Но начали они с обсуждения другой сцены – встречи Гамлета с призраком.
– По-моему, говорить стихами глупо и несерьезно, – с ходу заявил Виктор Бронников.
– Глупо? – удивилась Мария.
– Он хотел сказать: неправдоподобно, – вступился за одногруппника Эдик Граубергер и вдруг предложил: – А давайте попробуем сыграть то же самое, но прозой?
Мария усмехнулась.
– Прозой? Что ж, валяйте. Любопытно будет посмотреть, как у вас получится Эдик Граубергер и Виктор Бронников вооружились книжками и приступили. Граубергер поправил пальцем очки, сделал страшное лицо и завыл:
– У-у-у!
– Кто ты? – нахмурившись, спросил его Бронников.
Граубергер тоже сдвинул брови и грозно прорычал:
– Я – призрак твоего отца. По ночам я скитаюсь по улицам, а днем горю в адском огне. Так будет до тех пор, пока все мои грехи не выгорят дотла! К счастью для тебя, мне запрещено рассказывать тебе о загробном мире. А если бы я тебе рассказал, ты бы поседел от страха!
– Ты точно призрак моего отца? – деловито осведомился Бронников.
Эдик Граубергер кивнул:
– Да. И я хочу с тобой поговорить.
– О чем?
Граубергер приосанился и торжественно изрек:
– Я умер не своей смертью. Меня убили. И теперь ты должен отомстить за меня!
Бронников выкатил на него удивленные глаза, присвистнул.
– Тебя убили? Но кто? Скажи, кто это сделал, и я отрежу ему уши.
Граубергер усмехнулся:
– Вижу, ты готов для мести. Так вот, знай: меня убил мой родной брат! Он же – твой дядя.
– Что? Мой дядя?
Граубергер кивнул:
– Да. Он убил меня, чтобы стать королем и переспать с моей женой. Мерзавец давно уже неровно к ней дышит.
– Я не верю своим ушам!
– Тебе придется поверить. – Граубергер поежился и с опаской глянул по сторонам.
– Что с тобой? – взволнованно спросил его Бронников.
– Ветром утренним пахнуло. Надо торопиться. Отомсти за меня, сын. Не дай постели датских королей служить кровосмешенью и распутству!
Виктор подумал, кивнул и вдруг спросил:
– А как поступить с мамой? Ее я тоже должен…
Граубергер отрицательно мотнул головой:
– Нет. Ей хватит и мук совести. А теперь мне пора. Солнце уже всходит. Прощай, сын! И помни, что я тебе сказал!
Эдик Граубергер опустил книжку и весело взглянул на Марию.
– Ну, как?
– Терпимо, – улыбнулась Варламова.
Виктор Бронников тоже опустил книжку.
– Мария Степановна, – заговорил он со своей обычной холодноватой вежливостью, – а вам не кажется, что в пьесе много неточностей?
– Ты о чем? – не поняла Мария.
– О том, что Гамлет действительно больной и несчастный человек. Ему кажется, что он прикидывается сумасшедшим, но он на самом деле сумасшедший.
В реплике Бронникова не было никакой озлобленности. Он просто высказал свою версию понимания истины, его глаза смотрели не мигая.
– Сумасшедший, который считает себя здоровым человеком, изображающим из себя сумасшедшего? – Мария прищурила серые глаза. – Это что-то новое. Не мог бы ты объяснить свою мысль?
– Пожалуйста, – пожал плечами Виктор. – Судите сами: Гамлет своими глазами увидел призрак отца. И не просто увидел, но внимательно его выслушал и тут же бросился выполнять его просьбу. А спустя несколько страниц Гамлет вдруг начинает рассуждать об «ином мире, откуда нет возврата». Что значит «нет возврата», когда он сам – своими глазами – видел своего умершего отца?
– Да… – озадаченно пробормотала Мария. – Я как-то не обратила на это внимания.
Виктор взглянул на нее снисходительно.
– Есть и другие неточности. Но дело даже не в них. Знаете, что меня больше всего бесит?
– Что?
– Гениальным литературным произведением считается пьеса, герой которой – сумасшедший. То есть – неполноценный.
– Ну и что? В наше время на экранах и театральных сценах полно неполноценных героев.
– В том-то и дело. В наше время неполноценность становится нормой. Даже более того – образцом для подражания. Вспомните фильмы, которые получают «Оскара». Они же все об инвалидах и ненормальных.
Мария пожала плечами.
– Бывают не только физические или психические уроды, бывают еще и уроды нравственные.
– Чушь, – скривился Бронников, – выдумка. Мораль – всего-навсего свод правил, которые выдумали люди. Завтра они выдумают что-нибудь другое.
Мария поняла, что без тяжелой артиллерии в споре не обойтись.
– А как насчет нравственного императива, о котором говорил Иммануил Кант? Если мне не изменяет память, философ считал, что представление о морали дано нам с самого рождения. По-твоему, Кант не прав?
– Бывают не только врожденные достоинства, но и врожденные болезни, – небрежно бросил Виктор. – По-моему, Кант сморозил глупость. От нее один шаг до признания существования Бога.
– А ты не веришь в Бога?
– Я не нуждаюсь в этой гипотезе.
– Достоевский где-то написал, что если Бога нет, то можно людей резать.
Виктор взглянул на нее холодно:
– Мария Степановна, мы слишком далеко ушли от Шекспира. Что касается пьесы, то я настаиваю на своей точке зрения: только идиот может считать ее гениальным творением.
– В таком случае я – тот самый идиот, – с улыбкой сказала Мария. – Давайте продолжим репетицию…
Глава 3
1
– По-моему, говорить стихами глупо и несерьезно, – с ходу заявил Виктор Бронников.
– Глупо? – удивилась Мария.
– Он хотел сказать: неправдоподобно, – вступился за одногруппника Эдик Граубергер и вдруг предложил: – А давайте попробуем сыграть то же самое, но прозой?
Мария усмехнулась.
– Прозой? Что ж, валяйте. Любопытно будет посмотреть, как у вас получится Эдик Граубергер и Виктор Бронников вооружились книжками и приступили. Граубергер поправил пальцем очки, сделал страшное лицо и завыл:
– У-у-у!
– Кто ты? – нахмурившись, спросил его Бронников.
Граубергер тоже сдвинул брови и грозно прорычал:
– Я – призрак твоего отца. По ночам я скитаюсь по улицам, а днем горю в адском огне. Так будет до тех пор, пока все мои грехи не выгорят дотла! К счастью для тебя, мне запрещено рассказывать тебе о загробном мире. А если бы я тебе рассказал, ты бы поседел от страха!
– Ты точно призрак моего отца? – деловито осведомился Бронников.
Эдик Граубергер кивнул:
– Да. И я хочу с тобой поговорить.
– О чем?
Граубергер приосанился и торжественно изрек:
– Я умер не своей смертью. Меня убили. И теперь ты должен отомстить за меня!
Бронников выкатил на него удивленные глаза, присвистнул.
– Тебя убили? Но кто? Скажи, кто это сделал, и я отрежу ему уши.
Граубергер усмехнулся:
– Вижу, ты готов для мести. Так вот, знай: меня убил мой родной брат! Он же – твой дядя.
– Что? Мой дядя?
Граубергер кивнул:
– Да. Он убил меня, чтобы стать королем и переспать с моей женой. Мерзавец давно уже неровно к ней дышит.
– Я не верю своим ушам!
– Тебе придется поверить. – Граубергер поежился и с опаской глянул по сторонам.
– Что с тобой? – взволнованно спросил его Бронников.
– Ветром утренним пахнуло. Надо торопиться. Отомсти за меня, сын. Не дай постели датских королей служить кровосмешенью и распутству!
Виктор подумал, кивнул и вдруг спросил:
– А как поступить с мамой? Ее я тоже должен…
Граубергер отрицательно мотнул головой:
– Нет. Ей хватит и мук совести. А теперь мне пора. Солнце уже всходит. Прощай, сын! И помни, что я тебе сказал!
Эдик Граубергер опустил книжку и весело взглянул на Марию.
– Ну, как?
– Терпимо, – улыбнулась Варламова.
Виктор Бронников тоже опустил книжку.
– Мария Степановна, – заговорил он со своей обычной холодноватой вежливостью, – а вам не кажется, что в пьесе много неточностей?
– Ты о чем? – не поняла Мария.
– О том, что Гамлет действительно больной и несчастный человек. Ему кажется, что он прикидывается сумасшедшим, но он на самом деле сумасшедший.
В реплике Бронникова не было никакой озлобленности. Он просто высказал свою версию понимания истины, его глаза смотрели не мигая.
– Сумасшедший, который считает себя здоровым человеком, изображающим из себя сумасшедшего? – Мария прищурила серые глаза. – Это что-то новое. Не мог бы ты объяснить свою мысль?
– Пожалуйста, – пожал плечами Виктор. – Судите сами: Гамлет своими глазами увидел призрак отца. И не просто увидел, но внимательно его выслушал и тут же бросился выполнять его просьбу. А спустя несколько страниц Гамлет вдруг начинает рассуждать об «ином мире, откуда нет возврата». Что значит «нет возврата», когда он сам – своими глазами – видел своего умершего отца?
– Да… – озадаченно пробормотала Мария. – Я как-то не обратила на это внимания.
Виктор взглянул на нее снисходительно.
– Есть и другие неточности. Но дело даже не в них. Знаете, что меня больше всего бесит?
– Что?
– Гениальным литературным произведением считается пьеса, герой которой – сумасшедший. То есть – неполноценный.
– Ну и что? В наше время на экранах и театральных сценах полно неполноценных героев.
– В том-то и дело. В наше время неполноценность становится нормой. Даже более того – образцом для подражания. Вспомните фильмы, которые получают «Оскара». Они же все об инвалидах и ненормальных.
Мария пожала плечами.
– Бывают не только физические или психические уроды, бывают еще и уроды нравственные.
– Чушь, – скривился Бронников, – выдумка. Мораль – всего-навсего свод правил, которые выдумали люди. Завтра они выдумают что-нибудь другое.
Мария поняла, что без тяжелой артиллерии в споре не обойтись.
– А как насчет нравственного императива, о котором говорил Иммануил Кант? Если мне не изменяет память, философ считал, что представление о морали дано нам с самого рождения. По-твоему, Кант не прав?
– Бывают не только врожденные достоинства, но и врожденные болезни, – небрежно бросил Виктор. – По-моему, Кант сморозил глупость. От нее один шаг до признания существования Бога.
– А ты не веришь в Бога?
– Я не нуждаюсь в этой гипотезе.
– Достоевский где-то написал, что если Бога нет, то можно людей резать.
Виктор взглянул на нее холодно:
– Мария Степановна, мы слишком далеко ушли от Шекспира. Что касается пьесы, то я настаиваю на своей точке зрения: только идиот может считать ее гениальным творением.
– В таком случае я – тот самый идиот, – с улыбкой сказала Мария. – Давайте продолжим репетицию…
Глава 3
1
После репетиции домой никому не хотелось, решили пойти в сквер – потусоваться, попить пива. Местом для тусовки выбрали один из фонтанов. Расселись на парапете и открыли банки.
– Однако прохладно сегодня для пива, – поежился красавчик Стас.
– Если хочешь, иди домой, – отозвался своим обычным холодноватым голосом Виктор.
Стас хмыкнул.
– Не самая лучшая альтернатива.
– Тогда пей и не возникай.
Пиво было прохладным и вкусным. Громила Жиров закурил сигарету.
– Черт, как домой неохота. Приду – опять начнется: покажи конспекты, покажи конспекты…
– Твои родители все еще не теряют надежды их когда-нибудь увидеть? – насмешливо осведомился Стас. – Вижу, четыре года их ничему не научили.
Жиров гоготнул, глубоко затянулся сигаретой и выпустил изо рта лохматое облако дыма. Порыв ветра отнес его в сторону и развеял в воздухе.
– У каждого свои проблемы, – меланхолично заметил, сверкнув очками, Эдик Граубергер. В одной руке он держал банку с пивом, а другой прятал в шарф свою русую бородку. – У меня другая история. Стоит достать книгу, как папаша начинает ныть: иди погуляй, иди развейся, прошвырнись по городу… Делать мне больше нечего, как по улицам шляться! А однажды всучил мне двести баксов, чтобы я сходил в публичный дом. Представляете?
Красавчик Стас подмигнул Жирову и сказал:
– Эдик, все знают, что женскому белью ты предпочитаешь тонкое кружевное белье своего сознания.
Вика хихикнула. Эдик Граубергер уставился на нее через толстые стекла очков.
Очкариком Граубергера сделала травма, произошедшая с ним на первом курсе, – тогда он был уверен, что влюблен в Вику, и, чтобы доказать ей свою любовь, решил пройти по парапету смотровой площадки. Для смелости он выпил сто граммов водки, и алкоголь, мягко ударив в голову, сыграл с ним дурную шутку. Эдик свалился с парапета и катился по склону пятьдесят метров, пока не ударился головой о ствол дерева. От сотрясения мозга он полностью оправился, а вот зрение у него упало. Помимо стопроцентного зрения, тот страшный удар избавил Эдика от многих иллюзий, одной из которых была любовь.
Перехватив взгляд Граубергера, Вика кокетливо спросила:
– Эдик, а у тебя когда-нибудь была женщина?
– Ты имеешь в виду секс?
– Угу.
Эдик качнул кудрявой головой и невозмутимо ответил:
– Нет.
– Почему?
– У меня на это нет времени.
– Ну ты уникум! Сколько тебе – двадцать один?
– Девятнадцать, – ответил Эдик. – Я окончил школу в пятнадцать лет.
– Девятнадцать лет – и все еще девственник. Кому скажи – не поверят. Слушай, а может, ты импотент?
Граубергер вновь покачал головой:
– Нет.
– Чем докажешь?
Эдик прищурил глаза, поставил банку пива на парапет и принялся невозмутимо расстегивать ширинку.
– Ты что? – удивилась Вика.
– Хочу тебе доказать.
Вика наморщила нос:
– Дурак. Я же пошутила. Прекрати немедленно!
– Как скажешь, – пожал плечами Граубергер и застегнул ширинку.
Несколько секунд парни сидели молча. Первым прыснул Стас. Его поддержал Жиров. Эдик тоже залился смехом – тонким, звенящим. Глядя на них, засмеялась и Вика.
– Ох, мальчишки, какие же вы кретины! – смеясь, приговаривала она.
Не смеялся только Виктор. Он отхлебнул пива, подождал, пока все успокоятся, и спросил:
– Как вам Варламова?
– У нее абсолютно нет вкуса, – ответила Вика. – Даже не верится, что когда-то она была актрисой. Не понимаю, как можно довести себя до такого состояния?
– Видимо, были причины, – лениво проговорил Эдик Граубергер и отхлебнул пива.
– Интересно, сколько ей лет? – задумчиво проговорила Вика.
– Тридцать четыре, – ответил Бронников. – Я узнавал.
– Боже, какая старушка. А выглядит еще старше. Интересно, у нее есть бойфренд?
– Думаю, в последний раз она занималась сексом еще в прошлом веке, – заметил Стас Малевич.
Вика нахмурилась:
– Ты злой.
– Беру пример с тебя, – насмешливо парировал Стас.
Эдик Граубергер дернул себя пальцами за бородку и проговорил:
– Вы лучше скажите, какого черта мы все подались в театральный кружок? Он даже не легитимен. Вернется настоящий худрук и погонит нас всех в шею – вместе с Варламовой.
– Не прогонит, – усмехнулся, откинув со лба темную челку, Стас. – Варламова отобьется от него тростью.
– Эта может, – кивнул Бронников. – А палка у нее знатная. Набалдашник из настоящей слоновой кости. Вещь дорогая.
– Интересно, она так всю жизнь хромает или из-за какой-нибудь аварии? – продолжила размышлять Вика.
– Однако прохладно сегодня для пива, – поежился красавчик Стас.
– Если хочешь, иди домой, – отозвался своим обычным холодноватым голосом Виктор.
Стас хмыкнул.
– Не самая лучшая альтернатива.
– Тогда пей и не возникай.
Пиво было прохладным и вкусным. Громила Жиров закурил сигарету.
– Черт, как домой неохота. Приду – опять начнется: покажи конспекты, покажи конспекты…
– Твои родители все еще не теряют надежды их когда-нибудь увидеть? – насмешливо осведомился Стас. – Вижу, четыре года их ничему не научили.
Жиров гоготнул, глубоко затянулся сигаретой и выпустил изо рта лохматое облако дыма. Порыв ветра отнес его в сторону и развеял в воздухе.
– У каждого свои проблемы, – меланхолично заметил, сверкнув очками, Эдик Граубергер. В одной руке он держал банку с пивом, а другой прятал в шарф свою русую бородку. – У меня другая история. Стоит достать книгу, как папаша начинает ныть: иди погуляй, иди развейся, прошвырнись по городу… Делать мне больше нечего, как по улицам шляться! А однажды всучил мне двести баксов, чтобы я сходил в публичный дом. Представляете?
Красавчик Стас подмигнул Жирову и сказал:
– Эдик, все знают, что женскому белью ты предпочитаешь тонкое кружевное белье своего сознания.
Вика хихикнула. Эдик Граубергер уставился на нее через толстые стекла очков.
Очкариком Граубергера сделала травма, произошедшая с ним на первом курсе, – тогда он был уверен, что влюблен в Вику, и, чтобы доказать ей свою любовь, решил пройти по парапету смотровой площадки. Для смелости он выпил сто граммов водки, и алкоголь, мягко ударив в голову, сыграл с ним дурную шутку. Эдик свалился с парапета и катился по склону пятьдесят метров, пока не ударился головой о ствол дерева. От сотрясения мозга он полностью оправился, а вот зрение у него упало. Помимо стопроцентного зрения, тот страшный удар избавил Эдика от многих иллюзий, одной из которых была любовь.
Перехватив взгляд Граубергера, Вика кокетливо спросила:
– Эдик, а у тебя когда-нибудь была женщина?
– Ты имеешь в виду секс?
– Угу.
Эдик качнул кудрявой головой и невозмутимо ответил:
– Нет.
– Почему?
– У меня на это нет времени.
– Ну ты уникум! Сколько тебе – двадцать один?
– Девятнадцать, – ответил Эдик. – Я окончил школу в пятнадцать лет.
– Девятнадцать лет – и все еще девственник. Кому скажи – не поверят. Слушай, а может, ты импотент?
Граубергер вновь покачал головой:
– Нет.
– Чем докажешь?
Эдик прищурил глаза, поставил банку пива на парапет и принялся невозмутимо расстегивать ширинку.
– Ты что? – удивилась Вика.
– Хочу тебе доказать.
Вика наморщила нос:
– Дурак. Я же пошутила. Прекрати немедленно!
– Как скажешь, – пожал плечами Граубергер и застегнул ширинку.
Несколько секунд парни сидели молча. Первым прыснул Стас. Его поддержал Жиров. Эдик тоже залился смехом – тонким, звенящим. Глядя на них, засмеялась и Вика.
– Ох, мальчишки, какие же вы кретины! – смеясь, приговаривала она.
Не смеялся только Виктор. Он отхлебнул пива, подождал, пока все успокоятся, и спросил:
– Как вам Варламова?
– У нее абсолютно нет вкуса, – ответила Вика. – Даже не верится, что когда-то она была актрисой. Не понимаю, как можно довести себя до такого состояния?
– Видимо, были причины, – лениво проговорил Эдик Граубергер и отхлебнул пива.
– Интересно, сколько ей лет? – задумчиво проговорила Вика.
– Тридцать четыре, – ответил Бронников. – Я узнавал.
– Боже, какая старушка. А выглядит еще старше. Интересно, у нее есть бойфренд?
– Думаю, в последний раз она занималась сексом еще в прошлом веке, – заметил Стас Малевич.
Вика нахмурилась:
– Ты злой.
– Беру пример с тебя, – насмешливо парировал Стас.
Эдик Граубергер дернул себя пальцами за бородку и проговорил:
– Вы лучше скажите, какого черта мы все подались в театральный кружок? Он даже не легитимен. Вернется настоящий худрук и погонит нас всех в шею – вместе с Варламовой.
– Не прогонит, – усмехнулся, откинув со лба темную челку, Стас. – Варламова отобьется от него тростью.
– Эта может, – кивнул Бронников. – А палка у нее знатная. Набалдашник из настоящей слоновой кости. Вещь дорогая.
– Интересно, она так всю жизнь хромает или из-за какой-нибудь аварии? – продолжила размышлять Вика.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента