— Не трогай коробочку! Ловушка!
Шедоуспан кивнул. Его глаза были прикованы к мечу. Он потрогал клинок. Меч был настоящий. Ганс поднял его и со свистом рассек воздух.
— Эй, эй, поосторожнее, — сказал Глаз.
— Дело в том, что это мой меч.
— О…
Ганс любовно сунул меч в ножны; тот устроился в привычном чехле уютно, словно это был его родной дом. Кивая и блаженно улыбаясь, Ганс вновь извлек меч и поднял его.
— Я бы не стал разрубать этот мешок, Ганс.
— О, — Ганс рассматривал мешок со смешанным чувством любопытства и страха. — А ты открыл бы его?
— Конечно. Любопытство не убивает... оно лишь делает нас людьми, в отличие от бессловесных котов.
Шедоуспан счел за благо не комментировать последнее высказывание товарища. Если ему суждено когда-либо выбраться отсюда, едва ли Блуждающий Глаз и Нотабль подружатся. Бестелесный зеленый глаз проявил себя надежным другом. Если он сам считает себя человеком, то Ганс не считал нужным оспаривать это мнение. Он положил меч на стол и потянулся к мешку, испытывая тошнотворный приступ страха. Секунду подумав, он взял меч и сунул его в ножны. Горловина мешка была затянута шнуром и завязана на несколько узлов.
— Как насчет того, чтобы разрезать узлы? — спросил он.
— Сожалею, — сказал Глаз с некоторым раздражением. — Не могу. Нет рук.
— Я хотел сказать, что я сам…
— О! Хорошая мысль.
Ганс разрезал шнур из сыромятной кожи и открыл мешок — с величайшими предосторожностями. Опасливо заглянул внутрь. В желудке громко заурчало.
— Ты... ты думаешь, этот каравай хлеба неопасен, Глаз?
— Никогда не слышал о том, чтобы хлеб набрасывался на кого-либо, — последовал ядовитый ответ, — даже в убежище Корстика.
И вновь Шедоуспан вопреки обыкновению сдержал свой темперамент и не взорвался.
— Я имею в виду — съедобен ли он?
— О да. Вполне. Это последнее убежище Корстика, его тайник в тайнике. Здесь он предполагал отсидеться в случае нападения кого-то или чего-то, способного заставить его серьезно опасаться за свое здоровье. Он знал, как открыть ту коробочку, не забрызгав лицо ядом. Амулет и клинки приготовлены на случай опасности и скорее всего заколдованы. Я настоятельно рекомендую не трогать их. Хлеб, конечно же, Корстик собирался съесть Но я не уверен, что он окажется свежим.
— Мешок, — сказал Ганс, извлекая каравай с золотистой корочкой, — влажный изнутри. Хлеб на ощупь достаточно мягкий — Ну да. Это же Корстик! Умный сын дьявольской суки. Под аккомпанемент урчащего желудка Шедоуспан разломил хлеб пополам и набил полный рот отлично пропеченным хлебом, вкуснее которого ему еще не доводилось пробовать.
— Настоящая сдоба! Здорово — Прекрасно, — равнодушно отозвался Глаз.
— А как насчет кувшинов, Глаз?
— Это у тебя привычка такая — разговаривать с набитым ртом?
Ганс покачал головой с ангельской кротостью.
— Нет, нет, — пробубнил он, пытаясь прожевать внушительный кусок. — Я не так уж часто голодаю.
— Ну да. Верно Хорошо, когда собеседник отличается вежливостью. Что касается кувшинов , в одном вода, в другом яд. Кислота, насколько припоминаю.
Шедоуспан замер, содрогнулся и вопросительно посмотрел на кувшины.
— Хочешь о чем-то спросить?
Но Ганс уже отломил добрый ломоть хрустящей корочки и осторожно положил его на стол.
— Нет. Я собираюсь капнуть немного из этого кувшина на хлеб.
— Ах вот оно что! Весьма умно, Ганс! Боюсь, даже я не знаю, в каком из кувшинов вода.
Ганс проделал запланированный опыт. Хлеб намок, но больше с ним ничего не произошло. Прежде, чем сделать вывод и выпить, он, однако, открыл другой кувшин и капнул немного содержимого на корку. Хлеб покрылся пузырями и задымился.
— Боги! — Шедоуспан быстро закупорил кувшин, припал к другому, испустил блаженное «а-аа-хх-х!» и побаловал себя еще одним здоровенным ломтем хлеба.
— Приятно сознавать, что я еще немного поживу на этом свете, — сказал он через несколько минут. — Единственное, чего я не вижу здесь, так это каких-либо признаков... безделушек.
— О… Под этим полом есть две комнаты. Одна устлана торчащими вверх колючками длиной в фут. Их множество. Ты попал бы в эту камеру, если бы наступил на ту половицу, о которой я тебя предупреждал. В другой комнате Корстик спрятал свои истинные ценности. Готов поспорить, что ее охраняет какая-то ловушка, но не догадываюсь, какая именно. Однако я знаю, как туда попасть.
Гансу почудились в этих словах дразнящие нотки, и он открыл было рот, чтобы задать вопрос. И тут же закрыл его.
— Дай-ка подумать.
— О, — сказал Глаз все тем же зловеще-бесстрастным голосом, — как забавно!
— Комната под нами... внизу. Чтобы попасть туда, надо подняться по тем ступеням.
Блуждающий Глаз закачался, закружился в воздухе, воспаряя под потолок. На этот раз его голос не страдал от недостатка эмоций:
— Правильно!
Глава 15
Глава 16
Шедоуспан кивнул. Его глаза были прикованы к мечу. Он потрогал клинок. Меч был настоящий. Ганс поднял его и со свистом рассек воздух.
— Эй, эй, поосторожнее, — сказал Глаз.
— Дело в том, что это мой меч.
— О…
Ганс любовно сунул меч в ножны; тот устроился в привычном чехле уютно, словно это был его родной дом. Кивая и блаженно улыбаясь, Ганс вновь извлек меч и поднял его.
— Я бы не стал разрубать этот мешок, Ганс.
— О, — Ганс рассматривал мешок со смешанным чувством любопытства и страха. — А ты открыл бы его?
— Конечно. Любопытство не убивает... оно лишь делает нас людьми, в отличие от бессловесных котов.
Шедоуспан счел за благо не комментировать последнее высказывание товарища. Если ему суждено когда-либо выбраться отсюда, едва ли Блуждающий Глаз и Нотабль подружатся. Бестелесный зеленый глаз проявил себя надежным другом. Если он сам считает себя человеком, то Ганс не считал нужным оспаривать это мнение. Он положил меч на стол и потянулся к мешку, испытывая тошнотворный приступ страха. Секунду подумав, он взял меч и сунул его в ножны. Горловина мешка была затянута шнуром и завязана на несколько узлов.
— Как насчет того, чтобы разрезать узлы? — спросил он.
— Сожалею, — сказал Глаз с некоторым раздражением. — Не могу. Нет рук.
— Я хотел сказать, что я сам…
— О! Хорошая мысль.
Ганс разрезал шнур из сыромятной кожи и открыл мешок — с величайшими предосторожностями. Опасливо заглянул внутрь. В желудке громко заурчало.
— Ты... ты думаешь, этот каравай хлеба неопасен, Глаз?
— Никогда не слышал о том, чтобы хлеб набрасывался на кого-либо, — последовал ядовитый ответ, — даже в убежище Корстика.
И вновь Шедоуспан вопреки обыкновению сдержал свой темперамент и не взорвался.
— Я имею в виду — съедобен ли он?
— О да. Вполне. Это последнее убежище Корстика, его тайник в тайнике. Здесь он предполагал отсидеться в случае нападения кого-то или чего-то, способного заставить его серьезно опасаться за свое здоровье. Он знал, как открыть ту коробочку, не забрызгав лицо ядом. Амулет и клинки приготовлены на случай опасности и скорее всего заколдованы. Я настоятельно рекомендую не трогать их. Хлеб, конечно же, Корстик собирался съесть Но я не уверен, что он окажется свежим.
— Мешок, — сказал Ганс, извлекая каравай с золотистой корочкой, — влажный изнутри. Хлеб на ощупь достаточно мягкий — Ну да. Это же Корстик! Умный сын дьявольской суки. Под аккомпанемент урчащего желудка Шедоуспан разломил хлеб пополам и набил полный рот отлично пропеченным хлебом, вкуснее которого ему еще не доводилось пробовать.
— Настоящая сдоба! Здорово — Прекрасно, — равнодушно отозвался Глаз.
— А как насчет кувшинов, Глаз?
— Это у тебя привычка такая — разговаривать с набитым ртом?
Ганс покачал головой с ангельской кротостью.
— Нет, нет, — пробубнил он, пытаясь прожевать внушительный кусок. — Я не так уж часто голодаю.
— Ну да. Верно Хорошо, когда собеседник отличается вежливостью. Что касается кувшинов , в одном вода, в другом яд. Кислота, насколько припоминаю.
Шедоуспан замер, содрогнулся и вопросительно посмотрел на кувшины.
— Хочешь о чем-то спросить?
Но Ганс уже отломил добрый ломоть хрустящей корочки и осторожно положил его на стол.
— Нет. Я собираюсь капнуть немного из этого кувшина на хлеб.
— Ах вот оно что! Весьма умно, Ганс! Боюсь, даже я не знаю, в каком из кувшинов вода.
Ганс проделал запланированный опыт. Хлеб намок, но больше с ним ничего не произошло. Прежде, чем сделать вывод и выпить, он, однако, открыл другой кувшин и капнул немного содержимого на корку. Хлеб покрылся пузырями и задымился.
— Боги! — Шедоуспан быстро закупорил кувшин, припал к другому, испустил блаженное «а-аа-хх-х!» и побаловал себя еще одним здоровенным ломтем хлеба.
— Приятно сознавать, что я еще немного поживу на этом свете, — сказал он через несколько минут. — Единственное, чего я не вижу здесь, так это каких-либо признаков... безделушек.
— О… Под этим полом есть две комнаты. Одна устлана торчащими вверх колючками длиной в фут. Их множество. Ты попал бы в эту камеру, если бы наступил на ту половицу, о которой я тебя предупреждал. В другой комнате Корстик спрятал свои истинные ценности. Готов поспорить, что ее охраняет какая-то ловушка, но не догадываюсь, какая именно. Однако я знаю, как туда попасть.
Гансу почудились в этих словах дразнящие нотки, и он открыл было рот, чтобы задать вопрос. И тут же закрыл его.
— Дай-ка подумать.
— О, — сказал Глаз все тем же зловеще-бесстрастным голосом, — как забавно!
— Комната под нами... внизу. Чтобы попасть туда, надо подняться по тем ступеням.
Блуждающий Глаз закачался, закружился в воздухе, воспаряя под потолок. На этот раз его голос не страдал от недостатка эмоций:
— Правильно!
Глава 15
Восстановив наконец подобие своей легкой походки, Ганс с довольной улыбкой приблизился к лестнице. Узкие ступени, около двух футов шириной, были встроены в стену, отделявшую комнату от другого помещения, которое, похоже, было предназначено лишь для того, чтобы служить вместилищем для лестницы.
— Подожди.
Ганс замер. Он медленно повернулся и посмотрел на Глаз, который как раз облетал его справа, чтобы посмотреть Гансу в лицо.
— Сдается мне, — сказал его необычный компаньон будничным тоном, — что Корстик оборудовал одну или несколько ступеней ловушками. Поставь себя на место Корстика... возможно, он поставил ловушки на все ступени.
Ганс кивнул и огляделся. Через несколько секунд он принял решение воспользоваться вещью, которая уже не раз выручала его за время подземных странствований. Он расстегнул и снял пояс, отстегнул от него ножны с ибарским клинком и вновь надел пояс. Затем принял устойчивую позицию, прицелился и бросил ножны вместе с вложенным двухфутовым лезвием на первую из ступенек.
Он задержал дыхание и слегка прищурился от напряжения, когда ножны ударились о ступеньку.
Собственно, на этом последствия броска были исчерпаны. Ударившись о камень, ножны соскользнули вниз, так как узкая ступенька не дала им возможности приземлиться во всю длину. Хотя ножны вместе с клинком весили фунтов пять, Шедоуспан решил, что они могли оказаться недостаточно тяжелыми для того, чтобы привести в действие ловушку, поэтому он вытянул правую ногу и надавил на ступеньку, подобно кошке, пробующей воду лапкой. Ничего не произошло, если не считать бешено участившегося сердцебиения. Он убрал ногу со ступеньки и поставил ее на пол. Затем подобрал кинжал в ножнах и на этот раз прицелился поточнее прежде, чем бросить его на вторую ступеньку.
И вновь ничего не произошло. Вновь он опробовал ступеньку своим сапогом перед тем, как подобрать ножны. Зато в тот момент, когда он бросил ножны на третью ступеньку, целая стайка стрел, длиной в фут каждая, вырвалась из левой стены с такой скоростью, что показалось, будто в воздухе вдруг зажужжал целый рой пчел. Они пронеслись футах в трех над ступенькой и кучно воткнулись в противоположную стену.
— Скверно, скверно, — прокомментировал Глаз, не обращая внимания на своего товарища, который мгновенно взмок от пота. — Тот факт, что на двух первых ступеньках нет ловушек, должен был усыпить твою бдительность с тем, чтобы спокойно продырявить тебя на третьей. При этом каждая стрела отравлена, не сомневайся.
Ганс судорожно вздохнул и ничего не сказал в ответ, чтобы собеседник не услышал, как дрожит его голос. С помощью меча он снял кинжал со ступеньки и попробовал бросить его еще раз.
Ничего не произошло.
Кивнув, он встал на первую ступеньку и проверил четвертую. Она не среагировала на падение кинжала. Он поднялся на вторую и проверил четвертую ногой.
Ничего не произошло.
Шедоуспан сосредоточенно принялся осматривать ступени натренированным взглядом человека, чья безопасность зачастую зависела от умения подмечать детали. Глаза его сначала округлились, потом сузились при виде горизонтальной линии из шести маленьких дырочек, еле различимых на стыке между четвертой и пятой ступенями. Он мрачно кивнул. Нечто большее, чем простая догадка, заставило его распластаться по стенке, прежде чем кинуть зачехленный нож на пятую ступень.
Ничего не произошло.
— Отлично! — с энтузиазмом воскликнул Глаз и добавил:
— Почему ты колеблешься?
— Мне кажется, спусковой механизм находится у подножия ступени, — сказал Ганс. — Видишь эти маленькие дырочки?
— Видеть — это то, что у меня получается по-настоящему хорошо, — сказал бестелесный Глаз и повис над плечом Ганса, чтобы разглядеть подозрительную ступеньку. — Дырочки расположены низко, на уровне щиколотки, и, судя по размеру, вполне могут вмещать в себя стрелы. Ты можешь попробовать ударить по этой ступени, стоя при этом левее самой левой дырки?
Это было хорошо придумано; Ганс, конечно же, это проделал. Он вытащил меч и ударил с достаточной силой, чтобы создать хотя бы иллюзию тяжести.
Ничего не произошло.
Он задумался. Медленно вернулся на первую ступеньку и ударил по третьей. Испещренное дырочками подножие ступени чихнуло шестью стрелами. Они пронеслись мимо Ганса и воткнулись в каменную стену напротив лестницы.
— Ага! Это настоящее коварство! — сказал Глаз. — Весьма предусмотрительно с твоей стороны, Ганс.
— Страх, — важно произнес Шедоуспан, подражая привычке своего компаньона изрекать афоризмы, — хорошая пища для мышления.
Воцарилось довольно долгое молчание, которое было прервано Глазом:
— Неплохо. «Хороший источник для умов» звучало бы лучше. Я запомню.
Воздержавшись от комментариев, Шедоуспан бросил ножны на седьмую ступеньку, которая мгновенно поднялась с одной стороны и, ударившись, уперлась в противоположную стену. Ганс понял, что ее привел в действие некий пружинный механизм, настолько мощный, что его размазало бы по стенке, стань он на эту зловещую ступень. Когда ступень начала опускаться обратно на свое законное место, он заметил шип, выдвинувшийся из стены ей навстречу. Этому остроумному приспособлению предстояло насадить Ганса как жука на булавку.
Глаз парил перед Гансом.
— Почему ты не попробовал шестую ступеньку?
— Я собирался через нее перешагнуть, — сердито отозвался Шедоуспан. — Но теперь мне не перешагнуть сразу через две. Поэтому…
Несколько испытаний показали, что шестая ступень была безопасной. Через несколько минут Шедоуспан убедился, что и восьмая, последняя, ступень ничем не грозила. Он перешагнул через седьмую ступень, но на восьмой вдруг замер, осознав, что первый шаг на новом уровне скорее всего тоже приведет в действие очередную ловушку. Он бросил ножны прямо перед собой, и ничего не случилось. Он вытянул ногу, надавил ею на пол... и привел в действие очередную горизонтальную гильотину, которая перерезала пространство на уровне его талии.
Таким образом он оказался в чулане семи футов в ширину и только четырех футов в высоту, где слева в стене виднелась восемнадцатидюймовая деревянная дверца. Он покачал головой и, осторожно приблизившись к противоположной стене, пригнулся пониже и в нескольких местах постучал кинжалом по стене у себя над головой. Раздался звук спускаемой пружины, и вслед за этим вновь запели пчелы — это в стене открылась узкая вертикальная щель, испустившая стрелы.
Стрелы пересекли четырехфутовую комнату и отскочили от стены, за исключением двух, которые воткнулись в камень достаточно глубоко и остались торчать в ней, подрагивая оперением. Воткнулись в каменную стену!
— Чудовище понимало преимущества мощных пружин и хорошей стали, — прокомментировал Глаз. Шедоуспан предпочел не разгибаться.
— Что ты видишь?
— Маленький обтянутый кожей ящичек, покоящийся на полу в небольшой нише, — отрапортовал Глаз. — Откуда ты знал, что не следует трогать ту дверцу?
— За ней открылась бы лестница вниз или наклонный спуск, — тихо сказал Шедоуспан.
— Ага. Безупречная логика. Если не считать того, что здесь, в подземном убежище этого мерзкого кабана, никакая логика не действует.
«Верно», — подумал Ганс.
— Однако я оказался прав. — И он добавил с мрачным подобием улыбки:
— Один-единственный раз.
— Ах, — изрек Глаз, — скромность является неотъемлемой частью мудрости и зрелости.
— Не мог бы ты прекратить изрекать истины... ты напоминаешь мне священника или государственного чиновника. — Ганс хотел продолжить в том же духе, но вдруг оборвал себя. — Не мог бы ты просто… — Он зажал себе рот рукой. У него появился союзник, и каким бы невероятным и чудаковатым... э... существом он ни был, это было здорово. Гансу следовало просто пропускать мимо ушей его нравоучительные сентенции; выбраться отсюда было гораздо важнее, чем давать волю своему раздражению и усталости.
— Не мог бы я что? — с готовностью отозвался Глаз дружелюбным тоном.
— Прости, — выдавил из себя Ганс. — Я был не прав.
Он медленно встал, заметно волнуясь.
Но ничего не случилось.
Ганс коснулся мечом маленькой ниши, которая была восьми дюймов в ширину и высоту и шести дюймов в глубину. Шесть шипов тут же выскочили из пола и воткнулись в потолок ниши. По чистой случайности они не столкнулись с мечом, лишь один шип слегка царапнул лезвие. Если бы он протянул руку, то по крайней мере один шип, а скорее всего два проткнули бы ее. Весьма вероятно, что шипы были отравлены. У Ганса взмокло под мышками. Весь его опыт тесного общения с колдунами и всякими подонками бледнел в сравнении с этими ловушками; Корстик обладал гораздо более изощренным и извращенным умом, нежели кто-либо из тех, кого Гансу приходилось встречать прежде.
Он вытащил меч из ниши. Шипы скрылись в полу. Он попробовал еще раз. Все шесть шипов выскочили как по команде, при этом один из них звонко ударился о лезвие.
— Проклятие. Шипы понатыканы так тесно, что между ними не протащить ящик.
— Что ж. Стало быть, ничего не выйдет, — сказал Глаз. — Что еще ожидать от этого пожирателя детей? Ну что, готов идти?
— Нет! — быстро ответил Ганс обиженно зазвеневшим голосом. — Нет, — повторил он более задумчиво. — Должен быть какой-то выход. Пожиратель детей должен был предусмотреть способ, как самому добраться до своего сокровища.
— О, да, конечно. Правильно. Мне просто не нравится это место. Страх сковывает мысли, которые являются основой мудрости.
— Мне оно тоже не нравится, — заверил его Шедоуспан.
Он продолжал экспериментировать. Порой ничего не случалось, порой что-то случалось, порой случалось нечто, причем очень скверное…
Через некоторое время, за которое Ганс изошел потом, кряхтеньем, стонами и проклятиями, ему удалось обнаружить, что, если положить левую руку на стену рядом с нишей и слегка нажать, то шипы не выскочат. Но хотя у него на губах заиграла триумфальная улыбка, он все же предпочел извлечь из ниши красивую кожаную коробочку, отделанную золотом, при помощи меча.
В то же мгновение воздух разрезал вопль, пронзающий барабанные перепонки, и в комнате появилась восьмифутовая горилла, предусмотрительно пригнувшаяся, поскольку косматый черно-коричневый зверь был намного выше низкого потолка.
— Ганс! — окликнул Глаз пронзительным голосом. — Берегись!
Шедоуспан предельно устал от всех этих проклятых галлюцинаций.
— Ну хватит, — прорычал он. — Тебя не может быть, поэтому убирайся.
Горилла послушно исчезла.
— Ганс!
— Все в порядке, ее уже нет.
— Да нет же, нет, потолок! Он опускается!
Сжимая в руках коробочку, Шедоуспан взглянул вверх.
— О нет!
О да. Потолок опускался, не оставляя сомнений в том, что он будет опускаться, пока не коснется пола. Неотвратимо, разумеется. Возможно, сверху на него давила какая-нибудь заколдованная гора. Теперь было самое время отбросить предосторожности и рывком распахнуть ту маленькую дверцу у самого пола, которая, как он подозревал, скрывает за собой еще одну ловушку Он сунул меч в ножны и пополз вдоль стены за угол под неумолимо снижающимся потолком. Глаз опускался вместе с ним, паря прямо под угрожающе нависающей плоскостью.
Встав сбоку от тонкой деревянной дверцы, Шедоуспан рубанул ее ибарским ножом. Дверь затрещала. Гансу пришлось раскачать клинок, чтобы выдернуть его. Потолок между тем продолжал неотвратимо опускаться. После второго удара петля отскочила и упала на пол.
Борясь с желанием вышибить дверцу, Шедоуспан напоминал себе, где находится, хотя потолок надвигался, не останавливаясь. Как ни прискорбно, этот процесс не был бесшумным, он сопровождался отвратительным, сводящим с ума скрежетом, от которого сводило зубы.
Он вновь с силой вонзил длинное лезвие в дерево.
Дверь упала, за ней открылась ниша в стене, выпустив очередную стайку коварных Корстиковых стрел. Короткий свист, которым сопровождался полет, недвусмысленно указывал на их пугающе высокую скорость. Ганс почувствовал, что потолок коснулся его головы, и скорчился. В такой позиции его бурчащий живот и бешено бьющееся сердце оказались сдавленными. Он стал пристально вглядываться в открывшийся проем за сломанной дверью.
— Что ты видишь там, Ганс?
— Опасность, — пробормотал Ганс тоном, подразумевавшим невысказанный риторический вопрос: «Что же еще?»
Он швырнул в проем ибарский нож и услышал серию затихающих лязгающих звуков. Запустил туда метательную звездочку и услышал, как она, вслед за ножом, скачет по ступеням.
Потолок вновь коснулся его головы, и Шедоуспан, уже согнувшийся в три погибели, решил, что время пришло. Он сунул коробочку за пазуху. Страх рассеялся, и он вполз в низкий дверной проем. Ганс увидел чудесным образом загоревшийся факел, который осветил восемь ступеней. Они не были ограждены стеной. Он просто лег на живот и стал отталкиваться руками и извиваться всем телом, пока не коснулся руками пола.
Он отжался… Встал на четвереньки и огляделся… Он был в той самой комнате с полками, хлебными крошками и кислотой. Ганс взглянул вверх и увидел Глаз, который прошел сквозь неповрежденный и на вид весьма твердый потолок. Ганс помотал головой:
— Ненавижу подобные штучки!
Глаз покачался в воздухе из стороны в сторону.
— Не могу сказать, чтобы мне самому это нравилось. — И он поспешил вслед за долговязым юнцом, который торопливо вышел из комнаты.
В коридоре Шедоуспан сел на пол. Повернул коробочку крышкой от себя и принялся экспериментировать, нажимая то здесь, то там. Он сам не знал, что именно заставило механизм сработать, крышка откинулась, и облачко пыли или газа вырвалось из коробочки. Он отбросил коробку и быстро пополз прочь, упираясь в пол ладонями и пальцами ног, высоко задрав таз. На изрядном расстоянии он наконец остановился и обернулся.
Он увидел только Корстикову коробку, обтянутую красиво инкрустированной кожей. Ни дыма, ни газа, ни гориллы, ни двуногих волков, ни гигантских синих петухов. Он вздрогнул от звука голоса, раздавшегося над ним;
— Ты бегаешь, словно кот!
— Ты имеешь в виду, на четвереньках? Я просто торопился.
— Нет, я хотел сказать, что ты сначала бежишь, как будто за тобой гонится лев или еще что похуже, а потом останавливаешься вдалеке, чтобы посмотреть, действительно ли тебя преследуют. Люди и собаки обычно оглядываются назад, когда убегают.
— Поверь мне, я отношусь к категории людей.
— Я в этом ни секунды не сомневался. Я только хотел сказать, что иной раз подражание животному, даже такому глупому, как кот, может оказаться полезным.
— Надеюсь, что так, спасибо.
Глаз описал в воздухе дугу и продолжил:
— В любом случае теперь все в порядке, Ганс. Небольшое количество верианской пыльцы безвредно в открытом пространстве, а ведь этот проклятый туннель с натяжкой тоже можно причислить к открытому пространству. Однако, если бы ты открыл коробочку в той камере, где мы ее нашли, ты был бы сейчас мертвецом.
Ганс проигнорировал хвастливое «где мы ее нашли» и пробормотал:
— Рад, что не стал им. Если бы потолок не начал опускаться, я бы, наверное, открыл коробку. Корстик перехитрил сам себя! Но... разве только я был бы мертв? А как насчет тебя?
— Я в самом деле не могу сказать, какое воздействие порошок цветка смерти оказал бы на меня, — сказал Глаз, — но одно знаю точно: я не стал бы мертвым человеком.
— Ах, ну да... а ты уверен, что теперь опасность миновала?
— Ганс, ни в чем нельзя быть уверенным, пока мы находимся внутри Корстиковой берлоги. Но я уверен, что верианская пыльца тебе больше не повредит.
— Ага. Тогда давай посмотрим, что там у нас.
— У нас? Там нет ничего, что пригодилось бы мне, в этом можно быть уверенным!
— Подожди.
Ганс замер. Он медленно повернулся и посмотрел на Глаз, который как раз облетал его справа, чтобы посмотреть Гансу в лицо.
— Сдается мне, — сказал его необычный компаньон будничным тоном, — что Корстик оборудовал одну или несколько ступеней ловушками. Поставь себя на место Корстика... возможно, он поставил ловушки на все ступени.
Ганс кивнул и огляделся. Через несколько секунд он принял решение воспользоваться вещью, которая уже не раз выручала его за время подземных странствований. Он расстегнул и снял пояс, отстегнул от него ножны с ибарским клинком и вновь надел пояс. Затем принял устойчивую позицию, прицелился и бросил ножны вместе с вложенным двухфутовым лезвием на первую из ступенек.
Он задержал дыхание и слегка прищурился от напряжения, когда ножны ударились о ступеньку.
Собственно, на этом последствия броска были исчерпаны. Ударившись о камень, ножны соскользнули вниз, так как узкая ступенька не дала им возможности приземлиться во всю длину. Хотя ножны вместе с клинком весили фунтов пять, Шедоуспан решил, что они могли оказаться недостаточно тяжелыми для того, чтобы привести в действие ловушку, поэтому он вытянул правую ногу и надавил на ступеньку, подобно кошке, пробующей воду лапкой. Ничего не произошло, если не считать бешено участившегося сердцебиения. Он убрал ногу со ступеньки и поставил ее на пол. Затем подобрал кинжал в ножнах и на этот раз прицелился поточнее прежде, чем бросить его на вторую ступеньку.
И вновь ничего не произошло. Вновь он опробовал ступеньку своим сапогом перед тем, как подобрать ножны. Зато в тот момент, когда он бросил ножны на третью ступеньку, целая стайка стрел, длиной в фут каждая, вырвалась из левой стены с такой скоростью, что показалось, будто в воздухе вдруг зажужжал целый рой пчел. Они пронеслись футах в трех над ступенькой и кучно воткнулись в противоположную стену.
— Скверно, скверно, — прокомментировал Глаз, не обращая внимания на своего товарища, который мгновенно взмок от пота. — Тот факт, что на двух первых ступеньках нет ловушек, должен был усыпить твою бдительность с тем, чтобы спокойно продырявить тебя на третьей. При этом каждая стрела отравлена, не сомневайся.
Ганс судорожно вздохнул и ничего не сказал в ответ, чтобы собеседник не услышал, как дрожит его голос. С помощью меча он снял кинжал со ступеньки и попробовал бросить его еще раз.
Ничего не произошло.
Кивнув, он встал на первую ступеньку и проверил четвертую. Она не среагировала на падение кинжала. Он поднялся на вторую и проверил четвертую ногой.
Ничего не произошло.
Шедоуспан сосредоточенно принялся осматривать ступени натренированным взглядом человека, чья безопасность зачастую зависела от умения подмечать детали. Глаза его сначала округлились, потом сузились при виде горизонтальной линии из шести маленьких дырочек, еле различимых на стыке между четвертой и пятой ступенями. Он мрачно кивнул. Нечто большее, чем простая догадка, заставило его распластаться по стенке, прежде чем кинуть зачехленный нож на пятую ступень.
Ничего не произошло.
— Отлично! — с энтузиазмом воскликнул Глаз и добавил:
— Почему ты колеблешься?
— Мне кажется, спусковой механизм находится у подножия ступени, — сказал Ганс. — Видишь эти маленькие дырочки?
— Видеть — это то, что у меня получается по-настоящему хорошо, — сказал бестелесный Глаз и повис над плечом Ганса, чтобы разглядеть подозрительную ступеньку. — Дырочки расположены низко, на уровне щиколотки, и, судя по размеру, вполне могут вмещать в себя стрелы. Ты можешь попробовать ударить по этой ступени, стоя при этом левее самой левой дырки?
Это было хорошо придумано; Ганс, конечно же, это проделал. Он вытащил меч и ударил с достаточной силой, чтобы создать хотя бы иллюзию тяжести.
Ничего не произошло.
Он задумался. Медленно вернулся на первую ступеньку и ударил по третьей. Испещренное дырочками подножие ступени чихнуло шестью стрелами. Они пронеслись мимо Ганса и воткнулись в каменную стену напротив лестницы.
— Ага! Это настоящее коварство! — сказал Глаз. — Весьма предусмотрительно с твоей стороны, Ганс.
— Страх, — важно произнес Шедоуспан, подражая привычке своего компаньона изрекать афоризмы, — хорошая пища для мышления.
Воцарилось довольно долгое молчание, которое было прервано Глазом:
— Неплохо. «Хороший источник для умов» звучало бы лучше. Я запомню.
Воздержавшись от комментариев, Шедоуспан бросил ножны на седьмую ступеньку, которая мгновенно поднялась с одной стороны и, ударившись, уперлась в противоположную стену. Ганс понял, что ее привел в действие некий пружинный механизм, настолько мощный, что его размазало бы по стенке, стань он на эту зловещую ступень. Когда ступень начала опускаться обратно на свое законное место, он заметил шип, выдвинувшийся из стены ей навстречу. Этому остроумному приспособлению предстояло насадить Ганса как жука на булавку.
Глаз парил перед Гансом.
— Почему ты не попробовал шестую ступеньку?
— Я собирался через нее перешагнуть, — сердито отозвался Шедоуспан. — Но теперь мне не перешагнуть сразу через две. Поэтому…
Несколько испытаний показали, что шестая ступень была безопасной. Через несколько минут Шедоуспан убедился, что и восьмая, последняя, ступень ничем не грозила. Он перешагнул через седьмую ступень, но на восьмой вдруг замер, осознав, что первый шаг на новом уровне скорее всего тоже приведет в действие очередную ловушку. Он бросил ножны прямо перед собой, и ничего не случилось. Он вытянул ногу, надавил ею на пол... и привел в действие очередную горизонтальную гильотину, которая перерезала пространство на уровне его талии.
Таким образом он оказался в чулане семи футов в ширину и только четырех футов в высоту, где слева в стене виднелась восемнадцатидюймовая деревянная дверца. Он покачал головой и, осторожно приблизившись к противоположной стене, пригнулся пониже и в нескольких местах постучал кинжалом по стене у себя над головой. Раздался звук спускаемой пружины, и вслед за этим вновь запели пчелы — это в стене открылась узкая вертикальная щель, испустившая стрелы.
Стрелы пересекли четырехфутовую комнату и отскочили от стены, за исключением двух, которые воткнулись в камень достаточно глубоко и остались торчать в ней, подрагивая оперением. Воткнулись в каменную стену!
— Чудовище понимало преимущества мощных пружин и хорошей стали, — прокомментировал Глаз. Шедоуспан предпочел не разгибаться.
— Что ты видишь?
— Маленький обтянутый кожей ящичек, покоящийся на полу в небольшой нише, — отрапортовал Глаз. — Откуда ты знал, что не следует трогать ту дверцу?
— За ней открылась бы лестница вниз или наклонный спуск, — тихо сказал Шедоуспан.
— Ага. Безупречная логика. Если не считать того, что здесь, в подземном убежище этого мерзкого кабана, никакая логика не действует.
«Верно», — подумал Ганс.
— Однако я оказался прав. — И он добавил с мрачным подобием улыбки:
— Один-единственный раз.
— Ах, — изрек Глаз, — скромность является неотъемлемой частью мудрости и зрелости.
— Не мог бы ты прекратить изрекать истины... ты напоминаешь мне священника или государственного чиновника. — Ганс хотел продолжить в том же духе, но вдруг оборвал себя. — Не мог бы ты просто… — Он зажал себе рот рукой. У него появился союзник, и каким бы невероятным и чудаковатым... э... существом он ни был, это было здорово. Гансу следовало просто пропускать мимо ушей его нравоучительные сентенции; выбраться отсюда было гораздо важнее, чем давать волю своему раздражению и усталости.
— Не мог бы я что? — с готовностью отозвался Глаз дружелюбным тоном.
— Прости, — выдавил из себя Ганс. — Я был не прав.
Он медленно встал, заметно волнуясь.
Но ничего не случилось.
Ганс коснулся мечом маленькой ниши, которая была восьми дюймов в ширину и высоту и шести дюймов в глубину. Шесть шипов тут же выскочили из пола и воткнулись в потолок ниши. По чистой случайности они не столкнулись с мечом, лишь один шип слегка царапнул лезвие. Если бы он протянул руку, то по крайней мере один шип, а скорее всего два проткнули бы ее. Весьма вероятно, что шипы были отравлены. У Ганса взмокло под мышками. Весь его опыт тесного общения с колдунами и всякими подонками бледнел в сравнении с этими ловушками; Корстик обладал гораздо более изощренным и извращенным умом, нежели кто-либо из тех, кого Гансу приходилось встречать прежде.
Он вытащил меч из ниши. Шипы скрылись в полу. Он попробовал еще раз. Все шесть шипов выскочили как по команде, при этом один из них звонко ударился о лезвие.
— Проклятие. Шипы понатыканы так тесно, что между ними не протащить ящик.
— Что ж. Стало быть, ничего не выйдет, — сказал Глаз. — Что еще ожидать от этого пожирателя детей? Ну что, готов идти?
— Нет! — быстро ответил Ганс обиженно зазвеневшим голосом. — Нет, — повторил он более задумчиво. — Должен быть какой-то выход. Пожиратель детей должен был предусмотреть способ, как самому добраться до своего сокровища.
— О, да, конечно. Правильно. Мне просто не нравится это место. Страх сковывает мысли, которые являются основой мудрости.
— Мне оно тоже не нравится, — заверил его Шедоуспан.
Он продолжал экспериментировать. Порой ничего не случалось, порой что-то случалось, порой случалось нечто, причем очень скверное…
Через некоторое время, за которое Ганс изошел потом, кряхтеньем, стонами и проклятиями, ему удалось обнаружить, что, если положить левую руку на стену рядом с нишей и слегка нажать, то шипы не выскочат. Но хотя у него на губах заиграла триумфальная улыбка, он все же предпочел извлечь из ниши красивую кожаную коробочку, отделанную золотом, при помощи меча.
В то же мгновение воздух разрезал вопль, пронзающий барабанные перепонки, и в комнате появилась восьмифутовая горилла, предусмотрительно пригнувшаяся, поскольку косматый черно-коричневый зверь был намного выше низкого потолка.
— Ганс! — окликнул Глаз пронзительным голосом. — Берегись!
Шедоуспан предельно устал от всех этих проклятых галлюцинаций.
— Ну хватит, — прорычал он. — Тебя не может быть, поэтому убирайся.
Горилла послушно исчезла.
— Ганс!
— Все в порядке, ее уже нет.
— Да нет же, нет, потолок! Он опускается!
Сжимая в руках коробочку, Шедоуспан взглянул вверх.
— О нет!
О да. Потолок опускался, не оставляя сомнений в том, что он будет опускаться, пока не коснется пола. Неотвратимо, разумеется. Возможно, сверху на него давила какая-нибудь заколдованная гора. Теперь было самое время отбросить предосторожности и рывком распахнуть ту маленькую дверцу у самого пола, которая, как он подозревал, скрывает за собой еще одну ловушку Он сунул меч в ножны и пополз вдоль стены за угол под неумолимо снижающимся потолком. Глаз опускался вместе с ним, паря прямо под угрожающе нависающей плоскостью.
Встав сбоку от тонкой деревянной дверцы, Шедоуспан рубанул ее ибарским ножом. Дверь затрещала. Гансу пришлось раскачать клинок, чтобы выдернуть его. Потолок между тем продолжал неотвратимо опускаться. После второго удара петля отскочила и упала на пол.
Борясь с желанием вышибить дверцу, Шедоуспан напоминал себе, где находится, хотя потолок надвигался, не останавливаясь. Как ни прискорбно, этот процесс не был бесшумным, он сопровождался отвратительным, сводящим с ума скрежетом, от которого сводило зубы.
Он вновь с силой вонзил длинное лезвие в дерево.
Дверь упала, за ней открылась ниша в стене, выпустив очередную стайку коварных Корстиковых стрел. Короткий свист, которым сопровождался полет, недвусмысленно указывал на их пугающе высокую скорость. Ганс почувствовал, что потолок коснулся его головы, и скорчился. В такой позиции его бурчащий живот и бешено бьющееся сердце оказались сдавленными. Он стал пристально вглядываться в открывшийся проем за сломанной дверью.
— Что ты видишь там, Ганс?
— Опасность, — пробормотал Ганс тоном, подразумевавшим невысказанный риторический вопрос: «Что же еще?»
Он швырнул в проем ибарский нож и услышал серию затихающих лязгающих звуков. Запустил туда метательную звездочку и услышал, как она, вслед за ножом, скачет по ступеням.
Потолок вновь коснулся его головы, и Шедоуспан, уже согнувшийся в три погибели, решил, что время пришло. Он сунул коробочку за пазуху. Страх рассеялся, и он вполз в низкий дверной проем. Ганс увидел чудесным образом загоревшийся факел, который осветил восемь ступеней. Они не были ограждены стеной. Он просто лег на живот и стал отталкиваться руками и извиваться всем телом, пока не коснулся руками пола.
Он отжался… Встал на четвереньки и огляделся… Он был в той самой комнате с полками, хлебными крошками и кислотой. Ганс взглянул вверх и увидел Глаз, который прошел сквозь неповрежденный и на вид весьма твердый потолок. Ганс помотал головой:
— Ненавижу подобные штучки!
Глаз покачался в воздухе из стороны в сторону.
— Не могу сказать, чтобы мне самому это нравилось. — И он поспешил вслед за долговязым юнцом, который торопливо вышел из комнаты.
В коридоре Шедоуспан сел на пол. Повернул коробочку крышкой от себя и принялся экспериментировать, нажимая то здесь, то там. Он сам не знал, что именно заставило механизм сработать, крышка откинулась, и облачко пыли или газа вырвалось из коробочки. Он отбросил коробку и быстро пополз прочь, упираясь в пол ладонями и пальцами ног, высоко задрав таз. На изрядном расстоянии он наконец остановился и обернулся.
Он увидел только Корстикову коробку, обтянутую красиво инкрустированной кожей. Ни дыма, ни газа, ни гориллы, ни двуногих волков, ни гигантских синих петухов. Он вздрогнул от звука голоса, раздавшегося над ним;
— Ты бегаешь, словно кот!
— Ты имеешь в виду, на четвереньках? Я просто торопился.
— Нет, я хотел сказать, что ты сначала бежишь, как будто за тобой гонится лев или еще что похуже, а потом останавливаешься вдалеке, чтобы посмотреть, действительно ли тебя преследуют. Люди и собаки обычно оглядываются назад, когда убегают.
— Поверь мне, я отношусь к категории людей.
— Я в этом ни секунды не сомневался. Я только хотел сказать, что иной раз подражание животному, даже такому глупому, как кот, может оказаться полезным.
— Надеюсь, что так, спасибо.
Глаз описал в воздухе дугу и продолжил:
— В любом случае теперь все в порядке, Ганс. Небольшое количество верианской пыльцы безвредно в открытом пространстве, а ведь этот проклятый туннель с натяжкой тоже можно причислить к открытому пространству. Однако, если бы ты открыл коробочку в той камере, где мы ее нашли, ты был бы сейчас мертвецом.
Ганс проигнорировал хвастливое «где мы ее нашли» и пробормотал:
— Рад, что не стал им. Если бы потолок не начал опускаться, я бы, наверное, открыл коробку. Корстик перехитрил сам себя! Но... разве только я был бы мертв? А как насчет тебя?
— Я в самом деле не могу сказать, какое воздействие порошок цветка смерти оказал бы на меня, — сказал Глаз, — но одно знаю точно: я не стал бы мертвым человеком.
— Ах, ну да... а ты уверен, что теперь опасность миновала?
— Ганс, ни в чем нельзя быть уверенным, пока мы находимся внутри Корстиковой берлоги. Но я уверен, что верианская пыльца тебе больше не повредит.
— Ага. Тогда давай посмотрим, что там у нас.
— У нас? Там нет ничего, что пригодилось бы мне, в этом можно быть уверенным!
Глава 16
В коробочке были два кольца — те самые два кольца, — а также малахитовая подвеска на довольно тяжелой золотой цепи, которая выглядела весьма дорогой; три кольца с тигровым глазом, которые пришлись бы впору изящной женщине; и пара серебряных серег с ониксом и нефритом. Менее интересными находками представлялись три маленьких белых камушка, похожих на гальку, и крошечных коробок с песком.
«Неплохо, — мурлыкал про себя Ганс. — Остальные вещички примиряют с дурацким песком и галькой!»
Он рассовал блестящие побрякушки в разные потайные кармашки на своей одежде и решил оставить шкатулку на месте. Но, подумав немного, пришел к мысли разобрать ее, чтобы убедиться, что не упустил никаких тайничков.
Напрасно. Все его изыскания привели лишь к полному разрушению красивой шкатулочки из тикового дерева, отделанной золотом и кожей.
— Ну, теперь отнесу все это Аркале, и, если вещички не заколдованы, мне кое-что перепадет.
— Аркала? А разве он еще жив?
— Жив и здоров.
— Я думал, Корстик давно убил его, — сказал Глаз и мрачно добавил:
— Или еще что похуже.
— Стало быть, Аркала более могуществен, чем тебе казалось. Кроме того, у меня будет кое-что и для Катамарки — его собственные уши после того, как я их отрублю!
— Бедный Ката-как-его-там. Я-то видел, как искусно ты умеешь рубить!
Шедоуспан очень медленно поднял голову вверх, чтобы посмотреть на своего компаньона.
— Глаз? Ты случайно не знаешь, как бы мне отсюда выбраться?
— Может, и знаю, — сказал Глаз, и Ганс вздохнул, заметив, что странное существо вновь заговорило с притворным смирением.
— Ну…
— Но я не вполне уверен, заслуживаешь ли ты дальнейшей помощи, — заметил Глаз с нескрываемым раздражением.
— Друг мой! Как ты можешь так говорить?
— Ты, со своим характером, напоминающим боевой топор, даже не удосужился спросить меня, как случилось, что я всего лишь Глаз и как я здесь оказался.
Ганс вздохнул, сдаваясь, и задал требуемый вопрос.
— Я рад, что ты спросил. Видишь ли, я был красивым молодым человеком, во всяком случае, мне все так говорили. И был один здоровенный безобразный верзила по имени Тулса Дум, приходившийся Корстику, кажется, кузеном, и, кроме того, в дело была вовлечена его жена, его дочь и его любовница.
— Чья?
— Чья кто?
— Чья жена, дочь и любовница? Голос Глаза сделался настороженным.
— А это имеет значение?
— Не для меня. Но, готов поспорить, для них это имело значение.
Глаз внезапно запрыгал вверх и вниз.
— Верно! Как это верно! Как трагически верно!
И он принялся разворачивать перед Гансом запутанную, волнующую и горестную картину, в которую были вовлечены личности по имени Тулса Дум, Корстик, Сателла, рыцарь с красными крестами. Мститель, трижды проклятая ведьма по имени Тарамис, безликое существо, называемое Железный Лорд, и еще одно, с отвратительным именем Оглан Не-Маг, некто, кого звали Роллан Ребенок, и чудесный, добрый, чувствительный и невинный человек по имени Афорислан, который был настолько безупречным индивидуумом, что Гане стал подозревать, будто именно его теперь зовут Глазом; в истории упоминалась битва, не завершившаяся чьей-либо победой, дуэль чародеев, в которой не было ничего захватывающего для Ганса из Санктуария, а также другие события, о которых он никогда не слышал, едва ли мог услышать в будущем и нимало не сожалел об этом. История струилась, изгибаясь прихотливыми зигзагами, подобно рыскающему бегу ищейки, и становилась все причудливее. Она длилась и длилась, не собираясь приходить к развязке, а именно: когда и чьим именно темным колдовством человек был превращен в Глаз.
В конце концов терпение Шедоуспана лопнуло, и он имел глупость сказать об этом.
Не удостоив реплику Ганса каких-либо комментариев, Глаз рассерженно и гордо удалился с большой скоростью.
Шедоуспану еще никогда не случалось оказываться в столь глупом положении, как в тот момент, когда он начал выкрикивать извинения, обращенные к бестелесному глазу.
Тот смягчился и вернулся, предварительно выдержав паузу, достаточную для того, чтобы Ганс еще больше устыдился.
— Мудрость, — высокопарно изрек он, — состоит в том, чтобы знать, когда извиниться.
«Как хорошо, что я теперь это знаю», — подумал Шедоуспан и вновь заикнулся о возможности покинуть подземное убежище мертвого чародея.
«Неплохо, — мурлыкал про себя Ганс. — Остальные вещички примиряют с дурацким песком и галькой!»
Он рассовал блестящие побрякушки в разные потайные кармашки на своей одежде и решил оставить шкатулку на месте. Но, подумав немного, пришел к мысли разобрать ее, чтобы убедиться, что не упустил никаких тайничков.
Напрасно. Все его изыскания привели лишь к полному разрушению красивой шкатулочки из тикового дерева, отделанной золотом и кожей.
— Ну, теперь отнесу все это Аркале, и, если вещички не заколдованы, мне кое-что перепадет.
— Аркала? А разве он еще жив?
— Жив и здоров.
— Я думал, Корстик давно убил его, — сказал Глаз и мрачно добавил:
— Или еще что похуже.
— Стало быть, Аркала более могуществен, чем тебе казалось. Кроме того, у меня будет кое-что и для Катамарки — его собственные уши после того, как я их отрублю!
— Бедный Ката-как-его-там. Я-то видел, как искусно ты умеешь рубить!
Шедоуспан очень медленно поднял голову вверх, чтобы посмотреть на своего компаньона.
— Глаз? Ты случайно не знаешь, как бы мне отсюда выбраться?
— Может, и знаю, — сказал Глаз, и Ганс вздохнул, заметив, что странное существо вновь заговорило с притворным смирением.
— Ну…
— Но я не вполне уверен, заслуживаешь ли ты дальнейшей помощи, — заметил Глаз с нескрываемым раздражением.
— Друг мой! Как ты можешь так говорить?
— Ты, со своим характером, напоминающим боевой топор, даже не удосужился спросить меня, как случилось, что я всего лишь Глаз и как я здесь оказался.
Ганс вздохнул, сдаваясь, и задал требуемый вопрос.
— Я рад, что ты спросил. Видишь ли, я был красивым молодым человеком, во всяком случае, мне все так говорили. И был один здоровенный безобразный верзила по имени Тулса Дум, приходившийся Корстику, кажется, кузеном, и, кроме того, в дело была вовлечена его жена, его дочь и его любовница.
— Чья?
— Чья кто?
— Чья жена, дочь и любовница? Голос Глаза сделался настороженным.
— А это имеет значение?
— Не для меня. Но, готов поспорить, для них это имело значение.
Глаз внезапно запрыгал вверх и вниз.
— Верно! Как это верно! Как трагически верно!
И он принялся разворачивать перед Гансом запутанную, волнующую и горестную картину, в которую были вовлечены личности по имени Тулса Дум, Корстик, Сателла, рыцарь с красными крестами. Мститель, трижды проклятая ведьма по имени Тарамис, безликое существо, называемое Железный Лорд, и еще одно, с отвратительным именем Оглан Не-Маг, некто, кого звали Роллан Ребенок, и чудесный, добрый, чувствительный и невинный человек по имени Афорислан, который был настолько безупречным индивидуумом, что Гане стал подозревать, будто именно его теперь зовут Глазом; в истории упоминалась битва, не завершившаяся чьей-либо победой, дуэль чародеев, в которой не было ничего захватывающего для Ганса из Санктуария, а также другие события, о которых он никогда не слышал, едва ли мог услышать в будущем и нимало не сожалел об этом. История струилась, изгибаясь прихотливыми зигзагами, подобно рыскающему бегу ищейки, и становилась все причудливее. Она длилась и длилась, не собираясь приходить к развязке, а именно: когда и чьим именно темным колдовством человек был превращен в Глаз.
В конце концов терпение Шедоуспана лопнуло, и он имел глупость сказать об этом.
Не удостоив реплику Ганса каких-либо комментариев, Глаз рассерженно и гордо удалился с большой скоростью.
Шедоуспану еще никогда не случалось оказываться в столь глупом положении, как в тот момент, когда он начал выкрикивать извинения, обращенные к бестелесному глазу.
Тот смягчился и вернулся, предварительно выдержав паузу, достаточную для того, чтобы Ганс еще больше устыдился.
— Мудрость, — высокопарно изрек он, — состоит в том, чтобы знать, когда извиниться.
«Как хорошо, что я теперь это знаю», — подумал Шедоуспан и вновь заикнулся о возможности покинуть подземное убежище мертвого чародея.