Антти Джокинен. Проклятие ледяной горы

   Николас почувствовал, как его кожа начала зудеть: он задрал рукав и вздрогнул, увидев появившиеся на руке странные фигуры. Они двигались темными тенями под кожей, словно паутина, складываясь то в письмена и знаки, то в образы разных животных и прочих существ. Николас вздрогнул и опустил рукав, искоса посмотрев на Хесси и Яхкари. Казалось, они ничего не заметили, хотя и ухватили друг друга за руки.
   – Пойдем скорее, – прошептал Николас, запахиваясь плотнее и надевая на голову капюшон. Он сошел с тропы и принялся, тяжело дыша, пробираться между валунами в глубь чащи.
   – Почему именно туда? – взвизгнул Яхкари. – Давай не сходить с тропинки!
   – Пойдем в обход, – ответил Николас. – Попадем домой еще до темноты.
   То и дело оглядываясь, Яхкари и Хесси поспешили за Николасом. Они шли молча по прохладным, пахнущим плесенью буеракам – таким, куда не то что не всякий человек, даже тролль не рискнул бы лишний раз сунуться, опасаясь зеленого лесного народца. Здесь где угодно могли прятаться духи или быть расставлены капканы, появлялись заговоренные животные или такие растения, что могли запутать любого. Здесь навстречу в любой момент мог выйти двуглавый волк или кровожадный двуглавый медведь, выползти ядовитая змея или возникнуть чудище с головой, словно мшистый валун, расколотый молнией.
   Здесь ели были настолько огромные, что путники проходили под их корнями, а свисающие с веток лохмотья мха гладили их по лицу, точно охладевшие руки мертвецов. Друзья пробирались по бледной, пахнущей гнилью расщелине, затем перелезали через огромные камни и наконец добрались до непроходимой болотистой чащобы. Тут деревья были опутаны нитями тумана, и, казалось, воздух стоит на месте.
   – Не нужно было идти в обход, – скрипнул в страхе Яхкари и вытер глаза и щеки, мокрые от стекающей с веток затхлой воды.
   Николас и сам засомневался и вдруг остановился. Он признал место, куда они пришли, и вспомнил, что много лет назад Курикка говорил ему о нем, приказав обходить стороной. Если бы они пошли левее, то в конце концов добрались бы до совершенно заросшей заводи, о которой рассказывали, что она ведет далеко-далеко к морю. Еще Курикка говорил, что в тот день, когда Николас сможет надеть на себя взрослое снаряжение, он должен будет пойти на заводь, чтобы испытать свои силы. Но его время еще не наступило. Если сейчас повернуть направо перед виднеющимся впереди болотом, то можно дойти до своей деревни.
   – Мы должны перейти болото, – сказал Николас, указав рукой вперед. – После этого пойдем вправо и попадем домой.
   – Вот ведь заячая дрянь! Перейти это? Ты, поди, спятил? Ты и впрямь имеешь в виду это НАСКВОЗЬ МОКРОЕ болото? – чертыхался Хесси.
   – Я не хочу, – начал слезливо Яхкари. – Почему бы нам не повернуть назад, ведь дойдем же и другой дорогой до дому!
   – Нет, раз я сказал, что мы никуда не повернем – значит, не повернем, – произнес Николас сквозь зубы и с яростью посмотрел на Яхкари. Его кожа зудела безостановочно, и он предчувствовал недоброе. В душе Николас понимал, насколько Яхкари прав, но решительно отбросил эту мысль. Вернуться означало сдаться, и тогда Николасу пришлось бы признать свою ошибку. А заодно заночевать с товарищами в этой страшной чаще и забыть о мягкой домашней постели.
   И вот уже Николас слышал, как ели вытягивают корни, и видел, как сверкающие в темноте и жутко кусачие букашки вылезают из своих гнезд, которые они прогрызли в склизких стволах упавших деревьев.
   – Пойдем отсюда, и чем быстрее, тем лучше, – жестко сказал Николас, перешагнул через лежащий ствол и начал перепрыгивать с кочки на кочку.
   – Вот ведь леший, тут уж ничего не поделаешь, – буркнул Хесси и бросился вслед за Николасом.
   Яхкари почесал голову, хватая ртом воздух: он всегда боялся мокрых мест, особенно всяких бочаг. Он с опаской поглядел по сторонам, прежде чем сделать первый неуверенный шаг по направлению к болоту.
   Николас и Хесси уже успели уйти далеко и вот-вот должны были скрыться в тумане. Ускорив шаг, Яхкари чувствовал, как пот течет у него по спине. Он спотыкался на кочках и иногда почти проваливался, но, к счастью, расстояние до Николаса становилось все короче. Все более уверенно Яхкари шагал позади главаря, обходя ключи и предательские кочки, которые, казалось, качаются в пустоте.
   Николас взобрался на ствол гигантской ели и едва не упал навзничь – такая скользкая была поверхность. Устояв, он шагнул вниз и тут чуть было не ступил в окно в трясине, бездонная глубина которого легко поглотила бы и лося. Хесси подбежал к Николасу.
   К удивлению Яхкари, ему легко удалось перелезть через упавшее дерево. Взобравшись наверх, он заметил, что уже практически догнал Николаса и Хесси. С улыбкой он вытер пот со лба.
   – Эй, глядите-ка, это совсем просто! – прокричал Яхкари и шагнул в сторону казавшейся крепкой кочки.
   Остановившись, Николас оглянулся, чтобы посмотреть на радостно восклицающего Яхкари. Одновременно он заметил тень, выскочившую из-за деревьев вокруг болота и теперь стремительно приближающуюся к Яхкари. Тень эта была с трудом отличима от остального тумана, но Николас заметил, что она на мгновение приняла форму летящего скелета, затем бросилась под ноги Яхкари и исчезла.
   – Берегись! – прокричал Николас. Холодная дрожь прошла по его спине.
   – Что ты… – только и успел ответить Яхкари и в это мгновение перенес вес тела на кочку. Его ноги продавили мох, оказавшийся толщиной с палец, и прежде чем Николас успел что-либо предпринять, Яхкари провалился в бочагу по шею и исчез в трясине.
   – Нет! – воскликнул Николаса и бросился к окну, но ничего поделать было уже нельзя. Оно было затянуто мхом. Николас сунул руку как можно глубже и начал отчаянно шарить ею под водой, пока его пальцы не нащупали что-то. Он потянул руку наверх, победно восклицая, но увидел, что вытащил лишь корень дерева, который тут же переломился у него в руках.
   Не веря случившемуся, Николас стоял, уставившись на мокрую корягу, потом забросил ее далеко в болото. Упав на мох, она тут же превратилась в серую змею, которая зашипела в сторону Николаса и уползла.
   Николас опустился на колени рядом с окном в трясине, закрыл лицо руками и принялся громко стенать, не обращая внимания на похожие на тени черные фигуры, которые начали окружать его, смеясь и кривляясь.
   Когда первые огни-призраки возникли в разных уголках болота, Хесси подошел наконец к Николасу.
   – Нам бы уйти отсюда, а то темнота начинает пугать, – прошептал Хесси и осторожно положил руку на плечо Николаса.
   – Я во всем виноват, – прошептал Николас и вздохнул. Ему казалось, что удача никогда уже не окажется на его стороне. Всегда будет вмешиваться рок, который будет возвращать его на землю, точнее, загонять все глубже в пучину несчастий.
   – Да леший тебя раздери! Это случилось не по твоей вине! Яхкари был увальнем, уж прости, что я так говорю, – сыпал Хесси.
   Он поглядывал вокруг с опаской, боясь, как бы дух Яхкари не успел вернуться из страны мертвых Маналы на этот свет мучить живых. Хесси решил, что больше никогда не придет на это болото. Он не хотел бы встретиться с Яхкари, который будет похож на синеватый блуждающий огонек или же на затянутый водорослями или мхом дух подземелья – уже одна только мысль об этом заставляла Хесси содрогнуться. Он понял, что Николасу пора уходить.
   – Давай уже пойдем. Ты все равно ровным счетом ничего не можешь поделать.
   Николас бросил на него взгляд из-под бровей.
   – Вот нечистый! – взвизгнул Хесси, и даже его усы дрожали, когда он в страхе поглядывал вокруг. – Лосиная твоя башка! Да я-то могу и помолчать, только нам уж точно пора сматываться.
   В ответ Николас кивнул. Он и сам заметил, что пугающие огни-призраки начали подбираться все ближе.
   Николас поднялся и молча направился к краю болота. Удаляясь, он еще несколько раз обернулся в надежде хоть где-нибудь увидеть образ Яхкари. Когда они наконец ступили на твердую землю и повернули направо, они уже не могли заметить синеватый огонек, зажегшийся над тем местом, куда провалился Яхкари.
 
   Когда Николас и Хесси забрались на самую высокую ветку в домик Курикки и разложили перед хозяином добычу, наступила ночь.
   – Ну а что насчет Яхкари? Научился ли хоть чему? Остался ли доволен?
   Хесси отошел от Николаса и начал съеживаться в клубок, как он всегда делал, когда попадал в сложную ситуацию.
   Николас молчал, и не потому, что ему не хотелось говорить, а потому, что он был не в состоянии. Горло перехватило, и он не мог вымолвить ни слова, как ни пытался.
   – Что не так, давай-ка выкладывай! Где Яхкари? – зарычал Курикка. Перед дверью его домика начали собираться любопытствующие, разбуженные сердитыми возгласами.
   – Утонул, – ответил наконец Николас.
   – Как это?
   – Утонул он. Ушел в окно в трясине. Я не смог ему помочь, хотя и пытался.
   – Да пускай меня нечистый подерет и повыдергает все иголки, если я скажу, что это была вина Николаса, – сказал Хесси. – Ты же знаешь, что Яхкари был не особенно ловким. Он просто не увидел впереди…
   – Что еще за чертова трясина? Ведь у вас по пути не было ни одного болота! – заорал Курикка и, побагровев лицом, в ярости соскочил со стула.
   – Мы сошли с дороги, – ответил Николас. – Я подумал, что можно было бы выиграть время, ведь и из деревни мы вышли слишком поздно.
   – Решили срезать! – рычал Курикка. – Ты хоть в своем уме? Ты же знаешь, что здесь не срезают – и вообще нигде и никогда не срезают. Почему мы сидим в своей деревне и на своей земле? Потому что это единственное место, которое не захвачено лесным народцем и всякими злыднями да лярвами, потому что только здесь вор и может спокойно прятаться.
   Он был вне себя от ярости:
   – Все тропинки, все болота и каждая куча камней несут для нас смерть. Ты как никто другой должен это помнить, ведь это ты удачлив, как ни одно существо на свете. Клянусь своей бородой!
   Потом Курикка вроде успокоился, вытер лицо и, вздохнув, присел.
   – Этот Яхкари, конечно, был бестолковым. Особо ни на что не годился, но именно таким все его и любили. А теперь он помер…
   – Успокойся, Николас тут ни при чем, – проскрипел Хесси и указал на добычу Николаса. – Гляди-ка, чего наворовали.
   Добыча и впрямь была королевской по сравнению с тем, что троллям обычно удавалось украсть.
   Курикка сначала взглянул на Николаса, а потом в сторону двери, за которой шло бурное обсуждение судьбы Яхкари.
   – Слышь, мальчонка, – кашлянул Курикка, – собирай-ка ты свои причиндалы. Отправишься скоро в дальнюю дорожку.
   – Куда это? – спросил Николас, предчувствуя недоброе.
   Хесси вцепился в руку Николаса.
   – А ты не беспокойся понапрасну, – ответил Курикка, указав Николасу на дверь. – Увидимся у избушки кузнеца, сразу как только косолапый буркнет, проснувшись. Давай-давай, не задерживайся.
 
   Деревня Курикки дремала в тишине. Медведь лежал лениво перед дверью кузницы, уткнувшись носом в посудину с квасом. Остывающее горнило щелкало от ночного мороза. Все вокруг было затянуто туманом, и не было видно, как Хесси устремился из своего запрятанного в корневище сосны гнезда через поляну и забрался на дерево к домику Николаса. Открыв дверь, Хесси вошел внутрь.
   – Чего крадешься попусту? Я не сплю, – вздохнул Николас.
   Хесси прикрыл плотно дверь за собой. Николас сидел на постели из мха и сухого сена и смотрел на темный лес сквозь щель, служившую окном.
   Хесси тихо подошел к Николасу, вытирая руки о свои иголки:
   – Тут и не знаешь, как это все назвать, – все это чертовски сложно!
   Николас протянул обе руки и поднял Хесси на окно. Его глаза блестели от слез:
   – Ты, наверное, знаешь, куда мы пойдем утром, так ведь?
   Тот взглянул на валявшийся на полу пустой берестяной короб: у Николаса не было ничего, что можно было бы взять с собой, за исключением железного пера и доставшегося от отца ножа. Хесси кивнул:
   – Знаю, да еще как! И поэтому пришел предупредить тебя.
   – Предупредить? Неужели ты думаешь, я не понимаю того, что Курикка собирается оставить меня? Ведь собирается же?
   – Черт возьми, хуже того, – произнес Хесси, глубоко вздохнув и прижав голову к рукам. – Он собирается продать тебя.
   Николас вздрогнул:
   – Кому?
   – Калевальцам. У них на побережье построен домик да имеется причал. К нему привязан корабль, на котором они и совершают свои походы далеко-далеко на юг. Так далеко, что из тех походов еще никому не довелось вернуться. Поговаривают, что к поясам калевальцев прикручены головы тех, в ком они когда-нибудь да разочаровывались.
   – Зачем ты мне это сейчас рассказываешь?
   Хесси посмотрел Николасу прямо в глаза:
   – Ну, если Курикка продаст тебя, я останусь здесь один – совсем один.
   Николас не знал, что и ответить. Он молча отвернулся и начал смотреть в окно.
   – А давай убежим, – сказал Хесси. – Возьмем вещичек ровно столько, сколько нам нужно. У нас есть еще немного времени до рассвета, далеко успеем умотать, прежде чем кто-нибудь проснется.
   Николас в задумчивости провел руками по лицу и поднялся.
   – Из кузницы не слышно стука молотка. Наверное, кузнец отправился в лес за бревнами.
   – В кузнице больше места, чем в сердце у лешего. С чего бы?
   Николас усмехнулся, сунул ноги в кенги и натянул куртку.
   – Пошли!
   Вместе с Хесси позади себя он направился прямиком к кузнице Илмаринена. Хотя ночной мороз изрядно кусал за уши, в кузне было еще тепло, и поднимающийся из горнила пар скучивался под крышей. Николас сдернул со стены самый большой из висящих на ней мешков, шагнул к дальней стенке и отвел в сторону полог, скрывающий угол.
   – Чего ты надумал? – прошептал Хесси, увидев в руке Николаса странную штуковину. Он дергал Николаса за штанину, повторяя: – Вот ведь нечистый! Ты же не собираешься красть этого?
   – Нет ничего лучше! – ответил Николас. – Курикка приучил меня к воровству, а коли уж он теперь хочет от меня избавиться, я заберу у него кое-что ценное.
   – Я понимаю, но если ты возьмешь эту железяку, Илмаринен взбесится куда больше Курикки.

Глава 9

   Колесо мельницы в Сувантоле сонно поскрипывало, крутясь в потоке, сбегающем с гор. Вода заставляла механизм вращаться, он иногда вздрагивал, как от холода ежится живое существо, и от этого дрожали домики на голых ветвях дуба. Завитки тумана дремали над рекой.
   Покрытые мхом ветки елей, растущих по краям поляны, обвисли, и последние листья рябины тихо опадали в реку. Все растения уже давно полегли, и казалось, что время остановилось. Только мощный ритмичный храп – словно из-под земли – заставлял вздрагивать деревья и запускал рябь по воде.
   Вяйнямейнен спал, привалившись к корням родного дуба. Уснул он уже много лет назад, когда рассматривал пробегавшие по небу облака, погруженный в тяжкие раздумья. Теперь он был практически скрыт полусгнившими листьями, его волосы и борода были всклочены, поросли мхом и стали больше похожи на корни дерева. Ростки рябины опутали Вяйнямейнена со всех сторон, и его почти не было видно, разве что кое-где проглядывала одежда.
   Неожиданно Вяйнямейнен открыл мутные глаза, причмокнул сухим ртом и потянулся. Вокруг него хрустнули ветки, мох, земля и сухие листья посыпались вниз.
   Шаман медленно сел, вырвал опутывающий его кустарник из земли, повытащил побеги брусники из бровей, вытряс мшаник из бороды и смахнул его со лба.
   И тут же окружающие поляну деревья оживились: они принялись поднимать ветки, цвета осени посвежели, и туман был унесен набежавшим ветерком.
   Вяйнямейнен чувствовал себя старше можжевельника, пробившего себе дорогу сквозь вечную мерзлоту, старше выбитых на камнях фигур воинов с копьями, охотников на лосей и лебедей. Старость и тоска давили на грудь. Он чувствовал усталость, и все казалось надоевшим. Вяйнямейнен что-то буркнул про себя, и по поляне пробежал мощный порыв ветра, сотрясший деревья и разбросавший повсюду желтые и красные листья. Тут же огромная, похожая на тень стая воронов и ужасных грифонов налетела из лесу на Сувантолу, потом начала с криками кружить вокруг дуба и наконец уселась на крыши домов.
   Вяйнямейнен втянул носом воздух и схватил рукой падающее воронье перо. Он всегда замечал духа-двойника, если, конечно, тот появлялся. Потом забрался в домик, натянул толстую меховую шубу, вдел ноги в теплые кенги и поспешил на улицу. Добравшись до края Сувантолы, он сорвал прикрученные к шубе лосиные рога и забросил их в мочагу.
   – Встань лось из бочаги, стань конем для хозяина Сувантолы! – сказал Вяйнямейнен зычно.
   Рога дрогнули и тут же начали подниматься, но уже на голове белого лося. Глаза лося были мутные, словно болотная вода, которая стекала с его мокрых светло-серых боков. Вяйнямейнен с трудом взобрался на спину животного и сжал ногами его бока.
   Бег лося Вяйнямейнена разносился подобно грому. Он скакал по осеннему лесу Калевалы, направляясь к границам Сувантолы мимо разверзшихся скал, вековечных сосен, елей и можжевельников, и только упавшая золотая листва берез закручивалась в сердитые вихри вслед путнику. Старик слез со спины лося перед деревянной башней, стоящей на берегу на редкость прозрачной ламбушки, и подошел к дверям. Затем ударил кулаком в дубовую дверь, разукрашенную вырезанными в ней фигурами змей, – да так, что петли дрогнули и небо загрохотало.
   Прошло не одно мгновение, прежде чем дверь открылась. Перед Вяйнямейненом стояла фигура старого мужа со спутанными волосами до земли и бородой, в которых виднелись красные шляпки грибов и бегали жуки. У него была обветренная толстая нижняя губа, но в глазах еще сохранился блеск.
   Тусклый солнечный свет осветил темноту башни, так что дремавшим на полу черным гадюкам и крысам пришлось спрятаться по углам.
   – Приветствую тебя, Уртамо. Я пришел за советом и ничуть не обижусь, если ты заодно предложишь мне воды напиться, – сказал Вяйнямейнен, вздохнув.
   Уртамо бросил на него долгий взгляд и произнес:
   – У меня всегда найдется пиво.
   Он ни словом не обмолвился насчет жалкого вида Вяйнямейнена, потому что знал причину, а вместо этого отошел с прохода и пригласил хозяина Сувантолы пройти в свою бедную лачугу.
   С трудом передвигая ноги, Вяйнямейнен зашел под своды, опирающиеся на колонны в форме змей. Внутри везде висели полки, заполненные всяким барахлом, прямо из стен росли грибы и вился плющ. На полу клубились змеи, пауки размером с мужскую ладонь плели сети под потолком, а над головой метались обрыдлые ночные бабочки и роняли вниз хлопья сажи. Два похожих на крыс гоблина, одетых в доспехи из коры, вкатили внутрь бочку с пивом и протянули обоим старикам по кружке золотистого пенистого напитка.
   – Ты придумал решение для моей беды? – спросил Вяйнямейнен.
   Уртамо пожевал губами:
   – Я знаю, о чем ты, и думал об этом с твоего прошлого появления. Бессмертие – это не то, что можно абы как скинуть с плеч, словно это упавший с рябины листок.
   – Абы как скинуть? После того как ты в прошлый раз сказал это, мне пришлось ждать шесть десятилетий.
   Уртамо усмехнулся:
   – Прожить все эти годы – что глазом моргнуть, таковы они в жизни бессмертных! Ты требуешь от меня невозможного, хозяин Сувантолы. Ведь ты же хорошо знаешь, что бессмертен и таковым останешься. Смирись с этим, как и следует мужчине.
   – Я не должен пытаться мириться ни с чем. Ты не понимаешь ровным счетом ничего! – воскликнул Вяйнямейнен и придвинулся к Уртамо. – Я сыт по горло тем, что все вокруг, кто мне дорог, умирают. Я не желаю этого больше видеть и не желаю страдать еще целую вечность! Так что создай отвар, который лишит меня бессмертия, если, конечно, ты еще такого не создал.
   – Может, да, может, нет, кто знает, – ответил Уртамо, пригладил бороду и выпил одним махом целый ковш пива. Затем вытер рот рукавом и пристально посмотрел на Вяйнямейнена. – Ты еще не потерял своей дочери, так что не мрачней. Это лишит тебя разума, как уже забрало твои жизненные силы и мощь.
   – Ты видел двойника? – спросил Вяйнямейнен, и в голосе его послышалась дрожь.
   Уртамо посмотрел в потемневшие, печальные глаза Вяйнямейнена.
   – Видел. Видел их в сиянии неба, видел черную нечисть в чаще, да и зловоние смерти мне знакомо. Его ветер доносит от окраин Похьелы и черных берегов Туонелы и до самой Калевалы.
   – Ну и что ты надумал?
   – Изгнанная из мира мертвых Туони хозяйка ледяной горы Калматар плетет свои ледяные сети, и многие в них уже попались – сам видел. Я также знаю, что твоя дочь Аннукка в тех же сетях. С этим ничего не поделаешь: что произошло, то произошло. Она пока еще жива, но ты не сможешь ее освободить в одиночку, – сказал Уртамо, осторожно поглядывая на Вяйнямейнена исподлобья.
   Вяйнямейнен кивнул.
   – Если ты обо всем знаешь, то спрошу у тебя теперь, правильно ли я сделал?
   – Я не тот, кому судить, правильно или неправильно ты поступил. Скажу лишь, что время еще не пришло. – Уртамо погрозил пальцем. – И поэтому мальчишка ушел прямо у тебя из рук и пропал. Только вот истекает последний срок, когда он может вернуться на земли Калевалы. Дух твоей дочери уже не так силен, как когда-то, и ее конец близок. Но если ты в одиночку примешься спасать ее – погубишь обоих. Хотя ты и не можешь умереть, твоя дочь может, да и вряд ли ты сам хотел бы прожить оставшуюся вечность калекой или заключенным в ледяную темницу.
   – Мне нужна твоя помощь, старый Укко-Уртамо, ты же знаешь калевальцев. Замолви перед ними слово, пошли мальчика ко мне, если он вернется к людям.
   Некоторое время Уртамо тяжело вздыхал, глядя на сгорбленного Вяйнямейнена, наконец пожевал губы и протянул тому руку.
   – Не к добру это, если мальчишка появится в этих краях, но сделаю, как просишь, потому что чувствую, что время пришло. Я замолвлю слово и надеюсь, что ты найдешь парня до первого снега, потому что потом уже будет слишком поздно.

Глава 10

   Изрядно утомленные Николас и Хесси остановились на перекрестке двух тропинок рядом с придорожным камнем. Его испещренная временем поверхность была сплошь затянута мхом, и указательную стрелку было едва видно. Дальше нужно было идти по засыпанной еловой хвоей изворотливой тропе в глубь темного бора – туда, где прямо из скал вздымались густые можжевельники, а огромные ели задевали тучи верхушками. Другая тропа вывела бы друзей из чащи, по которой они брели уже много дней, не зная пути.
   Потеряв счет дням, Николас и Хесси провели уже некоторое время в холодном лесу без еды и питья. Хотелось есть. Останавливаясь на ночлег прямо под огромными корневищами деревьев, приятели не могли сомкнуть глаз: они вздрагивали от треска ломающейся ветки, глухого удара, рычания или воя – всего, что беспрестанно раздавалось кругом в ночном лесу. Страх того, что Курикка послал по их следам троллей и псоглавых, заставлял друзей бежать без оглядки вперед. Неожиданно они заметили, что зашли так далеко в лес, что уже нигде кругом не видно ни единого следа присутствия живых существ.
   И тут указательная стрелка на камне стала первым за много дней знаком присутствия человека – хотя уж больно старым. Шатаясь от усталости, Николас присел поближе к камню и смахнул рукой покрывающие его поверхность мох, старую листву и хвою.
   – Что бы это значило? – пробормотал Николас, когда из-под мха показались выбитые на стрелке письмена.
   Поглядев на знак, а потом и на Николаса, Хесси проглотил подступивший к горлу комок страха.
   – Вот нечистый, ты ведь не хочешь этого знать, – сказал Хесси с дрожью и махнул в другом направлении. – Лучше уж пойти туда. Без шуток!
   – Валяй рассказывай, что знаешь, – вздохнув, произнес Николас. Он вытер руки о штаны и, почувствовав боль, поднялся. У него болел живот, и при каждом движении плыли круги перед глазами. Собранные Хесси накануне грибы пошли не впрок, Николас чувствовал, что ему становится все хуже, он слабел, и силы его покидали: еще немного и придется глодать кору, хотя проще умереть, не вставая с места.
   Хесси помялся немного, но потом выдохнул:
   – Тропа приведет нас к заливу, окруженному скалами. Курикка рассказывал, что там есть трактир.
   – Трактир? Это такое место, где дают еду?
   – Да, а может, ну его к лешему, этот трактир? Лучше пойдем в другую сторону. Там обязательно найдется чем поживиться. Где трактир – там и люди. Понимаешь? – сказал Хесси и потянул Николаса за край одежды.
   – Я пойду в трактир. Присоединяйся, если хочешь, – ответил тот, вздохнув. У него потекли слюнки, стоило ему представить себе вкус поджаренного на огне мяса.
   Глянув в сторону чащи, Хесси покачал головой.
   – Вот лосиная башка! Поверь, ты еще наживешь себе неприятностей или набьешь шишек в этом трактире, – недовольно бормотал Хесси, но голод уже подточил и его уверенность. Он прямо-таки слышал запах вареного гороха!