Страница:
Эдуард пленил Лену своим шармом и белозубой улыбкой. Он излучал уверенность и спокойствие. Она поймала себя на мысли, что наследник Хаммерштейна очень даже ничего…
Но о чем это она думает?! Лена в составе прочих встречающих поспешила к Грегуаре и Эдуарду. Каждого из сотрудников представлял сам генеральный директор. Он неплохо говорил по-английски, правда, с неисправимым русским прононсом.
– А это, господин Хаммерштейн, одна из наиболее перспективных сотрудниц отдела рекламы – госпожа Елена…
Генеральный на секунду замялся. Он явно запамятовал ее фамилию. Еще бы, Лена встречалась с ним всего несколько раз за прошедший год, да и то будучи в составе большой делегации во время представления разных проектов.
На выручку ему подоспел Дмитрий Львович. На великолепном английском он ненавязчиво подсказал:
– Елена Монастырская…
– Да, да, госпожа Елена Монастырская, – вздохнул с явным облегчением генеральный. – Господин Талызин, – обратился он к Дмитрию Львовичу, – значит, это именно она разработала новую рекламную кампанию для линии «Фаберже»?
– Совершенно верно, – рокотал Дмитрий Львович. – У госпожи Монастырской – великолепный ум, она предложила ряд новаций, которые наверняка будут иметь успех на рынке…
Лена от волнения не слышала всех комплиментов, которые сказал в ее адрес Дмитрий Львович. Первой ей протянула руку Грегуара. Пальцы ее были унизаны драгоценными перстнями, причем все они были явно старинными и сделанными лучшими ювелирами.
Грегуара улыбнулась, но в узких темных глазах ее сквозило безразличие. Затем Лена встретилась глазами с Эдуардом. Его взгляд в отличие от взгляда матери был открытым и чистым. Он неподдельно интересовался всем происходящим и слушал объяснения генерального директора и его подчиненных.
– Я очень рад, – произнес Эдуард.
– Госпожа Монастырская посвятит нас завтра во все подробности предстоящей рекламной кампании, – заверил Эдуарда Дмитрий Львович. – Она – квалифицированный специалист в области рекламы…
Рукопожатие Эдуарда было твердым, рука – приятно теплой. Лене не хотелось выпускать его пальцы из ладони, однако прошла секунда, показавшаяся ей целой вечностью, и Эдуард подал руку следующему представителю встречающей стороны.
Генеральный директор осторожно намекнул Эдуарду, что их ждет роскошный стол, накрытый в директорской столовой. Туда имели доступ не все сотрудники, а только менеджеры высшего звена.
– Благодарю, однако мы повременим с этим, – сказал Эдуард. – Для меня важнее начать осмотр филиала прямо сейчас. Хотя мама… Если госпожа Грегуара желает, то она может не сопровождать нас.
– О нет, я не рискну оставить тебя одного, – произнесла Грегуара. – В особенности в компании такой прелестной дамы. – И она кивнула головой в сторону Лены. Та залилась краской смущения, а генеральный и его свита благодушно рассмеялись шутке жены хозяина концерна.
Лену вытолкнули вперед, она вспомнила, что в ее обязанности входит сопровождать экскурсию. Однако она ошибалась, думая, что останется с Эдуардом тет-а-тет. Ей даже не пришлось ничего говорить самой, инициативу перенял генеральный директор. Он повел сына хозяина в первый цех, где круглые сутки шел процесс по изготовлению таинственных компонентов для тысяч наименований продукции концерна «Хаммерштейн». Вскоре английский генерального директора иссяк, поэтому, повернувшись к Лене, которая шла вслед за ним и Эдуардом, он сказал:
– Прошу вас, переводите.
Он продолжал рассыпать свои знания на русском, а Лене пришлось собраться и переводить все это на английский. Как хорошо, что она принимала участие в месячном семинаре, на котором в том числе отрабатывалась лексика косметического концерна на английском и французском. Когда Лена не могла выразить то или иное понятие по-английски, она прибегала к французскому, и Эдуард, для матери которого французский был родным, кивал головой в знак того, что он понимает.
Несмотря на то, что экскурсия длилась всего около часа, она показалась Лене вечностью. С одной стороны, конечно, почетно и приятно сопровождать такого гостя, как Эдуард Хаммерштейн, но если бы еще не требовалось переводить!
Зато Лена увидела лица сотрудников своего отдела, когда по предложению Хаммерштейна-младшего они отправились из цехов в офисы. Тамара Павловна улыбалась, словно гордясь Леной, зато Регина метала грозные взгляды и кусала губы.
– Благодарю вас, – произнес наконец генеральный директор. Затем он обратился к Эдуарду: – И все же, мистер Хаммерштейн, боюсь вам надоесть, однако нас ждет великолепный ужин, повара специально потрудились к вашему приезду…
– Я доволен, – ответил Эдуард. – Честно, я не ожидал, что все будет на таком высоком уровне. Думаю, вы правы, пора утолить голод.
– Молодец, – сказал Лене один из заместителей генерального, когда Эдуард, заслоненный плотными спинами начальников, отправился ужинать. – Хорошо говоришь, молодец! На сегодня можешь быть свободна, но завтра придется опять уделить внимание гостю и представить свой проект…
Лена перевела дух. С нее достаточно! Эдуард, конечно, красавец и наследник миллиардов, но это вовсе не означает, что она должна сходить из-за него с ума. У нее и так в связи с введением новой линии продукции дел невпроворот. И что ей до желания шефов пустить сынку иностранного хозяина пыль в глаза. Дескать, смотрите, какие у нас сотрудники, у вас за границей таких нет.
Едва она подошла к лифту, чтобы спуститься на свой этаж, как до ее слуха донесся голос Эдуарда. Лена обернулась. Свита почтительно расступилась, Эдуард словно кого-то искал. Заметив Монастырскую, он просиял и, бросив заводское начальство, подошел к ней.
– Мисс Монастырская? Почему же вы бросаете меня? Только не говорите, что вы не голодны. Прошу вас, отужинайте с нами…
Лена посмотрела на генерального. Тот кивнул, она произнесла:
– Мистер Хаммерштейн, я польщена…
– К чему эти церемонии, – ответил Эдуард. – Вы замечательно потрудились, поэтому вполне логично, что вы должны подкрепиться. Не так ли, господин генеральный директор?
Начальство хотело остаться с Эдуардом наедине, чтобы никто не мешал их переговорам, не слышал их шуток. Но делать нечего, если Хаммерштейн-младший желает…
Чувствуя, что голова гудит, а спина болит, Лена отправилась вместе со всеми в директорскую столовую. Главное – улыбаться, твердила она самой себе. Иначе что подумает Эдуард? Впрочем, какое ей дело до того, что подумает этот заморский гость. Он послезавтра улетит, и, возможно, она больше никогда его не увидит.
За столом она оказалась по левую руку от Эдуарда, по правую сидел генеральный директор. Эдуард несколько раз обращался к ней, однако Лена ощущала чудовищную усталость. Как же ей хочется очутиться далеко отсюда, в мягкой постели, около бормочущего телевизора.
Наконец, все завершилось. Эдуарда с матушкой, которая не ела ничего, кроме салата и свежих соков, разместили в доме для гостей, что располагался в «генеральном поселке». Назвали это поселение так из-за того, что там обитали только птицы высокого полета, охранялась эта территория с автоматами и собаками, а о коттеджах и их обстановке ходили разнообразные слухи. Еще больше слухов ходило о «домике для гостей» – небольшом дворце, который был специально выстроен на тот случай, если пожалует сам господин Хаммерштейн или кто-то из его доверенных лиц. На строительство не жалели денег, но и результат был впечатляющим.
Лену довезли до ее коттеджа. Вот она и дома, но вместо желанного покоя – работа. Завтра ей предстоит представить Эдуарду и прибывшим с ним менеджерам новую рекламную кампанию. И все это на английском. Но она справится!
Раздался звонок в дверь, появился Михаил. Он поцеловал Лену и произнес:
– Все только о том и говорят, что ты полдня провела с Хаммерштейном. И что он от тебя без ума!
Лена уловила нотки ревности. Она догадывалась, кто именно распустил подобный слух. Наверняка не обошлось без Регины Станкевич. Та ведь никогда не простит Лене того, что именно ее начальство выбрало для общения с сыном хозяина предприятия.
– Миша, – взмолилась Лена, – ты должен мне помочь! У меня завтра такой ответственный день, выступление… Прошу тебя, останься.
Михаил усмехнулся и заметил:
– В любой другой день я счел бы это предложение лестным, но сегодня не могу, Ленчик. Ты же знаешь, ко мне приехали родственники, так что одних я их не оставлю.
Вздохнув, Лена отправилась в душ. Затем, завернувшись в халат, присела около компьютера. Голова уже не так гудит. Что ж, до утра ей надо все отрепетировать, чтобы завтрашняя презентация прошла как можно лучше.
Около часа ночи Лену от работы оторвал телефонный звонок. Тамара Павловна, которая предпочитала трудиться в темное время суток, прогудела:
– Как дела? Я же знаю, ты все равно не дрыхнешь, а готовишься к выступлению. Не бойся, все будет в порядке! А что, правда, Эдуард сам попросил тебя поужинать вместе с ним? Расскажи, расскажи, потешь старуху!
Тамара Павловна наверняка и звонила, чтобы узнать последние сплетни и сопоставить их с реальными событиями. Отделавшись от Воеводиной, Лена снова уставилась в компьютер. Итак, презентация начнется с того, что…
– Таким образом, дамы и господа, в итоге мы будем иметь на рынке новую серию продуктов концерна «Хаммерштейн».
Этими словами Лена завершила свое выступление. Неужели все прошло гладко? Она не верила в это. Бессонная ночь принесла ей вдохновение. Впрочем, выглядела Елена на редкость бодро, светлый костюм удивительно ей шел, а в глазах сверкала отвага. Главное – не бояться, внушала она самой себе.
В животе у нее заурчало, и Лена испуганно подумала, что присутствующие услышали этот звук. Еще бы, она выпила две чашки кофе натощак, и было это в шесть утра. А теперь – половина двенадцатого.
Опасения оказались напрасны. Последние ее слова потонули в аплодисментах, и Лена вдруг поняла, что они предназначаются именно ей. Презентация рекламного проекта проходила в большом помещении, созданном специально для подобных целей. Лене было уготовано место в самом центре, около доски, на которой сменялись цветные слайды, а те, кто собрался послушать ее, разместились на рядах, уходящих амфитеатром ввысь.
Кажется, ее английский был не самым плохим. Все же вчера ее слушал в основном только Эдуард и несколько менеджеров, а теперь – не меньше пяти десятков человек. Лена заметила Тамару Павловну, одетую в желтый пиджак с малиновыми разводами. Воеводина аплодировала громче всех и даже подняла вверх большой палец.
Прямо как на арене в Колизее: или разорвут свирепые хищники, или цезарь подарит жизнь, мелькнула у Лены мысль. В качестве августейших особ выступали Эдуард и его мать Грегуара.
Мадам Хаммерштейн, которая облачилась во что-то воздушно-сиреневое и сверкала драгоценностями, милостиво улыбнулась Лене, и ее ладони, затянутые в перчатки, несколько раз ударились друг о друга.
Эдуард, на этот раз в темном костюме, светлой рубашке с галстуком, с одобрением посмотрел на Лену. Надо же, ее выступление и на него произвело впечатление!
Аплодисменты смолкли, инициативу перехватил генеральный директор. Затем несколько слов сказал Эдуард.
– Мне очень приятно, что в нашем русском филиале работают такие толковые головы. Это позволяет надеяться на то, что в ближайшие годы концерн «Хаммерштейн» сможет подняться на ступеньку выше в мировой иерархии…
– У тебя блестел нос, – сказала ей Регина, которая, вся в черном, подошла к Лене среди прочих.
Лена в ответ только улыбнулась. Что поделаешь, ей придется работать с Региной еще долго. Как специалист та великолепна, а вот как человек…
– Леночка, ты всех пленила, – сказал Михаил, беря ее за руку. – Дмитрий Львович правильно поступил, что предложил именно тебя. Как я тобой горжусь!
Однако у славы оказалась и другая сторона – она очень быстро улетучивается. На этот раз Лену не пригласили на банкет, и Эдуард не обернулся, чтобы позвать ее. Как она могла вообразить, что этот лощеный плейбой, который, если верить журналам и бульварным газетам, развлекается с самыми именитыми топ-моделями на своей яхте в океане, обратит на нее внимание? Это все пустое…
Поэтому Лена очень удивилась, когда Дмитрий Львович сказал ей, что Эдуард желает видеть ее на закрытой вечеринке по поводу его отъезда.
– Будет шанс заграбастать мужика, – сказала Тамара Павловна. – У меня имелись три официальных мужа и столько же неофициальных, и я знаю, что говорю, Ленуся! Он на тебя запал. Так что не теряйся!
– Вот еще! – фыркнула Регина, которая стала свидетельницей этой беседы. Она всегда умудрялась быть в курсе практически любого разговора. Она положила на стол перед Леной газету.
– Ты не нужна ему, Леночка, а если что-то и вообразила на его счет, то мне тебя жаль, – сказала с победоносной улыбкой Станкевич. – Эдуард тайно обручился и скоро наверняка женится.
Лена бросила взгляд на газету, заголовок в которой кричал, что один из самых богатых и завидных холостяков Эдуард Хаммерштейн наконец-то тайно сделал выбор и даже подарил своей избраннице кольцо с жемчужиной.
Впрочем, Лена Монастырская никогда всерьез не думала, что Эдуард может обратить на нее внимание. Кто она – и кто он? И, кроме того, у нее есть Михаил. А принц, как ему и положено, удалится в сказку уже через сутки.
Ночью накануне отъезда Эдуарда Хаммерштейна Лена просыпалась несколько раз. Ей снилось, что она танцует с Михаилом, потом они начинают целоваться, и в тот момент, когда губы их соприкасаются, она обнаруживает, что целуется с Эдуардом.
Причем сон возобновлялся снова, едва она засыпала, как будто кто-то включал видеомагнитофон. Проснулась Лена совершенно разбитой. И что это значит, она влюбилась в Эдуарда? Да нет, не может быть! Пусть он быстрее уедет прочь, и все забудется.
На вечеринке кроме местного начальства присутствовали губернатор области, несколько московских политиков. Грегуара была ослепительна в красном одеянии, а рубины, которые обвивали ее алебастровую шею, сверкали и переливались.
Мужская часть публики была в смокингах. Лена же нарядилась в свое единственное вечернее платье. Когда Лена ехала в Новгородскую область, она и представить себе не могла, что ей оно понадобится.
Среди гостей Монастырская заметила Регину. Что она делает здесь? Загадка быстро прояснилась, когда Регина прямо-таки насела на Эдуарда, не давая ему прохода. Тот мило улыбался и с тревогой посматривал на мать, явно ожидая от нее поддержки. Грегуара подоспела к сыну на помощь и, оттеснив его, завладела вниманием Станкевич. Та хотела последовать за Хаммерштейном, но Грегуара, журча как ручей, не давала ей возможности удалиться.
Эдуард, оказавшись на свободе, подошел к Лене.
– Скажу честно, ваша кузина слишком назойлива, – произнес он.
– Моя кузина? – изумилась Лена. – Но о чем вы?
Настала очередь Эдуарда выказать недоумение:
– Дама в черном начала с того, что она ваша кузина и что вы очень похожи не только внешне, но и по характеру. Значит, она не ваша родственница? Что ж, вам очень повезло!
Регина метала на них злобные взгляды. Грегуара явно наслаждалась происходящим, еще бы, ведь Регина не посмеет оскорбить важную гостью и, бросив ее, присоединиться к Эдуарду. А ведь Регине только этого и хочется.
Наконец, воспользовавшись тем, что к Грегуаре подошел кто-то из политиков, Станкевич весьма поспешно, едва не сбив с ног официанта с подносом, двинулась в сторону Лены и Эдуарда. Она сразу заявила:
– Мистер Хаммерштейн, прошу прощения, что нас прервали, но это ваша матушка… Так на чем мы остановились?
Эдуард посмотрел на Лену так, словно у него внезапно заболел зуб, улыбнулся и произнес:
– Кажется, на родственных отношениях между вами и мисс Монастырской, не могли бы вы их прояснить для нас?
Регина растерялась, схватила с подноса бокал с шампанским, отпила глоток и уже раскрыла рот, чтобы произнести очередную ложь, как вдруг раздался истошный крик:
– Отпустите меня! Я сказал, немедленно отпустите, а не то буду стрелять!
Музыканты, квинтет которых до этого играл что-то классически-меланхолическое, стихли, пискнула скрипка, и взвыл контрабас. Лена повернула голову, чтобы узнать, в чем дело. Эдуард нахмурил брови, за его спиной сразу возникло двое дюжих телохранителей. Грегуара в испуге протянула руку к шее, украшенной бесценным рубиновым ошейником. Регина, пылающая злобой оттого, что и на этот раз помешали ее общению с Эдуардом, развернулась на сто восемьдесят градусов.
Публика недоумевала. Среди празднично одетых мужчин и их прелестных спутниц вдруг возник странный субъект. Он тоже был облачен в смокинг, на шее болтался галстук-бабочка, однако этот человек никак не мог сойти за почетного гостя. Он отбивался от охранников, которые пытались выволочь его из зала.
Лене показалось, что лицо этого человека с противным визгливым голосом ей смутно знакомо. Где же она его уже видела?
– Никому не двигаться! – закричал по-русски, а потом по-английски мужчина. Его шарообразное лицо исказила судорога, в глазах, спрятанных за маленькими очечками, сквозили безумие и одержимость. Седые волосы, слишком длинные и неухоженные, сбились в колтун.
Субъект зажал правую руку за лацканом смокинга, который был ему слишком мал: он явно взял его напрокат, лишь бы проникнуть на вечеринку.
Всеобщая растерянность быстро сменилась смятением и паникой. Лена и сама ощутила, что у нее начало усиленно биться сердце. Она вдруг вспомнила, где видела этого господина, который теперь, брызжа слюной, приковал всеобщее внимание. Именно его уволили не так давно с большим скандалом за то, что он, руководитель одной из лабораторий, якшался с конкурентами и даже продавал им секреты «Хаммерштейна». Доктор наук, профессор, специалист с отличной репутацией и большим окладом – и вдруг такое. Как же его зовут, на него даже завели уголовное дело…
– Федор Викентьевич! – сказал освоившийся с обстановкой генеральный директор. Лена вспомнила: так и есть, Ф.В. Тимчук, про него даже показывали сюжет по местному телевидению.
– К чему эта мелодрама, зачем ты портишь нам праздник? Ну, давай, вынимай свое оружие, отдай его охране. И мы тебя отпустим, обо всем забудем…
Лена видела, как к Тимчуку с тыла подбираются двое охранников. Однако мятежный химик, явно чуя подвох, вдруг развернулся и, заметив вросших в пол ребят, заорал, срываясь на фальцет:
– Стоять, я кому говорю! У меня оружие!
Он выдернул руку из-под смокинга, и все увидели зажатую в его ладони гранату – небольшую, темно-зеленую, ребристую. Лена посмотрела на Эдуарда. Хаммерштейн держался на редкость спокойно, только его взгляд стал жестче. Регина же ахнула и выпустила из рук бокал. Тот упал на мраморный пол, и звон разнесся по всему залу, как выстрел.
Тимчук дернулся, как укушенный, и его длинный палец выдернул чеку. Алюминиевое колечко отлетело в сторону и приземлилось около Грегуары Хаммерштейн. Супруга миллиардера, как изваяние, застыла с рукой у горла.
– Федор Викентьевич, – медленно сказал генеральный директор. – Держи гранату крепко. Прошу тебя! Ребята тебе объяснят, что с ней делать, чтобы она не рванула…
Химик рассмеялся, и от его пронзительного смеха по телу Лены побежали ледяные мурашки.
– Я сам знаю, что с ней делать, – сказал Тимчук. – И если на меня нападут или выстрелят, то вам всем конец! Взрыв разнесет вас в клочья, а тех, кто не умрет сразу, придавят плиты рухнувшего потолка. Это понятно?
Реальная опасность была понятна всем. Федор Викентьевич, чувствуя, что теперь его готовы слушать, расправил плечи и выставил вперед заросший седой щетиной подбородок.
– Ну что, господин генеральный директор, – сказал он почему-то на английском. – Ты меня уволил. Конечно, у вас в концерне не могут трудиться воры и предатели. Да, признаю, я работал на ваших конкурентов, но те предложили мне за одну-единственную формулу целых пятьдесят тысяч долларов. Так почему я должен был отказаться?
Лене стало дурно. Эдуард, видя это, обхватил ее рукой за талию. Лена прислонилась к нему. Регина, заметив это, открыла рот, чтобы произнести что-то едкое, но раздумала и перевела взгляд на Тимчука.
Тот вздернул вверх руку с гранатой. Химик выглядел триумфатором.
– Вот это – расплата за все, что вы сделали со мной! Вы разрушили мою карьеру, растоптали меня, сделали из меня преступника, – вещал он на скверном, но вполне понятном английском. – Господин Хаммерштейн, какая честь, – обратился он к Эдуарду. – Я ждал вашего приезда. Вас и вашей матушки.
Федор Викентьевич подошел к Грегуаре, остановился около нее. Та смерила его ледяным и полным презрения взглядом. Террорист спросил:
– На сколько застрахована ваша жизнь, мадам? А на сколько – чудесное колье, которое украшает вашу шею? Уверю вас, после того, как все закончится, колье вам уже не понадобится!
– Чего вы хотите? – прервал тираду сумасшедшего Эдуард. Его голос звучал тихо, однако в нем не чувствовалось ни нотки паники. – Денег? Вы получите сколь угодно много, если выпустите всех присутствующих из зала. Хотите прекращения судебного преследования? Я немедленно отдам приказ снять все обвинения против вас.
– Теперь уже слишком поздно! – закричал Тимчук. – И не делай вид, Эдуард, что ты не боишься! Я же вижу, что ты трясешься, чертов папенькин сынок! Прежде чем я взорву всех вас и себя вместе с вами, я расскажу о том, что творится на самом деле в секретных лабораториях «Хаммерштейна». Тебе, Эдуард, не все известно, это твой папаша занимается под прикрытием производства косметики страшными делами. Или ты тоже в курсе, сын старого дьявола?
– Федор Викентьевич, – рявкнул генеральный директор. – Ты свихнулся, окончательно и бесповоротно! Лучше сдайся, пока не наделал глупостей, которые нельзя исправить. О каких секретных лабораториях ты говоришь, у нас побывали сотни инспекций, у нас весь производственный процесс прозрачный, что ты мелешь, мы работаем по нормам, принятым в Европейском союзе!
Тимчук запрокинул голову, затряс рукой и взвыл:
– Заговариваешь зубы, идиот! Ты же обо всем знаешь, ты по-другому пел, когда я трудился в этих самых секретных лабораториях. Я работал на монстров, поэтому нет вам пощады, сейчас всех вас одним взрывом накроет, я…
Распалившись, Тимчук слишком энергично дернул рукой, в которой была зажата граната, на какой-то момент потерял самоконтроль, и снаряд вылетел у него из ладони. Лена, как зачарованная, следила за тем, как он описывает дугу в воздухе, падает на мраморный пол около губернатора, катится, ударяется о ногу одной из дам, та в ужасе пятится…
Внимание всех было приковано к гранате. Сколько секунд осталось до взрыва: три, две, одна или уже ни одной? Неужели смерть придет так быстро и нелепо!
Но взрыва, которого все так опасались, не последовало. Прошли томительные секунды, Лена широко раскрытыми глазами смотрела на гранату, лежавшую на полу. Но она не взорвалась.
К гранате метнулся один из телохранителей, схватил ее и метнул сквозь тонированное стекло куда-то вниз. Тимчук захохотал, оседая на пол. Его хохот перешел в кашель и хрипы.
– Как же я вас напугал, вы все тряслись за свои шкуры, вы, стадо баранов и павианов! Это болванка, которая не взрывается! Стал бы я ради вас своей жизнью рисковать, вы, монстры…
Но договорить Федор Викентьевич не успел. На него навалились охранники, химик замолк, затем заплакал от боли, когда ему завернули руки за спину.
– Господин и госпожа Хаммерштейн, – ринулся к Эдуарду и Грегуаре генеральный директор. – Приношу свои извинения за этот ужасный инцидент. Тимчук, наш бывший сотрудник, просто умалишенный, этим и объясняется его чудовищный поступок…
Заиграла музыка, вечер возобновился, как будто не было истерики Тимчука и гранаты, упавшей на пол. Лена взглянула на разбитое окно, сквозь которое проникали лучи заходящего июньского солнца. Нет же, все это было.
– Господин директор, на вверенном вам предприятии есть страшные пробелы в системе охраны, – сказал ледяным тоном Эдуард. – Я веду речь не о своей персоне, под угрозой оказались жизни еще трех десятков человек! И ваша охрана спасовала! А если бы граната оказалась не фальшивой, а настоящей? Тогда бы зал был полон мертвецов.
– Мистер Хаммерштейн! – едва не заплакал генеральный, обычно надменный и ироничный. – Это все Тимчук, будь он неладен, мы все исправим, с завтрашнего дня усилим меры предосторожности… У него, видимо, осталось удостоверение, и он смог пройти на территорию завода…
– Это ваши проблемы, господин директор, – произнес Эдуард. Он уже давно отпустил Лену. Взяв под руку пришедшую в себя Грегуару, он сказал: – Я смею надеяться, что подобные инциденты не повторятся в будущем, и эта выходка сумасшедшего одиночки останется единственной. Благодарю за прием. Мы вылетаем немедленно!
Эдуард повернулся к Лене, произнес:
– Был очень рад.
Затем он, поддерживая Грегуару, направился к выходу. Лена заметила, как охранники избивают Тимчука. Тот из всемогущего террориста превратился в старика с залитым кровью лицом, закрывающего седую голову от кулаков накачанных телохранителей.
Генеральный, отдав краткое распоряжение: «Эту мразь сдать в милицию, но сначала проучить, чтобы неповадно было», – кинулся вслед за Эдуардом.
Но о чем это она думает?! Лена в составе прочих встречающих поспешила к Грегуаре и Эдуарду. Каждого из сотрудников представлял сам генеральный директор. Он неплохо говорил по-английски, правда, с неисправимым русским прононсом.
– А это, господин Хаммерштейн, одна из наиболее перспективных сотрудниц отдела рекламы – госпожа Елена…
Генеральный на секунду замялся. Он явно запамятовал ее фамилию. Еще бы, Лена встречалась с ним всего несколько раз за прошедший год, да и то будучи в составе большой делегации во время представления разных проектов.
На выручку ему подоспел Дмитрий Львович. На великолепном английском он ненавязчиво подсказал:
– Елена Монастырская…
– Да, да, госпожа Елена Монастырская, – вздохнул с явным облегчением генеральный. – Господин Талызин, – обратился он к Дмитрию Львовичу, – значит, это именно она разработала новую рекламную кампанию для линии «Фаберже»?
– Совершенно верно, – рокотал Дмитрий Львович. – У госпожи Монастырской – великолепный ум, она предложила ряд новаций, которые наверняка будут иметь успех на рынке…
Лена от волнения не слышала всех комплиментов, которые сказал в ее адрес Дмитрий Львович. Первой ей протянула руку Грегуара. Пальцы ее были унизаны драгоценными перстнями, причем все они были явно старинными и сделанными лучшими ювелирами.
Грегуара улыбнулась, но в узких темных глазах ее сквозило безразличие. Затем Лена встретилась глазами с Эдуардом. Его взгляд в отличие от взгляда матери был открытым и чистым. Он неподдельно интересовался всем происходящим и слушал объяснения генерального директора и его подчиненных.
– Я очень рад, – произнес Эдуард.
– Госпожа Монастырская посвятит нас завтра во все подробности предстоящей рекламной кампании, – заверил Эдуарда Дмитрий Львович. – Она – квалифицированный специалист в области рекламы…
Рукопожатие Эдуарда было твердым, рука – приятно теплой. Лене не хотелось выпускать его пальцы из ладони, однако прошла секунда, показавшаяся ей целой вечностью, и Эдуард подал руку следующему представителю встречающей стороны.
Генеральный директор осторожно намекнул Эдуарду, что их ждет роскошный стол, накрытый в директорской столовой. Туда имели доступ не все сотрудники, а только менеджеры высшего звена.
– Благодарю, однако мы повременим с этим, – сказал Эдуард. – Для меня важнее начать осмотр филиала прямо сейчас. Хотя мама… Если госпожа Грегуара желает, то она может не сопровождать нас.
– О нет, я не рискну оставить тебя одного, – произнесла Грегуара. – В особенности в компании такой прелестной дамы. – И она кивнула головой в сторону Лены. Та залилась краской смущения, а генеральный и его свита благодушно рассмеялись шутке жены хозяина концерна.
Лену вытолкнули вперед, она вспомнила, что в ее обязанности входит сопровождать экскурсию. Однако она ошибалась, думая, что останется с Эдуардом тет-а-тет. Ей даже не пришлось ничего говорить самой, инициативу перенял генеральный директор. Он повел сына хозяина в первый цех, где круглые сутки шел процесс по изготовлению таинственных компонентов для тысяч наименований продукции концерна «Хаммерштейн». Вскоре английский генерального директора иссяк, поэтому, повернувшись к Лене, которая шла вслед за ним и Эдуардом, он сказал:
– Прошу вас, переводите.
Он продолжал рассыпать свои знания на русском, а Лене пришлось собраться и переводить все это на английский. Как хорошо, что она принимала участие в месячном семинаре, на котором в том числе отрабатывалась лексика косметического концерна на английском и французском. Когда Лена не могла выразить то или иное понятие по-английски, она прибегала к французскому, и Эдуард, для матери которого французский был родным, кивал головой в знак того, что он понимает.
Несмотря на то, что экскурсия длилась всего около часа, она показалась Лене вечностью. С одной стороны, конечно, почетно и приятно сопровождать такого гостя, как Эдуард Хаммерштейн, но если бы еще не требовалось переводить!
Зато Лена увидела лица сотрудников своего отдела, когда по предложению Хаммерштейна-младшего они отправились из цехов в офисы. Тамара Павловна улыбалась, словно гордясь Леной, зато Регина метала грозные взгляды и кусала губы.
– Благодарю вас, – произнес наконец генеральный директор. Затем он обратился к Эдуарду: – И все же, мистер Хаммерштейн, боюсь вам надоесть, однако нас ждет великолепный ужин, повара специально потрудились к вашему приезду…
– Я доволен, – ответил Эдуард. – Честно, я не ожидал, что все будет на таком высоком уровне. Думаю, вы правы, пора утолить голод.
– Молодец, – сказал Лене один из заместителей генерального, когда Эдуард, заслоненный плотными спинами начальников, отправился ужинать. – Хорошо говоришь, молодец! На сегодня можешь быть свободна, но завтра придется опять уделить внимание гостю и представить свой проект…
Лена перевела дух. С нее достаточно! Эдуард, конечно, красавец и наследник миллиардов, но это вовсе не означает, что она должна сходить из-за него с ума. У нее и так в связи с введением новой линии продукции дел невпроворот. И что ей до желания шефов пустить сынку иностранного хозяина пыль в глаза. Дескать, смотрите, какие у нас сотрудники, у вас за границей таких нет.
Едва она подошла к лифту, чтобы спуститься на свой этаж, как до ее слуха донесся голос Эдуарда. Лена обернулась. Свита почтительно расступилась, Эдуард словно кого-то искал. Заметив Монастырскую, он просиял и, бросив заводское начальство, подошел к ней.
– Мисс Монастырская? Почему же вы бросаете меня? Только не говорите, что вы не голодны. Прошу вас, отужинайте с нами…
Лена посмотрела на генерального. Тот кивнул, она произнесла:
– Мистер Хаммерштейн, я польщена…
– К чему эти церемонии, – ответил Эдуард. – Вы замечательно потрудились, поэтому вполне логично, что вы должны подкрепиться. Не так ли, господин генеральный директор?
Начальство хотело остаться с Эдуардом наедине, чтобы никто не мешал их переговорам, не слышал их шуток. Но делать нечего, если Хаммерштейн-младший желает…
Чувствуя, что голова гудит, а спина болит, Лена отправилась вместе со всеми в директорскую столовую. Главное – улыбаться, твердила она самой себе. Иначе что подумает Эдуард? Впрочем, какое ей дело до того, что подумает этот заморский гость. Он послезавтра улетит, и, возможно, она больше никогда его не увидит.
За столом она оказалась по левую руку от Эдуарда, по правую сидел генеральный директор. Эдуард несколько раз обращался к ней, однако Лена ощущала чудовищную усталость. Как же ей хочется очутиться далеко отсюда, в мягкой постели, около бормочущего телевизора.
Наконец, все завершилось. Эдуарда с матушкой, которая не ела ничего, кроме салата и свежих соков, разместили в доме для гостей, что располагался в «генеральном поселке». Назвали это поселение так из-за того, что там обитали только птицы высокого полета, охранялась эта территория с автоматами и собаками, а о коттеджах и их обстановке ходили разнообразные слухи. Еще больше слухов ходило о «домике для гостей» – небольшом дворце, который был специально выстроен на тот случай, если пожалует сам господин Хаммерштейн или кто-то из его доверенных лиц. На строительство не жалели денег, но и результат был впечатляющим.
Лену довезли до ее коттеджа. Вот она и дома, но вместо желанного покоя – работа. Завтра ей предстоит представить Эдуарду и прибывшим с ним менеджерам новую рекламную кампанию. И все это на английском. Но она справится!
Раздался звонок в дверь, появился Михаил. Он поцеловал Лену и произнес:
– Все только о том и говорят, что ты полдня провела с Хаммерштейном. И что он от тебя без ума!
Лена уловила нотки ревности. Она догадывалась, кто именно распустил подобный слух. Наверняка не обошлось без Регины Станкевич. Та ведь никогда не простит Лене того, что именно ее начальство выбрало для общения с сыном хозяина предприятия.
– Миша, – взмолилась Лена, – ты должен мне помочь! У меня завтра такой ответственный день, выступление… Прошу тебя, останься.
Михаил усмехнулся и заметил:
– В любой другой день я счел бы это предложение лестным, но сегодня не могу, Ленчик. Ты же знаешь, ко мне приехали родственники, так что одних я их не оставлю.
Вздохнув, Лена отправилась в душ. Затем, завернувшись в халат, присела около компьютера. Голова уже не так гудит. Что ж, до утра ей надо все отрепетировать, чтобы завтрашняя презентация прошла как можно лучше.
Около часа ночи Лену от работы оторвал телефонный звонок. Тамара Павловна, которая предпочитала трудиться в темное время суток, прогудела:
– Как дела? Я же знаю, ты все равно не дрыхнешь, а готовишься к выступлению. Не бойся, все будет в порядке! А что, правда, Эдуард сам попросил тебя поужинать вместе с ним? Расскажи, расскажи, потешь старуху!
Тамара Павловна наверняка и звонила, чтобы узнать последние сплетни и сопоставить их с реальными событиями. Отделавшись от Воеводиной, Лена снова уставилась в компьютер. Итак, презентация начнется с того, что…
– Таким образом, дамы и господа, в итоге мы будем иметь на рынке новую серию продуктов концерна «Хаммерштейн».
Этими словами Лена завершила свое выступление. Неужели все прошло гладко? Она не верила в это. Бессонная ночь принесла ей вдохновение. Впрочем, выглядела Елена на редкость бодро, светлый костюм удивительно ей шел, а в глазах сверкала отвага. Главное – не бояться, внушала она самой себе.
В животе у нее заурчало, и Лена испуганно подумала, что присутствующие услышали этот звук. Еще бы, она выпила две чашки кофе натощак, и было это в шесть утра. А теперь – половина двенадцатого.
Опасения оказались напрасны. Последние ее слова потонули в аплодисментах, и Лена вдруг поняла, что они предназначаются именно ей. Презентация рекламного проекта проходила в большом помещении, созданном специально для подобных целей. Лене было уготовано место в самом центре, около доски, на которой сменялись цветные слайды, а те, кто собрался послушать ее, разместились на рядах, уходящих амфитеатром ввысь.
Кажется, ее английский был не самым плохим. Все же вчера ее слушал в основном только Эдуард и несколько менеджеров, а теперь – не меньше пяти десятков человек. Лена заметила Тамару Павловну, одетую в желтый пиджак с малиновыми разводами. Воеводина аплодировала громче всех и даже подняла вверх большой палец.
Прямо как на арене в Колизее: или разорвут свирепые хищники, или цезарь подарит жизнь, мелькнула у Лены мысль. В качестве августейших особ выступали Эдуард и его мать Грегуара.
Мадам Хаммерштейн, которая облачилась во что-то воздушно-сиреневое и сверкала драгоценностями, милостиво улыбнулась Лене, и ее ладони, затянутые в перчатки, несколько раз ударились друг о друга.
Эдуард, на этот раз в темном костюме, светлой рубашке с галстуком, с одобрением посмотрел на Лену. Надо же, ее выступление и на него произвело впечатление!
Аплодисменты смолкли, инициативу перехватил генеральный директор. Затем несколько слов сказал Эдуард.
– Мне очень приятно, что в нашем русском филиале работают такие толковые головы. Это позволяет надеяться на то, что в ближайшие годы концерн «Хаммерштейн» сможет подняться на ступеньку выше в мировой иерархии…
– У тебя блестел нос, – сказала ей Регина, которая, вся в черном, подошла к Лене среди прочих.
Лена в ответ только улыбнулась. Что поделаешь, ей придется работать с Региной еще долго. Как специалист та великолепна, а вот как человек…
– Леночка, ты всех пленила, – сказал Михаил, беря ее за руку. – Дмитрий Львович правильно поступил, что предложил именно тебя. Как я тобой горжусь!
Однако у славы оказалась и другая сторона – она очень быстро улетучивается. На этот раз Лену не пригласили на банкет, и Эдуард не обернулся, чтобы позвать ее. Как она могла вообразить, что этот лощеный плейбой, который, если верить журналам и бульварным газетам, развлекается с самыми именитыми топ-моделями на своей яхте в океане, обратит на нее внимание? Это все пустое…
Поэтому Лена очень удивилась, когда Дмитрий Львович сказал ей, что Эдуард желает видеть ее на закрытой вечеринке по поводу его отъезда.
– Будет шанс заграбастать мужика, – сказала Тамара Павловна. – У меня имелись три официальных мужа и столько же неофициальных, и я знаю, что говорю, Ленуся! Он на тебя запал. Так что не теряйся!
– Вот еще! – фыркнула Регина, которая стала свидетельницей этой беседы. Она всегда умудрялась быть в курсе практически любого разговора. Она положила на стол перед Леной газету.
– Ты не нужна ему, Леночка, а если что-то и вообразила на его счет, то мне тебя жаль, – сказала с победоносной улыбкой Станкевич. – Эдуард тайно обручился и скоро наверняка женится.
Лена бросила взгляд на газету, заголовок в которой кричал, что один из самых богатых и завидных холостяков Эдуард Хаммерштейн наконец-то тайно сделал выбор и даже подарил своей избраннице кольцо с жемчужиной.
Впрочем, Лена Монастырская никогда всерьез не думала, что Эдуард может обратить на нее внимание. Кто она – и кто он? И, кроме того, у нее есть Михаил. А принц, как ему и положено, удалится в сказку уже через сутки.
Ночью накануне отъезда Эдуарда Хаммерштейна Лена просыпалась несколько раз. Ей снилось, что она танцует с Михаилом, потом они начинают целоваться, и в тот момент, когда губы их соприкасаются, она обнаруживает, что целуется с Эдуардом.
Причем сон возобновлялся снова, едва она засыпала, как будто кто-то включал видеомагнитофон. Проснулась Лена совершенно разбитой. И что это значит, она влюбилась в Эдуарда? Да нет, не может быть! Пусть он быстрее уедет прочь, и все забудется.
На вечеринке кроме местного начальства присутствовали губернатор области, несколько московских политиков. Грегуара была ослепительна в красном одеянии, а рубины, которые обвивали ее алебастровую шею, сверкали и переливались.
Мужская часть публики была в смокингах. Лена же нарядилась в свое единственное вечернее платье. Когда Лена ехала в Новгородскую область, она и представить себе не могла, что ей оно понадобится.
Среди гостей Монастырская заметила Регину. Что она делает здесь? Загадка быстро прояснилась, когда Регина прямо-таки насела на Эдуарда, не давая ему прохода. Тот мило улыбался и с тревогой посматривал на мать, явно ожидая от нее поддержки. Грегуара подоспела к сыну на помощь и, оттеснив его, завладела вниманием Станкевич. Та хотела последовать за Хаммерштейном, но Грегуара, журча как ручей, не давала ей возможности удалиться.
Эдуард, оказавшись на свободе, подошел к Лене.
– Скажу честно, ваша кузина слишком назойлива, – произнес он.
– Моя кузина? – изумилась Лена. – Но о чем вы?
Настала очередь Эдуарда выказать недоумение:
– Дама в черном начала с того, что она ваша кузина и что вы очень похожи не только внешне, но и по характеру. Значит, она не ваша родственница? Что ж, вам очень повезло!
Регина метала на них злобные взгляды. Грегуара явно наслаждалась происходящим, еще бы, ведь Регина не посмеет оскорбить важную гостью и, бросив ее, присоединиться к Эдуарду. А ведь Регине только этого и хочется.
Наконец, воспользовавшись тем, что к Грегуаре подошел кто-то из политиков, Станкевич весьма поспешно, едва не сбив с ног официанта с подносом, двинулась в сторону Лены и Эдуарда. Она сразу заявила:
– Мистер Хаммерштейн, прошу прощения, что нас прервали, но это ваша матушка… Так на чем мы остановились?
Эдуард посмотрел на Лену так, словно у него внезапно заболел зуб, улыбнулся и произнес:
– Кажется, на родственных отношениях между вами и мисс Монастырской, не могли бы вы их прояснить для нас?
Регина растерялась, схватила с подноса бокал с шампанским, отпила глоток и уже раскрыла рот, чтобы произнести очередную ложь, как вдруг раздался истошный крик:
– Отпустите меня! Я сказал, немедленно отпустите, а не то буду стрелять!
Музыканты, квинтет которых до этого играл что-то классически-меланхолическое, стихли, пискнула скрипка, и взвыл контрабас. Лена повернула голову, чтобы узнать, в чем дело. Эдуард нахмурил брови, за его спиной сразу возникло двое дюжих телохранителей. Грегуара в испуге протянула руку к шее, украшенной бесценным рубиновым ошейником. Регина, пылающая злобой оттого, что и на этот раз помешали ее общению с Эдуардом, развернулась на сто восемьдесят градусов.
Публика недоумевала. Среди празднично одетых мужчин и их прелестных спутниц вдруг возник странный субъект. Он тоже был облачен в смокинг, на шее болтался галстук-бабочка, однако этот человек никак не мог сойти за почетного гостя. Он отбивался от охранников, которые пытались выволочь его из зала.
Лене показалось, что лицо этого человека с противным визгливым голосом ей смутно знакомо. Где же она его уже видела?
– Никому не двигаться! – закричал по-русски, а потом по-английски мужчина. Его шарообразное лицо исказила судорога, в глазах, спрятанных за маленькими очечками, сквозили безумие и одержимость. Седые волосы, слишком длинные и неухоженные, сбились в колтун.
Субъект зажал правую руку за лацканом смокинга, который был ему слишком мал: он явно взял его напрокат, лишь бы проникнуть на вечеринку.
Всеобщая растерянность быстро сменилась смятением и паникой. Лена и сама ощутила, что у нее начало усиленно биться сердце. Она вдруг вспомнила, где видела этого господина, который теперь, брызжа слюной, приковал всеобщее внимание. Именно его уволили не так давно с большим скандалом за то, что он, руководитель одной из лабораторий, якшался с конкурентами и даже продавал им секреты «Хаммерштейна». Доктор наук, профессор, специалист с отличной репутацией и большим окладом – и вдруг такое. Как же его зовут, на него даже завели уголовное дело…
– Федор Викентьевич! – сказал освоившийся с обстановкой генеральный директор. Лена вспомнила: так и есть, Ф.В. Тимчук, про него даже показывали сюжет по местному телевидению.
– К чему эта мелодрама, зачем ты портишь нам праздник? Ну, давай, вынимай свое оружие, отдай его охране. И мы тебя отпустим, обо всем забудем…
Лена видела, как к Тимчуку с тыла подбираются двое охранников. Однако мятежный химик, явно чуя подвох, вдруг развернулся и, заметив вросших в пол ребят, заорал, срываясь на фальцет:
– Стоять, я кому говорю! У меня оружие!
Он выдернул руку из-под смокинга, и все увидели зажатую в его ладони гранату – небольшую, темно-зеленую, ребристую. Лена посмотрела на Эдуарда. Хаммерштейн держался на редкость спокойно, только его взгляд стал жестче. Регина же ахнула и выпустила из рук бокал. Тот упал на мраморный пол, и звон разнесся по всему залу, как выстрел.
Тимчук дернулся, как укушенный, и его длинный палец выдернул чеку. Алюминиевое колечко отлетело в сторону и приземлилось около Грегуары Хаммерштейн. Супруга миллиардера, как изваяние, застыла с рукой у горла.
– Федор Викентьевич, – медленно сказал генеральный директор. – Держи гранату крепко. Прошу тебя! Ребята тебе объяснят, что с ней делать, чтобы она не рванула…
Химик рассмеялся, и от его пронзительного смеха по телу Лены побежали ледяные мурашки.
– Я сам знаю, что с ней делать, – сказал Тимчук. – И если на меня нападут или выстрелят, то вам всем конец! Взрыв разнесет вас в клочья, а тех, кто не умрет сразу, придавят плиты рухнувшего потолка. Это понятно?
Реальная опасность была понятна всем. Федор Викентьевич, чувствуя, что теперь его готовы слушать, расправил плечи и выставил вперед заросший седой щетиной подбородок.
– Ну что, господин генеральный директор, – сказал он почему-то на английском. – Ты меня уволил. Конечно, у вас в концерне не могут трудиться воры и предатели. Да, признаю, я работал на ваших конкурентов, но те предложили мне за одну-единственную формулу целых пятьдесят тысяч долларов. Так почему я должен был отказаться?
Лене стало дурно. Эдуард, видя это, обхватил ее рукой за талию. Лена прислонилась к нему. Регина, заметив это, открыла рот, чтобы произнести что-то едкое, но раздумала и перевела взгляд на Тимчука.
Тот вздернул вверх руку с гранатой. Химик выглядел триумфатором.
– Вот это – расплата за все, что вы сделали со мной! Вы разрушили мою карьеру, растоптали меня, сделали из меня преступника, – вещал он на скверном, но вполне понятном английском. – Господин Хаммерштейн, какая честь, – обратился он к Эдуарду. – Я ждал вашего приезда. Вас и вашей матушки.
Федор Викентьевич подошел к Грегуаре, остановился около нее. Та смерила его ледяным и полным презрения взглядом. Террорист спросил:
– На сколько застрахована ваша жизнь, мадам? А на сколько – чудесное колье, которое украшает вашу шею? Уверю вас, после того, как все закончится, колье вам уже не понадобится!
– Чего вы хотите? – прервал тираду сумасшедшего Эдуард. Его голос звучал тихо, однако в нем не чувствовалось ни нотки паники. – Денег? Вы получите сколь угодно много, если выпустите всех присутствующих из зала. Хотите прекращения судебного преследования? Я немедленно отдам приказ снять все обвинения против вас.
– Теперь уже слишком поздно! – закричал Тимчук. – И не делай вид, Эдуард, что ты не боишься! Я же вижу, что ты трясешься, чертов папенькин сынок! Прежде чем я взорву всех вас и себя вместе с вами, я расскажу о том, что творится на самом деле в секретных лабораториях «Хаммерштейна». Тебе, Эдуард, не все известно, это твой папаша занимается под прикрытием производства косметики страшными делами. Или ты тоже в курсе, сын старого дьявола?
– Федор Викентьевич, – рявкнул генеральный директор. – Ты свихнулся, окончательно и бесповоротно! Лучше сдайся, пока не наделал глупостей, которые нельзя исправить. О каких секретных лабораториях ты говоришь, у нас побывали сотни инспекций, у нас весь производственный процесс прозрачный, что ты мелешь, мы работаем по нормам, принятым в Европейском союзе!
Тимчук запрокинул голову, затряс рукой и взвыл:
– Заговариваешь зубы, идиот! Ты же обо всем знаешь, ты по-другому пел, когда я трудился в этих самых секретных лабораториях. Я работал на монстров, поэтому нет вам пощады, сейчас всех вас одним взрывом накроет, я…
Распалившись, Тимчук слишком энергично дернул рукой, в которой была зажата граната, на какой-то момент потерял самоконтроль, и снаряд вылетел у него из ладони. Лена, как зачарованная, следила за тем, как он описывает дугу в воздухе, падает на мраморный пол около губернатора, катится, ударяется о ногу одной из дам, та в ужасе пятится…
Внимание всех было приковано к гранате. Сколько секунд осталось до взрыва: три, две, одна или уже ни одной? Неужели смерть придет так быстро и нелепо!
Но взрыва, которого все так опасались, не последовало. Прошли томительные секунды, Лена широко раскрытыми глазами смотрела на гранату, лежавшую на полу. Но она не взорвалась.
К гранате метнулся один из телохранителей, схватил ее и метнул сквозь тонированное стекло куда-то вниз. Тимчук захохотал, оседая на пол. Его хохот перешел в кашель и хрипы.
– Как же я вас напугал, вы все тряслись за свои шкуры, вы, стадо баранов и павианов! Это болванка, которая не взрывается! Стал бы я ради вас своей жизнью рисковать, вы, монстры…
Но договорить Федор Викентьевич не успел. На него навалились охранники, химик замолк, затем заплакал от боли, когда ему завернули руки за спину.
– Господин и госпожа Хаммерштейн, – ринулся к Эдуарду и Грегуаре генеральный директор. – Приношу свои извинения за этот ужасный инцидент. Тимчук, наш бывший сотрудник, просто умалишенный, этим и объясняется его чудовищный поступок…
Заиграла музыка, вечер возобновился, как будто не было истерики Тимчука и гранаты, упавшей на пол. Лена взглянула на разбитое окно, сквозь которое проникали лучи заходящего июньского солнца. Нет же, все это было.
– Господин директор, на вверенном вам предприятии есть страшные пробелы в системе охраны, – сказал ледяным тоном Эдуард. – Я веду речь не о своей персоне, под угрозой оказались жизни еще трех десятков человек! И ваша охрана спасовала! А если бы граната оказалась не фальшивой, а настоящей? Тогда бы зал был полон мертвецов.
– Мистер Хаммерштейн! – едва не заплакал генеральный, обычно надменный и ироничный. – Это все Тимчук, будь он неладен, мы все исправим, с завтрашнего дня усилим меры предосторожности… У него, видимо, осталось удостоверение, и он смог пройти на территорию завода…
– Это ваши проблемы, господин директор, – произнес Эдуард. Он уже давно отпустил Лену. Взяв под руку пришедшую в себя Грегуару, он сказал: – Я смею надеяться, что подобные инциденты не повторятся в будущем, и эта выходка сумасшедшего одиночки останется единственной. Благодарю за прием. Мы вылетаем немедленно!
Эдуард повернулся к Лене, произнес:
– Был очень рад.
Затем он, поддерживая Грегуару, направился к выходу. Лена заметила, как охранники избивают Тимчука. Тот из всемогущего террориста превратился в старика с залитым кровью лицом, закрывающего седую голову от кулаков накачанных телохранителей.
Генеральный, отдав краткое распоряжение: «Эту мразь сдать в милицию, но сначала проучить, чтобы неповадно было», – кинулся вслед за Эдуардом.