Страница:
– Отходи! – ребятки мои и резерв вэвэшников из этой части, что на блоке службу несет, плечом к плечу встали, дружным напором самых наглых оттеснили. Вот чья-то рука дерзкая попыталась Мамочку за автомат схватить. Шалишь, здесь он уже не жулик-тыловик. Здесь он – боец. С детства детдомовского, неласкового, приучен за своих драться до последнего. А уж разных примочек из уличного арсенала никто, сколько он, не знает. Вроде и не сделал ничего – а из толпы вопль сдавленный. Вот он – ухарь, что за автомат хватался. Молодой. Вся рожа темно-коричневая, а на месте бороды недавно сбритой – смугло-розовая. В сторону выпрыгнул, на одной ноге скачет, за голень держится. Выть стыдно, шипит яростно. Больно, наверное, «берцем» по косточке-то?
Выдавили, без стрельбы обошлось. Раньше вверх в таких случаях стреляли. Перестало действовать. Знают, что по женщинам огонь никто не откроет. И опасно это. Не раз после стрельбы в воздух вдруг откуда-то раненые и убитые появлялись. Со всеми последующими разборками. Да что тут непонятного. Под такие акции всегда группы боевиков готовятся. Если получится – из-за женских спин федералов перестрелять. Не получится – из автомата с глушаком очередь под шумок в толпу засадить. Тоже хорошо: на Западе – вой, в прессе вой, федералы – в дерьме, а в рядах боевиков – новые мстители.
А вот и старший блока. М-да! Интересно, бывают шестнадцатилетние лейтенанты? Или так хорошо сохранился?
– Товарищ подпол...
– Пошли в блок, быстро, строевой подготовкой потом займешься. Ну, что тут у тебя.
– В ходе несения службы, в четырнадцать...
– По делу, братишка, по делу давай!
Вроде слово какое простое – «братишка». А в лейтехиных глазах растерянность и недоверие надеждой сменились.
– Мы сегодня БТР с нарядом вперед на пятьсот метров вынесли. Внезапно. Там за поворотом развилка на объезд и «чехи» вокруг нас ездить повадились. Только встали – прямо на нас «жигуль» выскакивает. По тормозам и – разворачиваться. Мы – вверх предупредительную. Водила по газам, а с пассажирского – по нам из автомата. Бойцы мои в ответ как дали – он сразу в кювет завалился. А тут автобус этот...
– И вы уши развесили, машину сразу не отсекли. А толпа из автобуса потом ее окружила, вас не подпустила, и вы теперь не знаете: что там было, кто там был. И на руках – только труп невинно пострадавшего мирного чеченца, так? Или два трупа?
– Один раненый, тяжело, его на другой машине в больницу увезли. А другой или в лес смылся, или с этими, из автобуса, смешался.
– Ах пацаны! Ты кому-нибудь еще так, как мне, рассказывал?
– Никак нет.
– Память хорошая, нервы в порядке?
– Так точно, товарищ...
– У-у-х! У тебя времени много? У меня – нет. Значит, так: оружие вы применили незаконно. В Чечне официально комендантского часа нет. Вы даже по колесам стрелять не могли: по закону нужно, чтобы была угроза другим участникам движения. Стрельбу с их стороны ты теперь никому не докажешь. И автомат ушел, и гильзы уже наверняка подчистили. Если ты еще раз то же, что и мне, расскажешь, следующие показания будешь давать прокурору в тюрьме. Может даже – в чеченской тюрьме. И сидеть тебя сунут в одну камеру с чеченскими уголовниками. И твоих пацанов тоже. Ты понял меня?
– П-понял.
– У тебя помощник с мозгами есть?
– Есть. Старший прапорщик.
– Я сейчас всю эту толпу в автобус загоню и отправлю. Потом скажу, что здесь лишние силы держать не нужно и БТР из вашей части назад заверну. Тех пацанов, что стреляли, вместе с их автоматами засунь в БТР незаметно, на базу отправь. Вместо них других поставь – из тех, что мной приехали. Тех, у кого автоматы вычищены, как у кота яйца. И крепких духом, чтобы отбивались за братишек, как надо. Документацию с поста – всю в часть. Пусть твой старший прапор с ними едет, командиру все доложит. Автоматы, что стреляли, взорвет, утопит, обменяет – но их в природе быть не должно. Журналы выдачи оружия, книгу нарядов – хоть все заново переписать. А насчет стрельбы – провокация! Автобус появился, когда вы еще пуляли?
– Нет, «жигуль» уже в кювете лежал.
– Вот и отлично. Запомни: вы даже вверх не стреляли.
Это из леса, из-за вашей спины били по вам и по «жигулю». И пули не ваши, и гильзы не ваши. Говори мало, в подробности не лезь. Не знаю, не видел, не стрелял – в кювете лежал, Богу молился. Все понял, или повторить надо.
– Понял.
– Помни, братишка: за тебя только ты сам, твои парни, да твой командир. А против – вся кодла проститутская: там и политики будут, и журналюги продажные, и правозащитники разные. Твою душу сами растопчут, а грешное тело за решеткой сгноят. Так что, давай, действуй! И шустри, думаю, местная прокуратура долго не задержится... О-о! Помяни черта – он тут, как тут! Ладно, я пошел им зубы заговаривать, а ты крутись, как сказано.
– В укрытие! В укрытие! Ложи-и-ись! – и свалился в ближайший окоп.
Винни, услышав его вопль, в доли секунды разблокировал дверку «Урала» и, как заправский каскадер, сиганул прямо из кабины следом за Танкистом.
Досмотровая группа на дороге рванула кто куда. Одни – в специально приготовленные и до поры до времени замаскированные окопчики, другие – в кювет, под прикрытие уложенных подковами мешков с землей.
Ожидавшие очереди на досмотр тренированные чеченские водители и пассажиры шрапнелью разлетелись по обочинам и придорожным ямкам.
Никто из них, кроме Танкиста, ничего не понял и откуда исходит опасность не знал.
Зато Серега знал хорошо:
– Еш твою мать! Еш твою мать! Еш твою, – и на третьей «матери» он в фантастическом прыжке влетел в ход сообщения, проломив настеленные сверху хлипкие досочки.
Тр-р-ресь – начиненная тротилом жестянка разлетелась на смертоносные куски. Провыл над головами замерших в окопе омоновцев вырванный вместе с трубчатым гнездом запал. Свернулась в пружинку и уползла змеей к колышку коварная струна, волоча за собой кольцо с болтающейся чекой.
Над блокпостом повисла тишина.
– Вот оголодали без баб. Улегся на меня и вставать не хочет, – Танкист беззлобно пхнул локтем Винни в мягкий беззащитный живот. Броник Пуха раскачивался на распахнутой дверке «Урала», а его владелец, сползая с Танкиста, ошалело вертел головой и пытался сообразить: что этобыло и кончилось ли это. Что-то день сегодня выдался богатый на впечатления.
Народ стал потихоньку, настороженно выползать из укрытий.
– Да вы что, сговорились сегодня! – Сердитый Чебуратор, стоя возле двери блиндажа, вместе с кровью размазывал по исцарапанной щеке зеленку, которой радостный от возможности продемонстрировать свое искусство Док щедро разукрасил ему посеченные ночью ухо и кисть руки.
Еще не пришедший окончательно в себя Серега стоял рядом, и то с облегчением поглядывал на дымящуюся воронку у колючей ограды, то – виновато – на Чебуратора. Надо же было обрушиться на перекрытие именно в том месте, где стоял взводный.
– Слушай, тебя как отсчет учили вести? – строго спросил Серегу Танкист, – двадцать один, двадцать два, двадцать три! А ты как считал? Это какая-то новая система. Правда, тоже точно получается: еш твою мать, еш твою мать, еш твою мать!
Народ заулыбался. У кого-то из наиболее впечатлительных сорвался с губ легкий истерический смешок. И шибанул отходняк в головы шалыми, хмельными пузырьками, прошелся по поджилкам мягкой широкой косой, повалив на заросший чахлой травкой бугорок задыхающихся от смеха людей. И несколько минут только и слышно была повторяемое на разные голоса:
– Еш твою мать, еш твою мать. ой, мамочки, не могу – ой сдохну со смеху!
Добавили жару и вопли Чебуратора, который выскочил из кубрика своего взвода с криком:
– Какая сволочь это сделала?! Убью за другана!
Всей гурьбой ломанулись в кубрик смотреть, что сделала неизвестная сволочь.
На кровати, грустно поблескивая пластмассовыми глазами, сидел Чебурашка. Лихо заломленный на правое ухо черный берет резко контрастировал с белизной тщательно наложенной на левое ухо стерильной повязки. Лохматая лапка, также перебинтованная, бережно покоилась на широкой уютной подвязке. Из сложенных бантиком губ торчала беломорина, несомненно извлеченная из личных запасов Чебуратора...
Чокнутый день подходил к концу.
Змей застрял на посту. Пошел проверять – и застрял. Больно ночь была чудная. Тихо. Ни дыма, ни тумана. Звезды прорезались. Постовые, не забывая время о времени обшаривать в ночник чужие дома, окружающие комендатуру, о своем доме разговорились.
– А у нас уже снег вовсю.
– Батя, наверное, уже крабов трескает. Он до самого льда с моторки краболовки ставит. А чуть ледок – уже пехом. Мать по осени все ругается – не нужны мне твои крабы. Пусть хоть лед нормальный встанет. Утонешь ведь...
– А я бы сейчас куропаточек по сопкам погонял.
– А я – девчоночек по дискотеке...
Тихо тренькнул полевой телефон.
– Командир – вас.
– Слышь, сосед, у меня на девятом блоке ты разбирался?
– Была такая история.
– Зайди ко мне. Дело есть.
Соседи располагались рядом, в трехэтажном здании школы. Не очень полезное для здоровья дело – в ночном Грозном по чужой территории бродить. Но у первого же поста Змея встретил офицер-вэвэшник, уверенно проводивший его через непролазные лужи по скользким мосткам.
– Вам сюда. Разрешите убыть?
Дневальный, рыжий пацан в необтертой еще форме, старательно завопил:
– Командир батальона, на выход!
Из класса, служившего старшим офицерам и штабом, и спальней, и столовой, поспешно вышел комбат.
– У, как ты шустро!
– Да твой Сусанин, похоже, в темноте, как кошка видит. Еле поспевал за ним.
– Ну, здоров, сосед. – Комбат пожал Змею руку. – Проходи, гостем будешь. Мои ребята специально для тебя стол накрыли.
– Крестник лопоухий постарался?
– Крестник твой уже в Моздоке, а завтра дома, в полку, будет вместе со своими пацанами. Нечего им здесь торчать, гусей дразнить. С наскока их не взяли, а теперь уж не достанут. Ну, пошли, ментяра мой дорогой, – и вдруг порывисто притянул Змея к себе, обнял крепко за плечи, – пошли, братишка, пошли!
Владимир ГУРЕЕВ
ДО ПЕРВОЙ КРОВИ. Документальная повесть
9 часов утра. Пусто и тихо. Только что на запад, в направлении Чечни улетело два вертолета – наша единственная надежда выбраться в Шатойский район, где сегодня утром начинается крупная войсковая операция.
– Вертушки еще будут, – начальник штаба ботлихской группировки подполковник Станислав Щур не знает, что делать с упавшими ему на голову заезжими журналистами.
– Я вас отправлю к командующему, в горы, это он только что улетел с передовым отрядом. Пусть Безклубов сам с вами разбирается. Нужны вы ему – оставит. А если что, тем же «бортом» отправит в Ханкалу.
Щур называет Безклубова командующим. Привычка. На самом деле командир оперативно-тактической группировки «Высокогорная» так и называется командиром. Но все предыдущие начальники были генералами армейского или окружного звена, и чем бы они теперь не командовали, их всегда будут называть «товарищ командующий». Так положено. Безклубов – первый, кто стал командовать ботлихской группировкой в звании полковника и в чине заместителя командира бригады.
Едва поднявшееся из-за гребня вершин солнце сразу припекает. Его работа видна под ногами: растрескавшаяся земля, желтая редкая соломка высохшей травы. Середина сентября, но здесь все еще жаркое лето.
– В прошлом году вон на тех вершинах в это время уже лежал снег. – Щур щурится против солнца, указывая пальцем на какую-то гору вдали. Он молод, не больше тридцати пяти. Круглоголовый, улыбчивый, настолько русый, что к волосам надо приглядываться, чтобы их вообще заметить. Подполковник приехал в Ботлих из Буйнакска, там он – замначальника штаба бригады. Скучная должность, бумажная работа: графики нарядов, карандашные стрелки на картах. Здесь – бытовая неустроенность, летом зной, зимой – непроходимая слякоть. Но здесь Щур делит на всех не наряды, а боевое охранение, рисует на картах не абстрактные значки, а направления настоящих ударов. Про него рассказывают, что ежедневно в любую погоду в 6 утра он босиком бегает на ближайшую горку. На него это очень похоже – ни секунды на месте, постоянно в движении.
Послышался стрекот вертолета. Вглядываемся вдаль, где в ущелье между двумя хребтами должна показаться «вертушка». Шум винтов слышен, но вертолет пока скрывает сизая дымка. В горах звук далеко плывет по ущелью.
Наконец в небе появляется маленькая точка. Это ее приятный уху, размеренный треск принес нам ветер. В том же месте одна за другой проявляются еще несколько точек, и через минуту от горизонта к нам летит ровный строй, как если бы мухи вдруг полетели журавлиным клином...
Восемь вертолетов поднимают пыль в только что спокойном и, кажется, всеми забытом аэропорту Ботлиха. Такого здесь давно не было. Местная детвора мигом слетается поглазеть на происходящее, но близко к летному полю не подходит.
Вещи – в руки, посадка обычно проходит быстро. Если замешкаемся, ждать не будут. Я беру штатив, кофр с аккумуляторами и кассетами. Мой спутник, оператор Александр Кисловский держит в руках наше единственное оружие – видеокамеру. Он едет на войну второй раз. Немногословный и легкий на подъем парень. В студенческой юности Сашка серьезно занимался туризмом и сейчас доволен предвкушением интересной экспедиции в горы.
– Вот это ваш «борт», – Щур указывает на ближайший к нам Ми-8 с закопченным от выхлопа левым бортом. Пальцем по гари крупно написано «CRAZY». – Только грузиться не спешите, «вертушки» еще будут заправляться...
Некоторые генералы в Ханкале считают, что полковник еще молод. Но буйнакская бригада приняла на себя первый удар прошлогоднего вторжения, и выпускник общевойсковой академии имени Фрунзе Владимир Петрович Безклубов получил назначение на войну. Из академической аудитории офицер попал сразу в бой. Командиром (по старинке – «командующим») оперативно-тактической группировки «Высокогорная» его назначили только после года успешной для федеральных войск горной войны.
Я потом у него спрашивал – не надоело? Все-таки уже год на войне, год без семьи. Он пожал плечами – по должности положено. Подразделения бригады воюют, а он «зам по бою».
По данным его «рэбовцев» (радиоэлектронная борьба) и по неким агентурным сведениям (Безклубов отказался говорить об этом подробнее), в сентябре были «вычислены» новые места базирования банд. Полковник вместе со своим штабом срочно разработал операцию.
Но план сначала надо утвердить в Ханкале, на это ушло драгоценное время. Командование объединенной группировки неожиданно подключило к проведению операции еще одну бригаду – 74-ю, прибывшую в Чечню из Сибирского военного округа. Она как раз стоит в горах Шатойского района, по соседству с ботлихской группировкой и имеет богатый боевой опыт. Безклубов обратил внимание руководства на то, что взаимодействие с соседями еще надо налаживать, но это было оставлено без внимания.
А напрасно. В горах самое главное – внезапность. Уйдет время, уйдут со своих баз и боевики. Если это случится раньше, чем Безклубов успеет высадить своих людей на все окрестные вершины, 74-я зря будет прочесывать ущелье. Ведь нельзя же всерьез считать целями крупной войсковой операции обнаружение нескольких блиндажей, фугасов и двух-трех брошенных «стволов» и гранат.
Теперь вместе с передовым отрядом человек в тридцать командир ботлихской оперативно-тактической группировкой полковник Владимир Безклубов сидит на высоте 1691 и ждет высадки основных сил.
Отсюда эти вершины как на ладони. Высота 1691 нанесена на все карты, но только на картах Генерального штаба она имеет свое название – «Шарилам». Здесь Безклубов оборудовал свой командный и наблюдательный пункт. Для заброски десанта ему обещали прислать вертолеты из Грозного. Но, во-первых: они опаздывают – лететь далековато – а во-вторых: воздушная армада полетит над районом своего будущего боевого применения. Боевикам будет не трудно догадаться, для чего.
А ведь еще летом «вертушки» стояли в Каспийске, а то даже и в Ботлихе, в горах они незаменимы.
Безклубов оставил с собой несколько офицеров, дюжину бойцов и радиста. Остальных во главе с капитаном отправил вниз, где у подножия нашей горы проходит дорога, по которой басаевские банды в прошлом году шли на Дагестан. Надо срочно закрыть для боевиков хотя бы ее. Идет час за часом, а подкрепления все нет.
Это уже Чечня.
Оказывается, главные силы группировки здесь, а в Ботлихе только штаб, связь и тыл.
«Вертушка» приземляется на маленький ровный пятачок. Мощные потоки воздуха от крутящихся винтов поднимают клубы пыли и, не заглушив двигатель, вертолет принимает на борт восемнадцать человек. Сильный порыв ветра может запросто сбросить многотонную машину в пропасть, поэтому погрузка длится не больше двух минут. Пилот облегченно давит на форсаж и отрывает вертолет от земли.
Еще пять минут – и вертушка заходит на Шарилам. Так же спешно группа покидает борт и рассыпается по вершине. Мы выскакиваем последними, и сразу вертолет уходит назад, в Таджаул, за следующей группой.
Вести съемку пока нельзя. Сперва надо представиться командиру. Щур уже доложил ему по рации о нашем прибытии.
– Да на хрена мне ваши документы! Раз прилетели, садитесь, пейте чай. Увидите много интересного. Я вас научу есть кузнечиков: – Подумал и добавил – И лягушек тоже...
Полковник в черной кожаной чеченской феске то ли раздражен, то ли приветлив. У его ног расстелен плащ от ОЗК (общевойсковой защитный комплект), на нем рассыпаны консервы из сухпайка.
– Адъютант!
Откуда-то появляется солдат. За спиной автомат, в руке чайник. По прибытии на Шарилам он сразу же развел костер. У командира здесь наблюдательный пункт, значит, до завершения операции он будет смотреть в бинокль и говорить по рации. Позаботиться о себе времени у него не будет. Для этого и нужен адъютант.
У Безклубова есть еще и телохранитель. Но у него другая задача. Солдат должен спасти жизнь своего командира любой ценой, даже ценой своей собственной жизни. Поэтому телохранитель ходит за Безклубовым как тень. Так было на каждой войне, и телохранителя командир всегда подбирает себе сам.
На импровизированном достархане появляются пиалушки с парящим чаем. Однако он не горяч, и только сейчас я замечаю, что на высоте почти 1691 метр совсем не жарко. Однако солнце еще в зените. Отсюда нам прекрасно видно, как на окрестные вершины садятся вертолеты. Из них высыпаются черные точки и сразу же «вертушки» набирают высоту и уходят. В небе над районом высадки кружит пара Ми-24. Они следят за ущельем в готовности раздавить врага всем своим боезапасом.
– Вам привет от Аверьянова.
– А ты откуда его знаешь?
– Безклубов удивлен.
– Служил с ним в Таджикистане. Он был начальником разведки, а я – корреспондентом газеты 201-й дивизии.
Сейчас он в Москве. Я когда в Чечню собирался, звонил ему, спрашивал, встречу ли здесь друзей. Он велел искать вас.
– А я с Аверьяновым учился в академии.
Минут за пять мы перебрали десятки фамилий. Армия огромна, но в беседе всегда выясняется, что кто-то с кем-то где-то служил или учился.
Командир откинул край ОЗК. На траве – две бутылки водки. Одна сразу же пошла в разлив. Безклубов махнул рукой, подошли все офицеры.
– Ну, чтобы простуда не брала!
Железная кружка пошла по кругу. Выпили, перезнакомились.
– Сейчас главное – не выпустить их отсюда!.. Да вы подкрепляйтесь, ребята, не стесняйтесь. Будьте как дома, это же тоже Россия.
– Вон, видишь, одинокий домик внизу, речь идет о нем. Мы его сожгли еще в прошлом году, а они его снова отстроили. Прямо над ним сейчас сидит группа Романюты. Он их и засек.
– Выстрел! – это окрик сзади. В полсотни метрах от нас один за другим шарахнули два 120-миллиметровых миномета – главный калибр горной артиллерии.
Сорок секунд тишины.
Два разрыва ложится чуть ниже домика. Откуда-то доносятся едва слышные автоматные очереди. Безклубов достал из кармана «Моторолу».
– Не преследовать, не преследовать, выжимай их вниз, выжимай вниз...
– У меня внизу туман, туман, он подымается ко мне, двигаться не могу, срочно занимаю оборону.
– Ты смотри, Романюта уже в тумане! – Безклубов отдает солдату рацию. – Черт бы побрал эту погоду! Нельзя в горах медлить!
Только что в бинокль я отчетливо мог рассмотреть домик внизу, теперь все скрывает белое облако.
– Сверху это красивые облака, снизу – тяжелые тучи, а когда попадешь в эту гущу... Авианаводчик, скажи на милость, ну почему твои «вертушки» такие нерасторопные?
Авианаводчик Андрей прилетел из Ботлиха вместе с нами. На нем песочная хэбэшка, летная кожаная куртка и черные армейские туфли. На боку радиостанция. Он должен держать связь с вертолетами и давать им координаты целей. Сейчас эти цели заволакивает густой туман.
– Товарищ полковник, я же не виноват, что вертолеты из Ботлиха забрали. Было бы как раньше, все было бы по-другому. К тому же у нас недавно заменились экипажи, некоторые летчики в этом районе раньше просто не летали. Карта – картой, а место высадки найти не так просто. Тем более, туман. Вон, начальника разведки не туда бросили. И другую группу из-за тумана уже не могут высадить где надо. – Андрей показал пальцем на кружившую над ущельем «вертушку»: – Сейчас она придет сюда. Тумана нет пока только у нас.
Мы с оператором на все смотрим с интересом. Сашка – через видоискатель камеры. Идет настоящая боевая работа, получается хороший сюжет.
– По плану все должно закончиться до наступления темноты. Но... – Безклубов помолчал, закурил и продолжил: – Но уже сейчас туман забирает у нас последний козырь. То, что нас больше, чем бандитов, в горах не имеет смысла. Теперь прочесывать ущелье нельзя. Всем «стой». Значит, «чесать» начнем с рассветом. Отправить вас отсюда мне нечем. Улетите завтра. Пешей дороги отсюда нет.
Точка. Прекрасно задуманный план рухнул.
Боевики под прикрытием тумана растворятся среди мирных жителей соседних селений. С рассветом в ущелье можно будет найти только брошенные блиндажи да растяжки. Такова цена промедления.
Кто в этом виноват?
Командир группировки, который не предусмотрел столь толстокожую неразворотливость армейской авиации?
Вертолетчики, которых собрали в Грозном в один мощный, но в данном случае бесполезный кулак?
Или, может, солдат, который заправляет вертолеты, не накануне операции, а когда войска уже идут в атаку?.
Но делать нечего – завтра, так завтра. У нас дюжина кассет, три аккумулятора. Вот только к ночевке под открытым небом мы заранее не готовились. Одеты по-летнему, еду и воду с собой не брали.
Ну да не бросят, мы же все-таки гости. Гостям – самое теплое одеяло и самый толстый шмат сала.
Нам повезло больше. На Шариламе три штыковые лопаты. Солдаты принялись резать дерн и складывать из него невысокие стенки. Получилось укрытие, которое ночью спасет от ветра, а может быть, и от пули. Можно будет даже развести костер, он будет незаметен со стороны.
Выдавили, без стрельбы обошлось. Раньше вверх в таких случаях стреляли. Перестало действовать. Знают, что по женщинам огонь никто не откроет. И опасно это. Не раз после стрельбы в воздух вдруг откуда-то раненые и убитые появлялись. Со всеми последующими разборками. Да что тут непонятного. Под такие акции всегда группы боевиков готовятся. Если получится – из-за женских спин федералов перестрелять. Не получится – из автомата с глушаком очередь под шумок в толпу засадить. Тоже хорошо: на Западе – вой, в прессе вой, федералы – в дерьме, а в рядах боевиков – новые мстители.
А вот и старший блока. М-да! Интересно, бывают шестнадцатилетние лейтенанты? Или так хорошо сохранился?
– Товарищ подпол...
– Пошли в блок, быстро, строевой подготовкой потом займешься. Ну, что тут у тебя.
– В ходе несения службы, в четырнадцать...
– По делу, братишка, по делу давай!
Вроде слово какое простое – «братишка». А в лейтехиных глазах растерянность и недоверие надеждой сменились.
– Мы сегодня БТР с нарядом вперед на пятьсот метров вынесли. Внезапно. Там за поворотом развилка на объезд и «чехи» вокруг нас ездить повадились. Только встали – прямо на нас «жигуль» выскакивает. По тормозам и – разворачиваться. Мы – вверх предупредительную. Водила по газам, а с пассажирского – по нам из автомата. Бойцы мои в ответ как дали – он сразу в кювет завалился. А тут автобус этот...
– И вы уши развесили, машину сразу не отсекли. А толпа из автобуса потом ее окружила, вас не подпустила, и вы теперь не знаете: что там было, кто там был. И на руках – только труп невинно пострадавшего мирного чеченца, так? Или два трупа?
– Один раненый, тяжело, его на другой машине в больницу увезли. А другой или в лес смылся, или с этими, из автобуса, смешался.
– Ах пацаны! Ты кому-нибудь еще так, как мне, рассказывал?
– Никак нет.
– Память хорошая, нервы в порядке?
– Так точно, товарищ...
– У-у-х! У тебя времени много? У меня – нет. Значит, так: оружие вы применили незаконно. В Чечне официально комендантского часа нет. Вы даже по колесам стрелять не могли: по закону нужно, чтобы была угроза другим участникам движения. Стрельбу с их стороны ты теперь никому не докажешь. И автомат ушел, и гильзы уже наверняка подчистили. Если ты еще раз то же, что и мне, расскажешь, следующие показания будешь давать прокурору в тюрьме. Может даже – в чеченской тюрьме. И сидеть тебя сунут в одну камеру с чеченскими уголовниками. И твоих пацанов тоже. Ты понял меня?
– П-понял.
– У тебя помощник с мозгами есть?
– Есть. Старший прапорщик.
– Я сейчас всю эту толпу в автобус загоню и отправлю. Потом скажу, что здесь лишние силы держать не нужно и БТР из вашей части назад заверну. Тех пацанов, что стреляли, вместе с их автоматами засунь в БТР незаметно, на базу отправь. Вместо них других поставь – из тех, что мной приехали. Тех, у кого автоматы вычищены, как у кота яйца. И крепких духом, чтобы отбивались за братишек, как надо. Документацию с поста – всю в часть. Пусть твой старший прапор с ними едет, командиру все доложит. Автоматы, что стреляли, взорвет, утопит, обменяет – но их в природе быть не должно. Журналы выдачи оружия, книгу нарядов – хоть все заново переписать. А насчет стрельбы – провокация! Автобус появился, когда вы еще пуляли?
– Нет, «жигуль» уже в кювете лежал.
– Вот и отлично. Запомни: вы даже вверх не стреляли.
Это из леса, из-за вашей спины били по вам и по «жигулю». И пули не ваши, и гильзы не ваши. Говори мало, в подробности не лезь. Не знаю, не видел, не стрелял – в кювете лежал, Богу молился. Все понял, или повторить надо.
– Понял.
– Помни, братишка: за тебя только ты сам, твои парни, да твой командир. А против – вся кодла проститутская: там и политики будут, и журналюги продажные, и правозащитники разные. Твою душу сами растопчут, а грешное тело за решеткой сгноят. Так что, давай, действуй! И шустри, думаю, местная прокуратура долго не задержится... О-о! Помяни черта – он тут, как тут! Ладно, я пошел им зубы заговаривать, а ты крутись, как сказано.
* * *
Танкист заорал:– В укрытие! В укрытие! Ложи-и-ись! – и свалился в ближайший окоп.
Винни, услышав его вопль, в доли секунды разблокировал дверку «Урала» и, как заправский каскадер, сиганул прямо из кабины следом за Танкистом.
Досмотровая группа на дороге рванула кто куда. Одни – в специально приготовленные и до поры до времени замаскированные окопчики, другие – в кювет, под прикрытие уложенных подковами мешков с землей.
Ожидавшие очереди на досмотр тренированные чеченские водители и пассажиры шрапнелью разлетелись по обочинам и придорожным ямкам.
Никто из них, кроме Танкиста, ничего не понял и откуда исходит опасность не знал.
Зато Серега знал хорошо:
– Еш твою мать! Еш твою мать! Еш твою, – и на третьей «матери» он в фантастическом прыжке влетел в ход сообщения, проломив настеленные сверху хлипкие досочки.
Тр-р-ресь – начиненная тротилом жестянка разлетелась на смертоносные куски. Провыл над головами замерших в окопе омоновцев вырванный вместе с трубчатым гнездом запал. Свернулась в пружинку и уползла змеей к колышку коварная струна, волоча за собой кольцо с болтающейся чекой.
Над блокпостом повисла тишина.
– Вот оголодали без баб. Улегся на меня и вставать не хочет, – Танкист беззлобно пхнул локтем Винни в мягкий беззащитный живот. Броник Пуха раскачивался на распахнутой дверке «Урала», а его владелец, сползая с Танкиста, ошалело вертел головой и пытался сообразить: что этобыло и кончилось ли это. Что-то день сегодня выдался богатый на впечатления.
Народ стал потихоньку, настороженно выползать из укрытий.
– Да вы что, сговорились сегодня! – Сердитый Чебуратор, стоя возле двери блиндажа, вместе с кровью размазывал по исцарапанной щеке зеленку, которой радостный от возможности продемонстрировать свое искусство Док щедро разукрасил ему посеченные ночью ухо и кисть руки.
Еще не пришедший окончательно в себя Серега стоял рядом, и то с облегчением поглядывал на дымящуюся воронку у колючей ограды, то – виновато – на Чебуратора. Надо же было обрушиться на перекрытие именно в том месте, где стоял взводный.
– Слушай, тебя как отсчет учили вести? – строго спросил Серегу Танкист, – двадцать один, двадцать два, двадцать три! А ты как считал? Это какая-то новая система. Правда, тоже точно получается: еш твою мать, еш твою мать, еш твою мать!
Народ заулыбался. У кого-то из наиболее впечатлительных сорвался с губ легкий истерический смешок. И шибанул отходняк в головы шалыми, хмельными пузырьками, прошелся по поджилкам мягкой широкой косой, повалив на заросший чахлой травкой бугорок задыхающихся от смеха людей. И несколько минут только и слышно была повторяемое на разные голоса:
– Еш твою мать, еш твою мать. ой, мамочки, не могу – ой сдохну со смеху!
* * *
Вернувшись на базу, Змей застал свой отряд в состоянии запорожцев, только что закончивших писать письмо турецкому султану. История с новой методикой Сереги-сапера облетела уже не только своих омоновцев, но и повторялась на все лады для подтянувшихся на смех гостей.Добавили жару и вопли Чебуратора, который выскочил из кубрика своего взвода с криком:
– Какая сволочь это сделала?! Убью за другана!
Всей гурьбой ломанулись в кубрик смотреть, что сделала неизвестная сволочь.
На кровати, грустно поблескивая пластмассовыми глазами, сидел Чебурашка. Лихо заломленный на правое ухо черный берет резко контрастировал с белизной тщательно наложенной на левое ухо стерильной повязки. Лохматая лапка, также перебинтованная, бережно покоилась на широкой уютной подвязке. Из сложенных бантиком губ торчала беломорина, несомненно извлеченная из личных запасов Чебуратора...
Чокнутый день подходил к концу.
Змей застрял на посту. Пошел проверять – и застрял. Больно ночь была чудная. Тихо. Ни дыма, ни тумана. Звезды прорезались. Постовые, не забывая время о времени обшаривать в ночник чужие дома, окружающие комендатуру, о своем доме разговорились.
– А у нас уже снег вовсю.
– Батя, наверное, уже крабов трескает. Он до самого льда с моторки краболовки ставит. А чуть ледок – уже пехом. Мать по осени все ругается – не нужны мне твои крабы. Пусть хоть лед нормальный встанет. Утонешь ведь...
– А я бы сейчас куропаточек по сопкам погонял.
– А я – девчоночек по дискотеке...
Тихо тренькнул полевой телефон.
– Командир – вас.
– Слышь, сосед, у меня на девятом блоке ты разбирался?
– Была такая история.
– Зайди ко мне. Дело есть.
Соседи располагались рядом, в трехэтажном здании школы. Не очень полезное для здоровья дело – в ночном Грозном по чужой территории бродить. Но у первого же поста Змея встретил офицер-вэвэшник, уверенно проводивший его через непролазные лужи по скользким мосткам.
– Вам сюда. Разрешите убыть?
Дневальный, рыжий пацан в необтертой еще форме, старательно завопил:
– Командир батальона, на выход!
Из класса, служившего старшим офицерам и штабом, и спальней, и столовой, поспешно вышел комбат.
– У, как ты шустро!
– Да твой Сусанин, похоже, в темноте, как кошка видит. Еле поспевал за ним.
– Ну, здоров, сосед. – Комбат пожал Змею руку. – Проходи, гостем будешь. Мои ребята специально для тебя стол накрыли.
– Крестник лопоухий постарался?
– Крестник твой уже в Моздоке, а завтра дома, в полку, будет вместе со своими пацанами. Нечего им здесь торчать, гусей дразнить. С наскока их не взяли, а теперь уж не достанут. Ну, пошли, ментяра мой дорогой, – и вдруг порывисто притянул Змея к себе, обнял крепко за плечи, – пошли, братишка, пошли!
Владимир ГУРЕЕВ
ДО ПЕРВОЙ КРОВИ. Документальная повесть
Посвящаю своему отцу
До первого убитого война
Нам кажется мальчишеской игрою.
Пока тебя не впишет тишина
В число погибших – после боя.
Валерий Горбачев, воин-афганец
Высокогорная
Триста метров ровной неширокой грунтовой полосы – это и есть высокогорный аэропорт Ботлих. Райцентр, восемьсот дворов. До Чечни два десятка километров. До Махачкалы – восемь часов опасной горной дороги. Раньше сюда ежедневно летал «кукурузник», привозил из Махачкалы несколько пассажиров и почту. Но еще с первой чеченской войны пассажирское сообщение прекратилось. В саманном сарайчике административного здания аэропорта теперь склад боеприпасов и место радиста. Рядом – несколько армейских палаток, полевая кухня и БМП – пушкой нацелена в горы.9 часов утра. Пусто и тихо. Только что на запад, в направлении Чечни улетело два вертолета – наша единственная надежда выбраться в Шатойский район, где сегодня утром начинается крупная войсковая операция.
– Вертушки еще будут, – начальник штаба ботлихской группировки подполковник Станислав Щур не знает, что делать с упавшими ему на голову заезжими журналистами.
– Я вас отправлю к командующему, в горы, это он только что улетел с передовым отрядом. Пусть Безклубов сам с вами разбирается. Нужны вы ему – оставит. А если что, тем же «бортом» отправит в Ханкалу.
Щур называет Безклубова командующим. Привычка. На самом деле командир оперативно-тактической группировки «Высокогорная» так и называется командиром. Но все предыдущие начальники были генералами армейского или окружного звена, и чем бы они теперь не командовали, их всегда будут называть «товарищ командующий». Так положено. Безклубов – первый, кто стал командовать ботлихской группировкой в звании полковника и в чине заместителя командира бригады.
Едва поднявшееся из-за гребня вершин солнце сразу припекает. Его работа видна под ногами: растрескавшаяся земля, желтая редкая соломка высохшей травы. Середина сентября, но здесь все еще жаркое лето.
– В прошлом году вон на тех вершинах в это время уже лежал снег. – Щур щурится против солнца, указывая пальцем на какую-то гору вдали. Он молод, не больше тридцати пяти. Круглоголовый, улыбчивый, настолько русый, что к волосам надо приглядываться, чтобы их вообще заметить. Подполковник приехал в Ботлих из Буйнакска, там он – замначальника штаба бригады. Скучная должность, бумажная работа: графики нарядов, карандашные стрелки на картах. Здесь – бытовая неустроенность, летом зной, зимой – непроходимая слякоть. Но здесь Щур делит на всех не наряды, а боевое охранение, рисует на картах не абстрактные значки, а направления настоящих ударов. Про него рассказывают, что ежедневно в любую погоду в 6 утра он босиком бегает на ближайшую горку. На него это очень похоже – ни секунды на месте, постоянно в движении.
Послышался стрекот вертолета. Вглядываемся вдаль, где в ущелье между двумя хребтами должна показаться «вертушка». Шум винтов слышен, но вертолет пока скрывает сизая дымка. В горах звук далеко плывет по ущелью.
Наконец в небе появляется маленькая точка. Это ее приятный уху, размеренный треск принес нам ветер. В том же месте одна за другой проявляются еще несколько точек, и через минуту от горизонта к нам летит ровный строй, как если бы мухи вдруг полетели журавлиным клином...
Восемь вертолетов поднимают пыль в только что спокойном и, кажется, всеми забытом аэропорту Ботлиха. Такого здесь давно не было. Местная детвора мигом слетается поглазеть на происходящее, но близко к летному полю не подходит.
Вещи – в руки, посадка обычно проходит быстро. Если замешкаемся, ждать не будут. Я беру штатив, кофр с аккумуляторами и кассетами. Мой спутник, оператор Александр Кисловский держит в руках наше единственное оружие – видеокамеру. Он едет на войну второй раз. Немногословный и легкий на подъем парень. В студенческой юности Сашка серьезно занимался туризмом и сейчас доволен предвкушением интересной экспедиции в горы.
– Вот это ваш «борт», – Щур указывает на ближайший к нам Ми-8 с закопченным от выхлопа левым бортом. Пальцем по гари крупно написано «CRAZY». – Только грузиться не спешите, «вертушки» еще будут заправляться...
Зам по бою
Операцию разрабатывал Безклубов.Некоторые генералы в Ханкале считают, что полковник еще молод. Но буйнакская бригада приняла на себя первый удар прошлогоднего вторжения, и выпускник общевойсковой академии имени Фрунзе Владимир Петрович Безклубов получил назначение на войну. Из академической аудитории офицер попал сразу в бой. Командиром (по старинке – «командующим») оперативно-тактической группировки «Высокогорная» его назначили только после года успешной для федеральных войск горной войны.
Я потом у него спрашивал – не надоело? Все-таки уже год на войне, год без семьи. Он пожал плечами – по должности положено. Подразделения бригады воюют, а он «зам по бою».
По данным его «рэбовцев» (радиоэлектронная борьба) и по неким агентурным сведениям (Безклубов отказался говорить об этом подробнее), в сентябре были «вычислены» новые места базирования банд. Полковник вместе со своим штабом срочно разработал операцию.
Но план сначала надо утвердить в Ханкале, на это ушло драгоценное время. Командование объединенной группировки неожиданно подключило к проведению операции еще одну бригаду – 74-ю, прибывшую в Чечню из Сибирского военного округа. Она как раз стоит в горах Шатойского района, по соседству с ботлихской группировкой и имеет богатый боевой опыт. Безклубов обратил внимание руководства на то, что взаимодействие с соседями еще надо налаживать, но это было оставлено без внимания.
А напрасно. В горах самое главное – внезапность. Уйдет время, уйдут со своих баз и боевики. Если это случится раньше, чем Безклубов успеет высадить своих людей на все окрестные вершины, 74-я зря будет прочесывать ущелье. Ведь нельзя же всерьез считать целями крупной войсковой операции обнаружение нескольких блиндажей, фугасов и двух-трех брошенных «стволов» и гранат.
Теперь вместе с передовым отрядом человек в тридцать командир ботлихской оперативно-тактической группировкой полковник Владимир Безклубов сидит на высоте 1691 и ждет высадки основных сил.
Отсюда эти вершины как на ладони. Высота 1691 нанесена на все карты, но только на картах Генерального штаба она имеет свое название – «Шарилам». Здесь Безклубов оборудовал свой командный и наблюдательный пункт. Для заброски десанта ему обещали прислать вертолеты из Грозного. Но, во-первых: они опаздывают – лететь далековато – а во-вторых: воздушная армада полетит над районом своего будущего боевого применения. Боевикам будет не трудно догадаться, для чего.
А ведь еще летом «вертушки» стояли в Каспийске, а то даже и в Ботлихе, в горах они незаменимы.
Безклубов оставил с собой несколько офицеров, дюжину бойцов и радиста. Остальных во главе с капитаном отправил вниз, где у подножия нашей горы проходит дорога, по которой басаевские банды в прошлом году шли на Дагестан. Надо срочно закрыть для боевиков хотя бы ее. Идет час за часом, а подкрепления все нет.
Это тоже Россия
Вертолеты заправлялись в Ботлихе до обеда и поднялись в воздух, когда солнце уже вошло в зенит. Тень от нашей «вертушки» причудливо скачет – с покатого склона вниз, в пропасть, и снова на склон. Всего пять минут – и мы на высотке над селением Таджаул.Это уже Чечня.
Оказывается, главные силы группировки здесь, а в Ботлихе только штаб, связь и тыл.
«Вертушка» приземляется на маленький ровный пятачок. Мощные потоки воздуха от крутящихся винтов поднимают клубы пыли и, не заглушив двигатель, вертолет принимает на борт восемнадцать человек. Сильный порыв ветра может запросто сбросить многотонную машину в пропасть, поэтому погрузка длится не больше двух минут. Пилот облегченно давит на форсаж и отрывает вертолет от земли.
Еще пять минут – и вертушка заходит на Шарилам. Так же спешно группа покидает борт и рассыпается по вершине. Мы выскакиваем последними, и сразу вертолет уходит назад, в Таджаул, за следующей группой.
Вести съемку пока нельзя. Сперва надо представиться командиру. Щур уже доложил ему по рации о нашем прибытии.
– Да на хрена мне ваши документы! Раз прилетели, садитесь, пейте чай. Увидите много интересного. Я вас научу есть кузнечиков: – Подумал и добавил – И лягушек тоже...
Полковник в черной кожаной чеченской феске то ли раздражен, то ли приветлив. У его ног расстелен плащ от ОЗК (общевойсковой защитный комплект), на нем рассыпаны консервы из сухпайка.
– Адъютант!
Откуда-то появляется солдат. За спиной автомат, в руке чайник. По прибытии на Шарилам он сразу же развел костер. У командира здесь наблюдательный пункт, значит, до завершения операции он будет смотреть в бинокль и говорить по рации. Позаботиться о себе времени у него не будет. Для этого и нужен адъютант.
У Безклубова есть еще и телохранитель. Но у него другая задача. Солдат должен спасти жизнь своего командира любой ценой, даже ценой своей собственной жизни. Поэтому телохранитель ходит за Безклубовым как тень. Так было на каждой войне, и телохранителя командир всегда подбирает себе сам.
На импровизированном достархане появляются пиалушки с парящим чаем. Однако он не горяч, и только сейчас я замечаю, что на высоте почти 1691 метр совсем не жарко. Однако солнце еще в зените. Отсюда нам прекрасно видно, как на окрестные вершины садятся вертолеты. Из них высыпаются черные точки и сразу же «вертушки» набирают высоту и уходят. В небе над районом высадки кружит пара Ми-24. Они следят за ущельем в готовности раздавить врага всем своим боезапасом.
– Вам привет от Аверьянова.
– А ты откуда его знаешь?
– Безклубов удивлен.
– Служил с ним в Таджикистане. Он был начальником разведки, а я – корреспондентом газеты 201-й дивизии.
Сейчас он в Москве. Я когда в Чечню собирался, звонил ему, спрашивал, встречу ли здесь друзей. Он велел искать вас.
– А я с Аверьяновым учился в академии.
Минут за пять мы перебрали десятки фамилий. Армия огромна, но в беседе всегда выясняется, что кто-то с кем-то где-то служил или учился.
Командир откинул край ОЗК. На траве – две бутылки водки. Одна сразу же пошла в разлив. Безклубов махнул рукой, подошли все офицеры.
– Ну, чтобы простуда не брала!
Железная кружка пошла по кругу. Выпили, перезнакомились.
– Сейчас главное – не выпустить их отсюда!.. Да вы подкрепляйтесь, ребята, не стесняйтесь. Будьте как дома, это же тоже Россия.
Дороги назад нет
Радист доложил, что нежилой дом под нашей горкой только что покинула группа вооруженных людей. Безклубов кивнул головой артиллеристу, а мне протянул бинокль.– Вон, видишь, одинокий домик внизу, речь идет о нем. Мы его сожгли еще в прошлом году, а они его снова отстроили. Прямо над ним сейчас сидит группа Романюты. Он их и засек.
– Выстрел! – это окрик сзади. В полсотни метрах от нас один за другим шарахнули два 120-миллиметровых миномета – главный калибр горной артиллерии.
Сорок секунд тишины.
Два разрыва ложится чуть ниже домика. Откуда-то доносятся едва слышные автоматные очереди. Безклубов достал из кармана «Моторолу».
– Не преследовать, не преследовать, выжимай их вниз, выжимай вниз...
– У меня внизу туман, туман, он подымается ко мне, двигаться не могу, срочно занимаю оборону.
– Ты смотри, Романюта уже в тумане! – Безклубов отдает солдату рацию. – Черт бы побрал эту погоду! Нельзя в горах медлить!
Только что в бинокль я отчетливо мог рассмотреть домик внизу, теперь все скрывает белое облако.
– Сверху это красивые облака, снизу – тяжелые тучи, а когда попадешь в эту гущу... Авианаводчик, скажи на милость, ну почему твои «вертушки» такие нерасторопные?
Авианаводчик Андрей прилетел из Ботлиха вместе с нами. На нем песочная хэбэшка, летная кожаная куртка и черные армейские туфли. На боку радиостанция. Он должен держать связь с вертолетами и давать им координаты целей. Сейчас эти цели заволакивает густой туман.
– Товарищ полковник, я же не виноват, что вертолеты из Ботлиха забрали. Было бы как раньше, все было бы по-другому. К тому же у нас недавно заменились экипажи, некоторые летчики в этом районе раньше просто не летали. Карта – картой, а место высадки найти не так просто. Тем более, туман. Вон, начальника разведки не туда бросили. И другую группу из-за тумана уже не могут высадить где надо. – Андрей показал пальцем на кружившую над ущельем «вертушку»: – Сейчас она придет сюда. Тумана нет пока только у нас.
Мы с оператором на все смотрим с интересом. Сашка – через видоискатель камеры. Идет настоящая боевая работа, получается хороший сюжет.
– По плану все должно закончиться до наступления темноты. Но... – Безклубов помолчал, закурил и продолжил: – Но уже сейчас туман забирает у нас последний козырь. То, что нас больше, чем бандитов, в горах не имеет смысла. Теперь прочесывать ущелье нельзя. Всем «стой». Значит, «чесать» начнем с рассветом. Отправить вас отсюда мне нечем. Улетите завтра. Пешей дороги отсюда нет.
Точка. Прекрасно задуманный план рухнул.
Боевики под прикрытием тумана растворятся среди мирных жителей соседних селений. С рассветом в ущелье можно будет найти только брошенные блиндажи да растяжки. Такова цена промедления.
Кто в этом виноват?
Командир группировки, который не предусмотрел столь толстокожую неразворотливость армейской авиации?
Вертолетчики, которых собрали в Грозном в один мощный, но в данном случае бесполезный кулак?
Или, может, солдат, который заправляет вертолеты, не накануне операции, а когда войска уже идут в атаку?.
Но делать нечего – завтра, так завтра. У нас дюжина кассет, три аккумулятора. Вот только к ночевке под открытым небом мы заранее не готовились. Одеты по-летнему, еду и воду с собой не брали.
Ну да не бросят, мы же все-таки гости. Гостям – самое теплое одеяло и самый толстый шмат сала.
Что будет завтра?
Туман стремительно заволакивает нашу высотку. Группы, разбросанные в округе, выходят на связь с «ноль первым» и докладывают о занятии позиций и подготовке к обороне. К счастью, все на своих местах. Только группу капитана Козлова из-за ухудшения погоды вертолет подсадил к нам. Группа ушла на свою точку пешком, и уже через час капитан доложил по рации, что сидит на месте. На плохом для ночлега месте: склон и всего одна саперная лопатка на всех, особо не закопаешься.Нам повезло больше. На Шариламе три штыковые лопаты. Солдаты принялись резать дерн и складывать из него невысокие стенки. Получилось укрытие, которое ночью спасет от ветра, а может быть, и от пули. Можно будет даже развести костер, он будет незаметен со стороны.