Больше похожи на погром события времен последнего фараона Древнего Египта, последнего независимого правителя Египта Клеопатры (69–30 годы до Р.Х.). Образ этой малосимпатичной дамы воспет и отлакирован благодаря романтической истории любви с Марком Антонием. А была эта дама соправительницей и женой своих двух братьев, Птолемея XIII и Птолемея XIV, причем имела сына от Юлия Цезаря, двух сыновей и дочь от Антония.
   Сыновья царицы, Птолемей Александр и Птолемей Лафур, передрались меду собой. Когда Клеопатра послала на Кипр солдат против Лафура, те перешли на сторону Александра, кроме еврейских[47].
   Естественно, Лафур огорчился и начал завоевывать Иудею. О том, что проделывали обе стороны, свидетельствует хотя бы такой рассказ: когда Лафур «остановился в каких-то иудейских деревнях, где оказалось множество женщин и детей… он приказал своим воинам перерезать им горло, бросить в кипящие котлы и потом отведать. Он сделал так для того, чтобы спасшиеся с поля боя и вернувшиеся домой ужаснулись бы увиденному и решили, что враги их – людоеды, еще более устрашились»[48].
   А Клеопатра, поддерживавшая другого сына, послала против него своих еврейских полководцев! Один из них, Хелкия, погиб в сражении, но другой, Анания, разгромил мятежного сына правящей шлюхи.
   Но пока царица заключала союзы с евреями и Египта, и Иудеи, александрийские греки стали плохо относиться к Птолемею Александру – именно потому, что он опирался на евреев. Рассказывают, что александрийцы враждебно относились к Птолемею Александру из-за того, что в своей борьбе с братом он опирался на поддержку евреев. Они даже устроили уже самый настоящий погром.
   Впрочем, это скорее предыстория другого погрома, произошедшего уже не из-за распрей внутри правящей династии.
Погром 38 года по Рождеству Христову
   После захвата Египта римлянами только их власть удерживала греков и евреев от нападения друг на друга. Но в годы правления императора Калигулы в Александрию прибыл новый наместник – Флакк… Этот человек действовал по наущению «Дионисия, прихвостня толпы, Лампона-крючкотвора, Исидора – предводителя черни, сутяги, злодея, возмутителя городов, как называли его чаще всего; они беспрепятственно осуществляли свои решения, и Флакк был нужен им для прикрытия, как бессловесная фигура в маске правителя, но не обладающая властью».
   Эти-то люди, явные греки, «и вот они все вместе замыслили страшное для евреев дело и в личной беседе с Флакком сказали так: «Погибли все твои упования на мальчика Тиберия, пропала и вторая твоя надежда – твой друг Макрон; от самодержца добра не жди. А потому нам нужно найти тебе заступника, который лучше других сумеет умилостивить Гая. И этот заступник – город александрийцев: его всегда чтил дом Августов, а нынешний наш владыка – особенно, и если ты одаришь чем-нибудь александрийцев, они вступятся за тебя. Пожертвуй им евреев – и лучшего подарка не надо».
   В результате Флакк лишил иудеев гражданства и велел выселить в один из кварталов Александрии. «Выселив евреев из четырех кварталов, грабители согнали их в один, самый маленький. Но евреев было так много, что им пришлось расселиться по побережьям, свалкам и кладбищам, ибо они лишились всего, чем обладали. А гонители совершали набеги на их дома, теперь пустые, и грабили, распределяя добро как военную добычу. Они ворвались и в мастерские евреев, закрытые в знак скорби по Друзилле, и беспрепятственно вынесли оттуда все ценное (а этого было немало), причем тащили через рыночную площадь, распоряжаясь чужим имуществом как своим. Но еще более ужасным злом стало прекращение источников дохода, ибо всем – земледельцам, морякам, торговцам, мастеровым – было запрещено заниматься привычным делом, так что нищета наступала с двух сторон: во-первых, грабежи, в один день лишившие их всего имущества, а во-вторых, невозможность зарабатывать на жизнь привычным делом».
   Судьба же тех, кто оказался на пути толпы, была такова: «А попав в руки черни, тотчас бывали они убиты, и трупы их тащили через весь город, топча и превращая в месиво, так что и предать земле было нечего. И многих тысяч других страдальцев уничтожали изощрившиеся в изуверстве, доведенные собственной свирепостью до зверского состояния недруги: стоило кому-нибудь из евреев где-то появиться, его тотчас побивали камнями или кольями, стараясь при этом не задевать жизненно важных органов, с тем чтобы страдания жертв продлить подольше. Иные, упоенные полной безнаказанностью, выбирали только самые жестокие оружия – железо и огонь, и многих порубили мечами, немало и пожгли. Вообразите, целые семьи: мужья и жены, родители и дети были преданы огню посреди города – не щадили безжалостные ни стариков, ни молодых, ни младенцев невинных; а если не хватало дров, они, собравши хворост, душили невинных дымом, и те умирали в еще более чудовищных муках, и было страшно видеть груду полусожженных тел. А если и хвороста недоставало, тогда дровами служила утварь самих несчастных, похищенная из домов: конечно, что получше, тащили себе, а что похуже, сжигали вместе с владельцами. А многих, еще живых, тащили за ногу, привязав веревку к лодыжке, и одновременно топтали; над теми, кто умер такой дикой смертью, эти люди продолжали глумиться с не меньшей яростью: не было улочки в Александрии, по которой не протащили бы труп, покуда кожа, мясо и сухожилия не истирались о неровную и каменистую поверхность земли, покуда все части, когда-то составлявшие единство, не отрывались друг от друга и тело не превращалось в ничто. При этом убийцы разыгрывали из себя страдальцев, а родственников и друзей страдальцев подлинных только за одно сочувствие к близким хватали, бичевали, колесовали, а после всех мучений, которым только можно подвергнуть человека, их ждала последняя из казней – крест»[49].
   Интересно, что вообще-то в греческой культуре глумление над трупом было делом глубоко позорным, варварским. Сама мысль о надругательстве над телом врага казалась в этом мире чем-то чудовищным. После победы над Платеями (479 год до Р.Х.) некий уроженец острова Эгина предложил победителю персов, спартанцу Павсанию отрубить голову и пригвоздить к столбу тело вражеского вождя, чтобы таким способом отомстить за бесчинства его солдат, сжигавших храмы эллинов. На это Павсаний ответил: «…ты низвергаешь меня до ничтожества своим предложением ругаться над трупом и заявлением, что я прославлюсь больше, если поступлю таким образом. Действия эти более приличествуют варварам, нежели эллинам, но ведь они за то и ненавистны нам»[50].
   А ведь речь шла о врагах, вторгшихся в самое сердце Эллады. Спустя несколько столетий греки, обитавшие в городах эллинистического мира, оказались способны вести себя, как «приличествует варварам» – по крайней мере, по отношению к иудеям.
   Уже после ареста Флакка римлянами (его сослали, а позже казнили) некоторые александрийские греки ездили в Рим, чтобы добиться его оправдания.
   В городах государства Селевкидов в 38 году тоже вспыхнули погромы. Но что характерно, их не было в Антиохии. И вообще у Селевкидов отношение к евреям было спокойнее. Греки (в том числе и ассимилированные туземцы, получившие права гражданства) относились к ним спокойнее александрийцев.
Греческая провокация Иудейской войны
   Одним из главных поводов к Иудейской войне 66–73 годов были события в основанном Иродом Великим приморском городе Кесарее. Это был образцово-показательный город с огромными помещениями для складов, зданиями, построенными из белого камня, параллельным улицам, а также системой канализации, соединенной с морем. Все было рассчитано так, чтобы морские приливы и отливы эту систему очищали.
   Огромная гавань, больше афинского Пирея, была отгорожена молами от бурного моря. На круглой площади перед гаванью могли бы погулять и размяться сошедшие с кораблей мореплаватели. С площади широкие улицы вели к цирку и театру. Над городом возносился огромный храм, посвященный Августу, украшенный статуями императора и богини Рима. Еще большие статуи были воздвигнуты при входе в кесарейскую гавань.
   Город был заселен двумя приблизительно равными по численности общинами – евреями и грекоязычными сирийцами, что заложило основу непримиримого внутреннего конфликта. Стычки между молодежью стали постоянной и обычной частью городской жизни. После того как Кесарея стала местом пребывания римского прокуратора, здесь был размещен римский гарнизон… В нем служили те же самые греки-сирийцы. Конечно же, они неизменно вступались за своих соплеменников. Наместники также были склонны поддержать их сторону.
   В 66 году войска Гессия Флора вторглись в Иерусалим, и там начались волнения. И тут же кесарийцы-греки напали на кесарийцев-евреев и перебили их!
   Это вызвало ответ: нападения на греков по всей Иудее. Ответ греков: новые еврейские погромы. Иудейское восстание. И тут же греческие граждане палестинских и сирийских городов нападают на еврейских сограждан: в Тире, Птоломаиде, Аскалоне…
   Убивали и громили личных знакомых. В Дамаске длительное сосуществование привело к таким тесным связям между общинами, что греки, замыслившие внезапное избиение еврейских сограждан, хранили свой план в тайне от собственных жен.
   В Скифополе иудеи выступили вместе с греками против отрядов иудейских повстанцев, но уже через три дня их истребили греки – «союзники»[51].
   В Александрии непосредственно в собрании греков было убито несколько представителей еврейской общины. Тут же толпы иудеев с оружием устремились отомстить обидчикам. Погром ширился, перерастая в настоящую гражданскую войну.
   Очень характерная деталь: римским наместником Египта, стоявшим во главе александрийской администрации, был в это время племянник философа Филона Александрийского Тиберий Александр. Его отец Александр еще был эллинизированным иудаистом и прославился тем, что пожертвовал для девяти ворот, ведущих через ограду Иерусалимского храма, золотую и серебряную облицовку с украшениями.
   Тиберий Александр сделал новый шаг к ассимиляции, совершил карьеру римского чиновника и военачальника. Когда волнения охватили Александрию, он действовал как римлянин, а не как иудей: бросил против бунтовщиков два римских легиона. Легионеры легко оттеснили толпу в еврейский квартал, т. н. «Дельту». Современный еврейский автор еще рассказывает, что римляне «устроили здесь побоище»[52]. В источниках о «побоище» ничего нет.
   Позже Тиберий Александр осаждал Иерусалим вместе с Титом Флавием, поддержал Веспасиана как кандидата в императоры и был удостоен статуи в Риме.
   В 73 году он закрыл главный религиозный центр египетских евреев – второй храм в Леонтополе, основанный некогда первосвященником Онием. Запомним судьбу Тиберия Александра.
Вторая иудейская война
   К сожалению, о событиях 115–117 годов мы знаем мало… А они ведь очень важны: после погромов этого года исчезли многочисленные общины иудеев во всей Северной Африке и в Восточном Средиземноморье.
   Мы знаем, что в 115 году евреи взялись за оружие. Они напали на греческое (вернее – грекоязычное) население Северной Африки, Нижнего Египта, Кипра. В Александрии это вызвало погром иудеев. Восставшие иудеи осадили Александрию.
   Иудеи воспользовались Парфянской войной, которую в это время вела Римская империя. Легионы ушли на войну; позже пришлось снимать легионы с фронтов Парфянской войны. Этот удар в спину был отвратительным предательством, изменническим поступком? Несомненно! В той же степени, в которой со стороны Армии Крайовой и бандеровцев было использовать войну между СССР и Третьим рейхом. Положение поляков и украинцев было даже хуже, потому что их били все и с обеих сторон – и нацисты, и коммунисты. Иудеи же для Парфянской войны оказались очень полезным элементом, ценнейшей «пятой колонной» внутри Римской империи. Парфяне охотно снабжали иудеев оружием, а беженцев из Римской империи так же охотно принимали у себя. Такой страны не было в тылу ни у поляков, ни у украинцев в 1939–1945 годах!
   Одна из причин, по которой восстание иудеев помогали подавлять местные греки и другие народы, – они-то под Парфию ну совершенно не хотели.
   С точки зрения современников, это была «Иудейская война»[53]. Александриец Апиан, непосредственный участник событий, едва не ставший их жертвой, рассказывает, как гадал у арабов и арабский проводник вел его по пустынной местности недалеко от города Пелузий.
   Уже при первых Птолемеях евреи были поселены в этой области, дабы защищать страну от вторжений из Азии. Проводник очень боялся встречи с этими еврейскими жителями Пелузий и все время вслушивался в карканье ворон, ожидая от них предсказания. Путники потеряли дорогу к переправе через Нил… и хорошо, потому что лодку, в которую они рассчитывали попасть, захватили евреи и перебили всех ее пассажиров.
   Между прочим, похоже, что людоедство все же не просто дурацкое обвинение для демонизации врагов. Известно письмо гречанки Евдамос – матери стратега Аполлония; женщина просит богов не допустить, чтобы иудеи зажарили ее мальчика[54].
   Дама слишком сильно нервничала и слишком плотно кушала на ночь? Но Дион Кассий Кокейян, римский историк греческого происхождения, сообщает: «иудеи в Кирене и окрестностях ее… истребляли римлян и эллинов: мясо их ели, кишками их препоясывались, в кожу их одевались, а иных многих распиливали надвое от самой макушки, а иных отдавали диким зверям, а иных принуждали биться навроде цирковых поединщиков и так погубили общим счетом двести двадцать тысяч. И в Египте творили они много сходного, а еще на Кипре предводительствуемые неким Артемионом, так что сгубили оно на сем острове двести сорок тысяч людей…»[55].
   Преувеличения? Современный еврейский историк так и пишет: «Сообщение Диона Кассия о сотнях тысяч людей, погибших от рук восставших, свидетельствует прежде всего о пылкой фантазии его информаторов и общей их склонности к преувеличениям».
   Правда, сам же он ниже вынужден признать: «Тем не менее многие литературные и эпиграфические источники, подтверждаемые также археологическими данными, говорят о страшных разрушениях и опустошении африканских земель. Орозий сообщает, что эти территории были заселены вновь лишь после того, как император Адриан вывел туда новые колонии»[56].
   Христианский теолог и историк IV–V веков Павел Орозий родился на Западе, в Галлии или в Британии. Он жил спустя века после резни. И вот его слова: «По всей Ливии учинили они над поселянами страшную резню, и толико из-за убиения землепашцев оказалась сия страна заброшена, что, когда бы затем император Адриан, в других местах собравши людей не вывел туда колонии, так бы и осталась вовсе запустелою земля, насильственно лишенная обитателей»[57].
   Египтяне и греки не пожирали убитых иудеев, но истребляли их с легкостью. Как сказано в Талмуде, «и текла кровь по морю в сторону Кипра, и прибавлялась кровь к их крови»[58].
   Жители третьего по величине города Египта, Оксиринфа, спустя еще много лет отмечали годовщину победы над иудеями как самый радостный, веселый праздник[59]. Видимо, считали, что и их иудеи с удовольствием убили бы.
   В этом отношении египтяне и греки поступали ничем не лучше иудеев, празднующих убийство Амана Мордухаем. Одна часть населения Римской империи бросалась на другую, а победители долго праздновали, что смогли победить.
Зачем?!
   В 38 году греки напали на иудеев, к тому же заручившись поддержкой римской администрации. В 115 году иудеи напали на греков и египтян. Если они и не ели людей (а почему бы и нет? Свидетельств масса), то истребляли их со страшной жестокостью. Зачем? Что ими двигало?
   К сожалению, подробности неизвестны. Мы знаем, что иудеи осадили Александрию, истребили невероятное количество людей, но были остановлены и вырезаны.
   Современники упоминали о некоем «царе Лукуве»… Так звали иудеи своего вождя. Видимо, иудеи хотели восстановить храм, возродить иудейское царство… А может быть, «царя Лукуву» они считали и мессией – тем, кто станет Спасителем и одновременно царем Иудейским.
   Церковный историк V века Евсевий писал: «Самодержец [т. е. император] послал на них Маркиона Турбона с пехотой и кораблями, а также еще и с конницею. И сей Турбон вел долгую войну, многократно вступал в сражения и истребил тысячи тысяч иудеев, не только тех, кои из Кирены, но тех, кои из Египта пришли на помощь своему царю Лукуве»[60].
   Любопытно… Иудеи напали на греков и «туземцев» разных племен, стремясь стать владыками мира… Через установление иудейского царства во главе с царем Иудейским Лукувой…
Дальше – больше
   Погром 38 года был полной неожиданностью для иудеев. Погрому предшествовали массовые обыски (по доносу греков), но власти оружия не нашли[61]. Евреи были уверены, что римская власть должна их защитить.
   Иначе сложилась ситуация 68 года. После избиения греками нескольких иудеев возбужденные толпы иудеев атаковали здание, где укрылись убийцы. Только вмешательство римских легионов под командованием этнического иудея Александра смогло их остановить.
   А в 115–117 годах иудеи ПЕРВЫМИ нападают на остальное население. Они прекрасно вооружены, и победить их оказалось совсем не просто. Идет явная эскалация конфликта, растет напряжение – и готовность воевать друг с другом.

Глава 3. Иудеи и римляне

Иудейская война
   Я начну с краткого описания события, которое обычно называют Иудейской войной. Предлогом восстания 66 года стали злоупотребления прокуратора провинции Флора, который однажды потребовал ни много ни мало 17 талантов золота из фонда храма. Впрочем, гораздо больший протест вызвала идиотская выходка Флора, который на Пейсах оделся еврейским первосвященником. Самому Флору этот маскарад мог казаться забавной шуткой, но иудеи думали иначе: с их точки зрения, Флор нанес им тяжелое оскорбление. Еще менее смешным для иудеев казалось, что подстрекаемые Флором язычники стали оскорблять их и насмехаться над ними во время молитв и религиозных ритуалов.
   В XV веке так объясняли причины и предлог Великой войны 1409–1434 годов (предлогом стало требование Тевтонского ордена вести переговоры не на латыни, а на немецком). «Шел по дороге слепец, споткнулся о камень… Он упал потому, что слеп, но ведь и потому, что там был камень…» Так что Флор был только так, лишь камушек на дороге. Война же разразилась по совершенно другим причинам.
   Так что дело не только и не столько в учиненных Флором безобразиях. Это был именно что предлог, потому что в Иудее уже образовалась религиозная партия зелотов, то есть ревнителей; эта партия не допускала возможности жить под римлянами и только искала предлог к восстанию. Не было бы именно этого – непременно нашелся бы другой, чуть попозже.
   От зелотов отделилась самая крайняя их секта – сикарии. Сикарии от латинского sicarii, то есть «кинжальщики» сжигали долговые документы, освобождали рабов и подстрекали их убегать к ним… В общем, это было восстание простонародья, враждебное даже средним законопослушным слоям. Любопытно, что в числе вождей сикариев был Менахем, сын вождя зелотов Иуды Галилеянина.
   Далеко не все евреи так уж жаждали вести с римлянами войну, тем более войну на уничтожение. Синедрион иудейских первосвященников был в ужасе от поведения зелотов и считал даже римское господство меньшим злом. Фактически восстание зелотов было национально-освободительным движением и социальной революцией одновременно. Иудея оказалась в состоянии гражданской войны, и до того, как напасть на римлян, зелоты несколько дней воевали с со сторонниками Синедриона, а потом устроили жуткую резню в городе.
   Это мы все о погромах: шла война, а на ее фоне иудеи громили иудеев.
   В мае 66 года зелоты напали на римлян под Иерусалимом. Легионы осторожно отступили, а зелоты пришли в восторг от собственной победы. В ноябре 66 года наместник Сирии Цестий Галл пошел на Иерусалим, не смог взять города и отступил. Иудеи (в том числе устами Иосифа Флавия) рассказывали, что истребили чуть ли не все войско Цестия Галла. У римлян нет таких сведений; они почему-то считали, что Цестий Галл увел свои легионы, и правильно сделал – незачем губить солдат, если иудеи сами режут друг друга.
   Первая карательная экспедиция римлян потерпела полное поражение – но не потому, что иудеи были сильнее, а потому, что римляне недооценили масштабов восстания. Они думали, что имеют дело с кучкой фанатиков, а оказалось – с массовым народным восстанием.
   Размещенные в Сирии части не могли справиться с зелотами, и тогда римляне двинули настоящую армию – порядка 60 тысяч человек – во главе с Веспасианом Флавием.
   Как во время любой колониальной войны, операции римлян против иудеев больше всего напоминали драку взрослого с ребенком. Опытные солдаты, прошедшие школу войны в Галлии и Германии, дрались упорно и умело. Закованные в железо, вооруженные и обученные самым совершенным для того времени способом, римляне воевали с иудеями так же, как испанцы – с голыми индейцами в уборах из перьев, а немецкие рыцари – с западными славянами, надевавшими на голову черепа соплеменных зубров вместо шлемов и стрелявшими стрелами с костяными наконечниками.
   Иудеи бросались в бой с отчаянием людей, защищающих свою землю, помноженную на ярость религиозных фанатиков. Увы им! Римляне не испарялись в воздухе от самых горячих молитв, а Й’ахве не очень спешил лично явиться на выручку своим верным сынам. Не прогремела колесница с упряжкой крылатых огненных коней пророка Илии, центурионы Веспасиана Флавия не превращались в соляные столпы.
   Вырубая иудеев короткими мечами-гладиусами, выдавливая их с поля боя железным строем легионов, римляне неизменно обращали в бегство противника, даже сильно превосходящего их числом, – как позже британцы индусов. Оставляя за собой поля, дымящиеся от крови жертв, римляне несли очень небольшие потери; за семь лет войны легионы в Иудее потребовали только одно пополнение. Такие пополнения требовались по традиции, если в легионах недоставало 10% солдат.
   Рассказы мистера Даймонта и многих других иудеев о чудовищных потерях, которые нес Рим, конечно же, очень увлекательны, но, боюсь, абсолютно недостоверны. Мало ли что мистеру Даймонту так хочется.
   Иудеи были несравненно менее культурны, чем римляне; шла война античной культуры с Древним Востоком. Армии, способной потягаться с римской, у иудеев не было (и ни у кого тогда не было). Война зелотов и сикариев была жестокой мужицкой войной, в которой солдаты-партизаны бросаются на копья, чтобы другие могли добраться до врага, пока его копье занято трупом; войной, в которой умирающие пытаются в свои последние минуты вцепиться в закованную в металл ногу легионера зубами, а захваченного в плен врага разрывают на части, откусывая ему уши и вытыкая пальцами глаза. Все это очень не эстетично, не благородно и вызывает скорее спазму тошноты, чем величавое чувство шагов истории. Это вам не Милорадович, кричащий под Смоленском в августе 1812-го: «Виват, французы! Нет, ну как наступают, шельмы, а?! Виват, французы!» Это вам не спокойное мужество адмирала Нельсона: «Англия надеется, что каждый до конца выполнит свой долг».