Страница:
А далее люди вообще не теряли сознания — просто становились заторможенными и не вполне адекватно ориентировались во времени и пространстве.
Даже минимальной дозы антидота им хватало, чтобы полностью прийти в себя. И, оживляя деактивированных, десантники подбадривали друг друга:
— Ничего. Тут в каждом инъекторе по шестьдесят четыре тысячи доз. Нам надолго хватит.
Бодрости у них поубавилось, когда пришельцы продемонстрировали, на что способен красный шар. Они шарахнули им просто так, в центр летного поля— в качестве психической атаки. И атака получилась что надо.
Шар расплескался по бетону жидкой слизью — точно так же, как белые и синие, но в следующее мгновение во все стороны от этой лужи взметнулась лавина огня.
Это выглядело как взрыв бензоколонки в «Приключениях итальянцев», и очевидцы легко представили себе, что получится, если такой шарик угодит в здание.
Десантники не показывали виду, что на них подействовала эта сцена, а вот оживленные ими штатские и полувоенные получили хорошую встряску.
Они уже привыкли, что гуманное оружие пришельцев не убивает, а вызванный им паралич лечится одним прикосновением инъектора — безболезненным и безопасным. И вдруг оказалось, что эти космические «гуманисты», несущие на землю «свет истинного разума», запросто могут сжечь своих противников живьем, если им надоест сопротивление.
Многие — не только из гражданского персонала аэропорта и несостоявшихся пассажиров эвакуационных рейсов, но и сотрудники МВД и МЧС — подумывали, как бы сбежать из этого места, вдруг ставшего смертельно опасным.
Но с этим они опоздали.
«Тарелок» над летным полем было так много, что незамеченной не проскочила бы даже мышь.
Они контролировали не только аэропорт, но и его окрестности. Военные колонны, которые шли из города по Пулковскому и Таллинскому шоссе, были разгромлены в пух и прах. Но десантникам говорили по радио, что подмога идет, и приказывали стоять насмерть.
В этом приказе был особый смысл. В последние часы, когда стало ясно, что Пулково представляет для пришельцев какую-то особую ценность, военные решили обмануть противника. Связать его на южном направлении, а войска ввести в город с востока, в районе Ржевки и метро «Гражданский проспект».
В Ржевке, кстати, расположен второй питерский аэропорт, и его пришельцы тоже разгромили утром. Но высадиться там не пытались, и это было хорошо.
На летное поле аэродрома в Ржевке можно сбросить боевую технику десанта, а до «Гражданки» от леса всего полтора километра. Пехота добежит за десять минут.
А оттуда на метро можно проехать или пройти по тоннелям в любую часть города, не опасаясь атаки с воздуха.
В Москве операцию по вводу войск запланировали на глубокую ночь и не сразу сообразили, что смысла в этом нет никакого. Ночи в Питере белые, а собираются ли пришельцы спать — в принципе неизвестно. Но, скорее всего, нет.
Однако сконцентрировать в лесах около города войска в нужном количестве все равно не представлялось возможным. И это была большая проблема Ибо никто не мог поручиться, что десантники в Пулкове продержатся так долго, — даже если их поддержат имитацией прорыва войска, которые уже удалось собрать на южных окраинах города по обе стороны барьера.
31
32
33
Даже минимальной дозы антидота им хватало, чтобы полностью прийти в себя. И, оживляя деактивированных, десантники подбадривали друг друга:
— Ничего. Тут в каждом инъекторе по шестьдесят четыре тысячи доз. Нам надолго хватит.
Бодрости у них поубавилось, когда пришельцы продемонстрировали, на что способен красный шар. Они шарахнули им просто так, в центр летного поля— в качестве психической атаки. И атака получилась что надо.
Шар расплескался по бетону жидкой слизью — точно так же, как белые и синие, но в следующее мгновение во все стороны от этой лужи взметнулась лавина огня.
Это выглядело как взрыв бензоколонки в «Приключениях итальянцев», и очевидцы легко представили себе, что получится, если такой шарик угодит в здание.
Десантники не показывали виду, что на них подействовала эта сцена, а вот оживленные ими штатские и полувоенные получили хорошую встряску.
Они уже привыкли, что гуманное оружие пришельцев не убивает, а вызванный им паралич лечится одним прикосновением инъектора — безболезненным и безопасным. И вдруг оказалось, что эти космические «гуманисты», несущие на землю «свет истинного разума», запросто могут сжечь своих противников живьем, если им надоест сопротивление.
Многие — не только из гражданского персонала аэропорта и несостоявшихся пассажиров эвакуационных рейсов, но и сотрудники МВД и МЧС — подумывали, как бы сбежать из этого места, вдруг ставшего смертельно опасным.
Но с этим они опоздали.
«Тарелок» над летным полем было так много, что незамеченной не проскочила бы даже мышь.
Они контролировали не только аэропорт, но и его окрестности. Военные колонны, которые шли из города по Пулковскому и Таллинскому шоссе, были разгромлены в пух и прах. Но десантникам говорили по радио, что подмога идет, и приказывали стоять насмерть.
В этом приказе был особый смысл. В последние часы, когда стало ясно, что Пулково представляет для пришельцев какую-то особую ценность, военные решили обмануть противника. Связать его на южном направлении, а войска ввести в город с востока, в районе Ржевки и метро «Гражданский проспект».
В Ржевке, кстати, расположен второй питерский аэропорт, и его пришельцы тоже разгромили утром. Но высадиться там не пытались, и это было хорошо.
На летное поле аэродрома в Ржевке можно сбросить боевую технику десанта, а до «Гражданки» от леса всего полтора километра. Пехота добежит за десять минут.
А оттуда на метро можно проехать или пройти по тоннелям в любую часть города, не опасаясь атаки с воздуха.
В Москве операцию по вводу войск запланировали на глубокую ночь и не сразу сообразили, что смысла в этом нет никакого. Ночи в Питере белые, а собираются ли пришельцы спать — в принципе неизвестно. Но, скорее всего, нет.
Однако сконцентрировать в лесах около города войска в нужном количестве все равно не представлялось возможным. И это была большая проблема Ибо никто не мог поручиться, что десантники в Пулкове продержатся так долго, — даже если их поддержат имитацией прорыва войска, которые уже удалось собрать на южных окраинах города по обе стороны барьера.
31
Самолеты авиаполка, развернутого у Полярного круга еще в советские времена против Норвегии, которая считалась главным врагом Советского Союза в Арктике, потому что имела наглость вступить в НАТО в то время, как ее соседи объявили о нейтралитете, вылетели со своего аэродрома на юг не в полном составе.
Часть перехватчиков все-таки осталась на месте. Не то чтобы командование опасалось, что Норвегия воспользуется вторжением пришельцев и всадит России нож в спину, — скорее уж оно боялось, что сами пришельцы могут атаковать Мурманск. И хотя там была своя авиация Северного флота, ей тоже приказали выделить не меньше половины самолетов и личного состава для переброски под Санкт-Петербург.
Полковник Муромцев оставил на старом месте самых молодых пилотов, а сам возглавил опытных летчиков, которые вылетели на юг.
Куда точно они направляются, было неизвестно. То ли место назначения держали в секрете, то ли просто еще не придумали, куда их приткнуть. И в конечном счете загнали в Новгород, на аэродром Кречевицы. Где и ознакомили наконец с текущей обстановкой и ближайшими задачами.
Краткое описание обстановки сводилось к тому, что Питер блокирован Сплошной линии фронта нет, и вообще никакого фронта нет — но это не меняет сути дела, потому что по периметру города висят неподвижно над дорогами и барражируют в вышине «летающие тарелки»
Выехать из города невозможно в принципе. Если и были какие-то второстепенные дороги, которые утром пришельцы упустили из виду, то за день они перекрыли все бреши. Заткнули пробками из полуразбитых машин или забросали желтыми шарами, от которых остаются воронки размером с хороший пруд.
Мало того что из города не выехать, — в него еще и не въехать. Ввести войска на машинах невозможно, и танковая колонна, которая подходила с запада, уже застряла намертво на шоссе.
Пришельцы наверняка наблюдают за окрестностями Питера с помощью спутников. Им сверху видно все, но они берегут силы и оперативно реагируют только на непосредственную опасность.
Например, они пропустили в Пулково самолеты разведбата Псковской дивизии Но пропустят ли всю дивизию — это большой вопрос.
Между тем политики настаивают на эвакуации города. И грызутся между собой круче, чем в мирное время. Это сказки, что война объединяет всех в едином порыве, а на деле все наоборот.
Стоило либералам заикнуться, что из Питера надо вывести все население, как левые тотчас же обвинили их в предательстве, измене Родине и намерении сдать врагу город Ленина и трех революций.
Правые пытались объяснить, что они имели в виду эвакуацию мирных жителей, которые не должны оставаться в городе, когда армия станет биться там за каждый дом. Но их уже никто не слушал.
— Все ленинградцы, как один человек, встанут на защиту родного города и не пожалеют своей жизни в борьбе за правое дело… — гремел по всем телеканалам и радиоволнам грозный коммунистический бас, и это был хороший повод для правых, чтобы обвинить своих политических противников в кровожадности и намерении подставить под вражеские пули женщин и детей.
В общем, все было как всегда и даже хуже, потому что в экстремальной ситуации людям свойственно забывать о приличиях.
Кремль охотно прикрыл бы все эти дебаты и отправил куда-нибудь подальше шумных депутатов, которые только мешают работать. Но прежде парламент должен был обсудить указы президента о введении чрезвычайного положения по всей стране и военного в Северо-Западном федеральном округе. И во время обсуждения этого вопроса политики имели возможность наговориться вволю.
Кончилось тем, что президент публично пообещал, что армия и МЧС приложат все силы для того, чтобы обеспечить эвакуацию мирного населения из Санкт-Петербурга. И как человек чести, привыкший исполнять свои обещания, спустил соответствующее указание Министерству обороны.
А военным только этого и не хватало для полного счастья. Им поставили задачу любой ценой пробиться в город, занять оборонительные позиции и сделать все, чтобы не допустить высадку пришельцев в черте города, — и тут оказывается, что им же еще придется заниматься эвакуацией мирных жителей.
Дурно становится от одной мысли, что придется пешком выводить из города пять миллионов человек. А иначе никак. Другие пути отрезаны.
По большому счету, пеший путь тоже отрезан. Одиночки и маленькие группы просачиваются через лесопарки и глухие окраины в пригородные леса, но если в найденную лазейку устремляется толпа, тут же откуда ни возьмись появляется черный треугольник, который осыпает людей голубым градом и забрасывает лес синими шарами.
Для того и нужна армия, чтобы отвлечь на себя побольше «тарелок». Может быть, тогда организованные колонны мирных граждан сумеют выбраться из города в наиболее удобных местах.
Однако армии очень не нравилась та роль, которую отводили ей в этой операции. Военные не хотели гибнуть зря. Конечно, по-человечески им было жалко женщин и детей, мечущихся в охваченном паникой городе, но в высшем смысле ими можно было пожертвовать, если это необходимо для стратегического успеха.
Военным говорили, что гибнуть зря не придется, потому что оружие пришельцев не убивает. Но хорошему солдату не пристало верить в гуманизм врага.
Оружие всегда убивает.
И летчикам из части полковника Муромцева это было известно лучше, чем многим другим.
Летчики погибали, не успев катапультироваться из разваливающихся на части самолетов, когда их машины сталкивались между собой в азарте погони за увертливой «тарелкой». Управляемые ракеты, потеряв маневренную цель, перенацеливались на самолеты, и летчики снова гибли.
А тем, кто еще жив, говорили, что сегодня ночью они будут прикрывать операцию по вводу войск в Санкт-Петербург. То есть отвлекать «тарелки» на себя, пока пехота просачивается в город.
А потом авиации предстоит прикрывать эвакуацию мирного населения.
А далее начнутся решительные меры по обороне города.
И если после всех этих акций от авиации еще что-то останется — это будет невиданное чудо.
А тем временем пришло известие, что «цель 120» достигла Шанхая, и «летающие тарелки» обрушились на этот город, так что Питер перестал быть самым многонаселенным городом, подвергшимся нападению инопланетян.
И уже поговаривали, что китайцы намереваются дождаться массированной высадки пришельцев в Шанхае и взорвать в городе мегатонную бомбу.
От китайцев, конечно, всего можно ожидать. Но слухи на этом не заканчивались.
На официальном инструктаже высокопоставленные офицеры ВВС, разумеется, лишнего не говорили, но в узком кругу в присутствии полковника Муромцева и других командиров, равных ему по рангу, генерал-майор Каракозов обмолвился, что есть данные, будто весь этот ввод войск затеян только для того, чтобы протащить в город сверхмощный ядерный заряд. И может быть, даже не один.
А эвакуация нужна для того, чтобы потом, после взрыва, можно было оправдаться — мол, город уничтожили не вместе с населением, а пустой.
Есть такие города, в которые нельзя впускать врага ни при каких обстоятельствах. И если нет другого средства, то можно уничтожить город, лишь бы враг не топтал его улицы.
Такие разговоры ходили среди военных, и никто не знал, верить им или нет.
Часть перехватчиков все-таки осталась на месте. Не то чтобы командование опасалось, что Норвегия воспользуется вторжением пришельцев и всадит России нож в спину, — скорее уж оно боялось, что сами пришельцы могут атаковать Мурманск. И хотя там была своя авиация Северного флота, ей тоже приказали выделить не меньше половины самолетов и личного состава для переброски под Санкт-Петербург.
Полковник Муромцев оставил на старом месте самых молодых пилотов, а сам возглавил опытных летчиков, которые вылетели на юг.
Куда точно они направляются, было неизвестно. То ли место назначения держали в секрете, то ли просто еще не придумали, куда их приткнуть. И в конечном счете загнали в Новгород, на аэродром Кречевицы. Где и ознакомили наконец с текущей обстановкой и ближайшими задачами.
Краткое описание обстановки сводилось к тому, что Питер блокирован Сплошной линии фронта нет, и вообще никакого фронта нет — но это не меняет сути дела, потому что по периметру города висят неподвижно над дорогами и барражируют в вышине «летающие тарелки»
Выехать из города невозможно в принципе. Если и были какие-то второстепенные дороги, которые утром пришельцы упустили из виду, то за день они перекрыли все бреши. Заткнули пробками из полуразбитых машин или забросали желтыми шарами, от которых остаются воронки размером с хороший пруд.
Мало того что из города не выехать, — в него еще и не въехать. Ввести войска на машинах невозможно, и танковая колонна, которая подходила с запада, уже застряла намертво на шоссе.
Пришельцы наверняка наблюдают за окрестностями Питера с помощью спутников. Им сверху видно все, но они берегут силы и оперативно реагируют только на непосредственную опасность.
Например, они пропустили в Пулково самолеты разведбата Псковской дивизии Но пропустят ли всю дивизию — это большой вопрос.
Между тем политики настаивают на эвакуации города. И грызутся между собой круче, чем в мирное время. Это сказки, что война объединяет всех в едином порыве, а на деле все наоборот.
Стоило либералам заикнуться, что из Питера надо вывести все население, как левые тотчас же обвинили их в предательстве, измене Родине и намерении сдать врагу город Ленина и трех революций.
Правые пытались объяснить, что они имели в виду эвакуацию мирных жителей, которые не должны оставаться в городе, когда армия станет биться там за каждый дом. Но их уже никто не слушал.
— Все ленинградцы, как один человек, встанут на защиту родного города и не пожалеют своей жизни в борьбе за правое дело… — гремел по всем телеканалам и радиоволнам грозный коммунистический бас, и это был хороший повод для правых, чтобы обвинить своих политических противников в кровожадности и намерении подставить под вражеские пули женщин и детей.
В общем, все было как всегда и даже хуже, потому что в экстремальной ситуации людям свойственно забывать о приличиях.
Кремль охотно прикрыл бы все эти дебаты и отправил куда-нибудь подальше шумных депутатов, которые только мешают работать. Но прежде парламент должен был обсудить указы президента о введении чрезвычайного положения по всей стране и военного в Северо-Западном федеральном округе. И во время обсуждения этого вопроса политики имели возможность наговориться вволю.
Кончилось тем, что президент публично пообещал, что армия и МЧС приложат все силы для того, чтобы обеспечить эвакуацию мирного населения из Санкт-Петербурга. И как человек чести, привыкший исполнять свои обещания, спустил соответствующее указание Министерству обороны.
А военным только этого и не хватало для полного счастья. Им поставили задачу любой ценой пробиться в город, занять оборонительные позиции и сделать все, чтобы не допустить высадку пришельцев в черте города, — и тут оказывается, что им же еще придется заниматься эвакуацией мирных жителей.
Дурно становится от одной мысли, что придется пешком выводить из города пять миллионов человек. А иначе никак. Другие пути отрезаны.
По большому счету, пеший путь тоже отрезан. Одиночки и маленькие группы просачиваются через лесопарки и глухие окраины в пригородные леса, но если в найденную лазейку устремляется толпа, тут же откуда ни возьмись появляется черный треугольник, который осыпает людей голубым градом и забрасывает лес синими шарами.
Для того и нужна армия, чтобы отвлечь на себя побольше «тарелок». Может быть, тогда организованные колонны мирных граждан сумеют выбраться из города в наиболее удобных местах.
Однако армии очень не нравилась та роль, которую отводили ей в этой операции. Военные не хотели гибнуть зря. Конечно, по-человечески им было жалко женщин и детей, мечущихся в охваченном паникой городе, но в высшем смысле ими можно было пожертвовать, если это необходимо для стратегического успеха.
Военным говорили, что гибнуть зря не придется, потому что оружие пришельцев не убивает. Но хорошему солдату не пристало верить в гуманизм врага.
Оружие всегда убивает.
И летчикам из части полковника Муромцева это было известно лучше, чем многим другим.
Летчики погибали, не успев катапультироваться из разваливающихся на части самолетов, когда их машины сталкивались между собой в азарте погони за увертливой «тарелкой». Управляемые ракеты, потеряв маневренную цель, перенацеливались на самолеты, и летчики снова гибли.
А тем, кто еще жив, говорили, что сегодня ночью они будут прикрывать операцию по вводу войск в Санкт-Петербург. То есть отвлекать «тарелки» на себя, пока пехота просачивается в город.
А потом авиации предстоит прикрывать эвакуацию мирного населения.
А далее начнутся решительные меры по обороне города.
И если после всех этих акций от авиации еще что-то останется — это будет невиданное чудо.
А тем временем пришло известие, что «цель 120» достигла Шанхая, и «летающие тарелки» обрушились на этот город, так что Питер перестал быть самым многонаселенным городом, подвергшимся нападению инопланетян.
И уже поговаривали, что китайцы намереваются дождаться массированной высадки пришельцев в Шанхае и взорвать в городе мегатонную бомбу.
От китайцев, конечно, всего можно ожидать. Но слухи на этом не заканчивались.
На официальном инструктаже высокопоставленные офицеры ВВС, разумеется, лишнего не говорили, но в узком кругу в присутствии полковника Муромцева и других командиров, равных ему по рангу, генерал-майор Каракозов обмолвился, что есть данные, будто весь этот ввод войск затеян только для того, чтобы протащить в город сверхмощный ядерный заряд. И может быть, даже не один.
А эвакуация нужна для того, чтобы потом, после взрыва, можно было оправдаться — мол, город уничтожили не вместе с населением, а пустой.
Есть такие города, в которые нельзя впускать врага ни при каких обстоятельствах. И если нет другого средства, то можно уничтожить город, лишь бы враг не топтал его улицы.
Такие разговоры ходили среди военных, и никто не знал, верить им или нет.
32
Очная ставка со старшей дочерью привела Марию Петровну Богатыреву в шоковое состояние. Она решила, что Василису избили здесь, на Литейном, и даже сама Василиса не могла ее переубедить.
Поначалу на допросе в ФСБ Василиса утверждала, что били ее омоновцы, а за что — неизвестно. Но когда ее спросили, уж не намерена ли она по поручению пришельцев дезорганизовать работу городской милиции беспочвенными обвинениями, Аська сочла за благо принять милицейскую версию.
Теперь она соглашалась, что били ее штатские, которым почудилось, будто она — инопланетянка.
— А ты действительно инопланетянка? — спросили ее.
— Нет, похожа просто, — огрызнулась она, и тут же поняла, что шуток в этой конторе не понимают.
И поскольку мать ее сидела в соседнем кабинете и на инопланетянку нисколько не походила, Василису стали расспрашивать об отце.
Не могло ли так случиться, что ее отцом был не Владимир Ярославич Богатырев, а какой-нибудь безвестный пришелец? Или сам Владимир Ярославич — замаскированный инопланетянин и именно этим вызваны его странные взгляды на российскую и мировую историю?
У Василисы хоть и болело разбитое лицо, но голова работала ясно, и она решила, что все менты и чекисты попросту сошли с ума то ли от страха, то ли от перенапряжения. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша.
Оно, может, даже и простительно, — в конце концов, не каждый день на голову сваливаются «летающие тарелки». А голова — предмет темный и непредсказуемый. Если человеку все пофигу, — то ему проще. У Аськи, например, с рождения не все дома, так что для нее ничего не изменилось. Как было пофигу — так и есть.
А этим ребятам все не пофигу. У них работа серьезная — Родину защищать от всяких вредных гадов. У них ответственность немереная. А тут «летающие тарелки» с неба на голову, и что делать с ними — неизвестно.
Тут и правда умом тронуться недолго.
Но вся беда в том, что следователи хотели добиться от Василисы каких-то конкретных ответов на свои вопросы. А она в упор не знала, что им сказать.
Отвечать серьезно на подобные вопросы Василиса не могла, а несерьезно — опасалась, и молчать ей тоже не давали, так что ситуация была крайне затруднительная.
Она пыталась формулировать ответы в соответствии со своим внутренним мироощущением, а следователи считали, что девчонка над ними издевается. Потому что в каждом безумии есть своя система — и их системы не совпадали.
— Если бы мой папа был инопланетянин, он давно увез бы меня на альфу Центавра, — говорила она.
— Значит, они прилетели с альфы Центавра? — мгновенно переспрашивали чекисты.
У них тоже были свои трудности.
Если пытаться воспринимать ответы всех этих сектантов и примкнувших к ним уфологов буквально, то вырисовывалась стройная картина разветвленного шпионского заговора, протянувшего свои щупальца в высшие сферы — вплоть до экспертной группы по проблеме контакта с внеземной жизнью, работой которой интересуется сам президент.
Но если взглянуть на ситуацию здраво, то все это выглядело как чистый бред не совсем здоровых людей. Тут тебе и священные предки-прародители с тремя глазами на лбу, и господь Кришна на лотосе, и папа с альфы Центавра, и босые ноги как способ добывать энергию из живой земли.
Раньше любой из этих следователей, услышав такое, сказал бы сразу:
— Это не к нам, это к психиатру Но теперь все было гораздо сложнее Разве летающие тарелки в небе над Санкт-Петербургом — это не бред?
Может, и хочется передать этих психов по принадлежности в «Скворечник» или на Пряжку, да только нельзя. («Скворечник» — Институт психиатрии им Скворцова Степанова Пряжка — городская психиатрическая клиника). Вдруг у них и правда заговор? Может, эти пришельцы свою агентуру как раз из психов и вербуют.
Но все это напряженное расследование, которое продолжалось на протяжении всего дня, не давало никаких реальных плодов. Следователи никак не могли разграничить в показаниях арестованных правду, бред и самооговор, а без этого нельзя было составить вразумительный доклад начальству.
Начальство, между тем, настойчиво требовало конкретных результатов, а в ответ на робкие замечания, что для их получения нужна как минимум неделя, начинало кипятиться, раздраженно восклицая:
— Нет у вас недели! Нет! Все подробности о резидентуре противника должны быть известны сегодня к вечеру!
К вечеру на Литейном стало известно только то, что пришельцы и вправду имеют третий глаз. Вернее, как было сказано в отчете о вскрытии инопланетянки, скончавшейся в госпитале МЧС, «чужеродное роговое образование, проникающее в передний отдел мозга».
Внутри этого образования нашли «орган, выделяющий непосредственно в ткани мозга вещество, сходное по составу с парализующим токсином инопланетного оружия».
За три часа экспресс-анализов медики и биологи сумели даже установить, что «по многим признакам ткани упомянутого органа радикально отличаются от тканей исследуемого разумного существа и их строение заставляет сомневаться, что они вообще принадлежат млекопитающему, каковым несомненно является данное существо. Таким образом, можно предположить, что этот орган в действительности является самостоятельным организмом, паразитирующим в теле разумного существа или выполняющим неясные пока функции в симбиозе с ним».
— Да все тут ясно! — говорил, комментируя результаты исследований, полковник Рысаков, который присутствовал при гибели инопланетянки. — Эта ядовитая тварь— мина замедленного действия. Она сидит себе у пришельца в мозгу и до поры до времени никак себя не проявляет. Скорее всего, они ее нейтрализуют— лекарствами или еще как. Но если этого не сделать, то она просыпается и убивает носителя.
А припомнив подробности неудачного допроса, он добавил:
— Инопланетянка все время просила нас о деактивации. Так они называют паралич от голубого града, и мы решили, что она просит усыпить ее, чтобы не отвечать на вопросы. Но может быть, она просила деактивировать эту тварь.
Не забыл он и о слове «мунгара», которое инопланетянка несколько раз повторила перед смертью. Поэтому всем подследственным по делу о резидентуре пришельцев незамедлительно был задан один и тот же вопрос:
— Вы знаете, что такое «мунгара»?
Пространный ответ на этот вопрос дал только лидер сектантствующих уфологов. Он поведал, что «мунгара» — это верховный бог предков-прародителей с третьим глазом во лбу, праотец всего сущего, от которого, собственно, и пошел весь род гуманоидов по всей Вселенной.
— И мы с вами тоже его дети, — завершил он свой рассказ, но следователей этим рассказом нисколько не удовлетворил.
У них в письменном докладе полковника Рысакова значилось, что «мунгара», со слов покойной инопланетянки, это «маленький хозяин» И вопрос был только в том, как это понимать.
Но этого как раз никто объяснить не мог.
Поначалу на допросе в ФСБ Василиса утверждала, что били ее омоновцы, а за что — неизвестно. Но когда ее спросили, уж не намерена ли она по поручению пришельцев дезорганизовать работу городской милиции беспочвенными обвинениями, Аська сочла за благо принять милицейскую версию.
Теперь она соглашалась, что били ее штатские, которым почудилось, будто она — инопланетянка.
— А ты действительно инопланетянка? — спросили ее.
— Нет, похожа просто, — огрызнулась она, и тут же поняла, что шуток в этой конторе не понимают.
И поскольку мать ее сидела в соседнем кабинете и на инопланетянку нисколько не походила, Василису стали расспрашивать об отце.
Не могло ли так случиться, что ее отцом был не Владимир Ярославич Богатырев, а какой-нибудь безвестный пришелец? Или сам Владимир Ярославич — замаскированный инопланетянин и именно этим вызваны его странные взгляды на российскую и мировую историю?
У Василисы хоть и болело разбитое лицо, но голова работала ясно, и она решила, что все менты и чекисты попросту сошли с ума то ли от страха, то ли от перенапряжения. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша.
Оно, может, даже и простительно, — в конце концов, не каждый день на голову сваливаются «летающие тарелки». А голова — предмет темный и непредсказуемый. Если человеку все пофигу, — то ему проще. У Аськи, например, с рождения не все дома, так что для нее ничего не изменилось. Как было пофигу — так и есть.
А этим ребятам все не пофигу. У них работа серьезная — Родину защищать от всяких вредных гадов. У них ответственность немереная. А тут «летающие тарелки» с неба на голову, и что делать с ними — неизвестно.
Тут и правда умом тронуться недолго.
Но вся беда в том, что следователи хотели добиться от Василисы каких-то конкретных ответов на свои вопросы. А она в упор не знала, что им сказать.
Отвечать серьезно на подобные вопросы Василиса не могла, а несерьезно — опасалась, и молчать ей тоже не давали, так что ситуация была крайне затруднительная.
Она пыталась формулировать ответы в соответствии со своим внутренним мироощущением, а следователи считали, что девчонка над ними издевается. Потому что в каждом безумии есть своя система — и их системы не совпадали.
— Если бы мой папа был инопланетянин, он давно увез бы меня на альфу Центавра, — говорила она.
— Значит, они прилетели с альфы Центавра? — мгновенно переспрашивали чекисты.
У них тоже были свои трудности.
Если пытаться воспринимать ответы всех этих сектантов и примкнувших к ним уфологов буквально, то вырисовывалась стройная картина разветвленного шпионского заговора, протянувшего свои щупальца в высшие сферы — вплоть до экспертной группы по проблеме контакта с внеземной жизнью, работой которой интересуется сам президент.
Но если взглянуть на ситуацию здраво, то все это выглядело как чистый бред не совсем здоровых людей. Тут тебе и священные предки-прародители с тремя глазами на лбу, и господь Кришна на лотосе, и папа с альфы Центавра, и босые ноги как способ добывать энергию из живой земли.
Раньше любой из этих следователей, услышав такое, сказал бы сразу:
— Это не к нам, это к психиатру Но теперь все было гораздо сложнее Разве летающие тарелки в небе над Санкт-Петербургом — это не бред?
Может, и хочется передать этих психов по принадлежности в «Скворечник» или на Пряжку, да только нельзя. («Скворечник» — Институт психиатрии им Скворцова Степанова Пряжка — городская психиатрическая клиника). Вдруг у них и правда заговор? Может, эти пришельцы свою агентуру как раз из психов и вербуют.
Но все это напряженное расследование, которое продолжалось на протяжении всего дня, не давало никаких реальных плодов. Следователи никак не могли разграничить в показаниях арестованных правду, бред и самооговор, а без этого нельзя было составить вразумительный доклад начальству.
Начальство, между тем, настойчиво требовало конкретных результатов, а в ответ на робкие замечания, что для их получения нужна как минимум неделя, начинало кипятиться, раздраженно восклицая:
— Нет у вас недели! Нет! Все подробности о резидентуре противника должны быть известны сегодня к вечеру!
К вечеру на Литейном стало известно только то, что пришельцы и вправду имеют третий глаз. Вернее, как было сказано в отчете о вскрытии инопланетянки, скончавшейся в госпитале МЧС, «чужеродное роговое образование, проникающее в передний отдел мозга».
Внутри этого образования нашли «орган, выделяющий непосредственно в ткани мозга вещество, сходное по составу с парализующим токсином инопланетного оружия».
За три часа экспресс-анализов медики и биологи сумели даже установить, что «по многим признакам ткани упомянутого органа радикально отличаются от тканей исследуемого разумного существа и их строение заставляет сомневаться, что они вообще принадлежат млекопитающему, каковым несомненно является данное существо. Таким образом, можно предположить, что этот орган в действительности является самостоятельным организмом, паразитирующим в теле разумного существа или выполняющим неясные пока функции в симбиозе с ним».
— Да все тут ясно! — говорил, комментируя результаты исследований, полковник Рысаков, который присутствовал при гибели инопланетянки. — Эта ядовитая тварь— мина замедленного действия. Она сидит себе у пришельца в мозгу и до поры до времени никак себя не проявляет. Скорее всего, они ее нейтрализуют— лекарствами или еще как. Но если этого не сделать, то она просыпается и убивает носителя.
А припомнив подробности неудачного допроса, он добавил:
— Инопланетянка все время просила нас о деактивации. Так они называют паралич от голубого града, и мы решили, что она просит усыпить ее, чтобы не отвечать на вопросы. Но может быть, она просила деактивировать эту тварь.
Не забыл он и о слове «мунгара», которое инопланетянка несколько раз повторила перед смертью. Поэтому всем подследственным по делу о резидентуре пришельцев незамедлительно был задан один и тот же вопрос:
— Вы знаете, что такое «мунгара»?
Пространный ответ на этот вопрос дал только лидер сектантствующих уфологов. Он поведал, что «мунгара» — это верховный бог предков-прародителей с третьим глазом во лбу, праотец всего сущего, от которого, собственно, и пошел весь род гуманоидов по всей Вселенной.
— И мы с вами тоже его дети, — завершил он свой рассказ, но следователей этим рассказом нисколько не удовлетворил.
У них в письменном докладе полковника Рысакова значилось, что «мунгара», со слов покойной инопланетянки, это «маленький хозяин» И вопрос был только в том, как это понимать.
Но этого как раз никто объяснить не мог.
33
Рядовой Демьяновский впервые увидел «летающие тарелки» только во второй половине дня, ближе к вечеру, хотя с утра имел такую возможность несколько раз.
Их отдельный батальон связи вскоре после первого налета пришельцев бросили на станцию метро «Пионерская». Как было сказано — «убирать трупы».
От этого уточнения Игорю Демьяновскому сразу сделалось нехорошо. Он до смерти боялся покойников и вообще был человек сугубо мирный — юный инфантильный интеллигент. Настолько инфантильный, что даже закосить от армии толком не смог и был забрит в войска этой весной после облавы на призывников, которую военкомат проводил совместно с милицией.
Рядовой Демьяновский буквально только что закончил «курс молодого бойца» и еще даже не принял присягу и, согласно президентскому указу, изданному после достославного штурма Грозного новобранцами в новогоднюю ночь, для боевых действий не годился. А убирать трупы — это была как раз работа для таких, как он.
До места назначения Демьяновский ехал в кунге без окон и не видел ничего, что происходило вокруг. В тесный кунг, сплошь заставленный радиоаппаратурой, их набилось шесть человек, и двоим молодым пришлось всю дорогу стоять чуть ли не на одной ноге.
Зато «дедушка» ефрейтор Разуваев ехал с комфортом, почти лежа, раскинув ноги на весь кунг.
Вообще-то он искренне считал, что ему по сроку службы положено ездить в кабине. Но его законное место нагло занял прапорщик Епанчук, и с этим ничего нельзя было поделать.
У прапорщика срок службы еще больше и целых две звезды на погонах. А у ефрейтора Разуваева — только одна лычка.
«Дедушке» было от роду целых двадцать три года, и до дембельского приказа ему оставалось трубить еще три месяца, но он тем не менее требовал от новобранцев, именуемых «духами», обращаться к нему не иначе, как «товарищ дембель».
Этим были очень недовольны настоящие дембеля. Но наезжали они почему-то не на ефрейтора Разуваева, а на тех же «духов», которые, таким образом, оказывались между двух огней. Не выполнишь требование «дедушки» Разуваева — получишь «в душу» от него, а если выполнишь — берегись дембелей.
От ударов «в душу» грудь инфантильного интеллигента Демьяновского в первые месяцы службы превратилась в сплошной синяк. Не помогала даже симуляция обморока, потому что ефрейтор Разуваев в нее не верил и имел привычку пинать упавшего ногами.
— Ты, дух бесплотный! — частенько орал «дедушка» с таким выражением лица, которое заставляло усомниться в его душевном здоровье. — Ты жив еще только потому, что я такой добрый.
Но сейчас даже он был несколько ошарашен поставленной боевой задачей — убирать трупы, так что всю дорогу молчал.
Когда они вылезли из машины, их водила с круглыми глазами возбужденно рассказывал про «летающие тарелки». Оказывается, они буквально минуты три назад пролетели прямо над колонной, но почему-то не сочли ее целью, заслуживающей внимания.
Но Игоря Демьяновского гораздо больше волновали трупы.
Он увидел их сразу, как только выглянул на улицу. Хотя у станции метро уже суетились медики, милиция и формирования гражданской обороны, неподвижных тел на площади перед «Пионеркой» было еще навалом.
Игорь как будто остолбенел, наткнувшись на тельце девочки, устремившей в небо голубые глаза с неестественно узкими зрачками. Она выглядела безнадежно и бесповоротно мертвой, и Демьяновского охватила жуткая слабость и дрожь.
— Чего встал?! Бери и неси! — раздался прямо у него над ухом голос прапорщика Епанчука, но даже это не вывело Игоря из транса.
Он никак не мог понять, что ему брать и куда нести.
«Дедушка» Разуваев тоже не знал, с какой стороны подойти к этому делу. Он привычно озирался в поисках «духов» и «черепов», которые выполнят за него всю работу, но те были заняты.
— Бери этого! — крикнул ефрейтору Епанчук, указывая на грузного мужика, лежащего на животе раскинув руки. — Давай быстрей. Надо расчистить проезжую часть.
Ефрейтор в мандраже решил почему-то, что проще всего будет волочь это тело по земле за ноги. И уже ухватился за них, когда к нему бросилась заполошенная женщина в белом халате с криком:
— Что вы делаете? Осторожнее! Может, он еще жив.
Через несколько минут выяснилось, что другие пораженные тоже живы, и только поэтому Игорь Демьяновский не упал в самый настоящий обморок.
Он нес легкую девочку на руках, держась только благодаря морально-волевым качествам, которые неожиданно дали о себе знать. Но этого наверняка бы не хватило, если бы вдруг над площадью не рявкнул милицейский мегафон:
— Просьба обращаться с трупами осторожнее. Врачи говорят, что они еще живы.
Сколько времени они таскали эти живые трупы, Демьяновский не знал. Детей грузили прямо в санитарные машины и реквизированные маршрутки, а взрослых сначала складывали у автобусной остановки, а потом стали носить в метро.
Тем временем нашлось применение радиостанции отдельного батальона связи — той самой машине, на которой приехали Демьяновский, Разуваев и прапорщик Епанчук. Прапор счел, что ему-то уж точно по сроку службы не положено таскать трупы, и занялся другим делом.
Он перебросил кабель от машины к киоску звукозаписи и подсоединил свою аппаратуру к мощным динамикам, из которых раньше лились в пространство песни. Теперь же он врубил на полную мощность радио, которое непрерывно передавало новости о вторжении инопланетян.
Вскоре к нему подошли люди из МЧС, у которых были трудности с оповещением населения. А население в возрастающем количестве стекалось к метро.
Одни люди еще надеялись выбраться из города, хотя по радио уже сообщили, что все вокзалы разгромлены и дороги перекрыты. Другим просто надо было уехать в другие районы города, а третьи надеялись укрыться в метро от бомбежки.
Слово это постоянно мелькало в разговорах — может быть, потому, что радио и телевидение слишком часто называло атаки пришельцев «бомбардировками». И люди в большинстве своем понимали это буквально.
Им представлялись картинки из фильмов о войне, где рушатся и пылают дома и гибнут тысячи людей!, А тех, кто помоложе, пугали видения из фантастических блокбастеров: «День независимости», «Армагеддон», «Звездные войны», — навеянных ими представлений вполне достаточно, чтобы в панике искать убежища под землей.
Но под землю пускали только сотрудников тех служб, которые были задействованы в режиме чрезвычайной ситуации. И первое сообщение, которое стал передавать из своей машины-прапорщик Епанчук, звучало так:
— Внимание! Станция метро «Пионерская» закрыта. Свободный проход только для военнослужащих, сотрудников милиции, МЧС, ФСБ и коммунальных служб, а также медиков. Всех остальных штаб гражданской обороны просит немедленно разойтись по домам, закрыть все окна и двери, настроить радио и телевизоры на местный канал и ожидать новых указаний гражданской обороны. Стены зданий надежно предохраняют от оружия инопланетян, поэтому штаб гражданской обороны настоятельно просит вас на улицу не выходить.
Но к тому времени, когда прапорщик устал повторять одно и то же и посадил на свое место Игоря Демьяновского — единственного из его подчиненных, который мог без бумажки связать десять слов, не ввернув между ними ни единого матерного, текст уже слегка изменился.
Появилось предупреждение: «Старайтесь держаться подальше от окон», а затем в метро стали пропускать женщин с детьми, инвалидов и пенсионеров.
А потом всю команду прапорщика Епанчука сняли с «Пионерки». Правда, такую полезную радиомашину оставили, и с нею остался водитель, а все остальные влились в сводный отряд, который перебрасывали на Невский.
Там толпа людей прорвалась в подземный переход у Гостиного двора и штурмовала вход в метро, давясь насмерть под напором снаружи.
Их отдельный батальон связи вскоре после первого налета пришельцев бросили на станцию метро «Пионерская». Как было сказано — «убирать трупы».
От этого уточнения Игорю Демьяновскому сразу сделалось нехорошо. Он до смерти боялся покойников и вообще был человек сугубо мирный — юный инфантильный интеллигент. Настолько инфантильный, что даже закосить от армии толком не смог и был забрит в войска этой весной после облавы на призывников, которую военкомат проводил совместно с милицией.
Рядовой Демьяновский буквально только что закончил «курс молодого бойца» и еще даже не принял присягу и, согласно президентскому указу, изданному после достославного штурма Грозного новобранцами в новогоднюю ночь, для боевых действий не годился. А убирать трупы — это была как раз работа для таких, как он.
До места назначения Демьяновский ехал в кунге без окон и не видел ничего, что происходило вокруг. В тесный кунг, сплошь заставленный радиоаппаратурой, их набилось шесть человек, и двоим молодым пришлось всю дорогу стоять чуть ли не на одной ноге.
Зато «дедушка» ефрейтор Разуваев ехал с комфортом, почти лежа, раскинув ноги на весь кунг.
Вообще-то он искренне считал, что ему по сроку службы положено ездить в кабине. Но его законное место нагло занял прапорщик Епанчук, и с этим ничего нельзя было поделать.
У прапорщика срок службы еще больше и целых две звезды на погонах. А у ефрейтора Разуваева — только одна лычка.
«Дедушке» было от роду целых двадцать три года, и до дембельского приказа ему оставалось трубить еще три месяца, но он тем не менее требовал от новобранцев, именуемых «духами», обращаться к нему не иначе, как «товарищ дембель».
Этим были очень недовольны настоящие дембеля. Но наезжали они почему-то не на ефрейтора Разуваева, а на тех же «духов», которые, таким образом, оказывались между двух огней. Не выполнишь требование «дедушки» Разуваева — получишь «в душу» от него, а если выполнишь — берегись дембелей.
От ударов «в душу» грудь инфантильного интеллигента Демьяновского в первые месяцы службы превратилась в сплошной синяк. Не помогала даже симуляция обморока, потому что ефрейтор Разуваев в нее не верил и имел привычку пинать упавшего ногами.
— Ты, дух бесплотный! — частенько орал «дедушка» с таким выражением лица, которое заставляло усомниться в его душевном здоровье. — Ты жив еще только потому, что я такой добрый.
Но сейчас даже он был несколько ошарашен поставленной боевой задачей — убирать трупы, так что всю дорогу молчал.
Когда они вылезли из машины, их водила с круглыми глазами возбужденно рассказывал про «летающие тарелки». Оказывается, они буквально минуты три назад пролетели прямо над колонной, но почему-то не сочли ее целью, заслуживающей внимания.
Но Игоря Демьяновского гораздо больше волновали трупы.
Он увидел их сразу, как только выглянул на улицу. Хотя у станции метро уже суетились медики, милиция и формирования гражданской обороны, неподвижных тел на площади перед «Пионеркой» было еще навалом.
Игорь как будто остолбенел, наткнувшись на тельце девочки, устремившей в небо голубые глаза с неестественно узкими зрачками. Она выглядела безнадежно и бесповоротно мертвой, и Демьяновского охватила жуткая слабость и дрожь.
— Чего встал?! Бери и неси! — раздался прямо у него над ухом голос прапорщика Епанчука, но даже это не вывело Игоря из транса.
Он никак не мог понять, что ему брать и куда нести.
«Дедушка» Разуваев тоже не знал, с какой стороны подойти к этому делу. Он привычно озирался в поисках «духов» и «черепов», которые выполнят за него всю работу, но те были заняты.
— Бери этого! — крикнул ефрейтору Епанчук, указывая на грузного мужика, лежащего на животе раскинув руки. — Давай быстрей. Надо расчистить проезжую часть.
Ефрейтор в мандраже решил почему-то, что проще всего будет волочь это тело по земле за ноги. И уже ухватился за них, когда к нему бросилась заполошенная женщина в белом халате с криком:
— Что вы делаете? Осторожнее! Может, он еще жив.
Через несколько минут выяснилось, что другие пораженные тоже живы, и только поэтому Игорь Демьяновский не упал в самый настоящий обморок.
Он нес легкую девочку на руках, держась только благодаря морально-волевым качествам, которые неожиданно дали о себе знать. Но этого наверняка бы не хватило, если бы вдруг над площадью не рявкнул милицейский мегафон:
— Просьба обращаться с трупами осторожнее. Врачи говорят, что они еще живы.
Сколько времени они таскали эти живые трупы, Демьяновский не знал. Детей грузили прямо в санитарные машины и реквизированные маршрутки, а взрослых сначала складывали у автобусной остановки, а потом стали носить в метро.
Тем временем нашлось применение радиостанции отдельного батальона связи — той самой машине, на которой приехали Демьяновский, Разуваев и прапорщик Епанчук. Прапор счел, что ему-то уж точно по сроку службы не положено таскать трупы, и занялся другим делом.
Он перебросил кабель от машины к киоску звукозаписи и подсоединил свою аппаратуру к мощным динамикам, из которых раньше лились в пространство песни. Теперь же он врубил на полную мощность радио, которое непрерывно передавало новости о вторжении инопланетян.
Вскоре к нему подошли люди из МЧС, у которых были трудности с оповещением населения. А население в возрастающем количестве стекалось к метро.
Одни люди еще надеялись выбраться из города, хотя по радио уже сообщили, что все вокзалы разгромлены и дороги перекрыты. Другим просто надо было уехать в другие районы города, а третьи надеялись укрыться в метро от бомбежки.
Слово это постоянно мелькало в разговорах — может быть, потому, что радио и телевидение слишком часто называло атаки пришельцев «бомбардировками». И люди в большинстве своем понимали это буквально.
Им представлялись картинки из фильмов о войне, где рушатся и пылают дома и гибнут тысячи людей!, А тех, кто помоложе, пугали видения из фантастических блокбастеров: «День независимости», «Армагеддон», «Звездные войны», — навеянных ими представлений вполне достаточно, чтобы в панике искать убежища под землей.
Но под землю пускали только сотрудников тех служб, которые были задействованы в режиме чрезвычайной ситуации. И первое сообщение, которое стал передавать из своей машины-прапорщик Епанчук, звучало так:
— Внимание! Станция метро «Пионерская» закрыта. Свободный проход только для военнослужащих, сотрудников милиции, МЧС, ФСБ и коммунальных служб, а также медиков. Всех остальных штаб гражданской обороны просит немедленно разойтись по домам, закрыть все окна и двери, настроить радио и телевизоры на местный канал и ожидать новых указаний гражданской обороны. Стены зданий надежно предохраняют от оружия инопланетян, поэтому штаб гражданской обороны настоятельно просит вас на улицу не выходить.
Но к тому времени, когда прапорщик устал повторять одно и то же и посадил на свое место Игоря Демьяновского — единственного из его подчиненных, который мог без бумажки связать десять слов, не ввернув между ними ни единого матерного, текст уже слегка изменился.
Появилось предупреждение: «Старайтесь держаться подальше от окон», а затем в метро стали пропускать женщин с детьми, инвалидов и пенсионеров.
А потом всю команду прапорщика Епанчука сняли с «Пионерки». Правда, такую полезную радиомашину оставили, и с нею остался водитель, а все остальные влились в сводный отряд, который перебрасывали на Невский.
Там толпа людей прорвалась в подземный переход у Гостиного двора и штурмовала вход в метро, давясь насмерть под напором снаружи.