Он прислушался, повернулся к телевизору, по КТК передавали новости. В Южно-Казахстанский области жестоко избит редактор оппозиционной газеты Курашов.
--Ну и рожа! - протянул Булат-Сифон, рассматривая в кадре вспухшее лицо журналиста. - Здорово отмолотили!
Диктор излагал две версии случившегося. По первой выходило, что избили редактора за материалы о приватизации крупных промышленных объектов. По второй - за критику местных властей. Но вторая версия преподнесена таким образом, что телезритель не сомневался в её главенстве.
--Придурки! - неизвестно в чей адрес выругался Булат-Сифон себе под нос, отключая телевизор. - Из обычных писак вылепливают героев! Один побитый газетчик своей славой приносит больше вреда, чем десяток небитых оппозиционеров! Дебилы!
Булат-Сифон заглянул в стакан, поболтал остывшее молоко и поставил на подоконник. Пора собираться. Достал из шифоньера белую сорочку, галстук, идеально проглаженный костюм, оделся перед зеркалом, надувая щеки, затянул ремень, и, приладив на голову широкополую шляпу - вышел из квартиры.
Соседка на лестничной площадке подметала бетонный пол, рядом трещала живая ребятня.
--Здравствуйте! - шумно поздоровались они.
--Здрасьте. - сухо ответил Булат-Сифон, раздвигая детей и торопливо спускаясь. Он не хотел, чтобы соседи его видели и знали, а потому появлялся здесь обычно поздно вечером или ночью.
Выйдя из подъезда, огляделся, обогнул по дорожке дом, посматривая на свои окна, и вышел на людный тротуар, спустился к линии трамвая, проехал одну остановку в сторону центра и вылез. Черная волга ждала возле магазинчика, торгующего компьютерами и прочей электронной техникой, стояла на бордюре, мешая движению пешеходов. Булат-Сифон открыл машину и, снимая шляпу, влез в заднюю дверь, там находились Ланцет и шофер.
--Привет братва. - сказал он, пожимая им руки.- Чего хмурые?
--Да как оставили тебя вечером, поехали на Сейфулина, оторвались с телками в сауне. Ну и перебрали. Пивка бы, а, Булат? - попросил шофер.
--Ну-ну! - цыкнул на него тот, кашлянув в кулак. - А за рулем?
--Знаю. - уныло согласился шофер, заводя двигатель. - Сушняк, зараза, прикопался.
Ланцет помалкивал, хотя видно было, что и ему не легче. Искоса поглядывал на Булата-Сифона. Ему хорошо, вторую неделю на молоке сидит. Где-то в этом районе у него жучка завелась, иначе с чего бы спроваживал охрану по вечерам? Ланцет, прищуриваясь от головной боли, спросил:
--Все нормально, Булат?
--Я смотрю у тебя проблемы. За пьянство на рабочем месте уволю без пенсиона! - пошутил Булат-Сифон. - Ну что стоим? Ехали!
Толковище начиналось в десять, в кафешантане "Ля-ля-фа" собрались казахстанские воры обсудить заморочки текущего момента. Все проходило чинно и благородно, просто несколько милых интеллигентных людей решили вместе позавтракать. На столе стояли чашечки с кофе, бутерброды, минеральная вода и пепельницы. Булат-Сифон обрисовал ситуацию, ещё раз сообщил о просьбе питерских воров, сделал упор на убийстве Нурлыбаева, Седого из Волгограда, на убийстве четырнадцати человек Ивана Ивановича.
Против "Серых волков" крутилась машина по сбору информации, а воры информацию собирать умели. Надежные источники сообщали о связях "волков" с афганскими поставщиками героина, об убийстве в тюрьме их собственного курьера, о поездке Мурки в Кабул, о самоубийстве полковника Турбая, о весьма странной тройственной встрече в гостинице Усть-Каменогорска: афганцев и "волков" с людьми пока не установленными. Был базар, что это люди из правительства, курирующие атомные дела. Информация требует проверки, пользоваться ею нельзя, но предположить такую связь вполне можно, особенно учитывая стоимость товара и жгучий интерес к нему мусульманских экстремистских партий. Афганские курьеры шныряли по всему Казахстану в поисках посредников, дело доходило до того, что даже в мелких городах и чуть ли не в аулах лжепосредники клятвенно предлагали красную ртуть, рений, отработанный уран и урановые таблетки. В какой-нибудь пыльной придорожной чайхане два дехканина в тапочках на босу ногу всерьез обсуждали цену красной ртути, якобы лежащую дома в упаковке у одного из них. Но, зная связи "волков" с высшими чиновниками из Астаны, допустить возможность продажи урана - можно. Воров интересовал этот вопрос вовсе не из соображений патриотизма, человеколюбия и прочей подобной чепухи - ах, как нехорошо торговать стратегическим запасом родины - а потому лишь, что требовалось выяснить степень платежеспособности "Серых волков". Когда Иван Иванович предложил Булату-Сифону пятьдесят процентов от потерянных денег, необходимо было разобраться, а смогут ли "волки" осилить такую сумму? Однако вопрос потерял актуальность, когда Мурка отказалась даже обсуждать тему. Ну, что же, её проблемы. Требовалось время для подготовки совместного, с питерскими авторитетами, решения. Кажется, время наступило.
Булат-Сифон получил добро, казахстанские воры сочли изложенные аргументы уважительными для вынесения приговора чимкентским бандитам. Созданные летучие отряды, малочисленные, но стремительные, хорошо организованные - теперь имеют право нанести "Серым волкам" удар.
Толковище интеллигентных людей продолжалось не более часа. Мужчины распрощались, некоторым из них предстояла дорога в Актобе, Атырау, Павлодар, Караганду.
Булат-Сифон вернулся в свою волгу, Ланцет вопросительно смотрел на него, все еще виновато жмурясь от вчерашней попойки.
--Нашли время пить! - пробурчал Булат-Сифон, снимая шляпу и садясь. На завтра билеты до Питера закажи.
--Хорошо. Что решили?
--Летим в Питер. Потом - побарнаулим. Давай-давай! Ехали!
36
В аэропорту Пулково было как всегда взавал людей. Цыганки и цыганята хапали их за полы пиджаков, навязчиво набиваясь в предсказатели судьбы. Слезливо-хамовато-наглые рожи, мелькавшие в толпах наэлектролизованных пассажиров, до одури надоели Булату-Сифону ещё в Москве. Ланцет энергично расшвыривал их, как ледокол, прокладывая путь своему патрону. Диктор второй раз обращалась к прибывшим депутатам Государственной Думы пройти к встречающим в веб-зал. Когда Ланцет оттолкнул попавшегося под руку молодого матросика Балтийского флота - Булата-Сифона ухватила за локоть цыганка, семенящая рядом с ребенком на руках. Он в сердцах выругался:
--Отстань, лист банный! Уйди!
Но не так просто от неё избавиться.
--Красавец! Мне понравилось твое лицо! - тараторила та, перехватывая ребенка другой рукой. - Всю правду скажу, не за деньги, милый, не за деньги! В глазах всю жизнь тебе прочитаю!
--Уйди сказал! Милицию крикну! - громко пригрозил Булат-Сифон, посмотрев на близко стоящего длинного сержанта без всякой надежды. - Тот будто бы не слышал, задрав голову - вертел ею, кидая взгляды поверх толпы.
Другого от него и не ждали.
Остановились у камеры хранения, Ланцет, пританцовывая и сунув руки в карманы, почти простонал:
--Невмоготу, Булат! Отлить надо, еще в самолете припекло, до сих пор терплю!
Тот насмешливо махнул:
--Иди, иди! Писающий мальчик.
Ланцет устремился в туалет, диктор в третий раз объявила депутатам Гос. Думы о встрече. Что за неорганизованный народ!
Булата-Сифона сзади тронули за руку, он оглянулся.
--Опять ты!
--Послушай! У тебя большие дела начинаются! - не отпускала цыганка, ловко управляясь с малышом. Возле неё вертелись ещё несколько баб в широких цветных платьях, с бусами, кольцами, серьгами, болтливых и громкоголосых. Не жмись ты, рубль дай, мне хватит!
Булат-Сифон согласился с ухмылкой.
--Ну, хрен с тобой. - вынул мелочь и отдал.
Та обрадовалась, перевернула ему ладонь кверху, заторопилась:
--Были у тебя, друг, неприятности! Из-за женщины неприятности! Какая-то черная - есть у тебя черная? - зло имеет. Берегись той женщины, у неё большая сила! - и цыганка показала на карман пиджака. - Чтобы продолжить, покажи этот карман. Не бойся, денег не прошу. Такой обряд гадания, так нужно!
Булату-Сифону стало смешно, насколько держат его за лоха, насколько просты приемы отбора денег у этой оравы из табора. Сейчас он по очереди вывернет карманы, то есть засветит их пустоту или наполненость. Рядом топчатся ловкие подельники, для которых, собственно, эта информация и предназначается - карманники. Ежели наружные карманы пусты, значит, кое-что имеется во внутренних, а дальше - вопрос техники. Но дело построено ещё и таким образом, что нельзя ни мента позвать, потому что, он в доле, ни уронить неловкое слово, на которое гадалки специально нарываются. Лишь стоит это слово произнести - сбежится весь табор защищать "обиженную", в толчее и неразберихе, которую они устроят - пропали башли!
Булат-Сифон видел, как издалека, с двух сторон спешат на подмогу Ланцет и встречающая братва от питерских воров. И улыбаясь, шутки ради, согласился засветить карман. Вынул оттуда расческу, носовой платок, монеты - сдачи от пепси-колы. Монеты передал гадалке, она приняла их с сожалением, и продолжила чревовещание:
--У тебя сильные денежные интересы, но они не исполнятся из-за черной женщины. Жизнь твоя в опасности. Не знаю кто ты, но остерегайся. Ходишь как циркач по битым стеклам, но подошвы пока целы. Не делай резких движений! Или умоешься собственной кровью. Жизнь длинная и корявая, ты как одинокий зверь бежишь впереди стаи, ты вожак. Но бойся, тебя готовы растерзать!
Цыганка протараторила все это в мгновение и на секунду умолкла.
--Для продолжения надо показать карман. Такой обряд гадания. Покажи этот карман! - указала на следующий, с другой стороны.
В этот момент подскочил Ланцет, уже веселый и довольный.
--Ну, оборзели! - сообщил, запыхавшись. - Барсуки в верзошнике внаглую харятся! Закрылись в кабинке и трутся, суки! Питер - город гомосеков!
И в следующую секунду, за ним подошли встречающие.
--Булат-Сифон? Мы от Ивана Ивановича.
--Здорово, пацаны.
--Двинули? Тачка на улице.
Но цыганка, жалея упущенную выгоду, попробовала возмутиться. Один из "пацанов", детина в метр девяносто и килограммов под сто тридцать, удивленно повернулся.
--Это что за фуфлетка? Ну-ка исчезни, бикса бановая!
Та что-то недопоняла, не вникла, не разобрала, опять раскрыла рот.
--Заткнись, сука, а то бебики потушу! - он положил раскоряченную пятерню ей на рожу и толкнул вместе с ребенком на руки позади стоящим подельницам. Ребенок завыл, а длинный сержант ничего "не замечал". Откуда ни возьмись, вынырнули цыганские мужики, поднялся галдеж, боевиков окружили, зажали в кольцо, и всех вместе потеснили на улицу. Там - выскочили из машины еще несколько людей Ивана Ивановича. Дело собиралось перерасти в крупную потасовку, но к цыганам подбежал ещё один, холеный, гладкий и кучерявый, что-то крикнул на своём языке, и все мгновенно расступились. Посеменил к детине, виновато развел руками:
--Извини, брат! Не разобрались! - и повернувшись, снова проорал на цыганском, те начали быстро расходиться. - Я проучу своих дураков, чтобы глазами смотрели! - пообещал он.
У детины из-за пояса, под пиджаком мелькнул макаров.
--Ладно! Все путем, кирюха! - они хлопнули друг друга по рукам, разошлись.
Булат-Сифон с Ланцетом уселись в BMV, боевики прыгнули по машинам, рванули в Питер. Детина на переднем сидении прокомментировал события:
--Этот табор отстегивает нам проценты. Их барон, правда, падла-падлой. Недавно начал луну крутить, ну и влетел в косяк. Козел, месяц пургу гнал, пока не допер, что на банк попался. Теперь заискивает. Ничего, с пенёй все вернет!
--Куда едем-то? - поинтересовался Булат-Сифон, когда въехали в город. Он всматривался в улицы, кажется, сейчас неслись по Лиговскому проспекту.
--Скоро доберемся. - ответил детина, зевая во всю пасть и оголяя золотые фиксы. - Вообще-то вас определили в Англетере, но Иван Иваныч решил сначала побеседовать, а потом уж культурная программа.
Они петляли еще несколько времени, пока не подкатили к пирсу, на котором пришвартовался теплоход "Андрей Красин". Машина вздрогнула и остановилась, задние тоже подъехали, замерли. Все вывалились на пристань, Булат-Сифон и Ланцет по сходням поднялись на борт теплохода. Палуба была вылизана, медяхи надраены, точно к смотру, переборки выкрашены белым, такелаж - черным. Иван Иванович ждал на шкафуте, рядом находились другие воры.
--А-а! Булат-Сифон! - радостно протянул Иван Иванович, пожимая руку и притягивая его к груди. - Держатель Казахстанской короны!
--Иван Иваныч! - воскликнул тот в ответ. - Князь града Питерского!
--Ну, пошли, пошли, в кают-компанию пошли. Видишь, какой прием приготовили? Как арабскому шейху! Жить будешь в "Англетере", столоваться на "Андрее Красине", девочки и кофе в постель! А? - подмигнул Иван Иваныч, когда все перездоровались.
--Да-а, хорошо... Думаю, в Алма-Ате мы тоже не ударим в грязь лицом, когда надумаешь в гости к нам, Иван Иваныч! От аэропорта до гостиницы ковровую дорожку кинем! Как-никак князь северной столицы Руси!
Рассмеялись.
Коки на камбузе варганили что-то вкусное, по теплоходу распространялись запахи. Иван Иваныч внезапно остановился.
--Слушай, Булат-Сифон, ну его к херам, твой "Англетер"! Большую каюту выделю - оставайся здесь! Охрана надежная, сам знаешь, и сервис в порядке. А?
--Отчего же? Можно! - ответил тот, вдыхая аромат жареного мяса, они с Ланцетом изрядно проголодались. - Только на одну ночь, Иван Иваныч. Завтра назад. Дела, дела.
--И договорились! Как насчет душа, освежиться с дороги?
--Было бы не плохо. Не помешает.
Гостей устроили в просторной каюте. Иван Иванович предлагал две отдельные, но Булат-Сифон, в целях безопасности, подумав, отказался. Питер все же не Алма-Ата, хотя и там спокой только снится. Пусть тут и охрана надежная, и хозяин радушный, но... Бог бережет, и сам старайся. Вдвоем, оно веселее будет. Просторной каюта называлась по морским меркам, по общепринятым же, это небольшое помещение с двумя кроватями, с двумя креслами и тумбочками, встроенным платяным шкафом и иллюминатором, с видом на причал. Впрочем, все довольно уютно, со вкусом и шармом.
Булат-Сифон разделся и по пустынному коридору прошлепал в душевую, отрегулировал теплую воду, намылился, и стоя на резиновом коврике, с наслаждением поливал себя упругими струями. Сполоснувшись, тщательно вытерся махровым полотенцем, и набравшись бодрости, насвистывая, отправился одеваться. Ланцет проделал все то же самое.
Через сорок минут собрались в кают-компании на ужин. Ужин был вкусным и обильным, говорили о всякой ерунде, Иван Иванович будто и не помышлял о деле, а попытки Булата-Сифона вежливо пресекал. Наконец насытились. Пили мало, хотя стол ломился от бутылок, Булат-Сифон не пил вовсе, а жирное ел осторожно. Язва. Вышли на верхнюю палубу, поднялись на спардек и, устроившись в креслах-качалках, закурили. Присутствовали только воры в законе, остальные остались на шкафуте и, опершись руками на леера, глядя на грязную воду, плещущуюся у ватерлинии, перекидывались шутками.
Солнце закатывалось, стояла редкая, без дождя, теплая погода. В порту вскрикивали буксиры, помогая швартоваться прибывшему лайнеру из Франции. Иван Иванович подвинул к себе пепельницу, стряхнул пепел.
--Во-от. Теперь можно. - на правах хозяина сказал он. - Можно и о деле. - Несколько помолчал. - Я уполномочен, Булат-Сифон, от имени питерского сходняка предложить пятьдесят процентов. Ты знаешь. Мурловка эта, Мурка, - при упоминании её клички, лицо Ивана Ивановича перекосилось злобой, - позволила себе роскошь кидать воров. И не просто кидать, а кидать по-крупному. Плюс к тому завалить четырнадцать невинных людей. - Иван Иванович еле сдерживался. - Левушнице давно надо дать наркоз. Нам помощь нужна. Нужна, Булат.
--Ну, что ж. - Булат-Сифон запнулся, сглотнул слюну. - Мы собирали воров на конду. Нашему сходняку я зачитывал твою клеву, Иван Иванович. Аргументы весомые. - Булат-Сифон решил не говорить пока о своей обиде на Мурку. Не подвернись Ивана Иваныча, ей все равно объявлена была бы война. А теперь, по такому случаю, надо поломаться с понтом, набить цену, авось на будущее пригодится. Он вздохнул. - Плохо, что с бабой дело приходится иметь. - сказал он. - Бабы коварны и расчетливы, чуют опасность за километр, но вследствии природной глупости - почти не испытывают страха. А эта - умная стерва. И у неё двести пятьдесят стволов. Прикинь? Иван Иваныч? Алтушками она не занимается.
--Знаю, знаю. - нетерпеливо перебил Иван Иванович, сложив пальцы шелбаном и швырнув бычок за борт, в блестевшую от нефти воду. - Не крути статистику, Булат-Сифон. Тебя не устраивают пятьдесят процентов?
--Я и говорю. Устраивают. Только с неё возьмешь? Этот куплет мы спели, она не собирается их возвращать. Де-фолт!
--Ну, и...
--И помогу я тебе, Иван Иваныч, считай задаром. Символически. Десять процентов я завтра должен увести с собой.
--Ско-олько? Охренел, Булат? Десять процентов! - Иван Иванович медленно поднялся из-за стола. - Это не серьезно! Пять процентов. Пять! И то много. Остальные сорок пять после победы.
--Не катит. - качнул головой Булат-Сифон. - После победы никто ничего не возьмет. Не у кого будет. Или ты, Иван Иваныч, надеешься найти в её доме сундуки с изумрудами? Хотя... Хер его знает... Ладно, семь. Но не меньше!
--Шибер косоглазый! Ладно! Семь - так семь! Завтра с утра получишь. С таможней помочь?
--Не беспокойся, Иван Иваныч. С таможней в порядке.
--Лады.
Ударили по рукам. Опять спустились в кают-компанию обмыть соглашение.
--Теперь можно и расслабиться. - Булат-Сифон весело посматривал на Ланцета. - Можно и оттянуться! Молочком.
Выпили армянского коньяка, любимого коньяка Ивана Ивановича. Никакие Камю, Метакса и прочие не сравнятся с армянским, считал он. Только истинные любители с тонким вкусом могут по-настоящему оценить этот солнечный напиток. Держались все непринужденно, шутили, смеялись.
--Я вот, смотрю, Булат-Сифон, вы с помощником дополняете друг друга. поделился наблюдениями Иван Иванович. - Булат по фене - означает нож. А Ланцет по медицински - тоже нож. Арсенал!
--Действительно. - удивился Булат-Сифон. - Я на это не обращал внимания. А у тебя, Иван Иванович, погоняло по фене тоже, прямо прокурорское!
-- А ты думал! Знаешь, сколько мне лет? - вдруг спросил Иван Иванович. - Много! Помнишь песенку про вора, у которого отец прокурор? Жалостливая такая, наша, воровская. Раньше частенько напевали. Так вот, сочинили её про меня. У меня ведь отец прокурором в войну был, и до войны, и после. Ба-льшая сука! Собственноручно сдал меня синичкам по малолетке. И в зону определил, а потом приезжал, и на свиданках читал мне странички из краткого курса истории ВКПБ. Воспитывал. Пацанам конфеты и сало возили, а мне этот гад - толстую книгу. Песню, правда, немного переделали, у меня по-другому было. Помню, под Иркутском сидел - мороз, стужа, по щелям ветер воет, в бараке торчим, дубеем, раз - к барину вызывают. Оказывается, папочка прикатил, семьсот километров махнул, соскучился. Упрятал меня, и хоть бы угрызение совести на лице. Ни хрена! Лицо одухотворенное, мечтательное. Я тебе говорит, сын, сказать хочу о товарище Сталине. О нашем вожде и о партии большевиков, которые строят коммунистическое общество. Когда приедешь из лагеря - (звучало так, будто здесь лагерь пионерский) - много почитаешь литературы. А пока я сам расскажу. И заводил старую пластинку о светлом будущем через пятнадцать лет. Декохт у меня, голодуха, его самого сожрал бы, а он мне с бубновым заходом: "Ты, сын, не переживай, что я бердыч не привез. Соскучился, в спешке собирался, ну и забыл. Ведь ты и без того рад меня видеть? Ведь правда? Ведь так?" Семь раз паскуда приезжал, и только один раз привез кило комкового сахара и пачку папирос "Казбек". Вот, в честь папашки и погоняло получил прокурорское: Иван Иванович. Домой я, конечно, не вернулся, на товарняк - и во Владивосток, в порту приворовывал, кормился, пока снова не влетел. Там, кстати, и море залюбил. Ну, а как влетел, попал в одну из приморских зон, где и познакомился с Седым. У него с юности клок седых волос на башке был. Торчал белый пучок среди каштановой кущи. А через много лет, когда Седой тянул не знаю, какой уже срок, и ты с ним встретился в Приморье. Так?
--Так. - охотно отозвался Булат-Сифон. - Я тогда в Сибирь прикатил на заработки, народ там богатый был, беспечный. Для воров - Клондайк. Летом ездил работать, на зиму - назад, в Алма-Ату. Жил как король на именинах. Но в Тынде раз замели меня, шестаков развелось - тьма, вот один алеха, мразь, и заложил. Ссученым вором оказался дружбан мой. Я и под Иркутском отмечался, и под Красноярском, а с Седым встретился - да, в Приморье, в N-ской зоне. Любил Седой пожить. Баб любил, на юбки деньги спускал, и не жалел. От того и погиб, дурак. Я в Волгоград специально мотался, все выяснил. У Мурки бареха есть - вертолетом шворится, кликуха Мессалина, на неё и позарился Седой. А разработал всю канитель Грек, Муркина рука правая. Потерял Седой осторожность на старости, ну - судьба такая. - улыбнулся и закончил Булат-Сифон.
Они проговорили ещё долго - темно не становилось: белые ночи. Рында на теплоходе Ивана Ивановича отбила час, когда разошлись спать. Перед тем, как потушить свет, Ланцет запер двери на ключ, а ключ оставил в замке. В Питере было прохладно, погода не алма-атинская, они укрылись теплыми одеялами и вскоре погрузились в сон.
В шесть утра, когда сон самый глубокий, а на верхней палубе охраны не осталось, возле теплохода на воде начали булькать пузырьки. Через несколько мгновений - чудовищный взрыв раздался рядом с судном. Теплоход подбросило волной и ударило бортом, за которым свешивались автомобильные шины - о стенку. Подкинуло и яхты, пришвартованные неподалеку, и учебные корабли, и шхуны запрыгали по волнам. Взвыли сирены, палубы начали наполняться людьми и гвалтом. Двое убегали с причала, охрана открыла пальбу и уложила обоих. Когда подбежали, обыскали убитых - документов не нашли, люди неизвестные, особых примет нет. Значит, был третий, или, может быть и четвертый, те, кто находились под водой, а эти, наверху, их страховали. Иван Иванович оценивал ситуацию, Булат-Сифон и Ланцет, полураздетые, находились тут же. Понаехало ментов и фэсбэшников, пожарников, эмчеэсовцев, несколько машин скорой помощи прибыли друг за дружкой. На теплоходе повреждений не нашли, за исключением мелких - на полубаке по правому борту - небольшая течь. Следаки и оперативники производили замеры, опросы свидетелей и пострадавших, то и дело сверкали фотовспышки репортеров. Никто ничего не понимал - полная неразбериха и бедлам! Версии у газетчиков рождались совершенно фантастические, нереальные, вызывающие у Ивана Ивановича злую усмешку. Типа: к трехсотлетию Петербурга американская подлодка выпустила торпеду по "Андрею Красину". Только в пьяной невыспанной башке может родиться такая дурь! Ну и что-то в этом роде. Лишь к двенадцати часам дня напряжение начало спадать, течь заделали пластырями и распорками, менты и фэсбэшники отвалили, но теплоход все-таки требовал расходов и докового ремонта.
Билеты на самолет у Булата-Сифона с Ланцетом лежали в карманах. Деньги получили. Перед прощанием Булат-Сифон тихо спросил Ивана Ивановича:
--Те двое, которых подстрелили. Кто?
--Есть догадки? - задумчиво переспросил Иван Иванович, глядя ему в глаза.
--Обратил внимание на пиджак тощего? На внутреннем кармане фирменная нашивка: швейная фабрика "ВОСХОД", город Чимкент. Кто у тебя в Чимкенте? Думай, думай.
Иван Иванович, не мигая, мрачно заключил:
--Кончу блядей!
37
--Ты представляешь, что сейчас сказал!? Ты! Счетовод Вотруба! Я ведь тебя!.. - она вдруг с крика, как это обычно бывает, перешла на вкрадчивый, почти задушевный тон. - Я ведь тебя, милый мой, упрашивать долго не стану. Знаешь это? Подписывай документы, и снимай деньги со счета. Будем считать инцидент исчерпанным. Ну?
--Нет, Мурка. Латышей кидать не стану. - твердо ответил Атамбай, и поднялся. В кабинете магнитофон тихо крутил "Сулико", было накурено, полная пепельница окурков находилась возле Мурки. - Я, конечно, сволочь, но не до такой степени.
--А я, значит, до такой? - правую руку она положила на бедро и тоже приподнялась. И села. - Хорошо, Атамбай. Уволен! Этого хотел? Слушай, а может, ты успел сколотить состояние на наших банковских операциях? Проверим! Или, может, питерские тебя приручили, или волгоградские? Или Булат-Сифон за тебя мазу держит? Колись, колись! Такую зарплату не каждый министр получал! Может, мало - решил пошантажировать? - Она вновь начинала заводиться, и внезапно закончила: "Все! Дела сдай заместителю! Свободен!" - бросила холодно, со злым прищуром.
--Ну и рожа! - протянул Булат-Сифон, рассматривая в кадре вспухшее лицо журналиста. - Здорово отмолотили!
Диктор излагал две версии случившегося. По первой выходило, что избили редактора за материалы о приватизации крупных промышленных объектов. По второй - за критику местных властей. Но вторая версия преподнесена таким образом, что телезритель не сомневался в её главенстве.
--Придурки! - неизвестно в чей адрес выругался Булат-Сифон себе под нос, отключая телевизор. - Из обычных писак вылепливают героев! Один побитый газетчик своей славой приносит больше вреда, чем десяток небитых оппозиционеров! Дебилы!
Булат-Сифон заглянул в стакан, поболтал остывшее молоко и поставил на подоконник. Пора собираться. Достал из шифоньера белую сорочку, галстук, идеально проглаженный костюм, оделся перед зеркалом, надувая щеки, затянул ремень, и, приладив на голову широкополую шляпу - вышел из квартиры.
Соседка на лестничной площадке подметала бетонный пол, рядом трещала живая ребятня.
--Здравствуйте! - шумно поздоровались они.
--Здрасьте. - сухо ответил Булат-Сифон, раздвигая детей и торопливо спускаясь. Он не хотел, чтобы соседи его видели и знали, а потому появлялся здесь обычно поздно вечером или ночью.
Выйдя из подъезда, огляделся, обогнул по дорожке дом, посматривая на свои окна, и вышел на людный тротуар, спустился к линии трамвая, проехал одну остановку в сторону центра и вылез. Черная волга ждала возле магазинчика, торгующего компьютерами и прочей электронной техникой, стояла на бордюре, мешая движению пешеходов. Булат-Сифон открыл машину и, снимая шляпу, влез в заднюю дверь, там находились Ланцет и шофер.
--Привет братва. - сказал он, пожимая им руки.- Чего хмурые?
--Да как оставили тебя вечером, поехали на Сейфулина, оторвались с телками в сауне. Ну и перебрали. Пивка бы, а, Булат? - попросил шофер.
--Ну-ну! - цыкнул на него тот, кашлянув в кулак. - А за рулем?
--Знаю. - уныло согласился шофер, заводя двигатель. - Сушняк, зараза, прикопался.
Ланцет помалкивал, хотя видно было, что и ему не легче. Искоса поглядывал на Булата-Сифона. Ему хорошо, вторую неделю на молоке сидит. Где-то в этом районе у него жучка завелась, иначе с чего бы спроваживал охрану по вечерам? Ланцет, прищуриваясь от головной боли, спросил:
--Все нормально, Булат?
--Я смотрю у тебя проблемы. За пьянство на рабочем месте уволю без пенсиона! - пошутил Булат-Сифон. - Ну что стоим? Ехали!
Толковище начиналось в десять, в кафешантане "Ля-ля-фа" собрались казахстанские воры обсудить заморочки текущего момента. Все проходило чинно и благородно, просто несколько милых интеллигентных людей решили вместе позавтракать. На столе стояли чашечки с кофе, бутерброды, минеральная вода и пепельницы. Булат-Сифон обрисовал ситуацию, ещё раз сообщил о просьбе питерских воров, сделал упор на убийстве Нурлыбаева, Седого из Волгограда, на убийстве четырнадцати человек Ивана Ивановича.
Против "Серых волков" крутилась машина по сбору информации, а воры информацию собирать умели. Надежные источники сообщали о связях "волков" с афганскими поставщиками героина, об убийстве в тюрьме их собственного курьера, о поездке Мурки в Кабул, о самоубийстве полковника Турбая, о весьма странной тройственной встрече в гостинице Усть-Каменогорска: афганцев и "волков" с людьми пока не установленными. Был базар, что это люди из правительства, курирующие атомные дела. Информация требует проверки, пользоваться ею нельзя, но предположить такую связь вполне можно, особенно учитывая стоимость товара и жгучий интерес к нему мусульманских экстремистских партий. Афганские курьеры шныряли по всему Казахстану в поисках посредников, дело доходило до того, что даже в мелких городах и чуть ли не в аулах лжепосредники клятвенно предлагали красную ртуть, рений, отработанный уран и урановые таблетки. В какой-нибудь пыльной придорожной чайхане два дехканина в тапочках на босу ногу всерьез обсуждали цену красной ртути, якобы лежащую дома в упаковке у одного из них. Но, зная связи "волков" с высшими чиновниками из Астаны, допустить возможность продажи урана - можно. Воров интересовал этот вопрос вовсе не из соображений патриотизма, человеколюбия и прочей подобной чепухи - ах, как нехорошо торговать стратегическим запасом родины - а потому лишь, что требовалось выяснить степень платежеспособности "Серых волков". Когда Иван Иванович предложил Булату-Сифону пятьдесят процентов от потерянных денег, необходимо было разобраться, а смогут ли "волки" осилить такую сумму? Однако вопрос потерял актуальность, когда Мурка отказалась даже обсуждать тему. Ну, что же, её проблемы. Требовалось время для подготовки совместного, с питерскими авторитетами, решения. Кажется, время наступило.
Булат-Сифон получил добро, казахстанские воры сочли изложенные аргументы уважительными для вынесения приговора чимкентским бандитам. Созданные летучие отряды, малочисленные, но стремительные, хорошо организованные - теперь имеют право нанести "Серым волкам" удар.
Толковище интеллигентных людей продолжалось не более часа. Мужчины распрощались, некоторым из них предстояла дорога в Актобе, Атырау, Павлодар, Караганду.
Булат-Сифон вернулся в свою волгу, Ланцет вопросительно смотрел на него, все еще виновато жмурясь от вчерашней попойки.
--Нашли время пить! - пробурчал Булат-Сифон, снимая шляпу и садясь. На завтра билеты до Питера закажи.
--Хорошо. Что решили?
--Летим в Питер. Потом - побарнаулим. Давай-давай! Ехали!
36
В аэропорту Пулково было как всегда взавал людей. Цыганки и цыганята хапали их за полы пиджаков, навязчиво набиваясь в предсказатели судьбы. Слезливо-хамовато-наглые рожи, мелькавшие в толпах наэлектролизованных пассажиров, до одури надоели Булату-Сифону ещё в Москве. Ланцет энергично расшвыривал их, как ледокол, прокладывая путь своему патрону. Диктор второй раз обращалась к прибывшим депутатам Государственной Думы пройти к встречающим в веб-зал. Когда Ланцет оттолкнул попавшегося под руку молодого матросика Балтийского флота - Булата-Сифона ухватила за локоть цыганка, семенящая рядом с ребенком на руках. Он в сердцах выругался:
--Отстань, лист банный! Уйди!
Но не так просто от неё избавиться.
--Красавец! Мне понравилось твое лицо! - тараторила та, перехватывая ребенка другой рукой. - Всю правду скажу, не за деньги, милый, не за деньги! В глазах всю жизнь тебе прочитаю!
--Уйди сказал! Милицию крикну! - громко пригрозил Булат-Сифон, посмотрев на близко стоящего длинного сержанта без всякой надежды. - Тот будто бы не слышал, задрав голову - вертел ею, кидая взгляды поверх толпы.
Другого от него и не ждали.
Остановились у камеры хранения, Ланцет, пританцовывая и сунув руки в карманы, почти простонал:
--Невмоготу, Булат! Отлить надо, еще в самолете припекло, до сих пор терплю!
Тот насмешливо махнул:
--Иди, иди! Писающий мальчик.
Ланцет устремился в туалет, диктор в третий раз объявила депутатам Гос. Думы о встрече. Что за неорганизованный народ!
Булата-Сифона сзади тронули за руку, он оглянулся.
--Опять ты!
--Послушай! У тебя большие дела начинаются! - не отпускала цыганка, ловко управляясь с малышом. Возле неё вертелись ещё несколько баб в широких цветных платьях, с бусами, кольцами, серьгами, болтливых и громкоголосых. Не жмись ты, рубль дай, мне хватит!
Булат-Сифон согласился с ухмылкой.
--Ну, хрен с тобой. - вынул мелочь и отдал.
Та обрадовалась, перевернула ему ладонь кверху, заторопилась:
--Были у тебя, друг, неприятности! Из-за женщины неприятности! Какая-то черная - есть у тебя черная? - зло имеет. Берегись той женщины, у неё большая сила! - и цыганка показала на карман пиджака. - Чтобы продолжить, покажи этот карман. Не бойся, денег не прошу. Такой обряд гадания, так нужно!
Булату-Сифону стало смешно, насколько держат его за лоха, насколько просты приемы отбора денег у этой оравы из табора. Сейчас он по очереди вывернет карманы, то есть засветит их пустоту или наполненость. Рядом топчатся ловкие подельники, для которых, собственно, эта информация и предназначается - карманники. Ежели наружные карманы пусты, значит, кое-что имеется во внутренних, а дальше - вопрос техники. Но дело построено ещё и таким образом, что нельзя ни мента позвать, потому что, он в доле, ни уронить неловкое слово, на которое гадалки специально нарываются. Лишь стоит это слово произнести - сбежится весь табор защищать "обиженную", в толчее и неразберихе, которую они устроят - пропали башли!
Булат-Сифон видел, как издалека, с двух сторон спешат на подмогу Ланцет и встречающая братва от питерских воров. И улыбаясь, шутки ради, согласился засветить карман. Вынул оттуда расческу, носовой платок, монеты - сдачи от пепси-колы. Монеты передал гадалке, она приняла их с сожалением, и продолжила чревовещание:
--У тебя сильные денежные интересы, но они не исполнятся из-за черной женщины. Жизнь твоя в опасности. Не знаю кто ты, но остерегайся. Ходишь как циркач по битым стеклам, но подошвы пока целы. Не делай резких движений! Или умоешься собственной кровью. Жизнь длинная и корявая, ты как одинокий зверь бежишь впереди стаи, ты вожак. Но бойся, тебя готовы растерзать!
Цыганка протараторила все это в мгновение и на секунду умолкла.
--Для продолжения надо показать карман. Такой обряд гадания. Покажи этот карман! - указала на следующий, с другой стороны.
В этот момент подскочил Ланцет, уже веселый и довольный.
--Ну, оборзели! - сообщил, запыхавшись. - Барсуки в верзошнике внаглую харятся! Закрылись в кабинке и трутся, суки! Питер - город гомосеков!
И в следующую секунду, за ним подошли встречающие.
--Булат-Сифон? Мы от Ивана Ивановича.
--Здорово, пацаны.
--Двинули? Тачка на улице.
Но цыганка, жалея упущенную выгоду, попробовала возмутиться. Один из "пацанов", детина в метр девяносто и килограммов под сто тридцать, удивленно повернулся.
--Это что за фуфлетка? Ну-ка исчезни, бикса бановая!
Та что-то недопоняла, не вникла, не разобрала, опять раскрыла рот.
--Заткнись, сука, а то бебики потушу! - он положил раскоряченную пятерню ей на рожу и толкнул вместе с ребенком на руки позади стоящим подельницам. Ребенок завыл, а длинный сержант ничего "не замечал". Откуда ни возьмись, вынырнули цыганские мужики, поднялся галдеж, боевиков окружили, зажали в кольцо, и всех вместе потеснили на улицу. Там - выскочили из машины еще несколько людей Ивана Ивановича. Дело собиралось перерасти в крупную потасовку, но к цыганам подбежал ещё один, холеный, гладкий и кучерявый, что-то крикнул на своём языке, и все мгновенно расступились. Посеменил к детине, виновато развел руками:
--Извини, брат! Не разобрались! - и повернувшись, снова проорал на цыганском, те начали быстро расходиться. - Я проучу своих дураков, чтобы глазами смотрели! - пообещал он.
У детины из-за пояса, под пиджаком мелькнул макаров.
--Ладно! Все путем, кирюха! - они хлопнули друг друга по рукам, разошлись.
Булат-Сифон с Ланцетом уселись в BMV, боевики прыгнули по машинам, рванули в Питер. Детина на переднем сидении прокомментировал события:
--Этот табор отстегивает нам проценты. Их барон, правда, падла-падлой. Недавно начал луну крутить, ну и влетел в косяк. Козел, месяц пургу гнал, пока не допер, что на банк попался. Теперь заискивает. Ничего, с пенёй все вернет!
--Куда едем-то? - поинтересовался Булат-Сифон, когда въехали в город. Он всматривался в улицы, кажется, сейчас неслись по Лиговскому проспекту.
--Скоро доберемся. - ответил детина, зевая во всю пасть и оголяя золотые фиксы. - Вообще-то вас определили в Англетере, но Иван Иваныч решил сначала побеседовать, а потом уж культурная программа.
Они петляли еще несколько времени, пока не подкатили к пирсу, на котором пришвартовался теплоход "Андрей Красин". Машина вздрогнула и остановилась, задние тоже подъехали, замерли. Все вывалились на пристань, Булат-Сифон и Ланцет по сходням поднялись на борт теплохода. Палуба была вылизана, медяхи надраены, точно к смотру, переборки выкрашены белым, такелаж - черным. Иван Иванович ждал на шкафуте, рядом находились другие воры.
--А-а! Булат-Сифон! - радостно протянул Иван Иванович, пожимая руку и притягивая его к груди. - Держатель Казахстанской короны!
--Иван Иваныч! - воскликнул тот в ответ. - Князь града Питерского!
--Ну, пошли, пошли, в кают-компанию пошли. Видишь, какой прием приготовили? Как арабскому шейху! Жить будешь в "Англетере", столоваться на "Андрее Красине", девочки и кофе в постель! А? - подмигнул Иван Иваныч, когда все перездоровались.
--Да-а, хорошо... Думаю, в Алма-Ате мы тоже не ударим в грязь лицом, когда надумаешь в гости к нам, Иван Иваныч! От аэропорта до гостиницы ковровую дорожку кинем! Как-никак князь северной столицы Руси!
Рассмеялись.
Коки на камбузе варганили что-то вкусное, по теплоходу распространялись запахи. Иван Иваныч внезапно остановился.
--Слушай, Булат-Сифон, ну его к херам, твой "Англетер"! Большую каюту выделю - оставайся здесь! Охрана надежная, сам знаешь, и сервис в порядке. А?
--Отчего же? Можно! - ответил тот, вдыхая аромат жареного мяса, они с Ланцетом изрядно проголодались. - Только на одну ночь, Иван Иваныч. Завтра назад. Дела, дела.
--И договорились! Как насчет душа, освежиться с дороги?
--Было бы не плохо. Не помешает.
Гостей устроили в просторной каюте. Иван Иванович предлагал две отдельные, но Булат-Сифон, в целях безопасности, подумав, отказался. Питер все же не Алма-Ата, хотя и там спокой только снится. Пусть тут и охрана надежная, и хозяин радушный, но... Бог бережет, и сам старайся. Вдвоем, оно веселее будет. Просторной каюта называлась по морским меркам, по общепринятым же, это небольшое помещение с двумя кроватями, с двумя креслами и тумбочками, встроенным платяным шкафом и иллюминатором, с видом на причал. Впрочем, все довольно уютно, со вкусом и шармом.
Булат-Сифон разделся и по пустынному коридору прошлепал в душевую, отрегулировал теплую воду, намылился, и стоя на резиновом коврике, с наслаждением поливал себя упругими струями. Сполоснувшись, тщательно вытерся махровым полотенцем, и набравшись бодрости, насвистывая, отправился одеваться. Ланцет проделал все то же самое.
Через сорок минут собрались в кают-компании на ужин. Ужин был вкусным и обильным, говорили о всякой ерунде, Иван Иванович будто и не помышлял о деле, а попытки Булата-Сифона вежливо пресекал. Наконец насытились. Пили мало, хотя стол ломился от бутылок, Булат-Сифон не пил вовсе, а жирное ел осторожно. Язва. Вышли на верхнюю палубу, поднялись на спардек и, устроившись в креслах-качалках, закурили. Присутствовали только воры в законе, остальные остались на шкафуте и, опершись руками на леера, глядя на грязную воду, плещущуюся у ватерлинии, перекидывались шутками.
Солнце закатывалось, стояла редкая, без дождя, теплая погода. В порту вскрикивали буксиры, помогая швартоваться прибывшему лайнеру из Франции. Иван Иванович подвинул к себе пепельницу, стряхнул пепел.
--Во-от. Теперь можно. - на правах хозяина сказал он. - Можно и о деле. - Несколько помолчал. - Я уполномочен, Булат-Сифон, от имени питерского сходняка предложить пятьдесят процентов. Ты знаешь. Мурловка эта, Мурка, - при упоминании её клички, лицо Ивана Ивановича перекосилось злобой, - позволила себе роскошь кидать воров. И не просто кидать, а кидать по-крупному. Плюс к тому завалить четырнадцать невинных людей. - Иван Иванович еле сдерживался. - Левушнице давно надо дать наркоз. Нам помощь нужна. Нужна, Булат.
--Ну, что ж. - Булат-Сифон запнулся, сглотнул слюну. - Мы собирали воров на конду. Нашему сходняку я зачитывал твою клеву, Иван Иванович. Аргументы весомые. - Булат-Сифон решил не говорить пока о своей обиде на Мурку. Не подвернись Ивана Иваныча, ей все равно объявлена была бы война. А теперь, по такому случаю, надо поломаться с понтом, набить цену, авось на будущее пригодится. Он вздохнул. - Плохо, что с бабой дело приходится иметь. - сказал он. - Бабы коварны и расчетливы, чуют опасность за километр, но вследствии природной глупости - почти не испытывают страха. А эта - умная стерва. И у неё двести пятьдесят стволов. Прикинь? Иван Иваныч? Алтушками она не занимается.
--Знаю, знаю. - нетерпеливо перебил Иван Иванович, сложив пальцы шелбаном и швырнув бычок за борт, в блестевшую от нефти воду. - Не крути статистику, Булат-Сифон. Тебя не устраивают пятьдесят процентов?
--Я и говорю. Устраивают. Только с неё возьмешь? Этот куплет мы спели, она не собирается их возвращать. Де-фолт!
--Ну, и...
--И помогу я тебе, Иван Иваныч, считай задаром. Символически. Десять процентов я завтра должен увести с собой.
--Ско-олько? Охренел, Булат? Десять процентов! - Иван Иванович медленно поднялся из-за стола. - Это не серьезно! Пять процентов. Пять! И то много. Остальные сорок пять после победы.
--Не катит. - качнул головой Булат-Сифон. - После победы никто ничего не возьмет. Не у кого будет. Или ты, Иван Иваныч, надеешься найти в её доме сундуки с изумрудами? Хотя... Хер его знает... Ладно, семь. Но не меньше!
--Шибер косоглазый! Ладно! Семь - так семь! Завтра с утра получишь. С таможней помочь?
--Не беспокойся, Иван Иваныч. С таможней в порядке.
--Лады.
Ударили по рукам. Опять спустились в кают-компанию обмыть соглашение.
--Теперь можно и расслабиться. - Булат-Сифон весело посматривал на Ланцета. - Можно и оттянуться! Молочком.
Выпили армянского коньяка, любимого коньяка Ивана Ивановича. Никакие Камю, Метакса и прочие не сравнятся с армянским, считал он. Только истинные любители с тонким вкусом могут по-настоящему оценить этот солнечный напиток. Держались все непринужденно, шутили, смеялись.
--Я вот, смотрю, Булат-Сифон, вы с помощником дополняете друг друга. поделился наблюдениями Иван Иванович. - Булат по фене - означает нож. А Ланцет по медицински - тоже нож. Арсенал!
--Действительно. - удивился Булат-Сифон. - Я на это не обращал внимания. А у тебя, Иван Иванович, погоняло по фене тоже, прямо прокурорское!
-- А ты думал! Знаешь, сколько мне лет? - вдруг спросил Иван Иванович. - Много! Помнишь песенку про вора, у которого отец прокурор? Жалостливая такая, наша, воровская. Раньше частенько напевали. Так вот, сочинили её про меня. У меня ведь отец прокурором в войну был, и до войны, и после. Ба-льшая сука! Собственноручно сдал меня синичкам по малолетке. И в зону определил, а потом приезжал, и на свиданках читал мне странички из краткого курса истории ВКПБ. Воспитывал. Пацанам конфеты и сало возили, а мне этот гад - толстую книгу. Песню, правда, немного переделали, у меня по-другому было. Помню, под Иркутском сидел - мороз, стужа, по щелям ветер воет, в бараке торчим, дубеем, раз - к барину вызывают. Оказывается, папочка прикатил, семьсот километров махнул, соскучился. Упрятал меня, и хоть бы угрызение совести на лице. Ни хрена! Лицо одухотворенное, мечтательное. Я тебе говорит, сын, сказать хочу о товарище Сталине. О нашем вожде и о партии большевиков, которые строят коммунистическое общество. Когда приедешь из лагеря - (звучало так, будто здесь лагерь пионерский) - много почитаешь литературы. А пока я сам расскажу. И заводил старую пластинку о светлом будущем через пятнадцать лет. Декохт у меня, голодуха, его самого сожрал бы, а он мне с бубновым заходом: "Ты, сын, не переживай, что я бердыч не привез. Соскучился, в спешке собирался, ну и забыл. Ведь ты и без того рад меня видеть? Ведь правда? Ведь так?" Семь раз паскуда приезжал, и только один раз привез кило комкового сахара и пачку папирос "Казбек". Вот, в честь папашки и погоняло получил прокурорское: Иван Иванович. Домой я, конечно, не вернулся, на товарняк - и во Владивосток, в порту приворовывал, кормился, пока снова не влетел. Там, кстати, и море залюбил. Ну, а как влетел, попал в одну из приморских зон, где и познакомился с Седым. У него с юности клок седых волос на башке был. Торчал белый пучок среди каштановой кущи. А через много лет, когда Седой тянул не знаю, какой уже срок, и ты с ним встретился в Приморье. Так?
--Так. - охотно отозвался Булат-Сифон. - Я тогда в Сибирь прикатил на заработки, народ там богатый был, беспечный. Для воров - Клондайк. Летом ездил работать, на зиму - назад, в Алма-Ату. Жил как король на именинах. Но в Тынде раз замели меня, шестаков развелось - тьма, вот один алеха, мразь, и заложил. Ссученым вором оказался дружбан мой. Я и под Иркутском отмечался, и под Красноярском, а с Седым встретился - да, в Приморье, в N-ской зоне. Любил Седой пожить. Баб любил, на юбки деньги спускал, и не жалел. От того и погиб, дурак. Я в Волгоград специально мотался, все выяснил. У Мурки бареха есть - вертолетом шворится, кликуха Мессалина, на неё и позарился Седой. А разработал всю канитель Грек, Муркина рука правая. Потерял Седой осторожность на старости, ну - судьба такая. - улыбнулся и закончил Булат-Сифон.
Они проговорили ещё долго - темно не становилось: белые ночи. Рында на теплоходе Ивана Ивановича отбила час, когда разошлись спать. Перед тем, как потушить свет, Ланцет запер двери на ключ, а ключ оставил в замке. В Питере было прохладно, погода не алма-атинская, они укрылись теплыми одеялами и вскоре погрузились в сон.
В шесть утра, когда сон самый глубокий, а на верхней палубе охраны не осталось, возле теплохода на воде начали булькать пузырьки. Через несколько мгновений - чудовищный взрыв раздался рядом с судном. Теплоход подбросило волной и ударило бортом, за которым свешивались автомобильные шины - о стенку. Подкинуло и яхты, пришвартованные неподалеку, и учебные корабли, и шхуны запрыгали по волнам. Взвыли сирены, палубы начали наполняться людьми и гвалтом. Двое убегали с причала, охрана открыла пальбу и уложила обоих. Когда подбежали, обыскали убитых - документов не нашли, люди неизвестные, особых примет нет. Значит, был третий, или, может быть и четвертый, те, кто находились под водой, а эти, наверху, их страховали. Иван Иванович оценивал ситуацию, Булат-Сифон и Ланцет, полураздетые, находились тут же. Понаехало ментов и фэсбэшников, пожарников, эмчеэсовцев, несколько машин скорой помощи прибыли друг за дружкой. На теплоходе повреждений не нашли, за исключением мелких - на полубаке по правому борту - небольшая течь. Следаки и оперативники производили замеры, опросы свидетелей и пострадавших, то и дело сверкали фотовспышки репортеров. Никто ничего не понимал - полная неразбериха и бедлам! Версии у газетчиков рождались совершенно фантастические, нереальные, вызывающие у Ивана Ивановича злую усмешку. Типа: к трехсотлетию Петербурга американская подлодка выпустила торпеду по "Андрею Красину". Только в пьяной невыспанной башке может родиться такая дурь! Ну и что-то в этом роде. Лишь к двенадцати часам дня напряжение начало спадать, течь заделали пластырями и распорками, менты и фэсбэшники отвалили, но теплоход все-таки требовал расходов и докового ремонта.
Билеты на самолет у Булата-Сифона с Ланцетом лежали в карманах. Деньги получили. Перед прощанием Булат-Сифон тихо спросил Ивана Ивановича:
--Те двое, которых подстрелили. Кто?
--Есть догадки? - задумчиво переспросил Иван Иванович, глядя ему в глаза.
--Обратил внимание на пиджак тощего? На внутреннем кармане фирменная нашивка: швейная фабрика "ВОСХОД", город Чимкент. Кто у тебя в Чимкенте? Думай, думай.
Иван Иванович, не мигая, мрачно заключил:
--Кончу блядей!
37
--Ты представляешь, что сейчас сказал!? Ты! Счетовод Вотруба! Я ведь тебя!.. - она вдруг с крика, как это обычно бывает, перешла на вкрадчивый, почти задушевный тон. - Я ведь тебя, милый мой, упрашивать долго не стану. Знаешь это? Подписывай документы, и снимай деньги со счета. Будем считать инцидент исчерпанным. Ну?
--Нет, Мурка. Латышей кидать не стану. - твердо ответил Атамбай, и поднялся. В кабинете магнитофон тихо крутил "Сулико", было накурено, полная пепельница окурков находилась возле Мурки. - Я, конечно, сволочь, но не до такой степени.
--А я, значит, до такой? - правую руку она положила на бедро и тоже приподнялась. И села. - Хорошо, Атамбай. Уволен! Этого хотел? Слушай, а может, ты успел сколотить состояние на наших банковских операциях? Проверим! Или, может, питерские тебя приручили, или волгоградские? Или Булат-Сифон за тебя мазу держит? Колись, колись! Такую зарплату не каждый министр получал! Может, мало - решил пошантажировать? - Она вновь начинала заводиться, и внезапно закончила: "Все! Дела сдай заместителю! Свободен!" - бросила холодно, со злым прищуром.