– Так это она меня имела в виду! – пришла на выручку Наташка, упрекнув следователя в плохом понимании моих слов. – Я с утра не могу успокоиться. Выплакала все слезы на десять лет вперед. – Она шмыгнула носом. – Теперь будет засуха.
   – Не будет! – пообещал Туляков, очередной раз вытер нос платком и поинтересовался, где можно разместиться с элементарными удобствами.
   Я покосилась на ванную комнату, на туалет, делая вид, что обдумываю вопрос, и предложила всем, не разуваясь, пройти в комнату. Кухню исключила сразу, поскольку в морозилке холодильника закалялась как сталь бронзовая Венера.
   Не было сомнений, что у следствия появились новые обстоятельства, которые касаются меня и Натальи, но такого я никак не ожидала. Расположившись в кресле, Туляков открыл свой кейс и предъявил нам фотографию мужчины, при взгляде на которого стало ясно, он уже не жилец на этом свете. Искусный макияж «под жильца» сделан посмертно. Больше всего меня испугали глаза. Один был открыт полностью, второй… Второго не было. Вместо него – огромное и жуткое черное пятно.
   – Кто это? – с ужасом прогудела над моим ухом Наташка и перекрестилась.
   – Похож на вурдалака, – уверенно доложила я и посмотрела на следователя в ожидании подтверждения своей догадки. Нефотогеничный незнакомец наверняка покойник из тамбура.
   – А вы его не узнаёте? – равнодушно поинтересовался Туляков, успевая следить за нами обеими.
   – Теперь будем узнавать, – еще раз перекрестилась Наташка. – В страшных снах.
   Я с готовностью подтвердила слова подруги. Бывшего мужчину никогда не видели.
   – Так и отметим в протоколе, – не меняя интонации, – заявил Туляков. – А эта штучка вам знакома?
   Убрав фотографию, следователь достал из кейса полиэтиленовый пакетик, из которого вытряхнул на столик мой мобильник.
   Моя радость била через край. Теперь не надо восстанавливать по крохам все сведения из телефонной записной книжки. Кроме того, в разделе сообщений имеется парочка великолепных рецептов для дачных заготовок. Но, к моему великому огорчению, Туляков ловко увел у меня из-под носа аппарат, сославшись на то, что он приобрел статус вещественного доказательства и получить его вот так сразу я не смогу.
   – Так и отметим в протоколе, – оживившись, повторил он, выразительно взглянув на сопровождающих, игравших роль понятых. – Ефимова Ирина Александровна опознала мобильный телефонный аппарат в качестве принадлежащего лично ей. В таком случае, Ирина Александровна, как вы можете объяснить тот факт, что он найден в кармане убитого мужчины, обнаруженного в тамбуре?
   А заодно…
   Он намеренно долго копался в недрах своего кейса, действуя нам на нервы.
   – Заодно и вот эта замечательная фотография.
   Снимок и в самом деле был отличным. Выглядели мы с Наташкой, как две звезды, позирующие перед камерами в самом выгодном ракурсе. Правда, наличие двух билетов, которые демонстрировала Всевышнему счастливая Наташка, немного отдавало стоп-кадром из рекламного ролика. Этакий призыв гражданам для полного счастья пользоваться Российскими железными дорогами. А вот стоявший на заднем плане Тимур выглядел озабоченным. Да и Кэтька была какая-то неправдоподобно деловая. Создавалось впечатление, что они прикидывали, сколько денег может находиться в чужом бумажнике, который случайно попался им под ноги на выходе, и не привязана ли к нему веревочка.
   – Салавелий Викторович, а можно мы оставим этот снимок себе? – застенчиво поинтересовалась Наташка. – Моему мужу ни разу не удавалось сфотографировать меня так, как я выгляжу на самом деле. Ир, тебя несколько приукрасили, но все равно – похожа. Наверное, такой тебя Ефимов и видит, раз до сих пор ревнует.
   – Минуточку!
   Туляков слегка хлопнул ладонью по стеклянной поверхности журнального столика, и я автоматически вскинула руки вверх. Говорю же, непроизвольная реакция на утренний инцидент. Двое понятых с ухмылкой переглянулись, но промолчали.
   – Это лишнее! – рассердился следователь. – Здесь не театр. – (Можно подумать, я и не догадываюсь, что нахожусь в собственной квартире.) – Прошу пояснить, почему в карманах якобы неизвестного вам убитого мужчины найдена ваша фотография и мобильный телефон?
   – Было бы хуже, если бы в наших карманах обнаружили мобильник и фотографию этого мужика! – взорвалась Наташка, огорченная обломом с получением снимка. – Странное решение: устанавливать личность погибшего преступника по нашим фотофизиономиям. Да мы его в первый раз видим! И в последний, – обернулась она ко мне за поддержкой.
   Я тут же развела руки в стороны, мол, сочувствуем, но врать не будем. Труп за уши не притянешь ни к кому из наших знакомых. Даже случайно он не отмечен галочкой в памяти.
   – Возможно убиенный был вором-маньяком, – разошлась Наташка. – Выудил из кармана растяпы Ефимовой мобильник, пока она торчала столбом в ожидании билета, а снимок сделал на память. Довольные лица двух ничего неподозревающих идиоток были призваны тешить на досуге его больное самолюбие.
   – Возможно, – с готовностью согласился следователь и потребовал полного отчета о поездке: когда, куда, откуда, с кем и зачем ехали.
   После нашей правдивой исповеди, у Савелия Викторовича появилась масса дополнительных вопросов. Умолчали мы только о Венере. Раз она принадлежит Тимуру, пусть они с Катериной сами с ней разбираются. Достаточно и того, что у следователя возникло предположение о наших фотогеничных лицах как досадной помехе фотографу. Просто ненужный фон. Фактически убитого интересовали именно Тимур с Катериной. Лично я пришла к такому выводу сразу, как только увидела снимок.
   – Когда же убитый успел отпечатать фотографию? – спросила я у Наташки. Смотреть в глаза следователю не хотелось, хотя вопрос адресовался ему.
   Ответили оба. Туляков скупо: «Успел!», Наташка пространно, со ссылкой на «мыльницу», выдающую моментальные снимки, качество которых, увы, оставляет желать лучшего. Наш оказался удачным только потому, что такие замечательные лица при всем желании невозможно испортить. А если фотографировавший пользовался цифровой камерой, то оперативники обнаружили ее в его карманах и распечатали уже позднее. Вот только зачем в таком случае врать нам о готовом снимке, найденном у вора?
   Следователь сделал вид, что вопроса не слышал. Получив от Натальи номер мобильного телефона Тимура, Туляков повеселел, но в нашем присутствии звонить ему не стал. Заручившись автографами под протоколами, быстро откланялся, наказав нам не покидать в ближайшее время столичный регион.
   Едва «бригада» ретировалась, Наталья позвонила сладкой парочке. Ответила Кэт. Поток красноречивой информации, который вылила на нее подруга, был столь сумбурным и мощным, что молчание абонента было оправданным. Тем более что выражений Наташка не выбирала. Не выбирала она их и по части преступного молчания Кэт, весьма агрессивно напоминая, что каждая секунда оплачивается. Хотя я на Кэтькином месте тоже бы не разговорилась. Ну что можно ответить на вопрос: «За что Тимур пришил мужика в тамбуре?» Под конец Наталья сделала окончательный вывод: ни одна Венера не стоит человеческой жизни. Вот тут Кэтька и ожила:
   – У Тимура есть любовница Венера? Чушь собачья! Этого не может быть, поскольку никакого мужика он к тамбуру не пришивал.
   Настал черед онеметь Наташке. А Кэтька соловьем разливалась, советуя Наташке то ли выспаться, то ли проспаться. Пришлось взять продолжение разговора в свои руки. Вместе с мобильником.
   – Катерина, умолкни! Рекламная компания Тимуру завершилась. Жди звонка следователя. Учти, мы ничего не сказали о Венере, которую ты сунула мне в сумку.
   Кэтька разошлась не на шутку:
   – Да что вы там обе, рехнулись?! Я подкинула тебе любовницу Тимура, которой у него нет?! И при чем тут какой-то следователь?
   Меня обдало волной жара.
   – А что ты бездумно пихнула перед отъездом в мою сумку? – рявкнула я, перебивая поток нелестных отзывов в свой адрес.
   – Тапки! Пакет с тапками, понятно?! На пакете лохматый лев с разинутой пастью. Зубную пасту рекламирует. Я их в этот пакет сунула, не вынув из него журнал. Тимур сам мои вещи утрамбовывал, а я косметичку потеряла, пришлось все перерывать и заново укладывать. Соответственно, все не вмещалось. Кстати, косметичка потом под столом нашлась. Тут как раз Тимур вернулся, сумку схватил и, напомнив мне, что молнию положено закрывать, потащил ее в машину. В какой момент пакет с журналом и тапками попал в твою сумку, не помню, не о том думала. Зачем они мне на норвежской лыжне? Надеюсь, вы их не потеряли? Тимур уверен, что тапки при мне и надежно спрятаны в вещах. Просто в моем состоянии они – лишняя роскошь. Все время порывается на них полюбоваться. Как могу, отвлекаю. Тапки точно у вас?
   – Не знаю… – слегка охрипнув от предыдущего надрыва, пролепетала я. – Наверное, так и лежат в пакете с журналом. Мы вещи еще не разбирали.
   – Где тапки?! – продолжала орать Кэтька. – Они залог нашей семейной жизни. А еще журнал. Там у Тимура очень важные статьи! Короче, немедленно разберите вещи! Вопрос жизни и смерти… Успокойся, Тимочка, я и не заметила, как ты вошел. Тебе нельзя волноваться, да и нет повода, все в порядке.
   – Все в порядке! – отозвалась я слишком нервно для эха. Разумеется, Тимуру нельзя волноваться. А мне можно. Так сказать, большая проблема с больной головы на здоровую… – Катерина, слушай меня внимательно и не перебивай. Ты знаешь, что в нашем поезде произошло ЧП – убили какого-то мужика. В его кармане обнаружили фотографию, на которой запечатлены мы с вами. У вас есть пара минут, чтобы придумать ответ на вопрос следователя – почему. Мы уже ответили чистую правду: не знаем. Не хочется думать о вас плохо, но думается. Кажется, вы нас подставили.
   Вместо Кэтьки ответил Тимур. Теперь уже он убеждал меня, что все в порядке. Главное, тапки и журнал целы. В отличие от мужчины. Как только полегчает, они с Катериной немедленно вернутся в Москву. Отдых явно «удался».
   Чувствовалось, что речь дается ему с трудом, и я постаралась быстренько прервать разговор на положительной ноте, пожелав сладкой парочке счастливого пути домой.

6

   – Ну кто тебя просил сочинять небылицу? – в третий раз спрашивала меня Наташка, всплескивая руками после каждого слова. И тут же выдавала свои однобокие версии ответа. Как ни крути, получалось, что язык мой – враг наш, и вовсе не язык, а помело.
   – Я только предположила, что журнал по-прежнему может быть вместе с тапками в пакете, – наконец удалось мне пробиться через частокол Наташкиных обвинений.
   – Надо было не предполагать, а честно сказать, что ничего подобного в сумке не нашлось. Ни с тапками, ни без. Кэт и Тимур до момента возвращения имели бы время свыкнуться с этой неприятностью. Самое главное, нас-то при этом рядышком с ними не было. Ударная волна гнева долго не держится. По возвращении выплеснули бы пару ведер словесных помоев, мы бы сделали вид, что обиделись. Пара месяцев размолвки – вот тебе и решение вопроса. В общем, теперь сама выпутывайся. Одна надежда – при встрече голова Тимура не выдержит нового потрясения. Угробит стоматолог либо нас, либо Кэтьку, либо сам скопытится.
   – Лучше сам. Нечего разбрасывать все свои вещи где попало.
   – Вот так ему и скажешь при встрече! Блин, со всех сторон неприятности! Ирка, твоя сумка – настоящий контейнер для мусора. Тебе пора таскать ее на шее прямо перед собой, чтобы самой отслеживать, что в нее норовят запихнуть.
   – Бронзовый «мусор» на миллионы тянет! А тапки с журналом, судя по Кэтькиной истерике, вообще дороже жизни, – запальчиво заявила я и тут же осеклась. Бросив короткий взгляд на часы, отметила время и известила Наташку, что до отхода тамбовского поезда осталось чуть больше часа. Подруга поняла все, как надо.
   К тому моменту, когда мы, запыхавшись, подлетели к шестому вагону, это время исчислялось пятью минутами. Не следовало нам опрометчиво ловиться на удочку частного извоза. Пробок на дороге хватало, водитель все время норовил их избежать, выискивая пути объезда проблемных мест. И никак не хотел мириться с тем, что не один он такой умный. Основную часть времени ехали с бешеной скоростью телеги, в которую по ошибке впрягли пьяного возчика. У станции ближайшего метро не выдержали и, рассчитавшись с водителем, покатили подземным транспортом.
   У вагона ждал очередной облом. Вместо знакомой проводницы на платформе притоптывал ногами усатый молодой человек в форменной одежде. Наш стремительный налет мигом пресек его топотушки, он автоматически потребовал билеты.
   – Мы ехали сюда с другим проводником, женщиной, – притормаживая мной у поручня, сказала Наташка.
   Проводник вскочил в вагон и хмуро предложил нам сдать билеты в кассу, если нас не устраивает такая «женщина», как он. Другой нет и не будет.
   – Почему? – требовательно поинтересовалась Наташка.
   Решив немного смягчить общее впечатление от Наташкиной агрессивности и начиная подозревать, что с проводницей случилось нечто из ряда вон выходящее, я торопливо разъяснила ситуацию: утром случайно оставили в своем купе кое-какие вещи и только сейчас спохватились.
   – Я ничего не знаю, – буркнул проводник и, опровергая свое заявление, выдал: – Прямо повальная забывчивость. Праздники, что ли, на людей так действуют? Обратитесь в бюро находок, обычно вещи забывчивых пассажиров сдаются туда. Отойдите от вагона, через две минуты отправление.
   – Это не совсем обычная вещь, – отрывая меня от поручня, наставительно заметила Наташка. – Где нам найти проводницу?
   – Послезавтра утром обратитесь к начальнику поезда, – сухо ответил молодой человек, выразив намерение закрыть дверь. И закрыл бы, да покосился на меня. Скорее всего, опасался, что в безумном намерении затормозить отправление поезда, опять вцеплюсь в поручень. Ну а я, как нельзя кстати, представляла собой объект, на который без слез не взглянешь, а если взглянешь, забудешь про все на свете. Про технику безопасности тем более. Про нее всегда первым делом забывают. Не мудрено. Горестно покачиваясь из стороны в сторону, я думала о том, что проводница стала очередной жертвой неведомого убийцы. Зачем ему свидетели?
   Последнюю минуту проводник из жалости ухлопал на сеанс моей релаксации, убеждая не беспокоиться за утраченную вещь. Пруткова Галина – человек честный и порядочный, если что-то нашла, обязательно вернет. Заболела она. Это ж надо додуматься, зимой шляться в плаще, пусть даже и с подстежкой. Вытащив мобильник, он скороговоркой предложил запомнить номер Галины. Только ни в коем случае не рассекречивать источник информации. Поезд тронулся, а мы все бежали за вагоном, сверяя цифры номера. Возвращаясь назад, продолжали бормотать его вслух, несмотря на то что Наташка занесла данные в свой мобильник.
   Звонить Прутковой вот так сразу с платформы не решились. Следовало отдышаться и выбрать правильный тон. Я продолжала шумно радоваться тому, что проводница жива, просто немного нездорова. Признаки простуды появились еще в пути. А может, у человека пересменка и на ее «улице» короткий праздник выходных дней. Задуматься над словами проводника о повальной забывчивости пассажиров не удосужилась, для меня забывчивость – явление обычное. Самой крупной потерей следовало считать пуловер, который я закончила вязать в одном из речных круизов на теплоходе, в расчете подарить его мужу. К тому времени Димка этот подарок видеть не мог, потому как из-за него не мог видеть меня – «обвязалась», не поддаваясь на призывы порадоваться жизни. Спустя короткое время после окончания круиза, выяснилось – пуловер остался в каюте. На память. Сказать, что Димка расстроился, не могу. По-моему, даже обрадовался лишнему поводу подчеркнуть свое превосходство. Все свелось к тому, что судьба меня осчастливила, преподнеся такого супруга в качестве подарка. Я вынужденно согласилась. На его беду, при Наталье. Подруга, не задумываясь, заметила, что подарки, в основном, дарят такие, какие самим не нужны. Чтобы потом не обзавидоваться. Дня три Димка демонстративно с ней не общался…
   Крупные хлопья снега, на которые расщедрилась погода, мешали рассуждать в правильном направлении. Наташка уныло заметила, что на даче сейчас сказочная красота. Даже без магистрального газа, которым в два счета можно обеспечить отопление садового дома. Жаль, что эти «два счета» – первый за подводку к участку, второй за окончательные работы – непомерно велики. Осознание масштаба расходов будет постоянно мешать созерцанию падающего с небес нерукотворного великолепия. В конце концов снежинками можно любоваться и в городе из окна квартиры. Даже вечером, достаточно лишь выключить свет. К тому же надо позвонить проводнице Прутковой. А я удачно вспомнила о завалявшемся дома старом мобильнике. Оставалось только приобрести сим-карту, что мы безотлагательно и сделали.
   Тактику переговоров с Прутковой окончательно так и не утвердили. В метро мешал шум, но кое-что оговорили. В частности, исключили вариант словесного напора – отдайте содержимое пакета со львом по-хорошему. В лифте отметили непригодность версии о том, что тапочки и журнал – последний привет покинутого мужа сбежавшей жене. Чужая просьба, которую мы не можем не выполнить. Дома у него коза, семеро козлят и трое детей.
   – А тапки – заговоренные, – вздохнула я. – Призваны указать беглянке единственно-правильный путь, то есть обратную дорогу к дому, из которого она сбежала. Дурь несусветная.
   На этом мы остановились. Вместе с лифтом. Двери с шуршанием открылись, высветив в темноте лестничной площадки прямоугольник. Возникло непреодолимое желание укатить на первый этаж, вызвать от консьержки электрика, с ним и вернуться на свой этаж. Я даже потянулась рукой к кнопке, но тут металлическая дверь общего коридора открылась, явив нам новый источник света и ангела спасения в лице и фигуре Анастас Ивановича. За ней сразу не различили тщедушного Степана Ивановича, которому она обеспечивала поддержку своим присутствием на пути к мусоропроводу.
   Забыв про свою миссию охранника собственного мужа, Анастас Иванович удивленно ахнула и прижала руки к груди. Отпущенная на свободу дверь постаралась вернуться в исходное положение, но была остановлена мощным толчком ноги соседки. Несколько припозднившийся с выходом Степан Иванович споткнулся о подставленную любимой женой ногу и только благодаря нашей оперативности был своевременно перехвачен до момента торможения лбом о бетонный пол. Но не совсем удачно. Прерванный полет был таковым только для соседа. Мусорный пакет, вылетев из его рук, с ускорением полетел дальше. Пара секунд – и от места стыковки пакета с неизвестным мужиком, выбравшим неподходящий момент для проявления любопытства и высунувшимся из закутка с мусоропроводом, раздалось громкое «бум!!!». Следом мы услышали резкий вскрик, сопровождаемый звонким «блямс-бахом». Пакет с мусором благополучно приземлился. Кабина лифта закрылась, значительно сократив видимость. Он ровно загудел, подчиняясь новому вызову.
   Лично у меня не вызывало сомнений, что мужик дожидался нас с Наташкой, причем не с добрыми намерениями. С ними удобнее наносить визиты при полном освещении и открыто, а не прячась за мусоропровод. Следовало немедленно бежать и спасаться в квартирах, но мы поступили с точностью до «наоборот». Охваченные яростью, бросили Степана Ивановича на половине пути к восстановлению в полный рост – а куда ему торопиться! – он покорно растянулся на полу. Сами же необдуманно кинулись к мужику, вписавшемуся в угол между окном и дверью, ведущей на лестничную клетку. В ту минуту не думалось, что он может быть вооружен. Не решаясь покинуть свой светоносный пост, Анастас Иванович трубила общий сбор по подъезду, с пола что-то верещал Степан Иванович. Это придавало уверенности – все-таки мы с Наташкой не одни.
   Мужик, схватившийся руками за голову, скрытую капюшоном, был силен. Наш наскок заставил его забыть про травму. Молниеносное движение одной правой руки, и мы с Наташкой отлетели назад, прихватив с собой восставшего с пола соседа. Врезавшись в стопор – Анастас Ивановича, раскатились в разные стороны и шлепнулись, уже не мешая друг другу, кто как сумел, но, благодарение судьбе, без потерь и крупных приобретений. Пара синяков – умеренная плата за безрассудство. Пока собирались воедино, не было времени отследить бегство мужика, но оставалась надежда, что он не успел удрать из подъезда.
   Наташка вытащила мобильник, подхалимски напомнила аппарату, что специально долбанулась о стенку левым, а не правым боком, где он спокойно отлеживался в кармане, но вызвать милицию не успела – сверху и снизу подлетела соседская подмога. Женская часть осталась с нами, а отважные мужчины рассыпались по лестничным пролетам в поисках вора. Или насильника. Кому как нравилось обзывать злоумышленника. Под шумок Степан Иванович выкинул в мусоропровод поднятый с пола пакет.
   Как назло, лифт был занят, а когда он освободился и нашим глазам предстала испуганная консьержка с судорожно зажатыми в руке ключами от своей каморки, стало ясно, – «семафор» залетному гастролеру открыт. Он уже сверкает пятками зимних сапог в пределах уличной недосягаемости, что, собственно, и подтвердили возвращающиеся к нам добровольцы-преследователи. Воодушевленные силой коллективизма и собственным бесстрашием, они делились несбывшимися планами коренной ликвидации у преступника склонности к воровству и насилию. Одни собирались его придушить, затем оторвать ему голову и кое-что еще, другие – укоротить руки, размазав по стенке либо выкинув с семнадцатого этажа, хотя прятался он на нашем тринадцатом. Последнее обстоятельство не замедлила напомнить Наташка. Какой смысл тащить урода на семнадцатый этаж, если он прекрасно может долететь вниз и с тринадцатого. Гул голосов стих, и все сразу вспомнили о консьержке.
   Пожилая полная женщина принялась рьяно отстаивать факт добросовестного выполнения своих сторожевых обязанностей. Всех жильцов знает наперечет и посторонних в подъезд не пускает. А вот то обстоятельство, что у многих домофоны неисправны, ее не касается. Практически каждый день то к одним, то к другим заявляются курьеры с доставкой заказанных по Интернету товаров. Не со всеми заказчиками удается связаться по домофонам. Но и в таких случаях она требует от курьеров предъявления накладных. Здорового мужика в куртке с капюшоном видела. Причем не один раз и не одного по счету. В подъезде таких пруд пруди. Многие, кроме пожилых пенсионеров, обходятся без шапок. Некоторые и капюшоном не прикрываются.
   – Антонина Андреевна, а кто-нибудь из курьеров недавно заходил в подъезд? – пробился наконец разумный голос молодого паренька с пятнадцатого этажа. Надо же, когда только успел так вымахать? Все время был маленьким школьником и вдруг…
   – Из курьеров? – отвлеклась консьержка. – Не было. Работник милиции проходил. По документам.
   – В коричневой куртке с капюшоном? – Паренек, кажется, его Алешей зовут, не отставал.
   – Совершенно верно, куртка была темной. С капюшоном. А сам он весь снегом запорошенный. И торопился очень.
   – А при вас он назад возвращался?
   – Назад? Точно не могу сказать. Я отходила чайник налить. Кто-то, наверное, выходил. Но мне главное кто входит, а не кто выходит.
   Не оборачиваясь, Антонина Андреевна нажала кнопку лифта и, сославшись на то, что и так задержалась, уехала вниз.
   Несколько минут мы обсуждали милицию, которая за последнее время оборзела. То тут то там вскрываются факты милицейского беспредела. Хорошо осведомленные соседи уверяли, что беспредел был всегда, только о нем умалчивалось. Согласились и с этим, поскольку в доказательство приводились жуткие факты, почерпнутые из прессы или телевизионных откровений. Затем встал вопрос об обоснованности коммунальных платежей. Он в любую тему вписывается. Консьержек не касались, оплата их труда идет не из нашего кармана. Народ постепенно расходился, а в душе оставалось теплое чувство признательности за помощь и поддержку. Ведь казалось, хоть живем впритык друг к другу, но одновременно в полной изоляции.
   Проводив последних добровольцев, мы с Анастас Ивановичем и ее заскучавшим супругом коллективно закрыли входную дверь, не забыв порадоваться своей предусмотрительности. Пару месяцев назад заменили ее металлической, которую так просто с налета не возьмешь.
   – Кстати, Анастасия Ивановна, а что такого было в вашем бронебойном мусоре? В момент выбило мужика из его бандитского плана нападения! – поинтересовалась Наташка, замешкавшись с ключами у своей квартиры.
   – Банка с желтой краской, – услужливо подсказал Степан Иванович. – Трехкилограммовая. Случайно на балконе забыли, она и перемерзла. А еще… – Он немного помедлил и виновато посмотрел на жену. – Настюша, железная гирька вся проржавела, я уже говорил тебе, ее никак нельзя использовать в качестве груза на квашеную капусту…
   – Фига себе! – Наташка нечаянно выронила ключи. – Крепкая, однако, у бандита голова. Хотя неизвестно – а вдруг он ею где-нибудь на улице и притормозил. Головокружение от неуспеха.
   – С нашей стороны это была самооборона! – убежденно заявила Анастас Иванович. – Чтобы мы с вами делали, три слабые несчастные женщины, если бы не правильные действия моего мужа?! И я хочу обратить особое внимание на недавний налет к вам якобы милиции. Склонна предположить, что это была воровская разведка! Сейчас так много «оборотней». Пойдем, Степушка, – она обиженно повернулась к нам задом, – я выну из морозилки курочку.