— Я не понимаю…
— Если бы Террела убили в назидание другим, это сделали бы каким-нибудь другим способом, менее рискованным и более наглядным. Кроме того, как я уже говорил, множество людей занимается тем же, чем и Террел. Он был недостаточно крупной фигурой для того, чтобы послужить примером. Нет, это была месть, — Кейд скрипнул зубами. Кожа на его лице натянулась, и шрамы сделались более заметными. — Они переломали ему все кости, Сара. Подумай об этом. Это не обычные пытки. Насколько мне удалось разузнать, никого еще не убивали подобным образом. Террела убили именно так потому… потому, что кто-то знал…
— Знал о том, что случилось с его руками, — договорила Сара.
Кейд удивленно посмотрел на женщину. Так, значит, Террел ей рассказал…
— Да, — тяжело проронил Кейд и замолчал.
На некоторое время они погрузились в воспоминания. Саре вспомнилась теплая ночь, приближающаяся гроза и ее молодой муж, который сидел рядом с ней на кровати и монотонно рассказывал о своем увечье. Их семья — он, Кейд и их мать — переселилась в Низовье. Им пришлось это сделать, потому что погиб отец, и у них не было ни денег, ни родственников, которые могли бы им помочь. Мать бралась за любую работу, какую только, могла найти, и время от времени покупала Террелу грифельные доски и мел. Рисование помогало Террелу смириться с нынешней жизнью и давало надежду когда-нибудь выбиться в люди.
Но вот однажды — через четыре года после их переезда в Низовье — его окружила уличная банда. Они разбили доску, растоптали мелки и переломали ему пальцы, искалечив Террела на всю оставшуюся жизнь. Мечту стать художником пришлось забыть…
У Кейда были другие воспоминания.
— Сара! — позвал он. Женщина подняла голову и посмотрела на деверя. В глазах у нее стояли слезы. — Террел рассказал тебе, что произошло. А остальное тебе известно?
— Остальное?
«Значит, он ей ничего не сказал, — подумал Кейд. — Ну что ж, так я и думал».
Кейд никогда прежде ни с кем об этом не говорил, предпочитая держать такие вещи при себе. Сегодня он впервые решил не молчать, хотя и не видел смысла в подобной откровенности.
— В ту ночь Террел вернулся домой с прокушенными губами, — хрипло произнес Кейд. — Он кусал их, пытаясь сдержать крики. Его руки… Если бы он добрался домой побыстрее, возможно, кости еще удалось бы сложить правильно. Не знаю. Они были размозжены. — Кейд говорил, не глядя на Сару. — Террел был едва жив от боли. Мама… — Кейд вздохнул. — Мама пыталась лечить его. Она всю ночь просидела рядом с Террелом, рыдая над переломанными пальцами, как будто ее слезы действительно могли смягчить боль.
Эта картина до сих пор стояла у Кейда перед глазами… Он лежит на койке, занавеска, разделяющая их однокомнатную лачугу, истрепалась до дыр и ничего от него не скрывает… Мать потом каждый вечер укачивала Террела, словно малыша, и укладывала спать рядом с собой, потому что по ночам его мучил один и тот же кошмар — хруст ломаемых пальцев.
— Мы ничем не могли ему помочь, абсолютно ничем. — Кейд повернулся к Саре, в его глазах была такая ярость, что женщина предпочла отвести взгляд. — Но тогда — я уверен в этом — я получил один дар. Сара, я получил месть.
При этих словах голос Кейда дрогнул. Он рассказал, как нашел на улице, среди грязи и отбросов, веревку и как выковырял из стены одного из немногих в Низовье настоящих домов — домов, а не хибар, — кирпич. Как он привязал веревку к кирпичу и принялся ждать.
— Я ждал три ночи, — Кейд встал. Все его тело напряглось от воспоминаний. — Ждал, пока не выследил, где они ночуют. Потом я взял веревку и кирпич и отыскал тех, кто это сделал. — Глаза Кейда были совершенно дикими. — Я нашел их, — Кейд вздохнул. — Я поймал их и избил. Избил до потери сознания. — Он глубоко вздохнул и на время умолк.
— Я нашел их. Я не стал их убивать. Я сделал так, чтобы в будущем никто из них не смог рисовать. Кейд сел, не глядя на Сару.
— Террелу тогда было тринадцать лет. Мне — одиннадцать…
В комнате стало тихо. Сара во все глаза смотрела на Кейда, а тот глядел куда-то в сторону. Сара поняла, что Кейд смущен. Он рассказал ей то, чего не рассказывал никому. Он поверил ей свою тайну. Сара поняла, что именно здесь таится ключ ко всем загадкам Кейда, но пока что она не могла его найти. Сейчас Кейд занимал все ее мысли. Подумать только, ему тогда было столько же, сколько сейчас Тосу…
— Сара… — теперь голос Кейда был мягким. Он никогда прежде не разговаривал с ней таким тоном. — Тот, кто убил Террела, знал эту историю. Знал, что произошло с Террелом, знал о его страхах.
— Его до сих пор мучили кошмары… — отозвалась Сара.
— Я так и думал. Они знали об этом, Сара, но я пока не знаю, как они узнали об этом. Ответ находится в Низовье, Именно туда я и собираюсь пойти…
Кейд стоял рядом с ветхим мостом. За мостом лежала его цель — Низовье.
От медленно текущих вод реки Белая Лошадь поднималась отвратительная вонь — запах отбросов, гниения и смерти. Кейд не обращал на этот запах ни малейшего внимания. В конце концов, он вполне мог бы сказать, что здесь пахнет домом.
Кейд был одет в поношенную кожаную одежду для верховой езды и видавший виды плащ. Меч он нацепил так, чтобы тот сразу бросался в глаза, а еще кое-какое оружие спрятал под одеждой. Сейчас Кейд походил на безработного наемника, переживающего определенные трудности, но хорошо владеющего своим ремеслом. Он выглядел достаточно крепким орешком, чтобы шваль Низовья оставила его в покое, и в то же время достаточно неприметно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Заинтересовать Кейд мог лишь тех, кто заметит его воинскую косу и поймет, что она означает.
Разгадка скрывалась где-то здесь, в Низовье. Сперва, думал Кейд, нужно отыскать Зипа, лидера НФОС, а ныне — одного из старших должностных лиц Санктуария. Но при наличии выбора Кейд предпочитал не иметь дела с властями Санктуария. Точно так же, как было еще несколько человек, с которыми Кейд предпочел бы по возможности не связываться. Например, с этой сумасшедшей, Ченаей, которая набирала себе армию гладиаторов. При мысли об этом Кейд усмехнулся. Гладиаторы! Из гладиаторов получаются неважные солдаты, и уж для чего они вовсе не годятся, так это для уличных боев в Санктуарии. Здесь полно безумцев…
Похоже, Зип допустил несколько ошибок, и НФОС раскололся по меньшей мере на три различные группировки. Основная часть бойцов НФОС осталась верна своему вождю, но некоторые, менее патриотично настроенные или более тщеславные, предпочли пойти своим путем. Кейд проверил версии, связанные с деньгами. В городе, подобном Санктуарию, существовало только три быстрых способа сделать деньги: проституция, наркотики и работорговля. Все здешние публичные дома находились под контролем, являясь важной частью экономики Санктуария Что же касается работорговли, ее, похоже, и поныне контролировал Джабал. Впрочем, по улицам ползли слухи о какой-то новой организации.
Но что бы это ни была за организация, она еще не существовала в то время, когда Террел попал в ловушку.
Значит, наркотики. Слабый след становился таким же ясным, как мощеный тракт. Кейд сильно сомневался, что его брату могло нравиться такое положение дел. Вряд ли это совпадало с представлениями Террела о революции. Но цели революции подверглись пересмотру, и новые правила игры были установлены здесь, в Низовье.
За последние несколько лет большинство банд Низовья заматерели и из подростковых шаек превратились в организованные преступные группировки. Правила в этом королевстве нищих банда под названием Продувные Бестии. Эта банда отхватила себе изрядный кусок Низовья — весь прежний участок Кейда, если не больше. Когда-то эта банда была частью НФОС, но в последние месяцы вышла из его состава и взяла в свои руки некоторые дела, которые прежде шли исключительно через Зипа. Теперь эта банда держала в руках третью часть наркоторговли Санктуария.
Ну что ж, если понять, на каких принципах строится организация, все сразу становится яснее ясного. Теперь Кейду нужно было найти Бестий и выяснить, кто приказал расправиться с его братом. Узнать, почему они это сделали. А потом заставить их расплатиться за содеянное.
Кейд небрежной походкой пересек мост, не подавая вида, как бешено колотится его сердце, и ничем не выказывая охвативших его отвращения, боли, отчаяния…
Он медленно пошел в сторону их старого дома. Самая суть его личности отчаянно пыталась защититься от мира, который проплывал сейчас у него перед глазами. Для всех своих обитателей и для любого пришельца Низовье было воплощенной болью. Пока Кейд петлял по заваленным отбросами улицам, вокруг него разворачивался оживший ночной кошмар. Взрослые были пустыми оболочками, бесцельно двигающимися неизвестно куда, а дети грязны и неухожены. Прохожие брели, не глядя по сторонам; похоже, их заставляли двигаться пустые желудки, требующие хоть чего-нибудь съедобного.
Но это было еще не самое худшее. Улицы были застроены полуразрушенными хибарами, в которых влачили жалкое существование их обитатели. Маленькие девочки и мальчики предлагали свое тело за кусок хлеба. И, конечно, всюду пахло кровью. Она стыла на стенах, текла из разверстых ран и отражалась в глазах каждого несчастного ублюдка, бредущего по пустым улицам. Похоже, любой из них был отмечен хотя бы одним уродливым шрамом — напоминанием о том моменте, когда его тело встретилось с отточенной сталью… или с летящим камнем… или с чужим кулаком.
Кейд содрогнулся. Худшее? Что значит «худшее»? Это слово не имело здесь смысла. Кровь? Голод? Нет, болезнь — даже не болезнь, а порча текла в жилах у здешних обитателей. Их тела были покрыты шрамами и лишаями, глаза сочились гноем, легкие разрывал кашель. Вся их жизнь была медленным приближением к смерти.
Вот что было сердцем и душой Низовья. Смерть. Она обрушивалась на здешних жителей с самых неожиданных сторон, и от нее не было никакой защиты. Именно это произошло с его матерью: она изматывала себя работой и отказывала себе в еде, чтобы детям доставалось больше. Это в конце концов и убило ее! А может, измотала какая-нибудь из многочисленных болезней? А может, причина была в страхе? Нет, незадолго до смерти мать была выше всего этого. Выше отчаяния. Выше надежды…
Для нее, как и для многих других, это было унижением. Постоянный, бесконечный стыд неудачника, человека, потерпевшего поражение. Ненависть ко всем тем вещам, которые ей приходилось делать, чтобы выжить. Кейд до сих пор помнил ту ночь, когда она впервые продала себя мужчине. Потом она долго мылась в кадке, позаимствованной у более удачливого соседа. Он тогда запнулся, наткнувшись взглядом на ее наготу. Вода в кадке была красной от крови, а мать все терла и терла свое тело, и клочья содранной кожи плыли по розовой воде, словно опавшие листья.
У Кейда вырвался короткий всхлип. Нет, он не плакал. Он вообще плакал всего два раза в жизни. Первый раз — когда бедный Террел пришел домой с переломанными пальцами, сжимая в распухших, непослушных руках обломки грифельной доски. А второй раз…
Мать умерла, когда ей был тридцать один год. На вид ей можно было дать гораздо больше. Кейд хорошо это помнил. Слишком хорошо. Ее некогда пышные черные волосы поредели и стали седыми, кожа покрылась морщинами от грязи — в этом свинарнике от нее просто невозможно было избавиться, — а глаза сделались такими тусклыми и пустыми, какими в жизни не бывали. Кейд помнил глухой звук, раздавшийся, когда окоченевшее тело матери сбросили в неглубокую нищенскую могилу. Этот звук стоял у него в ушах неотступно, день за днем, все время, пока он брел через преисподнюю, брел с руками, красными от крови людей, которых он освободил для той или иной судьбы.
Эти воспоминания были мучительны.
Кейд учуял знакомые ненавистные запахи, и его передернуло. Неистребимая вонь нагревшихся на солнце человеческих испражнений, резкий запах пота и мочи, сладковатый аромат разложения. Картинки, запахи, звуки окружали Кейда и затягивали его, словно зловонная трясина.
Кейд шел через Низовье, словно крупная черная акула, скользящая над самым дном океана и рассекающая придонный ил и водоросли. Вокруг него, во взбаламученной, заиленной воде, плавали остатки чьих-то трапез — куски плоти и костей. Время от времени он натыкался даже на полусъеденное тело. Все, что окружало сейчас Кейда, было одним безмолвным воплем, проклинающим жизнь.
Наконец Кейд добрался до средоточия своих ночных кошмаров, до места, где все начиналось. Он стоял перед полуразрушенной стеной футов четырех в высоту. Это все, что осталось от их хибары. Грязные кирпичи потрескались и раскрошились от солнца. Когда-то, давным-давно, это был его дом. Дом, который до сих пор мерещился ему одинокими ночами. Эта жалкая скорлупа — все что осталось от страстей и ужаса, заполнявших его детство.
Кейд подошел к тому, что было когда-то дверным проемом — впрочем, двери как таковой у них никогда не было, ее заменял истрепанный кусок одеяла. Войдя в комнату, Кейд поразился, увидев, насколько она мала. Конечно же, их лачуга состояла из одной комнаты. Но Кейду казалось, что все-таки она была побольше…
В комнате не было окон; летом их вечно мучила жара, не давая дышать и доводя до полного изнурения. А зимой было холодно. Кейд до сих пор помнил, как задыхался от дыма, который никак не хотел уходить из хижины положенным путем — через прорезанное в парусиновой крыше отверстие. Что за чудовище придумало это? Есть ли на земле хоть один человек, который заслуживал бы подобной кары? Неужели такая извращенная жестокость может радовать хоть одно живое существо?! Неужели никого нельзя привлечь за это к ответу? Неужели эта нежизнь будет повторяться вечно?
— Эй, господин, с вами все в порядке? — за спиной Кейда раздался чей-то голос, прервав его размышления. Кейд с удивлением обнаружил, что его руки вскинуты над головой и совершают какие-то нелепые хватательные движения. Похоже, он уже начал искать горло, в которое можно вцепиться. Или же просил избавить его от боли? Кейд сам не понимал, что означает его поведение. Впрочем, неважно. Кейд опустил руки и обернулся к тому, кто его окликнул.
Это был юноша, едва вышедший из подросткового возраста. Из одежды на нем наличествовала лишь замызганная набедренная повязка. Юноша был настолько худ, что ребра выпирали наружу, но при этом имел широкие плечи и крепкие мускулистые ноги. И носил на поясе весьма зловещего вида нож.
— Чего тебе? — спросил Кейд. Он испытал еще одно потрясение: оказалось, что, погрузившись в странные, полубезумные размышления, он простоял так несколько часов. Вести себя в Санктуарии таким образом небезопасно для жизни.
— Мне? Я просто спросил, все ли у вас в порядке, — отозвался парень. Кейд посмотрел на него повнимательнее. Юноша явно был илсигом, темнокожим и темноволосым. На худой груди красовалось несколько шрамов, но в целом парнишка выглядел вполне здоровым, разве что изголодавшимся. Их взгляды встретились.
— Из любезности? — поинтересовался Кейд. — А может, ты что-нибудь вынюхиваешь? А, парень?
— Ничего я не вынюхиваю. Просто так спросил, — отрезал юноша. — Извините, если побеспокоил, господин. — И он попятился, стараясь не поворачиваться спиной к Кейду.
— Погоди! — окликнул его Кейд. — Погоди! — Он шагнул к парню, но тот отскочил, предпочитая сохранять дистанцию. — Ты кто такой?
— А вам какое дело? — напрягшись, огрызнулся парнишка. Он пока что не выглядел особенно обеспокоенным, но явно предпочитал быть настороже. Кейд швырнул юноше мелкую серебряную монетку, которую тот ловко поймал.
— Я не торгую собой, — отрезал парнишка.
— Мне не нужно твое тело, — отозвался Кейд. — Мне нужна информация.
Он постучал себя пальцем по лбу.
На лице парня отразилась заинтересованность. Он попробовал монетку на зуб, после чего она исчезла неведомо куда.
— Некоторые сведения стоят больше, некоторые — меньше. Что именно вы хотите купить?
— Мне нужно знать все о Бестиях.
— Плащ Шальпы! — выругался юноша. — Приятель, тебе что — жить надоело?
— Ты не принадлежишь ни к какой группе. Ты сам по себе, — сказал Кейд. — А раз ухитряешься выжить в одиночку, значит, ты достаточно умен. И много знаешь. Я хочу узнать то, что известно тебе.
— Почему?
— Потому, что они убили моего брата
Кейд прекрасно понимал, что разумнее было бы солгать, но… Впрочем, он всегда может убить парня — позже. Его, так или иначе, ждет смерть: одиночки здесь подолгу не живут.
— Меня зовут Рейф, — сказал юноша и смерил Кейда взглядом — Ты хоть умеешь обращаться с мечом? — недоверчиво поинтересовался он.
Кейд наклонился, пошарил под ногами, потом поднял небольшую деревяшку — четыре дюйма в длину, полдюйма в ширину — и вручил ее парнишке.
— Держи.
Рейф взял деревяшку в правую руку. Кейд неуловимым движением вытащил меч и рассек деревяшку на две части, а левой одновременно метнул спрятанный до того нож. Нож вонзился в деревяшку и пригвоздил ее к полу. Рейф оторопело уставился на обрубок, оставшийся у него в руках. Кейд улыбнулся.
— Как видишь, умею.
— Во блин! — Рейф очумело потряс головой. — Я расскажу тебе все, что знаю, если ты заплатишь мне еще монету и никому не проболтаешься, что я тебе помог.
— Помоги мне, парень, и я возьму тебя под свою защиту.
Конечно, это обещание было ложью, но мальчишка смотрел на Кейда так восторженно и в его взгляде было столько надежды, а в этой надежде — столько страха… Кейд почти почувствовал себя виноватым.
— Пошли, — сказал Рейф. — Я отведу тебя туда, где мы сможем поговорить спокойно.
Кейд двинулся следом за Рейфом, лишь покачав головой при виде подобной глупости. Их могут заметить вместе, и тогда мальчишка заплатит за месть, которую свершит Кейд. Видимо, парень действительно доведен до отчаяния. Не исключено, что его удастся использовать Кейд снова покачал головой. Нет, парень определенно покойник. Конечно, это все могло оказаться ловушкой… хотя маловероятно. Кейд бесшумно шагал следом за юношей, сохраняя абсолютно бесстрастное выражение лица: мертвоглазая акула адского моря.
Рейф двигался быстро, ловко избегая встреч со случайными прохожими. Он вел Кейда извилистыми улочками и нехожеными тропками. В конце концов он нырнул в тупик, подошел к грязной стене и быстро перемахнул через нее. Кейд последовал за парнем, не забыв, впрочем, про меры предосторожности.
Перебравшись через стену, Кейд обнаружил, что попал в закуток примерно десяти футов в длину и трех в ширину. Рейф опустился на колени и принялся разбрасывать мусор, расчищая проход. Потом они забрались в какой-то отвратительно воняющий туннель. Кейд сообразил, что это — остатки канализационных сооружений, построенных в лучшие времена. Наконец Рейф скомандовал остановиться. Впереди появился свет.
Свет был солнечным. Они оказались в небольшой комнатке с кирпичными стенами. Рейф вынул один из кирпичей, и в комнату проник сноп солнечного света. Пахло в комнате так, словно где-то по соседству лежал разлагающийся труп.
— Это мое лучшее укрытие, — с гордостью произнес Рейф. Кейд улыбнулся, поняв, что парнишка оказал ему чрезвычайное доверие. Он еще раз присмотрелся к Рейфу. Лицо юноши находилось в тени, но каким-то образом создавалось впечатление, будто его темные глаза лучатся мягким серебристым сиянием.
— За что ты ненавидишь Бестий? — спросил Кейд.
— С чего ты взял, что я ненавижу этих подонков? — вопросом на вопрос ответил Рейф. Впрочем, удивления ему скрыть не удалось.
— Ты хочешь помочь мне, но не только потому, что на этом можно что-нибудь заработать. Ты хочешь поквитаться с Бестиями. — Кейд сел, прислонившись спиной к стене; парнишка медленно повторил его движение. — Кроме того, ты неглуп. Нас вполне могли заметить, когда мы шли вместе. Если я допеку Бестий, они наверняка узнают, что ты разговаривал со мной. И тогда они до тебя доберутся.
Кейд снова удивился собственному поведению. С чего это вдруг его потянуло вести себя честно? Рейф некоторое время сидел молча, переваривая слова Кейда
— Так, выходит, ты знаешь Низовье? — спросил он наконец, поигрывая ножом.
— Я здесь вырос. Рейф кивнул.
— Оно и видно. — Парнишка поерзал, устраиваясь поудобнее. — Можно сколько угодно дурачить тех, кто не бывал здесь, но те, кто здесь жил — меченые. И этой метки не скрыть.
Кейд промолчал, ожидая, что еще скажет парнишка.
— Я родился здесь, — пробормотал Рейф, глядя куда-то вбок. — Отец и мать пьют без просыху. В прошлом году они продали мою сестру работорговцам. Отец бил мать, насиловал сестру. Мать за выпивку готова сделать все, что угодно. Иногда она подрабатывает у Мамаши Беко. Но мой брат… — Рейф умолк.
Кейд все понял. Еще одна семья, уничтоженная Низовьем. Рейф действительно был одиночкой, во всех смыслах этого слова. Пока он не сдался. Но ..
— Так что с твоим братом?
— Мы — из старого илсигского рода, — бесцветным голосом произнес Рейф. Здесь, в его «лучшем укрытии», было холодно, но Кейд чувствовал исходивший от парнишки запах пота. — Вот почему я заговорил с тобой. — Он махнул рукой, сделав какой-то неопределенный жест. — Из-за косы. Я помню, что она означает. Сейчас это мало кто помнит.
— Так что с братом?
— НФОС. Ну, он никак не мог забыть, что мы из старинного рода, — паренек пожал плечами. — Он здорово избил отца, когда родители продали сестру. Мы с ним ушли из дома. Брат не лез ни в какие заварушки, но у нас было пропитание. Я бегал по поручениям, был посыльным. Мы работали в Низовье, и брат был в долгу перед НФОС — за покровительство. — Рейф продолжал вертеть в руках нож — видимо, тот придавал ему уверенности, — и свет играл на клинке.
— Бестии отделились от НФОС, когда ранканский Бог Войны прижал Зипа. Произошел раскол. Мой брат остался верным Зипу. Бестии перерезали ему глотку. — Рейф откинулся к стене и выжидательно посмотрел на Кейда.
Кейд не знал, что сказать. Сколько лет было мальчишке? Четырнадцать? Пятнадцать? В Низовье взрослеют быстро. Кейду это было слишком хорошо известно. Рейф изложил свою историю коротко и четко. Без подробностей, без эмоций. Только сама история. Та же, что и всегда. Бесконечная повесть проклятых.
— Как звали твоего брата?
— Какая разница? Они все умерли.
Кейд понял, что паренек говорит и о прочих членах своей семьи. Наемник застыл как изваяние. Где-то у него за спиной капала вода. Звук был громким и монотонным. Пора. Пора смываться из этого жалкого убежища. И парню тоже пора возвращаться наверх. Одиночка. Жертва того безумия, которое люди называют жизнью.
— Тебе приходилось убивать? — спросил Кейд.
— Нет.
— А насиловать?
— Нет.
— А мучить кого-нибудь?
Парнишка промолчал. Такова здешняя жизнь. Ее основа — жестокость. Если убить мальчишку сейчас, освободит ли он его? Или приговорит к полному и безвозвратному уничтожению? Кейд несколько мгновений рассматривал Рейфа. Нужно сделать выбор. С юными это нелегко. Если убить их, пока они невинны, они будут свободны. Но действительно ли они невинны, действительно ли не запятнаны злом? А может, им следует предоставить возможность сделать выбор, самим выбрать путь, а следовательно, и судьбу? Кейду стало жаль этого мальчишку, а потом — всех людей.
Но у этого парнишки такой возможности нет. И он так похож… Нет, не надо об этом. Впрочем, когда-нибудь настанет день, когда Кейд умрет. Кто тогда продолжит эту войну? Кто будет вести бой с демонами Ада, когда Кейд в конце концов падет и уйдет в ничто? Кейд четко осознавал, что для него никакого лучшего мира не будет. Кейд знал, что принадлежит злу.
Пожалуй, он все-таки сможет предоставить этому парню шанс.
— Рейф, — негромко произнес он, — ты понимаешь, что мы живем в Аду?
Парнишка молча смотрел на Кейда.
— В аду любой выбор нелегок, — Кейд глубоко вздохнул. — Мы посидим с тобой здесь, в твоем лучшем убежище. Мы посидим здесь, и ты расскажешь мне о Бестиях. Потом мы вместе уйдем отсюда. Вместе мы сможем прикончить их всех.
— Всех?
— Всех. Возможно, кого-то из них убивать и не стойло бы, но нам придется убить всех, иначе они захотят отплатить нам — мне и тебе. Это мое бремя. Я давно уже исчерпал свой кредит. А вот ты получишь шанс.
И Кейд рассмеялся. Рассмеялся от души, как не смеялся уже давно. Он все-таки сделает это. Он освободит мальчишку от цепей Санктуария и позволит ему уйти отсюда, чтобы тот в должный срок тоже вступил в борьбу с Адом. Он даст парню шанс стать героем — таким героем, каким всегда мечтал стать бедняга Тарг. Да, это то, что нужно. Давным-давно, когда Кейд сам был таким же мальчишкой, он отчаянно мечтал, что кто-нибудь придет и спасет его. И Кейд засмеялся громче. Смех гулким эхом разнесся по туннелю, но звучал он ободряюще. В нем были сила и страстность. И еще — мягкость. Вдруг смех оборвался, словно отрезало.
— А теперь, юный воин, расскажи мне о наших врагах.
На подготовку понадобилось около недели. Рейф выполнял роль посредника. Тарг выступал в качестве покупателя, а Рейф — его посыльного. Кейд же бестолково шлялся по городу, чтобы сбить со следа всех, кто мог им заинтересоваться. Дело близилось к завершению. Кейд наконец-то получил ответы на все свои вопросы.