Страница:
Сравнение со стихийным бедствием позволило мне обидеться и направиться к Наташке. Подруга, как и грозилась, прихватила Ромика к себе, а мне не терпелось услышать от него то, что наверняка уже услышала Наташка. В ближайшие планы хирурга Ефимова удовлетворение моего крепнущего любопытства не входило. Он намеренно оттягивал время визита к Наталье, делая вид, что хромает на обе ноги. Причем здоровой – исключительно от усиленной на нее нагрузки. Пятку намозолил. А на языке, как известно, мозолей не набьешь. Что характерно, обращался он ко мне через кошек. Те, довольные повышенным к ним вниманием, сыто жмурились и блаженно урчали – радовались, что на сей раз ни в чем перед Дмитрием Николаевичем не провинились.
Умчалась я со скоростью ураганного ветра. Не иначе как по этой причине сорвала с одной из петель Наташкину калитку. Каюсь: кое-как пристроив ее на место, решила, что Димкино явление следом за мной не за горами, пусть и отвечает за вредительство.
Петляя по дорожке к дому в попытках избавиться от Денькиных лап, я удивилась, что в окнах нет света. Входная дверь была распахнута настежь, и в сумерках я не сразу заметила на открытой веранде Наталью. Подруга сидела, откинувшись в шезлонге, и молча ждала моего приближения. Нонсенс! По меньшей мере трижды ей следовало приструнить псину. Так, чтобы другим было неповадно. Мне, например. Как раз такое количество раз меня под собачьим натиском сносило с дорожки на рабатку с цветами, за повреждение которых для Деньки была установлена уголовная ответственность. Иными словами, долгое и маятное сидение на короткой цепи присобаченной к углу дома.
Я с удовольствием отметила отсутствие комаров. Вымотались, истребители, улетели на покой смотреть голодные сны.
– Тс-с-с… – прошипела Наталья, прикладывая палец к губам. – Ромка спит. А где твой наставник?
– У него сеанс психотерапии. Кошек убаюкивает.
– Мне надо калитку починить. Я ее боком открыла, слегка, а она – блямс!.. И окосела. Ты не стой, садись на кушетку. Только не под горшок с белой бегонией. Мы с Борисом на этом горшке проверяем действие закона земного притяжения. Никому не хочется за ним лезть, чтобы привязать новые веревочки. Я-то понятное дело – старые еще Лешик привязывал. Память. Вот приедет в отпуск и обновит. Если раньше не сбудутся Борины предсказания, что горшок рухнет. Я с ним не спорю. Он любит стоять и любоваться восходом солнца именно в этом месте. Сила привычки. А привычки хоть иногда надо менять. Борис просто ленится. Чаю хочешь?
– А Ромик?
– Он на втором этаже спит. Представляешь, вскоре после нашего с тобой отъезда весь остаток прошлой ночи по дачным окрестностям шлялся. А как там оказался, не помнит. Проснулся весь в росе. Около пяти часов утра заявился домой коротким путем – через дырку в заборе и сразу прошел на кухню. Позавтракал только стаканом жаропонижающего. Какого конкретно, не помнит, но из разряда тех, что в пакетиках, а при растворении на тебя шипят. Когда немного полегчало, решил пойти переодеться, чтобы потом завалиться спать. У лестницы увидел спящего незнакомого человека и решил его разбудить. Боялся, что с минуты на минуту заявится Галина Андреевна. Надо было еще убрать весь мусор, оставшийся после стихийной вечеринки. Баба крутая, могла и оплеуху отвесить. Попробовал мужика потрясти и сразу понял, что это «каменный гость», то есть гость в стадии трупного окоченения. И разумеется, испугался. Но не до потери сознания. Попытался вспомнить поэтапно моменты дружеской попойки. Воспоминания обрывались на том, как он познакомился с отпадной девчушкой, с которой через десять – пятнадцать минут после знакомства решил переспать. По обоюдному согласию. Решение обмыли поцелуем на брудершафт. После этого у Ромика случился полный провал в памяти. В какой-то степени обидно: наше с тобой доброе дело по перемещению его в спальню тоже заспал. Очнулся от холода. Как и говорила, в лесу, под кусточком, но не один. С температурой, насморком и дикой головной болью.
Обнаружив труп, Ромик понял – кому-то из них лучше покинуть помещение. И легче всего сделать это самому Ромику. Хотя бы потому, что он пока еще способен бегать. Мелькнула было мысль вытащить тело и зарыть на участке, но тут же исчезла. Все-таки бывший живой человек. Ясное дело, продолжать жить, сознавая… Бр-р-р… Денька, сидеть! Сидеть, я кому сказала! – Наташка внимательно вгляделась в сгущающуюся темноту. – Ир, кажется, твой Ефимов калитку снес. Причем напрочь. Закон семейного тяготения! Надо же, с какой силой его к тебе тянет. Вместе с калиткой. Геракл несчастный!
– Просто он не закончил цикл нравоучений. Скорее всего, кошки разбежались.
– Может, пригласить его полюбоваться закатом? На Борино любимое место.
– Я не кровожадная. Да и не хочется выслушивать продолжение на тему: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Самое ужасное в том, что Димка прав. Все от моей расхлябанности, как в мыслях, так и в поступках.
– Ну так зачем ему без конца об этом напоминать? Вот у тебя вредные привычки и укоренились… Добрый поздний вечер, Дмитрий Николаевич! Не орите, пожалуйста, Ромик спит. Вы теперь ко мне в дом всегда будете с моей калиткой ходить? Заодно бы уж и весь забор прихватили. А я бы его ночью посторожила. Денька, сидеть, говорю! Все ноги оттоптала. Нельзя лапать Дмитрия Николаевича, а то калитка на него упадет. Закроется, так сказать, в обратную сторону.
– Калитка, между прочим, уже была сломана, – проворчал муж, одной рукой отряхивая невидимую грязь с джинсов. – Найдите мне какую-нибудь проволоку, временно прикручу, а завтра утром капитально сделаю.
– Капитально, это чтобы она совсем не открывалась?
Наташка казалась невозмутимой.
– Так будет проволока, или мне за ней бежать?
Похоже, Димкин запас красноречия иссяк. Ему даже огрызаться не хотелось.
– Сей момент. – Наташка с креханьем поднялась. Сославшись на то, что старость не радость, но хорошо бы до нее нескоро, но все же дожить, потянулась и отправилась на поиски материала, способного держать калитку на привязи. Отсутствовала недолго, но даже в столь короткое время между нами с Димкой установился невидимый и неслышимый контакт, основанный на самобичевании.
– Могу предложить Денькин поводок, Денькину цепь и завалявшийся пояс от Иришкиного халата. Из последнего при желании можно сделать бантик. По-моему, очень оживит калитку. Только не обвиняй жену в растеряйстве. Во-первых, уже надоело, во-вторых, это я его в прошлую субботу случайно украла. Он у Ирины из кармана торчал, я им ваших кошек развлекала.
– Ну, если больше у вас ничего нет… Ириша, помоги Наталье донести рабочий материал. И собаку домой загоните.
Не дожидаясь нас, Димка уверенно зашагал назад обнимая калитку. Стоило надрываться и тащить ее к дому?
Бормоча себе под нос последовательность производимых им действий, старательно приладил калитку к столбу. В ход пошли и цепь, и поводок. Наташка не выдержала, украсила столб бантиком из моего пояса. И тут выяснилось, для того чтобы выйти, нам с Димкой надо демонтировать калитку либо перелезть через забор. Подруга возразила – вдруг погнем сетку? И предложила начать с нуля. То есть все размотать и примотать заново, только с обратной стороны забора. К счастью, я вспомнила про второй выход – прямо в лес через вторую калитку, содержавшуюся на замке. Димка сразу предложил им воспользоваться, поскольку Ромик спит, а значит, расспросить его не удастся.
Не таясь, Наталья скупо поведала о том, что успела выяснить – как романтично провел Ромик минувшую ночь. Обнаружив в доме труп незнакомца, парень в панике позвонил приятелю Толику. Тот спросонья открестился не только от знакомства с покойником, но и от своего присутствия на вечерних посиделках вообще. Немного проснувшись, посоветовал больше никому не звонить, немедленно покинуть территорию привычным путем, иначе говоря, через любую дырку в заборе, а потом вернуться назад официально – через проходную, чтобы из дома тут же сообщить в охрану о страшной находке. Кроме того, необходимо заранее придумать себе алиби на всю ночь. Но тут Ромику со страха послышались на втором этаже чьи-то шаги, скрип ламината. Он насмерть перепугался, пулей вылетел из дома и заметался по участку, не зная, куда податься: то ли назад в лес, то ли к охранникам – сдаваться. Ведь не известно, каким путем он ночью покинул территорию. Скорее всего, через дырку в заборе. Если сейчас его видел кто-нибудь из соседей, вылезать в лес, чтобы снова вернуться через проходную, не стоит. Вывод будет не в его пользу. А вдруг в доме посторонний? Не исключено, что убийца. Возвращаться туда без свидетелей нельзя. И где их взять? Можно рискнуть – дать круг и вернуться через проходную, но как без лишних вопросов обеспечить себе провожатого из охраны?
Ромик вновь позвонил Толику, к тому моменту окончательно проснувшемуся, а посему срочно собравшемуся отчалить в столицу. Не хотелось давать интервью следователю. Встретились они у согласованной дырки в заборе, вместе дошагали до дороги. По пути Роман переоделся – одежду принес Толян. Обсудив свое положение, они пришли к выводу, что нельзя окончательно выпускать ситуацию из-под контроля. Скоро приедет Галина Андреевна, вот пусть и решает загадку с покойником. Лично Роман ничего не видел и ничего не слышал. Вместе с Толяшей спали в летней кухне, что подтвердят родители. Он им попозже перезвонит. Рома от нечего делать проводил приятеля на станцию, а затем вернулся в родной лес и долго сидел в засаде, не выпуская из вида проходную, при этом ругал на все лады припозднившуюся Галину. И не заметил, как заснул. Проснулся внезапно. Кто-то яростно ломился через кусты. Выяснять, кто именно, он не стал. Подался к облюбованной дырке в заборе, удачно расположенной неподалеку от дома. У ворот стояла машина с мигалками и толпился народ. То, что Роман услышал в отношении себя, ему не понравилось. Оказывается, Галина не приехала, поскольку он ее убил, а следом избавился и от лишнего свидетеля. Только не успел спрятать концы в воду. Была и другая версия – убили его самого, няньку, а потом свидетеля. Но у нее было мало сторонников. Больше всего его напугали слова одного из оперативников, предложившего прочесать всю близлежащую территорию.
Ромка отказывался верить в то, что по нему тюрьма скучает. Невелика птица, там и без него народу полно. Где-то слышал – в камерах перенаселение. Но столь хорошо подготовленное «алиби» в отношении прошедшей ночи уже казалось слишком наивным. Решил добраться до Галины, она обязательно что-нибудь придумает.
Галина Андреевна Антипова – подруга матери Ромика помогала его растить и воспитывать едва ли не с момента рождения и без отрыва от производства. Когда-то в юности подруги вместе жили в общежитии швейной фабрики. Сменный режим работы, на которую Галина со временем перешла, позволял ей возиться с Ромиком. Сутки на работе, трое дома – мечта! В то время подруги уже получили комнаты в трехкомнатной коммуналке. Третья комната принадлежала бойкой старушке, она сдавала ее трем молодым девчонкам, считавшимся бедными студентками, но одну из декад каждого месяца жившими на широкую ногу. Поселившись у дочери в качестве активной помощницы по хозяйству, бабулька регулярно наведывалась к студенткам, обеспечивая надзор за их поведением и своевременным внесением в ее пенсионный карман арендной платы.
Больше Наталье ничего выяснить не удалось – Ромик заснул прямо над пятым бутербродом после второй порции салата с третьим куском жареной курицы.
– Ладно. Пусть отсыпается. Утром сообщим о нем следователю, – заявил Димка.
– Ефимов, ты сбрендил! За что его арестовывать-то?
– А кто, кроме тебя, здесь говорит об аресте? Разберутся ребята. Тем более что покойник вполне мог умереть по собственному желанию. Видимых следов насилия на нем не было.
– А невидимых? Их под одеждой могло быть видимо-невидимо.
– Могло. Но врач, осматривавший тело, их не нашел. Мне вообще многое непонятно. Почему, например, покойника увезли, не предъявив для опознания хотя бы дачникам? Такое впечатление, что личность его уже установлена. Меня также настораживает странное состояние Романа, в котором он пребывал ночью. Похоже на наркотическое опьянение. Надо как следует тряхнуть всю эту молодежную компанию. И пусть этим займутся те, кому положено заниматься. Ирина, мне не нравится твоя задумчивость!
– Ир, не обращай внимания, – оперативно среагировала на замечание в мой адрес подруга. – Главное, твой Ефимов отметил – у тебя все-таки есть чем задумываться.
Я сочла необходимым внести уточнение:
– Да посмотрите на часы! И тоже задумаетесь. У меня глаза слипаются. А нам еще партизанить по лесу в обход трех дачных наделов.
– Так я вам фонарик дам, – зевнула Наташка. – Только в нем, кажется, батарейки сели.
– Не стоит. Луной обойдемся, – зевнув следом, отмахнулся Димка. – Романтическое путешествие по…
– Только не сходите с тропинки! – влезла с напутствиями Наташка. – Надежда с крайнего участка пару старых кустов смородины выкорчевала и от любви к порядку на личной территории выкинула их за забор. Они не хуже колючей проволоки. Я ей намекнула, что это непорядок надо сжечь, удобрение опять-таки, а она, оказывается, смородиновые ветки в дело пускает – в чайную заварку добавляет, не хочет источником кустарных витаминов дизайн своих соток похабить. Стойте тут, я за ключом сбегаю.
Димка не послушался и медленно побрел к калитке. Я поплелась следом, отметив, что фонарик в такую ночь и в самом деле ни к чему. Огромная луна, застывшая в верхушках деревьев на противоположной стороне звездного неба как раз над крышей нашего дома, светила с интенсивностью мощного прожектора. Бессребреница. Никакой тебе платы за освещение. И светит всем одинаково. Без всякой энергосбытовой обдираловки!
Порыв налетевшего ветра разбудил мощные лапы елей, они снисходительно качнулись. Легкий шум прокатился над деревьями, возмущенно пискнула какая-то бесцеремонно разбуженная птаха – наверное, чуть не свалилась с ветки, и снова все стихло. Лунные дорожки светлыми полосками пролегли по лесу. Чудо нерукотворное.
– Как хорошо-о-о… – пропела вернувшаяся с ключом Наташка. – Уходить не хочется. Если бы вы меня проводили назад, я бы довела вас до дома.
На сей раз первым зевнул Димка и провел ладонью по лицу, стряхивая сонное наваждение. Следом зевнула я, за мной Наташка. Димка с усилием подавил очередной зевок и заявил, что ему некогда. Тем не менее к своему дому мы с ним шли медленно, сознательно отмечая все, что за повседневной суетой остается за бортом восприятия. Например, неповторимый запах ночного леса, почти идеальную тишину, косые тени деревьев и удивительное одиночество, рожденное родством наших душ.
8
Умчалась я со скоростью ураганного ветра. Не иначе как по этой причине сорвала с одной из петель Наташкину калитку. Каюсь: кое-как пристроив ее на место, решила, что Димкино явление следом за мной не за горами, пусть и отвечает за вредительство.
Петляя по дорожке к дому в попытках избавиться от Денькиных лап, я удивилась, что в окнах нет света. Входная дверь была распахнута настежь, и в сумерках я не сразу заметила на открытой веранде Наталью. Подруга сидела, откинувшись в шезлонге, и молча ждала моего приближения. Нонсенс! По меньшей мере трижды ей следовало приструнить псину. Так, чтобы другим было неповадно. Мне, например. Как раз такое количество раз меня под собачьим натиском сносило с дорожки на рабатку с цветами, за повреждение которых для Деньки была установлена уголовная ответственность. Иными словами, долгое и маятное сидение на короткой цепи присобаченной к углу дома.
Я с удовольствием отметила отсутствие комаров. Вымотались, истребители, улетели на покой смотреть голодные сны.
– Тс-с-с… – прошипела Наталья, прикладывая палец к губам. – Ромка спит. А где твой наставник?
– У него сеанс психотерапии. Кошек убаюкивает.
– Мне надо калитку починить. Я ее боком открыла, слегка, а она – блямс!.. И окосела. Ты не стой, садись на кушетку. Только не под горшок с белой бегонией. Мы с Борисом на этом горшке проверяем действие закона земного притяжения. Никому не хочется за ним лезть, чтобы привязать новые веревочки. Я-то понятное дело – старые еще Лешик привязывал. Память. Вот приедет в отпуск и обновит. Если раньше не сбудутся Борины предсказания, что горшок рухнет. Я с ним не спорю. Он любит стоять и любоваться восходом солнца именно в этом месте. Сила привычки. А привычки хоть иногда надо менять. Борис просто ленится. Чаю хочешь?
– А Ромик?
– Он на втором этаже спит. Представляешь, вскоре после нашего с тобой отъезда весь остаток прошлой ночи по дачным окрестностям шлялся. А как там оказался, не помнит. Проснулся весь в росе. Около пяти часов утра заявился домой коротким путем – через дырку в заборе и сразу прошел на кухню. Позавтракал только стаканом жаропонижающего. Какого конкретно, не помнит, но из разряда тех, что в пакетиках, а при растворении на тебя шипят. Когда немного полегчало, решил пойти переодеться, чтобы потом завалиться спать. У лестницы увидел спящего незнакомого человека и решил его разбудить. Боялся, что с минуты на минуту заявится Галина Андреевна. Надо было еще убрать весь мусор, оставшийся после стихийной вечеринки. Баба крутая, могла и оплеуху отвесить. Попробовал мужика потрясти и сразу понял, что это «каменный гость», то есть гость в стадии трупного окоченения. И разумеется, испугался. Но не до потери сознания. Попытался вспомнить поэтапно моменты дружеской попойки. Воспоминания обрывались на том, как он познакомился с отпадной девчушкой, с которой через десять – пятнадцать минут после знакомства решил переспать. По обоюдному согласию. Решение обмыли поцелуем на брудершафт. После этого у Ромика случился полный провал в памяти. В какой-то степени обидно: наше с тобой доброе дело по перемещению его в спальню тоже заспал. Очнулся от холода. Как и говорила, в лесу, под кусточком, но не один. С температурой, насморком и дикой головной болью.
Обнаружив труп, Ромик понял – кому-то из них лучше покинуть помещение. И легче всего сделать это самому Ромику. Хотя бы потому, что он пока еще способен бегать. Мелькнула было мысль вытащить тело и зарыть на участке, но тут же исчезла. Все-таки бывший живой человек. Ясное дело, продолжать жить, сознавая… Бр-р-р… Денька, сидеть! Сидеть, я кому сказала! – Наташка внимательно вгляделась в сгущающуюся темноту. – Ир, кажется, твой Ефимов калитку снес. Причем напрочь. Закон семейного тяготения! Надо же, с какой силой его к тебе тянет. Вместе с калиткой. Геракл несчастный!
– Просто он не закончил цикл нравоучений. Скорее всего, кошки разбежались.
– Может, пригласить его полюбоваться закатом? На Борино любимое место.
– Я не кровожадная. Да и не хочется выслушивать продолжение на тему: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты». Самое ужасное в том, что Димка прав. Все от моей расхлябанности, как в мыслях, так и в поступках.
– Ну так зачем ему без конца об этом напоминать? Вот у тебя вредные привычки и укоренились… Добрый поздний вечер, Дмитрий Николаевич! Не орите, пожалуйста, Ромик спит. Вы теперь ко мне в дом всегда будете с моей калиткой ходить? Заодно бы уж и весь забор прихватили. А я бы его ночью посторожила. Денька, сидеть, говорю! Все ноги оттоптала. Нельзя лапать Дмитрия Николаевича, а то калитка на него упадет. Закроется, так сказать, в обратную сторону.
– Калитка, между прочим, уже была сломана, – проворчал муж, одной рукой отряхивая невидимую грязь с джинсов. – Найдите мне какую-нибудь проволоку, временно прикручу, а завтра утром капитально сделаю.
– Капитально, это чтобы она совсем не открывалась?
Наташка казалась невозмутимой.
– Так будет проволока, или мне за ней бежать?
Похоже, Димкин запас красноречия иссяк. Ему даже огрызаться не хотелось.
– Сей момент. – Наташка с креханьем поднялась. Сославшись на то, что старость не радость, но хорошо бы до нее нескоро, но все же дожить, потянулась и отправилась на поиски материала, способного держать калитку на привязи. Отсутствовала недолго, но даже в столь короткое время между нами с Димкой установился невидимый и неслышимый контакт, основанный на самобичевании.
– Могу предложить Денькин поводок, Денькину цепь и завалявшийся пояс от Иришкиного халата. Из последнего при желании можно сделать бантик. По-моему, очень оживит калитку. Только не обвиняй жену в растеряйстве. Во-первых, уже надоело, во-вторых, это я его в прошлую субботу случайно украла. Он у Ирины из кармана торчал, я им ваших кошек развлекала.
– Ну, если больше у вас ничего нет… Ириша, помоги Наталье донести рабочий материал. И собаку домой загоните.
Не дожидаясь нас, Димка уверенно зашагал назад обнимая калитку. Стоило надрываться и тащить ее к дому?
Бормоча себе под нос последовательность производимых им действий, старательно приладил калитку к столбу. В ход пошли и цепь, и поводок. Наташка не выдержала, украсила столб бантиком из моего пояса. И тут выяснилось, для того чтобы выйти, нам с Димкой надо демонтировать калитку либо перелезть через забор. Подруга возразила – вдруг погнем сетку? И предложила начать с нуля. То есть все размотать и примотать заново, только с обратной стороны забора. К счастью, я вспомнила про второй выход – прямо в лес через вторую калитку, содержавшуюся на замке. Димка сразу предложил им воспользоваться, поскольку Ромик спит, а значит, расспросить его не удастся.
Не таясь, Наталья скупо поведала о том, что успела выяснить – как романтично провел Ромик минувшую ночь. Обнаружив в доме труп незнакомца, парень в панике позвонил приятелю Толику. Тот спросонья открестился не только от знакомства с покойником, но и от своего присутствия на вечерних посиделках вообще. Немного проснувшись, посоветовал больше никому не звонить, немедленно покинуть территорию привычным путем, иначе говоря, через любую дырку в заборе, а потом вернуться назад официально – через проходную, чтобы из дома тут же сообщить в охрану о страшной находке. Кроме того, необходимо заранее придумать себе алиби на всю ночь. Но тут Ромику со страха послышались на втором этаже чьи-то шаги, скрип ламината. Он насмерть перепугался, пулей вылетел из дома и заметался по участку, не зная, куда податься: то ли назад в лес, то ли к охранникам – сдаваться. Ведь не известно, каким путем он ночью покинул территорию. Скорее всего, через дырку в заборе. Если сейчас его видел кто-нибудь из соседей, вылезать в лес, чтобы снова вернуться через проходную, не стоит. Вывод будет не в его пользу. А вдруг в доме посторонний? Не исключено, что убийца. Возвращаться туда без свидетелей нельзя. И где их взять? Можно рискнуть – дать круг и вернуться через проходную, но как без лишних вопросов обеспечить себе провожатого из охраны?
Ромик вновь позвонил Толику, к тому моменту окончательно проснувшемуся, а посему срочно собравшемуся отчалить в столицу. Не хотелось давать интервью следователю. Встретились они у согласованной дырки в заборе, вместе дошагали до дороги. По пути Роман переоделся – одежду принес Толян. Обсудив свое положение, они пришли к выводу, что нельзя окончательно выпускать ситуацию из-под контроля. Скоро приедет Галина Андреевна, вот пусть и решает загадку с покойником. Лично Роман ничего не видел и ничего не слышал. Вместе с Толяшей спали в летней кухне, что подтвердят родители. Он им попозже перезвонит. Рома от нечего делать проводил приятеля на станцию, а затем вернулся в родной лес и долго сидел в засаде, не выпуская из вида проходную, при этом ругал на все лады припозднившуюся Галину. И не заметил, как заснул. Проснулся внезапно. Кто-то яростно ломился через кусты. Выяснять, кто именно, он не стал. Подался к облюбованной дырке в заборе, удачно расположенной неподалеку от дома. У ворот стояла машина с мигалками и толпился народ. То, что Роман услышал в отношении себя, ему не понравилось. Оказывается, Галина не приехала, поскольку он ее убил, а следом избавился и от лишнего свидетеля. Только не успел спрятать концы в воду. Была и другая версия – убили его самого, няньку, а потом свидетеля. Но у нее было мало сторонников. Больше всего его напугали слова одного из оперативников, предложившего прочесать всю близлежащую территорию.
Ромка отказывался верить в то, что по нему тюрьма скучает. Невелика птица, там и без него народу полно. Где-то слышал – в камерах перенаселение. Но столь хорошо подготовленное «алиби» в отношении прошедшей ночи уже казалось слишком наивным. Решил добраться до Галины, она обязательно что-нибудь придумает.
Галина Андреевна Антипова – подруга матери Ромика помогала его растить и воспитывать едва ли не с момента рождения и без отрыва от производства. Когда-то в юности подруги вместе жили в общежитии швейной фабрики. Сменный режим работы, на которую Галина со временем перешла, позволял ей возиться с Ромиком. Сутки на работе, трое дома – мечта! В то время подруги уже получили комнаты в трехкомнатной коммуналке. Третья комната принадлежала бойкой старушке, она сдавала ее трем молодым девчонкам, считавшимся бедными студентками, но одну из декад каждого месяца жившими на широкую ногу. Поселившись у дочери в качестве активной помощницы по хозяйству, бабулька регулярно наведывалась к студенткам, обеспечивая надзор за их поведением и своевременным внесением в ее пенсионный карман арендной платы.
Больше Наталье ничего выяснить не удалось – Ромик заснул прямо над пятым бутербродом после второй порции салата с третьим куском жареной курицы.
– Ладно. Пусть отсыпается. Утром сообщим о нем следователю, – заявил Димка.
– Ефимов, ты сбрендил! За что его арестовывать-то?
– А кто, кроме тебя, здесь говорит об аресте? Разберутся ребята. Тем более что покойник вполне мог умереть по собственному желанию. Видимых следов насилия на нем не было.
– А невидимых? Их под одеждой могло быть видимо-невидимо.
– Могло. Но врач, осматривавший тело, их не нашел. Мне вообще многое непонятно. Почему, например, покойника увезли, не предъявив для опознания хотя бы дачникам? Такое впечатление, что личность его уже установлена. Меня также настораживает странное состояние Романа, в котором он пребывал ночью. Похоже на наркотическое опьянение. Надо как следует тряхнуть всю эту молодежную компанию. И пусть этим займутся те, кому положено заниматься. Ирина, мне не нравится твоя задумчивость!
– Ир, не обращай внимания, – оперативно среагировала на замечание в мой адрес подруга. – Главное, твой Ефимов отметил – у тебя все-таки есть чем задумываться.
Я сочла необходимым внести уточнение:
– Да посмотрите на часы! И тоже задумаетесь. У меня глаза слипаются. А нам еще партизанить по лесу в обход трех дачных наделов.
– Так я вам фонарик дам, – зевнула Наташка. – Только в нем, кажется, батарейки сели.
– Не стоит. Луной обойдемся, – зевнув следом, отмахнулся Димка. – Романтическое путешествие по…
– Только не сходите с тропинки! – влезла с напутствиями Наташка. – Надежда с крайнего участка пару старых кустов смородины выкорчевала и от любви к порядку на личной территории выкинула их за забор. Они не хуже колючей проволоки. Я ей намекнула, что это непорядок надо сжечь, удобрение опять-таки, а она, оказывается, смородиновые ветки в дело пускает – в чайную заварку добавляет, не хочет источником кустарных витаминов дизайн своих соток похабить. Стойте тут, я за ключом сбегаю.
Димка не послушался и медленно побрел к калитке. Я поплелась следом, отметив, что фонарик в такую ночь и в самом деле ни к чему. Огромная луна, застывшая в верхушках деревьев на противоположной стороне звездного неба как раз над крышей нашего дома, светила с интенсивностью мощного прожектора. Бессребреница. Никакой тебе платы за освещение. И светит всем одинаково. Без всякой энергосбытовой обдираловки!
Порыв налетевшего ветра разбудил мощные лапы елей, они снисходительно качнулись. Легкий шум прокатился над деревьями, возмущенно пискнула какая-то бесцеремонно разбуженная птаха – наверное, чуть не свалилась с ветки, и снова все стихло. Лунные дорожки светлыми полосками пролегли по лесу. Чудо нерукотворное.
– Как хорошо-о-о… – пропела вернувшаяся с ключом Наташка. – Уходить не хочется. Если бы вы меня проводили назад, я бы довела вас до дома.
На сей раз первым зевнул Димка и провел ладонью по лицу, стряхивая сонное наваждение. Следом зевнула я, за мной Наташка. Димка с усилием подавил очередной зевок и заявил, что ему некогда. Тем не менее к своему дому мы с ним шли медленно, сознательно отмечая все, что за повседневной суетой остается за бортом восприятия. Например, неповторимый запах ночного леса, почти идеальную тишину, косые тени деревьев и удивительное одиночество, рожденное родством наших душ.
8
Ночью Дмитрий Николаевич постоянно взбрыкивал и что-то мычал. Не знаю, что ему снилось, но с кровати он меня выжил. Пришлось тащиться со своим одеялом и подушкой в комнату дочери и там приспосабливаться к новым спальным условиям. Приспособилась только под утро, когда решила, что заснуть не на своем месте мне не удастся. И лучше бы не засыпала. Наверное, в свое время я слишком внимательно читала Мориса Дрюона, приобретенного на старательно собранную макулатуру, а позднее проявила излишний интерес к различным публикациям на тему разгрома Ордена тамплиеров. Приснится же такое… Если, конечно, вариации на тему другого Страшного суда – над руководителями Ордена тамплиеров можно назвать сном. Так… Погружение в прошлое с возвращением на короткое время в настоящее, чтобы посмотреть на часы, удостовериться, что еще слишком рано, и снова прикрыть глаза. Не помогали и думы на отвлеченные темы. Все равно мысли возвращались к одному и тому же – картинам из категории «все, что было не со мной, помню».
18 марта 1314 года… Мартовское утро, как отмечал Дрюон, было ясным и солнечным. Даже в полудреме я этому удивилась. Предстоящее событие требовало тоскливой, дождливой погоды. А вместо этого солнечные лучи беззаботно и весело пробивались сквозь главную розетку внутрь собора Парижской Богоматери. Стены собора казались особенно белыми, многочисленные «зайчики», отражавшиеся от металлических нарядов и оружия лучников слепили глаза. Галдела огромная разношерстная толпа горожан, собравшаяся поглазеть на захватывающее зрелище.
Были в ней и сочувствующие, и тайные единомышленники тамплиеров.
Судейская коллегия во главе с канцлером Гийомом де Ногарэ, Великим инквизитором, личным исповедником короля – Рено и Жаном де Мариньи – епископом Санским вершила суд над четверкой высших сановников Ордена. Минуло семь лет с момента разгрома Ордена. Эти годы, проведенные в заточении на цепи, превратили подсудимых в глубоких стариков, изможденных, потерявших счет времени, а их одежду – в ветхие лохмотья. Жуткий контраст одеяниям судей.
Главных еретиков судили на верхних ступенях, ведущих к паперти. Было решено не осквернять собор их присутствием. Внутри, за порогом разместился церковный электорат и служители церкви. Судьи, сидевшие на пороге главного входа, были спокойны и упивались собственной значимостью. Все предопределено. Сам бывший Великий магистр бывшего Ордена Жак де Молэ, жалкий старик, вскоре после ареста не смог устоять против пыток и хитрой словесной паутины обещаний инквизиторов и папы Климента Пятого. Он наверняка повторит признание своей вины по всем пунктам обвинения. А приговор, в котором всем четверым назначается наказание в виде пожизненного заключения, будет выглядеть проявлением высшей милости. Хорошо, что в свое время не выполнили требование папы о передаче руководителей Ордена для папского суда. Их так и не довезли до него по очень убедительной причине – карантина. Зачем испытывать терпение Господа, подвергая Климента Пятого опасности заразиться от больных тамплиеров? Он тоже смертен. И кто докажет, что это причина надуманная? Не известно, каков бы был итог папского суда. Хитрый папа на суд не явился, вместо себя прислал трех своих кардиналов. Боялся неожиданностей в ходе процесса. Их не будет. А приговор полностью отвечает личным интересам короля Франции Филиппа Четвертого – Красивого.
Не только судьи, но и сам Великий магистр тоже был спокоен, несмотря на выкрики из толпы проклятий в адрес всей четверки. Жак де Молэ надеялся, что деятельность Ордена будет оправдана. Иначе к чему эти папские посулы и обещания? Надежда на справедливость жила и в измученных душах трех других стариков. В первую очередь близкого друга и соратника Великого магистра – Жоффруа де Шарнэ, приора Нормандии. Ему, как и Жаку де Молэ, тоже было семьдесят лет, и он также не хотел, чтобы достойно прожитые им годы запачкали гнусной ложью. Двое остальных узников, генеральный визитатор Юг де Пейро и командор Аквитании де Гонвилль, хоть и казались сломленными и равнодушными, но рассчитывали на милость папы и короля. Кому они в таком возрасте и состоянии могут быть опасны?
Ход судебного процесса сразу показал, что ошибаются обе стороны – и судьи, и обвиняемые. Пунктов обвинения было не так много, но в подтверждение вины тамплиеров приводились такие красочные свидетельские показания, что все это напоминало театральную постановку сумасшедшего режиссера с использованием еще более сумасшедших актеров. Напрашивался только один логический вывод: спектакль должен закончиться обвинительным приговором, предусматривающим вероотступникам смертную казнь. Пожизненное заключение и в самом деле будет выглядеть величайшей милостью.
Самым серьезным явилось обвинение в отрицании святости распятия Христа. Все братья Ордена в буквальном смысле плевали на Крест, видя в этой реликвии лишь деревянное орудие пытки и смерти Христа. Поклоняться Кресту было кощунством, что доступно и разъяснялось каждому новичку. Но поклоняться чему-то следовало. Как выяснила Святая инквизиция, тамплиеры поклонялись Сатане в обличье бронзовой головы и в доказательство факта этого богохульства вместо крестика носили на шее веревочку, предварительно обвязанную вокруг идола – головы Бафомета. Такие идолы имелись у тамплиеров в каждой провинции. Объяснение, что прообразом головы Бафомета был отпечаток Святого лика, обнаруженный на Туринской плащанице, инквизиторов, разумеется, не устраивало. Нашлись очевидцы, утверждавшие, что в заседаниях Ордена принимал участие сам Дьявол. Почему-то ему нравилось рядиться в шкуру черного кота. Этот кот прекрасно изъяснялся на французском языке. Случайные свидетели его хорошо понимали без переводчика. Нашлись даже свидетели ритуального поджаривания младенцев – плодов порочной любви незамужних девиц. На этом фоне обвинение в халатности священников Ордена, не освящавщих хлеб перед Святым причастием, выглядело не самым страшным грехом. Просто закономерным и формальным результатом отрицания Святого Креста.
Генеральный визитатор и командор Аквитании эти свидетельства не опровергали. А вот обвинение в гомосексуализме все подсудимые отрицали в один голос, несмотря на приводившиеся жуткие примеры противоестественной связи братьев Ордена. В том числе с растениями и животными. Но ни один из подсудимых так и не пояснил, почему обряд посвящения в члены Ордена предусматривал обязательный поцелуй во все восемь естественных отверстий тела, независимо от ранга целующего. Может, таким образом верхушка Ордена низводила себя до низшего уровня? Братия едина.
Великий магистр и приор Нормандии быстро разобрались в истинной цели процесса. Бесчеловечные пытки и семилетнее заточение сломили тела, но не дух. Сопротивление двух старых друзей было яростным. Под высоким сводом собора Парижской Богоматери звенели их обличающие голоса. Великий магистр, выражая решительный протест против приговора, ставил себе в вину только то, что, не выдержав пыток и угроз, поддался лживым обещаниям и уговорам. А кто бы выдержал?
Толпа разволновалась. Абсурдность некоторых свидетельских показаний, гневные речи Жака де Молэ и Жоффруа де Шарнэ быстро переменили общий настрой присутствующих. Следовало срочно сворачивать действо. Приговор в отношении двух старых бунтовщиков ужесточили.
Филипп Красивый проигрывал Великому магистру. Будучи приговоренным к сожжению, Жак де Молэ не был раздавлен и низвергнут до уровня жалкого смертного богоотступника. Более того, поддерживаемый приором Нормандии, громогласно бичевал участников сфабрикованного процесса. А основания были. И еще какие! Незадолго до разгрома Ордена король лично подарил ему замок Тампль в Париже, где тамплиеры старательно охраняли королевскую казну. Именно туда шли обозы и с имуществом Ордена. А затем Филипп организовал молниеносную компанию по ликвидации на территории Франции всей организации. Осточертела роль вечного должника, взыграла жадность и неумолимое тяготение к богатствам тамплиеров. И еще… Надо было наконец избавиться от гнетущего страха перед могуществом Ордена. Он несравненно сильнее, чем страх за тяжкие грехи перед Богом. За год до этого знаменательного события тамплиеры спасли короля от взбунтовавщейся черни, предоставив укрытие в Тампле. Но ведь он король, второй по званию после Всевышнего. А значит, волен поступать на земле так, как считает нужным. Со Всевышним можно договориться. Великий магистр сам виноват. Ему следовало удовлетворить прошение короля и принять его сына в братство. В число руководителей, разумеется. Или самого Филиппа. Но проклятый святоша понял истинные цели этого прошения и отказал. А ведь король, заняв со временем должность Великого магистра, мог получить право распоряжаться богатством Ордена без всякого кровопролития. И сделать эту должность наследуемой…
Филипп Красивый хорошо помнил момент, когда по-хозяйски вошел в захваченный им Тампль. Трудно сказать, какие истинные эмоции скрывались под его маской. Братья-монахи не препятствовали его вторжению. Вера не позволяла поднять оружие на христианина. Но едва ли королю удалось сдержать ярость, когда приближенные доложили ему об отсутствии в замке сокровищ, которыми он мысленно уже владел.
Семь долгих лет Филипп методично уничтожал тамплиеров по всей Франции, подавая пример решительной борьбы с еретиками другим августейшим особам. Даже король Англии, посопротивлявшись, все-таки прислушался к требованиям папы Климента Пятого. Сыграли свою роль и россказни о злодеяниях храмовников. Орден в Англии утратил свое влияние. Вот что значит иметь под рукой удобного папу! Филипп, можно сказать, своими руками украсил голову Климента Пятого папской тиарой, теперь он просто отрабатывает свой хлеб. И не беда, что римляне нового папу так и не признали. Авиньон, где Климент Пятый обустроил свою резиденцию, с точки зрения расстояния даже удобнее. Беда в другом: место захоронения сказочных богатств Ордена тамплиеров так и осталось тайной.
Несговорчивых Жака де Молэ и Жоффруа де Шарнэ моментально приговорили к смертной казни через сожжение. Чтобы не осталось от неблагодарных еретиков ничего, кроме пепла. Двое других сановников, не выказавших активного сопротивления обвинениям, были «помилованы». Наверное, в какой-то момент они испытали облегчение – право на жизнь, пусть и крайне ограниченное нечеловеческими условиями пожизненного заключения, давало возможность еще какое-то время дышать, следить за сменой утренних и ночных часов, а главное, на что-то надеяться… Когда пытки были позади, смерть страшила.
18 марта 1314 года… Мартовское утро, как отмечал Дрюон, было ясным и солнечным. Даже в полудреме я этому удивилась. Предстоящее событие требовало тоскливой, дождливой погоды. А вместо этого солнечные лучи беззаботно и весело пробивались сквозь главную розетку внутрь собора Парижской Богоматери. Стены собора казались особенно белыми, многочисленные «зайчики», отражавшиеся от металлических нарядов и оружия лучников слепили глаза. Галдела огромная разношерстная толпа горожан, собравшаяся поглазеть на захватывающее зрелище.
Были в ней и сочувствующие, и тайные единомышленники тамплиеров.
Судейская коллегия во главе с канцлером Гийомом де Ногарэ, Великим инквизитором, личным исповедником короля – Рено и Жаном де Мариньи – епископом Санским вершила суд над четверкой высших сановников Ордена. Минуло семь лет с момента разгрома Ордена. Эти годы, проведенные в заточении на цепи, превратили подсудимых в глубоких стариков, изможденных, потерявших счет времени, а их одежду – в ветхие лохмотья. Жуткий контраст одеяниям судей.
Главных еретиков судили на верхних ступенях, ведущих к паперти. Было решено не осквернять собор их присутствием. Внутри, за порогом разместился церковный электорат и служители церкви. Судьи, сидевшие на пороге главного входа, были спокойны и упивались собственной значимостью. Все предопределено. Сам бывший Великий магистр бывшего Ордена Жак де Молэ, жалкий старик, вскоре после ареста не смог устоять против пыток и хитрой словесной паутины обещаний инквизиторов и папы Климента Пятого. Он наверняка повторит признание своей вины по всем пунктам обвинения. А приговор, в котором всем четверым назначается наказание в виде пожизненного заключения, будет выглядеть проявлением высшей милости. Хорошо, что в свое время не выполнили требование папы о передаче руководителей Ордена для папского суда. Их так и не довезли до него по очень убедительной причине – карантина. Зачем испытывать терпение Господа, подвергая Климента Пятого опасности заразиться от больных тамплиеров? Он тоже смертен. И кто докажет, что это причина надуманная? Не известно, каков бы был итог папского суда. Хитрый папа на суд не явился, вместо себя прислал трех своих кардиналов. Боялся неожиданностей в ходе процесса. Их не будет. А приговор полностью отвечает личным интересам короля Франции Филиппа Четвертого – Красивого.
Не только судьи, но и сам Великий магистр тоже был спокоен, несмотря на выкрики из толпы проклятий в адрес всей четверки. Жак де Молэ надеялся, что деятельность Ордена будет оправдана. Иначе к чему эти папские посулы и обещания? Надежда на справедливость жила и в измученных душах трех других стариков. В первую очередь близкого друга и соратника Великого магистра – Жоффруа де Шарнэ, приора Нормандии. Ему, как и Жаку де Молэ, тоже было семьдесят лет, и он также не хотел, чтобы достойно прожитые им годы запачкали гнусной ложью. Двое остальных узников, генеральный визитатор Юг де Пейро и командор Аквитании де Гонвилль, хоть и казались сломленными и равнодушными, но рассчитывали на милость папы и короля. Кому они в таком возрасте и состоянии могут быть опасны?
Ход судебного процесса сразу показал, что ошибаются обе стороны – и судьи, и обвиняемые. Пунктов обвинения было не так много, но в подтверждение вины тамплиеров приводились такие красочные свидетельские показания, что все это напоминало театральную постановку сумасшедшего режиссера с использованием еще более сумасшедших актеров. Напрашивался только один логический вывод: спектакль должен закончиться обвинительным приговором, предусматривающим вероотступникам смертную казнь. Пожизненное заключение и в самом деле будет выглядеть величайшей милостью.
Самым серьезным явилось обвинение в отрицании святости распятия Христа. Все братья Ордена в буквальном смысле плевали на Крест, видя в этой реликвии лишь деревянное орудие пытки и смерти Христа. Поклоняться Кресту было кощунством, что доступно и разъяснялось каждому новичку. Но поклоняться чему-то следовало. Как выяснила Святая инквизиция, тамплиеры поклонялись Сатане в обличье бронзовой головы и в доказательство факта этого богохульства вместо крестика носили на шее веревочку, предварительно обвязанную вокруг идола – головы Бафомета. Такие идолы имелись у тамплиеров в каждой провинции. Объяснение, что прообразом головы Бафомета был отпечаток Святого лика, обнаруженный на Туринской плащанице, инквизиторов, разумеется, не устраивало. Нашлись очевидцы, утверждавшие, что в заседаниях Ордена принимал участие сам Дьявол. Почему-то ему нравилось рядиться в шкуру черного кота. Этот кот прекрасно изъяснялся на французском языке. Случайные свидетели его хорошо понимали без переводчика. Нашлись даже свидетели ритуального поджаривания младенцев – плодов порочной любви незамужних девиц. На этом фоне обвинение в халатности священников Ордена, не освящавщих хлеб перед Святым причастием, выглядело не самым страшным грехом. Просто закономерным и формальным результатом отрицания Святого Креста.
Генеральный визитатор и командор Аквитании эти свидетельства не опровергали. А вот обвинение в гомосексуализме все подсудимые отрицали в один голос, несмотря на приводившиеся жуткие примеры противоестественной связи братьев Ордена. В том числе с растениями и животными. Но ни один из подсудимых так и не пояснил, почему обряд посвящения в члены Ордена предусматривал обязательный поцелуй во все восемь естественных отверстий тела, независимо от ранга целующего. Может, таким образом верхушка Ордена низводила себя до низшего уровня? Братия едина.
Великий магистр и приор Нормандии быстро разобрались в истинной цели процесса. Бесчеловечные пытки и семилетнее заточение сломили тела, но не дух. Сопротивление двух старых друзей было яростным. Под высоким сводом собора Парижской Богоматери звенели их обличающие голоса. Великий магистр, выражая решительный протест против приговора, ставил себе в вину только то, что, не выдержав пыток и угроз, поддался лживым обещаниям и уговорам. А кто бы выдержал?
Толпа разволновалась. Абсурдность некоторых свидетельских показаний, гневные речи Жака де Молэ и Жоффруа де Шарнэ быстро переменили общий настрой присутствующих. Следовало срочно сворачивать действо. Приговор в отношении двух старых бунтовщиков ужесточили.
Филипп Красивый проигрывал Великому магистру. Будучи приговоренным к сожжению, Жак де Молэ не был раздавлен и низвергнут до уровня жалкого смертного богоотступника. Более того, поддерживаемый приором Нормандии, громогласно бичевал участников сфабрикованного процесса. А основания были. И еще какие! Незадолго до разгрома Ордена король лично подарил ему замок Тампль в Париже, где тамплиеры старательно охраняли королевскую казну. Именно туда шли обозы и с имуществом Ордена. А затем Филипп организовал молниеносную компанию по ликвидации на территории Франции всей организации. Осточертела роль вечного должника, взыграла жадность и неумолимое тяготение к богатствам тамплиеров. И еще… Надо было наконец избавиться от гнетущего страха перед могуществом Ордена. Он несравненно сильнее, чем страх за тяжкие грехи перед Богом. За год до этого знаменательного события тамплиеры спасли короля от взбунтовавщейся черни, предоставив укрытие в Тампле. Но ведь он король, второй по званию после Всевышнего. А значит, волен поступать на земле так, как считает нужным. Со Всевышним можно договориться. Великий магистр сам виноват. Ему следовало удовлетворить прошение короля и принять его сына в братство. В число руководителей, разумеется. Или самого Филиппа. Но проклятый святоша понял истинные цели этого прошения и отказал. А ведь король, заняв со временем должность Великого магистра, мог получить право распоряжаться богатством Ордена без всякого кровопролития. И сделать эту должность наследуемой…
Филипп Красивый хорошо помнил момент, когда по-хозяйски вошел в захваченный им Тампль. Трудно сказать, какие истинные эмоции скрывались под его маской. Братья-монахи не препятствовали его вторжению. Вера не позволяла поднять оружие на христианина. Но едва ли королю удалось сдержать ярость, когда приближенные доложили ему об отсутствии в замке сокровищ, которыми он мысленно уже владел.
Семь долгих лет Филипп методично уничтожал тамплиеров по всей Франции, подавая пример решительной борьбы с еретиками другим августейшим особам. Даже король Англии, посопротивлявшись, все-таки прислушался к требованиям папы Климента Пятого. Сыграли свою роль и россказни о злодеяниях храмовников. Орден в Англии утратил свое влияние. Вот что значит иметь под рукой удобного папу! Филипп, можно сказать, своими руками украсил голову Климента Пятого папской тиарой, теперь он просто отрабатывает свой хлеб. И не беда, что римляне нового папу так и не признали. Авиньон, где Климент Пятый обустроил свою резиденцию, с точки зрения расстояния даже удобнее. Беда в другом: место захоронения сказочных богатств Ордена тамплиеров так и осталось тайной.
Несговорчивых Жака де Молэ и Жоффруа де Шарнэ моментально приговорили к смертной казни через сожжение. Чтобы не осталось от неблагодарных еретиков ничего, кроме пепла. Двое других сановников, не выказавших активного сопротивления обвинениям, были «помилованы». Наверное, в какой-то момент они испытали облегчение – право на жизнь, пусть и крайне ограниченное нечеловеческими условиями пожизненного заключения, давало возможность еще какое-то время дышать, следить за сменой утренних и ночных часов, а главное, на что-то надеяться… Когда пытки были позади, смерть страшила.