Страница:
— Ну, милая, дорогая Аня, таких допущений делать я не имею никакого права! — довольно резко отрезал Гор.
— Соломон Григорьевич, — осторожно спросила Аня, — а Немая рассказывает вам обо всем — до донышка?
— Не думаю… По-моему, есть что-то, на что у Немой существует еще более сильный запрет, чем на детские впечатления. И она начинает биться буквально в истерике, едва только об этом заходит речь.
— Это когда вы спрашиваете о ее сегодняшней жизни?
— Да.
— А говорить она по-прежнему может только с вами — и в состоянии гипноза?
— Увы…
— И.., как же все будет дальше?
— Надо продолжать работать. Она перспективная.
Глава 11
Глава 12
— Соломон Григорьевич, — осторожно спросила Аня, — а Немая рассказывает вам обо всем — до донышка?
— Не думаю… По-моему, есть что-то, на что у Немой существует еще более сильный запрет, чем на детские впечатления. И она начинает биться буквально в истерике, едва только об этом заходит речь.
— Это когда вы спрашиваете о ее сегодняшней жизни?
— Да.
— А говорить она по-прежнему может только с вами — и в состоянии гипноза?
— Увы…
— И.., как же все будет дальше?
— Надо продолжать работать. Она перспективная.
Глава 11
Милиционеры наспех присыпали разрытые под яблонями ямы.
Трагически вздыхая, хозяйка дома проводила “гостей” до калитки и заперла ее вслед за ними на крепкую щеколду.
Эта бедная женщина — впрочем, надо признать, недурно поправившая свои финансовые дела, — конечно, даже и не подозревала, насколько она окажется правой. Ну, насчет того, что после раскопок ей тут, может статься, житья не будет.
Так оно и вышло. Такой домик, подумала Светлова, теперь вполне может стать музеем криминалистики — музеем под открытым небом.
И поток любопытствующих и жадных до ужасов граждан не иссякнет на долгие годы.
Только вряд ли такая дама переедет теперь из Рукомойска. Анна подозревала, что хозяйка дома просто станет брать плату за посещение.
Эх, проспать бы эдак часиков двенадцать!..
— Отарик нашелся! — с трудом скрывая ликование, сообщил Богул.
— Что вы с ним делаете? — забеспокоилась Аня.
— Я его, представьте, не съел! Тоже мне… Заступница! Я его.., расспрашиваю. Всего лишь! Только вот приступил…
Расстояния в городе были еще те… Через полчаса Светлова была уже в милицейском пятистенке. Слово, вместо которого Светлову так и тянуло постоянно говорить: “застенке”.
И ровно столько же, минут тридцать, понадобилось Богулу, чтобы получить ответ на бесконечно интересующий его вопрос.
Наверное, это был самый короткий допрос в мире… Рекорд для Книги Гиннесса.
У стола сидел напуганный и какой-то немного растрепанный Отарик.
— Это он сам.., явился сюда такой непричесанный, — торопливо предупредил Богул, уловив Анин подозрительный взгляд. — Я его только спрашивал.
— А он только отвечал! И потому такой помятый. Понятно… Ну и что он сказал? Откуда у него часы?
— Держитесь крепче!
— Держусь.
— Немая подарила.
— Что?
— Да, представьте… Романтический подарок от любимой девушки.
— Так… Интересно.
Богул покосился на Кикалишвили и подмигнул Светловой:
— Может, покурим?
Некурящая Светлова ответила взглядом на многозначительное подмигивание Богула.
— Покурим.
Лейтенант вышел следом за Светловой в коридор.
— Ну, что вы обо всем этом думаете? — сразу спросил он.
— А девушка не намекала ему, хотя бы жестами, откуда у нее появилась возможность делать такие подарки?
— Вы хотите знать, не рассказывала ли она ему о часах?
— Да, откуда появились у нее такие часики?
— Ну, разумеется, Аня, я не дурак. Первым делом, знаете ли, поинтересовался.
— И?
Лейтенант иронически хмыкнул:
— “Жестами”! Скажете тоже… Это почти как шутка Фоменко на “Русском радио”: “Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан”.
— Мне уже не смешно, — Светлова вздохнула. — Я совсем запуталась с этой Немой… Ну? Так что он сказал?
Богул покачал головой:
— Нет. Кикалишвили клянется, что ничего не знает о том, откуда она взяла такие часы. Хоть и не отрицает, что находился с Немой в романтических отношениях.
— Интересно, как он с ней все-таки общался?
— Увы, они говорили только на языке любви, а на этом языке историю появления часов да еще с подробностями, необходимыми для следствия, не расскажешь!
— Получается, напрасно мы радовались, что Отарик нашелся. В общем, — это…
— Да, в общем, вы правы.., это тупик. — Богул взглянул на Светлову с самой кислой из всех имеющихся в его арсенале гримас и произнес слово, которое вертелось неотвязно в голове у нее самой: тупик.
— Богул, но почему вы все-таки ему верите, этому Старику? Насчет часов? Может быть, он врет, что это Немая ему их подарила?
— Скорей всего не врет.
— Как так?
— А так… Вы еще кое-чего не знаете.
— Поясните.
— Фамилия его все карты нам путает.
— Кикалишвили?
— Ну да… Я тут навел справки дополнительные… Оказывается, он двоюродный брат знаменитого Джимми… Кузен, так сказать.
— Джимми? — с недоумением взглянула на Богула Светлова. — Не понимаю…
— Это очень известная в криминальном мире личность.
— Что за личность?
— Да есть такая знаменитая парочка… Два угонщика автомобилей, наркоманы Джимми и Джонни.
— Угонщики автомобилей?! — ахнула Светлова.
— Представьте… Увы! Угонщики автомобилей. Грузины. Работают в Москве. Обычно они отслеживают покупателя автомобиля. Ждут, когда тот заедет купить сигнализацию — как правило, так все покупатели делают. Пока хозяин занимается покупками, они за пять минут выбивают окно…
— Ювелирно, — похвалила Светлова.
— Да, в мастерстве парочке не откажешь. Кстати, это фирменный стиль именно грузин угонщиков. Например, ингуши ленятся вскрывать авто. Они просто-напросто выбрасывают водителя из машины. Грубо, но и эффективно… А вот грузины работают ювелирно.
— Ну и дела!
— Вот и я говорю… Спрашивается, имея такого кузена, вы бы бросили на дороге дорогущую иномарку?
— Вопрос в самую точку…
— Что же это получается?! Кузен Джимми, понимаете ли, трудится не щадя живота, выслеживая где-то там в Москве лопоухих автовладельцев, а Отарик тут у нас разбрасывается доставшимся ему добром? Ему что, брату трудно позвонить?
— Да… — Светлова вздохнула. — Наверное, я бы не бросила при таких условиях машину… Но у меня, к счастью, нет таких кузенов.
— В общем, это тупик. Отарик явно ни при чем в этой истории с часами.
— Ну, хорошо: пусть Отарик Кикалишвили не причастен к исчезновению этих людей… Потому что, если бы виновен был он, исчезали бы прежде всего автомобили. При таких-то родственных связях… Пусть так. Согласна.
— Еще бы вы не согласились…
— Хорошо. Пусть Отарик Кикалишвили чист и светел, как облачко на майском небе, синем-синем, чистом-чистом… Но…
— Что — но?
— Неужели вы все-таки отпустите Отара Кикалишвили?
— Наверное.
— Не знаю, почему, но мне это совершенно не нравится! — Аня вздохнула. — Кстати, она скоро должна там быть.
Лейтенант задумчиво кивнул: мол, понял, что речь идет о Скворцовой и докторе Горенштейне.
— Как, думаете, там сложатся дела? — спросил он. — Не приближается ли эта канитель к завершению?
— Как дела? Придется ждать, пока Горенштейн найдет возможность поговорить о часах с нашей загадочной девушкой. Получается, что иного выхода у нас нет.
— Время, однако, работает в данном случае не на нас, — заметил лейтенант. — Впрочем, я понимаю, что давить на вашего Гора бессмысленно.
Аня посмотрела на часы:
— Я, пожалуй, поеду.
Когда Анна появилась в доме доктора, наполненном, как всегда, птичьим щебетом и запахом цветов, оказалось, что Марина Скворцова еще не пришла.
— Не знаю, не знаю, дорогая, — только и развел руками в ответ на Анины торопливые вопросы доктор Горенштейн. — Откуда мне знать, где она и почему опаздывает? Мое дело — сеансы, ваше — обеспечить посещаемость. Что вы тут детский сад развели? Я что, следить за ней должен? Бегать, искать, за ручку приводить? Она уже девочка большая.. А у меня и других забот хватает.
— Доктор, — попросила Светлова, — а не могли бы вы, пока мы ее ждем, почитать мне еще ту вашу книжечку?
— Какую еще книжечку, дорогая?
— Ну, про пациентку, которая пила много воды…
— Про пациентку Брейера?
— Да…
— А что вас так в ней заинтересовало?
— Видите ли… В общем… Скажите, Гор, а не может ли случиться так, что с одним и тем же человеком повторяется нечто очень похожее?
— Поясните.
— Ну, некто вляпывается в одно и то же…
— Очень доходчиво пояснили свою мысль! Насколько я понимаю, вас интересует точка зрения Фрейда на “повторение”? Характерное для невротиков навязчивое повторение?
— Точно! Меня ужасно интересует именно навязчивое повторение!
— Ну, видите ли… Всем известны люди, у которых отношения с другими людьми складываются по одному и тому же образцу.
— То есть?
— Ну… Это и “несчастные благодетели”, которых постоянно покидают неблагодарные питомцы… И влюбленные, у которых романы всегда заканчиваются одинаково. И мужчины, которых непременно предают друзья и “раз за разом” у них рушится “настоящая мужская дружба”…
— Да-да… — согласно кивнула Светлова. — Бывает!
— Но мы, в общем, мало удивляемся этому “возвращению одного и того же”, когда находим черту характера, которая и приводит к повторению этих финалов, снова и снова приводит к повторению одинаковых ситуаций и переживаний. Или когда мы наблюдаем активные действия такого человека, которые — всем окружающим это понятно! — именно так и должны каждый раз заканчиваться.
— Ну, в общем, конечно: черта характера и собственные действия такого человека “возвращение одного и того же” объясняют, — согласилась Светлова.
— Однако гораздо большее впечатление на нас производят случаи, когда такой человек переживает нечто пассивно и никакого его влияния на ситуацию не наблюдается… И тем не менее его судьба снова и снова повторяется!
— Вот-вот!
— Классический пример, приведенный еще стариком Фрейдом: судьба женщины, которая три раза подряд выходила замуж, причем все ее мужья заболевали и ей приходилось ухаживать за ними до самой их смерти.
— И что же?
Гор открыл книгу и торжественно прочел:
— “На основании таких наблюдений над судьбой отдельных людей мы найдем в себе смелость выдвинуть гипотезу, что в психической жизни действительно имеется тенденция к навязчивому повторению…"
Он сделал многозначительную паузу:
— “Во всяком случае, взвесив все обстоятельства, мы можем уяснить многое, касающееся того, что можно было бы назвать судьбой, и перестанем ощущать потребность во введении нового таинственного мотива”.
Горенштейн захлопнул толстый том.
— Вы думаете, Гор, то, что произошло с девушкой, это фрейдовское “возвращение одного и того же”?
— Я ничего не могу утверждать.
— Впрочем, можете не отвечать. Вы уже и так много сказали. Гораздо важнее для меня теперь предположение, что роль Немой при таком “повторении” может быть и пассивной.
"Не обязательно — совсем не обязательно! — что в этих исчезновениях людей, — подумала Светлова, — Марине Скворцовой отведена роль активного действующего лица”.
— Не желаете еще пример — на этот раз из литературной классики, который любил приводить старик Фрейд?
— Давайте… Не помешает.
— Так вот, дорогая… У Торквато Тассо в его романтическом эпосе герой нечаянно убивает свою возлюбленную Клоринду, когда она сражается с ним, используя вооружение рыцаря-неприятеля.
— Бедняжка…
— После похорон возлюбленной Клоринды убитый горем герой проникает в страшный волшебный лес и разрубает там своим мечом высокое дерево. И вдруг из раны этого дерева потекла кровь! И он слышит голос Клоринды, душа которой заключена в этом дереве. Она жалуется, что он снова причинил ей боль.
— Дважды, бедняжка!
— Я именно об этом вам и толкую.
— Интересно! — вздохнула Светлова. — Похоже, однако, что ваши здешние леса не менее страшные и волшебные…
— Ну, вы уж так напрямую все не воспринимайте, дорогая! — обеспокоенно взглянул на Светлову доктор Гор. — У нас тут, конечно, кое-что случается… Но все-таки… Держитесь, милая моя!
— Изо всех сил, — пообещала Светлова. Аня посидела еще с полчаса, распивая с Горенштейном чаи, но девушка так и не появилась.
Ощущение было не из приятных: прежде Немая не пропускала ни одного сеанса. Это случилось с ней впервые.
— Соломон Григорьевич, — попросила Аня перед уходом, — когда вы снова станете с ней общаться… Спросите, откуда у нее часы, которые она подарила своему другу Отару Кикалишвили…
— Это так обязательно — про часы?
— Да, увы.., обязательно. Это очень важно.
— Выходите! Мы возле “Ночки”.
Голос Богула.
— Мы — это кто? — зевнула Светлова.
— Увидите.
— Что случилось-то?
— Увидите.
— Да что вы заладили: увидите, увидите!.. Все-таки вы, Богул, милиционер, а не Дед Мороз… Ваша любовь к сюрпризам давно меня настораживает…
— Переживете.
— Машину, что ли, опять нашли на вашей “бермудской” трассе?
— Говорю вам: поторапливайтесь.
— Не скажете — никуда не пойду! — надулась Светлова.
— Еще раз говорю: напяливайте мигом свои шмотки — и выходите! — В трубке послышались гудки.
— Упрямый, как осел, бесцеремонный, как мент! — Светлова, чертыхаясь, натянула джинсы и куртку и, поеживаясь, вышла на улицу.
В милицейском “газике” у ворот, кроме водителя и Богула, неожиданно оказался Кикалишвили.
Едва Светлова забралась в машину, “газик” дернулся с места — разумеется, с присущей этой модели автомобиля “грациозностью и плавностью”…
Светлова, чертыхнувшись, потерла ушибленный локоть и вопросительно поглядела на Богула.
— Вот послушайте, Светлова, что он говорит! — кратко кивнул на друга Отарика лейтенант Богул.
И Кикалишвили, как заученное стихотворение, затараторил, повинуясь этому кивку, словно приказу, то, что повторял уже, по-видимому, не раз:
— Мы договорились с Мариночкой встретиться, как всегда. Я ее ждал на обычном месте. Мы там встречались, а потом ехали сюда…
Между тем, свернув с трассы на песчаную, шишкинскую, белеющую в темноте дорогу, милицейский “газик” с Богулом, Светловой и Кикалишвили въехал в приятный на вид живописный сосновый лесок.
— Я ее ждал, как мы договорились… На обычном месте!
Аня кивала, слушая рассказ Отарика Кикалишвили.
Светлова припомнила, как однажды она уже стала свидетельницей свидания Кикалишвили и Немой. Так вот куда они потом заторопились!..
Понятное дело: автомобильная любовь… Не нужно никаких гостиниц и мотелей. Джип — и в лесок.
— Но ее все не было… — тараторил Кикалишвили. — А потом… Не знаю, почему, но я потом сюда приехал.
— Не знаете, почему? — с инквизиторским дружелюбием в голосе уточнил Богул.
— Я не знаю… То есть знаю! — испугался Отарик. — Потому что я везде Мариночку искал — и уже не знал даже, где еще ее искать! Ее нигде не было. И почему-то, уже не зная, куда еще ткнуться, заехал сюда. И думал, может, мы разминулись? Я ведь опоздал! А что, если она решила поехать прямо сюда, в лес? Ну вот… И я тоже поехал в этот наш лес. Подъезжаю, выхожу из машины. А она…
Милицейский “газик”, повинуясь указаниям Отарика, попетлял между деревьями и остановился.
За окнами была полутьма, из нее выступали темные, резкие, подсвеченные луной силуэты деревьев и кустов.
— Выходим! — скомандовал Богул.
Они вылезли из “газика”. Хлопнули дверцы.
— И что? — почему-то шепотом спросила Аня. — Я ничего не вижу…
Наверное, действительно ничего, кроме деревьев, не было… Но в тишине, которую не нарушал больше шум двигателя, раздавался странный жутковатый звук…
Это был скрип, исходивший откуда-то сверху.
И Ане, как в детстве, когда пугаешься всему непонятному, отчего-то захотелось вдруг зажмуриться… Она подняла голову.
Толстый сосновый сук немного надломился под тяжестью болтающегося на толстой веревке тела Немой. И потому при порывах ветра, когда мертвое тело раскачивалось, сосновый сук скверно и надсадно скрипел.
Теперь Светловой хотелось не только зажмуриться, но и заткнуть уши.
«Да что же это за территория такая “бермудская”, — с некоторым ужасом думала она, — по которой можно передвигаться, только закрыв глаза и заткнув покрепче уши?!»
Тем не менее, несмотря на “некоторый ужас”, Анна успела все-таки обратить внимание, что и друг Отарик, несмотря на свой мужественный волосатый и бандитский вид, тоже пытается заткнуть уши.
Только Богул деловито отдавал водителю распоряжения.
"Не повезет его будущим ученикам, — мимоходом и отстранение заметила про себя Светлова. — Нервы стальные — как раз для педагогической работы! Такого учителя двоечникам-мучителям кнопками под зад не пронять… Сам кого хочешь в бараний рог скрутит”.
Водитель между тем подогнал “газик” под дерево. А Богул забрался на крышу машины и принялся не торопясь рассматривать веревку, захлестнутую на шее удавленницы.
Скрип между тем продолжался.
— Да снимите же вы ее! — взмолился Отарик.
— Да, щас.., как же! — хмыкнул лейтенант. — Разбежался! А улики? Узел, веревка?.. Мне что, и посмотреть нельзя?! Что ж ты ее не снял, когда нашел? Я еще это постараюсь выяснить…
— А что выяснять-то?
— Так что ты меня, дорогой, не торопи, а то, пожалуй, я начну интересоваться, почему ты так торопишься.
— Да я.., я же.., неужели вы думаете?! — испуганно зачастил Отарик.
— К тому же, — Богул вздохнул, впервые выдав свои чувства, — ей уже не поможешь. Судя по степени окоченения, — он дотронулся до руки удавленницы и остановил раскачивание жуткого маятника, — ей уже давно не поможешь.
— Ужасно! — Светлова отвернулась.
— У тебя что, денег на квартиру нет, что ли? — набросился вдруг Богул опять на Отарика. — Почему вы в лесу-то встречались?
— Да нет, что вы… Не в этом дело, не в деньгах. Просто… Ну иногда так было удобнее. Быстрее. Пока до города доедешь… Время! А в мотеле, сами понимаете, ей неудобно. Она ведь там работает. Что хозяева скажут?!
— Ну, что хозяева скажут — это мы выясним, — сурово пообещал Богул. И уже почти угрожающе добавил:
— Мы все выясним — не беспокойся!
— Да я и не беспокоюсь, — парировал Отарик, пробуя изобразить беспечность.
Но удавалось ему это плохо.
Трагически вздыхая, хозяйка дома проводила “гостей” до калитки и заперла ее вслед за ними на крепкую щеколду.
Эта бедная женщина — впрочем, надо признать, недурно поправившая свои финансовые дела, — конечно, даже и не подозревала, насколько она окажется правой. Ну, насчет того, что после раскопок ей тут, может статься, житья не будет.
Так оно и вышло. Такой домик, подумала Светлова, теперь вполне может стать музеем криминалистики — музеем под открытым небом.
И поток любопытствующих и жадных до ужасов граждан не иссякнет на долгие годы.
Только вряд ли такая дама переедет теперь из Рукомойска. Анна подозревала, что хозяйка дома просто станет брать плату за посещение.
* * *
Луна, висящая на ветках яблонь, побледнела. Светлова хотела только одного — спать, спать и спать.Эх, проспать бы эдак часиков двенадцать!..
* * *
Но не тут-то было… Уже в десять утра ее разбудил телефон. Едва услышав в трубке: “Это Богул”, Аня поняла: что-то случилось.— Отарик нашелся! — с трудом скрывая ликование, сообщил Богул.
— Что вы с ним делаете? — забеспокоилась Аня.
— Я его, представьте, не съел! Тоже мне… Заступница! Я его.., расспрашиваю. Всего лишь! Только вот приступил…
Расстояния в городе были еще те… Через полчаса Светлова была уже в милицейском пятистенке. Слово, вместо которого Светлову так и тянуло постоянно говорить: “застенке”.
И ровно столько же, минут тридцать, понадобилось Богулу, чтобы получить ответ на бесконечно интересующий его вопрос.
Наверное, это был самый короткий допрос в мире… Рекорд для Книги Гиннесса.
У стола сидел напуганный и какой-то немного растрепанный Отарик.
— Это он сам.., явился сюда такой непричесанный, — торопливо предупредил Богул, уловив Анин подозрительный взгляд. — Я его только спрашивал.
— А он только отвечал! И потому такой помятый. Понятно… Ну и что он сказал? Откуда у него часы?
— Держитесь крепче!
— Держусь.
— Немая подарила.
— Что?
— Да, представьте… Романтический подарок от любимой девушки.
— Так… Интересно.
Богул покосился на Кикалишвили и подмигнул Светловой:
— Может, покурим?
Некурящая Светлова ответила взглядом на многозначительное подмигивание Богула.
— Покурим.
Лейтенант вышел следом за Светловой в коридор.
— Ну, что вы обо всем этом думаете? — сразу спросил он.
— А девушка не намекала ему, хотя бы жестами, откуда у нее появилась возможность делать такие подарки?
— Вы хотите знать, не рассказывала ли она ему о часах?
— Да, откуда появились у нее такие часики?
— Ну, разумеется, Аня, я не дурак. Первым делом, знаете ли, поинтересовался.
— И?
Лейтенант иронически хмыкнул:
— “Жестами”! Скажете тоже… Это почти как шутка Фоменко на “Русском радио”: “Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан”.
— Мне уже не смешно, — Светлова вздохнула. — Я совсем запуталась с этой Немой… Ну? Так что он сказал?
Богул покачал головой:
— Нет. Кикалишвили клянется, что ничего не знает о том, откуда она взяла такие часы. Хоть и не отрицает, что находился с Немой в романтических отношениях.
— Интересно, как он с ней все-таки общался?
— Увы, они говорили только на языке любви, а на этом языке историю появления часов да еще с подробностями, необходимыми для следствия, не расскажешь!
— Получается, напрасно мы радовались, что Отарик нашелся. В общем, — это…
— Да, в общем, вы правы.., это тупик. — Богул взглянул на Светлову с самой кислой из всех имеющихся в его арсенале гримас и произнес слово, которое вертелось неотвязно в голове у нее самой: тупик.
— Богул, но почему вы все-таки ему верите, этому Старику? Насчет часов? Может быть, он врет, что это Немая ему их подарила?
— Скорей всего не врет.
— Как так?
— А так… Вы еще кое-чего не знаете.
— Поясните.
— Фамилия его все карты нам путает.
— Кикалишвили?
— Ну да… Я тут навел справки дополнительные… Оказывается, он двоюродный брат знаменитого Джимми… Кузен, так сказать.
— Джимми? — с недоумением взглянула на Богула Светлова. — Не понимаю…
— Это очень известная в криминальном мире личность.
— Что за личность?
— Да есть такая знаменитая парочка… Два угонщика автомобилей, наркоманы Джимми и Джонни.
— Угонщики автомобилей?! — ахнула Светлова.
— Представьте… Увы! Угонщики автомобилей. Грузины. Работают в Москве. Обычно они отслеживают покупателя автомобиля. Ждут, когда тот заедет купить сигнализацию — как правило, так все покупатели делают. Пока хозяин занимается покупками, они за пять минут выбивают окно…
— Ювелирно, — похвалила Светлова.
— Да, в мастерстве парочке не откажешь. Кстати, это фирменный стиль именно грузин угонщиков. Например, ингуши ленятся вскрывать авто. Они просто-напросто выбрасывают водителя из машины. Грубо, но и эффективно… А вот грузины работают ювелирно.
— Ну и дела!
— Вот и я говорю… Спрашивается, имея такого кузена, вы бы бросили на дороге дорогущую иномарку?
— Вопрос в самую точку…
— Что же это получается?! Кузен Джимми, понимаете ли, трудится не щадя живота, выслеживая где-то там в Москве лопоухих автовладельцев, а Отарик тут у нас разбрасывается доставшимся ему добром? Ему что, брату трудно позвонить?
— Да… — Светлова вздохнула. — Наверное, я бы не бросила при таких условиях машину… Но у меня, к счастью, нет таких кузенов.
— В общем, это тупик. Отарик явно ни при чем в этой истории с часами.
— Ну, хорошо: пусть Отарик Кикалишвили не причастен к исчезновению этих людей… Потому что, если бы виновен был он, исчезали бы прежде всего автомобили. При таких-то родственных связях… Пусть так. Согласна.
— Еще бы вы не согласились…
— Хорошо. Пусть Отарик Кикалишвили чист и светел, как облачко на майском небе, синем-синем, чистом-чистом… Но…
— Что — но?
— Неужели вы все-таки отпустите Отара Кикалишвили?
— Наверное.
— Не знаю, почему, но мне это совершенно не нравится! — Аня вздохнула. — Кстати, она скоро должна там быть.
Лейтенант задумчиво кивнул: мол, понял, что речь идет о Скворцовой и докторе Горенштейне.
— Как, думаете, там сложатся дела? — спросил он. — Не приближается ли эта канитель к завершению?
— Как дела? Придется ждать, пока Горенштейн найдет возможность поговорить о часах с нашей загадочной девушкой. Получается, что иного выхода у нас нет.
— Время, однако, работает в данном случае не на нас, — заметил лейтенант. — Впрочем, я понимаю, что давить на вашего Гора бессмысленно.
Аня посмотрела на часы:
— Я, пожалуй, поеду.
* * *
Впрочем, оказалось, что торопилась Светлова к Гору напрасно.Когда Анна появилась в доме доктора, наполненном, как всегда, птичьим щебетом и запахом цветов, оказалось, что Марина Скворцова еще не пришла.
— Не знаю, не знаю, дорогая, — только и развел руками в ответ на Анины торопливые вопросы доктор Горенштейн. — Откуда мне знать, где она и почему опаздывает? Мое дело — сеансы, ваше — обеспечить посещаемость. Что вы тут детский сад развели? Я что, следить за ней должен? Бегать, искать, за ручку приводить? Она уже девочка большая.. А у меня и других забот хватает.
— Доктор, — попросила Светлова, — а не могли бы вы, пока мы ее ждем, почитать мне еще ту вашу книжечку?
— Какую еще книжечку, дорогая?
— Ну, про пациентку, которая пила много воды…
— Про пациентку Брейера?
— Да…
— А что вас так в ней заинтересовало?
— Видите ли… В общем… Скажите, Гор, а не может ли случиться так, что с одним и тем же человеком повторяется нечто очень похожее?
— Поясните.
— Ну, некто вляпывается в одно и то же…
— Очень доходчиво пояснили свою мысль! Насколько я понимаю, вас интересует точка зрения Фрейда на “повторение”? Характерное для невротиков навязчивое повторение?
— Точно! Меня ужасно интересует именно навязчивое повторение!
— Ну, видите ли… Всем известны люди, у которых отношения с другими людьми складываются по одному и тому же образцу.
— То есть?
— Ну… Это и “несчастные благодетели”, которых постоянно покидают неблагодарные питомцы… И влюбленные, у которых романы всегда заканчиваются одинаково. И мужчины, которых непременно предают друзья и “раз за разом” у них рушится “настоящая мужская дружба”…
— Да-да… — согласно кивнула Светлова. — Бывает!
— Но мы, в общем, мало удивляемся этому “возвращению одного и того же”, когда находим черту характера, которая и приводит к повторению этих финалов, снова и снова приводит к повторению одинаковых ситуаций и переживаний. Или когда мы наблюдаем активные действия такого человека, которые — всем окружающим это понятно! — именно так и должны каждый раз заканчиваться.
— Ну, в общем, конечно: черта характера и собственные действия такого человека “возвращение одного и того же” объясняют, — согласилась Светлова.
— Однако гораздо большее впечатление на нас производят случаи, когда такой человек переживает нечто пассивно и никакого его влияния на ситуацию не наблюдается… И тем не менее его судьба снова и снова повторяется!
— Вот-вот!
— Классический пример, приведенный еще стариком Фрейдом: судьба женщины, которая три раза подряд выходила замуж, причем все ее мужья заболевали и ей приходилось ухаживать за ними до самой их смерти.
— И что же?
Гор открыл книгу и торжественно прочел:
— “На основании таких наблюдений над судьбой отдельных людей мы найдем в себе смелость выдвинуть гипотезу, что в психической жизни действительно имеется тенденция к навязчивому повторению…"
Он сделал многозначительную паузу:
— “Во всяком случае, взвесив все обстоятельства, мы можем уяснить многое, касающееся того, что можно было бы назвать судьбой, и перестанем ощущать потребность во введении нового таинственного мотива”.
Горенштейн захлопнул толстый том.
— Вы думаете, Гор, то, что произошло с девушкой, это фрейдовское “возвращение одного и того же”?
— Я ничего не могу утверждать.
— Впрочем, можете не отвечать. Вы уже и так много сказали. Гораздо важнее для меня теперь предположение, что роль Немой при таком “повторении” может быть и пассивной.
"Не обязательно — совсем не обязательно! — что в этих исчезновениях людей, — подумала Светлова, — Марине Скворцовой отведена роль активного действующего лица”.
— Не желаете еще пример — на этот раз из литературной классики, который любил приводить старик Фрейд?
— Давайте… Не помешает.
— Так вот, дорогая… У Торквато Тассо в его романтическом эпосе герой нечаянно убивает свою возлюбленную Клоринду, когда она сражается с ним, используя вооружение рыцаря-неприятеля.
— Бедняжка…
— После похорон возлюбленной Клоринды убитый горем герой проникает в страшный волшебный лес и разрубает там своим мечом высокое дерево. И вдруг из раны этого дерева потекла кровь! И он слышит голос Клоринды, душа которой заключена в этом дереве. Она жалуется, что он снова причинил ей боль.
— Дважды, бедняжка!
— Я именно об этом вам и толкую.
— Интересно! — вздохнула Светлова. — Похоже, однако, что ваши здешние леса не менее страшные и волшебные…
— Ну, вы уж так напрямую все не воспринимайте, дорогая! — обеспокоенно взглянул на Светлову доктор Гор. — У нас тут, конечно, кое-что случается… Но все-таки… Держитесь, милая моя!
— Изо всех сил, — пообещала Светлова. Аня посидела еще с полчаса, распивая с Горенштейном чаи, но девушка так и не появилась.
Ощущение было не из приятных: прежде Немая не пропускала ни одного сеанса. Это случилось с ней впервые.
— Соломон Григорьевич, — попросила Аня перед уходом, — когда вы снова станете с ней общаться… Спросите, откуда у нее часы, которые она подарила своему другу Отару Кикалишвили…
— Это так обязательно — про часы?
— Да, увы.., обязательно. Это очень важно.
* * *
Сквозь ночной сон опять — телефон.— Выходите! Мы возле “Ночки”.
Голос Богула.
— Мы — это кто? — зевнула Светлова.
— Увидите.
— Что случилось-то?
— Увидите.
— Да что вы заладили: увидите, увидите!.. Все-таки вы, Богул, милиционер, а не Дед Мороз… Ваша любовь к сюрпризам давно меня настораживает…
— Переживете.
— Машину, что ли, опять нашли на вашей “бермудской” трассе?
— Говорю вам: поторапливайтесь.
— Не скажете — никуда не пойду! — надулась Светлова.
— Еще раз говорю: напяливайте мигом свои шмотки — и выходите! — В трубке послышались гудки.
— Упрямый, как осел, бесцеремонный, как мент! — Светлова, чертыхаясь, натянула джинсы и куртку и, поеживаясь, вышла на улицу.
В милицейском “газике” у ворот, кроме водителя и Богула, неожиданно оказался Кикалишвили.
Едва Светлова забралась в машину, “газик” дернулся с места — разумеется, с присущей этой модели автомобиля “грациозностью и плавностью”…
Светлова, чертыхнувшись, потерла ушибленный локоть и вопросительно поглядела на Богула.
— Вот послушайте, Светлова, что он говорит! — кратко кивнул на друга Отарика лейтенант Богул.
И Кикалишвили, как заученное стихотворение, затараторил, повинуясь этому кивку, словно приказу, то, что повторял уже, по-видимому, не раз:
— Мы договорились с Мариночкой встретиться, как всегда. Я ее ждал на обычном месте. Мы там встречались, а потом ехали сюда…
Между тем, свернув с трассы на песчаную, шишкинскую, белеющую в темноте дорогу, милицейский “газик” с Богулом, Светловой и Кикалишвили въехал в приятный на вид живописный сосновый лесок.
— Я ее ждал, как мы договорились… На обычном месте!
Аня кивала, слушая рассказ Отарика Кикалишвили.
Светлова припомнила, как однажды она уже стала свидетельницей свидания Кикалишвили и Немой. Так вот куда они потом заторопились!..
Понятное дело: автомобильная любовь… Не нужно никаких гостиниц и мотелей. Джип — и в лесок.
— Но ее все не было… — тараторил Кикалишвили. — А потом… Не знаю, почему, но я потом сюда приехал.
— Не знаете, почему? — с инквизиторским дружелюбием в голосе уточнил Богул.
— Я не знаю… То есть знаю! — испугался Отарик. — Потому что я везде Мариночку искал — и уже не знал даже, где еще ее искать! Ее нигде не было. И почему-то, уже не зная, куда еще ткнуться, заехал сюда. И думал, может, мы разминулись? Я ведь опоздал! А что, если она решила поехать прямо сюда, в лес? Ну вот… И я тоже поехал в этот наш лес. Подъезжаю, выхожу из машины. А она…
Милицейский “газик”, повинуясь указаниям Отарика, попетлял между деревьями и остановился.
За окнами была полутьма, из нее выступали темные, резкие, подсвеченные луной силуэты деревьев и кустов.
— Выходим! — скомандовал Богул.
Они вылезли из “газика”. Хлопнули дверцы.
— И что? — почему-то шепотом спросила Аня. — Я ничего не вижу…
Наверное, действительно ничего, кроме деревьев, не было… Но в тишине, которую не нарушал больше шум двигателя, раздавался странный жутковатый звук…
Это был скрип, исходивший откуда-то сверху.
И Ане, как в детстве, когда пугаешься всему непонятному, отчего-то захотелось вдруг зажмуриться… Она подняла голову.
Толстый сосновый сук немного надломился под тяжестью болтающегося на толстой веревке тела Немой. И потому при порывах ветра, когда мертвое тело раскачивалось, сосновый сук скверно и надсадно скрипел.
Теперь Светловой хотелось не только зажмуриться, но и заткнуть уши.
«Да что же это за территория такая “бермудская”, — с некоторым ужасом думала она, — по которой можно передвигаться, только закрыв глаза и заткнув покрепче уши?!»
Тем не менее, несмотря на “некоторый ужас”, Анна успела все-таки обратить внимание, что и друг Отарик, несмотря на свой мужественный волосатый и бандитский вид, тоже пытается заткнуть уши.
Только Богул деловито отдавал водителю распоряжения.
"Не повезет его будущим ученикам, — мимоходом и отстранение заметила про себя Светлова. — Нервы стальные — как раз для педагогической работы! Такого учителя двоечникам-мучителям кнопками под зад не пронять… Сам кого хочешь в бараний рог скрутит”.
Водитель между тем подогнал “газик” под дерево. А Богул забрался на крышу машины и принялся не торопясь рассматривать веревку, захлестнутую на шее удавленницы.
Скрип между тем продолжался.
— Да снимите же вы ее! — взмолился Отарик.
— Да, щас.., как же! — хмыкнул лейтенант. — Разбежался! А улики? Узел, веревка?.. Мне что, и посмотреть нельзя?! Что ж ты ее не снял, когда нашел? Я еще это постараюсь выяснить…
— А что выяснять-то?
— Так что ты меня, дорогой, не торопи, а то, пожалуй, я начну интересоваться, почему ты так торопишься.
— Да я.., я же.., неужели вы думаете?! — испуганно зачастил Отарик.
— К тому же, — Богул вздохнул, впервые выдав свои чувства, — ей уже не поможешь. Судя по степени окоченения, — он дотронулся до руки удавленницы и остановил раскачивание жуткого маятника, — ей уже давно не поможешь.
— Ужасно! — Светлова отвернулась.
— У тебя что, денег на квартиру нет, что ли? — набросился вдруг Богул опять на Отарика. — Почему вы в лесу-то встречались?
— Да нет, что вы… Не в этом дело, не в деньгах. Просто… Ну иногда так было удобнее. Быстрее. Пока до города доедешь… Время! А в мотеле, сами понимаете, ей неудобно. Она ведь там работает. Что хозяева скажут?!
— Ну, что хозяева скажут — это мы выясним, — сурово пообещал Богул. И уже почти угрожающе добавил:
— Мы все выясним — не беспокойся!
— Да я и не беспокоюсь, — парировал Отарик, пробуя изобразить беспечность.
Но удавалось ему это плохо.
Глава 12
"Насчет “выясним” — это, конечно, сильно сказано, — уныло думала Светлова. — Что уж мы там выясним? Вот это уже настоящий тупик! Немая уже теперь никогда не станет говорящей и никому ничего не расскажет. Ни доктору Горенштейну, никому. А ведь, считай, были мы с лейтенантом Богулом в двух шагах от цели. Еще немного — и, возможно, услышали бы от девушки объяснение загадок. Если это не самоубийство, то… Тот, кто это сделал, рассчитал все правильно.
Но кто это мог сделать?
Ну… Ее мог убить сам Кикалишвили. Потому что, скажем, никакие она ему часы не дарила и он все-таки причастен к этим историям с автомобилями. И все это — про часы — он наврал, чтобы выйти сухим из воды.
Был уверен, что, поскольку она немая, это сойдет ему с рук. А теперь, возможно, Кикалишвили узнал, что работа Гора подвигается, и решил девушку убрать, чтобы она не смогла его опровергнуть. Возможно, когда Светлова с Богулом в коридоре разговаривали, Отарик подслушивал.
Правда, в лесу Кикалишвили выглядел совершенно потрясенным и очень испуганным. И это все было, кажется, искренним, не сыгранным.
Или…
Как там говорил Гор? “Она была совсем маленькой девочкой, которая еще не знала, что такое “хорошо” и что такое “плохо”. А папа объяснил ей, что то, что он делает, совсем не страшно.
И в какой-то момент, скажем, года три назад, Марина Скворцова, возможно, после какого-то происшествия, ставшего дополнительным катализатором, продолжила папино “дело”… Семья маньяков!.. Кажется, наука уже выяснила, что это возможно.
Плохая наследственность? Так?
Она могла сделать это сама. Сама могла повеситься… Не смогла нести дальше, так сказать, непосильный груз вины за свои преступления.
Чушь! Не сама! Веревка захлестнута на такой высоте, что лейтенанту пришлось забираться на крышу “газика”, чтобы снять тело.
Стало быть, кто проделал то же самое до него — должен был тоже забраться на крышу машины.
Чтобы девушку повесить.
И это так очевидно и так бросается в глаза… Ну, ничего не боятся!
А почему? Хотят запугать?..
Кого? Ну, тут и к гадалке ходить не надо.
Ясно — кого!"
Вечером того же длинного дня, так страшно на рассвете начавшегося, Аня опять зашла к Туровским.
Пахло ванильными свежевыпеченными булочками. Светловой даже показалось, что они еще не знают, что случилось с Немой. Но потом Анна поняла — они намеренно… Знают. Но все равно пекут булочки. Главным образом для того, наверное, чтобы отключиться от своих мрачных мыслей.
Поэтому опять будет, как обычно, игра в подкидного дурака. Абажур. Чай…
Симпатичные Туровские и эта уютная, милая, безмятежная провинция!
Впрочем, часть этой милой, безмятежной провинции — и сбежавшая Амалечка Кудинова, и добродушная, приторговывающая детишками толстушка Осич.
Пока Туровские по-супружески дружно рука об руку хлопотали на кухне, вытаскивая противни с булочками, Светлова, несколько разнежившаяся в ванильном аромате, размышляла.
Итак, что же? Валечка и Амалечка?
Ну и что?
Допустим, в том, что Осич убирает Кривошееву, есть практический смысл. Жестокая, преступная, но логика.
Добавляем сюда Амалию Кудинову, которая, скажем, в свою очередь, убирает несчастную, подурневшую благодаря ее косметическим усилиям Айвазян. В этом тоже есть практический смысл. Опять — жестокая, преступная, но логика.
Осич — Кривошееву.
Кудинова — Айвазян.
Вот вам уже и цепочка таинственных исчезновений.
Может, одна другой помогала?
Вот вам уже и преступное сообщество.
Валечка и Амалечка…
И что делать с остальными?
Шматриков?
Вадим Алексеев?
И, наконец, Нина Фофанова?
Ответ — Немая. Маниакально — наследственно! — кровожадная девушка.
Немая могла быть подручной Осич, помощницей. У нее плохая наследственность: склонность к убийству в крови.
А Осич для Немой все равно что мать. Непререкаемый авторитет. И вот Немая, очевидно, все и делала.., всю грязную работу.
А теперь ее убрали.
Потому что благодаря Горенштейну девушка стала опасной: она еще немного и заговорила бы. То есть стала бы давать показания.
Осич девушку и убрала.
Аня даже, непроизвольно, только подумав об этом, заткнула уши, потому что скрип дерева, на котором раскачивалась Немая с ремнем на шее, до сих пор преследовал ее.
Или — нет?
Это могли сделать сразу обе. Сообщницы Осич и Кудинова, использовавшие странную девушку для расправы со своими клиентками и теперь заметавшие следы.
Но Осич сама рассказала Светловой о Горенштейне.
Очевидно, Осич была уверена, что он ни за что не согласится на сеансы. А поскольку Светлова все равно рано или поздно узнала бы о мастерстве Соломона Григорьевича, такая подсказка в помощь Светловой даже отводила от Осич подозрения.
Пахло ванильными свежевыпеченными булочками. Особый теплый свет на лицах…
Неспешный разговор ни о чем, скатерть — шелковистое касание бахромы, сопутствующее воспоминаниям о детстве какого-нибудь литературного персонажа — “Детство Никиты” или что-то в этом роде.
Глянец тасуемой новой карточной колоды.
Но и здешний уют уже померк — его омрачала гибель девушки. Бегство Кудиновой.
— Вообще-то, она была странной… — заметила Туровская, наливая Ане чай.
— Вы о ком? Об Амалии?
— Нет, ну что вы! Я, кстати, вовсе не думаю, что Амалечка, как все вокруг толкуют, сбежала. Я уверена, что она просто уехала по каким-то своим важным и неотложным делам и не успела никого предупредить. Может, даже она что-то Алексею и сказала… Но вы ведь знаете, какой он.., спьяну мог и не запомнить! Нет, когда я говорю “странная”, я имею в виду нашу Марину.., эту немую девочку…
— Да никакой она не была странной! Обыкновенная девчонка. Только несчастная, — возразил Туровский.
— Ленчик, ты пристрастен. Она тебе просто нравилась, поэтому ты не хочешь признать мою правоту. Но если по правде…
— Ну кто мне может нравиться, кроме тебя? И Леонид Туровский таким влюбленным взглядом посмотрел на жену, что Аня поверила: это сущая правда.
— Нет, нет! Что-то в ней было…
— Плохая наследственность? — иронически хмыкнул Туровский — Ну, что-то вроде… И я не вижу в этом ничего смешного! Весь город полнится слухами о том, что раскопали в доме, где она выросла.
— Да?
— Ужас! А ведь яблоко от яблони недалеко падает.
— Некорректное сравнение. Людей нельзя сравнивать с растениями, животными… Когда пишут:
"она как волчица” и тому подобное — все это литературщина. И по сути — неверно. Человек — это человек…
— Ты бы знал, что там в садике у этих “человеков”! Я не удивлюсь, если окажется… Что все эти случаи… Ну, о которых, знаете, болтают….
— Леночка, окстись! Это была хрупкая девушка. Как это возможно, чтобы такие преступления совершило такое эфемерное существо?!
Но кто это мог сделать?
Ну… Ее мог убить сам Кикалишвили. Потому что, скажем, никакие она ему часы не дарила и он все-таки причастен к этим историям с автомобилями. И все это — про часы — он наврал, чтобы выйти сухим из воды.
Был уверен, что, поскольку она немая, это сойдет ему с рук. А теперь, возможно, Кикалишвили узнал, что работа Гора подвигается, и решил девушку убрать, чтобы она не смогла его опровергнуть. Возможно, когда Светлова с Богулом в коридоре разговаривали, Отарик подслушивал.
Правда, в лесу Кикалишвили выглядел совершенно потрясенным и очень испуганным. И это все было, кажется, искренним, не сыгранным.
Или…
Как там говорил Гор? “Она была совсем маленькой девочкой, которая еще не знала, что такое “хорошо” и что такое “плохо”. А папа объяснил ей, что то, что он делает, совсем не страшно.
И в какой-то момент, скажем, года три назад, Марина Скворцова, возможно, после какого-то происшествия, ставшего дополнительным катализатором, продолжила папино “дело”… Семья маньяков!.. Кажется, наука уже выяснила, что это возможно.
Плохая наследственность? Так?
Она могла сделать это сама. Сама могла повеситься… Не смогла нести дальше, так сказать, непосильный груз вины за свои преступления.
Чушь! Не сама! Веревка захлестнута на такой высоте, что лейтенанту пришлось забираться на крышу “газика”, чтобы снять тело.
Стало быть, кто проделал то же самое до него — должен был тоже забраться на крышу машины.
Чтобы девушку повесить.
И это так очевидно и так бросается в глаза… Ну, ничего не боятся!
А почему? Хотят запугать?..
Кого? Ну, тут и к гадалке ходить не надо.
Ясно — кого!"
Вечером того же длинного дня, так страшно на рассвете начавшегося, Аня опять зашла к Туровским.
Пахло ванильными свежевыпеченными булочками. Светловой даже показалось, что они еще не знают, что случилось с Немой. Но потом Анна поняла — они намеренно… Знают. Но все равно пекут булочки. Главным образом для того, наверное, чтобы отключиться от своих мрачных мыслей.
Поэтому опять будет, как обычно, игра в подкидного дурака. Абажур. Чай…
Симпатичные Туровские и эта уютная, милая, безмятежная провинция!
Впрочем, часть этой милой, безмятежной провинции — и сбежавшая Амалечка Кудинова, и добродушная, приторговывающая детишками толстушка Осич.
Пока Туровские по-супружески дружно рука об руку хлопотали на кухне, вытаскивая противни с булочками, Светлова, несколько разнежившаяся в ванильном аромате, размышляла.
Итак, что же? Валечка и Амалечка?
Ну и что?
Допустим, в том, что Осич убирает Кривошееву, есть практический смысл. Жестокая, преступная, но логика.
Добавляем сюда Амалию Кудинову, которая, скажем, в свою очередь, убирает несчастную, подурневшую благодаря ее косметическим усилиям Айвазян. В этом тоже есть практический смысл. Опять — жестокая, преступная, но логика.
Осич — Кривошееву.
Кудинова — Айвазян.
Вот вам уже и цепочка таинственных исчезновений.
Может, одна другой помогала?
Вот вам уже и преступное сообщество.
Валечка и Амалечка…
И что делать с остальными?
Шматриков?
Вадим Алексеев?
И, наконец, Нина Фофанова?
Ответ — Немая. Маниакально — наследственно! — кровожадная девушка.
Немая могла быть подручной Осич, помощницей. У нее плохая наследственность: склонность к убийству в крови.
А Осич для Немой все равно что мать. Непререкаемый авторитет. И вот Немая, очевидно, все и делала.., всю грязную работу.
А теперь ее убрали.
Потому что благодаря Горенштейну девушка стала опасной: она еще немного и заговорила бы. То есть стала бы давать показания.
Осич девушку и убрала.
Аня даже, непроизвольно, только подумав об этом, заткнула уши, потому что скрип дерева, на котором раскачивалась Немая с ремнем на шее, до сих пор преследовал ее.
Или — нет?
Это могли сделать сразу обе. Сообщницы Осич и Кудинова, использовавшие странную девушку для расправы со своими клиентками и теперь заметавшие следы.
Но Осич сама рассказала Светловой о Горенштейне.
Очевидно, Осич была уверена, что он ни за что не согласится на сеансы. А поскольку Светлова все равно рано или поздно узнала бы о мастерстве Соломона Григорьевича, такая подсказка в помощь Светловой даже отводила от Осич подозрения.
* * *
— А вот и мы! — Улыбающиеся супруги появились в дверях гостиной.Пахло ванильными свежевыпеченными булочками. Особый теплый свет на лицах…
Неспешный разговор ни о чем, скатерть — шелковистое касание бахромы, сопутствующее воспоминаниям о детстве какого-нибудь литературного персонажа — “Детство Никиты” или что-то в этом роде.
Глянец тасуемой новой карточной колоды.
Но и здешний уют уже померк — его омрачала гибель девушки. Бегство Кудиновой.
— Вообще-то, она была странной… — заметила Туровская, наливая Ане чай.
— Вы о ком? Об Амалии?
— Нет, ну что вы! Я, кстати, вовсе не думаю, что Амалечка, как все вокруг толкуют, сбежала. Я уверена, что она просто уехала по каким-то своим важным и неотложным делам и не успела никого предупредить. Может, даже она что-то Алексею и сказала… Но вы ведь знаете, какой он.., спьяну мог и не запомнить! Нет, когда я говорю “странная”, я имею в виду нашу Марину.., эту немую девочку…
— Да никакой она не была странной! Обыкновенная девчонка. Только несчастная, — возразил Туровский.
— Ленчик, ты пристрастен. Она тебе просто нравилась, поэтому ты не хочешь признать мою правоту. Но если по правде…
— Ну кто мне может нравиться, кроме тебя? И Леонид Туровский таким влюбленным взглядом посмотрел на жену, что Аня поверила: это сущая правда.
— Нет, нет! Что-то в ней было…
— Плохая наследственность? — иронически хмыкнул Туровский — Ну, что-то вроде… И я не вижу в этом ничего смешного! Весь город полнится слухами о том, что раскопали в доме, где она выросла.
— Да?
— Ужас! А ведь яблоко от яблони недалеко падает.
— Некорректное сравнение. Людей нельзя сравнивать с растениями, животными… Когда пишут:
"она как волчица” и тому подобное — все это литературщина. И по сути — неверно. Человек — это человек…
— Ты бы знал, что там в садике у этих “человеков”! Я не удивлюсь, если окажется… Что все эти случаи… Ну, о которых, знаете, болтают….
— Леночка, окстись! Это была хрупкая девушка. Как это возможно, чтобы такие преступления совершило такое эфемерное существо?!