Разумеется, героические иудеи совершили много новых славных подвигов. Например, один из сыновей Мататии, Элиазар, убил мечом боевого слона в 164 году до Р.Х. при битве у города Бет-Цура. Слон рухнул на героя и раздавил его[35]. Не советую читателю проявлять излишнюю доверчивость: длина меча не позволяет заколоть слона – лезвие слишком коротко и попросту не может дойти до жизненно важных органов. Если бы в истории упоминалось копье – еще о чем-то говорить имело бы смысл… Хотя и с копьем трудно подойти к боевому слону, который все время меняет направление. Ну ладно, сын Мататии был необычайно силен и в такой же степени стремителен, слон просто не успел от него убежать. Но резать слона мечом… Это напоминает историю, с помощью которой Дж. Дарелл отомстил противному местному охотнику: как на его бабушку напал бешеный дромадер и она задушила дромадера голыми руками.
   Хотя, конечно, «истинный ариец» все может, это давно известно, и нет таких препятствий, которые не преодолели бы большевики. Послушайте! Может, Элиазар задушил этого препротивного слона? Или завязал ему хобот узлом, после чего слон задохнулся? Так бы и говорили…
   Как и во время всех смут, происходило множество совершенно отвратительных историй. Вот одна из них: сирийский царь Антиох Сидет подговорил зятя иудейского князя Симона Птолемея убить тестя и самому занять его престол. Птолемей заманил родственников к себе в крепость Док, близ Иерихона, якобы на пир. Там Симона и его сыновей убили, а свою тещу Птолемей держал в заточении как заложницу. Предусмотрительный Птолемей, явно годящийся в восточные владыки не хуже Артаксеркса или Мордухая, послал убийц и к старшему сыну Симона, Иоханану Гиркану, но его предупредили, и он вовремя сбежал.
   Иоханан тоже годился в восточные владыки и несколько раз подходил с сильной армией к замку Доку, где затаился Птолемей. А Птолемей каждый раз выводил на крепостную стену свою тещу и маму Иоханана и обещал ее зарезать, если Иоханан будет себя вести не по понятиям. В конце концов Птолемей, оставленный сирийцами без помощи, бежал из Иудеи, но тещу все-таки напоследок зарезал.
   Иоханан же повел себе очень неплохо для человека, в одночасье потерявшего отца, мать и двух братьев. Впрочем, у него к тому времени были взрослые сыновья, Аристовул и Антигон. Дети с греческими именами у явного хасмонея – это меня необычайно радует. Душевное здоровье – все-таки очень привлекательное качество! Даже для восточного владыки.
   Иоханан с помощью удачливых сыновей завоевал земли самаритян и идумеев и насильственно обратил их в иудаизм под страхом изгнания и смерти.
   Тут есть некоторое противоречие… С одной стороны, иудейская традиция появление царя Ирода Великого рассматривает как наказание за это насилие. Царь Ирод захватил власть в 37 году до Р.Х. с помощью римлян, прославился жестокостями, чрезмерными даже для той эпохи и для Востока. Родом же царь Ирод был идумеянин… Вот, мол, заставили идумеян идти обрезаться в иудаизм, а потом к самим же иудеям эта жестокость вернулась. Что ж! Получается красиво, интересно, немного мистично и сохраняет некоторое благородство тона.
   С другой стороны, эдомиты «с течением времени слились с евреями…»[36]. И получается, что связывать происхождение Ирода с насильственным обрезанием его далеких предков – это примерно то же самое, что считать Смутное время 1605–1612 годов наказанием за крещение татарских предков Бориса Годунова.
   Или, в той же логике, события 1917 года – карой Божьей за женитьбы русских царей на немецких княжнах. Логика та же – то есть вопиющее отсутствие логики, лишь бы потешить свои стереотипы да попугать самих себя ужасами ассимиляции.
Партии
   Была ли политика Эпифана погромом? Были ли погромами действия хасмонеев? В любом случае получается, что громили не только греки евреев, а и наоборот. А что самое пикантное, евреи громили евреев.
   И дальше в том же духе: только-только ослаб пафос освободительной борьбы, как иудейское общество распалось по крайней мере на три партии – саддукеев, фарисев и ессеев. Все они были готовы в любой момент кинуться резать друг друга.
   В таких случаях полагается говорить: «Все образованное общество распалось». Но в том-то и дело, что образованный слой у евреев того времени громаден, не меньше трети, а то и половины всего мужского населения. Партии не были чисто верхушечным, столичным или придворным изобретением, «распадалась на партии» очень значительная часть всего народа.
   Название партии саддукеев происходило от имени первосвященника Садика, или Цадика. Потомки этого первосвященника стояли во главе этой партии. Саддукеи отстаивали ту версию иудаизма, которая бытовала до Вавилонского плена, – с храмом, первосвященниками, обязательными жертвоприношениями. Они не отрицали синагоги, но считали ее чем-то глубоко второстепенным. Для них не было важно толкование священных текстов и споры о том, как понимать то или иное место в Библии.
   Само воскрешение из мертвых, суд по делам человека, существование рая и ада оставалось для них очень сомнительным делом. «В тот день приступили к нему саддукеи, которые говорят, что нет воскресения…» – свидетельствует апостол Матфей (Мф. Глава 22, стих 23)[37].
   Фактически саддукеи стояли за то, чтобы иудеи оставались своеобразным, но ничем не выдающимся народом Древнего Востока. В чем-то народом даже более примитивным, чем египтяне или вавилоняне – те-то уже давно не сомневались в существовании загробного суда… Хотя и не очень представляли, что из себя представляет этот суд и к каким последствиям приводит.
   Такой народ Древнего Востока вполне мог не бояться эллинизации – ассимиляция не угрожала его основным ценностям. И саддукеи стояли за широкие заимствования из эллинской культуры.
   Фарисеи, то есть «обособленные», «отделившиеся», и впрямь последовательнее других стояли за обособление евреев. Для них был не столь важен храм, сколько синагога и устные народные предания и запреты. Фарисеи считали необходимым строжайшим образом соблюдать эти требования традиции – и записанные в Библии, и устные, до самых мельчайших деталей. В воспаленном воображении фанатиков казалось невероятно важным помнить о каждой, самой мельчайшей частности. Фарисеи охотно помогали больным и бедным, но притом не просто так, а для сплочения общества.
   Из рядов лично скромных, ученых, социально активных фарисеев выходили ученые, толкователи Библии, учителя, предприниматели. Глубокая религиозность и нравственные добродетели фарисеев несомненны. Но они – что поделать? – в полном соответствии с положениями иудаизма и впрямь считали самих себя людьми, достигшими пределов совершенства. Раз выполняют закон – что еще надо? Они уже угодны Богу, они уже с ним. Такая позиция производила… не самое благоприятное впечатление.
   Фарисеи отстаивали ту версию иудаизма, которая сложилась в диаспоре… но не как мировую религию.
   А была еще партия ессеев, то есть «совершающих омовение», или «врачующих». Это была очень странная партия, которую правильнее всего назвать «партией углубления иудаизма».
   Ессеи стояли в стороне от любых общественных или государственных дел, посвящая себя исключительно делу личного спасения. На самих себя они смотрели, как на сословие «святых», очень беспокоились о своей телесной «чистоте», каждый день купались в реке или озере. Жили небольшими общинами, куда принимались только мужчины. Собственность обобществлялась. Ессеи занимались земледелием, пили только воду, ели только хлеб и овощи, вели тихую, углубленную в самое себя жизнь.
   Ессеи считали, что близится конец света, когда Бог будет судить людей, и что нужно быть как можно более безгрешными, чтобы попасть в хорошее место после смерти. Для этого ессеи старались как можно меньше грешить, а согрешив – ибо как прожить на земле без греха? – старались исповедоваться друг другу, рассказать о грехе и тем изжить его, сделать как бы не бывшим.
   В простонародье ессеи считались чудотворцами или святыми – откуда и название. К ним обращались за прорицанием судьбы, за излечением от болезней. За пределами же Иудеи об ессеях слышали не многие – очень уж тихий и незаметный образ жизни они вели.
   Партии саддукев и фарисеев старались оттеснить друг друга от управления страной и от должностей первосвященников, их сторонники устраивали порой ожесточенные уличные стычки с мордобоем и поножовщиной (погромы?). Естественно, расколотость еврейского народа на партии очень мешала ему и при нашествиях иноземных завоевателей, и для организации нормальной жизни в стране в мирное время.
Иудаизм и христианство
   Существует устойчивое представление, что христианство родилось, как бы выросло из иудаизма. Представление это вовсе не только еврейское, но в еврейской же среде оно приобретает вид не допущения, а непререкаемой истины, причем в самой крайней, самой непримиримой форме. Евреи, как выясняется, стали прибегать к «упаковке» еврейской религии на экспорт. Эта идея и дала миру вначале христианство, а затем – ислам»[38].
   «С начала четвертого века еврейство стоит лицом к лицу не с языческим миром, а с обществом, в котором все большую власть приобретает церковь, вышедшая из того же еврейства. Христианское религиозное мировоззрение все более отдаляется от основ иудаизма»[39].
   Известна и причина, по которой христиане сделались такими плохими: «Все императоры… были христианами и, конечно, оказывали церкви могучую поддержку. По всей империи выросли великолепные соборы. Этот союз церкви с императорской властью имел далеко идущие последствия для характера самой христианской религии. С тех пор как в распоряжении церкви оказались средства принуждения, она стала преследовать приверженцев других религий и навязывать им свое вероисповедание. Так маленькая еврейская секта превратилась в могучую и победоносную христианскую церковь»[40].
   Даже всегда очень корректный С.М. Дубнов не может не заявить, пусть мимоходом: «Христианская религия, вышедшая из иудейской»[41].
   Как ни парадоксально, самый подробный и самый корректный рассказ о возникновении христианства содержится в израильском учебнике – том самом, который точно знает, отчего испортились нравы у христиан.
   Читаешь, и душа радуется – авторы даже не поддерживают обвинения христиан в питии крови языческих младенцев! Возникновение же самого слуха связывается с замкнутостью собраний христиан. Мол, не знал толком никто, чем они там занимаются, вот и приписали пропавших детишек христианам… Логично! И в учебнике объясняется, что жилось христианам в Римской империи невесело, почти так же подробно, как в современном польском, например[42].
   Совершенно корректно описывается важнейший вопрос, стоявший пред первой общиной христиан: «К кому обратиться? Только ли к евреям или к неевреям, которые захотят принять новое учение и стать христианами?»[43].
   Действительно, это был самый важный, самый главный вопрос, стоявший перед апостолами; для решения этого важнейшего вопроса они и сошлись в Иерусалиме, в 49/50 году по Р.Х., через 16 лет после Его смерти на кресте. Это был первый в истории церковный собор – сходка апостолов и их активнейших сторонников, примерно пятидесяти уже не молодых людей, не признаваемых ни еврейским, ни римским обществом.
   Почему-то важнейшее решение приписывается персонально апостолу Павлу, но по христианской традиции, решение это соборное, общее: «Христианином является всякий, кто верит в Иисуса и принимает его учение – независимо от того, еврей ли он или нет. А соблюдение заповедей Торы Павел счел необязательным»[44].
   Справедливо! Апостолы окончательно поняли, что произошедшее в праздник Пейсах, в месяц ниссан, на 6-м году правления Императора Тиберия, совершенно выходит за пределы племенного или локального события. Вопрос ведь не в том, соблюдает ли человек заповеди Торы, а в более важном: КТО пришел тогда на Землю? И второй, не менее важный: К КОМУ?
   Апостолы ответили на эти вопросы так: пришел Сын Божий. Пришел ко всему человечеству.
   Евреи ответили на оба вопроса иначе: пришел то ли очередной пророк, то ли вообще никто не приходил, христиане все сами придумали. Но если Христос и пришел, то пришел Он исключительно к иудеям.
   Почему же тогда Христос пришел именно в Иудею?! Почему он – сын Й’ахве? На этот вопрос может быть очень простой ответ: да потому, что в те времена большая часть человечества понятия не имела ни о каком таком Едином Боге. Спаситель никак не мог прийти не только к африканцам или индейцам, но даже к цивилизованным индусам и китайцам – они не имели никакого представления о Едином. Даже на Переднем Востоке, где идея Единого Бога пустила глубокие корни, самым подходящим местом для прихода Христа была Иудея. А самой подходящей средой для его понимания были иноплеменники-иудаисты и еврейская диаспора в Римской империи.
   Эти люди верили в Единого Бога, они знали о покаянии и прощении, они ждали Мессию, но, в отличие от фарисеев и саддукеев, уже были готовы признать Мессию не племенного, но вселенского. Мессия – Царь иудейский, который сделает евреев владыками мира, не пришел (они его до сих пор ждут). Пришел Тот, Кто отказался быть Мессией для одного отдельно взятого народа. И первыми, кто приняли его, были, строго говоря, не этнические евреи, а иудаисты всех племен и народов. Как оказалось, и язычники были готовы понять и принять Спасителя – стоило обратиться к ним на языке мировой религии и сказать, что перед этим Богом нет иудеев и эллинов, а есть люди-человеки, каждый по-своему плохой и хороший.
   Но тут же и объяснение, как испортились христиане: «После разрыва с иудаизмом христиане все еще продолжали считать себя евреями. Они даже провозгласили себя «истинным Израилем»[45].
   Вот это уже некорректно! То есть, может быть, составители учебника считают, что оказали христианам большую услугу, похвалили их за готовность «считать себя евреями». Но это не так. Мало того, что не все апостолы были этническими евреями (Андрей и Лука – имена эллинские), но и христиане называли себя «Израилем в духе» вовсе не потому, что вздумали провозгласить себя евреями. Христиане вовсе не отрицали роли иудаизма в подготовке пришествия Христа. Евреи были для них «Израилем во плоти», причем «Израиль» в этом контексте – страна обетованная, святая земля. После пришествия Христа «Израиль во плоти» уже не имеет смысла, важен «Израиль во духе» – совокупность тех, кто исповедует Христа. Смысл: христиане теперь играют ту же роль в мире, который играли евреи до прихода Богочеловека на Землю.
   Христианство не забывало о связи с иудаизмом. Не случайно же римская власть после провозглашения христианства государственной религией и запрещения язычества признала иудаизм как «разрешенную религию», которую не возбранялось исповедовать. То есть были и эксцессы типа бесчинств монаха Бар-Зомы, который в IV веке устроил своего рода Крестовый поход – пошел со своей шайкой на Палестину, громя по дороге синагоги и убивая евреев. Но это именно что эксцесс, римские власти поймали Бар-Зому и казнили. По одной из версий, именно после Бар-Зомы иудеи затруднили обряд гиюра, стали отговаривать неофитов от обрезания. До погромов, учиненных под знаменем христианства, особых проблем восприятия новичков не возникало.
   Но и споря с иудаизмом, и объединяясь с ними против язычников, и громя синагоги, и запрещая громить синагоги, играть в евреев христиане как-то и не думали и евреями себя не считали ни в каком решительно смысле.
   Только один знакомый мне еврей не согласился с тем, что христианство – это ненормально расплодившаяся иудаистская секта. Это был Владимир Соломонович Библер.
   – Неизвестно еще, чего больше в христианстве – иудейского или античного, – заметил Владимир Соломонович на одном из своих семинаров.
   Участники семинара восприняли сказанное по-разному. А ведь и правда, неизвестно… В общинах ессеев нетрудно увидеть прообраз монастырей, а в них самих – предшественников христиан. Но ведь и ессеи, при всем их внешнем сходстве с христианами, ведь и они не поднялись до уровня надплеменной морали. Иудаистами они были, иудаистами и ушли из этого мира. Пусть даже своеобразной категорией иудаистов.
   А предшественников христианства легко увидеть и за пределами иудаизма: это и египетские и халдейские жрецы, и зороастрийцы: они чтили Ахурамазду, сотворителя мира, и видели в мире арену битвы добра со злом. И митраисты – тоже предшественники христиан! Они поклонялись Единому Богу Митре, чтили его в виде Солнечного диска и священного быка.
   Очень многие ромеи – и римляне, и эллины – тоже предшественники; не случайно же они вступали в общины иудеев, чтобы отойти от языческих культов и культиков, поклоняться Единому Творцу.
   Сумей иудаизм освободиться от слишком тесной связи с одним народом тогдашнего мира – и очень может статься, он бы и стал религией, объединяющей Империю.
   Христианство же окончательно и бесповоротно родилось как мировая религия. «Несть ни эллина, ни иудея пред ликом Моим» – так сказал Спаситель. Эти слова повторяют даже слишком часто, к месту и не к месту, но ведь это и правда было сказано, и сказано именно Человекобогом.
   Вот этих слов и не хватало иудаизму, чтобы занять место христианства в духовной (а затем и в политической) жизни Империи.
   Родилось христианство в Иудее, в Иерусалиме, нет слов. Но в числе посещенных Иисусом Христом городов мелькает «почему-то» Капернаум, а среди людей, подходивших к Спасителю, есть и римские легионеры (явно никак не иудаисты). Он пришел ко всем и не отказывал в Себе никому.
   Да и в самом учении христианства… В его духе, в его постулатах чего больше: душного страха нарушить мельчайший запрет или воспарения духа? Бесправия пророка – живого рупора Бога, который не выбирает свой судьбы, который панически бежит, как бедный Иона… Так что приходится проглатывать его китом, чтобы слушался. Или свободы выбора?
   Христианство – это античный рационализм, античный индивидуализм, античное свободолюбие. Христианство немыслимо без таких типично античных идей (напрочь отсутствующих на Востоке), как свобода воли и свобода выбора человека. Ведь христиане верят, что человек лично, персонально выбирает между добром и злом, и от этого выбора зависит его посмертная судьба.
   То есть можно привязать идею Конца света, обычай исповедничества, к заимствованиям от ессеев. Но Конца света ждали тогда многие язычники, в том числе в Египте и в Сирии.
   Сколько взяло христианство у самых разных языческих культур – трудно сказать. Этой теме посвящают книги, учебники, чуть ли не целые библиотеки. «В самом язычестве не было данных для внутреннего роста, для воспитания в себе начал универсализма»[46]. Но элементы античной языческой культуры прослеживаются в самой планировке христианского храма – в его трехчленной планировке, в его убранстве – статуях, иконах, фресках, алтаре, сосудах. Античность в эту пору проникла и в иудаизм – вспомним изображения людей, мозаики в синагогах… Сама традиционная поза Богородицы с младенцем напоминает поздние изображения Изиды, о чем тысячу раз говорили пламенные атеисты, разоблачавшие сказки о Боге.
   Христианство не родилось из иудаизма как его секта – это неправда. Христианство возникло на маргиналии, на стыке нескольких культур. Если даже можно сказать что оно возникло в иудаизме, то не в том фарисейском, ортодоксальном, а во вселенском иудаизме диаспоры, который был открыт диалогу со всеми и находился под сильнейшим влиянием античной культуры.
   Огромной империи необходима была религия, которая сплотит ее разноплеменное, разнородное население. Этому разноплеменному, разноязыкому сборищу необходимо было нечто простое, понятное самому малокультурному человеку – и в то же время глубокое. То, что преобразит его жизнь.
   Людям, которые уже критически отнеслись ко всем языческим культам, нужно было сделать следующий шаг: создать религию рефлексивную, духовную. Веру, которая по своей внутренней сложности соответствовала бы новому опыту жизни.
   Античная культура вырвала человека из общины и рода. Римские юристы не знали принципа коллективной ответственности, а только индивидуальную. За свои поступки каждый человек отвечал лично, сам.
   Христианство предлагало то же самое – личный, индивидуальный путь спасения.
   Люди античной Римской империи хорошо знали, что мир населяет множество народов и невозможно сказать, что какой-то из них выше или лучше остальных.
   «Несть ни эллина, ни иудея пред ликом Моим», – отвечало человеку христианство.
   Человеческая душа сложна, многопланова, различна… Душой надо уметь управлять, учил опыт.
   Христианство предлагало исповедь, рефлексию, «стояние перед смертью» в осознании своей конечности и бесконечности одновременно.
   В христианстве отразился опыт жизни в эллинистических государствах, потом в Римской империи, опыт мистических исканий народов Переднего Востока. Опыт соединения этих духовных исканий и опыта совместной жизни в одном огромном государстве.
   Такая религия была необходима – и она появилась. Христианство – очень своевременная религия. Именно поэтому оно так быстро, по историческим меркам – стремительно, прошло путь от крохотной общины до религии большинства и до положения государственной религии.
   Причем ведь тогда, в I–III веках по Р.Х., вовсе не одно христианство пыталось стать религией всех людей. На стыке иудаизма, ранних форм христианства, восточных культов, митраизма и зороастризма, разных вариантов язычества появлялись такие причудливые религии, что только диву даешься. Хорошо, что большая часть из них просуществовала недолго.
   Багауды, например, даже считали себя христианами, но понимали христианство куда как оригинально. Багауды были уверены, что мученическая смерть приводит человека прямо в рай. В результате шайки багаудов стали бедствием во всей Северной Африке. Подкараулив одинокого проезжего или прохожего, они под страхом смерти вручали ему здоровенную дубину:
   – Убивай нас!
   Несчастный путник убивал багаудов, обеспечивая им Царствие Небесное, а что он сам, по совершении страшного греха, должен был попасть в ад – это уже была его личная неприятность, багаудов нисколько не волновавшая. Как будет жить нормальный человек с опытом убийства нескольких людей, волновало их ничуть не больше. Трудно сказать, что же это – безумие, культ объективно сатанистский или же попросту своеобразное преломление христианства в сознании людей уголовного мира.
   Или вот, например, мандеизм, намного менее кровавый и жуткий, чем вера багаудов. Верующие чтут в мандеизме Манда-д-Хайя, светлую силу, Иоанна Крестителя считают истинным пророком, а вот Христа, Авраама и Моисея – ложными пророками. Мандеизм был силен в I веке по Р.Х., потом угас и почти исчез с лица земли. Но небольшие общины мандеистов до сих пор существуют в Иране и Ираке.
   Были и другие, еще более экзотичные религии, но говорить о них можно долго, и это отдельная тема.
   А самое главное – евреи-то ведь принимали участие решительно во всех этих духовных течениях… То есть тут, опять же, в любой момент можно сказать, что апостолы или иудеи, ударившиеся в мандеизм, – это евреи «неправильные», «ненастоящие», не такие, как «надо». Спорить я не буду, а только кротко, как подобает жалкому гою, замечу: никто не уполномочивал ни господ раввинов, ни господ хасидов, ни господ сотрудников Симхона и Оросира судить, какие евреи настоящие, а какие нет. Все эти определения вы сами придумали, малоуважаемые. Поэтому вы занимайтесь своими делами, господа, не отвлекайтесь от своих сверхважных занятий, а мое дело констатировать – евреи в I–III веках по Р.Х. участвовали практически во всех духовных течениях, возникавших на громадной территории Римской империи.
   Это раскалывало их? Да, несомненно. Иудеи жили менее спокойно и менее дружно, чем любой другой народ империи. Но зато до чего увлекательно!
Первые случаи погромов
   Некоторым израильским авторам хватает совести утверждать: первые погромы в Египте относятся еще к персидскому времени. Известно, что на острове Элефантина, на самом юге Египта, египтяне напали на семьи еврейских солдат и убили 5 человек. Дикая логика… Евреи были солдатами персидской оккупационной армии. По обычной в империях практике их отправили подальше от родины, на другой край империи. Для египтян они были точно такими же оккупантами, как персидские солдаты любого рода и племени.