Над городом возносился огромный храм, посвященный Августу, украшенный статуями императора и богини Рима. Еще большие статуи были воздвигнуты при входе в кесарейскую гавань.
   Город был заселен двумя общинами – евреями и грекоязычными сирийцами. Стычки между молодежью быстро переросли в яростную вражду двух народов. После того как Кесарея стала местом пребывания римского прокуратора, здесь был размещен римский гарнизон, состоявший преимущественно из тех же сирийцев, которые неизменно вступались за своих соплеменников. Наместники также были склонны брать их сторону.
   Когда войска Гессия Флора вторглись в Иерусалим и там начались волнения, кесарийцы-греки воспользовались этой ситуацией: они напали на кесарийцев-евреев и перебили их. Немногие спасшиеся были по приказу Флора схвачены римскими солдатами и, как пленные, помещены в помещение корабельных верфей.
   Это вызвало общее возмущения и нападения на греков по всей Иудее. Греческие погромы повлекли за собой новые еврейские. Иудейское восстание дало греческим обитателям палестинских и сирийских полисов повод расправиться со своими еврейскими согражданами. Случившееся в Кесарее повторилось в Тире, Птоломаиде, Аскалоне… Не дожидаясь каких-либо указаний из Рима, греки напали на своих еврейских сограждан и безжалостно их истребляли. Особо можно отметить ситуацию в Дамаске, где длительное сосуществование привело к столь тесным связям между общинами, что замыслившие избиение еврейских сограждан жители города должны были хранить свой план в тайне от собственных жен. Еще более драматичной была судьба еврейских граждан Скифополя, которые выступили на стороне греков против отрядов восставших, но через три дня были истреблены своими же союзниками.[32]
   Впрочем, и независимо от войны греков и евреев в Иудее уже образовалась религиозная партия зелотов – то есть ревнителей. Эта партия не допускала возможности жить под римлянами и только искала предлога к восстанию. Не было бы именно этого – непременно нашелся бы другой, чуть попозже.
   От зелотов отделилась самая крайняя их секта – сикарий. Сикарии, от латинского sicarii, то есть «кинжальщики», сжигали долговые документы, освобождали рабов и подстрекали их убегать к ним… В общем, это было восстание простонародья, враждебное даже средним законопослушным слоям. Любопытно, что в числе вождей сикариев был Менахем, сын вождя зелотов, Иуды Галилеянина.
   Далеко не все евреи так уж жаждали вести с римлянами войну, тем более войну на уничтожение. Синедрион иудейских первосвященников был в ужасе от поведения зелотов. Он считал римское господство намного меньшим злом.
   Фактически восстание зелотов было национально-освободительным движением и социальной революцией одновременно. Иудея оказалась в состоянии гражданской войны. Еще до того, как напасть на римлян, зелоты несколько дней воевали со сторонниками Синедриона, а потом устроили жуткую резню в городе.
   В мае 66 года зелоты напали на римлян под Иерусалимом. Легионы осторожно отступили, а зелоты пришли в восторг от собственной победы. В ноябре 66 года наместник Сирии Цестий Галл пошел на Иерусалим, не смог взять города и отступил. Иудеи рассказывали, что истребили чуть ли не все войско Цестия Галла. У римлян нет таких сведений. Они почему-то считали, что Цестий Галл увел свои легионы, и правильно сделал – незачем губить солдат, если иудеи сами режут друг друга.
   Первая карательная экспедиция римлян потерпела полное поражение – но не потому, что иудеи были сильнее, а потому, что римляне недооценили масштабов восстания. Они думали, что имеют дело с кучкой фанатиков, а оказалось – с массовым народным восстанием.
   Размещенные в Сирии части не могли справиться с зелотами, и тогда римляне двинули настоящую армию – порядка 60 тысяч человек во главе с Веспасианом Флавием.
   Как во время любой колониальной войны, операции римлян против иудеев больше всего напоминали драку взрослого с ребенком. Опытные солдаты, прошедшие школу войны в Галлии и Германии, дрались упорно и умело. Закованные в железо, вооруженные и обученные самым совершенным для того времени способом, римляне воевали с иудеями так же, как испанцы – с голыми индейцами в уборах из перьев, а немецкие рыцари с западными славянами, надевавшими на голову черепа соплеменных зубров вместо шлемов и стрелявшими стрелами с костяными наконечниками.
   Иудеи бросались в бой с отчаянием людей, защищающих свою землю, помноженным на ярость религиозных фанатиков. Увы им! Римляне не испарялись в воздухе от самых горячих молитв, а Й’ахве не очень спешил лично явиться на выручку своим верным сынам. Не прогремела колесница с упряжкой крылатых огненных коней пророка Илии, центурионы Веспасиана Флавия не превращались в соляные столпы.
   Вырубая иудеев короткими мечами-гладиусами, выдавливая их с поля боя железным строем легионов, римляне неизменно обращали в бегство противника, даже сильно превосходящего их числом – как позже британцы индусов. Оставляя за собой поля, дымящиеся от крови жертв, римляне несли очень небольшие потери; за семь лет войны легионы в Иудее потребовали только одно пополнение. Такие пополнения требовались по традиции, если в легионах недоставало 10% солдат.
   Многие современные еврейские историки любят рассказывать о чудовищных потерях, которые нес Рим. Скажем, американский раввин Даймонт[33]. Это очень увлекательные рассказы, но, боюсь, абсолютно недостоверные. Мало ли что мистеру Даймонту так хочется.
   Число же погибших иудеев оценивался примерно в миллион – в треть населения страны. Из этого миллиона только около ста тысяч погибли на поле боя – остальные умерли от голода, были истреблены римлянами или покончили с собой, не желая сдаваться. Многие из них убивали сначала жен и детей, потом сами следовали за ними. Число этих самоубийц, к сожалению, крайне трудно установить сколько-нибудь достоверно.
   Единственные, кто спасся при штурме Иерусалима, – это христиане. Было ведь сказано Христом: «Скоро разрушится сей город, и не останется камня на камне». Христиане поверили и ушли из Иерусалима заранее. А кого Й’ахве решил погубить, тем не дал пойти за Христом.
   После того как Веспасиан стал императором, в 69 году во главе армии стал его сын, Тит Флавий. Тит впервые в истории применил то, что можно назвать «тактикой выжженной земли» – в мятежных областях он сжигал посевы, вырубал оливковые рощи и фруктовые сады. Тит Флавий осадил Иерусалим и здесь тоже вырубил все леса вокруг города. «Земля обнажилась, как целина», – красиво сказал Иосиф Флавий[34]. Впрочем, уникальные бальзамовые деревья вырвали с корнем сами иудеи: иудеи не хотели, чтобы деревья достались врагу. После пяти месяцев осады, в августе 70 года, Тит Флавий взял мятежный город штурмом, разрушил его и сжег Иерусалимский храм. Тогда и были уничтожены бальзамовые деревья.
   Восставать против римлян было безумием, сущей бессмыслицей со стороны зелотов. Иудея не могла не быть раздавлена – и ее раздавили по всем правилам воинского и политического искусства.
   В 73 году пала Масада, последняя твердыня сикариев. Не желая сдаваться и не имея сил воевать, сикарии перебили друг друга. Когда римляне ворвались в крепость, в ней было всего пятеро живых существ: две женщины и три ребенка. Вообще-то, сикарии убили всех женщин и детей в крепости, и почему они оставили в живых именно этих, никому не известно.
   Впрочем, до конца неизвестно, что именно произошло в Масаде. В книге Иосифа Флавия ни на арамейском, ни на греческом языках не употребляется слово «самоубийство». Он говорит лишь о «предании смерти» или «убийстве». Возможно, сикарии перебили детей и женщин, а потом кинулись на римлян.
   Кстати говоря, эти религиозные фанатики вели себя несколько странно… Израильские археологи не обнаружили на Масаде массового захоронения. Останки двадцати пяти человек, обнаруженных там, израильтяне с честью предали земле по полному военному церемониалу. Только вот беда – скелеты нашли в типично римских погребениях, в окружении свиных костей.
   До сих пор солдаты израильской армии приносят присягу в Масаде… Но это говорит уже не о том, что произошло в крепости, а о феноменах сознания современных израильтян.
   После штурма Масады мятежная провинция замирилась на долгие сорок лет, до очередного восстания.

Вторая Иудейская война

   В 113 году, в правление императора Траяна, вспыхнуло еще одно еврейское восстание. Восстали евреи и в Иудее, а одновременно на Кипре, в Египте, Киренаике, в Антиохии. Масштаб его далеко не таков, как Иудейская война, но и с этим восстанием пришлось провозиться три года, снимая легионы с фронтов Парфянской войны. Во время этих событий римляне снесли до основания второй Храм в Иерусалиме и огромную синагогу, которой александрийские евреи так гордились.
   Иудеи воспользовались войной, которую вела Римская империя? Этот удар в спину был отвратительным предательством, изменническим поступком? Несомненно!..
   В той же степени, в которой со стороны Армии Крайовой и бандеровцев было использовать войну между СССР и Третьим рейхом. Положение поляков и украинцев было даже хуже, потому что их били все и с обеих сторон – и нацисты, и коммунисты. Иудеи же для Парфянской империи оказались очень полезным элементом, ценнейшей «пятой колонной» внутри Римской империи. Парфяне охотно снабжали иудеев оружием, а беженцев из Римской империи так же охотно принимали у себя. Такой страны не было в тылу ни у поляков, ни у украинцев в 1939—1945 годах!
   Кстати, на Кипре восстание иудеев помогали подавлять местные греки и другие народы. Они-то под Парфию ну совершенно не хотели.

Третья Иудейская война

   В 132 году, через шестьдесят лет после взятия Иерусалима Титом Флавием, вспыхнуло восстание Бар-Кохбы. Это восстание тоже соединяло в себе черты социальной революции, гражданской войны и национального движения. Бар-Кохба объявил себя мессией – ни много ни мало! Заодно он объявил себя потомком царя Давида – то есть претендовал на верховную светскую власть.
   Синедриону Бар-Кохба нравился еще меньше зелотов. Для христиан он был лжемессией. Народ опять оказался расколот, римляне опять применили тактику «выжженной земли». Император Адриан бросил в бой своего полководца Севера, уже прославленного на Дунае.
   В 135 году последние повстанцы были окружены и истреблены до последнего человека. Бар-Кохба погиб, и труп его никогда не был найден. У меня нет никаких причин так думать, кроме интуиции, но уверен – очень многие народные вожди хотели бы такой судьбы. Подумайте сами – народный вождь в последнем бою рубится вместе со всеми, и исчезает! Никто не может сказать, где его могила, никто не может сказать, что видел его труп.
   После восстания Бар-Кохбы страна была разорена еще страшнее, чем Титом Флавием: войска Севера вырубали оливковые рощи и сады, сжигали посевы, истребляли скот, сжигали любые строения. «Они превращают все в пустыню, и называют это умиротворением», – писал великий Тацит про своих соотечественников.
   Хочется верить, что для самого Бар-Кохбы и его сторонников и соратников зрелище родины, превращенной в пепелище, было необыкновенно сладостно и возвышало их религиозные чувства. Потому что «умиротворенная» Иудея и впрямь больше всего напоминала пустыню, а численность населения упала с 1 300 000 до 750 000 человек (до 69 года в Иудее жило порядка 3 миллионов человек).
   На какое-то время государственным преступлением было объявлено само исповедание иудейской религии. Считается, что разрушения Первого храма Навуходоносором и Второго храма Титом Флавием произошли в один и тот же день, соответствующий 9 Ава еврейского календаря.
   Традиция приурочила к этой дате и падение последнего оплота Бар-Кохбы – города Бетар, символически приравняв данные события.
   Это было полное крушение надежд на возрождение Храма и еврейской государственности. К тому же иудеев окончательно выселили из Иерусалима и центральной части Иудеи. Власти запретили евреям даже посещение Иерусалима, на месте которого был построен новый римский город Элия Капитолина. Исключением являлся только день скорби – 9 Ава, когда евреям разрешалось подойти к развалинам Храма, чтобы оплакать свою судьбу.
   Адриан запретил само название «Иудея», и провинцию переназвали – Сирия-Палестина. Святой Иероним в IV веке по Рождеству Христову писал: «Иудея, теперь называемая Палестиной…» Многие историки именно с этого времени, с 135 года, ведут отсчет еврейской диаспоры.

Особенности Иудейских войн

   Иудейские войны интересны и необычны, как проявление утробной неспособности части евреев жить в империи. Племена галлов и иберов, даки, иллирийцы, сиканы, реты, народы Востока – все они вовсе не жаждали становиться частями Римского мира. Все они воевали жестоко, отчаянно, отважно.
   Но в конце концов Рим победил их, и они подчинились империи. Покорившись, племена могли искать способа сохранить свою культуру и язык. Скажем, иберское племя васконов решило: не переходить на латынь! И не перешли. Потомки васконов – это современные баски. Единственные потомки древних иберов, которые до сих пор говорят на не понятном никому древнейшем иберийском языке.
   Но и васконы искали способы более комфортно жить в империи, сохранить язык и культуру… И только.
   Иудеи диаспоры тоже оказались вполне в состоянии принять империю и жить в ней. Особенно евреи западных областей, говорившие на латыни.
   А вот восточные – явно не способны войти в империю.
   Парадоксально – но все могут, а вот евреи как раз и не могут!
   Почему?!
   Объяснить это можно лишь одним: пафос евреев слишком велик. Греки считали их «народом философов», в империях Селевка и Птолемея евреи занимали некое особое положение. Римляне плевать хотели, философы они или нет. Для римлян евреи – одни из прочих. «Как все». А этого евреи органически не способны снести.
   Они так убеждены в своей правоте, в своем праве учить и указывать, что не могут снести такого «принижения». Настолько убеждены в своей исключительности, богоизбранности, особенности, что предпочитают смерть отказу от этого мифа.
   Как писал об этом Тацит: «Иудеи были единственными, не желавшими покориться, и это усиливало ненависть к ним».[35]
   Многое в Иудейских войнах очень напоминает коллективное самоубийство. Явление это встречается чаще, чем кажется. Народ не может больше жить так, как считает «единственно правильным», и приговаривает сам себя к уничтожению. Уже в 1960-е годы так умерли некоторые племена индейцев Южной Америки: не хотели переходить к земледелию.
   Джунгли становились все беднее, реки перестали кишеть рыбой… А возделывать землю они упорно не хотели. Одно из племен напоило детей и стариков ядом, потом сами пили яд и ложились в тени хижин: умирать.
   Другое племя перебило детей, чтобы не продолжили племя вопреки воле старших.
   Мы решили умереть! Слушайтесь и умирайте! Потом взрослые тесно сели на площади, чтобы чувствовать тепло друг друга. Пока были силы, пели песни, рассказывали легенды и мифы племени. И умирали от голода.
   …Примерно так же ведут себя иудеи, безумно бросаясь на Рим. Несть числа случаям самоубийства, убийства жен и детей, бессмысленного расточения имущества, сожжения зданий и посевов. Неимоверное количество слепой веры в то, что божественные силы защитят евреев и спасут.
   Даже во времена последнего сражения за Иерусалим, когда воины Тита уже штурмовали храмовые укрепления, жители города не могли поверить: неужели это святое место подвергнется разрушению?! Конечно, нет! Вот они, Знамения спасения! Не видите?!
   Некий пророк повелел им подняться в Храм, чтобы увидеть там эти знамения. Многие его послушались, и около шести тысяч человек, большинство из них женщины и дети, вошли под колоннаду уже горящего храма. Все эти шесть тысяч погибли под развалинами рухнувшей колоннады. Но ведь и рухнула колоннада не сразу вся. Небось многие могли бы еще спастись… но не спасались.[36]

Евреи – не невинные жертвы!

   Не надо видеть в евреях невинных бедняжек, которых бьют, а они только плачут. Война 115—117 годов началась в точности, как война 66—68 годов: как противостояние евреев диаспоры с их греческими и египетскими соседями. Причем евреи первыми взялись за оружие. За считаные недели боевые действия охватили огромные территории Киренаики, Нижнего Египта, Кипра. Восставшие осадили Александрию. В самой Александрии греки устроили погром еврейской общине. В то же самое время римские войска, находившиеся на территории Парфии, столкнулись с раздражением против них здешних евреев, что спровоцировало конфликт и в этом регионе. Показательно, что александрийский историк Апиан называет эти события просто: «Иудейская война».[37]
   Насколько это правда, трудно сказать, но египтяне вполне серьезно рассказывали о людоедских наклонностях евреев. Археологи обнаружили папирус с письмом Евдамос – матери стратега Аполлония, которая просит богов не допустить, чтобы иудеи зажарили ее мальчика[38]. Дион Кассий пишет: «…иудеи в Кирене и окрестностях ее… истребляли римлян и эллинов: мясо их ели, кишками их препоясывались, в кожу их одевались, а иных многих распиливали надвое от самой макушки, а иных отдавали диким зверям, а иных принуждали биться навроде цирковых поединщиков, и так погубили общим счетом двести двадцать тысяч. И в Египте творили они много сходного, а еще на Кипре предводительствуемые неким Артемионом, так что сгубили они на сем острове двести сорок тысяч людей…»[39]
   Возможно, тут и преувеличение. Но и многие другие источники, подтверждаемые археологическими данными, говорят о страшных разрушениях и опустошении африканских земель. Орозий сообщает, что эти территории были заселены вновь лишь после того, как император Адриан вывел туда новые колонии[40]. Жители Оксиринфа спустя еще много лет отмечали годовщину победы над восставшими евреями как самый радостный праздник.[41]
   К сожалению, все обстоятельства великой войны африканской диаспоры и Кипра остаются неизвестными. Как пожар, эта война опалила огромные территории, унесла жизни тысяч и тысяч людей, но из всех событий сохранилось только то, что была осаждена Александрия, и сам факт разгрома. В Талмуде запечатлелось лишь одно замечание, посвященное событиям этого времени: «и текла кровь по морю в сторону Кипра, и прибавлялась».
   Римляне подавили восстание. Легионам помогало ополчение греков и огреченных туземцев. Но римляне вовсе не «встали на сторону» греков и не были «против евреев».
   Когда погромы устраивали греки, римляне всякий раз стремились их остановить и наказывали зачинщиков. Единственное исключение – император Калигула. Он самым благосклонным образом принял делегацию александрийцев, после того как при попустительстве наместника Флакка они устроили избиение своих еврейских сограждан. Однако у самих римлян Калигула справедливо пользовался репутацией безумца, страдающего манией величия.
   Иосиф Флавий с полным основанием связывал римскую и иудейскую политику этого императора: «он лишил свою родину ее благороднейших мужей. И на Иудею распространилось его нечестие…»[42]. Правители Рима, оставившие о себе более достойную память, действовали совсем по-другому.
   Преемник Калигулы – Клавдий специальным указом подтвердил права евреев Александрии и наказал инициаторов погрома. Таким же образом поступали и знаменитые враги евреев – Траян и Адриан. Побеждая в иудейских войнах и подавляя восстания, они пресекали погромы. Разбирая дела о столкновениях евреев с греками в Египте, вставали на еврейскую сторону, вплоть до казни греческих возмутителей спокойствия.[43]
   Когда незадолго до 115 года перед Траяном предстали еврейская и греческая делегации александрийцев, император счел греков «недостойными его приветствия, за то, что они позволили себе такие жестокие поступки по отношению к евреям».[44]
   Греческие подданные решительно не могли понять логику поведения римских властей и полагали, что стали жертвами еврейских интриг. Один из организаторов александрийского погрома 38 года Исидор заявлял, что наказавший его император Клавдий является сыном еврейки Саломеи, а осужденный Траяном грек Гермаиск, организатор погромов, уверял, что римский сенат «наполнен безбожными жидами».[45]
   Думаю, сказанного уже достаточно. Становится очевидно: римляне не были антисемитами. Антисемитами были греки и египтяне.
   Римляне плохо понимали евреев и в большинстве своем относились к ним то с иронией, то с плохо скрытым презрением. Так, довольно глухая, да еще и мятежная провинция. Диковинные люди, не желающие понимать, как надо «правильно» жить, да еще кидаются, как дикие звери.
   Но римляне были справедливы. Они не позволяли одним подданным обижать других подданных. Даже если обидчики были на них похожи, а обижаемые – дикими и малопонятными. Римляне были внимательны к традициям покоренных ими народов и никогда не пытались навязать им своих религиозных установлений, ограничиваясь вполне формальными церемониями, символизировавшими идею подданства.
   Безусловно, в реальном мире всегда находилось место для самоуправства, жестокости и корыстолюбия тех или иных недобросовестных администраторов, однако общие идеалы имперского управления были вполне благородными. Вот как наставлял Плиний Младший одного из чиновников, который отправлялся в провинцию Ахайя: «Чти богов основателей и имена богов, чти древнюю славу и ту самую старость, которая почтенна в человеке и священна в городах. Воздавай почет древности, воздавай его великим деяниям, даже мифам. Не умаляй ничьего достоинства, ничьей свободы, не останавливай даже хвастливых речей».[46]
   Плиний также говорил о главной идее провинциального управления: «Плохо, если власть испытывает свою силу на оскорблениях; плохо, если почтение приобретается ужасом: любовью гораздо скорее, чем страхом, добьешься ты того, чего хочешь».[47]

Римляне о евреях

   Первый римский автор, оставивший обвинения в адрес евреев, – Марк Туллий Цицерон, во время своего пребывания на Кипре слушал лекции греческого философа Аполлония Молона, особо известного своими антисемитскими убеждениями.
   Тацит в своей «Истории» пишет о корпоративной замкнутости евреев, их эгоизме, скупости и тут же – о поклонении ими статуе золотого осла. В точности как его информатор, грек Мнасей Патарский. Поэт Ювенал оставил целую серию пренебрежительных высказываний о еврейских нравах. Но о жителях Сардинии и каппадокийцах он отзывался еще более презрительно. А самые его ехидные стихи относятся не к евреям, а к римлянам, усвоившим иудейский обычай соблюдения субботы.[48]
   Был ли Ювенал антисемитом? С таким же основанием можно назвать его антигаллом, антивифинцем, антихалдеем, антиармянином, антикаппадокийцем, антилидийцем и прочее, прочее. Безусловно также, что антиегиптянином и антигреком он был куда в большей степени, но самое пылкое недоброжелательство Ювенал испытывал к своим римским согражданам. И в 14-й сатире главная тяжесть обвинения относится не к евреям, которые сами по себе поэту не так уж и интересны, но к римским поклонникам иудейских обычаев, которые, как полагает Ювенал, могут превратить своих сыновей в евреев. Эта, к слову сказать, весьма сомнительная перспектива кажется Ювеналу ужасной и позорной, однако собственно евреев он не любит среди всех прочих, и даже менее многих прочих.