В светелке дела мне не нашлось, и я отправилась в библиотеку. Остатки книг громоздились на полу неопрятной кучей. Я рассеянно листала их, перекладывала с одного места на другое и все никак не могла решить: жалко мне Федора или нет? Убийца он или жертва стечения обстоятельств?
   Эмма Францевна позвала меня отобедать под яблонями и подробно расспросила про обстоятельства обнаружения тела.
   Я честно рассказала о том, как Гоша разбудил меня рано утром и повел прямо к флигелю. Призналась, что, увидев полумертвого человека, я очень испугалась и побежала за дядей Осипом. О совместной рыбной ловле и моих подозрениях относительно причастности туриста к исчезновению Мустафы почему-то упоминать не хотелось.
   После обеда приехал отец Митрофаний. Они заперлись с Эммой Францевной в кабинете и провели там довольно много времени. Батюшка выскочил оттуда с перекошенным лицом и на ужин не остался.
   О причине столь странного поведения отца Митрофания я узнала от Глаши.
   Мы с Гошей пошли на вечернюю прогулку и завернули в летнюю кухню. Глаша заваривала кипятком сложную смесь трав.
   - Вот, народное средство, лучше всяких лекарств помогает от бессонницы... Расстроил ее отец Митрофаний. Пристал, как банный лист, продай ему землицы за еловым лесом, да продай. Хочет там скит поставить да отшельников поселить. Вот только толпы молящихся граждан нам и не хватало... - ворчала она, укутывая глиняную чашку полотенцем.
   Полночи я ворочалась под одеялом, прикидывая, чем так интересен еловый лес отцу Митрофанию, что он искал в камышах и скакали ли черти у реки на самом деле?.. И решила сходить на разведку.
   После завтрака я взяла корзинку для грибов, и мы с Гошей прогулочным шагом дошли до водяной мельницы. Колесо исправно крутилось, внутри избушки что-то монотонно гудело. Мне пришла в голову мысль, что гудит, скорее всего, генератор. Откуда же еще было взяться электричеству в такой глухомани?
   Внимательно осмотрев берег в легкодоступных местах, мы ничего интересного не обнаружили. Туда, где камыши разрослись особенно густо, я не рискнула забраться.
   Вдоль речки мы углубились в ельник и, изображая сосредоточенность грибников, принялись обследовать подозрительное место. Гоша добросовестно обнюхивал деревья и шуршал в папоротниках. Он сделал стойку на нору в земле и принялся усердно раскапывать ее, но быстро потерял интерес. Около пня внушительных размеров он обнаружил ежа, укололся носом и долго жаловался на судьбу. Ничего подозрительного не было и в тех краях.
   Когда я уже устала, удостоверилась в отсутствии чертей и решила поворачивать обратно, мы неожиданно вышли к стволу сгоревшей сосны. Видимо, молния ударила в верхушку и спалила гигантское дерево до черноты. Рядом с сосной в Бездонку вливался безымянный ручеек. Лес из ельника превратился в смешанный. В траве стали попадаться лисички.
   Наполнив корзинку, я позвала Гошу и повернула назад. Но мой четвероногий друг потянул носом и устремился вдоль притока вверх по течению. Мне ничего не оставалось делать, как припустить за ним.
   Гоша привел меня к большущему валуну. В этом месте речка мелела, и можно было перебраться на другой берег. А там, на другой стороне, раскинулась поляна незабудок. Небесно-голубые цветы веселым ковром устилали берег до зарослей орешника, а дальше стояли могучие березы.
   Мы перебрались вброд через речку и насобирали букет незабудок. В самом конце поляны, у орешника, мое внимание привлек прямоугольник перекопанной земли. Как будто кто-то вскопал небольшую грядку, длиной, примерно, в четыре шага и шириной в один, но забыл засадить ее.
   Гоша довольно странно отреагировал на мою находку. Он поджал хвост и спрятался за меня, виновато поглядывая из-под бровей. Потом углубился в орешник и позвал оттуда негромким лаем. За кустами был еще один участок перекопанной земли, говоривший о людском присутствии. Почва здесь уже просела и стала зарастать травой.
   Мне показалось, что птицы разом замолчали, порыв ветра взмахнул ветвями, а серый дракон притушил солнце. Я в страхе огляделась по сторонам. Душа напомнила о своем существовании в районе пяток, озноб пробрал до костей, ладони вспотели, и захотелось спрятаться...
   На шаг я перешла только рядом с водяной мельницей. Букет незабудок остался где-то в лесу. Лисичек в корзинке поубавилось, должно быть, они вывалились во время марафона по ельнику.
   Дядя Осип с благодарностью принял остатки грибов и обещал приготовить нечто восхитительное.
   Вторую половину дня я безвылазно просидела в библиотеке, то и дело покрываясь мурашками. Меня не покидало ощущение, что кто-то наблюдал за нами из-за кустов орешника. Я была совершенно уверена, что там, на поляне, в этом безмятежном месте кто-то закопан. Ну, хорошо, первый прямоугольник вскопанной земли мог принадлежать останкам неизвестного героя из орехового шкафа, но второй?! Кто лежит в той могиле, которая уже просела, и заросла молодой травкой? Выяснить это можно только путем эксгумации. Бр-р-р!..
   После ужина мы с Эммой Францевной раскладывали пасьянсы "Восемь мудрецов" и "Гарем". Я все время путала карты, и бабушка, в конце концов, рассердилась и отправила меня в светелку.
   Два дня я не решалась удаляться от дома и категорически отказалась идти на рыбалку с Гошей. Я сидела в библиотеке, усердно делая вид, что перебираю книги. На третий день Гоша взмолился, что засиделся дома, и уговорил меня дойти хотя бы до флигеля.
   Задняя дверь домика так и осталась открытой после осуществления операции по спасению Федора. По комнатам гулял легкий сквознячок, шевеля листья на полу.
   Три комнаты и ванная с чугунной печкой были совершенно пусты, если не считать колченогого стула без сидения и ходиков с ржавыми гирямишишечками на стене. Солнечные лучи проникали через щели ставней и рисовали на ободранных обоях причудливые узоры.
   Мои мысли свернули в сторону раненого филолога. Аркадий Борисович каждый день наведывался к больному и сообщал нам с Эммой Францевной о самочувствии ноги любителя матерных частушек. Дело пошло на поправку, доктор перестал делать кислое лицо и цокать языком. Бабушка решила выполнить долг гостеприимства и навестила Федора после ужина. Я не смогла найти правдоподобного предлога для отказа, и пришлось составить ей компанию.
   Комната, в которую поместили раненого, была раза в три больше моей. Мебель карельской березы, богатые восточные ковры и китайские вазы тонкой росписи вызвали во мне нездоровую зависть. Сам пострадавший турист возлежал, укрытый пледом, на кровати с шелковым пологом. Его нога была забинтована профессионалом и покоилась на диванном валике с кистями. Федор выглядел похудевшим. Он зарос черной щетиной, которая контрастировала с его светлым ежиком на голове. При нашем появлении он попытался встать, но скривился и схватился рукой за филейную часть. Я злорадно усмехнулась, представляя, какую дозу антибиотиков вколол в него Аркадий Борисович. Эмма Францевна царственно махнула рукой, расположилась в кресле и поднесла к глазам неизменный лорнет. Я встала за ее спиной, как образцовая компаньонка.
   - Голубчик, как же это Вас угораздило? - поинтересовалась она.
   - Несчастный случай! - бодро отрапортовал он.
   - А как Вы попали во флигель? - продолжала допытываться Эмма Францевна.
   Я переминалась с ноги на ногу за ее спиной и корчила рожи Федору, намекая, что упоминать мое имя в связи с его приключениями, не следует.
   Он понял мою мимику и скромно ответил:
   - Я понимаю, это было некрасиво с моей стороны, забраться в чужую частную собственность, но у меня не было выхода. Не знаю, как заслужить Ваше прощение и отблагодарить за спасение моей жизни. Считайте меня своим должником по гроб жизни.
   - Это Вы не меня благодарить должны, а Елизавету Петровну. Она нашла Вас и спасла... Позвольте узнать о цели Вашего визита в наши края.
   Разговор протекал в изысканных манерах и напоминал вальсирование двух боксеров в начале спарринга. Эмма Францевна пыталась выведать какие-нибудь сведения о нашем госте, а тот вежливо уходил от ответов, и заговаривал ей зубы комплиментами. Я напряженно следила за их диалогом, все больше убеждаясь, что Федор появился здесь неспроста. В наше неспокойное время никакой филолог не пойдет в одиночку по глухим лесам в поисках сомнительного фольклора довоенного периода.
   Так и не добившись вразумительных ответов на свои вопросы, Эмма Францевна элегантно завершила визит вежливости, пожелав больному скорейшего выздоровления.
   Направляясь в малую гостиную, она задумчиво вертела в пальцах лорнет.
   - Не спускай с него глаз, Лизонька, окружи его заботой и лаской. Выводи на прогулку и наблюдай... Ой, не прост наш Федор Федорович... Боже, как он похож на моего второго мужа! Помню, я увидела своего Франтишека первый раз таким же беспомощным и несчастным в польском госпитале... Какой же это был год? То ли девятьсот четырнадцатый, то ли девятьсот пятнадцатый... Ах, как я была хороша в платье сестры милосердия! Как сейчас помню: он лежал весь в бинтах, а в глазах горечь и надежда. О! Я влюбилась в него с первого взгляда. Он был так красив: русые волосы, карие глаза и темная бородка. Кажется, это называется "знак породы"... Ах, какой у нас был страстный роман! Господи, какие безумства он совершал ради меня! Шампанское лилось рекой, розовые лепестки устилали ложе любви, а ривера из черных бриллиантов украшала мою прическу... Через год его арестовали за изготовление фальшивых банковских билетов и, бедняга, сгинул где-то на каторге... Я спаслась только чудом...
   Я старалась не показать своего изумления. Какая, однако, бурная биография, какая бесшабашная молодость была у моей двоюродной бабушки! Как ей везло на страстные романы с криминальной окраской! Дороги, которые мы выбираем!.. Видимо, ее девизом было: "Горя бояться, счастья не видать".
   Имеющий глаза - да увидит, имеющий уши - да услышит, имеющий нос да учует. Вот руководство к действию настоящего следопыта. Выследить добычу, загнать ее в угол, насладиться торжеством своей силы, ловкости и отваги - и чувствуешь себя всесильным существом.
   Жизнь - это охота. У каждого есть своя добыча, и у каждого есть свой охотник. Тут главное не увлечься погоней. Разгадать хитрый маневр, не дать заманить себя в ловушку, и не угодить в собственный капкан.
   Порой случается, что охотник сам становится жертвой.
   Глава 8
   Выполняя новое поручение Эммы Францевны, я не спускала глаз с Федора. Аркадий Борисович разрешил пациенту ходить, и с помощью моего плеча и трости с набалдашником из моржового клыка, которую ему подарила бабушка, он уже резво скакал по всему дому.
   - Лизавета, в какой комнате стоит телевизор, есть ли в доме телефон и что нового пишут в прессе? - спросил он меня первым делом и поверг в глубокую задумчивость.
   - Телевизора в доме нет, сотовым телефоном пользуется только Эмма Францевна, а газеты мы не выписываем. Барыня говорит, что в прессе все ложь и заказная правда.
   - Если нет телевизора, то зачем спутниковая антенна на крыше стоит?
   - Спроси что-нибудь полегче, а?! - разозлилась я.
   - С удовольствием. Кто приезжает по ночам на иномарках с погашенными фарами?
   - Первый раз слышу... Ты все выдумываешь?
   - Ага, - легко согласился он.
   Федор побрился и перестал меня раздражать контрастной чернотой растительности на лице и светлого ежика на голове и смутным ощущением, что мы с ним когда-то встречались.
   Чаще всего мы сидели в библиотеке или прогуливались вокруг дома и вели глубокомысленные разговоры на незначительные темы. Я пыталась выведать, часто ли он путешествует в поисках бытового фольклора, случалось ли ему бывать в бывших братских республиках, ну, скажем, в Татарстане, знаком ли с татаро-монгольским эпосом и что он думает о степной нечистой силе, в том числе и о Шайтане? Где находится Тмутаракань и что такое Тартарары?
   Федор нес полную околесицу, выдумывая ненаучные гипотезы о Чингиcхане и его соплеменниках, утверждал, что татаро-монгольское иго было спровоцировано русичами. Он договорился до того, что заявил, будто Батый напал на Русь по договоренности с некоторыми из удельных князей, которые стремились его руками разделаться с конкурентами. Однако просчитались, хан оказался хитрее и поработил всех. И еще неизвестно, было ли иго тормозом в развитии Руси или благом: вон, сколько в русском языке заимствованных слов, а значит и предметов, идей, понятий.
   Я чуть не побила его за такие крамольные слова. Остановила меня только мысль, что мне опять придется тащить его на себе с поля боя.
   К сожалению, вынуждена признать, что в своем расследовании о связи Федора с Мустафой, я не продвинулась ни на шаг. Все мои ловкие подходы и наводящие вопросы тонули в его обтекаемых ответах. А, кроме того, у меня создалось впечатление, что и Федор пытается вытянуть из меня какие-то сведения. Он очень интересовался моей биографией, выспрашивал о том, как я попала в дом к Эмме Францевне, и каково работать компаньонкой. Я старалась многословно уходить от ответов на вопросы, ставить его в тупик противоречивыми сентенциями и морочить голову цитатами, почерпнутыми мной во время наведения порядка в библиотеке.
   Эмма Францевна неизменно приглашала нас на ужин и забавлялась, философствуя на отвлеченные темы или рассказывая истории из своей бурной биографии. Особенно захватывающим вышел у нее рассказ о расправе над агентом охранки Гапоном. Оказалось, что дача в Териоках на Финском заливе, где состоялась казнь предателя, принадлежала ей. Эмма Францевна сдала ее приличным на вид людям, и каково же было ее состояние, когда она обнаружила разложившийся за месяц труп бородатого мужика у себя в передней. Он висел на крюке, вбитом над вешалкой. Любила она вспоминать и о своих встречах с видными революционерами.
   - Ах, лето в Лонжюмо! - изящно взмахивала она лорнетом. - Было безумно жарко, и Владимир Ильич предложил покинуть пыльный Париж и снять дачу в пригороде. Выбор пал на маленький городок в восемнадцати километрах от Парижа. Милая патриархальная деревенька с одной главной улицей - Гран-рю, пышными садами и речкой Иветтой. Недалеко находился аэродром. Для Инессы Арманд сняли целый дом, и она поселила у себя, конечно же, мужчин: Орджоникидзе, Шварца и Бреслава. Это лето было одно из самых веселых в моей жизни! Боже, как мы кутили... Не удивительно, что 10 тысяч франков, которые ассигновало Заграничное бюро ЦК Школьному комитету на организацию работы партийной школы, не хватило. И это при мизерных ценах того периода: аренда квартиры на месяц обходилась в десять франков!
   Я с удовольствием слушала ее воспоминания о нравах того периода, модных увлечениях и манере одеваться.
   - О-о! - с чувством восклицала бабушка. - Накануне первой мировой войны в моду вошла "хромая юбка". Она сочеталась с довольно просторным верхним одеянием. Юбка была сильно стянута у щиколоток. Абрис фигуры в таком костюме был удивительно выразителен и грациозен. Чтобы передвигаться в хромой юбке и выглядеть при этом изящной статуэткой, необходима была определенная сноровка. При ускорении движения случались аксиданты. Обыкновенно, к такой юбке прилагался кавалер...
   За грибами и на рыбалку мне ходить было недосуг. Федор использовал мое плечо как костыль, и далеко от себя не отпускал. Гоша не роптал, он подружился с туристом и проникновенно заглядывал тому в глаза, чем вызывал во мне законную ревность. Раненый филолог откровенно наслаждался дармовым отдыхом в барских условиях. Он обследовал весь дом, от чердака до подвала, мотивируя тем, что ему впервые выпала возможность близко познакомиться с архитектурой второй половины восемнадцатого века. Кроме пыли, старых птичьих гнезд и поломанной казенной мебели середины двадцатого века, ничего интересного он не нашел. В комнатах гостевой половины Федор простукивал стены и совал свой нос в шкафы и за кровати. Говорил, что изнывает от любопытства, нет ли здесь потайных дверей или тайников. На половину Эммы Францевны он не посягал, хотя по блеску в глазах было видно, что не отказался бы от такого удовольствия. Я же молчала, как партизан, и не обмолвилась ни про потайную дверку из малой гостиной в будуар, ни о скелете в ореховом шкафу.
   Заглянули мы и во флигель. В ванной комнате, рядом с чугунной печкой глазастый Федор обнаружил крышку с кольцом, прикрывавшую лаз в погреб. Мне пришлось лезть в темноту по шаткой лесенке, пока он светил фонариком и давал ценные советы. В погребе было сыро, пахло мышами и прогнившей картошкой. Среди кадушек, бочек и глиняных битых горшков стоял деревянный ларь, обитый ржавыми полосками металла. Внутри лежали пожелтевшие от времени, рассыпающиеся в труху, листовки, прокламации и газеты "Искра".
   Эмма Францевна иногда, во время раскладки пасьянса, вскользь интересовалась, не заметила ли я каких-нибудь странностей за нашим постояльцем. Я морщила лоб, теребила подбородок и ничего, кроме подозрительно хорошего аппетита, странного в нем не находила.
   Дядя Осип принял пострадавшего филолога радушно, наваливал тому в тарелку горы своих кулинарных изысков, и услаждал наш слух руладами из опер.
   Глаша, домашним привидением, бесшумно появлялась в своих обрезанных валенках и осуждающе ворчала себе под нос:
   - Ходют тут всякие...
   Аркадий Борисович заглядывал к нам значительно реже и не тратил много времени на обследование ноги больного. Он взахлеб делился с нами своим изобретением трехмерного пасьянса, и об угрозе сыграть со мной в нарды не вспоминал.
   На выходные приехала Ариадна. Она подкатила на белом "Мерседесе" в сумерках. Благоухая французскими духами, она расцветила нашу компанию пестрым платьем из воздушной ткани. Мы как раз завершали ужин среди яблонь. "Царица египетская" от телячьих крикетов и артишоков а-ля крем отказалась, но откушать кофе изволила.
   Не успела Глаша подать нам кофе-гляссе, как к столу подошел отец Митрофаний. Это был его первый визит после бурного разговора с Эммой Францевной.
   Глаша поставила еще одну чашку, и бабушка представила Федора гостям. Ариадна с интересом стрельнула в его сторону глазами, а святой отец одарил его скупой улыбкой.
   После церемонного обмена любезностями инициативу разговора взяла в свои руки Ариадна. Посетовав на бешеный ритм жизни деловой женщины, она свернула на свою любимую тему:
   - В моду опять входят шляпки с вуалями. В сочетании с деловым костюмом они придают женщине кокетливый образ, заставляют нас вспомнить, что женщина - это не только символ современного бизнеса, но и вечная тайна мироздания. В повседневной жизни нам так не хватает таинственной ауры и романтики... Ах, Федор, Вы должны согласиться со мной, - сверкнула она своими черными глазами.
   Федор мямлил в ответ что-то невразумительное, видимо, шляпки с вуалями и тайны женского мироздания он представлял себе с трудом.
   Эмма Францевна одобрительно кивала, поигрывая бриллиантовым перстнем на пальце.
   Отец Митрофаний сидел мрачный. Он воспользовался паузой в разговоре и напустился на Ариадну:
   - Дочь моя, мысли твои полны суетности. Красота женщины не нуждается в ареоле таинственности. Господь создал Еву из плоти Адама не для того, чтобы она кокетством возбуждала низменные инстинкты. Она есть продолжательница рода Адамова, а все остальное - от лукавого.
   - Вы хотите сказать, святой отец, что женщина - это машина для воспроизведения потомства?! Что женщина - это свиноматка?! Мне претит Ваш мужской шовинизм!..
   Не знаю, чем бы кончилась перепалка. Боюсь, их спор мог перейти в потасовку, но в дело вмешалась Эмма Францевна. Она тактично перевела разговор на биографию монаха Авеля.
   Отец Митрофаний залился соловьем и поведал, что с юности Василий Васильев мечтал уйти в пустыню на службу Богу. А услышав в Евангелии Христа Спасителя слово: "...аще кто оставит отца своего и матерь, жену и чада и вся имени Моего рода, тот сторицею вся приимет и вселится в царствие небесном", он покинул жену, на которой был насильно женат, и троих сыновей, и пустился в странствия.
   Батюшка мог еще долго смаковать житие излюбленного монаха, но нас закусали комары, и аудитория потеряла интерес к его лекции.
   Отец Митрофаний откланялся, Эмма Францевна и Ариадна под ручку вплыли в дом, а я вывела на вечернюю прогулку Гошу. Федор вызвался составить мне компанию, и я, скрипя сердцем, согласилась. С одной стороны, вдвоем веселее, а с другой, - мое плечо уже покрылось мозолью.
   Гоша резвился в травах, а мы стояли на тропинке и молчали. Федор опирался на трость, но меня держал за плечи на случай внезапной потери равновесия.
   - ... или отец Митрофаний попадет в расстриги, или из Ариадны получится шустрая попадья, весь приход в свои руки возьмет, - сказал он, продолжая какую-то свою мысль.
   Я удивленно воззрилась на него.
   - Федя, ты, по-моему, загнул. Они же, как кошка с собакой, ни одна встреча не проходит без словесной поножовщины. Если бы не вмешательство Эммы Францевны, отец Митрофаний лишился бы бороды, а Ариадна - шикарной прически и макияжа.
   - Молодая ты еще, Лизавета Петровна, - снисходительно посмотрел он на меня. - Тридцать один - разве это возраст. Поживи с мое, сразу все поймешь.
   - Можно подумать, ты старый и мудрый. Сколько тебе лет?
   - Тридцать три... А скажи, Лиза, кто такой: узкоплечий мужчина неприметной внешности, который каждый раз приезжает на разных машинах?
   - Это Лев Бенедиктович Галицкий, добрый знакомый Эммы Францевны. А тебе зачем?
   - Так, интересно... А почему он сегодня пешком пришел?
   Мои брови устремились на лоб, так как появления Галицкого я не видела и о его присутствии в доме даже не подозревала. Похоже, Эмма Францевна что-то затевает. Хорошо бы узнать - что? Или мне опять придется участвовать в спектакле, не имея представления о сюжете и распределении ролей. Надеюсь, роль жертвы уготовлена не мне.
   - Гоша, пойдем домой! - решительно позвала я и потянула Федора в дом. - Похолодало что-то, как бы дождя не было ночью, - несла я всякую всячину, обдумывая план, достойный Маты Хари.
   Я быстренько довела Федора до его комнаты, по пути удостоверившись, что свет горит в будуаре Эммы Францевны. В светелке я переоделась в черные свитер и джинсы, сделала внушение Гоше, чтобы не отодвигал спортивную сумку от лаза, и, соблюдая меры предосторожности, выбралась на улицу по боковой лестнице.
   За лесом погромыхивало, и неоновые всполохи зарниц высвечивали темные силуэты туч. Удача сопутствовала мне: старая липа протянула одну из своих ветвей прямо к окну будуара. Как африканская пантера, я бесшумно забралась на дерево... Ну, почти бесшумно. Несколько раз я ойкнула, поцарапавшись острыми сучками.
   Створки окна будуара были плотно закрыты, но одно из полотнищ драпировки сдвинулось в сторону, и мне был виден почти весь будуар. Эмма Францевна красиво возлежала в рекамье, а Ариадна мерила шагами ковер посреди комнаты. Она что-то говорила бабушке, а та иронично улыбалась и отрицательно покачивала головой. До меня доносилось лишь приглушенное "бу-бу-бу".
   Эмма Францевна встала и, приобняв Ариадну за талию, повела ее на выход. Ну, вот! Самое интересное я, кажется, пропустила. Мне достался финал пьесы. От неудобного полу лежачего положения руки и ноги затекли, нос чесался от липовой пыльцы, а комары объявили мне войну, и заканчивали расправу над побежденным врагом.
   Ариадна и Эмма Францевна вышли на крыльцо и стали произносить прощальные слова. Я затаилась на ветке, стиснув зубы и терпеливо снося изощренную пытку. Случайно бросив взгляд в окно будуара, я не поверила своим глазам: из платяного шкафа выбрался Галицкий. Он прогнулся в пояснице и потер шею, расправляя затекший организм. На этот раз одет он был без выкрутасов: черный спортивный трикотажный костюм. Лев Бенедиктович скользнул вбок и пропал из моего поля зрения.
   Дверца белого "Мерседеса" хлопнула, заурчал мотор, и Ариадна нас покинула. Эмма Францевна вернулась в дом. Посидев на ветке еще немного, я заметила щуплую фигуру, которая проскользнула мимо дома, и углубилась в густую тень придорожных деревьев.
   Комары вознамерились оставить от меня только остов. Раздавая себе пощечины налево и направо, я позавидовала Галицкому, в шкафу ему было намного комфортнее, во всяком случае, его там не обнаружили вредные насекомые.
   Раскаты грома становились все громче, гроза приближалась.
   Спуск оказался намного сложнее подъема. Ветки на липе росли в совершенно неправильной последовательности. Где-то посередине ствола ветки кончились, хотя я отлично помнила, что они там были. Я немного повисела тряпичной куклой. Руки категорически отказались мне повиноваться, пальцы разжались, и я, обреченно мяукнув, рухнула вниз.
   Однако вопреки своим ожиданиям, соприкоснулась не с твердой землей, а ловко угодила в чьи-то руки.
   - А-а-а! - заверещала я, но тут явно мужской рот впился в мои губы и перекрыл выход звуковой волне.
   Я перепугалась окончательно и замолотила кулаками по широким плечам.
   - Прекрати сейчас же, больно! - взмолился невидимый в темноте насильник голосом Федора.
   Я, наконец, спрыгнула на землю и сердито зашипела:
   - Ты что тут делаешь?
   - Я мимо шел, смотрю, ты с дерева падаешь. Решил помочь.
   - А целовался зачем?
   - Это я тебе рот заткнул, чтобы не орала от испуга. Все уже давно спят. А ты чего по деревьям лазаешь?
   - Не скажу! - так и не смогла я придумать подходящего варианта ответа. - Эй, а где твоя трость? Интересно, ты как сюда пришел с больной ногой? Федор, ты симулянт!