Антонова Саша
Несерьезные размышления о жизни
Саша Антонова
Несерьезные размышления о жизни
Иронический детектив
Глава 1
Кто как, а я верю в звезды. Мои гороскопы всегда сбываются. Может быть не так, как хотелось бы, но совпадения явно налицо. Взять, хотя бы, гороскоп от третьего дня: "Проверьте детали. Наберитесь терпения. Расставьте приоритеты. Водолей в созвездии Рака". Значимость сообщения определилась ближе к вечеру, когда прорвало водопроводную трубу, и я часа три стояла в позе рака, борясь с потопом. А потом терпеливо выслушивала гневные монологи соседей снизу.
Или гороскоп, который предупреждал меня на прошлой неделе: "Вы стали совсем другим человеком. Больше энергии. Будьте реалистичны в оценке человеческих поступков. Не попадитесь на удочку". Стопроцентное попадание! В тот день я пошла в парикмахерскую, и Зоя, увлекшись разговором с товаркой, так постригла меня, что из молодой женщины я превратилась в подростка с ежиком на макушке. Но это еще не все. На обратном пути из парикмахерской я с трудом втиснулась в переполненный автобус и оказалась рядом с дядькой, который, судя по всему, возвращался с рыбалки. На моей остановке выяснилось, что я крепко сижу подолом юбки на крючке.
Я уже не говорю про тот гороскоп, который три недели назад стал поворотным моментом в моей судьбе: "Удача сопутствует Вам. Не бойтесь отстаивать свои интересы. Сосредоточьтесь на моральных принципах. Козерог в зените". Именно тогда я высказала своему боссу все, что думаю по поводу нашего бизнеса, шлепнула по столу заявлением об уходе и гордо покинула запущенную квартиру в пятиэтажке, которая служила нам офисом.
Как и многие граждане нашей постперестроечной страны, я поставила крест на высшем инженерно-экономическом образовании, окончила скорострельные бухгалтерские курсы и устроилась главным бухгалтером в контору "купи-продай" под громким названием "Аргонавты". Наша фирма состояла из трех человек: директора, бухгалтера и снабженца. Торговали мы всем, чем придется: от картриджей до тушенки, от памперсов до мебели. Но в очень мелких масштабах.
Подозревать, что дело в нашей конторе нечисто, я начала давно. Начать с того, что зарплату я начисляла десяткам неизвестных людей по липовым договорам за неведомые услуги. Затем я стала замечать, что процесс купли-продажи выглядел в нашем офисе, как инверсия (то есть мы продавали товар, который не успели еще закупить сами). Кроме того, неразбериха с наличными "правыми" и "левыми", учтенными и неучтенными деньгами заставляла меня метаться в кошмарных снах по ночам и покрываться холодным потом днем при виде милиционеров. А когда мне позвонили в три часа ночи, и ласковый голос с кавказским акцентом пропел: "Слушай, киска, скажи Жорику, что, если этот козел опять упрется рогом, мы его на счетчик поставим", вот тут-то я и высказала Жорке все, что думаю и о чем догадываюсь. И уже двадцать один день я пребывала в блаженном состоянии безработности.
К сожалению, эйфория первых дней беззаботной свободы кончилась, и в голову полезли нехорошие мысли о том, "как жить дальше?" и "что делать?", ибо мои сбережения подходили к концу.
Итак, чем нас нынче порадует гороскоп?
"Весы (23 сентября - 22 октября). Смотрите в корень. Кто-то хочет сообщить Вам важную информацию. Встречайтесь с людьми. Оценивайте взаимоотношения в реальном свете. Родственники играют важную роль".
Очень многозначительно. Знать бы еще, что это значит!..
И тут грянул телефон.
- Добрый вечер, многоуважаемая Полина Александровна, - произнес мужской голос. - Позвольте представиться - Лев Бенедиктович Галицкий. Я звоню по рекомендации Вашей тетушки Капитолины Федоровны. У меня к Вам архиважное дело. Разрешите лично засвидетельствовать свое почтение и посетить Вас немедленно, а точнее через двадцать минут.
Обомлев от такого высокого "штиля", я соблаговолила принять Льва Бенедиктовича "сей же час". Я поставила на газ чайник, навела косметический порядок в квартире, скинула упаднический халат и надела джинсы и майку скромной расцветки. Посмотрелась в зеркало и решила, что можно обойтись без макияжа. Ну, подумаешь, уши немного торчат изза короткой стрижки. Зато нос изящный, глаза выразительные и скулы высокие.
Интересно, как выглядит этот господин Галицкий? Наверное, стройный, вальяжный, с томной поволокой во взоре.
Тетушка моя, незабвенная Капитолина Федоровна, всю свою жизнь проработала в Малом театре, билетершей. Так что совершенно нет ничего удивительного, что у нее такие вежливые знакомые, изъясняющиеся на забытом литературном языке. И мне понятна ее забота и рекомендация. Потеряв работу, я известила об этом всех родственников и знакомых и слезно просила помочь мне с трудоустройством.
Я уже получила несколько предложений, как-то: торговать в палатке у метро, обеспечивать горячими обедами служащих одной конторы или сидеть с шестимесячным ребенком. Ни один из перечисленных вариантов мне не подходил.
Визит неведомого Льва Бенедиктовича вселил в меня некоторую надежду на мое благополучное трудоустройство. Я с нетерпением мерила шагами гостиную, вспоминая фразы типа: "Премного благодарна, не извольте беспокоиться, примите мои уверения" и т.д., и по истечении двадцать первой минуты бросилась к двери, заслышав треньканье звонка. Гоша, мой шотландский терьер, опередил меня и радостно тявкал и размахивал хвостом в коридоре.
На пороге стоял мужичонка с меня ростом, непонятного возраста, неприметной внешности, узкоплечий, со светлыми глазами, одетый в тесноватый костюм скучного бюрократического цвета. А в руке он держал неизменный мужской атрибут - дипломат отечественного производства.
- Вы - Галицкий? - уныло спросила я.
- Да, я - Лев Бенедиктович. Не обращайте внимания на мой внешний вид, я прямо со службы... Вы позволите войти и ввести Вас в суть дела?
- Конечно, конечно, - засуетилась я.
Мы расшаркались, проявляя небывалую учтивость, и прошли в комнату с реверансами. Гоша путался под ногами.
- Да-а... - задумчиво протянул мужичонка. - Погоды нынче стоят прескверные...
Он разглядывал мои апартаменты. Квартира, которая мне досталась после родителей, была моей гордостью и печалью. Гордостью, потому что располагалась в центре Москвы, в глубине жилого массива, среди вековых лип и тишины. Печалью, потому что дом был дореволюционной постройки и требовал капитального ремонта. Мне не раз предлагали продать квартиру или поменять на современную жилплощадь, но я не соглашалась. Три комнаты с высоченными потолками, одна из них с фонарем, кухня необъятных размеров и коридор, по которому легко можно кататься на велосипеде - где еще найдешь такую экзотику, а, кроме того, в этой квартире наша семья обитала с незапамятных времен. Несколько раз наш дом хотели приобрести совместные компании с импортными капиталами под офис, но все соседи вставали сплоченными рядами и не отдали ни пяди жилплощади капиталистам. От посягательств отечественных градостроителей нас охраняла мемориальная доска в честь одного из поэтов с мировым именем.
А насчет погоды господин Галицкий был абсолютно прав. Июнь выдался на редкость неровный. Несколько дней жары, затем ураганные грозы, похолодание и опять жара. Все мои соседки-старушки мучились головными болями и сердечными приступами. К подъезду частенько подъезжали машины скорой помощи. Мой шотландский терьер, стыдно сказать, боялся грозы и прятался в самых неожиданных местах. Последний раз он умудрился забраться в ванную, где было замочено постельное белье. Пришлось отмывать его от стирального порошка.
Лев Бенедиктович уселся в дедушкино кресло потертой черной кожи и почти полностью утонул в нем. Я устроилась напротив и приготовилась слушать.
- Итак, - произнес мой посетитель. - Надеюсь, Вам достоверно известно, что на Земле стопроцентная смертность и ничто не вечно под луной!
В этом месте Галицкий изобразил скорбь, блеснул слезой и шмыгнул носом. Из кармана он извлек носовой платок впечатляющей клетчатой расцветки и промокнул глаза. У меня же настроение испортилось. Тетя Капа подсунула мне страхового агента! Вот радость-то...
- И заметьте, умирают не только старики, но и молодые люди, продолжал он самозабвенно. - И что самое ужасное, умирают даже юные девушки!.. Да, как это ни прискорбно, она умерла... О! моя дорогая, горячо любимая, страстно обожаемая сестра! - тут он воздел руки к небу и задрожал щеками и подбородком. - Мы похоронили ее на днях и остались сиротами...
О, Господи! Вымогатель-попрошайка?! Неужели, теперь эта братия переместилась из вагонов метро в квартиры обывателей? Вот ужас-то... Обрабатывают доверчивых людей стационарно? Как же его выпроводить?
Гоша разделял мое недоумение и досаду. Он сидел рядом с моим креслом и принюхивался к посетителю, склонив голову набок.
- Да, горе поселилось в наших сердцах. И что самое ужасное, Эмма Францевна осталась без компаньонки. Ей не с кем поговорить, отвести душу! Вся надежда только на Вас. Войдите в наше положение, не откажите в милости! Христом Богом молю!
Тут господин Галицкий сполз с кресла и бухнулся на колени. Я поджала ноги и шарила глазами по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого, чтобы стукнуть его по голове и вызвать скорую помощь. Он помешанный, причем - буйно. Гоша спрятался за мое кресло и оттуда демонстрировал грозный оскал.
- Не поймите меня превратно, я не сумасшедший. Взываю к Вашему великодушному сердцу!
Если он не сумасшедший, то, скорее всего, актеришка, который репетирует роль в экзотических условиях, на дому у зрителей, и тем самым оттачивает свое мастерство до небывалой остроты восприятия. Поаплодировать, что ли?
- Эмма Францевна нижайше просит Вас принять ее предложение. Естественно, не бесплатно, - и Лев Бенедиктович, вставая с колен, предложил мне более чем щедрое вознаграждение.
Тут я совершенно сбилась с толку, тем более, что имя "Эмма Францевна" рождало в голове какие-то смутные воспоминания.
- Неужто не припоминаете? Двоюродная бабушка Ваша по отцовской линии.
Теперь припоминаю. Когда я была маленькой девочкой, то видела строгую даму с лорнетом у нас в доме. Потом произошла какая-то невнятная история, и дама больше не появлялась. Мама, когда разговор заходил про нее, поджимала губы и цедила: "Эта Эмма"... Уже тогда Эмма Францевна казалась мне старушкой. Сколько же ей лет сейчас? Под восемьдесят?
- Простите, Лев Бенедиктович, Вы хотите предложить мне работу сиделки? Нет, увольте. Это не мое призвание.
- Что Вы, что Вы! - замахал он руками. - Эмма Францевна не нуждается в сиделках. Она очень энергичная женщина. Но поскольку она ведет уединенный образ жизни, ей необходим кто-нибудь для компании. Не волнуйтесь, Ваша работа не будет тяжелой, а не понравится, Вы всегда можете уволиться... Эмма Франацевна очень просила, все-таки Вы не чужая. Голос крови и все такое... Тем более что жить Вы будете за городом. Представьте: большой красивый дом, чудесный сад, тишина, птички поют, воздух, как амброзия... И, конечно же, Вашему милому песику там будет привольно.
Тут Гоша привстал, пошевелил своим хвостом-морковкой и просительно заглянул мне в глаза из-под мохнатых бровей.
Сердце мое дрогнуло. Действительно, Гоше нужен свежий воздух, зеленая травка, ему необходимо проявлять охотничьи инстинкты. Не дело держать собаку все лето в душной Москве... И я согласилась.
Однако этот Лев Бенедиктович озадачил меня не на шутку. Несмотря на его изысканную речь и великосветские ужимки, проскальзывало в нем чтото такое... сермяжное. И едва заметные следы татуировок: кольцо на среднем пальце и заходящее солнце на тыльной стороне ладони. Кажется, это что-то из уголовного быта. Ну, что ж, может быть, человек решил покончить со своим прошлым, а татуировку трудно вытравить. Как говорится, черного кобеля не отмоешь до бела.
Да, я - черный! Да, я - кобель! И зовут меня - Гоша! Имя, как имя. Не хуже и не лучше других. Набор гласных и согласных букв. Колебание воздуха, звуковая волна, полет в эфире. Слова, как мотыльки, порхают в пространстве, не отражая сути предмета. То ли дело - хвост, уши, поворот головы, угол наклона холки! Все зримо, весомо, ощутимо... Как часто слова и жесты не совпадают по смыслу! Говоришь одно, а глаза выражают совсем другое. Двойственность натуры свойственна многим разумным существам. Глубокий смысл заложен природой в такое поведение. Ибо это - ловкий ход, трюк, ловушка, маневр в нападении или отступлении - составляющие сложного процесса борьбы за выживание. Борьба всегда достойна уважения. Особенно, если борешься за жизнь, за свободу, за счастье и волю... Тот смешной человечек, от которого упоительно пахло копчеными сосисками и пронырливостью лисы, был прав здесь, за городом, приволье!
Глава 2
Лев Бенедиктович заехал за нами на следующий день после обеда. Я не узнала его. Он был одет в малиновый пиджак, черные брюки, черную рубашку и галстук с павлинами. На пальце сиял здоровенный перстеньпечатка.
- Не обращайте внимания, - перехватил он мой изумленный взгляд. - Я прямо со службы, не успел переодеться.
Мы с Гошей уже были готовы к переселению за город. Я собрала свои вещи и собачьи принадлежности, проверила свет, газ и воду, а также позвонила тетушкам и сообщила, что нашла работу под Москвой, но уточнять про Эмму Францевну не стала. Дело в том, что все мои тетушки - родственницы по материнской линии, и, наверняка, они разделяли ее негодование по адресу моей двоюродной бабушки. Тетушки просили иногда звонить.
Лев Бенедиктович помог мне снести вниз спортивную сумку, Гошу, его миски и спальную корзинку с матрасиком. Все это мы загрузили в громадный "Джип-чироки" вишневого цвета.
Гоша сидел у меня на коленях и с любопытством глазел по сторонам, иногда облаивал проносящиеся мимо грузовики.
Путь наш лежал к востоку от Москвы по каким-то сельским путям российского бездорожья. Меня немного укачало, и я вполуха слушала разглагольствования господина Галицкого по поводу народного разгильдяйства и всеобщего оскудения нравов. Лев Бенедиктович высказал идею улучшения народного благосостояния и выравнивания дорог в глубинке с помощью закручивания гаек и смазывания шестеренок. Затем он прошелся по проблеме народного образования и с легкостью разрешил ее путем введения телесного наказания для особо нерадивых учеников. Покритиковал он и мягкотелость нынешнего правительства в решении чеченского кризиса и посетовал на предательство мирового пролетариата в деле освоения космоса. Потом Лев Бенедиктович переметнулся на тему собачей верности и стал расхваливать Гошин экстерьер. Гоша делал вид, что увлечен пейзажем за окном, но я видела, как он навострил уши в сторону Галицкого, и одобрительно сопел. Что поделаешь, даже собаки падки на лесть.
Несмотря на болтливость, Лев Бенедиктович не забывал поглядывать в зеркало заднего обзора и петлять по проулкам провинциальных городишек.
Уже сгустились сумерки, когда мы нырнули под шлагбаум и угрожающего вида знак: "Въезд запрещен. Могильник радиоактивных отходов".
- Куда это мы едем? - заволновалась я.
- Не бойтесь. Это я прибил такой знак, чтобы любопытный народ не совал сюда носа. А едем мы в Трофимовку. Два года назад Эмма Францевна выкупила здесь участочек земли и домик-развалюху... Иногда Дума принимает неплохие законы. Вот, например, такой, согласно которому Вы можете вернуть земли, принадлежавшие Вашим предкам до 1861 года. Да... места здесь красивейшие, а рыбалка какая!.. Я здесь душой отдыхаю от житейских мерзостей.
Лес расступился перед нами, и дорога вывела нас на луг, который полого поднимался вверх. На вершине холма стоял барский дом в два этажа с колоннами. Солидный каменный особняк совершенно не напоминал "развалюху", а скорее "дворянское гнездо" в имении Шереметьевых или Волконских. Инородным предметом выглядела спутниковая антенна на крыше среди печных труб. Липы в три обхвата окружали дом. Возле парадного входа топталась привязанная к столбику лошадка, запряженная в двуколку. Пейзаж напоминал тургеневские рассказы.
- О, доктор пожаловал, - констатировал Лев Бенедиктович, плавно подруливая к дому.
Свет горел в окнах верхнего этажа.
Лев Бенедиктович заглушил мотор, и на нас обрушилась тишина. Гоша ошалел от приволья и новых запахов и метался вокруг нас, то и дело, наскакивая на лошадку. Та косила глазом и всхрапывала, мотала головой и бренчала сбруей. Ощущение нереальности происходящего не покидало меня. Чтобы отогнать наваждение, я дотронулась до пыльного бока "Джипа" и немного пришла в себя. Слава Богу, я здесь, в своем времени! Просто совсем забыла в городской суете, что еще остались места без запаха бензина, рева двигателей и душной скученности населения.
Я подхватила на руки упиравшегося Гошу и поспешила вслед за Галицким в дом. По деревянной лестнице с резными балясинами мы поднялись на второй этаж. Лев Бенедиктович уверенно провел меня к одной из дверей и постучал. Дождавшись ответа, он распахнул дверь и пропустил меня вперед.
Просторная комната была заставлена столиками, креслами, диванчиками-рекамье и стеклянными горками в стиле неоклассицизма. В нише одной из стен стоял большой пяти-створчатый шкаф орехового дерева с виртуозной резьбой на дверцах.
За круглым столом под лампой с шелковым желтым абажуром сидела пожилая женщина и раскладывала пасьянс. Мне прекрасно был виден ее чеканный профиль, прямая спина, зачесанные наверх волосы. Темное платье под горло и кружевной белый воротничок, сколотый большой камеей, придавали ей сходство со строгой классной дамой.
- Нет... не сходится, - проговорила дама. - "Демона" надо раскладывать на свежую голову.
Она смешала карты и поднесла к глазам лорнет.
- Здравствуй, Поленька! Ты уже превратилась в настоящую барышню. Сколько ж тебе годков? Двадцать уже исполнилось?
- Двадцать пять, - обиделась я.
- А выглядишь совсем молоденькой. Это из-за стрижки, наверное, - и обратилась к моему провожатому. - Ступай, Левушка, в людскую, посумерничай.
Гоша соскочил с моих рук и изучал комнату. Он деликатно обнюхал углы и мебельные ножки. Особенно его заинтересовал ореховый шкаф. Он принюхивался к правой дверце и топорщил загривок. Скорее всего, мышку обнаружил. Гоша вопросительно посмотрел на меня, но я нахмурилась, и он не стал разрабатывать эту тему дальше, а застучал лапами в противоположный угол, где на изящном столике стоял граммофон с гигантским раструбом.
- Я рада, что ты приехала. Поживешь со мной, отдохнешь от московских забот, душой отмякнешь. На приволье жизнь по-другому течет. Будем с тобой разговоры вести, а чтобы не чувствовала себя неприкаянно, попрошу тебя разобрать библиотеку... И вот еще что. Женщина я уже старая, с памятью у меня плоховато. Мою предыдущую компаньонку звали Лизой. Позволь уж, матушка, и тебя буду Лизонькой называть, мне так удобнее.
Я хотела возразить, но Эмма Францевна перебила меня.
- Вижу Завьяловскую породу, вся - в отца. Не возражай, уважь мои годы. Да и сама мне потом "спасибо" скажешь, - и улыбнулась мне, как добрая фея - Золушке.
Дама позвонила в серебряный колокольчик, и на зов сейчас же явился скособоченный подросток женского пола в русском сарафане, платочке на голове и в обрезанных по щиколотку валенках. Меня посетило подозрение, что подросток подслушивал под дверью, уж очень быстро явился.
- Глаша, душенька, проводи гостью в светелку.
Глаша держала в руке подсвечник. Она кивнула мне и похромала к двери. По длинным темным коридорам со скрипучими паркетами мы двинулись в левое крыло. Я старалась не отставать от источника света в Глашиных руках. Со стен на меня смотрели дамы и кавалеры в пудреных париках, огромные зеркала в богатых рамах отражали наши силуэты, в нишах притаились чьи-то мраморные бюсты. Дробный собачий перебор лапами по деревянным полам придавал мне смелости. В таком доме, наверняка, и привидения водятся.
Глаша открыла дверь в комнату и засветила еще одну свечку на столе. Стало светлей. Тут выяснилось, что мой проводник - вовсе не подросток, а старушка, очень худая, со сморщенным личиком, выглядывавшим из-под низко повязанного платка.
- С возвращеньецем Вас, Елизавета Петровна, - прочирикала она высоким голосом. - Я Вам тут отужинать припасла и песику Вашему сахарную косточку.
Старушка поклонилась в пояс и тихонько удалилась, оставив нас с Гошей в одиночестве.
Главным украшением светелки была угловая печка, выложенная синими голландскими изразцами. Слева у стены стояла девичья кровать с никелированными шарами на спинках, застеленная подзором ручной вышивки и одеялом из разноцветных кусочков ткани. В головах кровати высилась пирамида подушек. У противоположной стены стоял комод с небольшим зеркальцем, напротив двери - окошко, у которого примостился столик для рукоделия и кресло с прямой спинкой. Посреди комнаты, на полу лежал коврик не первой молодости. Ветерок из приоткрытого окна чуть шевелил тюлевую занавеску. Спартанская обстановка. Как раз для непритязательной компаньонки. Моя сумка и Гошины вещи лежали у двери.
На столике стоял поднос с кринкой молока и ломтем домашнего хлеба на тарелке. В отдельной миске - косточка из бульона.
Гоша отдал должное косточке и даже утащил ее в свою корзинку, чтобы и во сне с ней не расставаться. Я тоже пожевала свой ужин и решила укладываться спать. Ванная комната нашлась за соседней дверью. Удобства были вполне современные, блистали чистотой, и из крана текла теплая вода. Почистив зубы, я забралась под перину и задула свечу. Темнота не была полной, ее разбавлял оптимистичный огонек лампадки перед иконой, стоявшей на полочке в красном углу.
Откуда-то с улицы донесся мужской бас:
- Ну, что, вернулась-таки?
- Вернулась, вернулась, - ответила Глаша.
- То-то! От нее не убежишь, хоть живой, хоть мертвый...
Хлопнула дверь, и наступила тишина.
В интересное место я попала. Чудной дом, чудные обитатели. Кто я тут? Родственница или наемная работница? Внучка на окладе... Зачем называть меня Лизой? Полина - не сложное имя, легко запомнить. Эмма Францевна совсем не выглядит склеротической старушкой, ей от силы лет шестьдесят. А уж пасьянсы требуют сосредоточенности, внимания и хорошей памяти. Ну, да, как говориться, у каждого свой скелет в шкафу!..
Интересно, зачем они держат скелет в шкафу? Я имею в виду шкаф в комнате, где сидела женщина, от которой пахло медом и властью. Однако запах смерти и нафталина доминировал. Очень хотелось задрать морду и завыть во весь голос первобытного страха. Но этот порыв пришлось в себе подавить, так как Полина неодобрительно нахмурилась на мой немой вопрос. Что поделаешь, порой приходится наступать песне на горло... Жаль, песня была бы красивой... И звучала бы в ней печаль, нежная, как тополиный пух, пронзительная, как скрип тормозов, и безнадежная, как осенний затяжной дождь... Смерть - это неподвижность, темнота, вечность! Глаза стекленеют, язык вываливается из пасти, инстинкт выживания покидает подкорку. Бр-р-р!!! Опять захотелось завыть и спрятаться куда-нибудь подальше...
Глава 3
Он пристально смотрел на меня, ожидая того момента, когда я приоткрою глаз или пошевелюсь. Я держалась из последних сил, которых хватило ненадолго.
- Гоша, ну, что ты за мучитель такой, а? Семь утра! Порядочные собаки терпят хотя бы до восьми.
Но Гоша не обратил внимания на мои утренние стенания. Он перебирал лапами, повизгивал и размахивал из стороны в сторону хвостом, изображая нетерпение. Я побоялась, что хвост в такой крутой амплитуде движения может не выдержать и оторваться. Пришлось выбираться из-под перины в утреннюю прохладу комнаты.
Отдернув тюлевую занавеску с окна, я обомлела. Окно моей светелки выходило на яблоневый сад. Время цветения уже подходило к концу, и ветерок легко срывал с веток лепестки и рассыпал их с милой непринужденностью, превращая пейзаж за окном в картину "Летний снегопад". Я поспешила одеться и удостовериться, что пейзаж за окном существует на самом деле. Моя светелка находилась в самом конце коридора, который заканчивался деревянной лестницей. Боковая дверь вывела нас на полянку и к яблоням.
Гоша носился среди деревьев, ловил зубами лепестки и дурачился, как щенок. День обещал быть погожим. На небе - ни облачка. Хотелось петь и выделывать пируэты в воздухе вместе со стрижами. Но я ограничилась пробежкой с прискоком по едва заметной тропинке, которая обогнула яблоневый сад с правой стороны, и вывела нас к флигелю.
Когда-то домик был хорош - беленький, с зелеными ставнями и красной черепичной крышей, на макушке которой красовался флюгер в виде петуха. К сожалению, флигель выглядел заброшенным и необитаемым. Штукатурка обвалилась, черепица побилась и потемнела от времени, флюгер завалился набок, ставни плотно закрыты, на двери - амбарный замок. Крапива подступила к самому крыльцу.
Дальше тропинка терялась в зарослях малинника. Мы с Гошей вернулись к яблоневому саду, и пошли вдоль посадок.
Когда яблони кончились, перед нами предстал луг, поросший разнотравьем. Гоша метался в траве, усердно демонстрируя свои охотничьи инстинкты. Один раз ему даже удалось поднять зайца. Радости было - на всю округу.
Тропинка вывела нас к речке, которую перекрывала небольшая плотинка. Вода крутила деревянное колесо. Основной механизм водяной мельницы скрывался в избушке. Сложенная из толстых бревен, слегка покосившаяся и вросшая в землю по самое окошко, она напоминала жилище лешего. К самой избушке подступали ели, переходившие дальше в дремучий лес. Однако мельница работала исправно, так как внутри домика что-то гудело. От избушки в сторону большого дома тянулись электрические провода. Тропинка в этом месте раздваивалась. Та дорожка, что вела к лесу, была еле заметна.
Несерьезные размышления о жизни
Иронический детектив
Глава 1
Кто как, а я верю в звезды. Мои гороскопы всегда сбываются. Может быть не так, как хотелось бы, но совпадения явно налицо. Взять, хотя бы, гороскоп от третьего дня: "Проверьте детали. Наберитесь терпения. Расставьте приоритеты. Водолей в созвездии Рака". Значимость сообщения определилась ближе к вечеру, когда прорвало водопроводную трубу, и я часа три стояла в позе рака, борясь с потопом. А потом терпеливо выслушивала гневные монологи соседей снизу.
Или гороскоп, который предупреждал меня на прошлой неделе: "Вы стали совсем другим человеком. Больше энергии. Будьте реалистичны в оценке человеческих поступков. Не попадитесь на удочку". Стопроцентное попадание! В тот день я пошла в парикмахерскую, и Зоя, увлекшись разговором с товаркой, так постригла меня, что из молодой женщины я превратилась в подростка с ежиком на макушке. Но это еще не все. На обратном пути из парикмахерской я с трудом втиснулась в переполненный автобус и оказалась рядом с дядькой, который, судя по всему, возвращался с рыбалки. На моей остановке выяснилось, что я крепко сижу подолом юбки на крючке.
Я уже не говорю про тот гороскоп, который три недели назад стал поворотным моментом в моей судьбе: "Удача сопутствует Вам. Не бойтесь отстаивать свои интересы. Сосредоточьтесь на моральных принципах. Козерог в зените". Именно тогда я высказала своему боссу все, что думаю по поводу нашего бизнеса, шлепнула по столу заявлением об уходе и гордо покинула запущенную квартиру в пятиэтажке, которая служила нам офисом.
Как и многие граждане нашей постперестроечной страны, я поставила крест на высшем инженерно-экономическом образовании, окончила скорострельные бухгалтерские курсы и устроилась главным бухгалтером в контору "купи-продай" под громким названием "Аргонавты". Наша фирма состояла из трех человек: директора, бухгалтера и снабженца. Торговали мы всем, чем придется: от картриджей до тушенки, от памперсов до мебели. Но в очень мелких масштабах.
Подозревать, что дело в нашей конторе нечисто, я начала давно. Начать с того, что зарплату я начисляла десяткам неизвестных людей по липовым договорам за неведомые услуги. Затем я стала замечать, что процесс купли-продажи выглядел в нашем офисе, как инверсия (то есть мы продавали товар, который не успели еще закупить сами). Кроме того, неразбериха с наличными "правыми" и "левыми", учтенными и неучтенными деньгами заставляла меня метаться в кошмарных снах по ночам и покрываться холодным потом днем при виде милиционеров. А когда мне позвонили в три часа ночи, и ласковый голос с кавказским акцентом пропел: "Слушай, киска, скажи Жорику, что, если этот козел опять упрется рогом, мы его на счетчик поставим", вот тут-то я и высказала Жорке все, что думаю и о чем догадываюсь. И уже двадцать один день я пребывала в блаженном состоянии безработности.
К сожалению, эйфория первых дней беззаботной свободы кончилась, и в голову полезли нехорошие мысли о том, "как жить дальше?" и "что делать?", ибо мои сбережения подходили к концу.
Итак, чем нас нынче порадует гороскоп?
"Весы (23 сентября - 22 октября). Смотрите в корень. Кто-то хочет сообщить Вам важную информацию. Встречайтесь с людьми. Оценивайте взаимоотношения в реальном свете. Родственники играют важную роль".
Очень многозначительно. Знать бы еще, что это значит!..
И тут грянул телефон.
- Добрый вечер, многоуважаемая Полина Александровна, - произнес мужской голос. - Позвольте представиться - Лев Бенедиктович Галицкий. Я звоню по рекомендации Вашей тетушки Капитолины Федоровны. У меня к Вам архиважное дело. Разрешите лично засвидетельствовать свое почтение и посетить Вас немедленно, а точнее через двадцать минут.
Обомлев от такого высокого "штиля", я соблаговолила принять Льва Бенедиктовича "сей же час". Я поставила на газ чайник, навела косметический порядок в квартире, скинула упаднический халат и надела джинсы и майку скромной расцветки. Посмотрелась в зеркало и решила, что можно обойтись без макияжа. Ну, подумаешь, уши немного торчат изза короткой стрижки. Зато нос изящный, глаза выразительные и скулы высокие.
Интересно, как выглядит этот господин Галицкий? Наверное, стройный, вальяжный, с томной поволокой во взоре.
Тетушка моя, незабвенная Капитолина Федоровна, всю свою жизнь проработала в Малом театре, билетершей. Так что совершенно нет ничего удивительного, что у нее такие вежливые знакомые, изъясняющиеся на забытом литературном языке. И мне понятна ее забота и рекомендация. Потеряв работу, я известила об этом всех родственников и знакомых и слезно просила помочь мне с трудоустройством.
Я уже получила несколько предложений, как-то: торговать в палатке у метро, обеспечивать горячими обедами служащих одной конторы или сидеть с шестимесячным ребенком. Ни один из перечисленных вариантов мне не подходил.
Визит неведомого Льва Бенедиктовича вселил в меня некоторую надежду на мое благополучное трудоустройство. Я с нетерпением мерила шагами гостиную, вспоминая фразы типа: "Премного благодарна, не извольте беспокоиться, примите мои уверения" и т.д., и по истечении двадцать первой минуты бросилась к двери, заслышав треньканье звонка. Гоша, мой шотландский терьер, опередил меня и радостно тявкал и размахивал хвостом в коридоре.
На пороге стоял мужичонка с меня ростом, непонятного возраста, неприметной внешности, узкоплечий, со светлыми глазами, одетый в тесноватый костюм скучного бюрократического цвета. А в руке он держал неизменный мужской атрибут - дипломат отечественного производства.
- Вы - Галицкий? - уныло спросила я.
- Да, я - Лев Бенедиктович. Не обращайте внимания на мой внешний вид, я прямо со службы... Вы позволите войти и ввести Вас в суть дела?
- Конечно, конечно, - засуетилась я.
Мы расшаркались, проявляя небывалую учтивость, и прошли в комнату с реверансами. Гоша путался под ногами.
- Да-а... - задумчиво протянул мужичонка. - Погоды нынче стоят прескверные...
Он разглядывал мои апартаменты. Квартира, которая мне досталась после родителей, была моей гордостью и печалью. Гордостью, потому что располагалась в центре Москвы, в глубине жилого массива, среди вековых лип и тишины. Печалью, потому что дом был дореволюционной постройки и требовал капитального ремонта. Мне не раз предлагали продать квартиру или поменять на современную жилплощадь, но я не соглашалась. Три комнаты с высоченными потолками, одна из них с фонарем, кухня необъятных размеров и коридор, по которому легко можно кататься на велосипеде - где еще найдешь такую экзотику, а, кроме того, в этой квартире наша семья обитала с незапамятных времен. Несколько раз наш дом хотели приобрести совместные компании с импортными капиталами под офис, но все соседи вставали сплоченными рядами и не отдали ни пяди жилплощади капиталистам. От посягательств отечественных градостроителей нас охраняла мемориальная доска в честь одного из поэтов с мировым именем.
А насчет погоды господин Галицкий был абсолютно прав. Июнь выдался на редкость неровный. Несколько дней жары, затем ураганные грозы, похолодание и опять жара. Все мои соседки-старушки мучились головными болями и сердечными приступами. К подъезду частенько подъезжали машины скорой помощи. Мой шотландский терьер, стыдно сказать, боялся грозы и прятался в самых неожиданных местах. Последний раз он умудрился забраться в ванную, где было замочено постельное белье. Пришлось отмывать его от стирального порошка.
Лев Бенедиктович уселся в дедушкино кресло потертой черной кожи и почти полностью утонул в нем. Я устроилась напротив и приготовилась слушать.
- Итак, - произнес мой посетитель. - Надеюсь, Вам достоверно известно, что на Земле стопроцентная смертность и ничто не вечно под луной!
В этом месте Галицкий изобразил скорбь, блеснул слезой и шмыгнул носом. Из кармана он извлек носовой платок впечатляющей клетчатой расцветки и промокнул глаза. У меня же настроение испортилось. Тетя Капа подсунула мне страхового агента! Вот радость-то...
- И заметьте, умирают не только старики, но и молодые люди, продолжал он самозабвенно. - И что самое ужасное, умирают даже юные девушки!.. Да, как это ни прискорбно, она умерла... О! моя дорогая, горячо любимая, страстно обожаемая сестра! - тут он воздел руки к небу и задрожал щеками и подбородком. - Мы похоронили ее на днях и остались сиротами...
О, Господи! Вымогатель-попрошайка?! Неужели, теперь эта братия переместилась из вагонов метро в квартиры обывателей? Вот ужас-то... Обрабатывают доверчивых людей стационарно? Как же его выпроводить?
Гоша разделял мое недоумение и досаду. Он сидел рядом с моим креслом и принюхивался к посетителю, склонив голову набок.
- Да, горе поселилось в наших сердцах. И что самое ужасное, Эмма Францевна осталась без компаньонки. Ей не с кем поговорить, отвести душу! Вся надежда только на Вас. Войдите в наше положение, не откажите в милости! Христом Богом молю!
Тут господин Галицкий сполз с кресла и бухнулся на колени. Я поджала ноги и шарила глазами по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого, чтобы стукнуть его по голове и вызвать скорую помощь. Он помешанный, причем - буйно. Гоша спрятался за мое кресло и оттуда демонстрировал грозный оскал.
- Не поймите меня превратно, я не сумасшедший. Взываю к Вашему великодушному сердцу!
Если он не сумасшедший, то, скорее всего, актеришка, который репетирует роль в экзотических условиях, на дому у зрителей, и тем самым оттачивает свое мастерство до небывалой остроты восприятия. Поаплодировать, что ли?
- Эмма Францевна нижайше просит Вас принять ее предложение. Естественно, не бесплатно, - и Лев Бенедиктович, вставая с колен, предложил мне более чем щедрое вознаграждение.
Тут я совершенно сбилась с толку, тем более, что имя "Эмма Францевна" рождало в голове какие-то смутные воспоминания.
- Неужто не припоминаете? Двоюродная бабушка Ваша по отцовской линии.
Теперь припоминаю. Когда я была маленькой девочкой, то видела строгую даму с лорнетом у нас в доме. Потом произошла какая-то невнятная история, и дама больше не появлялась. Мама, когда разговор заходил про нее, поджимала губы и цедила: "Эта Эмма"... Уже тогда Эмма Францевна казалась мне старушкой. Сколько же ей лет сейчас? Под восемьдесят?
- Простите, Лев Бенедиктович, Вы хотите предложить мне работу сиделки? Нет, увольте. Это не мое призвание.
- Что Вы, что Вы! - замахал он руками. - Эмма Францевна не нуждается в сиделках. Она очень энергичная женщина. Но поскольку она ведет уединенный образ жизни, ей необходим кто-нибудь для компании. Не волнуйтесь, Ваша работа не будет тяжелой, а не понравится, Вы всегда можете уволиться... Эмма Франацевна очень просила, все-таки Вы не чужая. Голос крови и все такое... Тем более что жить Вы будете за городом. Представьте: большой красивый дом, чудесный сад, тишина, птички поют, воздух, как амброзия... И, конечно же, Вашему милому песику там будет привольно.
Тут Гоша привстал, пошевелил своим хвостом-морковкой и просительно заглянул мне в глаза из-под мохнатых бровей.
Сердце мое дрогнуло. Действительно, Гоше нужен свежий воздух, зеленая травка, ему необходимо проявлять охотничьи инстинкты. Не дело держать собаку все лето в душной Москве... И я согласилась.
Однако этот Лев Бенедиктович озадачил меня не на шутку. Несмотря на его изысканную речь и великосветские ужимки, проскальзывало в нем чтото такое... сермяжное. И едва заметные следы татуировок: кольцо на среднем пальце и заходящее солнце на тыльной стороне ладони. Кажется, это что-то из уголовного быта. Ну, что ж, может быть, человек решил покончить со своим прошлым, а татуировку трудно вытравить. Как говорится, черного кобеля не отмоешь до бела.
Да, я - черный! Да, я - кобель! И зовут меня - Гоша! Имя, как имя. Не хуже и не лучше других. Набор гласных и согласных букв. Колебание воздуха, звуковая волна, полет в эфире. Слова, как мотыльки, порхают в пространстве, не отражая сути предмета. То ли дело - хвост, уши, поворот головы, угол наклона холки! Все зримо, весомо, ощутимо... Как часто слова и жесты не совпадают по смыслу! Говоришь одно, а глаза выражают совсем другое. Двойственность натуры свойственна многим разумным существам. Глубокий смысл заложен природой в такое поведение. Ибо это - ловкий ход, трюк, ловушка, маневр в нападении или отступлении - составляющие сложного процесса борьбы за выживание. Борьба всегда достойна уважения. Особенно, если борешься за жизнь, за свободу, за счастье и волю... Тот смешной человечек, от которого упоительно пахло копчеными сосисками и пронырливостью лисы, был прав здесь, за городом, приволье!
Глава 2
Лев Бенедиктович заехал за нами на следующий день после обеда. Я не узнала его. Он был одет в малиновый пиджак, черные брюки, черную рубашку и галстук с павлинами. На пальце сиял здоровенный перстеньпечатка.
- Не обращайте внимания, - перехватил он мой изумленный взгляд. - Я прямо со службы, не успел переодеться.
Мы с Гошей уже были готовы к переселению за город. Я собрала свои вещи и собачьи принадлежности, проверила свет, газ и воду, а также позвонила тетушкам и сообщила, что нашла работу под Москвой, но уточнять про Эмму Францевну не стала. Дело в том, что все мои тетушки - родственницы по материнской линии, и, наверняка, они разделяли ее негодование по адресу моей двоюродной бабушки. Тетушки просили иногда звонить.
Лев Бенедиктович помог мне снести вниз спортивную сумку, Гошу, его миски и спальную корзинку с матрасиком. Все это мы загрузили в громадный "Джип-чироки" вишневого цвета.
Гоша сидел у меня на коленях и с любопытством глазел по сторонам, иногда облаивал проносящиеся мимо грузовики.
Путь наш лежал к востоку от Москвы по каким-то сельским путям российского бездорожья. Меня немного укачало, и я вполуха слушала разглагольствования господина Галицкого по поводу народного разгильдяйства и всеобщего оскудения нравов. Лев Бенедиктович высказал идею улучшения народного благосостояния и выравнивания дорог в глубинке с помощью закручивания гаек и смазывания шестеренок. Затем он прошелся по проблеме народного образования и с легкостью разрешил ее путем введения телесного наказания для особо нерадивых учеников. Покритиковал он и мягкотелость нынешнего правительства в решении чеченского кризиса и посетовал на предательство мирового пролетариата в деле освоения космоса. Потом Лев Бенедиктович переметнулся на тему собачей верности и стал расхваливать Гошин экстерьер. Гоша делал вид, что увлечен пейзажем за окном, но я видела, как он навострил уши в сторону Галицкого, и одобрительно сопел. Что поделаешь, даже собаки падки на лесть.
Несмотря на болтливость, Лев Бенедиктович не забывал поглядывать в зеркало заднего обзора и петлять по проулкам провинциальных городишек.
Уже сгустились сумерки, когда мы нырнули под шлагбаум и угрожающего вида знак: "Въезд запрещен. Могильник радиоактивных отходов".
- Куда это мы едем? - заволновалась я.
- Не бойтесь. Это я прибил такой знак, чтобы любопытный народ не совал сюда носа. А едем мы в Трофимовку. Два года назад Эмма Францевна выкупила здесь участочек земли и домик-развалюху... Иногда Дума принимает неплохие законы. Вот, например, такой, согласно которому Вы можете вернуть земли, принадлежавшие Вашим предкам до 1861 года. Да... места здесь красивейшие, а рыбалка какая!.. Я здесь душой отдыхаю от житейских мерзостей.
Лес расступился перед нами, и дорога вывела нас на луг, который полого поднимался вверх. На вершине холма стоял барский дом в два этажа с колоннами. Солидный каменный особняк совершенно не напоминал "развалюху", а скорее "дворянское гнездо" в имении Шереметьевых или Волконских. Инородным предметом выглядела спутниковая антенна на крыше среди печных труб. Липы в три обхвата окружали дом. Возле парадного входа топталась привязанная к столбику лошадка, запряженная в двуколку. Пейзаж напоминал тургеневские рассказы.
- О, доктор пожаловал, - констатировал Лев Бенедиктович, плавно подруливая к дому.
Свет горел в окнах верхнего этажа.
Лев Бенедиктович заглушил мотор, и на нас обрушилась тишина. Гоша ошалел от приволья и новых запахов и метался вокруг нас, то и дело, наскакивая на лошадку. Та косила глазом и всхрапывала, мотала головой и бренчала сбруей. Ощущение нереальности происходящего не покидало меня. Чтобы отогнать наваждение, я дотронулась до пыльного бока "Джипа" и немного пришла в себя. Слава Богу, я здесь, в своем времени! Просто совсем забыла в городской суете, что еще остались места без запаха бензина, рева двигателей и душной скученности населения.
Я подхватила на руки упиравшегося Гошу и поспешила вслед за Галицким в дом. По деревянной лестнице с резными балясинами мы поднялись на второй этаж. Лев Бенедиктович уверенно провел меня к одной из дверей и постучал. Дождавшись ответа, он распахнул дверь и пропустил меня вперед.
Просторная комната была заставлена столиками, креслами, диванчиками-рекамье и стеклянными горками в стиле неоклассицизма. В нише одной из стен стоял большой пяти-створчатый шкаф орехового дерева с виртуозной резьбой на дверцах.
За круглым столом под лампой с шелковым желтым абажуром сидела пожилая женщина и раскладывала пасьянс. Мне прекрасно был виден ее чеканный профиль, прямая спина, зачесанные наверх волосы. Темное платье под горло и кружевной белый воротничок, сколотый большой камеей, придавали ей сходство со строгой классной дамой.
- Нет... не сходится, - проговорила дама. - "Демона" надо раскладывать на свежую голову.
Она смешала карты и поднесла к глазам лорнет.
- Здравствуй, Поленька! Ты уже превратилась в настоящую барышню. Сколько ж тебе годков? Двадцать уже исполнилось?
- Двадцать пять, - обиделась я.
- А выглядишь совсем молоденькой. Это из-за стрижки, наверное, - и обратилась к моему провожатому. - Ступай, Левушка, в людскую, посумерничай.
Гоша соскочил с моих рук и изучал комнату. Он деликатно обнюхал углы и мебельные ножки. Особенно его заинтересовал ореховый шкаф. Он принюхивался к правой дверце и топорщил загривок. Скорее всего, мышку обнаружил. Гоша вопросительно посмотрел на меня, но я нахмурилась, и он не стал разрабатывать эту тему дальше, а застучал лапами в противоположный угол, где на изящном столике стоял граммофон с гигантским раструбом.
- Я рада, что ты приехала. Поживешь со мной, отдохнешь от московских забот, душой отмякнешь. На приволье жизнь по-другому течет. Будем с тобой разговоры вести, а чтобы не чувствовала себя неприкаянно, попрошу тебя разобрать библиотеку... И вот еще что. Женщина я уже старая, с памятью у меня плоховато. Мою предыдущую компаньонку звали Лизой. Позволь уж, матушка, и тебя буду Лизонькой называть, мне так удобнее.
Я хотела возразить, но Эмма Францевна перебила меня.
- Вижу Завьяловскую породу, вся - в отца. Не возражай, уважь мои годы. Да и сама мне потом "спасибо" скажешь, - и улыбнулась мне, как добрая фея - Золушке.
Дама позвонила в серебряный колокольчик, и на зов сейчас же явился скособоченный подросток женского пола в русском сарафане, платочке на голове и в обрезанных по щиколотку валенках. Меня посетило подозрение, что подросток подслушивал под дверью, уж очень быстро явился.
- Глаша, душенька, проводи гостью в светелку.
Глаша держала в руке подсвечник. Она кивнула мне и похромала к двери. По длинным темным коридорам со скрипучими паркетами мы двинулись в левое крыло. Я старалась не отставать от источника света в Глашиных руках. Со стен на меня смотрели дамы и кавалеры в пудреных париках, огромные зеркала в богатых рамах отражали наши силуэты, в нишах притаились чьи-то мраморные бюсты. Дробный собачий перебор лапами по деревянным полам придавал мне смелости. В таком доме, наверняка, и привидения водятся.
Глаша открыла дверь в комнату и засветила еще одну свечку на столе. Стало светлей. Тут выяснилось, что мой проводник - вовсе не подросток, а старушка, очень худая, со сморщенным личиком, выглядывавшим из-под низко повязанного платка.
- С возвращеньецем Вас, Елизавета Петровна, - прочирикала она высоким голосом. - Я Вам тут отужинать припасла и песику Вашему сахарную косточку.
Старушка поклонилась в пояс и тихонько удалилась, оставив нас с Гошей в одиночестве.
Главным украшением светелки была угловая печка, выложенная синими голландскими изразцами. Слева у стены стояла девичья кровать с никелированными шарами на спинках, застеленная подзором ручной вышивки и одеялом из разноцветных кусочков ткани. В головах кровати высилась пирамида подушек. У противоположной стены стоял комод с небольшим зеркальцем, напротив двери - окошко, у которого примостился столик для рукоделия и кресло с прямой спинкой. Посреди комнаты, на полу лежал коврик не первой молодости. Ветерок из приоткрытого окна чуть шевелил тюлевую занавеску. Спартанская обстановка. Как раз для непритязательной компаньонки. Моя сумка и Гошины вещи лежали у двери.
На столике стоял поднос с кринкой молока и ломтем домашнего хлеба на тарелке. В отдельной миске - косточка из бульона.
Гоша отдал должное косточке и даже утащил ее в свою корзинку, чтобы и во сне с ней не расставаться. Я тоже пожевала свой ужин и решила укладываться спать. Ванная комната нашлась за соседней дверью. Удобства были вполне современные, блистали чистотой, и из крана текла теплая вода. Почистив зубы, я забралась под перину и задула свечу. Темнота не была полной, ее разбавлял оптимистичный огонек лампадки перед иконой, стоявшей на полочке в красном углу.
Откуда-то с улицы донесся мужской бас:
- Ну, что, вернулась-таки?
- Вернулась, вернулась, - ответила Глаша.
- То-то! От нее не убежишь, хоть живой, хоть мертвый...
Хлопнула дверь, и наступила тишина.
В интересное место я попала. Чудной дом, чудные обитатели. Кто я тут? Родственница или наемная работница? Внучка на окладе... Зачем называть меня Лизой? Полина - не сложное имя, легко запомнить. Эмма Францевна совсем не выглядит склеротической старушкой, ей от силы лет шестьдесят. А уж пасьянсы требуют сосредоточенности, внимания и хорошей памяти. Ну, да, как говориться, у каждого свой скелет в шкафу!..
Интересно, зачем они держат скелет в шкафу? Я имею в виду шкаф в комнате, где сидела женщина, от которой пахло медом и властью. Однако запах смерти и нафталина доминировал. Очень хотелось задрать морду и завыть во весь голос первобытного страха. Но этот порыв пришлось в себе подавить, так как Полина неодобрительно нахмурилась на мой немой вопрос. Что поделаешь, порой приходится наступать песне на горло... Жаль, песня была бы красивой... И звучала бы в ней печаль, нежная, как тополиный пух, пронзительная, как скрип тормозов, и безнадежная, как осенний затяжной дождь... Смерть - это неподвижность, темнота, вечность! Глаза стекленеют, язык вываливается из пасти, инстинкт выживания покидает подкорку. Бр-р-р!!! Опять захотелось завыть и спрятаться куда-нибудь подальше...
Глава 3
Он пристально смотрел на меня, ожидая того момента, когда я приоткрою глаз или пошевелюсь. Я держалась из последних сил, которых хватило ненадолго.
- Гоша, ну, что ты за мучитель такой, а? Семь утра! Порядочные собаки терпят хотя бы до восьми.
Но Гоша не обратил внимания на мои утренние стенания. Он перебирал лапами, повизгивал и размахивал из стороны в сторону хвостом, изображая нетерпение. Я побоялась, что хвост в такой крутой амплитуде движения может не выдержать и оторваться. Пришлось выбираться из-под перины в утреннюю прохладу комнаты.
Отдернув тюлевую занавеску с окна, я обомлела. Окно моей светелки выходило на яблоневый сад. Время цветения уже подходило к концу, и ветерок легко срывал с веток лепестки и рассыпал их с милой непринужденностью, превращая пейзаж за окном в картину "Летний снегопад". Я поспешила одеться и удостовериться, что пейзаж за окном существует на самом деле. Моя светелка находилась в самом конце коридора, который заканчивался деревянной лестницей. Боковая дверь вывела нас на полянку и к яблоням.
Гоша носился среди деревьев, ловил зубами лепестки и дурачился, как щенок. День обещал быть погожим. На небе - ни облачка. Хотелось петь и выделывать пируэты в воздухе вместе со стрижами. Но я ограничилась пробежкой с прискоком по едва заметной тропинке, которая обогнула яблоневый сад с правой стороны, и вывела нас к флигелю.
Когда-то домик был хорош - беленький, с зелеными ставнями и красной черепичной крышей, на макушке которой красовался флюгер в виде петуха. К сожалению, флигель выглядел заброшенным и необитаемым. Штукатурка обвалилась, черепица побилась и потемнела от времени, флюгер завалился набок, ставни плотно закрыты, на двери - амбарный замок. Крапива подступила к самому крыльцу.
Дальше тропинка терялась в зарослях малинника. Мы с Гошей вернулись к яблоневому саду, и пошли вдоль посадок.
Когда яблони кончились, перед нами предстал луг, поросший разнотравьем. Гоша метался в траве, усердно демонстрируя свои охотничьи инстинкты. Один раз ему даже удалось поднять зайца. Радости было - на всю округу.
Тропинка вывела нас к речке, которую перекрывала небольшая плотинка. Вода крутила деревянное колесо. Основной механизм водяной мельницы скрывался в избушке. Сложенная из толстых бревен, слегка покосившаяся и вросшая в землю по самое окошко, она напоминала жилище лешего. К самой избушке подступали ели, переходившие дальше в дремучий лес. Однако мельница работала исправно, так как внутри домика что-то гудело. От избушки в сторону большого дома тянулись электрические провода. Тропинка в этом месте раздваивалась. Та дорожка, что вела к лесу, была еле заметна.