С другими проблемами было сложнее. Хорошо еще в шлюпках сохранился неприкосновенный запас лекарств, и из канонерки тоже удалось кое-что извлечь. Этого хватило для глубокой консервации тех, кто пострадал особенно тяжело. Теперь их можно было транспортировать без опасений, что они умрут в дороге, а потом положить в укромном месте, где они смогут дождаться помощи, даже если она придет через год.
   Но сначала надо было найти это укромное место.

45

   Почетный главнокомандующий союзнических войск Мотогаллии четырежды генерал Набурай долго и нудно зачитывал дребезжащим старческим голосом список обвинений, каждый пункт которого заканчивался отдельным приговором.
   — … За оставление поля боя без приказа лишить означенного генерала Забазара звания «Героин Мотогаллии» и за то же самое преступление, но совершенное при отягчающих обстоятельствах, лишить названного генерала Забазара того же звания вторично, а за открытие огня по своим и злостное сопротивление аресту лишить его же упомянутого звания в третий раз, и далее за позорное и трусливое бегство с поля боя лишить вышепоименованного Забазара звания «Героин Мотогаллии» в четвертый раз, поскольку же он бросил своих товарищей на поле боя без помощи, лишить его того же звания в пятый раз, а так как его товарищи и подчиненные в результате погибли в бою или были захвачены в плен, лишить его же означенного звания в шестой раз, и поскольку следствием сего преступления стала утрата территории, завоеванной прежде во имя Всеобщего Побеждателя, лишить названного генерала Забазара звания «Героин Мотогаллии» навсегда, как изобличенного труса и изменника. А так как он не совершил подвига, дабы вернуть утраченные территории, лишить генерала Забазара ордена «За беспримерный подвиг», поскольку же другим мотогалам пришлось совершать подвиги вместо него, лишить Забазара второго ордена «За беспримерный подвиг», и принимая во внимание тот факт, что вышеупомянутый генерал не пролил ни капли своей крови ради спасения войска, лишить его почетного знака «Кровавое сердце» и наградного аксельбанта к нему…
   Строй мотогалов и «добровольцев» стоял неподвижно в мертвой тишине. Только голос старого четырежды генерала разносился над бесконечными рядами солдат, которые тянулись от горизонта до горизонта.
   Генерал Забазар стоял перед строем, не опустив головы и устремив неподвижный взгляд куда-то вдаль, мимо офицера, который один за другим срывал с его груди ордена.
   — … И поскольку генерал Забазар не растерзал ни одного врага, дабы предотвратить поражение, лишить его знаков отличия «За образцовое растерзание врага», а поскольку его поведение явило всем очевидцам наглядный пример ничем не оправданной трусости, лишить его знаков отличия «За кошмарную храбрость», и в силу того, что Забазар не принял никаких мер для поголовного истребления врага, лишить его знаков отличия «За лютую ненависть». А также за все вышеизложенное лишить генерала Забазара знаков особого расположения «Благосклонная улыбка Всеобщего Побеждателя» и «Именной портрет Всеобщего Побеждателя», в связи с чем считать его утратившим навечно почетное звание «Славный сын Мотогаллии».
   Четырежды генерал умолк, и тишина сделалась по-настоящему мертвой.
   Когда офицер церемониальной службы прикоснулся к именному портрету Всеобщего Побеждателя, Забазар побледнел до синевы, но вопреки ожиданиям многих, не умер тут же на месте от разрыва сердца. Зато в строю напротив какой-то юный мотогал, не выдержав, с грохотом свалился в обморок, и это вызвало цепную реакцию в других шеренгах.
   Если бы тишина продлилась еще немного, неизвестно, чем бы все это кончилось, но тут инициативу взял в свои руки дважды маршал Караказар, и его зычный голос быстро привел пораженных солдат в чувство.
   — Преисполненный мудрости достойнейший из достойных второй адъютант Всеобщего Побеждателя Четырежды Генералиссимус Тартакан принял решение разжаловать покрывшего себя позором генерала Забазара в подполковники и изгнать его из рядов славных союзнических войск с переводом в штрафную эскадру на должность старшего офицера бригады камикадзе.
   С парадного мундира торжественно спороли генеральский шеврон и бросили Забазару красную повязку камикадзе с грубо намалеванными знаками различия, которые соответствовали званию подполковника.
   Но это было еще не все. Дальше начиналось самое страшное.
   Забазар стоял перед строем в мундире, превратившемся в лохмотья, поскольку офицер церемониальной службы намеренно срывал многочисленные ордена, знаки отличия и шевроны крайне неаккуратно. Но на этих лохмотьях еще держались три последних награды — «Гордость мотогальника Заба», «Истинный сын мотогальника За’» и «Славный собрат мотогальника Набу».
   Ни суд чести, ни командование войска не были властны над этими наградами. Только мотогальник, вручивший каждую из них, мог забрать ее обратно.
   Последнюю из трех снял с груди Забазара сам четырежды генерал Набурай. Забазар перенес это стоически, но когда через проход в строю вперед вышли дети в ритуальных одеяниях мотогальника За’ — разжалованный генерал невольно отшатнулся. Не было позора страшнее, чем терпеть унижение от детей.
   Так думал Забазар, пока из строя не вышел его старый анда, вечный побратим и добрый друг вице-генерал Забайкал[Как читатели, наверное, уже поняли, инопланетные имена в этом повествовании адаптированы к русскому слуху и письму. Точное воспроизведение этих имен невозможно без использования специальной трнскрипции, а воспроизведение, максимально приближенное к оригиналу, может оказаться неблагозвучным и неудобным для произношения. Точно так же, как имя Чингисхана может быть написано многими способами — Темучин, Тэмучжин, Темуджин et cetera — моторо-мотогальские имена могут писаться и иначе: например, Дзубэйгыл, Дзубэзыр, Тыртэхан, Бондубэй и т.п. Но автору показалось предпочтительным то написание, которое представлено в тексте. То же самое касается имен представителей других рас.. Они не виделись давно, ибо жизнь раскидала побратимов — но все равно у Забазара не было родных и друзей более близких.
   — Ты недостоин зваться гордостью мотогальника Заба, — произнес Забайкал, и голос его дрогнул, а в глазах стояли слезы. — Отныне ты позор нашего рода и нет тебе прощения.
   Тут Забазар опустил голову так низко, как только мог. Маршал Караказар добился своего. Теперь поверженный генерал больше не выглядел прославленным воином, страдающим невинно. Он казался униженным и растоптанным до такой степени, что даже смерть от собственной руки не в силах избавить его от этого кошмара.
   И тогда маршал решил добить его окончательно.
   — А дабы презренный Забазар до конца осознал всю глубину своей вины и позора, — произнес он размеренно и веско, — я от своего имени лишаю его права на почетную смерть от винного спирта, ибо в нем заключен дух Всеобщего Побеждателя, который не должен и не может соприкасаться с жалкой кровью труса и изменника. Умри в бою и унеси с собою побольше врагов — тогда и только тогда тело твое не будет подвергнуто поруганию и выброшено на съедение падальщикам. Кровь смывает позор, и смерть в бою почетна для всех.
   И тут случилось неожиданное. Забазар поднял голову и расправил плечи. Он расставил ноги так, как это могут делать в строю только командиры высокого ранга и прокричал, чтобы слышали все солдаты, до последнего дня бывшие в его подчинении:
   — Да здравствует моторо-мотогальское иго!
   И солдаты не могли не ответить на этот возглас. Громогласное «Ура!» разнеслось над строем, и улыбка тронула губы разжалованного генерала.
   Он повернулся к маршалу Караказару, скользнул взором по фигуре дважды генерала Бунтабая, а почетного главнокомандующего не удостоил даже взгляда. И произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:
   — А кто сказал, что я вообще собираюсь умирать?

46

   Генерал Бунтабай так торопился убраться из опасной зоны вблизи Роксалена, что совершенно забыл о миламанах и людях, которые остались на планете.
   Впрочем, его можно понять. Ген бесстрашия, никак не дающийся в руки, настолько надоел Бунтабаю в бытность его начальником разведки Генштаба, что получив шанс избавиться от этого бремени, дважды генерал поспешил им воспользоваться.
   Теперь его гораздо больше интересовал Рамбияр, где миламаны остались практически без поддержки с родины. У родины все силы отнимал новый плацдарм, который тянулся от границ скопления Ми Ла Ман почти до Роксалена.
   Впрочем, Роксален теперь попал в ничейную зону. Поскольку о разбившейся канонерке все забыли, мотогалов она больше не интересовала, а миламаны не могли к ней пробиться, поскольку между Роксаленом и Ми Ла Маном противник выстраивал новое кольцо окружения и делал это весьма усердно.
   Даже бывший генерал, а ныне подполковник Забазар вспоминал о Роксалене все реже, ибо его захватила новая идея.
   Странная прихоть нового младшего помощника запасного адъютанта Всеобщего Побеждателя вице-маршала Набурая, возжелавшего провести смотр отрядов камикадзе 13-й штрафной эскадры обернулась его беседой с подполковником Забазаром с глазу на глаз, к которой присоединился по личному каналу связи вице-маршала и сам запасной адъютант. Слишком уж интересной была тема.
   Забазар напомнил Загогуру о сигнале шпионского маяка, который почти наверняка идет прямо от планеты носителей гена бесстрашия. Сейчас в связи с обострившейся ситуацией на фронте про этот ген и эту планету мало кто вспоминает. Больше того, об этой истории предпочитают не говорить вслух, поскольку именно эпопея с поисками злополучного гена привела к катастрофическим последствиям на Рамбияре и на Роксаленском направлении.
   Но отряд камикадзе тем и хорош, что любой его корабль можно без проблем списать, как погибший в бою при совершении подвига.
   Правда, корабли эти находятся в таком состоянии, что неизвестно, сумеет ли хоть один из них пересечь половину Галактики, не развалившись по пути. Воистину эти осколки былой славы годятся только для совершения подвигов.
   — Я готов рискнуть, — сказал подполковник Забазар, и это само по себе опровергало любые разговоры о его трусости.
   Пожалуй, у того, кто бросает себе под ноги гранату в надежде унести с собой на тот свет хотя бы десяток врагов, больше шансов выжить, чем у того, кто отправляется в неисследованную часть Галактики на корабле штрафной бригады камикадзе.
   — Штрафная эскадра готовится к переброске на Рамбияр, — сообщил запасной адъютант Всеобщего Побеждателя через несколько дней, когда Забазар и Набурай снова уединились и вышли на связь с резиденцией вице-генералиссимуса.
   Во всей эскадре о переброске знали только командующий и его начальник штаба, а простому подполковнику знать такие секретные сведения не полагалось. Но Забазар мог догадаться и без посторонней помощи. Выбор был невелик — либо Рамбияр, либо Роксаленский плацдарм. На других участках фронта сейчас активных боевых действий не велось, и штрафники там были ни к чему.
   — По пути у тебя будет возможность проверить корабли. Выбери три самых надежных. На Рамбияре мы их спишем. Все равно от бригады ничего не останется.
   — А команда?
   — На твое усмотрение. Командир бригады будет знать, что у тебя спецзадание, для которого нужны лучшие из лучших.
   — Командир будет знать, какое именно задание?
   — Нет. Хотя он должен погибнуть со всей бригадой, но лучше не рисковать.
   — Хорошо. Но мне понадобятся ученые. Я сам ничего не смыслю в генах и не думаю, что другие штрафники разбираются в этом лучше.
   — Все предусмотрено. На днях в метрополии разоблачен заговор среди разработчиков биологического оружия. Они прекрасно разбираются в генах.
   — Заговор настоящий или как обычно? — со свойственной ему прямотой спросил Забазар.
   — В Мотогаллии все заговоры — настоящие. Ты слышал о докторе Нарангае?
   — Он еще жив? — удивился Забазар.
   — Он слишком ценный специалист. Но на этот раз его твердо решили ликвидировать. Предполагалось испытать на нем одно из его собственных изобретений, но я задействовал кое-какие связи…
   — Возможности мотогальника На’ безграничны, — понимающе кивнул Забазар.
   — Как бы то ни было, доктор Нарангай приговорен к пожизненной ссылке в отряд камикадзе в качестве старшего полевого медика. Отчасти именно поэтому твоя бригада должна погибнуть в полном составе.
   — Интересно, а меня вы тоже решили записать в мертвяки?
   — Пусть это тебя не беспокоит. Ты мне еще понадобишься по возвращении. Так что тебя запишут в пропавшие без вести. Устроит тебя легенда о многомесячных скитаниях в джунглях Рамбияра, в одиночку среди врагов?
   — Обо мне рассказывают много разных легенд, — уклончиво ответил Забазар. — Но вот что меня не устраивает, так это личность куратора рамбиярской операции.
   Все в Мотогаллии уже знали, что координировать действия мотогальских войск на рамбиярском направлении поручено новому начальнику Главного штаба союзнических войск дважды генералу Бунтабаю.
   Никаких официальных приказов на этот счет не издавалось, но Бунтабай был старшим по званию среди всех военачальников на этом направлении, так что его полномочия никем не ставились под сомнение.
   Однако в ответ на реплику Забазара по этому поводу вице-генералиссимус Загогур сообщил еще одну сверхсекретную новость:
   — В Ставке Рамбияру уделяется очень большое значение. Поэтому есть неофициальное решение повысить ранг операции. Наблюдателем Ставки туда отправляется мой младший помощник, вице-маршал Набурай.
   В качестве куратора боевой операции престарелый вице-маршал был так же бесполезен, как и в качестве почетного главнокомандующего рода войск, но по части интриг и хитрых ходов он на штабной работе съел не одну собаку.
   В сложной многоходовой комбинации по спасению Забазара от казни за измену Набурай наглядно продемонстрировал, что его еще рано списывать со счетов, и отстойная пенсионерская должность почетного главнокомандующего — это не для него.
   А накануне отлета на базу, где готовилась к переброске штрафная эскадра, пригнали разбитый флагманский корабль союзнических войск. Сопроводительные документы гласили, что флагман получил необратимые повреждения жизненно важных систем, и его восстановление для полноценного боевого применения нецелесообразно с экономической точки зрения, вследствие чего звездолет передается для одноразового использования в бригаду камикадзе 13-й штрафной эскадры.
   Эта формулировка означала, что ремонт корабля обойдется дороже, чем строительство нового. Однако подполковник Забазар, осмотрев свой старый добрый флагман со всех сторон, заметил вице-маршалу Набураю, который все еще не покинул расположение базы:
   — На этом корабле я готов доставить вас куда угодно. Безопасность гарантируется.
   — Спасибо, у меня свой, — ответил вице-маршал с хитрой улыбкой.

47

   Носитель гена бесстрашия Евгений Оскарович Неустроев озирался по сторонам с неподдельным интересом. Правда, с точки зрения биологии здесь все казалось привычным, и если бы не инфант, найденный Ри Ка Рунгом в лодке, то Евгений Оскарович рискнул бы предположить, что эта планета — полный аналог Земли.
   Не только лошади, собаки, птицы и деревья, но даже и люди тут мало чем отличались от земных. Последние выделялись разве что одеждой. Молодые крестьянки носили только длинные юбки, и их нагие груди притягивали взгляд Евгения Оскаровича даже несмотря на преисполненный любви полет от Земли до Роксалена.
   Женщины постарше носили кроме юбок еще рубашки-распашонки, но некоторые из них без стеснения кормили грудью инфантов.
   Словоохотливый оруженосец рыцаря Тиля Мангустери кай Нунавера, который, едва очнувшись от паралича, принялся просвещать темных пришельцев по части местных обычаев, объяснил, что грудь закрывают замужние женщины, а богатые крестьянки носят вдобавок несколько юбок. Чем больше юбок — тем богаче женщина.
   Неустроев обратил внимание на женщину чуть ли не в дюжине юбок и дорогой на вид чистой рубашке, шитой бисером. Она вальяжно плыла по пыльной дороге, плавно и горделиво переступая босыми ногами.
   Евгений Оскарович заинтересовался — почему так. Ведь исходя из объяснений оруженосца она должна быть богаче многих, если не всех в этой деревне.
   Оказалось — таков обычай. Для крестьянки так же неприлично ходить в обуви, как для знатной женщины — босиком.
   — У знатных вообще все по-другому, — заметил оруженосец. — Нам нельзя ронять свое достоинство.
   Как выяснилось позже, оруженосец был бастардом, и родила его даже не крестьянка, а рабыня. Но его отцом был герцог, который дал рабыне свободу и признал ребенка своим отпрыском, так что юноша действительно мог претендовать на принадлежность к знати.
   Неустроев решил, что знатные женщины одеваются более прилично и именно так поддерживают свое достоинство, но оказалось, что все гораздо сложнее.
   — Мы ведь не какие-нибудь живородящие, — заявил оруженосец. — Просто туда, где знатных женщин можно увидеть нагими, не допускаются люди низкого звания.
   И тут же похвастался:
   — На последнем балу я видел обнаженной саму королеву. И она мне даже улыбнулась. Когда-нибудь я стану ее любовником.
   — А как к этому отнесется король? — поинтересовался Неустроев.
   — Король делает любовников ее величества своими фаворитами.
   — И что, он совсем не ревнует?
   — Ревность придумали безбожные живородящие! — возмущенно откликнулся оруженосец.
   — А кто они такие — эти живородящие?
   Оруженосец посмотрел на Неустроева в изумлении, но потом его лицо просветлело и он хлопнул себя по лбу ладонью.
   — Ну конечно! Вы же прилетели с неба. Откуда там взяться живородящим.
   Тут Неустроев начал кое-что понимать. Когда миламаны и люди добрались до деревни, местные жители попрятались по домам в испуге, а какой-то герой рванул через поле в замок Нунавер за подмогой. Но едва крестьяне заметили, как Ли Май Лим кормит своего инфанта, их отношение к чужакам тотчас же переменилось.
   Когда из замка прискакал отряд латников, очнувшийся к тому времени оруженосец еще издали крикнул им:
   — Это наши друзья. Они прилетели с неба.
   — Говорят, они слуги дракона, — недоверчиво отозвался командир латников.
   — Да нет! Они стреножили дракона, который хотел забраться на небо, и заставили его отвезти их на землю, — сообщил оруженосец.
   Что самое интересное — все это он сам придумал, но ему охотно поверили и латники, и крестьяне, и даже сам доблестный рыцарь Тиль Мангустери кай Нунавер, когда он пришел в себя после паралича.
   Оставалось загадкой, как роксаленцы представляют себе небо. Неустроев попытался выяснить, за кого они принимают своих невольных гостей — за богов или покойных праведников, но оказалось, местные жители уверены, что покойные праведники вместе с грешниками бродят по земле рядом с живыми людьми и иногда являются им в виде призраков и привидений. А всеобщее совещание покойников, на котором они из числа умерших королей и императоров выбирают себе предводителя на каждый год, выполняет в этом мире функцию Бога. И небо тут совершенно ни при чем.
   Сраженный оригинальностью подхода роксаленцев к вопросам веры, Неустроев не решился дальше расспрашивать оруженосца о взаимоотношениях неба и земли.
   Но теперь выяснилось, что где-то здесь существуют еще и некие живородящие — настоящие исчадия ада, которые даже хуже, чем дракон и его слуги.
   — Черный князь недостойных призраков сотворил живородящих в человеческом обличье, дабы вводить истинных людей в заблуждение и завлекать их в свои сети. Но он просчитался, потому что живородящих легко отличить по форме пупка.
   — По форме пупка?!
   — Конечно. У настоящих людей пупок гладкий, а у живородящих он узловатый, потому что это метка Черного князя. Он сам вяжет эти узлы, и по ним любой ребенок отличит живородящего от настоящего человека.
   «Вот это номер! — подумал Неустроев. — Хорошо, что я одет».
   В их маленькой, но дружной компании у миламанов вовсе не было пупка, а у людей он был узловатым, как и положено живородящим.
   И если миламаны еще могли как-то отмазаться, поскольку у Ли Май Лим был инфант, то с людьми все обстояло гораздо сложнее.

48

   Удар 13-й штрафной эскадры по миламанским боевым порядкам на орбите Рамбияра был страшен.
   Изувеченные корабли одноразового использования под шквальным перекрестным огнем таранили миламанские крейсера, и нередко еще до взрыва реактора звездолет-камикадзе успевал превратиться в «летучего голландца», на борту которого не оставалось никого живых из-за спонтанной разгерметизации корпуса.
   Это было похоже на ад, но могло оказаться еще хуже, если бы миламанские корабли не умели уворачиваться от звездолетов, идущих на таран.
   Сами «летучие голландцы» такой способностью не обладали и периодически сталкивались между собой, не нанося никакого ущерба противнику.
   А тем временем десантная группа бригады камикадзе прорывалась к планете. И один корабль даже прорвался, но не смог совершить мягкую посадку. В самый ответственный момент отказали планетарные двигатели. Взрыв в результате удара о землю унес несколько сотен мирных жителей, но все десантники тоже погибли.
   Как и было обещано, бригада камикадзе погибла в полном составе, и от других подразделений штрафной эскадры тоже мало что осталось. Только отряд бронекавалерии добился некоторого успеха, вплотную подобравшись к одной из миламанских баз прежде чем его расколошматили вдребезги миламаны с фронта и партизаны с тыла.
   В прошлый раз мотогалам удалось захватить Рамбияр меньшими силами в считанные дни, но тогда на планете не было миламанских войск, а местное население не было готово к нападению и не имело конкурентоспособного оружия. Теперь же вместо допотопных карамультуков у рамбиярцев были горы трофейного мотогальского оружия, а также гуманитарная помощь в виде боевых излучателей миламанского образца.
   Подполковнику Забазару было больно на это смотреть, и он даже не испытывал злорадства по отношению к дважды генералу Бунтабаю, которому теперь придется за все отвечать. Но больше всего Забазар жалел о том, что ему для дальней экспедиции отдали только три корабля. Ведь все равно остальные звездолеты бригады камикадзе погибли без всякого толку, а они могли принести гораздо больше пользы в полете к планете носителей гена бесстрашия.
   Но с другой стороны, вице-генералиссимус Загогур был прав. Даже трем звездолетам оказалось не так-то просто уйти незамеченными.
   В приказе вице-маршала Набурая говорилось, что флагман бригады камикадзе и три корабля сопровождения геройски погибли при попытке нанести таранный удар по главной наземной базе миламанских войск. В ходе операции пропал без вести старший офицер бригады подполковник Забазар, до конца боровшийся за жизнь корабля в стремлении дотянуть до вражеской базы, дабы выполнить приказ.
   Героические усилия Забазара были особо отмечены в приказе, который завершался словами:
   «Присвоить подполковнику Забазару внеочередное звание полковника и считать его искупившим свою вину кровью».
   Именно это насторожило дважды генерала Бунтабая, на которого имя Забазара действовало, как красная тряпка на быка. Он заподозрил неладное и решил во что бы то ни стало разобраться, сколько там на самом деле было кораблей. А заодно на всякий случай подал командованию рапорт, который гласил, что по его сведениям подполковник Забазар не пропал без вести при совершении подвига, а с оружием в руках перешел на сторону врага.
   В том, что попытка уронить корабль на главную базу миламанов действительно была, Бунтабай не сомневался. Тому имелась масса свидетелей. Однако очевидцы никак не могли сойтись в подсчете кораблей прикрытия. Некоторые утверждали, что никакого прикрытия не было вообще и звездолет шел в атаку в гордом одиночестве, причем это был не флагман, а крейсер.
   Именно так оно и было на самом деле. Один крейсер погиб, не долетев до базы и усеяв обломками целое княжество, а три других звездолета, упомянутых в приказе, вообще не приближались к Рамбияру. Но установить это достоверно было невозможно в принципе, поскольку и на орбите, и на планете в это время царил чудовищный хаос, который усугублялся преднамеренной дезинформацией, исходящей от вице-маршала Набурая и его собственного штаба.
   Эта дезинформация, в свою очередь, накладывалась на дезу, распространяемую миламанами, которые привычно увеличивали цифру вражеских потерь в десять раз, дабы поднять боевой дух своих солдат и опустить его в рядах противника.
   Бывший разведчик Бунтабай сравнивал разные данные до мелькания в глазах, головокружения и мигрени, но никак не мог добыть из них доказательства, которым безоговорочно поверили бы наверху. Все сводки в конечном счете строились по единой схеме: «одна баба сказала и кореш подтвердил».
   А тем временем три потерянных корабля давно уже скрылись в гиперпространстве, следуя в точку, однажды отмеченную взрывом аннигиляционного маяка.
   Полковник Забазар чувствовал себя в полной безопасности на мостике своего старого флагмана, который был совсем не так плох, как написано в сопроводительных документах.