– Ну вот и все! – веско заключил старик, гордясь своим умением.
   – Все? – удивилась Калиархара – она даже не успела ничего понять; воин не издал и звука… она явно ожидала большего.
   На пороге кто-то промычал – Одий, пришедший по зову госпожи, при виде происходящего в ванной побледнел и стал оседать – вид крови всегда чрезмерно пугал его. Он и вчера-то шарахался от окровавленного воина, а теперь при виде стекающей по лежаку красно-бурого потока и кровавой лужи на полу вовсе стал терять сознание.
   – О, боги!!! Одий! – засмеялась Калиархара, – Ты что это там удумал?! – она знала о слабости казначея и всякий раз не упускала возможности еще раз доставить ему «удовольствие»,
   – Иди сюда, я хочу тебе кое-что поручить.
   – Да, госпожа?! – меняя разные оттенки бледности, на трясущихся ногах подошел казначей, ежесекундно косясь на соседний лежак.
   – Нартанг скоро будет сопровождать меня – ему нужна достойная одежда. Те тряпки, что были на нем, не годятся для моего охранника. Они вообще уже никуда не годятся. Пусть ему подберут что-нибудь.
   – Да, госпожа, – поклонился Одий, намериваясь поскорее удалиться, под предлогом незамедлительного исполнения приказа.
   – Погоди, я не закончила, – недовольно повела бровей деспотичная красотка, – Еще его надо хорошо и много кормить – мои слуги не должны быть такими тощими.
   – Да, госпожа, – мученически воздел глаза к потолку Одий.
   – Еще… – Калиархара в задумчивости нахмурилась, потом ей надоело издеваться над слугой, – Ай, забыла, ну ладно иди уже, – небрежно махнула она рукой, отпуская несчастного.
   Одий поклонился и поспешил скрыться.
   – Так, так, сейчас будет снова больно, – продолжал тем временем «колдовать» над Нартангом лекарь, – Моя госпожа, этому человеку нужен теперь покой, чтобы рана хорошо зажила и шов стал ровным по краям. Можно было бы зашить, но тогда останутся следы…
   – А заживет быстрее? – поинтересовалась Калиархара.
   – Да, но это надо его тогда точно…
   – Зашивай, – не дала она закончить старику, хищно сверкнув глазами.
   Воин невольно обернулся на нее со своего лежака.
   – Ты боишься? – улыбнулась ему красотка.
   – Нет, – отвернулся обратно Нартанг – ему тоже было нужно быстрее поправиться, но эта «простая» женщина уже выводила его из себя.
   – Надо связать, – уже настойчивее объявил лекарь, – Шить – не быстрое дело! Я не буду его не связанного шить! – встретившись с воином взглядом категорично заявил Рат.
   – Шей, – рыкнул на него воин, – Тебе нечего бояться.
   – Да ну не сможешь ты так терпеть.
   – Я – воин. Шей, – непререкаемым тоном велел Нартанг и старику ничего не оставалось, как подчиниться.
   Нартанг вновь взялся за лежак, лекарь вздохнул и, помолясь своим богам, приступил к делу, быстро подготовив все необходимое. Калиархара с жадностью наблюдала, как ходят от боли мышцы спины воина, ловила каждый поворот его головы, почти физически ощущала его волю, благодаря которой он не только не издал ни звука, но даже не разу не дернул больной ногой, зашиваемой лекарем железной кривой иглой. Теперь она уже знала, что ни за что не отпустит этого человека – такое сокровище должно принадлежать ей одной, она должна «приручить» это чудовище, чтобы все вокруг боялись и уважали ее!
   – Великие боги, ты воистину не чувствуешь боли?! – закончив свою работу, окончательно промыл сделанный шов лекарь.
   – Чувствую, но не даю идти ей дальше раны, – хрипло ответил воин, покрывшийся испариной от перенесенной экзекуции.
   – Сейчас перевяжу и все, – продолжая качать головой, заканчивал последние «штрихи»
   Рат.
   – Когда заживет, чтобы ходить мог? – уже совсем расслабившись, спросил Нартанг.
   – Неделю надо не ходить – не ступать на нее, а там каждый по разному. Может через пару недель уже и мешать не будет.
   – На мне все быстро заживает, – удовлетворенно кивнул воин.
   – Вот и хорошо, – кивнула Калиархара, поднимаясь с лежака и удаляясь из залитой кровью ванны, – Одий о тебе позаботиться. Поправляйся! – бросила она уже из-за порога и исчезла в глубине дома.
   Нартанг проводил ее взглядом, потом перевел его на лекаря:
   – Затянется когда – будет вспоминаться при ходьбе, беге? – задал он единственный волнующий его вопрос.
   – Если на то будет воля богов – должно хорошо зарасти и не мешать; а так – как пожелают боги, – развел руками Рат.
   Воин кивнул, давая понять, что понял и разговор окончен.
   – Скажи откуда ты, странный человек? Где твоя родина, что рождает таких сильных духом людей? Облик твой удивителен… Все ли на твоей родине так выглядят, как ты? – осмелел и не хотел просто так уходить старик.
   Нартанг уперся в него своим тяжелым черным взглядом, но это, казалось, не особо обескуражило любопытного.
   – Я сам не всегда так выглядел, – тяжело выдавил из себя воин – ему не хотелось говорить, но обижать оказавшего ему помощь старика тоже было не гоже.
   – Это я понимаю, – кивнул тот, – Твои шрамы достались тебе лет этак в двенадцать-четырнадцать, – прищурив глаз, заключил лекарь.
   – В шестнадцать…
   – В шестнадцать? – удивился старик, по-видимому крайне редко ошибающийся в своих заключениях, – А сейчас двадцать три, – уже совсем уверенный в себе деловито кивнул Рат.
   – Скоро девятнадцать, – горько усмехнулся воин.
   – Тогда ты быстро оправишься от своей раны, – невпопад изрек лекарь и для убедительности звякнул содержимым своего ларца.
   – Хорошо.
   – Так откуда ты, удивительный человек?
   – Из Данерата.
   – Я слышал об этой далекой стране, – оживился старик.
   – Да? – удивился воин, – И что ты о ней слышал?
   – Что она мала, но по силе не уступает Тиру, что все страны вокруг покорены ею, что воины ее бесстрашны и непобедимы. Но где она – никто не знает. Я даже думал, что все это лишь мифы, легенды…
   – Нет. Эта страна есть, – поднялся воин и пошел, ковыляя, к своим доспехам, потом растерянно стал искать взглядом старую одежду, которую расторопные рабы уже успели умыкнуть по повелению госпожи.
   – Где же находиться твоя страна? – не унимался лекарь, следуя за воином.
   – Очень далеко отсюда, – неопределенно буркнул Нартанг, упираясь взглядом в рабов,
   – Где одежда? – не одевать же ему доспехи на голое тело.
   – По повелению госпожи, – пробормотал один из них.
   – Поправляйся, – поняв, что ему не удастся до конца удовлетворить свое любопытство, махнул рукой старик и пошел восвояси.
   На счастье рабам, на пороге возник Одий, за ним шел раб с ворохом одежды в руках.
   При виде кровавой лужи на полу и залитого кровью лежака, казначей вновь побледнел и пошатнулся:
   – О, великие боги! – воскликнул он, – Нартанг, вот тебе одежда, – махнул Одий рабу, чтобы тот выложил принесенное на свободный лежак, – Я жду тебя на дворе.
   Оденешься – выходи, – поспешил удалиться неженка.
   Нартанг оскалился, еще раз сполоснулся в бассейне, намочив так заботливо наложенную повязку, и махнул рабу с полотенцем:
   – Давай сюда.
   Быстро вытершись и одев неплохую не особо броскую одежду, воин почувствовал себя человеком. Быстро и умело одев доспехи и подхватив оставшиеся тряпки, он вышел во двор, где его дожидался казначей.
   – Ну все? – осведомился тот. Однако ответа так и не получил, и от непонятного и пугающего взгляда страшного человека сильно сконфузился, – Пойдем, – состроив недовольную мину, пригласил он Нартанга следовать за собой, – В доме тесновато и жена у меня не любит чужих, так что я дам тебе угол, что выходит в сад, – ни ты не будешь никому мешать, ни тебе.
   – Хорошо, – Нартанга это вполне устраивало.
   – Госпожа сказала тебе надо отлеживаться, так что еду тебе будут приносить туда.
   – Хорошо, – чем меньше он будет привлекать внимание и появляться на глазах – тем лучше – может, и забудут ненароком…
   – И что я сам попрошу – так не води туда женщин – моя Нига очень не терпит распутства!
   – Хорошо.
   – Ну вот мы и пришли! – облегченно вздохнул казначей пропуская воина в небольшой белый домик, второй своей стороной также пристающий к основному господскому дому.
   Каморка, подготовленная Одием для него, была чуть больше той клетушки в рабском бараке, однако имела окно, вполне сносный лежак и большой ящик для вещей, – Это твой угол.
   – Хорошо, – в который раз кивнул Нартанг.
   – Вот и славно, – посмотрев на него, как на недоумка, заключил казначей, – Коль что нужно, ты уж постарайся решить это сам и не беспокоить нас по-пустому.
   – Хорошо…
 
   Расположившись в своей новой комнате, Нартанг долго ворочался на лежаке, однако, сон так и не шел к нему – адреналин, гулявший по телу после боли операции, не отпускал и не давал покоя. Вечерняя прохлада совсем прогнала желание сидеть взаперти, а жажда дала цель вылазки. Воин поднялся и поковылял в сад, к знакомой чаше с водой перед рабским бараком. Прихрамывая, он подумал о том, что надо раздобыть где то большой кувшин, чтобы не скакать туда-сюда. Уже почти достигнув цели своей вечерней прогулки, Нартанг вновь услышал гомон в «человеческом стойле».
   Презрительно сплюнув, он подошел к чаше и подумал о том, что и воду надо бы брать в другом месте, именно в этот момент из двери барака выбежал уже знакомый раб, все также рыдающий, как и в первый и второй разы их встреч. Он выбежал, споткнулся и упал, не пробежав и десяти шагов. За беглецом тут же обозначилась погоня из дюжины рабов того же барака. Они тут же догнали и окружили несчастного, не давая ему прорваться сквозь их кольцо:
   – Ну что, господский ублюдок, ты плохо там подлизывал, да? – толкал его один.
   – Нет, у него слишком мерзко – господину не понравилось! – второй сделал недвусмысленное движение, тут же напомнившее Мидию о его бесчестии.
   – Просто ему понравилось и он осмелился попросить господина еще! – ржал третий.
   – Совсем надоел господину со своими просьбами! – толкал его четвертый!
   – Мы можем помочь, раз так привык! Давай нагибайся! – схватил его за шею пятый, пригибая к земле.
   Обессиленный непривычной дневной работой и душащими его рыданиями, Мидий упал на колени. Самый быстрый из своры, продолжая гоготать, встал за ним и стал производить движения, повторяющие спаривание животных. Толпа разразилась еще более громким смехом.
   – Оставьте меня! Что я вам сделал!? – повалился на бок несчастный, совсем отчаявшись и не понимая – шутят над ним или и вправду тоже собираются надругаться.
   – Что, мы тебе не нравимся? Конечно, привык к господам, к чистенькому да вкусному?
   Нартангу надоели эти крики и взбесила свора обезумевших от своей всесильности в числе людишек, жалких и озлобленных завистью к чуть более лучше устроившемуся собрату, по воле случая скинутому с теплого места. Еще, когда он понял, что сотворил с бедолагой Партакл, Нартанг испытал какую-то тень сочувствия к бессильному и до последнего униженному парню.
   Не говоря ни слова, он заковылял к беснующейся толпе. Только двое, увидевшие его раньше остальных замолчали и попятились, остальные же слишком были заняты своей жертвой. Нартанг схватил того, который недавно поверг Мидия на землю за шею и нажал в знакомое ему место – раб всхлипнул и застыл, не шевеля ни рукой ни ногой – его глаза округлились от страха своей парализованности. Нартанг оскалился, зло глядя на остальных, уже всех уставившихся на него. Люди, только что нападавшие на рыдающего собрата и готовые творить с ним все, что взбредет в голову кому-то одному из них, не собирались теперь защищать самого бойкого. Они не видели хромоты Нартанга, но и тогда вряд ли решились бы напасть на страшного человека.
   Воин прочел это в их глазах сразу и от этого еще больше озверел – один из рабов не поспешил отойти от него, застыв в замешательстве, и поплатился несколькими выбитыми зубами – кулак воина попал прямо в недавно скалившийся рот. Пойманного же «лицедея» он отшвырнул на несколько шагов прочь – тот шмякнулся о землю, словно мешок, продолжая находиться в обездвиженном состоянии.
   – Пошли вон! – рыкнул воин, и ни у кого из рабов не возникло желания ослушаться его – привыкшие подчиняться люди поспешили прочь. Нартанг посмотрел на все еще сидящего на земле Мидия, развернулся и поковылял обратно к себе.
   – Благодарю тебя! Да хранят тебя боги! Как я могу отблагодарить тебя?! – немного оправившись от случившегося с ним издевательства и неожиданного спасения, поспешил за своим страшным заступником Мидий.
   – Никак, – рыкнул на него воин – он уже почти пожалел, что вмешался в дела этих полуживотных, не имеющих чести называться людьми, а вид и сущность спасенного им и вовсе вызывали отвращение своей слабостью и униженностью.
   – Я не знаю кто ты, но я знаю, что ты не так зол, как хочешь казаться! Ты спас меня, значит ты… – не отставал обрадованный появлением такого сильного покровителя раб, но так и не успел закончить – воин обернулся и его рука, держащая прочнее железного ошейника, утвердилась на шее приставалы:
   – Отстань от меня! Мне ничего от тебя не надо! – оттолкнул его воин, немного встряхнув перед этим.
   Взгляд Нартанга как всегда подействовал мгновенно и отрезвляюще, Мидий понял, что поторопился с заключениями и замер в нерешительности: продолжать настаивать в проявлении благодарности или послушать кричавшее во всю чувство самосохранения и поскорей спрятаться куда-нибудь до рассвета – возвращаться в барак он уже и не думал. Раб стоял, глядя в удаляющуюся спину воина. Потом улыбнулся – его спаситель обернулся:
   – Добудь мне большой кувшин с водой и принеси в клетушку в доме Одия – будем в расчете, – вспомнил воин о своих вечерних мыслях и заковылял дальше.
   Мидий опечалился – где он теперь мог добыть желаемое его суровым спасителем?
   Теперь он был простой раб, весь день проводивший в поле…
   Прошел день. Спасенный им раб так и не появился с благодарностью. Нартанг отъедался и отлеживался. Он накапливал силы и целенаправленно залечивал свою рану, почти весь день проводя в отведенном Одием углу. Однако «отлеживался» громко сказано – он не сидел на месте ни минуты: сделал из выломанной под испуганные взгляды рабов в саду толстой палки какое-то подобие турника и, как когда-то в пустыне, когда только-только оправлялся от жестоких побоев, стал вспоминать детские тренировки Данерата. Он упражнялся с камнями, отжимался и подтягивался, как безумный, щадя только больную ногу и не давая послабления всему остальному телу. Он сознательно загонял себя, чтобы стать еще более сильным и стремительным. Еды, что по указанию ему приносили, вскоре не стало хватать – организм охотно отозвался на тренировки, но требовал еще большего питания. Нартанг не хотел видеть казначея, каждый раз смотря на него, вспоминая проклятого торговца, поэтому пошел на хитрость и стал ходить еще и в тониду, куда в первый раз отводил его Квито. Там он его и встретил еще раз. Пунций, памятуя повеление надсмотрщика, как раз наливал Нартангу полную миску сытной незамысловатой еды, когда за спиной появился Квито:
   – Даром хлеб ешь? – беззлобно пошутил он, ухмыляясь, глядя на обнаженного по пояс воина. Он смотрел на него и понимал, что очень хорошо сделал, решив не задирать в первый раз – человек перенесший подобные порки, о которых говорили шрамы на его спине, уже вряд ли боится плети – он просто ненавидит ее…
   – Не твой же, – обернулся на него воин, отмечая, что надсмотрщик держится на почтительном расстоянии – от этого человека нечего было ждать осложнений.
   – Не мой, – улыбнулся Квито, – Все в порядке, Пунций, все правильно, – успокаивающе махнул он всполошившемуся и занервничавшему было повару.
   – Просто господское добро привык беречь? – тоже не зло ухмыльнулся Нартанг, но его голос делал все против него – это прозвучало как вызов.
   – А ты такой непокорный прямо! – немного раздражаясь, сдвинул брови Квито, – Что же до сих пор здесь делаешь?
   – Не знаю, – буркнул Нартанг.
   – Вот и нечего, – немного раздосадовано невпопад вставил свое слово надсмотрщик – он не любил с кем-то ссориться, и так же как и все люди не терпел неблагодарного отношения к себе.
   – А я и ничего, – пожал плечами Нартанг – он тоже не особо желал с кем-то здесь схлестнуться.
   – Что сейчас делаешь? – спросил Квито, имея в виду на какую работу поставили воина.
   – Иду в свой угол, – подозрительно покосился на него Нартанг.
   – Да нет, – усмехнулся надсмотрщик, – Чем занимаешься днем?
   – Рану вылеживаю, – указал взглядом на повязку воин.
   – Ясно. Ладно, поправляйся. Можешь и дальше здесь есть. Пунций, – кивнул он повару, убеждаясь, что до того дошли сказанные им слова.
   – Я понял, – кивнул повар.
   – Хорошо, – оскалился воин и заковылял было обратно. Потом остановился и обернулся на Квито. Он вспомнил про спасенного на днях раба и решил помочь беззлобному надсмотрщику, – Если не уберешь из барака одного из новоприбывших рабов – будет кровь, – дал он «наводку» и заковылял дальше.
   Следующие дни потекли размеренно и липко.
   На четвертый день его «лежки» заглянул Одий:
   – Госпожа хочет видеть тебя, – торжественно объявил он, покосившись на сооруженный воином «спортивный снаряд».
   – Зачем?
   – По что мне знать? Хочет видеть и все! На то она и госпожа!
   – Она тебе госпожа, – недовольно пробурчал Нартанг, обшаривая взглядом свое убогое жилище в надежде вспомнить в какой угол зашвырнул выданную одежду. Вскоре он был готов.
   При появлении Одия Нартанг стал наигранно тяжело двигаться, сильно прихрамывая на хорошо заживающую ногу, потом также последовал за казначеем – припадая чуть ли не на пол корпуса вниз.
   Калиархара смотрела из окна на их приближение и все больше хмурила брови – ей не терпелось покрасоваться со своим новым охранником, который стократно оттенил бы ее облик своим уродством, а теперь приходилось ждать, и, судя по его походке, придется ждать и дальше.
   – Госпожа, – поклонился Одий красотке, приведя воина в дом.
   – Ступай, Одий, – махнула ему Калиархара.
   Слуга вышел, и только после этого женщина отвернулась от окна и посмотрела на воина:
   – А ты поправляешься, – улыбнулась она, глядя в его черный глаз своим бессовестно-откровенным и постоянно жадным взглядом.
   – Отъелся, валявшись, – оскалился Нартанг, снова начиная чувствовать себя неуютно рядом с этой женщиной – она и влекла и настораживала его. Ее мысли не смог бы прочитать только слепой, но ее положение заставляло отвергать все размышления о возможности исполнения откровенных желаний.
   – Нартанг, дорогой, разденься! – как бы невзначай попросила Калиархара.
   Воин испытующе посмотрел на нее, слегка наклонив голову набок – он все никак не мог предугадать чего ожидать от чертовки, а оказаться в дурацком, а то и опасном положении ему никак не хотелось. Он хорошо запомнил свой опыт у Сухада и вовсе не собирался повторять ошибки.
   – Калиархара, – рыкнул он – при этом женщина вздрогнула, словно собственное имя немного отрезвило ее от своих фантазий, – Ты не найдешь на мне ничего необычного, чего не могла бы видеть на других.
   Женщина слегка смутилась, но ненадолго, отказ воина, только раззадорил ее еще больше:
   – Ложь, – хищно улыбнулась она, – Твой знак – такого я не видела прежде – это первое; твои шрамы на ребрах – таких я тоже ни у кого не видела – откуда они? Я хотела посмотреть на них…
   – Зачем? – в упор глядя на странную женщину, спросил Нартанг.
   – Мне хочется, – капризно и в то же время привлекательно надула губы красотка.
   – Чего… хочется?
   – Посмотреть на тебя…
   Сам не зная почему, Нартанг стал раздеваться. Еще минуту назад он собирался развернуться и уйти прочь от этой женщины, но ее тело и взгляд имели неоспоримую власть над мужскими мыслями.
   – Смотри, – скинул он на пол одежду и скрестил руки на груди, немного насмешливо глядя на блеснувшую глазами женщину.
   Калиархара неторопливо подошла к нему и неотрывно глядя в бездонный черный глаз, провела рукой по плечу:
   – У тебя очень красивое тело, – промурлыкала она, отрываясь от его взгляда и обходя воина сзади, любуясь рельефом спины, – Очень красивое, – ее рука скользнула по бедру, отмеченному знаком королей Данерата.
   – У тебя тоже, – ухмыльнулся воин.
   – Ты к чему ведешь свою мысль? – вновь остановилась перед Нартангом женщина, стрельнула глазами снизу вверх.
   – К тому, что если хочешь – бери, а если нет – то не дразни, – все же поддавшись чарам, быстро поднял и притянул ее к себе воин. Ее глаза оказались теперь на уровне его лица, – Хочешь?
   На миг в ее глазах мелькнул страх, но потом чувство вечной безнаказанности и бесшабашной дерзости взяли свое:
   – Нет! – зло улыбнувшись, уперлась она ему в грудь и с силой оттолкнулась от нее, выгибаясь в руках воина, – Отпусти!
   – Правда не хочешь?! – специально решил помучить ее Нартанг, чтобы больше ей не приходило в голову вновь донимать его.
   – Пусти, я сказала! – уже с повелительными и негодующими нотками воскликнула красотка и залепила звонкую и достаточно увесистую пощечину. Нартанг еще сильнее прижал ее к себе – так, что она даже вскрикнула от боли, но потом остыл и разжал руки:
   – Ну иди, – ухмыльнулся воин, опуская ее на землю.
   – Как смеешь? – зашипела на него Калиархара.
   – Так же как и ты, – хмыкнул Нартанг, одеваясь и успокаивая дыхание.
   – Ты пожалеешь!
   – Я тебе не раб и не слуга, – он развернулся и поковылял прочь.
   – Пожалеешь! – крикнула воину вслед разгневанная красотка. Потом из дома послышался звук бьющейся посуды.
   Нартанг оскалился и сплюнул на траву – больше ему уже не нравилась эта безумно красивая и совсем непонятная женщина.
   С этого дня воина вообще никто не тревожил. Но предчувствие, чего-то дурного, которое никогда не подводило его, говорило, что вскоре случиться что-то неприятное и гадкое.
 
   Вернувшись в родные пески, Кариф поразил всех своей расточительностью: обычно до безумия жадный торговец, сам носивший свои одежды до последнего и никогда не одевавший рабов, никогда не тратившийся ни на какие украшения и тем более изыски, принялся скупать в городах дорогие и красивые вещи, стоившие огромных денег, накупил себе красивую добротную одежду. Он тратил деньги так, словно у него был неиссякаемый мешок с золотом. Потом его природная осторожность привела его к выводу, что необходимо обезопасить себя от случайного разбоя. Он купил в Алькибаре двух верзил из племени дриунов, враждующего с каурами. Они тоже, как и кауры, были могучи, но в них не было того неукротимого нрава, что у своих врагов-соседей – раз попав в плен и покорившись, они уже и не думали о свободе – их вера учила их следовать воле богов, направляющих судьбу человека по угодному им руслу. И теперь торговец важно восседал на своем Гайриде в дорогих одеждах и туфлях, поблескивая перстнями с большими драгоценными камнями. Он накупил много вещей и отправился с караваном к своим женам, чтобы они тоже отметили, каким он стал важным теперь. Кариф явно что-то задумывал, но никто не мог понять что.
 
   Калиархара же, обозленная выходкой воина и своим поражением бесновалась весь день и думала как бы отомстить. По появлению вечером мужа она набросилась на него со своими новыми идеями:
   – Он дерзок, как обреченный на смерть!
   – Кто, дорогая?
   – Этот Нартанг!
   – Что же он себе позволил? – устало улыбнувшись, потянулся к жене вельможа.
   – Он не называет меня госпожой!
   – Дорогая, помнится, ты говорила, что хорошо ладишь с животными… – не преминул ее подколоть супруг.
   – Он раб, Партакл! А ведет со мной себя, как с равной! – напирала на него красавица.
   – И что ты предлагаешь? – устало посмотрел на нее муж.
   – Заклеймить его! Пусть знает свое место, и все пусть знают! – со злостью ответила она.
   – Забыла? – он не раб.
   – А кто кроме нас знает об этом, и кто поверит ему?! Кому есть до этого дело? – продолжала напирать Калиархара.
   – Ну пусть будет по твоему, – пожал плечами Партакл – в государственных делах он уже почти и забыл о своем приобретении и, долго не видя воина, совсем позабыл о его нраве, но потом, его мысли потекли совсем в другое русло. Насторожившись негодованием жены, он внимательно посмотрел на нее, – Дорогая, а только ли из-за непочтения твой гнев? – он хорошо знал ее, чтобы понять, что чертовка просто не получила того, чего желала.
   – Что ты хочешь сказать?! – с вызовом посмотрела на него жена.
   – Я говорил тебе, что он опасен. Не трогай его пока.
   – Хороши же у нас дела в доме, коль рабам позволено не повиноваться господам! – фыркнула выведенная на чистую воду бестия и стремительно ушла прочь с оскорбленным и обиженным видом. Партакл настолько устал, что даже не пошел с ней мириться, заснув прямо в большом гостином зале на удобных подушках.
   На следующее утро вельможа нашел свою жену примеряющей новые наряды. Та по-прежнему злилась на него.
   – Дорогая, ты когда-нибудь бываешь довольна?
   – Бываю, – зло отвечала та, фыркая на непослушную ткань и на желающую но не решающуюся помочь ей рабыню.
   – Я что-то забыл о таком счастье.
   – Не мудрено, если постоянно все делаешь мне наперекор.