После этого Ллудд решил покончить с драконами. Осторожно обмерив
остров, он отыскал его середину. Ею оказался Оксфорд, и король приказал
вырыть глубокую яму, поставить в нее котел с хмельным медом и прикрыть ее
атласным покрывалом. Когда все было исполнено, король спрятался в укрытии и
принялся ждать. Вскоре и впрямь появились драконы. Они долго кружились в
воздухе, затем сцепились друг с другом и долго пытались одолеть один
другого. Выбившись из сил, они упали прямо на атласное покрывало и,
провалившись под него, оказались перед котлом с медом. Жадно выпив мед,
чудовища тотчас захрапели. Подождав, когда они успокоятся, Ллудд вытащил
покрывало, расправил его и крепко завернул в него драконов. Затем он отнес
их в округ Сноудон, где и предал их земле в хорошо укрепленной крепости,
развалины которой, в окрестностях урочища Бедгелерт, до сих пор именуются
Динас Эмрис. После этого много лет никто и не слышал ужасного воя, пока
Мерлин спустя пять веков не освободил драконов из подземной темницы, и те
тотчас продолжили бой, и красный дракон одержал верх и изгнал белого из
Британии. Покончив с этим, Ллудд устроил у себя во дворце пышный пир,
приказал накрыть столы, подать яства и, запасшись котлом воды, принялся
наблюдать за происходящимРовно в полночь он услышал нежные, чарующие звуки
музыки, нагоняющие сладкую дремоту. Однако, вспомнив наставления брата,
Ллудд несколько раз окунался в котел с ледяной водой. И вот перед самым
рассветом в зал вошел муж огромного роста, облаченный в доспехи. На плечах
он принес корзину и принялся складывать в нее яства, стоявшие на столе.
Корзина, как и мешок Пвилла, в который он бросил Гвавла, казалась поистине
бездонной. Однако незнакомец все-таки наполнил ее доверху и собрался было
вынести из зала, но Ллудд решительно остановил его. Вспыхнула схватка,
зазвенели мечи, и Ллудд одержал верх над чародеем и сделал его своим
вассалом. Так кончились "Три бедствия Британии". В процессе превращения из
бога в короля Ллудд, как видим, утратил большую часть своих прежних
мифологических атрибутов и черт. Он лишился даже своей дочери Кройддилад,
которая отныне стала считаться дочерью другого божества. Не совсем ясно, как
и почему Ллудда, бога неба, стали путать с Ллиром, богом моря, но совершенно
очевидно, что Кройддилад в ранневаллийских легендах и поэмах - тот же самый
перонаж, что Кордейлья Гальфрида Монмутского и еще более знаменитая Корделия
Шекспира. Великий драматург весьма обязан кельтской мифологии сюжетной
канвой этой легенды, в которую он вплел трагическую историю короля Лира.
Лейр, как именует его Гальфрид Монмутский в своей "Historia Regum
Britanniae", был сыном Бладуда, построившего Кэр Бадус (Бат) и погибшего,
подобно греческому Икару, во время катастрофы летательного аппарата
собственного изобретения. Сыновей у Лейра не было, а были три дочери,
Гонорилья, Реган и Корделия, и престарелый король при конце своих дней решил
разделить свое королевство между ними. Но для начала он решил испытать их,
чтобы узнать, кто из дочерей больше любит его, чтобы отдать наиболее
достойной лучшую и большую часть своих владений. Гонорилья, старшая из
сестер, в ответ на вопрос отец о том, как сильно она любит его, "призвала
небеса в свидетели, что любит его больше своей собственной души". Реган в
ответ "поклялась, что не может найти более достойного выражения своим
чувствам, но заверила, что любит отца более всего живого на земле". Когда же
настал черед Корделии, младшей из дочерей короля, она, в отличие от
напыщенной патетики сестер, отвечала ему совсем иначе. "Отец мой, -
заговорила она, - найдется ли на свете дочь, которая бы любила отца больше,
чем ее обязывает долг? По моему суждению, если кто-то клянется и уверяет,
что это не так, то это явный знак, что он скрывает свои истинные чувства под
покровом лукавой преданности. Я всегда любила и почитала тебя, отец, ни в
чем не преступая своего долга, и, если ты настаиваешь и хочешь услышать от
меня еще что-то особенное, вспомни о том почтении, которое я всегда тебе
выказывала, и прими это за краткий ответ на все свои расспросы. Подумай сам:
у тебя так много владений, что тебе поистине нет цены; вот ровно настолько я
и люблю тебя". Услышав это, разгневанный отец тотчас разделил свое
королевство между двумя старшими дочерьми, выдав их замуж за двух наиболее
знатных аристократов. Гонорилья стала женой Маглавна, герцога Альбанского, а
Реган - женой Генуина, герцога Корнуолльского. Корделии же было отказано не
только в доле наследства, но даже и в приданом. Однако Аганипп, король
франков, женился на не ради ее удивительной красоты.

[1] Альба - Северная Британия

Вступив во владения своей половиной королевства, зятья Лейра тотчас
подняли мятеж против него и лишили престарелого монарха всякой власти.
Единственной компенсацией за утрату прежнего могущества стало... милостивое
согласие Маглавна выделить старику охрану из шестидесяти стражников. Однако
два года спустя герцог Альбанский, по настоянию своей жены Гонорильи, дочери
злосчастного Лейра, сократил число стражников до тридцати. Оскорбленный
этим, старик покинул двор Маглавна и отправился к Генуину, супругу Реган.
Поначалу герцог Корнуолльский принял бывшего короля с подобающими почестями,
но не успел старик прожить и года при его дворе, как второй зять сократил
число его слуг до пяти. После этого обиженный старец поспешил обратно к
старшей дочери, но та поклялась, что отец может остаться у них только при
условии, что удовольствуется одним-единственным слугой. Лейр в отчаянии
решил отправиться к Корделии и попросить у нее прощения, горько раскаиваясь
в том, как несправедливо он обошелся с ней. Опасаясь приема, который может
его ожидать, старик сел на корабль и отправился в Галлию. Прибыв в
Карицию[1], он отправил к дочери гонца с известием о своих злоключениях и
мольбой о помощи. Корделия немедленно послала отцу деньги, лучшие одежды и
свиту из сорока стражников, и, когда тот вновь обрел облик, подобающий
королю, Аганипп и его приближенные приняли его с подобающей пышностью, а сам
Аганипп передал ему власть над Галлией до тех пор, пока старик не вернет
себе свое прежнее королевство. Чтобы восстановить власть Лейра в Британии,
король франков со своим войском высадился на острове. Маглавн и Генуин были
изгнаны, Лейр вернулся на свой трон и прожил после этого еще целых три года.
Корделия, вступив во владение Британией, "похоронила отца в особой
усыпальнице, которую она повелела устроить для него под дном реки Сор в
Лейчестере ["Ллир-честре"] и которая первоначально была подземным святилищем
в честь бога Януса. Там все рабочие города ежегодно перед началом работ
устраивали пышные празднества".

[1] Ныне - Кале.

Увы, мы уже вряд ли когда-нибудь узнаем, что именно стоит за этой
историей о Лейре и трех его дочерях, но мифологическая основа этой легенды
становится совершенно очевидной в связи с описанием подземного храма,
посвященного Ллиру, который был прежде богом подводного, а теперь еще и
подземного царства. Так Плутон или Отец Дис бриттов соединились с
двойственной первопричиной стихий, подобно римскому божеству, знаменитому
двуликому Янусу, с которым он явно отождествлялся. После этого в числе еще
примерно десяти королей (ибо какие-либо иные критерии для оценки полета
времени в "Истории" Гальфрида Монмутского попросту отсутствуют) мы можем
узнать еще как минимум двух древних богов бриттов, выступающих в новом
облике. Бренний (то есть Бран) ведет борьбу за королевскую власть со своим
братом Беленусом. Очевидно, что перед нами - поздняя версия архаического
мифа о братьях-близнецах, Тьме и Свете, который так часто встречается в
кельтской мифологии. Бран, бог смерти и подземного царства, противостоит
Беленусу (Белену), богу солнца и здоровья. В оригинальном, утра- ченном
варианте мифа они, по всей вероятности, поочередно одерживали верх и
уступали друг другу, являя собой символ смены дня и ночи, лета и зимы. В
"Истории" Гальфрида Монмутского братья поделили Британию между собой;
Беленусу досталась "корона острова и владения в Лоэгрии, Кэмбрии и
Корнуолле, поскольку, согласно троянским законам, именно к нему, как к
старшему, переходили права наследства", а Бренний, на правах младшего,
получил "Нортумберленд с землями, простирающимися от реки Хамбер до
Кэйтнесса". Но льстецы убеждали Бренния вступить в союз с королем Норвегии и
напасть на Беленуса. Разгорелась битва, в которой Беленус одержал победу, а
Бренний едва успел бежать в Галлию, где и женился на дочери герцога, став
после смерти последнего его законным преемником на троне.
Оказавшись во главе сильной армии, он не преминул вторгнуться в
Британию. Беленус выставил против него все силы своего королевства, и оба
войска уже готовы были скрестить мечи в решающей схватке, но тут Конвенна,
мать обоих королей-братьев, сумела убедить их не вступать в бой. Так и не
начав битвы, братья пришли к согласию объединить свои армии и выступить в
совместный поход в Галлию. Бритты и аллоброги покорили всех королей франков,
вторглись в Италию, опустошая и разоряя города и деревни, и двинулись
походным маршем на Рим. Римские консулы Габий и Порсена с почетом приняли
их, преподнесли им богатые дары - золото и серебро - и пообещали ежегодно
выплачивать большую дань. После этого Бренний и Беленус повели свои армии в
Германию и принялись опустошать ее. Однако римляне, придя в себя после
внезапного появления бриттов у стен Вечного города, поспешили на помощь
германцам. Тогда Бренний и Беленус вновь двинулись на Рим и после долгой
осады захватили город. После этого Бренний остался в Италии, "где стал
неслыханным тираном и принялся жестоко угнетать местных жителей". (Можно
подумать, что вся эта невероятная история была придумана только ради того,
чтобы объявить бриттом предводителя этрусков Бренну, который в 390 году до
н. э. действительно взял Рим). Другой брат, Беленус, возвратился в Британию.
По словам все того же Гальфрида Монмутского, "он воздвиг врата дивной
красоты в Триновантуме, на берегу Темзы, которые жители в память о нем до
сего дня называют Билингсгейт. Кроме них, он построил высокую башню, а у ее
стен устроил гавань и пристань для кораблей... Когда же господь остановил
его дни, тело его было предано огню, а пепел был собран в золотую урну,
которую его подданные с великими почестями водрузили в Триновантуме на самом
верху вышепоименованной башни". Его преемником стал Гургюнт Брабтрук[1],
который, возвращаясь в Оркни из набега на Данес, встретил корабли Парталона
и его воинов, которые плыли из Испании, собираясь высадиться в Ирландии.

[1] Это тот же самый вымышленный персонаж, что и популярный кельтский
бог, прототип Гаргантюа Рабле.

Ллир и его дети, занимавшие столь видное место в мифологии, не утратили
своей популярности и после того, как превратились в святых. Ранние
валлийские агиографы неизменно упоминали семейство Ллира Ледиата первым в
числе "Трех главных святых семейств острова Британия".Однако слава самого
Ллира есть лишь отраженный отблеск славы его сына, Брана Блаженного, который
впервые познакомил обитателей Британии с христианством. Легенда повествует о
том, что он оказался в плену и попал в Рим вместе со своим сыном Карадавком
(которого ради благой цели стали отождествлять с реальным историческим
Каратаком) и прочими членами своего семейства, и провел там целых семь лет.
За это время он успел принять христианскую веру и по возвращении на родину
усердно принялся проповедовать ее в Британии. Ни его сын Карадавк, ни
единокровный брат Манавидан не пошли по его стопам, зато их потомки
последовали примеру деда. Все сыновья Карадавка стали святыми, а его дочь
Эйген, ставшая женой вождя по имени Кэр Саррлог (Старый Сарум), вообще стала
первой женщиной Британии, причисленной к лику святых. Ветвь Манавидана же
оказалась не столь щедрой на святость. Его сын и внук так и остались
язычниками, зато правнук приобрел широкую известность, став христианским
святым - св. Дифаном, которого папа Елевферий назначил епископом Уэльским и
который впоследствии принял мученическую кончину в Мертир Диван. После этого
линия святости среди потомков Ллира получила дальнейшее развитие. Но там
встречаются имена персонажей, явно неуместных в ней: таковы Мабон, этот
бывший галльско-британский Аполлон, а также Герайнт и прочие приближенные
двора короля Артура[1].

[1] Генеалогии и семейные связи святых острова Британия приведены в
одном из разделов манускрипта Йоло. Эти списки были скопированы в 1783 году
неким Йоло Морганвгом из Длинной книги Томаса Трумэна из Пантлливидда в
приходе Ллансаннор в долине Вэйл Гламорган.

Представление о том, что христианство, как и все прочие благие дары,
происходит из кельтского Гадеса (Аида), получило настолько широкое
распространение, что сомневаться в этом считалось чуть ли не грехом. Однако
свидетельства историков классической античности говорят об обратном. Тацит
подробно излагает родословную Каратака, рассказывая о том, как он, а также
его жена, дочь и брат были поодиночке допрошены самим императором Клавдием,
но даже не упоминает о его предполагаемом отце - Бране. Более того, Дион
Кассий называет его отцом Кунобелина, то есть шекспировского Кимбелина,
который, добавляет рассказчик, умер задолго до того, как римляне впервые
появились в Британии. Таким образом, все достоверные исторические
свидетельства говорят против того, что Бран мог быть одним из первых
проповедников веры Христовой на земле Британии. Он был и остается все тем же
мрачным древним богом войны и смерти, и прозвище Блаженный дали ему его
верные почитатели-язычники, в особенности - барды, которые, по всей
вероятности, стали называть его Бендигейд Вран. Упорство последних и
побудило их не менее упорных противников, христианских клириков, перетянуть
Брана на свою сторону и поспешно канонизировать его в качестве христианского
святого.
Ничуть не проще обстоит дело и с сестрой Брана, Бранвен по прозвищу
Прекрасная Грудь. Богиням, как оказалось, было легче выдержать этот сложный
процесс, чем богам. Свидетельство тому - "святая" Бригитта, эта "Мария
Гэльская". Британская Афродита, под именем Бринвин или Двинвин, была святой
покровительницей влюбленных. Еще в середине XIV века ее алтарь в
Лландвинвине, что в Англси, был излюбленным прибежищем несчастных влюбленных
обоего пола, молившихся перед ее образом о ниспослании взаимности или о
даровании забвения и исцеления от страсти. А чтобы вернее добиться нужного
результата, монахи из местной церкви продавали здесь склянки с летейской
водой забвения, взятой из священного источника. По свидетельству манускрипта
Йоло, она, уже успев принести обеты вечного безбрачия и сохранения девства,
воспылала любовью к молодому вождю по имени Мэлон. Однажды ночью, когда она
горячо молилась, умоляя господа вывести ее из затруднительного положения, ей
было ниспослано видение. В нем ей предлагался кубок сладкого вина, который
должен был даровать ей забвение. Затем она увидела, что это же сладкое
лекарство было предложено и Мэлону, отпив которого он превратился в глыбу
льда. Как оказалось, в награду за веру ей были посланы сразу три дара.
Первый из них заключался в том, что она и только она могла вернуть Мэлона из
ледяного оцепенения. Вторым даром было то, что у нее раз и навсегда пропало
всякое желание выходить замуж. А третий состоял в том, что отныне она
предлагала свое заступничество всем искренне любящим, обещая либо склонить к
ним сердце предмета их страсти, либо навсегда исцелить от нее.
С этого времени ее алтарь и источник возле него и пользуются широкой
известностью, но влюбленные давно перестали стекаться туда, и
чудодейственный родник занесло песком. Тем не менее к ней, прозванной
валлийскими бардами "святой любви", время от времени приходили несчастные
влюбленные. Молодые девушки из окрестных деревень обращались к ней с мольбой
о помощи, когда все другие средства оказывались бессильными. А вода из
колодца возле церкви считалась вполне достойной заменой чудодейственной
влаги из давно пересохшего и забытого источника...
Разительным контрастом этой легкой победе над древним язычеством служит
упорное сопротивление насильственной христианизации, которое проявил Гвин ап
Нудд. Правда, по свидетельству манускрипта Йоло, некий монах внес его имя в
число сподвижников "Брана Блаженного", однако сделано это было настолько "не
всерьез", что даже сегодня читателя не оставляет ощущение, что старинный
автор этого эпизода сам стыдится содеянного им. Слава Гвина в качестве
могущественного правителя фей оказалась слишком живучей, чтобы попросту
отмахнуться от нее. Даже Спенсер в своей "Королеве фей", называя его не
иначе, как "добрый сэр Гайон... в коем видна благородная сдержанность,
подобающая великому правителю", даже не пытается хоть как-то замаскировать
его знаменитое языческое имя. Он не заурядный человек, ибо

Не женщиной, но феей он рожден
И знатностью на родине почтен.

В дальнейшем подробно описываются все прелести новых добродетелей, по
сравнению с которыми древний кельтский рай, со всеми его ручьями эля и
реками, текущими медом и вином, вряд ли мог вызывать особое почтение.
Однако, за исключением Спенсера, все авторы единодушно сходятся на том, что
показывают Гвина непримиримым противником христианства.
Сохранилась любопытная и колоритная легенда, в которой имя Гвина
упоминается в связи со св. Колленом, приходившимся правнуком Карадавку, сыну
Брана. Святой, желая скрыться как можно дальше от лукавого мира, построил
себе келью под скалой, неподалеку от Гластонбери Тор на острове Авильон,
принадлежавшем Гвину. Недалеко от кельи проходила дорога, и вот однажды
святой услышал разговор двоих прохожих, которые рассуждали о Гвин ап Нудде,
называя его королем Аннвна и всех фей и эльфов на свете. Не стерпев такого
кощунства, св. Коллен высунул голову из оконца своей кельи и посоветовал
путникам попридержать языки, заявив, что Гвин и все его феи суть не что
иное, как демоны. В ответ прохожие возразили, что святой скоро сам
встретится лицом к лицу с владыкой тьмы. Вскоре они скрылись из виду, а
затем св. Коллен услышал, как в дверь его кельи постучали. Спросив, кто там,
святой услышал в ответ: "Это я, посланник Гвин ап Нудда, короля Аида.
Владыка просит тебя прийти в полдень на вершину холма, ибо он желает
переговорить с тобой". Святой, разумеется, никуда не пошел, и тогда
посланник во второй раз явился к нему с тем же приглашением. Святой опять не
двинулся с места. На третий раз посланник стал угрожать св. Коллену, что,
если тот не придет в назначенное место, ему не поздоровится. После этого
святой решил отправиться на холм, не взяв с собой никакого оружия. Вместо
этого он освятил склянку водой и захватил ее с собой.
Обычно вершина холма Гластонбери Тор была совершенно пуста, но на этот
раз святой с изумлением заметил, что ее венчает величественный замок. Из
него то и дело выходили юноши и девы и роскошных одеждах. У ворот святого
встретил паж, поведавший ему, что король ждет его как дорогого гостя к
обеду. Войдя в замок, св. Коллен увидел, что Гвин восседает в золотом кресле
за столом, уставленным редкостными яствами и винами. Король пригласил
святого разделить с ним трапезу, добавив, что, если какое-нибудь кушанье ему
особенно понравится, его со всеми почестями отнесут к нему в келью.
- Я не ем листья с деревьев, - отвечал святой, знавший, из чего
приготовлены феями все эти яства и напитки.
Ничуть не смутившись от столь резкого ответа, король Аннвна вновь
спросил святого, как тому нравятся ливреи слуг во дворце. Дело в том, что с
одной стороны их наряд был красным, а с другой - синим.
- Что ж, их наряд вполне уместен в своем роде, - отозвался св. Коллен.
- В каком же это? - спросил Гвин. - А вот в каком. Красный показывает,
какая сторона туловища опалена, а синий - какая превратилась в лед, -
отвечал святой и, покропив святой водой на все стороны, увидел, что замок,
слуги и король тотчас исчезли, а сам он очутился на голой вершине холма,
открытой всем ветрам. По-видимому, Гвин, последний из богов Аннвна, к тому
времени принял на себя функции всех остальных божеств. Он стал хозяином
своры волшебных псов, принадлежавших прежде Аравну, знаменитых Квн Аннвн, то
есть "адских псов" с белым туловищем и красными ушами. В фольклоре
сохранилось куда больше упоминаний об этих псах, чем об их хозяине, но и эти
предания в конце концов ушли в прошлое по мере распространения
"цивилизации". Трудно предположить, что найдется еще один преподобный Эдмунд
Джоунс, опубликовавший в 1813 году книгу под названием "О явлениях призраков
и духов в графстве Монмут и княжестве Уэльс", в которой утверждает, что,
если мы не верим в столь явные доказательства существования
свехъестественного мира, нас следует считать вероотступниками.
Более того. Еще в начале XX века многие и многие англичане готовы были
поклясться, что им не раз доводилось слышать в бурную ночь на вершине холма
истошный вой душ нераскаявшихся грешников и некрещеных младенцев. Легенды о
них сходятся в одном любопытном аспекте. Так, считается, что их крики похожи
на лай гончих псов, но только они мягче и нежнее. Чем ближе они к человеку,
застигнутому бурей, тем тише их голоса, а чем дальше - тем кажутся громче.
Увидеть их можно еще реже, чем услышать, и не раз высказывалось
предположение, что это - крики перелетных диких гусей, отдаленно
напоминающие лай своры псов. Это суеверие распространено достаточно широко.
В Уэльсе этих Квн Аннвн называют по-разному: в Северном Девоне - "Йетские"
(то есть языческие), или "Йельские", псы, а вДартмуре - псы "[исполнения]
желаний". В Дурхэме и Йоркшире их называют "псами Габриэля"; под особыми
названиями они известны в Норфолке, Глочестершире и Корнуолле. В Шотландии
предводителем Дикой Охоты считается Артур, и легенды о ней бытуют едва ли не
во всех странах Западной Европы. Преданий, в которых упоминается имя Гвина,
сохранилось не так много. Наиболее живучей память о нем оказалась в
населенной феями долине Вэйл Нит, расположенной на "границе Таве... не
ближнего Таве... но того Таве, что лежит далее всех". Надо помнить, что
когда речь заходит о короле фей, то подразумевается именно он. Именно Гвину,
на правах последнего из старых богов, народная фантазия вручила власть над
всеми феями Британии, подобно его кельтскому или даже докельтскому
прототипу. Кроме того, некоторые феи, особенно прославившиеся в английской
литературе, имеют германские корни. Так, король Оберон получил свое имя,
правда, через посредство французских fabliaux[1], от Эльбериха, короля
карликов из знаменитой "Nibelungenlied"[2], тогда как имя его королевы,
Титании, по-видимому, заимствовано из "Метаморфоз" Овидия. Пак, другой
шекспировский персонаж из рода фей, вероятно, представляет собой
персонификацию названия своего племени, которых в Уэльсе именовали "пвкки",
в Ирландии - "поки", в Уорчестершире - "поуки", а в Западной Англии -
"пикты". Именно в Уэльсе сохранилось самое богатое и разнообразное
"собрание" всевозможных фей. Некоторые из них очаровательны, другие
загадочны, третьи скрытны, четвертые отличаются злобностью и т. д. На реках
и озерах обитают девы, именуемые гвраггед аннвн, а злобных и свирепых горных
фей обычно называют гвиллионами. Есть и духи домашнего очага - так
называемые бвбаходы, нечто вроде английских и шотландских домовых, и
коблины, или гномы (которых в Корнуолле называют "стучащие"), и эллиллоны,
или эльфы, особой ветвью и родичами которых считаются пвкки (пикты). В
Северной Англии духи по большей части считаются существами более низкого
порядка. Привидения, домовые, души убитых, красные шапочки, гномы и пр.
имеют весьма мало общего с существами более высокого порядка - феями,
созданиями арийского происхождения. Так, валлийский бвбах предстает в
легендах бурым и волосатым, а коблин - черным или меднолицым. Мы не
ошибемся, если признаем весь сонм этих существ деградировавшими богами
доарийских племен, сородичей ирландских лепрехавнов и пок, не имеющих ничего
общего с прелестными и по-прежнему благородными образами потомков клана
Туатха Де Данаан.

[1] Fabliaux (франц.) - фаблио (фабльо), средневековые сборники
занимательных и сказочных историй, легенды и пр., пользовавшиеся широкой
популярностью у простых читателей (прим. перев.).
[2] "Nibelungenlied" (старонем.) - "Песнь о Нибелунгах", средневековая
немецкая эпическая поэма (прим. перев.).

Одни из этих бесчисленных и безымянных подданных Гвина обитают под
землей или под поверхностью озер, которые в Уэльсе, по всей видимости,
заняли место гэльских "холмов - обителей фей", другие - на Авильоне,
таинственном острове всевозможных радостей и услад, лежащем где-то на западе
у самой поверхности моря. Более всего с этой традицией связан Дифед. По
преданию, в той стране существует просторный квадратный сад, скрывающий
тайны волшебного мира фей. Если человеку доведется хотя бы случайно войти в
него, у него тотчас откроются глаза, и он обретет способность видеть