лицо Бори цветом подравнялось под светлые пятна на нем.
- Ты... откуда взялся? Никак меня пасешь, колода трухлявая! Так ведь я
тебя и уронить могу, где базара поменьше.
- А вот теперь узнаю Архитектора, - подобострастно умилился старик. -
Думаешь, я не в понятии, что Боря Архитектор за так к земле гнуться не
станет? Что ты! Ну, пошутил на радостях, поскольку прежнего товарища
встретил, а ты сразу рожки в пупок упираешь... Пошли лучше холодной
окрошечки хлебнем, у меня в "Неве" племянник сегодня работает. Он и угостит
за мой счет.
- Н-ну, пошли, - недолго пораздумав, согласился тот, кого теперь
величали Архитектором. - Однако не вздумай... Когда чего кому трекнешь про
то, что видел, - я тебе ботало на горле заместо галстука затяну!
- Да ни боже мой, ты ж меня знаешь! Пойдем, Боренька, только ты
приноравливайся, забыл небось, какая моя ножка увечная?
Старик и верно заметно приволакивал при ходьбе правую ногу, но, радуясь
встрече, ковылял быстро, и вскоре они оба вышли из Пассажа и растворились в
потоке прохожих.


Вечер не принес желанной прохлады, скорее напротив - стало душно.
Однако и в эту пору старик в соломенной шляпе довольно бойко шествовал по
делам, заведшим его в район проспекта Ветеранов.
Выйдя из троллейбуса, он прошел улицей Добровольцев почти к самой
железнодорожной линии, и здесь замедлил шаги на подходе к строениям
индивидуальных гаражей. А потом и вовсе остановился, сняв шляпу, обмахнул
несколько раз лицо; использовал передышку, чтобы осмотреться вокруг.
Сумерки еще не сгустились, но в двух открытых гаражах уже зажгли свет.
Старика заинтересовал тот, что был с самого края, однако сначала старик
неторопливо прошел мимо, заглянул за угол и, лишь удостоверившись, что там
безлюдно, повернул обратно и ступил за порог пропахшего маслом и бензином
помещения. Капот старенького "Москвича-402" был открыт, проходя мимо, он
краем глаза видел человека, согнувшегося над мотором, а сейчас рядом с
машиной никого не было...
Решив, что работавший где-то в глубине гаража, заранее изобразив
улыбку, старик продвинулся дальше, и в это время позади с лязгом
захлопнулись створки въездных ворот.
- И кого ты тут смотришь, папаша? - поинтересовался мужчина в
испачканной майке, с чернью щетины на скуластом лице. - Будто мы и не
знакомы.
Как бы желая удостовериться, не ошибся ли он, хозяин гаража
приблизился, держа в правой руке разводной ключ, легонько постукивая им о
ладонь левой.
- Так мы, верно... Я вот зашел на свет, а хотел спросить насчет в
Выборг съездить, - сначала растерялся, а затем уверенней произнес старик. -
Подвезти кой-кого требуется.
- У-у, туда дорога не всякому, - внимательно разглядывая пришельца,
протянул скуластый, все еще постукивая ключом. - А кого везти надумал?
- Родственника одного. Такой человек, знаешь, что и мне и тебе за добро
отзовется... Саней зовут, не слышал?
- Да у меня в библиотеке не один Саня записан... Ты-то сам его откуда
узнал?
Теперь старик совсем взял себя в руки, и на его лицо вернулось обычное
умильно-ласковое выражение.
- Так ведь другой человек, из хороших, знакомством помог! В
архитекторах он числится, из командировочки прибыл и свое слово сказал...
На заднем сиденье "Москвича" распрямилась чья-то фигура, дверца
приоткрылась и, как ни успокоился было старик, но теперь прянул в сторону. А
тот, что объявился в машине, так и остался на сиденье, только дверцу ногой
оттолкнул.
- Видно, пора Архитектору бубну выбить, чтобы таких ползунков не
присылал, - сказал он, закуривая. - Да и быстро он чего-то в дела вошел, а
хотел отлежаться... Так с чем ты заявился, улитка родненькая?
Когда прикуривал, вспыхнувшая спичка высветила такое опасное лицо, что
старику впору было потеряться совсем. Тем не менее он повел себя иначе.
- Эх, милый: с мое повидав, ты не ползать, лежать смирно будешь и
глазки зажмуришь! - сказал он безбоязненно. - Двинься-ка, Саня, я рядом
сяду... А дверку прикрыв, и поговорим шепотком.
- Да я тут и так потом изошел, - мрачно возразил Саня. И, высунувшись,
бросил скуластому в майке: - Выйди да постой на ветерке... Послушаю я деда,
вдруг он дельное скажет.
Оба дождались, пока дважды проскрипели петли металлических ворот,
выпустивших хозяина гаража, и, выбравшись из машины и разогнувшись в
невысокий рост, тот, к кому пришел старик, предложил:
- Кажи свои козыри. Но раз меня кликал - значит, сорт людей
понимаешь... Без темноты дело обрисуй, нынче время дорого.
- Это точно: с тобой темнить - себе в убыток, - согласился старик. -
Только было б что мелочное, я бы к Сане Шмелю за просто так не сунулся. - Он
огляделся, увидел, что сесть некуда, и со вздохом прислонился к верстаку,
заваленному деталями. - А дело такое, что исполнишь и до-о-олго всякое
разное без интереса будет... И чище некуда!


Ранним утром в одной из квартир ленинградского дома заверещал
будильник, и его сразу привычно прихлопнула рука, обрывая трель звонка.
Мужчина средних лет, стараясь не тревожить жену, вылез из постели,
постоял, сонно покачиваясь, и вышел в коридор. Вскоре в туалете шумно
сработал сливной бачок, мужчина вернулся в комнату и прошел на балкон.
Поеживаясь от утреннего холодка, проснулся окончательно. Обозрев знакомый
пейзаж, несколько раз развел руками, начиная делать гимнастику, затем вдруг,
нахмурившись, опустил руки и еще раз посмотрел вниз.
Двор напротив был пуст, все там было, как каждый день в это время
суток, но в низком каменном строении одна из дверей оказалась открытой.
- Нина! - позвал мужчина, войдя в комнату. - Нина, ты спишь?
Жена спала, и, не дождавшись ответа, он взглянул на часы. Стрелки
показывали десять минут седьмого.
Пройдя в прихожую, мужчина еще пораздумал, стоя у телефона, решившись,
снял трубку.
- Але, милиция? Тут такое дело... Это просто один гражданин говорит. Я,
понимаете, встал, а напротив нас склад открыт... Нет, не видел... Но он
всегда закрыт, а щас двери настежь! Вы извините, конечно, но странно
все-таки... Что? А-а, Михайлов моя фамилия. Олег Ефимович... Так мне ведь на
работу идти, как же я? Ну ладно, обожду...
Повесив трубку, вновь прошел на балкон, посмотрел вниз, в соседний
двор.
Там все было, как раньше: пусто, тихо, и загадочно темнел квадрат
открытого входа.
Мчавшаяся по улице "Волга", заложив рискованный вираж, с разворотом
въехала во двор, остановилась, противно завизжав тормозами.
- Ты что, иностранных фильмов с автогонками насмотрелся? - ворчливо
спросил Бутырцев водителя. - Гоняешь, как этот...
К машине спешил капитан Сенчаков, и, не определив до конца, как гоняет
водитель, Бутырцев вылез, захлопнул дверцу.
- Товарищ подполковник! При осмотре места происшествия обнаружено...
- Стоп! Пройдем-ка на место и доложишь с наглядностью, - остановил
подчиненного подполковник. - Эксперты работают?
- Заканчивают. Но уже определили кое-что, - шагая рядом, пояснил
Сенчаков.
- Кое-что - это лучше, чем ничего, - оценил Бутырцев. - Но с другой
стороны, опять-таки всего кое-что... Сюда, да?
- Сюда, товарищ подполковник.
Бутырцев остановился у входа в склад, бегло оглядел двор и шагнул
вовнутрь.
В складском помещении работали сотрудники. Эксперты возились у дверей
специальных боксов, старший лейтенант Таганцев осматривал короткий коридор,
ведущий в остальные службы склада. Коридор заканчивался запертой
металлической дверью.
А у стены напротив боксов, на бетонном полу, мелом нанесено очертание
человеческого тела, и рядом застыл сержант.
- Сигнализация была отключена, сторож исчез, а вот здесь лежал труп
неизвестного... Документов при нем не обнаружено, убит предположительно
ударом тяжелого предмета в область затылка, - негромко давал пояснения
Сенчаков.
- Этот неизвестный, он что же, и работникам склада неизвестен, да? -
спросил Бутырцев.
- Вот именно. Заведующий складом его видел, он сейчас находится там, -
кивнул Сенчаков на металлический заслон в глубине коридора. - Осматривает
другие помещения, волнуется очень... Опустошены два бокса, причем они не
взломаны, не вскрыты, а отперты ключами, идентичными тем, что хранятся у
заведующего. У них порядок такой: в конце дня все ключи сдаются.
- Порядок хороший, - произнес Бутырцев. - А дело скверное... Давно не
было такого чепе. - Он еще посмотрел на меловые очертания на полу и подошел
к экспертам. - Чем порадуете, товарищ Исраэлян?
Тщедушного большеглазого Исраэляна уважительно величали алхимиком и
кудесником, его главным увлечением была графология, и он всерьез считал, что
из-за небрежения к этой области криминалистики теряется многое.
На вопрос ответил по обыкновению обстоятельно и, как всегда,
действительно порадовал важным наблюдением:
- Ну что можно сказать по первому впечатлению... Оба бокса открыты
аккуратно, сигнализация не сработала потому, что была отключена. Обращают на
себя особое внимание два обстоятельства... Во-первых, сигнализацию отключили
не в коммуникациях, а на щите, а щит находится за тремя запирающимися
перекрытиями. Отсюда, стало быть, - это сделал человек, знающий местное
хозяйство, может быть, даже из доверенных лиц... Во-вторых, дверцы
опустошенных хранилищ и вообще все вокруг них тщательно протерто, словно
чистоту наводили перед самым ограблением. Поэтому отпечатки пальцев ночных
грабителей четко просматриваются. Мы их зафиксировали, разумеется...
- Вы сказали - грабителей? - прищурил один глаз Бутырцев, словно брал
на прицел тех, о ком шла речь.
- Именно так. Отпечатки, по первой примерке, принадлежат двум разным
лицам, - констатировал Исраэлян. - Не исключено, что убитый один из них.
С улицы вбежал молоденький лейтенант, вытянулся:
- Товарищ подполковник! Вас начальник управления вызывает...
- Хорошо, иду... Спасибо, Ревик Гургенович, обстоятельней побеседуем в
родных стенах.
Вернувшись к машине, Бутырцев сел в нее, взял трубку рации.
- Здравия желаю, товарищ генерал... Докладываю: судя по первому
осмотру, кража произведена подготовленно, сигнализация нейтрализована,
сторож исчез... Нет, не обнаружен... Да, значительное количество шкурок
отборного соболя, намеченного к распродаже на Международном аукционе. Что
вы? Простите, я не понял... Ах, так! Ясно. Буду докладывать. Есть.
Положив трубку, он так и сидел некоторое время, глядя сквозь лобовое
стекло, а к машине подошли Сенчаков и Таганцев. Бутырцев закурил и,
повернувшись к помощникам, сообщил:
- Наше самое высокое руководство уже тревожило торговое ведомство.
Очень обеспокоены случившимся: исчезнувшие меха включены в программу
распродажи, аукцион открывается через пять дней, скандальная назревает
ситуация... Нам решительно указано возвратить все похищенное к началу
торгов.
- Раз надо, значит, вернем! - бодро сказал Таганцев.
- Ишь ты! С этакой исполнительностью как раз и попадем пальцем в
небо, - нахмурился подполковник. - А твои соображения какие, Иван
Гаврилович?
- Надо в первую очередь сторожа искать, - Сенчаков говорил, обдумывая
каждое слово. - И, как я понимаю, на похищенное всегда должен найтись
покупатель... Если только он заранее не был намечен! Уж больно товар...
своеобразный. И в большом числе, значит, очень денежное лицо его ждет.
- Да, если ждет, - кивнул Бутырцев. - Так. Таганцев, ваша задача как
можно быстрее установить личность убитого... Здесь специалисты сами
разберутся, так что ты, Иван Гаврилович, займись следующим: возьми под
наблюдение комиссионки, скупки, всякого рода людные торговые точки. Конечно,
разослать сводки-ориентировки, как полагается, и прочее... Спокойной работы
не ждите, товарищи. Раз международным скандалом пахнуло, нам начальство
ежечасно хвосты подкручивать будет!


Стремительно двигающийся состав поезда номер два Москва - Ленинград
прогрохотал мимо первой пригородной платформы, и за окнами замелькали домики
ленинградских предместий.
В служебном купе мягкого вагона проводница надела форменный пиджак,
поправив прическу, вышла в коридор. И пошла по нему, стучась в каждое купе,
осторожно отодвигая двери.
- Скоро прибываем. Билетики, пожалуйста... Скоро прибываем! Извините...
Чаю кто желает? Кофе есть, растворимый.
Поездной радиоузел тоже начал работу, и в одном из купе лежавший
пассажир накрыл голову подушкой, спасаясь от бодро вещавшего репродуктора.
Но тут же понял, что время вставать, сел, свесил ноги в легких тренировочных
брюках.
А его сосед безмятежно спал, закинув руки за голову.
Пассажир в брюках длинно, со сладким потягом зевнул, еще раз с
завистливой неприязнью оглядел спящего и, нащупав ногами туфли, присел у
портфеля под столиком. Замок поддался не сразу, наконец щелкнул...
...И тут же открывшего портфель рвануло вверх и в сторону, сильно
швырнуло на полку, запрокинуло. Заломило стиснутое правое плечо.
Затем его отпустили.
- Прошу прощения, - сказал сосед по купе, холодными глазами разглядывая
ошалело моргавшего человека. - Видимо, я был чересчур резковат. Но дело в
том, что это не ваш портфель.
- Что? Как же... Ох, правда! Мы ведь садились в последний момент, -
залепетал пассажир в брюках. - Мой попутчик в другом купе, я там вещи
оставил и спросонья перепутал, знаете... Поскольку мой совершенно такой же.
Вы убедитесь, пожалуйста, я принесу...
- Зачем, я вам верю, - беглая улыбка сделала почти приятным жесткое
лицо владельца портфеля. - А поскольку я реагировал тоже со сна, вы должны
меня извинить.
- Да, конечно... Я понимаю. Я как раз сейчас туда пойду, там умывальные
принадлежности, знаете, бритва и все такое...
Опасливо передвинувшись на полке к двери, он шмыгнул из купе, а его
обидчик, оставшись один, задвинул дверь, посмотрев на себя в зеркало,
проворчал: "А нервишки-то стали тонковаты, братец!" Потом сдернул с вешалки
над изголовьем махровый халат и вскоре прошествовал по коридору в туалет.
Когда проводница начала разносить чай, он вышел в коридор уже одетый,
глядя в окно, закурил, а из ближнего купе показался тоже успевший сменить
тренировочные брюки сосед, нырнул обратно и опять показался с портфелем в
руке.
- Простите, что отвлекаю... Вот! Точно такой, а вы уже легли, когда я
вошел. Вещи заносить, излишне шуметь постеснялся просто. К тому же товарищ
рядом, мы, знаете, слегка отметили одно событие, ну и с утра внимание,
конечно, ослабло... Вы извините!
- Да оставьте, право, - усмехнулся куривший. - Недоразумение оно
недоразумение и есть. И вы не обижайтесь.
- Ни в коем случае! - Человек с портфелем потоптался рядом, улыбнулся
искательно. - Мы с товарищем бутылочку сухонького открыли... Не
присоединитесь?
- Благодарю. С утра пью напитки не ниже сорока градусов. А вино - ни в
коем случае, и вам не советую. Да и подъезжаем уже, слышите?
Радио звучно объявило о прибытии. Раздалась бравурная музыка, вскоре за
стеклами потянулся перрон.
Встречающие ожидали и у начала перрона, ближе к выходу в город. Среди
них, зябко нахохлившись, похаживал длинноволосый и долговязый малый в
линялом джинсовом костюме, исподлобья оглядывая выходивших с поезда.
- Сева! - В руках у любителя крепких напитков сейчас, кроме портфеля,
был еще и чемодан, глаза усмешливо щурились. - Здравствуй, Сева... Этак ты
меня долго встречать будешь.
- Виктор Сергеевич, дорогой, - не вдруг, сначала еще присмотревшись,
расплылся долговязый Сева, разводя руки. Но не обнял, а поспешил взять
чемодан. - Как это я тебя не увидел? Идем сюда, я машину поближе подогнал...
Понимаешь, собрался ехать, а она не заводится! Боялся, что опоздаю.
- Опаздывать нехорошо. Что бы я тогда стал делать? Сел, на чемодан,
заплакал, так бы и сидел в ожидании обратного поезда...


Люся Баканова приступила к трудовой деятельности месяц назад - если
считать совсем точно, то двадцать восемь дней, - и каждый день дарил ей
радости и огорчения.
Всякий раз, отправляясь на службу, она радовалась, что нашла место, о
котором можно только мечтать: рядом изысканнейшие меха, демонстрации мод,
навещающие ее шефа иностранные гости - и все это при самых необременительных
обязанностях, плюс множество новых и очаровательных подружек. Но к вящему
сожалению, человек, особенного внимания которого она добивалась, нимало не
был склонен его оказывать. Нет, заместитель заведующего отделом внешних
сношений Сергей Александрович Воронцов неизменно любезно и без тени
начальственного высокомерия общался со своей секретаршей. И это была именно
та любезность, какая служит для установления точно определенной дистанции,
как между сослуживцами, так и между мужчиной и женщиной.
В свои девятнадцать лет Люся успела кое-что узнать про жизнь в разных
ее проявлениях. Хотя и без этого, уже в силу одной своей принадлежности к
лучшей половине человеческого рода, была способна понять, что в ее
огорчениях повинна другая представительница той же половины. А вскоре новые
подружки не преминули точно назвать имя счастливой соперницы. К этому
времени стены проходной комнатки секретарши перед кабинетом Воронцова были
сплошь увешаны фотографиями манекенщиц, среди коих наличествовало и фото
Виктории Лоховой, или Вики, как называли ее подруги. И узнав, что именно она
якобы пользуется особыми симпатиями Сергея Александровича, страдающая
секретарша переместила фотографии соперницы из угла у окна на стену против
двери Воронцова. То ли для того, чтобы чаще видел, привык, и привычка родила
неприятие, то ли для того, чтобы мог сравнить холодную красоту Лоховой с
живым и пикантным очарованием близкой помощницы... Кто знает?
Каждый день, придя на работу, Воронцов по заведенному регламенту
проводил час в своем кабинете. Затем, если не был занят посетителями,
покидал кабинет, оставляя точные указания, что кому отвечать и где можно его
найти в случае надобности. И сегодня, ровно в десять тридцать, он вышел от
себя и с неизменно радушной улыбкой попросил:
- Люся, будьте любезны, приготовьте кофе к двенадцати. Я зайду к
Харлампиеву, навещу старшего товароведа и спущусь в зал. Там и буду, если
что...
- Хорошо, Сергей Александрович, я поняла, - Баканова вспомнила, о чем
просили узнать нетерпеливо ждущие новостей манекенщицы, и решилась
спросить: - Простите, Сергей Александрович, а что с этой ужасной кражей?
Выяснилось что-нибудь?
- Когда выяснится - вы узнаете одной из первых, я вам обещаю, - сказал
Воронцов, ничуть не выдав, насколько забавляет его изысканная поза,
избранная секретаршей при разговоре на этот раз. - Пока могу сообщить только
то, что знают все: милиция ищет преступника.
А вообще из-за этой кражи все летело вверх тормашками! На международных
рынках русские соболя по-прежнему ценились дороже других мехов, несмотря на
стремительное вхождение в моду таких полноволосых мехов, как рысь, волк и
лисица. Представители фирм и корреспонденты, прибывшие на аукцион, каким-то
образом тотчас пронюхали о печальном событии, и для многих из них оно
явилось скорее сенсационным, нежели огорчительным. А вот устроителям
аукциона предстояло выкручиваться: соболя числились в списке распродажи,
предпринимались отчаянные усилия подсобрать еще часть шкурок из разных
запасов, но это все равно был уже не тот товар и не в том количестве.
К главному своему начальнику, Евгению Николаевичу Харлампиеву, попасть
не удалось. Его многолетний цербер Софья Григорьевна сообщила, что у
начальства с утра засел милицейский чин и тревожить Евгения Николаевича она
не может, не хочет, не будет! Все это было подано с соответствующей миной и
категоричным потряхиванием седыми завитушками.
Старшего товароведа Самохина тоже не оказалось на месте, но он вскоре
появился в холле перед конференц-залом, стоял, как надгробие самому себе, в
горестной задумчивости. Было, ох было от чего впасть в задумчивость Леониду
Петровичу Самохину, поскольку в списке немногих доверенных лиц, имевших
доступ к ключам от хранилищ, он значился одним из первых!
Воронцов постарался выглядеть как можно безмятежней, дабы не усугублять
невеселое состояние товарища, подойдя, спросил:
- Ты что тут в одиночестве, Петрович? Я думал, тебя иностранцы на части
рвут, весь в делах, а ты прохлаждаешься... Могу поделиться своими
проблемами, если скучаешь.
- Не трудись, проблем хватает... А иностранцы уже рвали: правда ли, что
похищены все продажные меха и налетчики были вооружены автоматическим
оружием, обоснованы ли слухи об отсрочке открытия аукциона, почему не видно
Харлампиева, не сослали ли его в Сибирь за случившееся. Вон Мартенс, видишь?
Полчаса мне душу мотал, теперь к кому-то еще прицепился.
- А-а, ну конечно, Мартенс, старый лис, ловец сплетен и душ, -
пригляделся Воронцов. Пригляделся он и к тому, с кем разговаривал западный
журналист, и стал серьезен. - А с кем это он беседует, Леонид Петрович?
- Судя по карточке, корреспондент из АПН, - пожал плечами Самохин. - Я
его впервые вижу.
- Я тоже. Я поэтому пойду, подмогну бедняге: он Мартенса не знает, тот
ему быстро мозги запудрит, выудит лишнее слово и из него в своей газетенке
сенсационный подвал развернет...
Лица, получившие доступ в аукционное святилище, наделялись
пластмассовыми карточками, которые носили на груди. И на каждой, под
эмблемой аукциона, красовалась фамилия владельца карточки.
"Мальцев В.С, АПН", значилось на пластмассовой карточке у высокого
мужчины, беседующего с Мартенсом. Воронцов отметил сразу, что лицо
совершенно незнакомое, и встал рядом.
- Здравствуйте, извините... Гуд морнинг! Хау ду ю ду, мистер Мартенс?
- Оу, мистер Воронцоф! Я рад видеть опьять... Имею вопросы, отшень
многоу, хочу получать ответы, да! Мистер Мальтсев, он молчит, он сфинкс, он
не может помогать коллегам, это плохо, очень плохо, не-кон-так-тно, вот...
- По-видимому, мистер Мальцев сам неосведомлен в той области, куда
стремятся ваши интересы, - рассмеялся Воронцов. - А я удовлетворю
любопытство в полном объеме... Кстати, может, в чем-нибудь могу помочь
мистеру Маль-тсе-ву, поскольку он у нас новичок, по моему разумению?
- Можете, - отозвался Мальцев без улыбки, из чего Воронцов заключил,
что этот человек редко общался с иностранцами. - Мне надо позвонить...
Откуда бы?
- Телефон в холле, внизу. Если там очередь - выше этажом, по коридору
направо наши службы. В каждой комнате телефон, а сотрудники - сама
любезность.
- Благодарю.
Мартенс мертвой хваткой вцепился в Воронцова, зачастил возбужденно, а
Мальцев спустился в холл нижнего этажа. Вокруг столика с телефоном толклось
множество людей, он еще постоял, оглядывая разномастную, говорливую толпу, а
затем решительно поднялся на третий этаж, в коридор, указанный Воронцовым.
И первая и вторая двери оказались запертыми, на стук в третью никто не
ответил, но она приоткрылась. Мальцев вошел и с удивлением увидел, что
комната не пуста: в кресле у окна сидела женщина, а поза ее выражала такую
безысходность, что стал понятным неотмеченный стук.
- Прошу прощения... Вы не разрешите позвонить? Здравствуйте.
- Что? - Спрашивая, женщина глядела мимо. Глаза не сразу нашли его. -
Простите, я не поняла...
- Мне нужно позвонить. Правда, я могу и в другом месте.
- Звоните, отчего же...
Она отвернулась к окну, а Мальцев, набирая, нет-нет да и взглядывал на
нее. Набирать пришлось дважды.
- Сева, ты? Да, никак не мог раньше... Вхожу в режим, увидимся только
завтра. Что слышно у тебя? Понятно... Понятно... Это обязательно! Ну хорошо,
до завтра, привет.
Положив трубку, пошел к двери, но у порога постоял, оглянулся, вернулся
к креслу у окна.
- Еще раз простите... Мне кажется, у вас что-то стряслось. Не сочтите
за самонадеянность, но, может, я могу быть полезен?
- Вы? С какой стати? - искренне удивилась она. - Впрочем, если у вас
есть сигареты...
- Прошу, - он достал, протянул и встряхнул пачку. Когда тонкие,
вздрагивающие пальцы вытянули-таки сигарету, щелкнул зажигалкой и закурил
сам.
- Спасибо, - женщина взглянула на разжегшийся табак и вдруг
рассмеялась. - Фу, глупость какая! Теперь неловко вас выставлять отсюда, а
говорить... Стряслось у нас всех: вы ведь тоже наверняка знаете о пропаже?
- Наслышан, если вы так мягко называете ограбление... А сами работаете
здесь? Я спрашиваю оттого, что не замечаю карточки.
- Карточка бирку напоминает, а я каждый день их вижу на шкурках. - Она
затянулась дважды подряд. - Понимаете, сегодня утром меня вызывали... Я
впервые имею дело с милицией и очень боялась. И сейчас боюсь!
- Ну, во-первых, говорят, что невинность не знает страха, - усмехнулся
Мальцев несколько иронически. - А во-вторых, и в милиции иногда попадаются
разумные люди, если судить по кино- и телепродукции.
- Да, наверное, попадаются... Со мной тоже беседовали вежливо. А
все-таки гадко ощущать себя подозреваемой! Хотя...
Она осеклась, и, не дождавшись продолжения, Мальцев подвинул стул и
уселся напротив.
- Послушайте, мне кажется, что выговориться вам и необходимо и...
некому. Гоните в шею, если я назойлив, но верьте, что ни минуты не
сомневаюсь в вашей порядочности. Не берусь объяснить - почему, но это так!
Хотя вы явно не договариваете...
- Елена Андреевна, - прервала женщина вопросительную паузу. - Вы правы:
я не договариваю, и правы, что надо выговориться. Что некому - опять верно!
И еще, я почему-то не люблю этот термин "порядочность". Часто слышишь: "он
порядочный человек". А он, оказывается, порядочная дрянь... Понимаете,