Помнишь, в августовской были

   Там на неведомых дорожках…
А.С.Пушкин


   Ю.В.

 
Помнишь, в августовской были,
В полдень ягодно-грибной,
Мы с тобою в лес ходили
За брусничной тишиной?
 
 
Все «неведомы дорожки»
Обойдя в лесной стране,
Мы собрали горсть морошки
И букет фиалок – мне.
 
 
Золотил мои ресницы
Твой лучисто-нежный взгляд,
Сердце крохотной синицей
Улетало в райский сад.
 
 
Ты сказал с улыбкой: «Маня,
Будет супчик из груздей!»
И, стихи в лесу горланя,
Удивили мы зверей.
 
 
От лесных красот поэты
Очень часто без ума.
Вспоминать давай про это,
Если явится зима.
 

Андрей ГРУНТОВСКИЙ

Слово

 
Господи, гвозди голгофские
Снова вбиваем в Тебя.
Мы позабыли о Господе,
Слово его теребя…
Слово его изначальное,
Слово, что прежде всех лет,
В грешных устах измочалили,
Тьму выдавая за свет…
Господи, Господи, Господи,
Чуден твой праведный мир!
Пажити, пустыни, росстани —
Сколько молитв и могил!
Сколько, чего мы не ведаем,
В мире чудесном Твоем,
Сколько пропето над безднами,
Сколько еще пропоем
Грешного, может, и сущего —
Будем страдать и тужить…
Господи… сколько упущено…
Сколько отпущено жить…
 

Мороз

 
Мороз балует, жарит, жжёт,
В полях поигрывает палицей.
И ворон, порешённый влёт,
На лёд, крылом взмахнувши, валится…
Гудят деревья на бору,
Качают кронами хрустальными.
И сумрак – слов не подберу —
Наполнен шорохами, тайнами.
И чувством чувствую шестым —
Мороз сейчас пропишет ижицу,
И месяц в небе так застыл,
Что никуда уже не движется…
А в деревушке над рекой
Живёт-горит окошко тусклое.
Там есть тепло, там есть покой,
Там раздаётся песня русская.
А под снегами в глубине
Зерно засеяно озимое…
А по весне, а по весне
Оно проклюнется, родимое.
Но не видать, но не слыхать —
Завьюжено и заметелено,
Повсюду ледяная гать,
Дорожки лунные расстелены.
Мороз балует у ворот,
Скрипит-гуляет за околицей…
А у печи вся Русь поёт,
Портянки сушит, Богу молится…
 

Двадцатый век

 
Словно Вий не подымет век,
А подымет – так хрена с перцем!
Притаился двадцатый век
Во шкафу за стеклянной дверцей…
Там на полках стоит рядком
То, что пело, рыдало, выло…
Обернулось потом грехом,
Злое зелье вгоняло в жилу!
Это кладбище или жись —
Переплёты знакомых книжиц?
Отвяжись, мой век, отвяжись!
От залётов твоих не выжить…
А была ли там благодать?
Да, была и отнюдь не с краю…
Стану строфы перебирать —
Будто снова брожу по раю…
Так каким ты, Двадцатый, был?
Что содеяли человеки?
Притаился, глотаешь пыль,
Приспустил свои шторы-веки…
Ну а Божий нагрянет Суд,
Так, восстав от земли и тлена,
Твои пасынки вознесут
Эти строфы, склонив колена…
 

Воздух морозный, тёплые руки

 
Воздух морозный, тёплые руки,
Запах вокзала, запах разлуки.
Дымом потянет, звуком нерезким,
И побегут за окном перелески,
И поплывут вперестук без устанки
Гати, болота и полустанки…
И полетят деревеньки косые,
И под откос понесётся Россия,
И зазнобит в тамбурочке продутом
От разговора, который под утро.
Снег за окном пролетает лавиной,
Кладбище… церковь… пока еще мимо.
Все мы куда-то катим до срока,
Всем во спасенье дается дорога.
 

Нам светит солнышко осеннее

 
Нам светит солнышко осеннее
И причитают журавли,
И наше счастие-спасение
В такой дали, в такой дали!
И на поля на наши грустные
Такую хмарь наволокло…
А что, уж разве мы не русские,
Как там хотелось бы давно!
А что, уж разве мы без совести,
Без глаз уже и без сердец,
И у сей печальной повести —
Навек прописанный конец?
И нам судьбу переиначивать
Уж не достанет боле сил?
Мы долю выбрали собачую…
Собачью, Господи, спаси!
Живём, покуда не покаялись,
И ждём спасения извне,
Организуя апокалипсис
В отдельно проданной стране…
 

Отцвела черёмуха, и рябина

 
Отцвела черёмуха, и рябина
Горькой красной ягодой налилась.
Как ждала она, ждала, как любила…
А потом, голубушка, сорвалась…
 
 
А потом поехало и помчало,
Понесло под горушку так и сяк…
Дважды замуж сбегала… заскучала…
Даже вены резала второпях.
 
 
Ну а ты-то, миленький, всё ли помнишь?
Верно, плохо молишься за неё!
Не пропала-сгинула – это подвиг.
Как бы там ни каркало вороньё!
 
 
Подняла сынка она в одиночку.
Ни отца, ни отчима… Тут – Чечня…
На двадцатом мальчики на годочке…
А невеста-школьница вновь ничья…
 
 
Отцвела черёмуха, и рябина
Сыплет горькой ягодой с сентября.
Всё про всё отплакала, отлюбила,
Отмолила Господа за тебя…
 

Деревни

 
Деревни, деревни, деревни, деревни…
Деревья, деревья, деревья, деревья…
А вот и погост, и река под обрывом,
И боль вековечная стынет нарывом…
 
 
Изба заколочена, поле не сжато,
И воткнута в грядку навечно лопата…
И лес обступил, в нём балуют тетёрки,
А он – в довоенной своей гимнастёрке
 
 
Под пыльным стеклом, возле самого Спаса…
А прах погребён на углу Фридрих-штрассе…
Европу спасавший, ты видишь ли, как
Деревню твою оккупирует враг?..
 
 
Где пели веками светло и беспечно,
Последний сверчок заморился за печкой…
Последняя мышка ушла из подвала,
И ласточка больше гнезда не свивала…
 
 
Деревни, деревни, деревни, деревни,
Сомкнулись над вами деревья, деревья…
И Русь зарастает быльем, как когда-то
В эпоху татарщины и каганата…
 
 
Но слово пребудет стоять нерушимо,
Его не задушат полынь и крушина,
И длится незримая эта работа —
Святые в окладах, святые на фото…
 
 
В избе заколоченной, в рухнувшем храме…
Меж ними и нами, меж ними и нами…
 

Виктор ГУМЕНЮК

Зачем тебе Египет?

 
В лесу сугробы намело,
И снег на ёлки тихо сыпет.
Куда ни глянь, белым-бело.
Скажи, зачем тебе Египет?
 
 
В снегу костёр трещит искрой.
Стакан налит. И быстро выпит.
Под елью рюкзаки горой…
Зима пришла! А ты – в Египет!
 

Мой друг уехал на Ямайку

 
Мой друг уехал на Ямайку.
С морскою пеной в волосах
Он ходит там в короткой майке
И в модных шёлковых трусах.
 
 
А я не еду на Ямайку.
На лыжах, с палками в руках,
В потёртой старенькой фуфайке
Брожу в заснеженных лесах.
 
 
Я – отрок северной природы,
Я грею пятки у огня.
Черноволосые народы
Пусть обойдутся без меня!
 

Не люблю я самолёты

 
Не люблю я самолёты,
Ненавижу поезда
И на дальние широты
Не уеду никогда.
 
 
Рюкзачок, как косметичка,
Мал, но доверху набит.
Рано утром электричка
Прямо в лес меня умчит.
 
 
С рюкзаком, как с аквалангом,
Я нырну в зелёный рай.
Мне исполнит птичье танго
Скал и сосен милый край.
 

Александр ГУЩИН

Сердце Родины

 
В озёрах сердце Родины застыло,
Под тяжестью снегов погребено…
Всё русское, что было сердцу мило,
Застыло здесь, и время истекло.
 
 
Лишь эхом вьётся призрачная песня
Над мёртвой стынью, дальней и слепой,
Про степь, про путь, про тех, кто спит не вместе,
Про ворона и дикий волчий вой.
 
 
Забыты песни, слов не помнят боле:
Здесь мёртвые страдают за живых.
Живые спят. Сугробы стынут в поле,
Под волчий вой метель кружит меж них.
 
 
Сольюсь с метелью в этом танце странном,
И сердце Родины откроется, что клад:
Нет ничего прекраснее обманов
И ничего счастливее утрат.
 

У печки, за тлеющими дровами

 
У печки, за тлеющими дровами,
Про вьюгу там, за стеклом, – забыли.
На небе России, объятой снами,
Всё кружится облако снежной пыли.
 
 
А стёкла мороз, исчеркав, читает,
А вьюга мечется, плачет, стонет,
У печки тепло, от неё не тает
Путь жизни – дорога в моей ладони.
 

Попробуй

 
Проходит всё. Жизнь не всегда права.
От Родины остались лишь преданья.
Бессмысленные, жалкие слова,
Пустые, безнадёжные свиданья!
 
 
Твой дар любви прошёл ко мне сквозь век.
Где ты, мой друг, безмолвный, безымянный?!
Во тьме кромешной стынет человек —
В России – тьма под властью окаянной.
 
 
Сума, тюрьма. Достанет сил терпеть,
Ждать торжество добра над лютой злобой.
Проходит всё – рождение и смерть,
Переживи, пожалуйста, попробуй.
 

Мне возвращаться к жизни поздно

 
Мне возвращаться к жизни поздно.
Вокруг меня сплелись, скользя,
Кольцо воды, текучий воздух
И очень тёмная земля.
 
 
Всепожирающее пламя
Всё уровняло до звезды,
Где память – облака и камни,
Воды текущие сады.
 
 
И звон пронизывает плёсы
И всем несёт благую весть
О том, что Бог – старик курносый.
Он справедлив, и выбор – есть.
 

Запуржит, зашуршит

 
Запуржит, зашуршит,
 
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента