Страница:
* "Труды Приамурского отдела Русского Географического общества", 1895 г.
В период между 1895 и 1897 годами Южно-Уссурийский край посетил известный ботаник В. Л. Комаров. Он работал к западу от Никольска-Уссурийского в бассейне реки Суйфуна, затем углубился в Маньчжурию и на юг, прошел до урочища Новокиевского*.
* В.Л. Комаров. Флора Маньчжурии, том I, 1901 г.
В области этнографической литературы мы встречаем имя С. Брайловского, объехавшего в 1896 году долины рек Сучана и Судзухе, а в следующем, 1897 году – по поручению губернатора Приморской области занимавшегося переписью туземного населения по побережью Татарского пролива от бухты Терней к югу до залива Ольги. Этот переезд С. Брайловский совершил на лодках и частью на пароходе*.
* С. Брайловский. Опыт этнографического исследования. "Живая старина", 1901 г., вып. 2.
С 1898 по 1900 год ряд теологических изысканий производит горный инженер М. М. Иванов, однофамилец горных инженеров, ранее работавших в Южно-Уссурийском крае. Он обследовал реку Бикин до местности Цамо-Дынза и Иман до Картуна с ходом в сторону между реками Нэйцухе и Баку. Затем он поднялся по Уссури и Улахе до Ното-Хойза. Другой его маршрут был от места слияния Уссури с рекой Сунгачей к югу вдоль Уссурийской железной дороги до города Никольска-Уссурийского и затем круговой маршрут к озеру Ханка и к Китайской Восточной железной дороге*.
* М. М. Иванов. Предварительный отчет о геологических исследованиях в Северном Уссурийском крае. "Геологические исследования и разведочные работы по линии Сибирской железной дороги", вып. 4, СПб., 1897 г.
Работы геолога П. И. Яворского относятся к Амгунскому бассейну, граничащему с Уссурийским краем, и потому мы отметим один только его маршрут в 1903 году по Амуру от города Хабаровска до озера Удыль*.
* П. Яворский. Геологические исследования 1901 года в бассейне рек Керби, Нимана и Селемджи (с картой). "Геологические исследования золотоносных областей Сибири. Амурско-Приморский золотоносный район", вып. 4, СПб., 1904 г.
Этот перечень исследователей края был бы неполным, если бы мы не упомянули еще двух пионеров, прибывших в край в то время, когда по Владивостокской бухте еще плавали лебеди, а в горах бродили тигры. Я говорю о М. И. Янковском и М. Г. Шевелеве. Первый много работал по орнитологии и энтомологии в Северной Корее и в Посьетском районе*. Второй был кабинетным работником и жил большей частью в бухте Кангауз. Имя его тесно связано с изучением истории края. Он владел китайским языком и совершенно свободно разбирался в иероглифах. В его распоряжении было много древних рукописей. В вину ему можно поставить только то, что он своевременно не позаботился опубликовать свои знания и унес их с собой в могилу. До нас дошли только кое-какие обрывки его работ, но и те оказались весьма ценными.
* М. И. Янковский. Орнитологический дневник с 7 мая по 5 ноября 1897 г., с прибавлением заметок о чешуекрылых. (Экспедиция Русского Географического общества в Корею и Маньчжурию под начальством В. Л. Комарова в 1897 г.). "Записки Приамурского отдела Русского Географического общества", том III, вып. 3, 1898 г.
Они в значительной степени способствовали установлению, что Бохайское царство (VII-XII века) было на берегах Великого океана в Восточной Маньчжурии, Северной Корее и в Уссурийском крае.
В заключение отметим работы военных топографов, заснявших в 1888 году в одноверстном и двухверстном масштабах весь Южно-Уссурийский край от Китайской границы (Посьет – озеро Ханка) к востоку до рек Улахе и Судзухе включительно.
Планшеты их также тянутся по долине реки Уссури до Амура, расширяясь в бассейне Бикина до 60 и суживаясь около Лончакова до 20 километров. Параллельно с военными топографами съемочные работы производили землемеры Уссурийской межевой партии.
Теперь попробуем нанести на карту Уссурийского края памятники старины, оставленные маньчжурскими племенами в период между VII и XIII столетиями, отметим на ней места, которые занимали китайцы-земледельцы до прихода казаков, и, наконец, нанесем на ту же карту русские поселки. Мы увидим, что все три площади совпадут. Три народа, один после другого, селятся на одних и тех же местах. Доступными для культуры будут: долины рек Амура и Уссури, нижнее течение их правых притоков, бассейны рек Даубихе и Улахе, Южно-Уссурийский край и узкая полоса прибрежного района до Императорской гавани, а вся центральная и северная часть горной области Сихотэ-Алинь как раньше была пустыней, такой она есть и теперь. Дикость тайги, бездорожье и полное отсутствие жилых мест были главными причинами, почему Сихотэ-Алинь и земли к востоку от него оставались так долго неизвестными. Для исследования этой нетронутой части Уссурийского края Я и предпринял свои экспедиции. Настоящий труд заключает в себе повествование о третьем моем путешествии, совершенном в 1908-1910 годах.
Глава первая
В полдень 23 июня 1908 года наш небольшой отряд перебрался на пароход. Легко и отрадно стало на душе. Все городские недомогания сброшены, беганье по канцелярии кончено. Завтра в путь. В сумерки мои спутники отправились в город в последний раз навестить своих знакомых, а я с друзьями, пришедшими проводить меня, остался на пароходе. Мы сели на палубе и стали любоваться вечерним закатом, зарево которого отражалось на обширной водной поверхности при слиянии Амура с Уссури.
Был тихий летний вечер. Янтарное солнце только что скрылось за горизонтом и своими догорающими лучами золотило края облаков в небе. Сияние его отражалось в воздухе, в воде и в окнах домов какого-то отдаленного поселка, предвещая на завтра хорошую погоду.
Против Хабаровска левый берег Амура низменный. Бесчисленное множество проток, слепых рукавов и озерков создают такой лабиринт, из которого без опытного провожатого выбраться трудно. Когда-то все пространство, где Амур течет в широтном направлении, от станицы Екатерино-Никольской до озера Болон-Оджал на протяжении около 500 и шириною в 150 километров, представляло собой громадную впадину, заполненную водой. Высоты у слияния реки Уссури с Амуром являются древним, берегом этого обширного водоема.
Город Хабаровск основан графом Муравьевым-Амурским 31 мая 1858 года на месте небольшой гольдской* деревушки Бури. Отсюда получилось искаженное китайское название "Воли", удержавшееся в Маньчжурии до сих пор. Первым разместился здесь 13-й линейный батальон, который расположился как военный пост. В 1880 году сюда переведены были из Николаевска все административные учреждения, и деревушка Хабаровка переименована в город Хабаровск.
* Гольды – прежнее наименование народа нанайцев.
Тогда это было глухое и неустроенное поселение среди тайги, остатки которой долго еще были видны в самом центре города. Единственным путем сообщения был Амур. Осенью и весною во время ледостава и при вскрытии реки Хабаровск оказывался отрезанным от других городов на несколько месяцев. Эта изоляция называлась "почтовым стоянием".
На палубе парохода было тихо и пусто. Только со стороны города доносился неясный шум, которого обычно не слышно днем.
Можно подумать, что с наступлением тьмы воздух делается звукопроницаемее. На западе медленно угасала заря, а с другой стороны надвигалась теплая июньская ночь. Над обширным водным пространством Амура уже витал легкий сумрак: облака на горизонте потускнели, и в небе показались первые трепещущие звезды.
В это время шум весел привлек мое внимание. Из-за кормы парохода вынырнула небольшая лодка с двумя гребцами. Молодой гольд работал веслами, а старик сидел на корме и направлял свою утлую ладью к устью Уссури. Он что-то говорил своему юному спутнику и, протянув руку по направлению к югу, дважды повторил слово "Хехцир". Машинально я перенес свой взор на величественный горный хребет, протянувшийся в широтном направлении от озера Петропавловского до реки Уссури и носящий название, которое только что упомянул старик-гольд. Хехцир имеет наибольшую высоту в 860 метров. Железная дорога пересекает его в самом низком месте в 34 километрах от Хабаровска. В исторической литературе этот хребет называется Хохцским, также Хехцир*, а в китайской географии Шуй-дао-тиган имеется глава об Уссури, переведенная академиком Васильевым, в которой означенные горы названы Хухгир (Хурчин)**.
–
* А. Мичи. Путешествие по Восточной Сибири, 1868 г., стр. 335.
** М. В е н ю к о в. Обозрение реки Уссури и земель к востоку от нее до моря. "Вестник Русского Географического общества", 1859 г., ч. 25.
На западном склоне хребта Хехцир у самой реки Уссури расположилась казачья станица Казакевичево, а раньше здесь была небольшая ходзенская деревушка Фурме (Турме), состоявшая из четырех фанз*.
* П а р ч е в с к и й. Поездка зимним путем вверх по Амуру в 1856-1857 гг. (Исследования и материалы). "Вестник Русского Географического общества", 1858 г., ч. 21, стр. 168.
В 1859 году Р. Маак застал здесь уже русских. От гольдской деревни не было и. следа, но у туземцев о ней сохранились воспоминания.
Давным-давно в одинокой фанзе жил гольд Хээкчир Фаеигуни. Он был хороший охотник и всегда имел достаточный запас юколы для своих собак. Хээкчир был однажды в Сансине на реке Сунгари и вывез оттуда белого петуха. После этого он начал тяготиться своим одиночеством, потерял сон и стал плохо есть. Как-то раз ночью Хээкчир Фаенгуни вышел на улицу и сел у крыльца своего дома. Вдруг он услышал слова:
– Хозяин, закрой окна, перед светом будет гроза.
Хээкчир обернулся и увидел, что это петух говорил ему человеческим голосом. Тогда он пошел на берег реки, но тут услышал шопот над своей головой. Это говорили между собой деревья. Старый дуб шелестел листьями и рассказывал молодому ясеню о том, чему довелось ему быть свидетелем за двести с лишним лет. Хээкчир испугался. Он вернулся в свою фанзу, лег на кан, но, как только начал дремать, опять услышал шорох и голоса. Это говорили камни, из которых был сложен очаг. Они собирались треснуть, если их еще раз так накалят. Тогда Хээкчир понял, что он призван быть шаманом. Он отправился на реку Нор, и там маньчжурский шаман вселил в него духа Тыэнку. Хээкчир скоро прославился – он исцелял недуги, находил пропажи и отводил души усопших в "загробный мир". Слава о нем пошла по всей долине Уссури, Амуру и реке Сунгари.
Вскоре около его фанзы появились другие домики. Так образовалась деревня Фурме. Потом пришли русские и потеснили ходзенов. Последние должны были оставить насиженные места и уйти от неспокойных "лоца" вверх по реке Уссури. Деревня Фурме исчезла, а название Хээкчир превратилось в Хехцир. Впоследствии казаки этим именем стали называть не только то место, где раньше была ходзенская деревня, но и весь горный хребет.
В этом сказании чувствуется влияние юга. Как попало оно на Амур к гольдам из Маньчжурии?
За разговорами незаметно прошло время. Я проводил своих друзей на берег и вернулся на пароход. Было уже поздно. Последние отблески вечерней зари погасли совсем, и темная ночь спустилась на землю. Где-то внизу слышались меланхолические всплески волн, пахло сыростью и машинным маслом. Я ушел в свою каюту и вскоре погрузился в глубокий сон.
На другой день рано утром мы оставили Хабаровск.
С момента отхода от пристани все на пароходе начали жить судовой жизнью. Вместе с нами ехала публика самая разнообразная: чиновники, играющие в вист "по маленькой", коммерсанты, говорящие о своих торговых оборотах, и крестьяне, возвращающиеся из города с покупками. Кто читал, кто так сидел и смотрел вдаль, а кто просто забился в каюту и под ритм машины уснул как убитый. В третьем классе очень людно – там пассажиры вплотную лежат на нарах и не встают, чтобы не потерять место, добытое с такими усилиями при посадке.
Все дальше и дальше позади остается Хабаровск. Широкою полосою расстилается Амур, и кажется он большим озером и вовсе не похож на реку.
О происхождении названия Амура существуют различные показания. Его производят от слова "Амор", что по-тунгусски означает "Добрый мир", от маленькой речки "Емур", впадающей с правой стороны около Албазина*, и от гиляцкого слова "Гамур", "Ямур", что значит "Большая вода". Историк Миллер Мамуром называет реку, на которой живут натканы (натки). Маньчжуры называли Амур "Сахалян ула" (река черной воды), а китайцы – "Хуньтун-цзын", после соединения с рекой Сунгари** – также "Гелонг-кианг" (река черного дракона) и Хей-шуй, что значит "Черная вода"***, а по-якутски "Кара туган" (Черная река). Современное туземное население называет его Дай Мангу, а ольчей – мангунами.
–
* И а к и н ф. Статистическое описание Китайской империи.
** В. П. Васильев. Описание Маньчжурии. "Записки Русского Географического общества", 1857 г., стр. 91.
*** И а к и н ф. Статистическое описание Китайской империи, ч. 2, 1842 г.
Общее направление течения нижнего Амура северо-восточное. С левой стороны в него впадают реки Тунгуска, Дарги, Гай и Галка, а с правой – протока из озера Петропавловского. Последнее длиною около 20 и шириною около 8 километров. В недавнем прошлом оно было значительно больше и простиралось на юг и юго-запад до предгорьев Хехцира. Сита была небольшой речкой, и Обор впадал в озеро самостоятельно. Возвышенность, где ныне расположено селение Волконское, представляет собой древний берег большого озера, а обширные болота с западной стороны указывают места, которые совсем недавно освободились от воды. Процесс дренажирования еще не закончен. Нынешнее озеро Петропавловское быстро мельчает, и недалеко время, когда оно тоже превратится в болото. Широкая долина Амура наполняется наносами его притоков – ила и песка, обычных спутников наводнений. В местах обвалов у подмытых берегов видно, как располагаются они в последовательном порядке. В самом низу лежит песчано-галечниковый слой, над ним нижнеаллювиальная глина, а выше слои песка, потом опять глина и поверх нее почвенно-перегнойный (гумусовый) слой, поросший высоким вейником и тростником, длинные корни которых в белых и фиолетовых чехликах прорезывают всю толщу наносов. Около протоки из озера Петропавловского находится много песчано-илистых островов. Некоторые из них едва выступают из воды, другие имеют вид плоских релок, поросших травой и кустами лозняка. Пески перемещаются летом водою, а зимой – ветрами. Иногда зимой можно видеть поверх снега слой песку, который при вскрытии реки переносится вместе со льдом на значительные расстояния.
К вечеру наш пароход дошел до селения Вятского*, расположенного на правом, нагорном берегу Амура. Здесь на несколько часов была сделана остановка для погрузки дров. Я тотчас сошел на берег, чтобы осмотреть селение. Невеселый вид имело оно. Прежде всего мне бросились в глаза бесчисленные штабели дров, за ними выше на берегу виднелись жилые дома и дворовые постройки, сделанные основательно и прочно, даже заборы были сложены из бревен. Все указывало на достатки населения, и вместе с тем в глаза била неряшливость, на дворах развал, груды конского навоза и непролазная грязь. Вдоль деревни идет одна улица. Две тощие гнедые лошади лениво плелись по дороге, они часто останавливались, хлопали губами, подбирая травинки, и подымали пыль. Следом за ними шел пожилой человек. Он ругал лошадей, кричал на них и размахивал руками. Амурские жители не имеют телег и ездят по Амуру летом на лодках, а зимой по льду на санях. Вот почему в каждом дворе было по две-три пары саней. На возвратном пути я опять увидел того же крестьянина. Он сидел на скамейке у ворот одного из домов и с кем-то переговаривался через дорогу. Нехотя ответил он на мое приветствие и спросил меня, не я ли буду новый учитель. Мой отрицательный ответ, видимо, его успокоил. Он подвинулся на скамейке и предложил мне присесть. От него я узнал, что крестьяне переселились сюда из Вятской губернии около полу-столетия назад. Живут они с достатком и занимаются зимним извозом и доставкой дров на пароходы. Земледелие не в почете потому, что нигде поблизости нет хорошей земли, а также потому, что есть другие, более выгодные заработки. И в самом деле! Один пуд осетровой рыбы продавался по 40 рублей, а пуд черной икры – по 320. Если ход кеты был удачный, то средняя семья из четырех взрослых душ могла поймать столько рыбы, что, продав ее в посоленном виде, за вычетом всех расходов на соль, бочки, фрахт и пр., она не только вполне обеспечивала себя до нового улова, но даже откладывала значительную сумму денег на черный день.
* В 1926 году в селении Вятском был 61 дом, и в селении проживало 278 человек обоего пола.
Поговорив немного с вятским старожилом, я пошел к берегу. Пароход, казалось, был насыщен электричеством. Ослепительные лучи его вырывались из всех дверей, люков и иллюминаторов и отражались в черной воде. По сходням взад и вперед ходили корейцы, носильщики дров. Я отправился было к себе в каюту с намерением уснуть, но сильный шум на палубе принудил меня одеться и снова выйти наверх.
Был второй час ночи. По небу плыла полная луна, серебрившая своим трепетным светом широкий плес Амура. Впереди неясно вырисовывались контуры какого-то мыса. Селение
Вятское отходило на покой, кое-где в избах еще светились огни…
И вот в эти ночные часы из воды вышло и поднялось на воздух бесчисленное множество эфемерид. В простонародье их называют "поденками". Их личинки живут в воде и ведут хищнический образ жизни. Но потом вдруг все разом они подымаются на поверхность воды и превращаются в изящные крылатые создания бледноголубого цвета с прозрачными крылышками и тремя хвостовыми щетинками. Поденок было так много, что если бы не теплая летняя ночь и не душный запах рано скошенной где-то сухой травы, их можно было принять за снег. Их было тысячи тысяч, миллионы. Они буквально наполняли весь воздух, бились в освещенные окна кают, засыпали палубу и плавали по воде. Эфемериды торопились жить. Их век короток, всего лишь 24 часа. Из темной пучины вод они поднялись на воздух для того, чтобы произвести себе подобных и умереть.
Я не мог долго быть на палубе. Насекомые буквально облепили меня. Они хлестали по лицу, заползали в рукава, набивались в волосы, лезли в уши. Я пробовал отмахиваться от них; это оказалось совершенно бесполезным занятием. В каюте было жарко и душно, но нельзя было открыть окон из-за тех же самых прелестных эфемерид. Долго я ворочался с боку на бок и только перед рассветом немного забылся сном.
Когда на другой день я проснулся, пароход уже был в пути. Между озером Катар и селением Вятским Амур некоторое время течет в широтном направлении, но затем вновь поворачивает на северо-восток. Здесь правый берег состоит из ряда плоских возвышенностей, изрезанных глубокими оврагами. Он слагается из базальтовой лавы и древнейших горных пород. Около селения Елабужского возвышенности отходят от Амура в глубь страны и вновь появляются после Гасинской протоки, вытекающей из озера того же наименования.
По показаниям Пояркова, от устья Уссури вниз по Амуру на четыре дня плавания жили дючерны, а далее натки*. Такого самоназвания туземцев в указанных местах мы теперь нигде не находим. Позднейшие писатели говорят о ходзенах и гольдах. Наиболее крупные гольдские селения по правому берегу Амура от Хабаровска до села Троицкого расположились в следующем порядке: Чепчики, Хованда, Сакачи-Алян, Люмоми, Хоухолю, Муху, Гаси, Дады, Дыэрга, Найхин, Джагри.
* Н а д а р о в. Материалы военно-статистического обзора Приамурского края. "Сборник материалов по Азии", 1883 г., вып. XXXI, стр. 23.
Около Сакачи-Аляна на берегу Амура есть писаные камни, затопляемые во время половодья. На одном камне схематически изображено человеческое лицо. Можно ясно различить глаза, нос, брови, рот и щеки. На другом камне – два человеческих лица: глаза, рот и даже нос сделаны концентрическими кругами, а на лбу ряд волнообразных линий, отчего получилось выражение удивления, как бы с поднятыми бровями. Рядом профиль какого-то фантастического животного с длинным хвостом и семью ногами. Оно изображено при помощи четырех концентрических кругов, из которых задний наибольший, потом два малых и на месте головы – круг среднего размера. Линия, объемлющая круги, частью ломаная, частью кривая, изображает контур животного. На последнем камне довольно верное изображение в профиль оленя. Круп животного тоже разрисован концентрическими кругами. На боках видны ребра в виде кривых линий, а на шее и спине ближе к холке какие-то непонятные завитки.
Часам к десяти утра пароход дошел до села Троицкого, расположенного также на правом берегу Амура. От Вятского оно отличалось разве только размерами. Общий колорит старожильческий. В давние времена здесь было гольдское селение Толчека.
Несмотря на то, что пароходы ходят по Амуру довольно часто, для амурских крестьян это всегда событие. Заслышав свистки, все население бросает дома и устремляется к берегу для того, чтобы принять доставленное из Хабаровска продовольствие, посмотреть, не едет ли кто из знакомых, а то и просто посмотреть на публику. Так было и на этот раз. В толпе на берегу я узнал Косякова, приехавшего из селения Найхин на двух гольдских лодках, для того чтобы встретить нас и в последний раз сделать кое-какие закупки. Покончив с делами, мы забрали свой багаж и отправились к лодкам. Около них на прибрежной гальке сидело пять человек гольдов. Все они были среднего роста и хорошо сложены. Они имели овальные лица, слегка выдающиеся скулы, небольшие носы и темно-карие глаза. Длинные черные волосы их были заплетены в косы по маньчжурскому образцу. Костюм наших новых знакомых состоял из короткой тельной рубашки белого цвета и одного или двух пестрых халатов длиною до колен, полы которых запахивались одна на другую и застегивались сбоку на маленькие металлические пуговицы, похожие на бубенчики.
Рукава около кистей рук были стянуты нарукавниками. На ногах гольды носили короткие штаны, сшитые из синей дабы, наколенники, привязываемые к поясу ремешками, и мягкую обувь в виде олочей из толстой замшевой кожи.
Ни одна из народностей на Амуре не любит так украшать себя, как гольды. Вся одежда их от головы до пяток орнаментирована красивыми нашивками. Добавьте к этому тяжелые браслеты на руках и несколько колец на пальцах, и вы получите представление о внешнем виде молодых гольдов, щеголяющих в своих нарядных костюмах в праздничные дни и в будни. Когда принесли наш багаж, гольды принялись укладывать лодки и размещать пассажиров. Гольдская лодка состоит из трех досок: одной донной и двух бортовых. Корма имеет фигуру трапеции. Донная доска выгнута; она длиннее других и значительно выдается. Нос прикрыт двумя короткими досками под углом в шестьдесят градусов. При таком устройстве встречная волна не может захлестнуть лодку, но зато бортами она сидит глубоко в воде. Гребцы помещаются впереди на маленьких скамеечках. Грузы в лодке располагаются посредине, а кормчий с веслом находится позади.
Часов в одиннадцать утра мы оставили село Троицкое и поплыли вверх по протоке Дырен к гольдскому селению Найхин.
Был один из тех знойных и душных дней, которые характеризуются штилем, ясным, безоблачным небом и зеркально гладкой поверхностью воды. Солнечные лучи, отраженные от воды, слепили глаза и утомляли зрение, а долгое сидение в лодке в неподвижной позе вызывало дремоту. Часа через два плавания гольды причалили к берегу, чтобы отдохнуть и покурить.
Воспользовавшись остановкой, я решил размять немного ноги и пошел прогуляться по берегу. Слева тянулись обширные луга, поросшие высокой травой. Главную массу поемной растительности составлял все тот же вейник до полутора метров высотою с недеревенеющими стеблями в виде соломы. Он растет чрезвычайно обильно почти без примеси других трав, занимая обширные пространства. Места посуше были заняты обыкновенной полынью с перистыми листьями, издающими приятный запах, если их потереть между пальцами, и тростниками, вполне оправдывающими свое видовое название и вытеснившими почти всякую растительность. Оригинальный вид имеют заросли тростников с длинными листьями, легко вращающимися в ту сторону, куда дует ветер. Точно их кто-нибудь нарочно расчесывает и расправляет. Дальше виднелась какая-то полудревесная, полукустарниковая растительность. Я направил туда свои шаги. Это оказались тальники и ольшаники, словно бордюром окаймляющие берега проток и озерков со стоячей водой.
Луга, поросшие столь буйной растительностью, довольно богато населены пернатыми. В этот знойный день большая часть их попряталась в траве, но все же некоторых, наиболее прожорливых, голод заставлял быть деятельными. Прежде всего я заметил восточную черную ворону, всеядную, полуоседлую общественную птицу. От своей европейской товарки она отличается оперением черного цвета с фиолетово-синим оттенком. Ворона сидела на земле и кого-то караулила – должно быть, мышь. При моем приближении она испугалась, снялась с места и торопливо полетела к кустам лозняка. Тут же поблизости на жиденькой ольхе сидела сорока. Она вела себя неспокойно, все время вертелась, задирая хвост кверху, прыгала с одной ветки на другую и вдруг совершенно неожиданно камнем упала в траву, но вскоре опять появилась на одной из нижних ветвей дерева. При моем приближении трусливая птица бросилась наутек и, оглашая воздух сухими и резкими криками, полетела вслед за вороной. Затем я увидел большого восточного веретенника, типичного обитателя сырых лугов. Веретенник неожиданно вынырнул из тростников, подлетел ко мне вплотную, затем быстро свернул в сторону и вновь спрятался в траву. Это, вероятно, был самец, старавшийся отвлечь все внимание от того места, где самка высиживала яйца. На обратном пути я еще вспугнул зеленую овсянку – небольшую птичку, ведущую одиночный образ жизни среди болот и глухих проток. Она села на куст, очень близко от меня, и совершенно не выражала беспокойства.
В период между 1895 и 1897 годами Южно-Уссурийский край посетил известный ботаник В. Л. Комаров. Он работал к западу от Никольска-Уссурийского в бассейне реки Суйфуна, затем углубился в Маньчжурию и на юг, прошел до урочища Новокиевского*.
* В.Л. Комаров. Флора Маньчжурии, том I, 1901 г.
В области этнографической литературы мы встречаем имя С. Брайловского, объехавшего в 1896 году долины рек Сучана и Судзухе, а в следующем, 1897 году – по поручению губернатора Приморской области занимавшегося переписью туземного населения по побережью Татарского пролива от бухты Терней к югу до залива Ольги. Этот переезд С. Брайловский совершил на лодках и частью на пароходе*.
* С. Брайловский. Опыт этнографического исследования. "Живая старина", 1901 г., вып. 2.
С 1898 по 1900 год ряд теологических изысканий производит горный инженер М. М. Иванов, однофамилец горных инженеров, ранее работавших в Южно-Уссурийском крае. Он обследовал реку Бикин до местности Цамо-Дынза и Иман до Картуна с ходом в сторону между реками Нэйцухе и Баку. Затем он поднялся по Уссури и Улахе до Ното-Хойза. Другой его маршрут был от места слияния Уссури с рекой Сунгачей к югу вдоль Уссурийской железной дороги до города Никольска-Уссурийского и затем круговой маршрут к озеру Ханка и к Китайской Восточной железной дороге*.
* М. М. Иванов. Предварительный отчет о геологических исследованиях в Северном Уссурийском крае. "Геологические исследования и разведочные работы по линии Сибирской железной дороги", вып. 4, СПб., 1897 г.
Работы геолога П. И. Яворского относятся к Амгунскому бассейну, граничащему с Уссурийским краем, и потому мы отметим один только его маршрут в 1903 году по Амуру от города Хабаровска до озера Удыль*.
* П. Яворский. Геологические исследования 1901 года в бассейне рек Керби, Нимана и Селемджи (с картой). "Геологические исследования золотоносных областей Сибири. Амурско-Приморский золотоносный район", вып. 4, СПб., 1904 г.
Этот перечень исследователей края был бы неполным, если бы мы не упомянули еще двух пионеров, прибывших в край в то время, когда по Владивостокской бухте еще плавали лебеди, а в горах бродили тигры. Я говорю о М. И. Янковском и М. Г. Шевелеве. Первый много работал по орнитологии и энтомологии в Северной Корее и в Посьетском районе*. Второй был кабинетным работником и жил большей частью в бухте Кангауз. Имя его тесно связано с изучением истории края. Он владел китайским языком и совершенно свободно разбирался в иероглифах. В его распоряжении было много древних рукописей. В вину ему можно поставить только то, что он своевременно не позаботился опубликовать свои знания и унес их с собой в могилу. До нас дошли только кое-какие обрывки его работ, но и те оказались весьма ценными.
* М. И. Янковский. Орнитологический дневник с 7 мая по 5 ноября 1897 г., с прибавлением заметок о чешуекрылых. (Экспедиция Русского Географического общества в Корею и Маньчжурию под начальством В. Л. Комарова в 1897 г.). "Записки Приамурского отдела Русского Географического общества", том III, вып. 3, 1898 г.
Они в значительной степени способствовали установлению, что Бохайское царство (VII-XII века) было на берегах Великого океана в Восточной Маньчжурии, Северной Корее и в Уссурийском крае.
В заключение отметим работы военных топографов, заснявших в 1888 году в одноверстном и двухверстном масштабах весь Южно-Уссурийский край от Китайской границы (Посьет – озеро Ханка) к востоку до рек Улахе и Судзухе включительно.
Планшеты их также тянутся по долине реки Уссури до Амура, расширяясь в бассейне Бикина до 60 и суживаясь около Лончакова до 20 километров. Параллельно с военными топографами съемочные работы производили землемеры Уссурийской межевой партии.
Теперь попробуем нанести на карту Уссурийского края памятники старины, оставленные маньчжурскими племенами в период между VII и XIII столетиями, отметим на ней места, которые занимали китайцы-земледельцы до прихода казаков, и, наконец, нанесем на ту же карту русские поселки. Мы увидим, что все три площади совпадут. Три народа, один после другого, селятся на одних и тех же местах. Доступными для культуры будут: долины рек Амура и Уссури, нижнее течение их правых притоков, бассейны рек Даубихе и Улахе, Южно-Уссурийский край и узкая полоса прибрежного района до Императорской гавани, а вся центральная и северная часть горной области Сихотэ-Алинь как раньше была пустыней, такой она есть и теперь. Дикость тайги, бездорожье и полное отсутствие жилых мест были главными причинами, почему Сихотэ-Алинь и земли к востоку от него оставались так долго неизвестными. Для исследования этой нетронутой части Уссурийского края Я и предпринял свои экспедиции. Настоящий труд заключает в себе повествование о третьем моем путешествии, совершенном в 1908-1910 годах.
Глава первая
Амур в нижнем течении
В полдень 23 июня 1908 года наш небольшой отряд перебрался на пароход. Легко и отрадно стало на душе. Все городские недомогания сброшены, беганье по канцелярии кончено. Завтра в путь. В сумерки мои спутники отправились в город в последний раз навестить своих знакомых, а я с друзьями, пришедшими проводить меня, остался на пароходе. Мы сели на палубе и стали любоваться вечерним закатом, зарево которого отражалось на обширной водной поверхности при слиянии Амура с Уссури.
Был тихий летний вечер. Янтарное солнце только что скрылось за горизонтом и своими догорающими лучами золотило края облаков в небе. Сияние его отражалось в воздухе, в воде и в окнах домов какого-то отдаленного поселка, предвещая на завтра хорошую погоду.
Против Хабаровска левый берег Амура низменный. Бесчисленное множество проток, слепых рукавов и озерков создают такой лабиринт, из которого без опытного провожатого выбраться трудно. Когда-то все пространство, где Амур течет в широтном направлении, от станицы Екатерино-Никольской до озера Болон-Оджал на протяжении около 500 и шириною в 150 километров, представляло собой громадную впадину, заполненную водой. Высоты у слияния реки Уссури с Амуром являются древним, берегом этого обширного водоема.
Город Хабаровск основан графом Муравьевым-Амурским 31 мая 1858 года на месте небольшой гольдской* деревушки Бури. Отсюда получилось искаженное китайское название "Воли", удержавшееся в Маньчжурии до сих пор. Первым разместился здесь 13-й линейный батальон, который расположился как военный пост. В 1880 году сюда переведены были из Николаевска все административные учреждения, и деревушка Хабаровка переименована в город Хабаровск.
* Гольды – прежнее наименование народа нанайцев.
Тогда это было глухое и неустроенное поселение среди тайги, остатки которой долго еще были видны в самом центре города. Единственным путем сообщения был Амур. Осенью и весною во время ледостава и при вскрытии реки Хабаровск оказывался отрезанным от других городов на несколько месяцев. Эта изоляция называлась "почтовым стоянием".
На палубе парохода было тихо и пусто. Только со стороны города доносился неясный шум, которого обычно не слышно днем.
Можно подумать, что с наступлением тьмы воздух делается звукопроницаемее. На западе медленно угасала заря, а с другой стороны надвигалась теплая июньская ночь. Над обширным водным пространством Амура уже витал легкий сумрак: облака на горизонте потускнели, и в небе показались первые трепещущие звезды.
В это время шум весел привлек мое внимание. Из-за кормы парохода вынырнула небольшая лодка с двумя гребцами. Молодой гольд работал веслами, а старик сидел на корме и направлял свою утлую ладью к устью Уссури. Он что-то говорил своему юному спутнику и, протянув руку по направлению к югу, дважды повторил слово "Хехцир". Машинально я перенес свой взор на величественный горный хребет, протянувшийся в широтном направлении от озера Петропавловского до реки Уссури и носящий название, которое только что упомянул старик-гольд. Хехцир имеет наибольшую высоту в 860 метров. Железная дорога пересекает его в самом низком месте в 34 километрах от Хабаровска. В исторической литературе этот хребет называется Хохцским, также Хехцир*, а в китайской географии Шуй-дао-тиган имеется глава об Уссури, переведенная академиком Васильевым, в которой означенные горы названы Хухгир (Хурчин)**.
–
* А. Мичи. Путешествие по Восточной Сибири, 1868 г., стр. 335.
** М. В е н ю к о в. Обозрение реки Уссури и земель к востоку от нее до моря. "Вестник Русского Географического общества", 1859 г., ч. 25.
На западном склоне хребта Хехцир у самой реки Уссури расположилась казачья станица Казакевичево, а раньше здесь была небольшая ходзенская деревушка Фурме (Турме), состоявшая из четырех фанз*.
* П а р ч е в с к и й. Поездка зимним путем вверх по Амуру в 1856-1857 гг. (Исследования и материалы). "Вестник Русского Географического общества", 1858 г., ч. 21, стр. 168.
В 1859 году Р. Маак застал здесь уже русских. От гольдской деревни не было и. следа, но у туземцев о ней сохранились воспоминания.
Давным-давно в одинокой фанзе жил гольд Хээкчир Фаеигуни. Он был хороший охотник и всегда имел достаточный запас юколы для своих собак. Хээкчир был однажды в Сансине на реке Сунгари и вывез оттуда белого петуха. После этого он начал тяготиться своим одиночеством, потерял сон и стал плохо есть. Как-то раз ночью Хээкчир Фаенгуни вышел на улицу и сел у крыльца своего дома. Вдруг он услышал слова:
– Хозяин, закрой окна, перед светом будет гроза.
Хээкчир обернулся и увидел, что это петух говорил ему человеческим голосом. Тогда он пошел на берег реки, но тут услышал шопот над своей головой. Это говорили между собой деревья. Старый дуб шелестел листьями и рассказывал молодому ясеню о том, чему довелось ему быть свидетелем за двести с лишним лет. Хээкчир испугался. Он вернулся в свою фанзу, лег на кан, но, как только начал дремать, опять услышал шорох и голоса. Это говорили камни, из которых был сложен очаг. Они собирались треснуть, если их еще раз так накалят. Тогда Хээкчир понял, что он призван быть шаманом. Он отправился на реку Нор, и там маньчжурский шаман вселил в него духа Тыэнку. Хээкчир скоро прославился – он исцелял недуги, находил пропажи и отводил души усопших в "загробный мир". Слава о нем пошла по всей долине Уссури, Амуру и реке Сунгари.
Вскоре около его фанзы появились другие домики. Так образовалась деревня Фурме. Потом пришли русские и потеснили ходзенов. Последние должны были оставить насиженные места и уйти от неспокойных "лоца" вверх по реке Уссури. Деревня Фурме исчезла, а название Хээкчир превратилось в Хехцир. Впоследствии казаки этим именем стали называть не только то место, где раньше была ходзенская деревня, но и весь горный хребет.
В этом сказании чувствуется влияние юга. Как попало оно на Амур к гольдам из Маньчжурии?
За разговорами незаметно прошло время. Я проводил своих друзей на берег и вернулся на пароход. Было уже поздно. Последние отблески вечерней зари погасли совсем, и темная ночь спустилась на землю. Где-то внизу слышались меланхолические всплески волн, пахло сыростью и машинным маслом. Я ушел в свою каюту и вскоре погрузился в глубокий сон.
На другой день рано утром мы оставили Хабаровск.
С момента отхода от пристани все на пароходе начали жить судовой жизнью. Вместе с нами ехала публика самая разнообразная: чиновники, играющие в вист "по маленькой", коммерсанты, говорящие о своих торговых оборотах, и крестьяне, возвращающиеся из города с покупками. Кто читал, кто так сидел и смотрел вдаль, а кто просто забился в каюту и под ритм машины уснул как убитый. В третьем классе очень людно – там пассажиры вплотную лежат на нарах и не встают, чтобы не потерять место, добытое с такими усилиями при посадке.
Все дальше и дальше позади остается Хабаровск. Широкою полосою расстилается Амур, и кажется он большим озером и вовсе не похож на реку.
О происхождении названия Амура существуют различные показания. Его производят от слова "Амор", что по-тунгусски означает "Добрый мир", от маленькой речки "Емур", впадающей с правой стороны около Албазина*, и от гиляцкого слова "Гамур", "Ямур", что значит "Большая вода". Историк Миллер Мамуром называет реку, на которой живут натканы (натки). Маньчжуры называли Амур "Сахалян ула" (река черной воды), а китайцы – "Хуньтун-цзын", после соединения с рекой Сунгари** – также "Гелонг-кианг" (река черного дракона) и Хей-шуй, что значит "Черная вода"***, а по-якутски "Кара туган" (Черная река). Современное туземное население называет его Дай Мангу, а ольчей – мангунами.
–
* И а к и н ф. Статистическое описание Китайской империи.
** В. П. Васильев. Описание Маньчжурии. "Записки Русского Географического общества", 1857 г., стр. 91.
*** И а к и н ф. Статистическое описание Китайской империи, ч. 2, 1842 г.
Общее направление течения нижнего Амура северо-восточное. С левой стороны в него впадают реки Тунгуска, Дарги, Гай и Галка, а с правой – протока из озера Петропавловского. Последнее длиною около 20 и шириною около 8 километров. В недавнем прошлом оно было значительно больше и простиралось на юг и юго-запад до предгорьев Хехцира. Сита была небольшой речкой, и Обор впадал в озеро самостоятельно. Возвышенность, где ныне расположено селение Волконское, представляет собой древний берег большого озера, а обширные болота с западной стороны указывают места, которые совсем недавно освободились от воды. Процесс дренажирования еще не закончен. Нынешнее озеро Петропавловское быстро мельчает, и недалеко время, когда оно тоже превратится в болото. Широкая долина Амура наполняется наносами его притоков – ила и песка, обычных спутников наводнений. В местах обвалов у подмытых берегов видно, как располагаются они в последовательном порядке. В самом низу лежит песчано-галечниковый слой, над ним нижнеаллювиальная глина, а выше слои песка, потом опять глина и поверх нее почвенно-перегнойный (гумусовый) слой, поросший высоким вейником и тростником, длинные корни которых в белых и фиолетовых чехликах прорезывают всю толщу наносов. Около протоки из озера Петропавловского находится много песчано-илистых островов. Некоторые из них едва выступают из воды, другие имеют вид плоских релок, поросших травой и кустами лозняка. Пески перемещаются летом водою, а зимой – ветрами. Иногда зимой можно видеть поверх снега слой песку, который при вскрытии реки переносится вместе со льдом на значительные расстояния.
К вечеру наш пароход дошел до селения Вятского*, расположенного на правом, нагорном берегу Амура. Здесь на несколько часов была сделана остановка для погрузки дров. Я тотчас сошел на берег, чтобы осмотреть селение. Невеселый вид имело оно. Прежде всего мне бросились в глаза бесчисленные штабели дров, за ними выше на берегу виднелись жилые дома и дворовые постройки, сделанные основательно и прочно, даже заборы были сложены из бревен. Все указывало на достатки населения, и вместе с тем в глаза била неряшливость, на дворах развал, груды конского навоза и непролазная грязь. Вдоль деревни идет одна улица. Две тощие гнедые лошади лениво плелись по дороге, они часто останавливались, хлопали губами, подбирая травинки, и подымали пыль. Следом за ними шел пожилой человек. Он ругал лошадей, кричал на них и размахивал руками. Амурские жители не имеют телег и ездят по Амуру летом на лодках, а зимой по льду на санях. Вот почему в каждом дворе было по две-три пары саней. На возвратном пути я опять увидел того же крестьянина. Он сидел на скамейке у ворот одного из домов и с кем-то переговаривался через дорогу. Нехотя ответил он на мое приветствие и спросил меня, не я ли буду новый учитель. Мой отрицательный ответ, видимо, его успокоил. Он подвинулся на скамейке и предложил мне присесть. От него я узнал, что крестьяне переселились сюда из Вятской губернии около полу-столетия назад. Живут они с достатком и занимаются зимним извозом и доставкой дров на пароходы. Земледелие не в почете потому, что нигде поблизости нет хорошей земли, а также потому, что есть другие, более выгодные заработки. И в самом деле! Один пуд осетровой рыбы продавался по 40 рублей, а пуд черной икры – по 320. Если ход кеты был удачный, то средняя семья из четырех взрослых душ могла поймать столько рыбы, что, продав ее в посоленном виде, за вычетом всех расходов на соль, бочки, фрахт и пр., она не только вполне обеспечивала себя до нового улова, но даже откладывала значительную сумму денег на черный день.
* В 1926 году в селении Вятском был 61 дом, и в селении проживало 278 человек обоего пола.
Поговорив немного с вятским старожилом, я пошел к берегу. Пароход, казалось, был насыщен электричеством. Ослепительные лучи его вырывались из всех дверей, люков и иллюминаторов и отражались в черной воде. По сходням взад и вперед ходили корейцы, носильщики дров. Я отправился было к себе в каюту с намерением уснуть, но сильный шум на палубе принудил меня одеться и снова выйти наверх.
Был второй час ночи. По небу плыла полная луна, серебрившая своим трепетным светом широкий плес Амура. Впереди неясно вырисовывались контуры какого-то мыса. Селение
Вятское отходило на покой, кое-где в избах еще светились огни…
И вот в эти ночные часы из воды вышло и поднялось на воздух бесчисленное множество эфемерид. В простонародье их называют "поденками". Их личинки живут в воде и ведут хищнический образ жизни. Но потом вдруг все разом они подымаются на поверхность воды и превращаются в изящные крылатые создания бледноголубого цвета с прозрачными крылышками и тремя хвостовыми щетинками. Поденок было так много, что если бы не теплая летняя ночь и не душный запах рано скошенной где-то сухой травы, их можно было принять за снег. Их было тысячи тысяч, миллионы. Они буквально наполняли весь воздух, бились в освещенные окна кают, засыпали палубу и плавали по воде. Эфемериды торопились жить. Их век короток, всего лишь 24 часа. Из темной пучины вод они поднялись на воздух для того, чтобы произвести себе подобных и умереть.
Я не мог долго быть на палубе. Насекомые буквально облепили меня. Они хлестали по лицу, заползали в рукава, набивались в волосы, лезли в уши. Я пробовал отмахиваться от них; это оказалось совершенно бесполезным занятием. В каюте было жарко и душно, но нельзя было открыть окон из-за тех же самых прелестных эфемерид. Долго я ворочался с боку на бок и только перед рассветом немного забылся сном.
Когда на другой день я проснулся, пароход уже был в пути. Между озером Катар и селением Вятским Амур некоторое время течет в широтном направлении, но затем вновь поворачивает на северо-восток. Здесь правый берег состоит из ряда плоских возвышенностей, изрезанных глубокими оврагами. Он слагается из базальтовой лавы и древнейших горных пород. Около селения Елабужского возвышенности отходят от Амура в глубь страны и вновь появляются после Гасинской протоки, вытекающей из озера того же наименования.
По показаниям Пояркова, от устья Уссури вниз по Амуру на четыре дня плавания жили дючерны, а далее натки*. Такого самоназвания туземцев в указанных местах мы теперь нигде не находим. Позднейшие писатели говорят о ходзенах и гольдах. Наиболее крупные гольдские селения по правому берегу Амура от Хабаровска до села Троицкого расположились в следующем порядке: Чепчики, Хованда, Сакачи-Алян, Люмоми, Хоухолю, Муху, Гаси, Дады, Дыэрга, Найхин, Джагри.
* Н а д а р о в. Материалы военно-статистического обзора Приамурского края. "Сборник материалов по Азии", 1883 г., вып. XXXI, стр. 23.
Около Сакачи-Аляна на берегу Амура есть писаные камни, затопляемые во время половодья. На одном камне схематически изображено человеческое лицо. Можно ясно различить глаза, нос, брови, рот и щеки. На другом камне – два человеческих лица: глаза, рот и даже нос сделаны концентрическими кругами, а на лбу ряд волнообразных линий, отчего получилось выражение удивления, как бы с поднятыми бровями. Рядом профиль какого-то фантастического животного с длинным хвостом и семью ногами. Оно изображено при помощи четырех концентрических кругов, из которых задний наибольший, потом два малых и на месте головы – круг среднего размера. Линия, объемлющая круги, частью ломаная, частью кривая, изображает контур животного. На последнем камне довольно верное изображение в профиль оленя. Круп животного тоже разрисован концентрическими кругами. На боках видны ребра в виде кривых линий, а на шее и спине ближе к холке какие-то непонятные завитки.
Часам к десяти утра пароход дошел до села Троицкого, расположенного также на правом берегу Амура. От Вятского оно отличалось разве только размерами. Общий колорит старожильческий. В давние времена здесь было гольдское селение Толчека.
Несмотря на то, что пароходы ходят по Амуру довольно часто, для амурских крестьян это всегда событие. Заслышав свистки, все население бросает дома и устремляется к берегу для того, чтобы принять доставленное из Хабаровска продовольствие, посмотреть, не едет ли кто из знакомых, а то и просто посмотреть на публику. Так было и на этот раз. В толпе на берегу я узнал Косякова, приехавшего из селения Найхин на двух гольдских лодках, для того чтобы встретить нас и в последний раз сделать кое-какие закупки. Покончив с делами, мы забрали свой багаж и отправились к лодкам. Около них на прибрежной гальке сидело пять человек гольдов. Все они были среднего роста и хорошо сложены. Они имели овальные лица, слегка выдающиеся скулы, небольшие носы и темно-карие глаза. Длинные черные волосы их были заплетены в косы по маньчжурскому образцу. Костюм наших новых знакомых состоял из короткой тельной рубашки белого цвета и одного или двух пестрых халатов длиною до колен, полы которых запахивались одна на другую и застегивались сбоку на маленькие металлические пуговицы, похожие на бубенчики.
Рукава около кистей рук были стянуты нарукавниками. На ногах гольды носили короткие штаны, сшитые из синей дабы, наколенники, привязываемые к поясу ремешками, и мягкую обувь в виде олочей из толстой замшевой кожи.
Ни одна из народностей на Амуре не любит так украшать себя, как гольды. Вся одежда их от головы до пяток орнаментирована красивыми нашивками. Добавьте к этому тяжелые браслеты на руках и несколько колец на пальцах, и вы получите представление о внешнем виде молодых гольдов, щеголяющих в своих нарядных костюмах в праздничные дни и в будни. Когда принесли наш багаж, гольды принялись укладывать лодки и размещать пассажиров. Гольдская лодка состоит из трех досок: одной донной и двух бортовых. Корма имеет фигуру трапеции. Донная доска выгнута; она длиннее других и значительно выдается. Нос прикрыт двумя короткими досками под углом в шестьдесят градусов. При таком устройстве встречная волна не может захлестнуть лодку, но зато бортами она сидит глубоко в воде. Гребцы помещаются впереди на маленьких скамеечках. Грузы в лодке располагаются посредине, а кормчий с веслом находится позади.
Часов в одиннадцать утра мы оставили село Троицкое и поплыли вверх по протоке Дырен к гольдскому селению Найхин.
Был один из тех знойных и душных дней, которые характеризуются штилем, ясным, безоблачным небом и зеркально гладкой поверхностью воды. Солнечные лучи, отраженные от воды, слепили глаза и утомляли зрение, а долгое сидение в лодке в неподвижной позе вызывало дремоту. Часа через два плавания гольды причалили к берегу, чтобы отдохнуть и покурить.
Воспользовавшись остановкой, я решил размять немного ноги и пошел прогуляться по берегу. Слева тянулись обширные луга, поросшие высокой травой. Главную массу поемной растительности составлял все тот же вейник до полутора метров высотою с недеревенеющими стеблями в виде соломы. Он растет чрезвычайно обильно почти без примеси других трав, занимая обширные пространства. Места посуше были заняты обыкновенной полынью с перистыми листьями, издающими приятный запах, если их потереть между пальцами, и тростниками, вполне оправдывающими свое видовое название и вытеснившими почти всякую растительность. Оригинальный вид имеют заросли тростников с длинными листьями, легко вращающимися в ту сторону, куда дует ветер. Точно их кто-нибудь нарочно расчесывает и расправляет. Дальше виднелась какая-то полудревесная, полукустарниковая растительность. Я направил туда свои шаги. Это оказались тальники и ольшаники, словно бордюром окаймляющие берега проток и озерков со стоячей водой.
Луга, поросшие столь буйной растительностью, довольно богато населены пернатыми. В этот знойный день большая часть их попряталась в траве, но все же некоторых, наиболее прожорливых, голод заставлял быть деятельными. Прежде всего я заметил восточную черную ворону, всеядную, полуоседлую общественную птицу. От своей европейской товарки она отличается оперением черного цвета с фиолетово-синим оттенком. Ворона сидела на земле и кого-то караулила – должно быть, мышь. При моем приближении она испугалась, снялась с места и торопливо полетела к кустам лозняка. Тут же поблизости на жиденькой ольхе сидела сорока. Она вела себя неспокойно, все время вертелась, задирая хвост кверху, прыгала с одной ветки на другую и вдруг совершенно неожиданно камнем упала в траву, но вскоре опять появилась на одной из нижних ветвей дерева. При моем приближении трусливая птица бросилась наутек и, оглашая воздух сухими и резкими криками, полетела вслед за вороной. Затем я увидел большого восточного веретенника, типичного обитателя сырых лугов. Веретенник неожиданно вынырнул из тростников, подлетел ко мне вплотную, затем быстро свернул в сторону и вновь спрятался в траву. Это, вероятно, был самец, старавшийся отвлечь все внимание от того места, где самка высиживала яйца. На обратном пути я еще вспугнул зеленую овсянку – небольшую птичку, ведущую одиночный образ жизни среди болот и глухих проток. Она села на куст, очень близко от меня, и совершенно не выражала беспокойства.