И вот теперь даже краткое воспоминание о капитане Дубовикове скрасило нелегкое и напряженное существование Светловой в Рукомойске.
   Сознание, что там, в Москве, есть капитан-майор Вихрь, смелый-смелый, бесстрашный-бесстрашный, всегда приходящий в нужный момент на помощь другу, вселяло в Светлову уверенность, что ничего плохого случиться с ней не могло. Ну хотя бы потому, что жили на свете такие люди, как сероглазый смелый капитан Дубовиков, он же майор Вихрь.
* * *
   Между тем Анне, пообещавшей Гору “сеанс в условиях реальной обстановки”, предстоял нелегкий разговор с нынешней хозяйкой дома в районе Заводи и Чермянки.
   Мало сказать — нелегкий…
   Светлова явилась ей в образе потенциальной покупательницы дома — ну чтоб сразу не прогнала! — которой очень приглянулся этот дом и которая, несмотря на всю нелюбезность дамы в их предыдущую встречу, решила все-таки попытать счастья с покупкой.
   Обремененная пакетами со вкусной снедью и подарками, с самой любезной из своих улыбок на лице, Анна заявилась в гости к новой хозяйке.
   Анна подбиралась к домовладелице и так, и эдак. Но все было напрасно.
   — Копать?! — завопила хозяйка, как только поняла, куда клонит Светлова. — Перерыть мой яблоневый сад?!
   Светлова предприняла еще одну попытку аргументированного убеждения. И еще одну. Ссылалась на некие “геодезические исследования” и еще на какую-то муть.
   Напрасно!
   "Как же мне тут все надоело! Весь этот рукомойский кретинизм, перемешанный с криминалом!” — взвыл внутренний светловский голос, в то время как она сама продолжала лицемерно и радушно улыбаться мегере, владеющей домом.
   — Ну ладно! — с интонациями, не обещавшими ничего хорошего, наконец сказала Светлова, вставая из-за стола, уже послав подальше свой внутренний голос, все-таки убеждавший ее проявить терпение и любезность. — Откроем карты! Вы что хотите, чтобы ваши дети играли на лужайке, травка которой проросла из человеческих костей? Какую садовую мебель вы собираетесь покупать? О чем вы, уважаемая?! Представьте, что миленький плетеный столик будет стоять у вас на могилах! А это именно так!
   — Чего?! — Челюсть у домовладелицы тихо отпала.
   — Могу пообещать вам только, что проведем “раскопки” ночью. Ну, в общем, для того чтобы на “представление” собрался не весь город, а как можно меньше народа.
   Хозяйка дома закрыла рот, собираясь с мыслями…
   В итоге она потребовала от Светловой и другого обещания.
* * *
   — Я беседовал с Валентиной Осич, — кисло сообщил Светловой Богул. — Ну, в общем.., это правда — насчет ребенка, которого обещали Кривошеевой.
   — Вот видите!
   — Но к исчезновению Кривошеевой Осич не имеет никакого отношения!
   — Вы уверены?
   — Алиби у Осич. Стопроцентное!
   — То есть?
   — Машину Галины Кривошеевой нашли на трассе рано утром. Пустой. А последний раз саму Галины Кривошееву видели работники приюта в кабинете Осич. Осич и Кривошеева разговаривали. И разговаривали спокойно. Секретарша Осич приносила им кофе. И узнала теперь Галину Кривошееву по фотографии.
   — Никаких сомнений?
   — Никаких. Но секретарша утверждает не только это. Она клянется, что после ухода Кривошеевой Осич неотлучно находилась в приюте почти сутки.
   — Как так?! Что за самопожертвование на работе?!
   — В тот день сразу у двоих детей обнаружили корь. Резко поднялась температура, тяжелая форма, переполох среди персонала и все такое…
   — И что же?
   — А Осич в приюте полновластная хозяйка, вникает во все сама, важные дела никому не перепоручает.
   Пока вызвали врачей, пока больных перевели в изолятор, провели дезинфекцию спален, пока установили полноценный карантин, чтобы в приюте не началась эпидемия кори, пока обследовали остальных детей… В общем, так и получается, что в тот день Осич с работы домой так и не утла. Так что Валентина Терентьевна по поводу своей непричастности к исчезновению Кривошеевой, похоже, не врет…
   — А что секретарша, которая подтверждает алиби Осич аж на целые сутки, сама все эти сутки тоже провела в приюте?
   — Нет, она вечером, как обычно, ушла домой. Но другие работники приюта, находившиеся там: дежурные воспитатели, охрана — те, в чьи обязанности входит ночное дежурство, — тоже говорят, что Осич из приюта ушла только к концу следующего рабочего дня. Осич ночевала в приюте. Что, в общем, случается с ней не так уж и редко, учитывая специфику работы детского учреждения. Для этого у Осич рядом с кабинетом есть даже специальная комната отдыха.
   — Так… То есть к тому времени, когда Осич наконец ушла с работы, брошенную машину Кривошеевой без самой Кривошеевой уже давным-давно обнаружила милиция?
   — Точно так.
   — Все равно… Нет никой уверенности, что Осич из своей комнаты отдыха, пока охрана и дежурные думали, что она спит, не отлучалась! У нее ключи от всех дверей в этом здании. Там есть выход с черного хода, выход на улицу через кухню… Окно, в конце концов…
   — В приюте решетки на всех окнах… Мало ли что может произойти… У многих воспитанников приюта остались “на воле” социально опасные родители и приятели-подельники.
   — Думаю, что у Осич все-таки была возможность уйти незаметно.
   — Но очень ненадолго!
   — Хорошо, пусть ненадолго. Но возможность уйти — теоретически! — была. И также была возможность убедить того, кто ее уход мог заметить, дать вам такие показания, какие ей нужны. Вы сами говорите, что она в приюте полновластная хозяйка!
   — У меня сложилось впечатление, что сотрудники приюта давали показания в пользу Осич не по ее наущению, а вполне искренне.
   — Впечатление! Чего стоят эти “впечатления”… И потом, почему, совершая такую подсудную сделку с Кривошеевой, Осич принимает ее спокойно в своем кабинете? Да еще просит секретаршу кофе принести!
   — Ну, вы знаете, если бы они встречались в лесу или таинственно переговаривались в кафе на виду у всего города, это бы больше бросалось в глаза. А так… У Осич десятки посетителей за день! В общем потоке Кривошеевой ничего не стоило затеряться. Если бы не это ее последующее исчезновение, никто бы и не обратил на этот визит никакого внимания! Зачем же отказываться от кофе? Кроме того, не будем забывать: совершая свои сделки по передаче детей, Осич чувствовала себя достаточно неуязвимой.
   Она же не отдавала детей на сторону, за них отвечала по должности. Она выступала лишь как частное лицо. Как посредник! На уровне “одна женщина мне сказала, а я вам передаю”…
   И даже с моральной точки зрения Осич чувствовала себя чистой! Что плохого в том, что Кривошеева стала бы счастливой матерью? А ребенок обрел бы заботливых родителей? А юная негодница-мамаша, избавившись от новорожденного, получила шанс начать жизнь с чистого листа? Что во всем этом плохого?
   — Да, в общем, ничего… — вздохнула Аня. — Если не считать того, что Кривошеева в итоге куда-то запропастилась…
   — Кстати… Нину Фофанову никто из сотрудников приюта не опознал. И Валентина Терентьевна утверждает, что никогда эту девушку не видела.
* * *
   Почему Богул так страстно защищает “благородные деяния” Осич?
   Может, она и ему ребенка организовала? Ведь говорил же он недавно, что у него родился ребенок.
   Светлова даже напросилась к лейтенанту в гости…
   Итоги визита оказались совершенно неожиданными.
   В домике Богула была куча мала! И все малмала меньше!
   Светлова была потрясена детолюбием лейтенанта. Да, столько ребятишек, конечно, даже разворотливая приютская бизнесменша Осич ему бы не организовала!
   Наверное, все-таки все сам.
   Тогда почему лейтенант так защищает Осич?
   Ноги, точнее, колеса машины сами собой снова привели Светлову к приюту.
   Анна сидела неподалеку в машине и ждала, сама не зная чего.
   Эта женщина подошла неожиданно. Наклонилась к окошку.
   — Только не выдавайте меня! — зашептала она торопливо.
   — Не выдавать?
   — Я вам все расскажу… Вы даже не представляете, какая она…
   — Да о ком вы?
   — О нашей директорше!
   От женщины пахло кухней.
   Из того, что она торопливо бормотала, следовало, что Осич очень жестокая… Впрочем, и Светловой еще при первом визите в приют показалось, что детей в угол та — ставит!
   Итак… Не слишком ли Аня доверилась Богулу? И не выходит ли так, что, когда речь заходит об Осич, все алиби, которые проверяет Богул, становятся стопроцентными?
   Светлова заторопилась в милицейский пятистенок-застенок.
   — Богул! — Аня влетела, забыв постучать — так ей хотелось поскорее объясниться по поводу своих подозрений, — в комнату лейтенанта.
   Навстречу, столкнувшись с ней в дверях лоб в лоб, выпорхнула дама в кожаном Пальто.
   Эту женщину, торопливо покинувшую кабинет — как-то слишком уж торопливо, — Светлова явно где-то уже видела.
   Очевидно, Анна вошла слишком неожиданно, Богул тоже чересчур торопливо — обычно этот человек был крайне размерен и нетороплив в движениях — сунул что-то под бумаги, лежащие у него на столе.
   — Богул! — опять возопила Светлова. И Аня рассказала Богулу о поварихе, не сводя, впрочем, глаз с письменного стола лейтенанта.
   — Да перестаньте вы! — Богул поморщился.
   — Но почему? Почему вы так пренебрежительно относитесь к этой информации?
   — Да какая там информация! Уверяю вас… Поверьте, как человеку, поработавшему в школе! Детские учреждения — одни из самых склочных. Рабочие коллективы буквально раздирает от склок. А подставить человека на такой работе ничего не стоит — пара пустяков… Достаточно намекнуть, пустить сплетни, что бьет детей или что-нибудь похуже того — любит девочек или мальчиков, — и все, конец репутации. Как ни оправдывается обвиняемый, такие пятна не смываются до конца. А Осич — директор, она нанимает, она увольняет… Финансы, кухня и все прочее… Этот ваш источник — он случайно не на кухне работает?
   — На кухне…
   — Ну вот видите! Стоит директору выловить кого-нибудь, кто с куском масла с кухни уходит, — и в ответ шквал доносов: такая-сякая.., детей на горох ставит!
   Он поправил стопку бумаг.
   Но из-под нее все равно выглядывал приятного зеленого цвета краешек купюры.
   Богул мимолетным движением передвинул папки на столе, и краешек купюры, выглядывавший из-под бумаг, исчез.
   А Светлова уже вспомнила, где она видела женщину, торопливо покинувшую перед ней кабинет: в городском магазине “24 часа”. Точно!
   Эта сцена соединилась, как кусочки мозаики, с усмешкой и словами Туровского… Аня как-то спросила Леонида Алексеевича, не донимает ли “Ночку” рэкет. “У нас все спокойно, — ответил он тогда. — А как это делается… Вам ли не знать?"
   Неужели он имел в виду дружбу с лейтенантом?
   Светлова все гадала, кто “крыша” Туровских. А ларчик-то открывается, оказывается, просто… Лозунг “Моя милиция меня бережет”, модифицировавшись, остался в силе.
   Эта самая “крыша” все это время разъезжала с Анютой, можно сказать, под ручку. Наша милиция и есть наша “крыша”. Как говорится, зачем доверять бандитам то, что можно делать самим? Богул и есть “крыша” владельцев мотеля Туровских.
   Так же, как и Осич… И Кудиновой! Стас получал с них деньги и был обязан в случае чего — защищать.
   — Знаете что, Богул, я настаиваю… — с железными интонациями в голосе заявила Светлова, сделав вид, что не заметила манипуляций с купюрой. — Давайте прошерстим всю эту компанию исчезнувших. Всех родственников вызовем. Побеседуем обстоятельно.
   — Только им и дел, что сюда ехать… Для некоторых из них это уже давнее дело — года три прошло…
   Богул деланно зевнул и посмотрел в окошко.
   — А для кого-то, возможно, и срока давности не существует. Помнят об исчезнувших и хотят найти виновников. Так что попробовать нам никто не запрещает. Я бы обратила главное внимание на причины, которые позвали в путь этих людей. Возможно, выяснится что-то любопытное. Вот как, например, в случае с Кривошеевой! Она ведь, как выяснилось, мечтала о ребенке. Там ведь среди пропавших еще, кажется, женщина есть?
   — Разве?
   — Ну вот.., видите! — Аня изучила список. — Айвазян.
   — Разве это не мужчина?
   — Представьте — женщина! Как вы могли это запамятовать?
   — А при чем тут я? Я вообще этим делом не занимался! Это когда было-то!.. Сто лет назад.
   — И не сто вовсе. А два года всего-навсего. Возможно, эта женщина тоже ехала к Осич? Если она тоже имела намерение незаконно получить ребенка и исчезла, то сомнений не остается. За всеми этими исчезновениями стоит Осич. — Чушь! — отрезал Богул.
   И Светлова поняла: он врет.
   Теперь клятва, которую она дала лейтенанту — не подходить и близко к Осич! — не имела никакого значения.
   И Светлова устремилась в приют.
   Сейчас она прижмет ее к стенке: отвечайте, Валентина Осич, Айвазян вы тоже обещали ребенка?
   — Ничего похожего! — разочаровала Анну Валентина Осич с торжеством в голосе. — И вовсе эта женщина, Айвазян, ехала не ко мне. Я тут ни при чем.
   Торжество было искренним.
   — А кто тут “при чем”?
   — Ну.., открою вам тайну. Она ехала к небезызвестной вам хозяйке нашего городского салона красоты.
   — К Амалии? — изумленно воскликнула Аня.
   — А что вас так удивляет? Амалия Кудинова у нас личность популярная. Из других городов к ней в салон приезжают. Шагает в ногу со временем — самые современные процедуры. Прогрессивная — так говорят — косметология!
   — Насколько прогрессивная? — со стальной ноткой в голосе поинтересовалась Светлова.
   — Ну…
   — Не скрытничайте.
   — Да я не знаю.., насколько… И вообще, имею ли я право об этом распространяться?
   — Имеете, имеете! — успокоила собеседницу Светлова.
   — Понимаете… — Осич еще молчала, но на ее лице уже появилось то затаенно-радостное выражение, с которым одни люди разоблачают других, выдавая их гнусноватые тайны. — Если бы вы взглянули на эту Айвазян, вы бы сразу поняли, к кому она ехала. Ну явно не ко мне! С такой физиономией у человека может быть только одна забота — как такую физиономию поправить! Тут уж не до приемных детей…
   "Хорошо сказано: “если бы взглянули”! Когда точно известно, что взглянуть на эту Айвазян уже никак нельзя, поскольку исчезла она бесследно два года назад”, — подумала Светлова.
   — А все-таки, что произошло? — поинтересовалась Аня.
   — Ну, Амалечка наша несколько увлеклась личным обогащением. Знаете, обычная нынче вещь: так хотим денег, что забываем обо всем.
   "Кто бы говорил…” — подумала, слушая Осич, Светлова.
   — Про эти уколы биогелем не слыхали никогда? Просто эпидемия по стране пошла. Представьте, у женщины с возрастом образуются складки.., около губ, например… А ей хочется свежего, подтянутого личика. И вот косметологический укол гелем — и физиономия расправляется, как надувной шарик. Простейшая манипуляция, а стоит минимум тысячу долларов. Притом что сам гель — дешевка.., копеечный. Какой Амалечке доход! И пациентке удобно: быстро, никакого стационара, операций. И все бы хорошо…
   — Нет? Не все?
   — Да гели-то эти — дрянь. Паршивые. А укол-то — вслепую! Без предварительной эндоскопии. Оборудования такого дорогого нет в наличии. Уколол не туда — и все! Рожу разносит так, что на улицу выйти нельзя.
   Аня с некоторым удивлением наблюдала за Осич. Обычно сдержанная в словах и благочинная в разговоре, Валентина Терентьевна совершенно преобразилась — она говорила грубо, зло, совершенно не жалея милую подругу Амалию.
   В чем же дело?
   А в том дело, что на кону стояла репутация Валентины Терентьевны Осич.
   Маленький город — один раз опозорился и пропал! Осич напугана тем, что ее имиджу благородной милосердной директрисы и благочинной патронессы приюта приходит конец! И это приводит ее в такое волнение, что она не щадит даже подругу.
   — Укол — вслепую? Это и случилось с Айвазян?
   — Да. Укол, который ей сделала Амалия, оказался неудачным. Пациентка скандалить начала. А Амалька ее все успокаивала: мол, подождите еще пару месяцев.., все нормализуется.
   Ну, бедная женщина, видно, подождала-подождала — и снова нашу Амалию решила навестить. Да не доехала, видать… Запропастилась куда-то.
   — Не догадываетесь, куда?
   — Ни малейшего понятия.
   — Может, туда же, куда ваша “партнер по сделке” Кривошеева?
   — Может быть… Но я клянусь! Ни малейшего понятия.
* * *
   Светлова закрыла за собой дверь кабинета директора приюта Валентины Терентьевны Осич. И очень хотела хоть на несколько секунд возле этой двери задержаться,' поскольку ясно слышала, как в своем кабинете Осич тут же сняла трубку телефона.
   Директор приюта явно кому-то торопилась перезвонить!
   Хотела предупредить Амалию, которую сама же сгоряча заложила?..
   Но тут в коридоре появились приютские дети, и Светлова, пристыженная любопытными и чистыми детскими взорами, удалилась, не подслушивая.

Глава 10

   Все-таки… Зачем Осич сама настучала Ане на подружку Амалию? Зачем рассказала Ане про ее манипуляции с гелями, про Айвазян?
   Струхнула? Поспешила перевести стрелки? Когда пугаются и торопятся выйти сухими из воды, то делают глупости — топят всех кругом, не разбирая.
   "Синдром женской дружбы” и типичное “поведение уличенной женщины”? Нечто похожее на поведение женщины, уличенной супругом в измене. Обычно, как утверждают психологи и очевидцы, это происходит по одному сценарию:
   " — Как ты могла, у всех жены — порядочные женщины! — вопит разъяренный супруг. — А у меня, оказывается, такая-сякая… Брала бы пример со своих подруг! Вот приличные женщины!..
   — Ах так? У всех приличные? А ты знаешь, что делают эти подруги?!"
   И далее следуют иллюстрации из жизни подруг, подтверждающие тезис: “Так знай, идиот, что я у тебя еще не самая плохая”.
   Человеку вообще нестерпимо сознавать, что он хуже всех — гораздо легче, когда есть еще хуже.
   Женская дружба, во всяком случае, такого испытания не выдерживает. Поэтому лучший способ обнародовать свою тайну — конечно же, рассказать о ней лучшей подруге.
   Впрочем, женщине всегда легче, когда ее репутация гибнет не в одиночестве, а в компании с репутацией лучшей подруги…
   Стоп! Но тут не какие-то там романчики… Тут бизнес, деньги, жестокие тайны — и использование самых крайних способов для того, чтобы эти тайны сохранить. В таких случаях женщины ведут себя как мужчины. И никакого “типичного поведения уличенной женщины” не может быть и в помине.
* * *
   Сестра исчезнувшей женщины по фамилии Айвазян, едва услышав от Светловой по телефону слово “биогель”, принялась кричать не останавливаясь — горячо и по-армянски.
   Перед Светловой стояла непростая задача — направить этот кипучий темперамент и справедливый гнев в нужное русло. И Анне это удалось.
   В итоге разгневанная сестра Айвазян прибыла в Рукомойск из Москвы уже следующим утром. Разыскала Аню в “Ночке” и передала ей то, что Светлова у нее просила.
   И теперь Светлова летела в милицейский теремок, как на крыльях.
   Но Богул выслушал информацию более чем равнодушно.
   — Да? — рассеянно переспросил он, перебирая бумаги на столе. — Айвазян приезжала к Кудиновой? Что ж… Знаете, говорят, за красотой женщины готовы ехать хоть к черту на кулички…
   — Какие кулички, Богул?! Они едут сюда, к вам в город, за который вы отвечаете, а не на какие-то там кулички! И тот, о ком вы только что упомянули, возможно, находится здесь, а не на этих ваших куличках!
   — Возможно, — Богул задумчиво глянул в окно. — Знать бы только, как он выглядит — хотя бы фоторобот! — или адресок, где прописан.
   — О да, тогда работа милиции заметно бы облегчилась! — заметила Светлова, теперь позволив и себе ехидство в голосе.
   — И потом… Откуда вы знаете, что Осич не врет? И что вся история про Айвазян не есть ее выдумка?
   — Не есть, не есть…
   Аня достала из сумки фотографии.
   — Вот это мне дала родственница Айвазян. Они специально ее сфотографировали после того, как Кудинова сделала ей гелевый укол. Готовились к суду.
   — Н-да! — мрачно протянул Богул, перебирая снимки. — Личико — не очень. А может, она с рождения такая?
   — Предугадала ваш вопрос!
   Аня достала другую порцию фотоснимков.
   — А это наша Айвазян, жертва прогрессивной косметологии, до того, как Кудинова сделала ей укол!
   — Да, баба была как баба, — вздохнул Богул, проглядывая внимательно фотоснимки. — И дернуло ее себя усовершенствовать! Ну что ж… Наличием флюса такие разительные изменения физиономии, конечно, не объяснишь. Похоже, Осич не врет.
   — Так!
   Лейтенант Богул решительно встал из-за стола:
   — Сейчас мы поедем в салон Кудиновой! Аня с удивлением глядела на решительного лейтенанта. Впервые за все последние дни странного, с увертками и недомолвками поведения Богула он напоминал ей Богула первых дней их знакомства.
   Было ясно, что он что-то решил. Сбросил с себя какие-то путы.
   — Богул! — собралась с духом Светлова. — Скажите честно… Вы были “крышей” для Амалии и Осич?
   Богул чуточку окаменел.
   — Точно, Богул? Лейтенант молчал.
   — Ведь ничего особенно криминального, да? — продолжала тепло и участливо Светлова. — Так, некоторый заработок? Разумеется, вы ничего не знали о том, чем они занимаются. Просто брали деньги за профилактику — на тот гипотетический случай, если кто-нибудь да наедет на ваших подопечных? Вы бы их тогда взялись защищать… Вы даже скорее всего были уверены, что ничего такого никогда не случится. Так зачем отказываться от денег, от мзды за “крышу”, если так принято? И вдруг оказалось, что дамы, возможно, причастны к криминалу… Поэтому-то вы и препятствовали мне, когда дело дошло до Осич и Амалии?
   — Ну, в общем… Да, — нехотя согласился лейтенант. — В чем-то вы правы. Но, заметьте, когда я понял, что все очень серьезно… Я перешел на вашу сторону, Аня. Я, в общем-то, всегда был на вашей стороне. Исключение — некоторые мои действия, которые я предпринимал поначалу для того, чтобы не вовлекать Кудинову и Осич в это дело.., оградить их… Все-таки понимаете…
   — Понимаю. Деньги-то вы с них брали.
* * *
   Салон “Молодость” был на замке. Дома Амалии Кудиновой тоже не оказалось.
   — Уехала. Куда — не знаю. Она мне ничего не говорит.
   Хозяин дома и супруг многомудрой Амалии, Алексей Борисович Кудинов, как всегда, едва держался на ногах. Даже говорил на этот раз с большим трудом.
   Но фразы эти повторял с редкими для пьяного человека последовательностью и упорством.
   — Уехала, уехала Амалия… Куда — не знаю. Она мне ничего не говорит, — повторял он как заведенный…
   И Светлова с Вогулом, сделав плавный разворот, отправились куда глаза глядят.
   Чтобы хоть по крайней мере не маячить подозрительно рядом с салоном.
   — Может быть, вечерком, поближе к ночи в салон заявиться?
   — Может быть…
   — А что, если поговорить пока еще раз с Осич?
   — Интересно, как?
   — Очень просто…
   — Не вижу тут ничего простого. Она может отказаться явиться в милицию. Какие у меня основания ее вызывать на допрос?
   — При чем тут допрос? Не знаете, как назначают встречи? Позвоните — и предложите увидеться…
   — Как — просто так и предложить?!
   — Не “просто”! Скажите, что все знаете. И если не приедет, то.., в общем, припугните, вы же все-таки из милиции!
   — А если мы ошибаемся? Представляете, каким я буду выглядеть дураком?
   — А вот это не самое страшное! Выглядеть дураком лучше, чем мертвецом!
   — Знаете, я все-таки как-то не уверен…
   — Отказываетесь?
   — Пока да, отказываюсь от этой авантюры.
   — О'кей.., хорошо! Поедем тогда в “Ночку” выпьем кофе. При свете дня, мне кажется, многомудрая Амалия все равно вряд ли появится. А я вам пока кое-что еще расскажу.
* * *
   Чтобы скоротать время, Аня еще раз, в деталях, пересказала Вогулу свои разговоры с Кривошеевым и с Осич — насчет гелей.
   — Не может этого все-таки быть, — удивлялся Вогул. — Чтобы Кудинова порешила эту свою клиентку, а Валя Осич — Галину Кривошееву.
   — Может! Теперь понимаете, что к чему?
   — Все равно как-то не верится.
   — Хватит предаваться сомнениям, — решительно сказала Светлова. — Теперь настала очередь действовать. Теперь пришла пора встреч.
* * *
   Наконец и Богул решительно поднялся с кресла, где сидел уютно с чашкой кофе.
   — Надо ехать.
   — Один даже и не думайте, — предупредила Аня лейтенанта. — Я, видите ли.., никак не могу это пропустить.
   — Ну хорошо… Только подождете меня в машине, если я буду с Амалией разговаривать. Я, в общем-то, разумеется, не думаю, что это займет много времени. Но если мы появимся вдвоем — все испортим. Эта женщина вряд ли станет откровенничать в вашем присутствии. Другое дело со мной. Мне, думаю, удастся ее разговорить.
   «Неужели? — постаралась скрыть свое изумление Светлова. — Отчего Богул так уверен, что Амалия станет откровенничать именно с ним.., и наедине?»
   — Богул! Надеюсь, вы понимаете, что это опасно?
   — Это совсем не опасно.., пока подозреваемый Не догадывается, что мы его подозреваем.
   — А вы думаете, Осич Амалию еще не предупредила?
   — Думаю, Валентина не посмела признаться милой подруге, что выдала ее со всеми потрохами.
   — Ну что ж, будем рассчитывать именно на это.
   Поплутав по переулкам, они наконец выехали к салону красоты “Молодость”.
   Машину остановили невдалеке, так, чтобы ее не было видно из окон. Зато всех входящих и выходящих из салона видно было отлично.