «галереей негодяев»). На сегодняшний день в живых из негодяев оставалось двое…
Гатри вошел в спальню. На экране мультивизора, что стоял перед кроватью (с помощью пульта управления Кира могла вызвать из базы данных любую программу), виднелся окруженный березами бело-голубой домик; вдалеке поблескивало озерцо. Судя по всему, Земля, северные широты. Окна спальни выходили в сад.
– Привет, подружка, – проговорил Гатри, подойдя к изголовью кровати.
– Привет, Железный Дровосек, – слабо улыбнулась Кира. Ему пришлось отрегулировать слух, чтобы разобрать ее слова. Она прикоснулась к браслету на запястье. Кровать медленно приподнялась. – Садись.
Робот осторожно сел и взял женщину за руку. Живая плоть утонула в ладони из пластика и металла. Тонкие пальцы, почти прозрачная кожа… Лицо бледное, щеки ввалились, глаза запали и поменяли цвет – из карих стали серыми.
– Gracias, – сказала она. – Поэтому я и попросила тебя прийти. На экране, в человеческом облике, ты, конечно, симпатичнее, зато здесь, со мной, настоящий…
– Это как посмотреть, – ответил он резковато.
– Не переживай. – Усмешка Киры стала шире. – В том, что ты железный, есть свои преимущества. К примеру, мне явно не захочется затащить тебя в постель.
– Гм… – Иначе робот своего удивления выразить не сумел.
– Не притворяйся, в жизни не поверю, что ты настолько наивен! С нашей первой встречи – нет, даже раньше, с самого детства – я жалела, что не родилась в то время, когда смогла бы с тобой переспать.
Порт-Файербол рос и развивался, однако на улице Хедленд-стрит время словно замерло. Да, на ней появилось несколько новых домов, но все они были тех же скромных размеров и того же архитектурного стиля, что и более ранние постройки. Внизу по-прежнему располагался окруженный скалами пляж на побережье бухты Приюта; из окон открывался вид на океан, когда-то молодые деревца стали взрослыми деревьями. В этот зимний день вязы и клены, казалось, протягивали ветки к свинцово-серым облакам, а зелень хвойных лишь подчеркивала унылость небосвода. Вода отливала стальным блеском, небольшие волны с тихим шелестом накатывались на берег (летом шум прибоя обычно заглушали крики птиц, что гнездились на скалах). В воздухе чувствовалась сырость, которая сулила приближение весны.
Тяжело ступая по мостовой, Гатри – в корпусе, что напоминал закованного в доспехи рыцаря – прошел по пустынной улице (большинство людей находилось на работе, остальные наслаждались домашним теплом), остановился напротив дома Киры Дэвис, повернулся и приблизился к крыльцу. Входная дверь распахнулась; навстречу роботу вышли мужчина и женщина.
– Привет, – поздоровался Гатри в своей обычной манере. – Небось, не отходили от окошка?
– Да, – признался Хью Дэвис. – Нам, конечно, следовало бы принять вас как следует, но… – Он провел пятерней по спутанным волосам.
– Я все равно зайду, – отозвался Гатри, – а вот вам, ребятки, явно не мешает проветриться. Вы слишком долго не выходили из дома.
– Мы как раз собирались уйти, сэр. Нам показалось, вы захотите поговорить с ней наедине…
– Что? Ну-ка, отвечай! Ей стало хуже?
– Вроде бы нет, – ответила Чарисса Дэвис. – Она в сознании, улыбается, ждет не дождется вас, но…
– Долго она не протянет, – прибавил с запинкой Хью. – От силы несколько дней, причем, вполне возможно, скоро впадет в беспамятство. Времени осталось мало, сэр, так что не мешкайте.
– Сэр, – сказала Чарисса, беря мужа под руку, – ради всего святого, не подумайте, что мы устали о ней заботиться. Для нас это – и привилегия, и, прежде всего, удовольствие.
– Ну-ну, – хмыкнул Гатри. – Вы молодцы, ребята. Между нами, я считаю, что человек должен умирать дома, а не в какой-нибудь там больнице. Да, кстати, у вас-то какие дела? – Он часто связывался с Дэвисами, но спрашивал в первую очередь о состоянии Киры, а об остальном обычно забывал.
– Все в порядке, сэр, – откликнулся с улыбкой Хью.
– Позавчера вместе с мамой приехал Майки, – добавила Чарисса.
– Майкл Рудбек, – пояснил Хью. – Сын Тессы и Джека.
– Помню, помню, – пробурчал Гатри. – Ну, и как?
– Они с Кирой влюблены друг в друга, – рассмеялась Чарисса. – Ни на кого не обращают внимания, болтают, играют.
– Значит, уже правнук… Детей, правда, хвалить негоже, но старикам, в отличие от родителей, многое прощается.
– Сэр, – сказал Хью, – у мамы почти не осталось сил. Если вы хотите с ней поговорить, то не теряйте времени.
– Верно, – согласился Гатри. – Ну, счастливо.
– Мы пойдем прогуляемся, – сообщила Чарисса. Ей подумалось, что сейчас им прогулки нужней, чем кому-либо другому; к тому же, они так давно не гуляли вместе. – Вернемся где-нибудь через час. Они ушли, а Гатри вошел в дом. Гостиная, которую он миновал, походила на магазин сувениров: переплетенные компьютерные распечатки, потрепанный плюшевый медведь, модели парусников и звездолетов, крохотный метеорит, кусочек обшивки космического корабля, сверкающий камень с единственной планеты, что вращалась вокруг беты Центавра, и многое другое… На стене висели снимки, в том числе – фотографии нескольких мужчин (Кира называла этот ряд фото «галереей негодяев»). На сегодняшний день в живых из негодяев оставалось двое…
Гатри вошел в спальню. На экране мультивизора, что стоял перед кроватью (с помощью пульта управления Кира могла вызвать из базы данных любую программу), виднелся окруженный березами бело-голубой домик; вдалеке поблескивало озерцо. Судя по всему, Земля, северные широты. Окна спальни выходили в сад.
– Привет, подружка, – проговорил Гатри, подойдя к изголовью кровати.
– Привет, Железный Дровосек, – слабо улыбнулась Кира. Ему пришлось отрегулировать слух, чтобы разобрать ее слова. Она прикоснулась к браслету на запястье. Кровать медленно приподнялась. – Садись.
Робот осторожно сел и взял женщину за руку. Живая плоть утонула в ладони из пластика и металла. Тонкие пальцы, почти прозрачная кожа… Лицо бледное, щеки ввалились, глаза запали и поменяли цвет – из карих стали серыми.
– Gracias, – сказала она. – Поэтому я и попросила тебя прийти. На экране, в человеческом облике, ты, конечно, симпатичнее, зато здесь, со мной, настоящий…
– Это как посмотреть, – ответил он резковато.
– Не переживай. – Усмешка Киры стала шире. – В том, что ты железный, есть свои преимущества. К примеру, мне явно не захочется затащить тебя в постель.
– Гм… – Иначе робот своего удивления выразить не сумел.
– Не притворяйся, в жизни не поверю, что ты настолько наивен! С нашей первой встречи – нет, даже раньше, с самого детства – я жалела, что не родилась в то время, когда смогла бы с тобой переспать.