Авторов Коллектив. Альманах «Литературная Республика» №2/2013

В жизни ждет то одно, то другое.
В одиночестве жду я судьбу.
Потихоньку лишь дверь ей открою.
 

Капли дождя

 
Капли дождя задрожали в испарине,
Трассы стеклу доверяя судьбы.
Встречи стекли, растеклись расставания —
А утекли лишь секунды воды.
 
 
В поле луна, залежалая, зимняя,
Фарой туманный разит горизонт.
Жизнь моя млечная, драная, пыльная —
Неба распахнутый дырчатый зонт.
 
 
Годы смешались с жарой и морозами:
Запах духов и горчащий рот пот.
Спал, от любви, отлученный торосами,
Жадно глотая смердящий мед сот.
 
 
Солнечный луч, разворочав дух времени,
Душу настиг через стену кольчуг.
Сердце в седле, а летящий ум в стремени,
Бьются разрядом высоких потуг.
 
 
Рядом стоим, напрягшись перед временем,
Ищем, находим пределы сторон.
Падает шар под мирским тяготением.
Вместе со мной он в кого-то влюблен.
 

Песня кладбищенская, недопетая

 
Пусть вьюга занесет следы от нашей встречи.
Горячий поцелуй уж прихватил мороз.
Как грели здесь меня твои простые речи,
Струилась по губам парча твоих волос.
 
 
Пусть мы сейчас сидим и пьем
Без счастья и без жалости.
Один лишь раз с тобой идем
Сквозь радости и пакости.
И чувства не задетые
Плывут, пересекаются.
А песня недопетая
Под сердцем трепыхается.
 
 
А молодость твоя в мои вливалась губы,
И бился в скачке нерв, как будто с похмела.
Тут, за оградой, спят, на век, притихши, судьбы,
Советуя и нам поторопить дела.
 
 
Прижмись ко мне сильней. Не разжимай объятья.
Секунды проскользнут и не вернуться вновь.
Останутся со мной воспоминанья счастья,
Кладбище да кресты, могилы и любовь.
 
 
Пусть мы сейчас сидим и пьем
Без счастья и без жалости.
Один лишь раз с тобой идем
Сквозь радости и пакости.
А где-то там, за веснами,
 
 
За снега круговертью,
Нас баба ждет несносная,
Та, что зовется Смертью.
Уж вьюга занесла следы от нашей встречи…
 

Не могу я сказать «до свиданья»

 
Не могу я сказать «до свиданья»
После встречи внезапной с тобой.
Не стерпеть мне надолго прощанья —
Оставайся со мною, постой!
 
 
Мы сегодня с тобой повстречались.
Звезды вспыхнули вдруг надо мной.
И дождем метеоров сорвались,
Разрывая привычный покой.
 
 
В этом пылком вулкане круженья
Вижу только твои я глаза.
В них горячее лавы кипенье,
В них зажглась моей жизни звезда.
 
 
Не могу я сказать «до свиданья»
После встречи внезапной с тобой.
Не стерпеть мне надолго прощанья:
Оставайся со мною, постой!
 
 
В вальсе кружатся, кружатся пары.
В сердце грохот – проснулась весна!
И текут на меня твои чары,
И в душе – ты одна.
В моем мире ты только одна.
 

Вернись

 
Вернись, я так прошу, вернись,
Пусть мчатся, мечутся мгновенья,
Ты для меня – вся моя Жизнь,
Я для тебя – одни сомненья…
Вернись, прошу тебя, вернись.
 
 
Как хочется тебя прижать,
Омыть все тело поцелуем,
И в нежном трепете стонать,
И баловать, как мы детей балуем…
Вернись, прошу тебя, вернись.
 
 
Не может Боже осуждать
Нас за любовь, что в сердце носим,
Гораздо грешнее страдать,
Где мы «любовь» не произносим.
Вернись, молю тебя, вернись.
 
 
И если среди многих струн,
Что еще плачут в твоем сердце,
Найдется ноточка-скакун,
Чтоб отогреть единоверца.
Сыграй на ней. Вернись, вернись.
 

Любимый Ангел

 
Любимый Ангел, жду я нашей встречи,
Влетай скорей в мой одинокий дом.
С тобой присядем рядышком под вечер,
Огонь любви немедля разожжем.
 
 
Растопим печь, – на нас теплом потянет,
Расслабит нервы, сжатые в комок.
Вдруг сладко-сладко на душе так станет, —
Ведь я с тобой, и я – не одинок.
 
 
Ты ниспорхнул, мой Ангел несравненный,
Ко мне с небес, как будто бы шутя.
Счастливей нет меня во всей Вселенной,
О, Ангел мой, как я люблю тебя!
 
 
И нет милее для меня занятья —
Пылать с тобою на закате дня.
Мы – две души, закованы в объятья,
Два дуновенья ветра, два огня.
 
 
Светиться звездами нам в поднебесье,
И тихим бризом виться над Землей,
И звуком чистым заструиться в песне
Сердечной, юной, свежей, озорной.
 
 
Ты ниспорхнул, мой Ангел несравненный,
Ко мне с небес, как будто бы шутя.
Счастливей нет меня во всей Вселенной,
О, Ангел мой, как я люблю тебя!
 

За столом

 
За столом белизны белой белый,
Кровоточит душа, будто рваная рана.
Ты права, разорвав ее. Очумелый!
Уж не видеть девичьего нежного стана.
 
 
Волочился, забрызгав мрамор пола рубином.
Сердце глохнет, по нервам пилой разрывая.
Гном, козявка, считавший себя исполином.
И за это сейчас отползаю, страдая
 
 
Прочь, на волю, под дождь, под горячие струи,
Что, как лед, отшипев, отыграв, испарились.
Ты не вспомнишь меня ни нарочно, ни всуе.
Не цвели, не опали и не влюбились.
 

09
Гулдедава Петр, Москва

* * *

 
Если жизненных благ мы желаем всех разом
и не очень-то ценим дареный нам разум,
если нет на душе неизраненных мест,
если духом упал, – полагайся на крест.
 
 
Только вовсе не думай, что тихо на попе
на Земле отсидишься, как заяц, в окопе.
С каждым годом бесспорней теперь для меня:
в битвах духа за веру – мой щит и броня.
 
 
За кордонами сна – мы, не зная покоя,
остаемся солдатами вечного боя.
Коль опустится мгла на царя или смерда,
умирают тела, а надежда – бессмертна!
 

Герману Арутюнову

 
Ночная тьма раскинула свой плед,
и звезды мелким бисером повисли.
Какой пустяк – десяток тысяч лет
и километров – для полета мысли.
 
 
Люблю с Луны за небом наблюдать.
Глазеть на марсианские закаты.
До фараонов мне рукой подать,
и два шага до ложа Клеопатры.
 
 
Во всех мирах живет моя родня:
Архангелы, волхвы, и злые дэвы.
Запретный плод заманчив для меня,
и сам я – плод грехопаденья Евы.
 
 
Чем дольше провожаю птиц на юг,
чем ближе мой ночлег в землянке тленной,
тем глубже я себя осознаю
частицей многополюсной Вселенной.
 

* * *

 
Погасли звезды-фонари
и там, где чуть светлее высь,
наносит акварель зари
рассвета солнечная кисть.
 
 
А темно-синий грунт небес
стекает, тая, за бугор,
и оживает спящий лес
под петушиный переспор.
 
 
Туман восходит от земли —
поплутовал – и был таков,
а в розовеющей дали
плывут пастилки облаков.
 
 
Вселяя радостный кураж
в людские сонные сердца,
рисует утренний пейзаж
рука Небесного Творца.
 
 
Как видно, и Творец влюблен
и в эти росы на траве,
и в этот птичий перезвон
в размытой солнцем синеве.
 

* * *

 
На небе росчерк журавлиный
отметкой осени завис,
прощальный крик, тоскливо-длинный,
на хмурый дол роняет высь.
 
 
Леса уже полунагие,
и летний жар помалу стих, —
и вторит птичьей ностальгии
багряных листьев белый стих.
 
 
Я, как открытые страницы,
читаю тихий листопад, —
и век серебряный мне снится,
а звоны сердца – как набат.
 

* * *

 
Умножая беды и невзгоды,
земли пашен обращая в сушь,
в перестройке матушки-природы
мы дошли до перекройки душ.
 
 
И не можем выполоть никак
в гуще насаждаемых иллюзий —
розово-оранжевый сорняк
экспорта ползучих революций.
 
 
Сколько Бога за страну ни молим,
как ни охраняем – все равно
сеют на исконно русском поле
чье-то чужеродное зерно.
 

* * *

 
Каким себя ни прикрывай мы платьем,
как лихо перед кем-то ни пляши —
мы за ошибки неизбежно платим:
кто золотом, кто – муками души.
 
 
И все же нам, порой, хватает дури,
и мы ничуть не дрогнувшей рукой
меняем на немыслимые бури
стабильный и размеренный покой.
 
 
Когда меня избавят от экстрима,
тогда, кто знает, может быть и я
смогу представить, как невыносима
обыденная легкость бытия.
 

* * *

 
Если мчаться по жизни, зажмурив глаза,
ощущая затылком дыхание зверя,
то тебя уже вряд ли отпустят назад —
этот каменный лес, эти джунгли безверья.
 
 
Если страх наложил на сознанье печать,
не тоскуй, унывая, что песенка спета:
если здравым рассудком пути освещать,
наши страхи, как совы, сбегают от света.
 
 
Надо голосу сердца почаще внимать,
не стесняясь будить молчаливую совесть,
и как Волю Всевышнего в дар принимать
с благодарным смиреньем – и радость, и горесть.
 

10
Дормина Ольга, Москва

У самого края

 
И снова в раздумьях у самого края
Вдыхаю опасность неосторожно —
Вполсилы отныне я жить не желаю,
Полчувства для радости невозможны…
 
 
Застыл у обрыва цветок одинокий,
Такой же как я – доверяющий солнцу.
Природа не сможет к нему быть жестокой,
Поэтому слабость на храбрость способна.
 
 
А ветер срывает вуаль равнодушья,
Такой же как я – непокорный бродяга —
Смахнет вереницу сомнений ненужных
И крылья свои мне в подарок протянет.
 
 
Тогда полечу я по самому краю,
Презрев шепот разума полусонный,
Дорогу к мечте с полувзгляда узнаю
Полжизни отдав за любви невесомость…
 

Наивность и Мудрость

 
Венчая осень жизни трудной,
Сединами облачена,
На троне восседала Мудрость,
Что подданным всегда нужна.
В ее устах – отвага правды,
Открытье смысла бытия,
Здесь нет лукавства и коварства —
Лишь истины течет струя.
В служанках у нее – Наивность,
Доверчивая как дитя,
Ценя чудес природы дивность,
По жизни движется шутя.
Советами своей царицы
Девица по уши сыта,
Недаром по ночам ей снится
Живых событий суета.
 
 
Бесстрашно падает Наивность
В ошеломляющий поток
Обмана, шалостей невинных,
Что повседневность нам несет,
И, встретив разочарованье,
Вновь проливает море слез,
В объятьях Мудрости страдая,
Пронзенная шипами роз.
И с опозданьем вспоминает
Предупрежденья госпожи,
Что разбивается фонарик
Иллюзии, встречая жизнь.
 
 
Но, порицая глупость девы,
Грустит царица о судьбе,
Что наделила знаньем вредным,
Не дав почувствовать предел
Внезапных вольных увлечений
И нежности хмельной любви,
Предаться страсти откровенно
И болью сердце оживить.
И плачет от бессилья Мудрость,
Завидуя служанке в том,
Что с легкостью живет бездумной,
Дыша отчаянной мечтой.
 

11
Дубинин Александр, Москва
(Стихи из петрозаводского цикла.)

В дорогу!

 
Проходит жизнь, ее не выбираю.
Мне место уготовано одно.
Смирился я, с него не удираю,
И это продолжается давно.
 
 
Работа, дом, скандалы, пересуды,
Заботы и проблемы без конца.
Обрыдла мне сверхзначимость посуды,
Обманы и интриги наглеца.
 
 
И снова мне на месте не сидится.
Устал я в повседневности тонуть.
В дорогу и совсем не заграницу!
В отечестве хочу я отдохнуть!
 
 
Куда дорога? Путь давно знакомый:
На север за полярною звездой,
В Карелию. Седой и незнакомый
Я путь торю, как будто молодой.
 
 
Опять в плацкартном еду я вагоне,
Как в юности далекой и хмельной.
Качает нас, как будто при обгоне.
Прощаюсь вновь с родною стороной.
 

Экскурсия по Петрозаводску

Площадь Ленина

 
А вот и площадь Ленина, остановились здесь.
Тут памятник из серого гранита ему есть.
Одетый: в шапке зимней, в пальто с воротником.
Почти не узнаваем, но все-таки знаком.
Стоит Ильич, прям в центре, где раньше Петр стоял,
Уверенный, спокойный, как скульптор изваял.
И взгляд его направлен на озеро, вперед,
Туда, где был поставлен Петром еще завод.
Там речка протекает, железо в ней лежит,
С порогов вниз сбегает, и мост еще стоит.
Старинные хоромы воздвигли с двух сторон,
Что площадь обрамляют, солидно как закон.
Воздвигли их давненько, была здесь слобода.
Голландец управлял здесь и жил еще тогда.
А с двух сторон из улиц машин удобный въезд,
Чтоб прямо через площадь удобный был проезд.
И на краю площадки, среди гранитных плит,
Живой огонь как память о подвигах горит.
Горит и не потухнет здесь вечный тот огонь.
Он – память тем, кто пали, за жизнь, за нас с тобой!
На тех гранитных плитах фамилии подряд,
Всех павших поместили в один бессмертный ряд.
Они геройски пали на страшной той войне,
Где деды воевали и бились наравне!
 

Парк Державина

 
У площади раскинут просторный летний сад.
Он чувства все с природой настраивает в лад.
При входе пушки смотрят, что сделали давно,
Железная дорога, как в прошлое окно.
Все сделано в слободке, чем город был тогда,
На маленьком заводе, где местная руда.
А в парке средь деревьев аллеи пролегли.
Мы двигаемся, молча, и слушаем шаги.
Аллеи те покрыты брусчаткой-мостовой,
Здесь местный камень ровно уложен мостовой.
И в самом центре парка скульптура, как утес.
Стоит здесь сам Державин, да-да, не лейте слез.
Он был здесь губернатор и правил целый год.
Весь парк – его заслуга, при нем разбит был, вот.
 

Музей кукол

 
Но время мчит стрелою, торопит нас вперед.
Уходим мы от речки, музей нас кукол ждет.
Поднимемся по склону, дорогу перейдем,
И через дверь с тобою в мир сказочный войдем.
Кого мы здесь увидим, словам не передать,
И долго то, что встретим, все будем вспоминать.
Тут домовой у печки и леший, и яга,
Кикимора с болота, простая кочерга.
Кощей над златом чахнет, заветный дуб растет,
И в этом царстве сказки экскурсия пройдет.
Присядем все на лавки, в восторге детвора.
Экскурсия для взрослых, а детям все – игра.
Искусством напитавшись, идем в соседний зал,
Здесь куклы, сувениры, веселый шумный гам.
И мы как все набрали диковины с собой:
Открытки и магниты, да кукол по одной.
 

У речки

 
Но вот мы мчимся дальше, нас вновь дорога ждет,
И к речке подъезжаем, что в озеро течет.
Спускаемся на берег обычный и простой,
И в этот час, как видим, безлюдный и пустой.
Несется меж камнями стремительный поток
Под мост, что протянулся и прочен, и высок.
За ним уже сливается в широкий водопад
Оранжевыми водами, там буруны кипят!
Разбит камнями острыми, шумит речной поток.
Он быстрый и выносливый, хоть мелок, но широк.
На камнях пена белая волнует гладь реки,
А быстрое течение не любят рыбаки.
Вели ватаги шумные седые вожаки,
Вручную добывали здесь железо мужики.
Ковшами с ручкой длинной черпали ил со дна,
А после промывали ил, осталась чтоб руда.
Из той руды добытой под гладью бурных вод,
Чугунные отливки производил завод.
Для домны обжигали древесный уголь тут
Из множества деревьев, в округе что растут.
Руда с углем древесным, по имени «шихта»,
Здесь в домну загружалась для новой плавки, да!
Из домны при горении без всяких тяжких дум,
При жарком при плавлении получится чугун.
Сольют в отливки жаркие полученный расплав,
И будут пушки царские громить тех, кто не прав!
 

На набережной

 
Гуляют здесь туристы и местные жильцы:
Спортсмены и артисты, и просто продавцы.
Широкая дорога вдоль озера, газон,
Ночными фонарями прекрасно освещен.
Здесь местные гулянья проходят и музей
Скульптур, который нужно нам осмотреть скорей.
Идем, глядим скульптуры, что встали вдоль пути.
Дорога вдаль уходит, по ней легко идти.
Блестящие на камне у брега рыбаки,
Из самого Чикаго добрались чудаки.
А вот русалка голая распласталась в волнах,
Огромная и черная с хвостом и на столбах.
Не щит, а карта звездная, диковин здесь полно,
И сколько не рассказывай, не вспомнишь все равно.
Их все не перечислить, так много их стоит,
И каждая о чем-то прохожим говорит.
 

12
Железная Анна, Москва

* * *

   Посвящаю Григорию Ефимовичу Креслову, политруку пулеметной роты 273 стрелковой дивизии, пропавшему без вести 23 сентября 1942 года под Сталинградом.

 
Мой дед погиб под Сталинградом,
Но знал, что за спиной Москва,
Он был политруком, солдатом,
И первым в бой вставал всегда.
Стояла колом гимнастерка
От крови, грязи и боев.
И на двоих одна винтовка,
И на двоих сухой поек.
Но знал солдат, идя в атаку,
Что за спиной родная мать,
Всю жизнь прожившая в бараках,
Горбатя спину при царях,
Что за спиной родные дети,
И счастье с молодой женой,
Он был тогда за всех в ответе,
Вставая первым в смертный бой.
И поднимаясь в гарь и пекло,
На шквал немецкого огня,
Он шел вперед за Власть Советов,
За Знамя Красное Кремля.
 

* * *

   Посвящаю Михаилу Федоровичу Пакшину, сержанту 4-го отделения 86 стрелковой дивизии, погибшему 22 февраля 1943, защищая ГРЭС-8 в городе Кировске, Ленинградской области.

 
Погиб мой дед под Ленинградом
в густой февральский снегопад.
Снаряды разрывались градом.
ГРЭС-восемь защищал солдат.
На станцию ломились фрицы,
артподготовка шла стеной —
он жил в ней огненной частицей
и отбивал за строем строй.
 
 
О подвиге писала много
газета «Красная звезда»;
его портрет со взглядом строгим
нас переносит в те года.
Погиб солдат, увитый славой, —
могила общая тесна;
умчалась смерть с косой кровавой —
пришла победная весна.
И мы стоим, потупив очи,
пред чередою черных плит —
душа вулканами клокочет,
а сердце ноет и болит.
Так будем же достойны павших,
по ним поступки проверять,
чтоб не жалеть о дне пропавшем,
чтоб веру в жизнь не потерять.
 

* * *

 
А флаг еще не спущен,
Не предан Серп и Молот,
И Ростропович не играет на костях;
Курок еще не спущен,
И снайпер из Моссада
Еще не мочится на человечий прах.
Торгашеские рынки
Не полны иноземцев,
И русский дворник курит под окном;
И не стреляют танки
Без промаха по сердцу,
По тем, кто защищает Белый дом.
Еще летит по небу
Наш олимпийский Мишка,
И радуются дети всей большой страны;
И не воруют хлеба,
И не торгуют телом,
Все люди братья и по уровню равны.
А Красный флаг не спущен
Над вымершей деревней,
А Красный флаг не спущен
Над вымершим селом.
И плачут о погибших
Лишь травы и деревья,
Засохший сад и поле
С гудящим сорняком.
 

13
Завьялова Марина, Москва

На краешке

 
На краешке, над лучезарной бездной
Среди многозначительных теней,
Чуть-чуть напоминающих людей,
В потоке безгранично-нагло-лестном,
 
 
Когда фантомы, прикрываясь маской,
Шутливо, нежно портят Вам судьбу
Незначащими фразами, табу
На жизнь и на ошибки, милой лаской
 
 
Пророча статус, яркие одежды,
Карибы, несмываемый загар,
Зажмурясь сочно, новый гений, star,
Вы плачете от сумрачной надежды
 
 
Стать светочем среди глупцов несчастных,
Друзей, заплывших бытом, и коллег.
Пусть смертен каждый мелко-человек,
Харизма Ваша к плебсу безучастна…
 
 
И вот оно – расписан день на годы,
Вам выдан сейф и серенький билет.
Лишь шаг от пропасти… Вы умница, поэт!
Чудесней нет изменчивой свободы…
 

Майский танец

 
Солнце надело балетки,
Томно плывут облака.
Пляску красотки-старлетки
Напоминает река.
 
 
Та же свобода в движеньях,
Блеск, ослепительный свет
В водном потоке… Круженье,
Плавных изгибов букет.
 
 
Рядом склонились осины,
Зелень танцует кадриль.
А у ольхи-балерины
Строгий изысканный стиль.
 
 
Все веселятся: настала
Жизни, цветенья пора.
Ровность анданте пропала,
Быстро несется игра
 
 
От реверанса к канкану…
Вспыхнет к закату сирень.
Так неожиданно рано
Майский закончится день…
 

14
Ильина Инесса, Москва

Медведица Маша

 
Цирковая медведица Маша
Зимней ночью не может заснуть,
Помнит Маша арены и марши,
Выпал Маше безрадостный путь.
 
 
С детства леса родного не знала —
В старом цирке в опилках росла.
На манежах страны выступала,
Столько радости детям несла!
 
 
Но не вечна актерская доля,
Слава, блеск обернулись тюрьмой,
Честный труд заменили неволей,
Сделав Машу добычей живой.
 
 
Дикой сворой хозяева лают,
Травят жертву, не зная стыда,
Псы кусают, визжат, нападают!
Цепь крепка. Не уйти никуда…
 
 
Столб позорный по нелюди плачет!
Суд настанет. Пробьет их слеза?
И до смерти пусть будут маячить
Перед ними медвежьи глаза.
 

Музыка

 
Вдоль аллеи Театральной,
Мимо станции Динамо,
Путь не близкий и не дальний,
По дорожке, мимо Храма.
 
 
Теплый вечер. Шум проспекта.
Столь привычная картина.
Зазвучали рядом где-то
Чудо-звуки клавесина.
 
 
И в короткое мгновенье
Площадь в сцену превратилась,
И на лицах вдохновенье
Тихим светом отразилось.
 
 
Как изящные гондолы,
Две стояли органолы,
Словно черные рояли,
В дорогом концертном зале.
 
 
Лица с ангельскими схожи,
Руки-птицы ввысь взлетали,
И случайные прохожие
На месте застывали!
 
 
Вдоль Аллеи Театральной,
Мимо станции Динамо,
В чарах музыки астральной
Шли мы рядом – я и мама.
 

Друзья

 
Кто придумал такое и где,
Что друзья познаются в беде?
И по первому зову придут,
И невзгоды рукой разведут?
 
 
Оборотная в том сторона,
Что не всякая дружба верна.
Если хочешь проверить друзей,
Поделись-ка удачей своей!
 
 
Раздели с ними радость побед,
Пригласи их к себе на обед,
Пусть отпразднуют радость твою,
Принимая ее, как свою.
 
 
Приготовься к любым чудесам.
И обиду замкни на замок.
Дай свободно часам и весам
Устояться в назначенный срок.
 
 
Наблюдай, словно зритель в кино,
Изучай, словно школьник урок
Цепь друзей – где слабее звено,
Если друг, невзначай, “занемог”.
 
 
Заболел, позабыл, опоздал,
На работу помчал, на вокзал,
Сгинул в пробке, попал на Луну,
Отлучился в другую страну…
 
 
Наплевал, посмеялся, устал,
Обещанья напрасно давал,
Позавидовал, сделал назло…
Но тебе все равно повезло!
 
 
Повезло не обжечься враньем,
Не заклеванным быть вороньем,
Не измазанным в лести и лжи,
Обнажая свои рубежи…
 
 
Верный друг приглашенья не ждет,
Только, если умрет, не придет.
Дружбы истинной скрытый алмаз
Не горит для завистливых глаз!
 

15
Казакова Елена, Москва

Памяти деда

 
моему деду Казакову Алексею Васильевичу
Ты жизнь прожил достойно,
Ты партии и Родине служил,
Всегда держал себя спокойно,
Детей достойно жить учил.
Всегда подтянутый и стройный,
Скупой на ласку и слова,
В трудах всегда упорный.
Мы дружно чтим твои дела.
Ты был примером сыновьям,
Пример твой очень важен,
И никогда ты не был пьян,
Наградами твой путь украшен.
Член партии, строитель ты,
Взгляд тверд, глаза не опускаешь,
Медали на твоей груди,
О многом в жизни знаешь.
Трудясь для Родины своей,
Ты о семье не забывал,
Не забывал ты и друзей,
Хозяйство крепкое держал.
Стараясь сыновей поднять,
Ты помогал им выбрать путь,
Достойными советовал им стать,
Надежд своих не обмануть.
Промчались годы чередой
От детства до могилы,
И ныне ты обрел покой,
Но в памяти событья живы:
Как в армию тебя призвали,
Женился, и родился сын,
А позже на Урал послали,
Тогда еще был молодым,
На плечи годы не давили,
Хоть сердце иногда шалило,
О многом сыновья забыли,
О многом вслух не говорили,
Но ты о них не забывал,
Заботами о близких жил,
Звонил и о себе напоминал,
Жену свою ты пережил.
Наследство сыновьям оставив,
Ты и о внуках не забыл,
Родных от дележа избавив,
Ты ни о ком не позабыл.
 

   28.02.2012

Мое богатство

 
Мое богатство – это сын,
Моя душа, мои родные,
И дни прошедшие не дым,
В них нити жизни золотые:
Поэмы, музыка, мечты
О чем-то светлом и высоком.
Я избегаю суеты
И жизни смысл ищу глубокий,
Понять хочу не то, что видно,
А жизни смысл уловить,
Хотя порой, увы, обидно,
Что просто все, не удивит
Меня порою чья-то прихоть,
Желанье чем-то обладать,
В душе моей спокойно, тихо,
Нет зависти, и не понять
Мне тех, кого сжигают
Пороки, страсти и обман,
Как дни без пользы прожигают
По чьей-то прихоти. Дурман
Сей жизни только охлаждает
Полеты творчества души,
Лишь вдохновенье убивает.