Антон Грановский. Война демонов

   Глеб быстро огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Однако он был убежден, что за ним кто-то следил. Кто-то, кто умеет передвигаться быстро и бесшумно, оставляя после себя темную шерсть и воняя серой. И это явно был не Лагин.

7

   Ученый муж Тимофей Лагин хорошо помнил, что с ним приключилось в Гиблом месте в ту страшную ночь.
   Он помнил, как проснулся посреди ночи, услышав чей-то тихий голос. Проснулся, глянул по сторонам, увидел похрапывающего во сне старика Хомыча, сладко посапывающего мальчика Прошку и ходока Глеба, который лежал на траве с закрытыми глазами и грудь которого так тихо и незаметно вздымалась, будто он вовсе не дышал.
   И снова чей-то далекий голос позвал его:
   – Лагин…
   «Что же это? – растерянно подумал ученый муж. – Кто это зовет меня в ночи?»
   И вдруг он с удивлением понял, что не стоит на полянке, а тихонько крадется по лесу – крадется на зовущий его издалека голос.
   Лагин остановился и испуганно поправил очки. Да что же это? Как осмелился он уйти от своих друзей? И куда – в Гиблую чащобу, полную темных тварей!
   Где-то далеко завыл оборотень. Потом засмеялась леденящим душу смехом спуржун-птица. Лагин передернул плечами и быстро перекрестился.
   – Господи Иисусе, защити от дьявольских напастей! – прошептал он.
   И тут голос снова позвал его.
   Противиться было невозможно. Голос звал и манил. Краешком сознания Лагин понимал, что делать это нельзя, и молил Бога, чтобы рядом появился Глеб-Первоход и защитил его от этого голоса. Но Первоход не появлялся. Рассчитывать было не на кого.
   Не найдя в себе сил сопротивляться, Лагин снова побрел по ночному лесу – навстречу чудному голосу.
   Идти по чащобе было трудно. То и дело он оступался и падал, но вставал снова и продолжал свой путь. Вскоре одежда на нем была порвана, руки, шея и щеки ободраны в кровь, а стекла очков покрылись сеточкой трещин.
   Однако ученый муж не замечал этих неприятностей. Он упорно шел вперед, и чем ближе был голос, тем сладостней и непреодолимей становился его зов.
   Долго ли, коротко ли шел Лагин, но вот перед ним открылась небольшая полянка, и на той полянке стояла темная избушка. Окна избушки были темны, но Лагина это не смутило. Он знал, что зов идет из этой избушки, а значит, там кто-то есть.
   Лагин поправил пальцем сползающие на нос очки и зашагал к крыльцу. Где-то в глубине разума мелькнула мысль о том, что зов может быть губительным и в избушке его поджидает опасность. Однако Лагин прогнал эту мысль как нелепую. Слишком красив и сладостен был зов.
   Подойдя к избушке, ученый муж поднял руку и постучался в дверь.
   – Входи, странник, – отозвался из-за двери женский голос.
   Лагин смело толкнул дверь и вошел в избушку. Едва он переступил порог, как тяжелая дверь сама собой захлопнулась за его спиной, и Лагин почему-то понял, что не сможет ее открыть, даже если будет рубить темные доски топором.
   Отвернувшись от двери, Тимофей увидел перед собой черного лохматого пса.
   – Пропусти, Черныш, – тихо проговорил женский голос. – Это свой.
   Пес отвернулся, тут же потеряв к Лагину интерес, протопал в угол горницы, улегся там на пол и положил морду на лапы.
   Лагин вгляделся в полумрак горницы, освещенной светом лучин и отблесками огня. Увидев перед собой темный женский силуэт, Лагин улыбнулся и рассеянно проговорил:
   – Вот я и пришел.
   Язычок пламени вспыхнул ярче и осветил лицо женщины. Острые скулы, огромные темные глаза, густые черные волосы, стянутые на затылке. Лицо это показалось Лагину прекрасным.
   – Кто ты? – тихо спросил он женщину.
   Она взглянула на ученого мужа и сказала:
   – Меня зовут Мамелфа.
   – Мамелфа? – Лагин нахмурил лоб. – Я о тебе ничего не слышал. Почему я здесь? Это ты меня сюда привела?
   Женщина кивнула:
   – Да.
   – Но зачем?
   – Я хочу тебя спасти.
   – Спасти?
   В печи забурлил котелок, от него по горнице пополз едкий, белесый дым. Ноги Лагина вдруг ослабели, и он покачнулся. Почувствовав в правом боку странную тяжесть, ученый муж потрогал бок рукою и удивленно отдернул руку. Одежда справа была мокрая, а на ладони осталось что-то темное. Лагин не сразу сообразил, что это кровь.
   – Что это? – слабо пролепетал он, с изумлением глядя на испачканную кровью ладонь. – Я ранен?
   Мамелфа посмотрела ему в глаза и спокойно ответила:
   – Да. И рана твоя смертельна.
   Колени Лагина задрожали, и он понял, что все это время чувствовал тупую, тянущую боль в боку. Видимо, один из тех двух оборотней, на которых они с Глебом-Первоходом наткнулись в чащобе, успел ударить его в бок когтями или цапнуть зубами.
   – Боже праведный… – выдохнул Лагин. – Теперь я превращусь в оборотня?
   Женщина, сидящая у очага, усмехнулась.
   – Похоже на то. Ты потерял много крови, пока шел сюда, но даже не заметил этого. Ты умираешь, странник.
   Лагин покачнулся, но устоял на ногах.
   – Как я сумел дойти сюда с такой раной? – хрипло спросил он.
   – Я помогла тебе, – ответила Мамелфа. – Зов, который ты слышал, придал тебе силы.
   Лагин снова покачнулся и, не удержав равновесия, рухнул на влажные, гниловатые доски пола. Силы стремительно покидали его. Мамелфа встала с лавки и подошла к Лагину. Ее красивое, освещенное отблесками огня лицо нависло над ним, подобно луне.
   – Ты хочешь жить? – спросила Мамелфа.
   Лагин облизнул губы. Он почувствовал, как ноги и живот сковывает ледяной холод, и этот холод вселил в его душу такой страх, что он едва не закричал.
   – Я спросила: хочешь ли ты жить? – повторила свой вопрос ведьма.
   – Да… – выдохнул Лагин, морщась от боли. – Я хочу жить… Я очень хочу жить.
   Черные глаза Мамелфы сузились.
   – И на что ты готов ради этого пойти? – спросила она.
   – На все, – ответил Лагин и закусил губу. – Мне… больно. Очень больно.
   Ведьма сдвинула брови.
   – Я это знаю. Боль твоя будет все лютее, и прежде чем умереть, ты успеешь насладиться ею сполна. Но ты можешь прекратить ее в любое мгновение.
   – Как?
   Мамелфа присела рядом с Лагиным, пристально посмотрела ему в глаза и предложила:
   – Сними с шеи крест, и я помогу тебе.
   «Нет!» – хотел сказать Лагин, но новый приступ невыносимой боли скрутил его. Боль была адская. Лагин застонал и, не в силах больше терпеть, схватил крестик, сорвал его с шеи и отшвырнул в сторону.
   Пламя лучины вспыхнуло ярче, словно на него бросили ворох сухой травы. Лагин увидел, что Мамелфа держит в руках небольшую глиняную миску. Она осторожно, чтобы не расплескать, поднесла миску к губам Лагина.
   – Выпей это!
   Ученый муж сглотнул слюну и хрипло прошептал:
   – Что это?
   – Кудесная вода из Черного родника, настоянная на колдовских кореньях. Она вернет тебе силы.
   – Но ведь это… мертвая вода. Я стану живым мертвецом?
   – Ты станешь живым. А это главное. Выпей настой и сразу почувствуешь себя лучше. Боль уйдет, в ногах и в руках появится сила. Ты сможешь встать и уйти.
   – И ты… – Лагин сглотнул слюну. – И ты отпустишь меня?
   Ведьма усмехнулась:
   – Мне ни к чему тебя держать, странник. Я просто хочу тебе помочь. А потом – ступай, куда хочешь.
   Лагин приподнялся на локте. Мамелфа поднесла к его губам край миски.
   – Пей.
   И он стал пить. Сперва один маленький глоток. Затем еще один. И вдруг все его тело пронзила боль. Тело задрожало, как в припадке падучей. По жилам пробежал ледяной огонь.
   – Больно… – прохрипел Лагин.
   – Черичан! Подон! Левурда! – пробормотала Мамелфа. – Заклинаю тебя бешеным шакалом, дурман-травой, болиголовом и волчьим корнем! Будь в моей власти!
   Тело Лагина выгнулось дугой.
   – Заклинаю тебя рыбьим голосом, песьими жабрами, клыками земляного червя! Будь в моей власти! Зара! Авда! Ирта! Я забираю твое живое сердце и даю тебе мертвое!
   В руках Мамелфы блеснул нож. Ведьма замахнулась и одним сильным ударом рассекла Лагину грудь.
   – Нет… – хрипло прошептал ученый муж и хотел подняться. Но голова его закружилась, горница поплыла перед глазами, и в следующее мгновение он потерял сознание.
 
   Когда он вновь открыл глаза, боли уже не было. Лагин пошевелил сперва одной рукой, потом другой. Потом приподнял голову и огляделся. Мамелфа сидела на скамье и что-то делала. В потемках не разобрать, что именно. На Лагина она не смотрела.
   Ученый муж с трудом поднялся на ноги и побрел к двери. Он чувствовал холод, и холод этот исходил из его собственной груди. Будто вместо сердца у него в груди был кусок льда.
   – Господи… – тихо прошептал Лагин, медленно шагая к двери. – Прости меня…
   – Поздно, – насмешливо проговорила ему вслед колдунья. – Ты предал своего Бога, и теперь ты проклят.
   – Господи Иисусе, прости меня, – вновь пробормотал Лагин, и вдруг лицо его исказила гримаса боли. Имя Господа обожгло ученому мужу гортань и язык, будто он изрыгнул из утробы раскаленный уголек.
   Постояв немного у двери, чтобы прийти в себя, Лагин двинулся дальше. Отрыв дверь, ученый муж с облегчением ощутил, как прохладный ветер дохнул ему в лицо. Пошатываясь, вышел он из избушки.
   Силы возвращались быстро, и когда Лагин ступил ногой на мокрую траву лужайки, голова у него уже не кружилась, а ноги шагали по земле спокойно, твердо и упруго.
   Постояв немного на лужайке, Лагин оглянулся. Черная изба исчезла. Место, где она только что стояла, было пусто. На нем не росла даже трава. Еще одно про́клятое место Гиблой чащобы.
   Не вполне сознавая, что делает, ученый муж прижал пальцы правой руки к левому запястью. Жилка на запястье не вздрагивала. Пульса не было.
   – Странно, – пробормотал Лагин.
   Очки его запотели, и он снял их, чтобы протереть краем рубахи. И вдруг остановился и огляделся по сторонам. На лице Лагина появилось удивление. Несмотря на ночную тьму, он видел деревья вполне отчетливо.
   Поняв, что очки ему больше не нужны, Лагин сунул их в карман камзола. Потом повел плечами, прислушался к себе и почувствовал, что голоден. Стоило Лагину подумать о еде, как желудок его скрутил спазм.
   Ученый муж поморщился и зашагал вперед. Пройдя с полверсты, он услышал странный шум и остановился. Шум доносился из-за кустов шиповника.
   Лагин осторожно, на цыпочках, подошел к кусту и осторожно отодвинул ветку. Он увидел упырей. Их было четверо – трое взрослых мужчин и девочка-подросток. Они сидели на прогалине и с чавканьем пожирали тушу поросенка, которого притащили сюда из ближайшего села.
   Лагина прошиб озноб. Он повернулся и хотел на цыпочках уйти, но под ногой его предательски хрустнула ветка. Лагин остановился и замер, надеясь, что упыри ничего не услышали, однако надежде его не суждено было сбыться.
   Упыри оставили недоеденную тушу поросенка, вскочили на ноги и ринулись на Лагина. Ученый муж побежал, но, пробежав несколько шагов, споткнулся о комель дерева и упал. Острый сук вонзился ему в икру, и он закричал от боли.
   Лагин попытался встать, но резкая боль в ноге не позволила это сделать. И тут упыри настигли его.
   Почувствовав холодные пальцы на своем лице, Лагин вздрогнул и крикнул:
   – Нет!
   В следующее мгновение, почти не сознавая, что делает, Лагин нашарил на земле палку и вскочил на ноги. Дальше все завертелось с невероятной быстротой. Одному упырю он расшиб палкой голову, второго проткнул той же палкой насквозь, а третьего повалил на землю и вцепился ему зубами в глотку.
   Через несколько секунд все было кончено. Лагин поднялся с земли и огляделся. Три убитых упыря лежали у его ног. У одного из них была отгрызена голова. Лагин вспомнил, что грыз упыря зубами, и его вырвало от отвращения.
   Отерев рот и язык пучком травы, ученый муж выпрямился и, не глядя на трупы упырей, зашагал прочь. Он вдруг вспомнил, что ветка проткнула ему икру.
   Остановившись, Лагин задрал штанину и провел по ноге рукой. Кожа была целая и чистая. Ни раны, ни царапины, ни синяка.
   «Видимо, мне это просто показалось, – неуверенно сказал себе Лагин. – И ветка лишь вскользь задела ногу».
   Он выпрямился, намереваясь убраться подальше от проклятого места, но вдруг увидел на тропке невысокую темную фигуру.
   – Кто ты? – испуганно спросил Лагин.
   Фигура шагнула вперед. При свете луны ученый муж узнал девочку-упыря, которая пожирала поросенка вместе со своими взрослыми сородичами.
   Лагин испуганно попятился. Девочка сделала еще шаг, но вдруг повалилась на землю и затихла. С полминуты Лагин выжидал, а затем осторожно подошел к девочке.
   Она лежала навзничь, глядя остекленевшими глазами на желтый круг луны. Когда-то она была хорошенькая. Но сейчас лицо ее стало мертвенно-бледным, а глаза глубоко запали и потускнели. Видимо, на убогих пиршествах упырей ей доставались лишь жалкие крохи.
   Лагин почувствовал жалость.
   – Как же ты стала упырем, милая? – тихо проговорил он и протянул руку, чтобы погладить девочку по голове.
   Внезапно девочка шелохнулась. Лагин хотел отдернуть руку, но не успел – маленькое чудовище схватило его за руку, притянуло ее к своему рту и вцепилось в запястье острыми зубами.
   Лагин закричал и дернул руку на себя. Однако девочка успела прокусить артерию и глотнуть крови.
   Лагин сжал пальцами окровавленное запястье, отбежал к дереву и испуганно крикнул:
   – Не подходи ко мне, чудовище!
   Девочка села на траве и уставилась на Лагина. Он с ужасом заметил, что лицо ее меняется. Болезненная бледность сошла с лица, и на щеках появился румянец. Тени под глазами рассосались, а сами глаза заблестели.
   Теперь на Лагина смотрела не маленькая упыриха, а очаровательная, белокурая и большеглазая девушка. На вид ей было лет четырнадцать, груди ее уже по-женски оформились, но лицо еще оставалось детским. Губки девочки приоткрылись, и она прошептала:
   – Дядя…
   Лагин взял себя в руки и проговорил севшим от страха голосом:
   – Ты помнишь, как тебя зовут?
   – Рута, – ответила девочка и улыбнулась. – А тебя?
   – Меня зовут… Лагин. Ты понимаешь, что я говорю, Рута?
   – Да, – ответила девочка. Она внимательно посмотрела на Лагина и вдруг спросила: – Ты бог?
   Лагин смутился.
   – Нет, милая, – пробормотал он, совершенно растерявшись.
   И вдруг его озарило: она укусила его за руку и пила его кровь. Значит, все это сделала его кровь! Глоток его крови превратил Руту из упыря в человека.
   Лагин взглянул на свое запястье и почти не удивился тому, что увидел. Рана на запястье уже затянулась, да так, что от нее не осталось даже царапины.
   У людей процесс регенерации не может идти с такой поразительной быстротой. А это значит… Это значит, что он больше не человек!
   У Лагина сдавило сердце.
   – Что же это? – сокрушенно пробормотал он. – Как же это вышло?
   – Дяденька, – окликнула вдруг девочка. – Мне здесь страшно. Можно я пойду с тобой?
   Лагин вдруг почувствовал себя страшно одиноко.
   – Ты хочешь пойти со мной?
   – Да. Я боюсь одна в лесу.
   Девочка поднялась с земли и шагнула к Лагину. Он попятился, но наткнулся спиной на дуб и остановился. В конце концов, что он теряет? Даже если маленькое чудовище укусит его снова, рана тут же затянется. Да и не похожа она больше на чудовище.
   Лагин слабо улыбнулся и сказал:
   – Хорошо. Я возьму тебя с собой. Но обещай вести себя хорошо.
   – Обещаю, – выдохнула Рута нежным голоском.
   Она подошла к Лагину и взяла его за руку.
   – Давай уйдем отсюда поскорее, – попросила девочка. – Мне здесь очень страшно.
   Лагин сжал тонкие пальчики Руты в своей широкой ладони.
   Вскоре они шагали по лесу, прислушиваясь к ночным шорохам. Поглядывая на Руту, Лагин размышлял.
   А может быть, это долгожданная награда? Двенадцать лет назад он решил стать ученым, чтобы научиться воскрешать людей. И вот – он воскрес!
   Если он смог воскреснуть, то смогут и другие. Что же это выходит? Отныне смерти нет? Но что, если теперь он проклят Господом?
   Лагин нахмурился и снова покосился на Руту.
   «Что проку в вере, если она не дарует тебе бессмертие? – подумал он. – Бессмертие – вот то, о чем грезят люди и что отличает их от небесных созданий. Бессмертие и неуязвимость».
   Эта девочка была мертва, а он оживил ее. Теперь она бессмертна, так же, как и он. Она красива, умна и сильна.
   Валахи и Моравы верят в вампиров? Отлично! Значит, отныне они оба – вампиры.
   Лагин простер руки к небу, и из горла его вырвался протяжный, полный силы и жажды власти вой.

8

   В первую неделю после возвращения из Гиблого места Лагин соорудил в комнатке постоялого двора небольшую лабораторию, где вознамерился делать из железа золото. Поначалу работа закипела – в несколько дней ученый муж сотворил полпуда желтого, тяжелого металла. А потом ему стало скучно.
   Прежняя благая идея – осыпать золотом человечество и стереть различия между богатыми и бедными – показалась ему глупой.
   Сотворив еще полпуда искусственного злата, Лагин разобрал машину до лучших времен. Теперь он был не только неуязвим и красив, но и богат. Чувство собственной исключительности и силы переполняло его.
   Своей новой подруге Руте он снял на постоялом дворе Дулея Кривого лучшую комнату.
   Каждую ночь Лагин выходил на охоту. Благодаря сверхчеловеческой выносливости он легко проходил за ночь по тридцать-сорок верст в поисках добычи, совершенно при этом не уставая.
   Чаще всего добычей его становились шальные девки, продававшие проезжим купцам свою красоту и молодость за серебро и медь. Выпив из девки кровь, Лагин бросал мертвое тело в реку или в лесной овраг.
   Однажды в безлунную ночь Лагин вышел на большак и зашагал прочь от города. В двадцати верстах от городской стены, среди деревьев, он набрел на лагерь купцов, возвращающихся с ярмарки.
   Четверо купцов спали у тлеющего костра в окружении четырех пустых подвод. Лагин взглянул на мясистые шеи купцов и почувствовал голод.
   Не привыкнув медлить, он шагнул вперед и вдруг увидел еще одного мужика. Тот вышел из-за дерева, завязывая веревку на мотне, и изумленно уставился на Лагина.
   – Ты кто? – спросил мужик, не успев еще даже испугаться.
   – Я твоя смерть, – тихо сказал Лагин и, вытянув руки, шагнул к мужику, намереваясь свернуть ему шею.
   Но мужик повел себя странно. Ужас не сковал его и не заставил броситься прочь. Вместо этого он молниеносно выхватил из-за пояса кинжал и вонзил его Лагину в живот.
   Острая боль заставила ученого мужа содрогнуться. Голова его затуманилась, и он понял, что падает. «Значит, я смертен», – успел подумать Лагин, и мысль эта не показалась ему страшной.
   В следующее мгновение мир померк в его глазах. Но слух по-прежнему был при нем.
   – Кого это ты уложил, Пакомил? – услышал Лагин сипловатый мужской голос.
   – Не знаю, – ответил другой. – Верно, разбойник.
   – Как пить дать, разбойник. Разбойники редко шалят поодиночке, нужно держать ухо востро. А чего ж он на тебя пошел, охоронец?
   – Видать, спутал меня с купцом. Не увидел в темноте, что я при оружии.
   Последовала пауза, а потом сиплый голос потребовал:
   – Добей его.
   – Да он уж мертвый, – возразил Пакомил.
   – Все равно добей. Отрежь башку, чтоб не превратился в упыря.
   – Так ведь до Гиблого места далеко.
   – Все равно. Мало ли. Возьми мой тесак – он из белого железа.
   Охоронец взял тесак, присел рядом с убитым разбойником, поплевал на ладони, крепко обхватил рукоять тесака и размахнулся, намереваясь отрубить мертвому разбойнику голову.
   И вдруг из зарослей можжевельника вырвалась темная тень. В следующее мгновение Пакомил рухнул на траву с разорванным горлом. Второй охоронец вскрикнул и упал на колени. Из его пробитой головы ударил фонтан крови.
   Купцы проснулись и подняли с травы взлохмаченные головы. Темная тень пронеслась над ними, и все четыре купца раскрыли рты и, схватившись за шеи, забулькали кровью.
   Лагин открыл глаза, сел на траве и тряхнул головой.
   – Я жив? – недоуменно спросил он.
   – Да! – сказала Рута. Она обхватила Лагина ладонями за щеки и поцеловала его в губы.
   Лагин поморщился и отстранил девчонку. Затем взглянул на мертвые тела. Брови его удивленно приподнялись.
   – Это сделала ты? – недоверчиво спросил он.
   – Да!
   – Господи Иисусе… – Божье имя горячим углем прокатилось по гортани и языку Лагина, и он закашлялся. – Зачем?.. Зачем ты это сделала?
   – Они хотели тебя убить, – просто ответила Рута.
   Лагин взглянул на перепачканное кровью лицо девочки и содрогнулся.
   – Неужели… – Он сорвался на хрип. – Неужели это я сотворил с тобой такое, Рута?
   – Я была упырем, а ты снова сделал меня человеком.
   Лагин посмотрел на девочку с горечью.
   – Ты не человек, – сказал он. – И не упырь. Ты гораздо страшнее.
   – Кто же я?
   – В Болгарском царстве таких, как мы, называют стригоями.
   Рута улыбнулась:
   – Пусть будет так. Мне не важно.
   – А что важно? Что для тебя важно, Рута?
   – Чтобы мы с тобой всегда были вместе! – ответила девушка. Она выпрямилась и деловито проговорила: – Нужно сбросить товар в реку. Тогда подумают на разбойников, и нас никто не будет искать.
   Лагин поднялся на ноги, потрогал шрам на груди и глухо проговорил:
   – Колдунья превратила меня в стригоя. Дорого бы я отдал, чтобы узнать, зачем ей это понадобилось.

Глава вторая

1

   В то время как Глеб-Первоход беседовал в кружале с Лагиным, в гиблом городе Кишене собрался совет. Но то был не совет людей, в совет нелюдей.
   Огромные камни подклета, в котором сошлись вожди нелюдей, влажные, замшелые, напоминали черепа древних чудовищ.
   Уродов было десятка два. Здесь находились только самые сильные из них. У одной из стен стоял грубо сколоченный стол, и на нем горела неуклюжая свеча, слепленная из куска лосиного жира.
   Многие из присутствующих плохо владели языком, но они хорошо понимали, о чем идет речь, и отлично изъяснялись при помощи знаков.
   Слово взял Бычеголов. За спиной гиганта стояла, сложив руки на груди, Диона. В отличие от прочих нелюдей, она не была уродлива, и некоторые из присутствующих поглядывали на нее косо. Слишком уж много человеческого оставалось в этой девушке.
   – Люди никогда не оставят нас в покое! – говорил Бычеголов, яростно и громко. – Скоро они придут в Кишень и перебьют нас всех!
   – Люди ходят там, где им вздумается, – возразил Бычеголову главный вождь Азран, рослый, мускулистый, с уродливым львиным лицом и косматой седой гривой волос.
   – Но это наша земля! – прорычал в ответ Бычеголов.
   Азран сдвинул брови.
   – Да, это наша земля. И мы не должны покидать ее.
   Бычеголов глянул на Азрана исподлобья, и во взгляде этом полыхал гнев.
   – Нам нужны человеческие женщины, – сказал он. – Мы возьмем их женщин, перебьем их мужчин и сожжем их села. Мы сильнее, чем они.
   Нелюди, обступившие стол главного вождя, одобрительно загудели, но Азран поднял руку, и в подклете тут же воцарилась тишина.
   – Нас мало, – сказал он спокойно. – Нам не победить людей. Если мы попробуем, они придут и отомстят нам. Люди очень злопамятны и не прощают обид.
   Бычеголов шумно выдохнул ноздрями воздух. Он шагнул вперед и сжал кулаки, но из тени выступила Диона. Девушка положила Бычеголову руку на плечо и сказала:
   – Ты прав, Азран, нас мало. Но каждый из нас стоит двадцати людей! Убегая из подземелья, Бычеголов голыми руками убил полдюжины ратников!
   И вновь нелюди одобрительно загудели, и вновь Азрану пришлось поднять руку, чтобы заставить их замолчать. Взглянув на Диону спокойным, властным взглядом, Азран сказал:
   – Твоими устами говорит не разум, но гнев. Люди схватили твоего отца и посадили его в клетку. Поэтому ты жаждешь крови. Но гнев – плохой советчик. Если бы твой отец был с нами, Диона, он бы сказал тебе то же самое.
   Диона прищурила зеленые глаза.
   – Ты думаешь, что моими устами говорит гнев? Что ж, возможно, ты прав. Зато твоими устами, Азран, говорит страх! А это еще хуже!
   Из приоткрытого рта Азрана вырвалось рычание. На его львиной морде прорезались резкие морщины.
   – Следи за своим языком, девочка, – устрашающе проговорил он.
   Нелюди, обступившие стол, попятились, опасаясь гнева своего вождя. Не попятились лишь Бычеголов и Диона. Девушка улыбнулась в лицо Азрану и холодно проговорила:
   – Ты рассуждаешь, как немощный старик, а не воин. Мы можем победить людей! Нужно убить их вождей и дружинников. Обезглавим змею, а тело умрет само.
   Азран нахмурился.
   – Но что будет потом? – спросил он. – Потом, когда мы вернемся в Кишень?
   – Время покажет. Может быть, мы вернемся в Кишень. А может быть, займем их города. Наши дети быстро рождаются и быстро растут.
   Из толпы нелюдей выступил рослый мужчина с темным лицом и длинным носом, покрытым роговыми наростами.
   – Диона и Бычеголов правы, – сказал он. – У нас есть кузнец Вакар. Он выкует нам мечи-всерубы и заговорит их от людей. Он сам мне это обещал.
   Азран снисходительно усмехнулся.
   – С каких это пор ты стал доверять людям, Ворон?
   Черные, покрытые роговой корочкой губы Ворона дрогнули.
   – Его дочь родила мне сына, – сказал он. – И кузнец Вакар знает об этом. Люди не примут их обратно.
   Азран задумался. С минуту он размышлял над словами Ворона, затем вздохнул и сказал:
   – Это слишком опасный поход. Мы не можем рисковать.